Текст книги "Пешки Сдвига"

Автор книги: Вадим Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 38 страниц)

Никто не торопился задавать уже набивший оскомину вопрос "А что это было?", понимая, что ответ вряд ли найдётся. Да и не нужен ответ. Зачем? На кону уже всё равно была сделана самая крупная ставка в истории человечества: и через сколько, и через какие ещё жуткие "чудеса" им придётся пройти – значения не имело. Не было смысла горевать об ещё одном изменённом городе, тем более, что ничего нельзя было исправить... Надо было идти вперёд, туда, где ещё маячил шанс изменить всё...

– Смотрите! – Книжник лихорадочно ткнул пальцем куда-то влево и назад, и Алмаз, уловивший в его голосе нечто особенное, извещавшее о чём-то более веском, чем ещё один причудливо и страшно выглядевший торговый центр – ударил по тормозам, одновременно протягивая руку к автомату. Оглянулся.

Среди потёков, почти слившихся из двух – в один, домов, мелькнуло что-то непонятное, быстрое. И тут же исчезло, скрылось. Алмаз только успел заметить неясный силуэт, в котором ему померещилось что-то, по паучьему проворное.

– Вижу... – Он снова выжал сцепление, и внедорожник поехал дальше. – Давай лучше, дорогу подсказывай. Надеюсь, никто не собирается открывать в этих пенатах туристическое агентство, и зашибать свою копеечку на здешних красотах... А, значит – не вижу смысла в задержке.

– Прямо давай... – Сумрачно сказал очкарик. – Особо петлять не придётся. Когда скажу – повернёшь...

"Горыныч" вдруг ухнул передком вниз, и забуксовал на месте – отчаянно, с каким-то надрывом.

– Ебулдыцкий шапокляк! – Алмаз сделал ещё несколько попыток, но внедорожник сидел плотно, если не намертво. – Приехали, мать твою кривой козой по копчику... Какого хрена?!

Он вылез из кабины, и подошёл к передку "Горыныча". Снова выматерился, яростно пнув по крылу.

– Дивно сели. – Лихо присоединилась к "стеклорезу", скептически оглядывая причину, по которой они не могут продолжать движение. – Ладно, не склоняй по матушке, придумаем что-нибудь...

Внедорожник провалился обеими передними колёсами, застряв в приличной трещине, которая отчасти была замаскирована всё той же блестящей плёнкой.

– Шатунчик, есть возможность блеснуть твоими талантами... – Лихо обернулась к громиле, досадливо взирающему на засевший внедорожник. – Надо легонько так, мизинцами подтолкнуть – оно и покатится. Или на "слабО" тебя брать придётся?

– Если бы трендежом, можно было вытолкнуть машину, то мы бы уже ехали... – Буркнул Шатун. – Да что – машину! – с твоими словесными кружевами, которые ты языком плетёшь: такая трата полезной энергии получается, что ни в какие ворота... Взяла бы, и толкала.

– А кто вас будет создавать полную гармонию в коллективе, если у меня вдруг развяжется пупок, и вы будете вынуждены похоронить меня в этой самой трещине? – С лёгкой насмешкой прищурилась Лихо. – Влепив, вместо надгробия – покрышку от "Горыныча"... Спасать мир в чисто мужской компании, это, в некотором роде – дискриминацией попахивает. Не могу я позволить вам такой роскоши, ну что поделаешь... Поэтому – с глубочайшим сожалением вынуждена вас уведомить о необходимости обойтись в деле выталкивания бибики, без моей неоднозначной, но необходимой в нашем душеспасительном вояже, персоны.

– Трепло... – Беззлобно бросил Шатун, подходя к бамперу внедорожника и, примеряясь, как половчее будет взяться за дело. – Сдаётся мне, что Лукавин тебя не за аппетитные абрисы, в первопрестольную подтянуть хотел. А вовсе даже, за умение глушить конкурентов тугой струёй словесного поноса. Скажи ещё, что я не прав...

– И ничего-то от тебя не скрыть, сообразительный ты наш...

– Лихо! – Вдруг заорал Книжник, самым невежливым способом прерывая светскую беседу двух старых друзей. – Слева!

