Текст книги "Пешки Сдвига"

Автор книги: Вадим Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)

– Логично.

– Ещё бы... Нашу задачу облегчает то, что против Герцога, по словам Николаши – уже давненько никто не стучит копытом. А несколько лет безопасной житухи – расслабляют, судари мои. Значит, если всё сделать бесшабашным, имени меня – наскоком: может прокатить без сучка и задоринки. Пошли, кровожадные вы мои...

Первым в холл, где маялись бездельем шесть особей мужского пола, ворвался Шатун. И в организованной преступной группировке челябинского авторитета, стало на шесть боеспособных единиц меньше. Во всяком случае – примерно на ближайшие два-три месяца. Пока срастутся поломанные конечности, опрометчиво потянувшиеся к спусковым крючкам, и не восстановятся квадратные челюсти, так и не успевшие распахнуться в негодующем крике. Алмазу даже не пришлось стрелять – подчинённые Герцога скучились на нескольких квадратных метрах, рассматривая некогда глянцевый журнал, на страницах которого не было трактатов европейских философов, зато с избытком хватало обнажённого женского тела.

Шатун навалился на эту кучку плотоядно регочущих «гоблинов», заметивших его только тогда, когда он был в пяти-пяти с половиной метрах от них. Смех недоумённо начал затихать, а потом всё началось, и очень быстро завершилось. Тесаками громила не воспользовался. Справился и так.

Перелом – нокаут. Эта нехитрая комбинация повторилась ровным счётом – шесть раз, и на лестницу, ведущую на второй этаж, Лихо с Алмазом ступили, уже чётко зная, что отвлекаться на посторонние шалости в районе первого этажа – им не придётся.

На лестнице остались лежать ещё трое, получившие по пуле в колено, и в руку. Лихо выдала каждому из корчащихся, от внезапно свалившихся на них переживаний: по полновесному удару ногой, погрузившему их в беспамятство. Шатун догнал друзей, когда они уже поднялись на площадку второго этажа, и проникли в коридор, с большой матовой стеклянной дверью в конце.

"Там" – Лихо кивком указала на конечный пункт их мытарств, и они двинулись вперёд. Лихо страховала Алмаза, Шатун пёрся в арьергарде, следя, чтобы какая-нибудь шустрая редиска, не выросла с тыла, попытавшись испортить, так удачно начинающуюся вечеринку.

Двое, и в самом деле – высунулись из комнаты, мимо которой так неудачно для них – проходил Шатун. Судя по их заспанному виду, им обломали "тихий час", но громила моментально исправил положение, наглухо вырубив обоих.

Ещё троих угомонил Алмаз, да Лихо высадила пол-обоймы прямо через дверь, рядом с которой она оказалась: и, за которой послышались наводящие на смутные подозрение, звуки. За дверью заорали, и через пару секунд шмякнулось чьё-то тело.

Матовое стекло двери, которое служило конечным пунктом их налёта на чужую вотчину, начало рассыпаться на куски и крошево. Лихо с Алмазом прянули в стороны, прячась за выпуклые мраморные полуколонны, которыми был украшен коридор. Шатун ввалился в первую же попавшуюся комнату, с грохотом высадив дверь.

"Бах! Бах! Бах!" – Пули ударяли в укрытие блондинки, по счастью оказавшегося из настоящего мрамора, и не похабной поделкой из какого-нибудь гипса. Лихо мысленно вознесла благодарность учредителям "Гордости Гиппократа" не поскупившимся на настоящую роскошь. Судя по лицу стоящего напротив неё Алмаза, его обуревали точно такие же мысли.

До помещения, находившегося за теперь лежащей грудой осколков – дверью, было чуть меньше пяти метров. Стрелявшего не было видно. Лихо быстро прикидывала, как они будут входить, когда у стрелявшего закончится обойма, но тут из осиротевшего дверного проёма вылетела "УРка", покатившаяся прямо к нога Лихо. Этой бризантной кракозябры, им с Алмазом хватило бы с лихвой, рвани она там, где рассчитывал неизвестный метатель.

Шатун, наблюдавший за ходом творящейся в коридоре возни, вымелся из своего укрытия, сцапав «УРку» двумя пальцами. Граната полетела туда, откуда взялась.

Взрыв!