Блондинка мгновенно повернулась влево, выхватывая "Стечкин". Алмаз уже держал "дыродел" наизготовку, нашаривая взглядом предмет тревоги очкарика.

Причина, заставившая Книжника заблажить не своим голосом, торчала метрах в двадцати пяти от уныло торчащего капотом вниз "Горыныча". И выглядела – как гибрид крупной собаки и паука, высотой доходящий взрослому человеку среднего роста, почти до пояса.

Тело было скорее собачье, частично покрытое грязной, свалявшейся шерстью. Голова таращилась сразу четырьмя парами паучьих глаз, оскалив непомерно широкую пасть с целым частоколом игольчато-острых клыков. Из пасти, медленно тянулись струйки тягучей, бледно-зелёной слюны. Собачьи лапы отсутствовали начисто, и вместо них имелось шесть длинных, паучьих, вырастающих из позвоночной области туловища: нетерпеливо переступающих на одном месте. Впалые бока, отсвечивающие собачьими ребрами, мерно расширялись и суживались, и под тонкой, будто покрытой каким-то грязно-ржавым налётом, кожей: часто перемещалось что-то быстрое. Словно там находилось ещё с полсотни маленьких паукособак, готовых вырваться наружу при первом же удобном случае.

Тварь стояла на одном месте, пока что, не делая попыток напасть, или проявить какие-то признаки агрессии. Неподвижно зыркала своими восемью, размером с кулачок новорожденного ребенка – глазищами, расположенными в том самом художественном беспорядке, ничем не отличающимся от беспорядка обычного: давила на психику, гнида...

Лихо пошарила взглядом под ногами, медленно наклонилась, подобрав валяющийся на дороге, очередной кусок оплавленного чего-то. Размахнулась, старательно прицелившись в скалящуюся морду, до сих пор не встречавшегося ей экземпляра послесдвиговой фауны. Кусок, вроде бы обыкновенного кирпича, принявшего форму долговременно обкатанного морскими волнами голыша – чиркнул по боку ублюдка, чувствительно задев одну из ног. Монстр издал шипящий звук, шарахнувшись на полметра в сторону. И снова остался стоять, не кипя желанием совершить банальную ретираду: или выражаясь проще – дать драпака.

– Брысь! – Вполголоса рыкнула блондинка. – Пшёл, корявый!

Реакцией был очередной оскал, и чуть более частая суета находящихся под кожей существа, организмов. А может быть, и не их вовсе: но, что бы там ни было – выглядело это предельно паршиво, вызывая самое стойкое желание всадить в рёбра паукособаке обойму, до предела забитую пульками со смещённым центром тяжести.

– Лихо! – Так же вполголоса позвал Алмаз, движением головы показывая куда-то вперёд. Там появились сразу три членистоногих друга человека, совершенно хамским образом ощерившихся на стоящие возле машины, человеческие фигуры. Спустя несколько мгновений, справа от "Горыныча", появились очертания ещё одной твари, которую при всём желании, нельзя было бы спутать с уцелевшим жителем Кургана, вознамерившимся поприветствовать заезжих гостей.

"Бах!" – Стечкин в руке Лихо дёрнулся, и, самая ближняя к ним гадина, получила пулю в область спины. Паукособака, с всё тем же шипением подпрыгнула на месте, потом задёргала всеми лапами, и начала заваливаться набок. Матово-чёрные выпуклости глаз оставались бесстрастными, и только судорожные движения всех шести ног, свидетельствовали о том, что ей очень "бо-бо". Морда елозила туда-сюда, размазывая по земле зеленоватую слюну, которой, казалось, стало ещё больше.

"Шыр-шыр-шыр!" – Одно из существ, которое находилось в тройке, стоящей шагах в сорока от внедорожника, резво припустило в сторону бьющейся в агонии соплеменнице. Два других, остались неподвижными, как будто в этом страшненьком драмкружке, роли были распределены заранее, и их партия состояла в том, чтобы не суетиться без надобности.

Паукособака, примерно за полтора десятка секунд, преодолела около сотни метров, которые разделяли её с особью того же вида, что и она: и остановилась рядом с нею. Получившая очень болезненный довесок от блондинки, гадина, всё ещё ворохалась, никак не думая подыхать. Подоспевшая к ней товарка, наклонилась к ней, и оскаленная пасть сомкнулась у неё на горле, сделав пару коротких, и расчетливых движений. Раненная тварь на миг напряглась, как будто пыталась сопротивляться, и обмякла. Из разорванного горла медленно, даже как-то неохотно, принялась сочиться прозрачная жидкость с коричневым оттенком.

– Падальщики... – Алмаз, держащий на мушке оставшуюся на месте парочку ублюдочных гибридов, покосился краем глаза, туда, где над успокоившимся трупом паукособаки, топталось точно такое же существо. – Жрать подано, налетай...

Но, вопреки его ожиданиям, тварь не стала устраивать обжираловку – ни себе, ни появившимся с ней экземплярам. Она просто замерла на месте, тоже принявшись сверлить ожидающих дальнейшего развития событий, людей – бесстрастным взглядом.

"Та-да-да!" – "Калашников" "стеклореза" невыразительно откашлялся, и паукособака, словившая короткую очередь прямо в черепушку, распласталась рядом со своей жертвой. Оставшаяся на своих конечностях парочка, и самый первый представитель нового вида фауны, не тронулись с места. То ли они видели, что их соплеменница уже не нуждается в помощи, позволявшей скоро и безболезненно отойти в мир иной, то ли сработал какой-то инстинкт, позволявший определить это, как-то по-своему.

– Как тут у вас всё организовано... Прямо завидовать впору. – Палец Алмаза ещё несколько раз потревожил спусковой крючок "дыродела", и оставшиеся в живых, поменяли свой земной статус, мгновенно придя к точке окончательного финиша.

– Я от природы такой застенчивый... – Алмаз опустил автомат. – Когда на меня начинают глазеть таким количеством органов зрения, я делаю всё, чтобы это прекратилось. И, как правило – успешно.

Лихо тоже опустила свой пистоль. Оглянулась по сторонам. Тишь, покой, благодать.

– Спасибо товарищу Сдвигу, за наше нескучное нынче. – Блондинка криво усмехнулась, посмотрев на Книжника, замершего возле "Горыныча", со стволом наперевес, и выглядевшего вдрызг огорчённым, что ему не дали продемонстрировать, как надо лупить мимо мишени.

– Ещё... – Очкарик вдруг снова поднял пистолет, нацеливаясь куда-то назад. – Ебулдыцкий шапокляк, сколько же их там...

Алмаз быстро огляделся, и помрачнел. Тварей прибыло раза в три больше, чем он успел до этого приструнить надёжно и окончательно. Они приближались неторопливо, и вид соплеменников, которых постигла незавидная участь – похоже, нисколько не смущал их.

– Дела хреновенькие... – На скулах Лихо вспухли желваки, и нервно задёргалось правое веко. – Книжник, за руль. Быстро!

Очкарик, со злым, сосредоточенным лицом, без повторных приказов – прыгнул за "баранку", врубил заднюю скорость. "Горыныч" взвыл мотором, и Шатун, ухватившись руками за шипастую решётку, стараясь не распороть себе ничего, налёг со всей силы, пытаясь вытолкать внедорожник из западни.

– Давай! – Громила побагровел от натуги, на шее, на руках – крупно выступили жилы, могучая фигура в этот миг, казалась словно высеченной из камня: монолитной, несокрушимой. – Пошёл, падла! Пошёл!

"Горыныч" буксовал, не желая выскакивать из трещины.

"Бах! Бах! Бах!" – не переставая, огрызался "Стечкин" блондинки. "Та-да-да! Та-да! Та-да-да-да!" – как обычно, без накладок – отхаркивался горячим "первым блюдом" "Калашников" "стеклореза".

Лихо перезарядила обойму. Две паукособаки, приведённые её стараниями – в безвредное для четвёрки состояние: и одна, ещё продолжающая в агонии сучить своими конечностями – таким был первичный итог нового столкновения с бредовой, и опасной фантазией Сдвига.

Алмаз, как водится, работал гораздо результативнее. Пять мутантов, отхвативших по летальной дозе свинца в область черепа, лежали кротко и неподвижно. Не дрыгая ни конечностями, ни, чем-либо ещё. Оставшиеся в строю создания, продолжали надвигаться, словно ничего не происходило.

– Налетай, слюнявые... – "Стеклорез" уложил ещё двух ублюдков, и ловко поменял обойму. – Шарик, Шарик – на, на, на...

– Давай, давай! – Надсаживался Шатун, выкладывающийся изо всех сил. – Рептилия хренова!

У "Горыныча" никак не получалось освободиться из ловушки, и громила свирепел буквально по секундам, по мгновениям. Отпустил решётку, тяжело переводя дыхание. Книжник смотрел на него сквозь лобовое стекло, с каким-то недоумённым сожалением. Чтобы – Шатун, да не смог?!

– Давай! – Шатун яростно сплюнул, топнул ножищей, и снова вцепился в решётку. Широченные плечищи напряглись, словно он сцепился с самим Сдвигом, в момент его первого появления на Земле. – Газуй, очкастый! Давай, блядь! Ну!!!

Колёса внедорожника бесполезно проворачивались в воздухе, задевая край трещины. Надо было поднять чуть повыше, немного повыше. Шатун налёг грудью прямо на решётку, будто не замечая, что шипы врезаются в тело. Низкий болевой порог достойно показывал себя, но так не могло продолжаться бесконечно.

– А-а-а, с-сука-а! – Громила снова бросил это непосильное, даже для него – занятие. – Паскудство!

Алмаз смахнул с игрового поля последние фигурки противника, повернулся к Шатуну, собираясь приложить свои силы, для скорейшего освобождения. Лихо снова перезарядила свой ствол, оглядывая поле битвы. Примерно – двадцать-ноль, суровцевские ведут с разгромным счётом.

Метрах в ста пятидесяти от невольных странников, там, где находился относительно щадящее: неизвестно по какой прихоти неизвестной аномалии – тронутый оплавленностью дом, мелькнул ещё один паучий силуэт, и ещё... Лихо ждала, подняв "Стечкин", думая обойтись без Алмаза. Два экземпляра, подумаешь, какая чепуховина... К чему лишние треволнения?

...Спустя несколько мгновений, из-за этого самого, более-менее уцелевшего дома-корабля: хлынул целый поток тварей. Это было похоже на извержение вулкана, только вместо лавы к внедорожнику катилась целая волна шестиногих уродцев. Оскаленные пасти, матово-чёрные глаза, в которых не было никаких чувств.

Сто пятьдесят метров, паукособаки, при их скорости, учитывая то, что они мешали друг другу, двигаясь плотной стеной: должны были преодолеть где-то за три четверти минуты.

– Алмаз! – Лихо сдёрнула с пояса "УРку", и, произведя простейшие манипуляции, отправила бонус в сторону прибывающей оравы. "Стеклорез" оглянулся, и "дыродел" мгновенно заперхал огнём, выстёгивая передних тварей. Шатун, глаза которого стали если не совсем квадратные, то определённо – приближёнными к этой геометрической фигуре, экспрессивно помянул праматерь Сдвига, и загребущих уродов из параллельного мира, наверняка имеющих необузданную тягу к анальному сексу с представителями своего пола. Повернулся к капоту задом, чуть присел: и прирос ладонями к стальным трубам решётки, откидываясь назад, и начиная, каким-то запредельным усилием приподнимать "Горыныча".

– Сзади! – Надсаживаясь, перекрикивая шум взрыкивающего мотора, заорал Книжник, ошалело всматривающихся в зеркало заднего вида. – Алма-а-а-з!

В самом начале лавины – неотвратимо приближающейся к людям, ахнула "УРка", и ритм движения чуточку сбился, на секунду: а потом поток хлынул дальше, переползая через пострадавших, и утративших способность передвигаться самостоятельно, тварей. Лихо швырнула ещё одну гранату, и принялась безостановочно высаживать обойму "Стечкина", не видя вокруг ничего, кроме этой смертельной лавины.

Алмаз обернулся на крик Книжника, и "Калаш" раздражённо проплевался свинцом, останавливая ещё двух ублюдков, подобравшихся к внедорожнику на расстояние пяти-шести метров. Слева и справа показались ещё с дюжину особей: Алмаз завертелся юлой, отмеривая скупые, и точные очереди.

– Давай! – Шатун, чувствуя, как сводит мышцы ног, и в спину врезаются шипы, вытолкнул "Горыныча" из трещины. – Есть!!!

– В машину! – Очкарик, высунувшись из кабины, обвёл картину происходящего полубезумным взором. – Все, быстро!!! Лихо!!!

Блондинка обернулась на крик, и в полтора прыжка оказалась возле водительского места. Книжник, извернувшись, спиной вперёд выпал на заднее сиденье, угодив на колени Шатуну. Который уже втиснулся в кабину, понимая, что от такой шоблы членистоногих, не спасут никакие скоростно-силовые качества. Задавят, и сожрут.

Алмаз напоследок шмальнул от пуза веером, высадив остатки обоймы. Поток паукособак был уже не более чем, в пятнадцати метрах от внедорожника. И запрыгнул в начинающую сдавать задом машину, по пути лягнув носком ботинка в челюсть, особенно ретивую и проворную гадину, метящуюся отхватить у него кусок бедра. Тварь разочарованно зашипела, получив вместо кровоточащего куска человечины – перелом челюсти, и отпрыгнула вбок, дав Алмазу время, без лишней спешки разместиться на своём месте.

Лихо погнала задом, ощущая, как "Горыныча" подбрасывает на, не успевших вовремя шарахнуться с пути внедорожника: и попавших под колёса, тварях. Разорвав дистанцию, примерно метров на двести, молниеносно развернулась, и ударила по газам.

– Дорогу! – Охреневший от такого наплыва, и резкой смены событий, Книжник не сразу понял, что от него хотят: и огрёб свою порцию нелестных характеристик. – Куда рулить, очкастый?!

Опомнившийся Книжник принялся давать указания. Лихо гнала внедорожник, следуя его подсказкам. До боли в глазах, всматриваясь в дорогу: не хватало ещё раз засесть в какой-нибудь ямине, из которой не вытащат и пять Шатунов, сожравших критическую дозу допинга.

Мелькали, проносясь мимо с немаленькой скоростью – всё те же, потерявшие свою первоначальную форму, жилые дома, магазинчики, казённые здания... Паукособаки давно остались позади, но за время бешеной гонки по Кургану, несколько раз появлялись в поле зрения. Впрочем, не успевая причинить ни малейшего вреда. Блондинка давила газ так, словно за "Горынычем" гонится вся монстрообразная шваль, которую только можно найти на Материке, и за его пределами. Было ли в этой гонке осознанная необходимость: или же Лихо неслась вперёд, подчиняясь какому-то неведомому наитию – никто не думал, провожая взглядами изменённые улицы. У всех перед глазами стоял один и тот же стоп-кадр: несущаяся к ним лавина, состоящая из, деловито и целенаправленно оскаливших пасти, ублюдочных созданий.

Чем дальше они углублялись в город, тем сильнее он был повреждён. Тут не было ничего от бездушного, размеренного стирания, уничтожения зданий, которое они видели в Нижнем Новгороде. Здесь всё выглядело неоднозначно, как будто по городу шастал некий гигантский разрушитель, имеющий для этой цели – и желание, и возможность. И эти два составляющих, усугублялись наличием у их хозяина – какой-то творческой жилки, которая категорически не переносит простого, монотонного труда. Большинству оплавленных домов была присуща некая виеватость, вычурность, причинённая разгулом воображения.

Как будто, после того, как камень был доведён до состояния полной податливости, из него лепили что-то невероятное: где-то несуразное, а где-то – завораживающее. Вы когда-нибудь видели закрученный немного неправильной формы штопором, семнадцатиэтажный дом?

Всё это нагромождение сюрреалистической архитектуры пролетала за окнами "Горыныча", и взгляды четвёрки по большей части успевали выхватывать лишь какие-то частички, эпизоды, фрагментики... Кусочки причудливого лабиринта, ведущего прямо к преддверию ада.

Лихо в очередной раз мимолётно посочувствовала Книжнику, который был обречен запомнить всё. Насколько она помнила, очкарик никогда не жаловался, что он что-то забыл. А вот может ли он, заставить себя не вспоминать?...

Несколько раз "Горыныч" вроде бы проваливался вниз, в какие-то трещины, выбоины: но тут же выбирался из препятствия, надрывно завывая мотором. Дорога была неровной, покрытой всё той же блестящей плёнкой, машину кидало из стороны в сторону, и блондинке приходилось показывать какой-то, мистически ошеломляющий класс вождения: порою справляясь с бронированным битюгом на самой грани вероятной аварии.

Все как будто впали в какое-то оцепенение, и за всё время, которое внедорожник петлял по городу, никто не проронил ни словечка, пытаясь одёрнуть Лихо, потребовать скинуть скорость, ссылаясь на то, что паукособак уже давно не видно, а бояться неподвижно стоящих зданий – просто смешно...

Переиначенный город давил на сознание сильнее, чем простые, смертные организмы, с которыми ещё как-то можно было бороться. А вот торчащие тут и там – здания, вылепленные порой в совсем непонятые загогулины – выглядели гораздо страшнее, потому, что каждый ощущал себя полностью беспомощным против той силы, которая смогла воплотить всё это в действительность...

– Хорошо прокатились... – Как ни странно, Книжник – самый впечатлительный из всех, пришёл в себя первым, когда они только-только миновали восточную границу города. – Будет теперь что вспомнить. Если, конечно, нацарапаем себе времени для воспоминаний...

– Кто бы придумал с полсотни новых непечатных выражений, чтобы описать овладевающие мной чувства... – Лихо наконец сбросила скорость, судорожно вдохнула и выдохнула. – А то старые, никуда не годятся: причём – ни в какой степени. Вроде бы пора уже привыкнуть, а я всё ужасаюсь, как непорочная дева, на вечеринке, посвящённой юбилею борделя... Ебулдыцкий шапокляк!

– Да уж, архитектурные вольности изумляют. – Алмаз нервно дёрнул щекой. – Не хочется выглядеть паникёром... но сколько таких напоминаний останется, если мы всё же справимся?

– Сколько не останется, все наши будут. – Книжник печально усмехнулся. – Прямо какой-то аналог Второй Мировой войны получается. Там тоже, из руин, после победы восстанавливали... Но ведь восстановили же. И мы восстановим.

– Тут проще новый город построить... – Шатун, с щемящим выражением лица, посмотрел назад, на удаляющиеся окраины Кургана. На которых, всё ещё была заметна печать, недавно происшедших с ними перемен. Книжник с некоторым удивлением посмотрел на него, не понимая причины столь сожалеющей мимики громилы. Причину этого, знала только Лихо, которой Шатун один-единственный раз поведал, что ощущает в себе неисправимую тягу к созиданию, выражаемую в желании строить дома. Любые. Главное – строить. При этом он страшно смущался, как будто рассказывал что-то тотально запретное, и попросил больше никому про это не говорить. Лихо пообещала, и слово своё сдержала. Хотя не видела в желании Шатуна, ничего постыдного. Ничего такого, за что можно было бы стесняться озвучивать их и при большем скоплении народа. Но, у каждого свои свистопляски в голове: так что, попросили не распространяться – будем молчать... Учитывая тот нюанс, что это дело вовсе не обременительное. Во всяком случае – для Лихо.

– Построим, дайте время. – С какой-то стальной убеждённостью тряхнул головой Книжник. – Вон, Шатуну доверим. Под его руководством – в самые сжатые сроки уложимся.

Громила сначала слегка разинул рот, а потом с подозрением уставился в затылок блондинке. Лихо, явно чувствуя, что ей визуальным сверлом в хлам разносят затылочную часть черепа: не оборачиваясь – недоумённо пожала плечами, вложив в это движение – целую гамму эмоций. И твёрдое заверение, что их общую тайну она никому не растрезвонила: и свежайшее высказывание очкарика – не более чем случайное попадание в яблочко.

Шатун ещё с полминуты недоверчиво посверлил ей затылок, взором средней тяжести, и понемногу успокоился. Чай – не Лихо, всё равно правды не дознаться...

– А вот интересно, если у нас всё получится. – Немного успокоившийся Алмаз почесал кончик носа. – Надо ведь будет, как-то всё это дело действительно восстанавливать. Я не про город, а вообще... Не будем же мы жить, каждый своим кагалом? Что-то придётся менять, объединять там, законы вводить. Хотя – можно взять старые, кое-какие правки внести... Но все равное – мороки буде-е-ет...

Кто на такое подпишется? По мне, лучше бы каждые полгода вот так, марш-бросок на полтыщи километров делать. Прошвырнулся, от Суровцев до Байкала – и сачкуй дальше.

– Да уж, эту ораву к общему знаменателю привести – это вам не пупок пощекотать. – Согласно покивала Лихо. – Тут даже не железная рука нужна, тут гайки надо закручивать с треском, пока резьба не сорвётся... А когда сорвётся – нарезать новую, и снова закрутить. Разболтался народец... Не весь, конечно же: но антиобщественного элемента – хватает. Андреича нет, он бы живо, где надо – всю вольницу приголубил до полной несостоятельности.

– Да, из Глыбы диктатор получился бы – просто загляденье... – С сожалением сказал Алмаз. – В хорошем смысле, естественно. А мы бы – поддержали, со всем пылом. Шатуна, как уже было предложено – министром строительства. Книжника – министром образования. Лихо бы у нас, в полный рост, поканала рубить фишку по иностранным вопросам. Любую залепуху бы в два счёта срисовывала... Ни один цуцик бы не обскакал. Над границей – небо снова ясно, значит Лихо – пашет не напрасно...

– А тебя бы куда? – С подначкой спросила блондинка. – Не иначе – министром связи и массовых коммуникаций. Каждый день распространялся бы на всю Вселенную, какой ты умный. Потому что предложил нам, именно эти участки работы. И живётся теперь в стране Советской – пронзительно душевно, только благодаря тебе, головастому и проницательному. Сумевшему разглядеть в нас верный потенциал... Не так ли? Или я коварно заблуждаюсь?

– Предлагаю соединить министерство иностранных дел, с министерством внутренних дел. – Алмаз посмотрел на блондинку, словно не слышал её предыдущих колкостей в свой адрес. – И численность служащих в обоих этих министерствах, будет насчитывать ровно четыре человека. Лихо, два конвоира, которые будут уводить уличённого в сокрытии подлинных фактов своего сдвигового бытия: и один, исполняющий приговор. Никаких каталажек, никакого либерализма. Накосячил – получите расчет. Или я не прав?

– Если судить, исходя из почёрпнутого мной, в той литературе, которую я успел изучить... – Серьезно сказал Книжник. – То получается, что практически в девяносто девяти процентах случаев, своевременно принятые жёсткие меры, дают более приемлемый результат: чем попытки обойтись без крови. И это не фантастическая писанина, а вполне реальные исторические факты. Лучше где-то изначально пережать, а потом отпускать по мере надобности. Чем развести неуместный демократический балаган, в самом начале очередного исторического отрезка пути. Ведь ничего же не меняется: а опыт предыдущих поколений – надо учитывать в полной мере... Без шуток.

– Всем, всё ясно? – Лихо невесело усмехнулась. – Сдаётся мне, что после деактивации привычного нам всем явления, не будет никакого всеобщего слияния душ в едином порыве. Восторженно осознавших, что их задницы спасли от неминуемого трындеца... И, никто не рванёт семимильными шагами к светлому будущему, стараясь бежать впереди паровоза. А будет долгая, нудная, кропотливая, и изнурительная пахота, направленная хотя бы на то, чтобы всем стало жить хоть немного полегче. Перетягивание одеяла на себя – это не какая-то национальная особенность, а вовсе даже обычное человеческое состояние: к счастью, присущее не всем... Но многие именно этим и займутся, когда поймут, что Сдвиг – это уже прошлое. И кому-то придётся сделать так, чтобы этот увлекательный процесс не вышел за рамки разумного... Хотя бы так.

Она помолчала, всё так же невесело усмехаясь каким-то своим размышлением. Потом продолжила вслух, не смотря ни на кого, не ища ни поддержки, ни осуждения. Которого, в принципе – и быть не могло...

– Про то, чтобы сдвигать горы и поворачивать реки вспять – я молчу... Не доживём мы до этого. Книжник, вне всякого сомнения – много правильных фолиантов проштудировал: но и я тоже кое-что ухватила в своё время. Просветилась. Практика, конечно же – великая вещь, но и теорией тоже пренебрегать не следует. Так и будет, точно вам говорю... А, значитца, мальчики – всё самое трудное у нас впереди. И как бы парадоксально это не звучало – сейчас мы отдыхаем в последний раз. Хотя – такого отдыха, не пожелала бы ни одной, даже самой распоследней сучьей душонке...

...Новосибирск остался позади. "Горыныч" полз еле-еле, и сидящая за рулём Лихо откровенно заскучала. Тысячу с лишком километров, оставив позади Петропавловск и Омск: они проехали вполне приемлемо. Состояние российских дорог, помноженное на старания Сдвига – никак не способствовали улучшению дорожного покрытия, но и назвать пройденное расстояние – кошмаром, язык не поворачивался. Дорога оставила после себя, если не самые наилучшие воспоминания, то, как минимум – отсутствие негативных эмоций.... а вот теперь весь этот, зыбковатый позитивный настрой потихоньку улетучивался.

Неизвестно, как оно там будет дальше, но первый десяток километров трассы "Новосибирск-Кемерово", был предельно убогим. Напоминающим даже не дорогу, а жалкое подобие колеи, в которой даже приспособленный для этого внедорожник, бултыхался уныло и раздражительно. Успокаивало только одно: если бы на месте "Горыныча" была какая-нибудь другая, более гражданская драндулетина, хрен бы они проехали дальше выезда из столицы Сибири. Зависли бы в колее, красноречивым напоминанием о неискоренимом российском бездорожье.

– Четвёртый день сегодня уже... – Алмаз похлопал глазами, и снова начал загибать пальцы, что-то подсчитывая. – Офигей, моя Маруся. Прямо не верится как-то... Точно – четвёртый.

– Так и радуйся. – Меланхолично заметила Лихо. – Когда ещё такое будет?

– Да... – С какой-то грустью вклинился в разговор Книжник. – Четвёртый день уже без приключений.

– Ещё один страдалец... – Невыразительно изумилась блондинка. – Ещё есть кто-нибудь?

– Да не в этом дело... – Алмаз досадливо махнул рукой. – Мы ведь уже привыкли, что всегда что-то вдребезги наворачивается, бах-бух-бряк какой-нибудь происходит. Лихо кого-нибудь в раскрут берет, Шатун морды плющит. А вдруг – тишина... На целые четверо суток. Стрёмно, если по правде.

Вот копится что-нибудь, где-нибудь, копится. Здесь пусто, а там – накапливается. А потом как возьмёт, и ка-ак гребанёт! Отрикошетит, и – снова гребанёт. Пока нам всем, не поплохеет окончательно. Вот что меня тревожит...

– А ты думаешь, что меня это никоим образом не колышет, что ли? – Блондинка саркастически посмотрела на сидящего рядом "стеклореза". – Вот так вот сижу, лелея в душе ростки пофигизма...

Сама всё заметила, и точно такого же мнения, как и ты. И что теперь? Предлагаешь бегать по окрестностям, оглашая оные криком – "Куда, куда вы удалились?!!!". Пока на крик не прибежит захудалая гейша, пристрелив которую – ты обретёшь душевный покой. Ну, нет никаких происшествий. Ну, не норовит никто расплющить "Горыныча", и нас ним заодно. Хорошо, и плохо – одновременно. А что поделать? Надо с этим, как-то жить дальше... Или у тебя есть более оптимальные предложения? Выкладывай на суд общественности.

– Да я так, чтобы совсем не расслабляться... – С какой-то покаянной тоской сказал Алмаз. – А то ведь привыкнем ещё, к таким шикарным условиям. Надо же – четыре дня. Даже в тех Суровцах, такого никогда не было, как ни крути. Раз в день, хоть какая-нибудь развлекуха, да приползала... А тут – вообще, как вымерло всё. Может, действительно? А что? Ведь никто же не говорил, что перед финалом, такого быть не должно... Если уж целые города изменяются, то почему бы, не случиться вот такой закавыке? Я голосую «за»! Кто «против»?