Лихо рванула в помещение, до боли в глазах, выглядывая доброго самаритянина, раздающего такие презенты. Искомое обнаружилось в виде поднимающегося из-за массивного стола, абсолютного голого мужчины. Прижимающего к окровавленной голове руки, в одной из который была "Гюрза", находившаяся в разряженном состоянии. Если Лихо что-то понимала, то это был тот самый ствол, который челябинские гавроши слямзили у Книжника, не удовлетворившись одним деактиватором.

Блондинка перемахнула через стол: хороший такой стол, стилизованный под добротную мебель сталинской эпохи – и лягнула варнака, застигнутого в стиле "ню" – каблуком в солнечное сплетение.

Варнак согнулся с утробным звуком, выронив пистоль, и прижимая руки к пострадавшему месту. Лихо бесцеремонно вцепилась ему в волосы, заставляя разогнуться. Особую необходимость выполнения этого телодвижения, подчёркивал упёртый в нижнюю челюсть человека – ствол "Стечкина". Человек полностью отвечал описанию, данному Бухариным.

– Герцог. – Утвердительно сказала Лихо. – Здрасьте.

Тот прерывисто дышал, пытаясь восстановиться после ногоприкладства блондинки. Но глаза смотрели без особой боязни, скорее – с каким-то злым разочарованием оттого, что ему приходится стоять голым перед этой симпатичной, и довольно вызывающе себя ведущей незнакомкой.

– Ты кто? – Выдавил он, бросив быстрый взгляд на вошедших во вместительный кабинет, Шатуна с Алмазом. – Вы знаете, куда...

– Где серый кругляш, который ты сегодня забрал у Бухарина? – Лихо сильно дёрнула его за волосы. – Отвечай, чувырло...

– В верхнем ящике стола. – Во взгляде Герцога проявилось удивление. – Вы, что, из-за него весь кавардак замутили? Вы кто такие? Я тебя спрашиваю...

– А их высочество – с гонором. – Язвительно перебила его Лихо. – Или, может быть – это просто оборзевший от мозга, и до козявок – ебулдыцкий шапокляк? Самый заурядный.

– Не исключено. – Алмаз выдвинул указанный ящик, и через мгновение продемонстрировал блондинке найденный деактиватор: с улыбочкой посмотрел на Герцога. – Вот он какой – северный олень... Давно хотел обозреть вживую. Удосужился, всё-таки. Не впечатляет...

– Знаете, что с вами будет? – Главный преступный авторитет Челябинска морщился от боли, но не выглядел в корень запуганным и дрожащим. – Когда я вас найду...

– Моя мстя будет ужасна и кровопролитна... Прямо как сейчас. – Продолжила за него Лихо, и вторично двинула Герцогу поддых, приложив лицом об стол, расплющив аристократический нос. Кровь хлынула фонтаном.

– Сука! – Кое-как провыл Герцог. – Я с тебя лично шкуру драть буду, по лоскуточку. Медленно подыхать будешь. Я тебе обещаю!

– Какие пошлые и необузданные фантазии, у его высочества... – Протянула блондинка. – А самое главное – насквозь нереальные. Молчал бы лучше. А, кстати – чего это ты, аки Адам? Нудистского пляжа, или там – придворного живописца, не наблюдаю поблизости...

За спиной у блондинки кто-то сдавленно пискнул. Писк ещё не замолк, а Шатун уже был на том месте, откуда он донёсся. Не оставляя Герцога без контроля, Лихо развернулась. В глубине кабинета стояла большая, двуспальная кровать, на которую поначалу не обратили внимания.

Шатун сдёрнул шёлковое покрывало, готовый слепить из того, что лежало под ним – нечто невразумительное, но не представляющее опасности для находящихся в кабинете.

Под покрывалом лежала девочка, лет одиннадцати-двенадцати, подбородок которой был перепачкан кровью, до сих пор сочащейся из разбитой губы. Девочка была почти раздета, если не считать – без малого полностью разорванных трусиков. Увидев Шатуна, физиономия которого никак не стыковалась с добрыми сказками, и прочими детскими радостями жизни, она пискнула ещё сильнее, и начала отползать на дальний край дивана.

– Ах ты, мразь... – Лихо всё поняла без лишних разъяснений. – Собиратель редкостей. Только не говори мне, что она сама пришла, готовая на всё за банку консервов. Не знаю, как я преставлюсь: но ты у меня будешь подыхать самым беспокойным образом.

– Умирать красиво – удел благородных... – Герцог сплюнул кровью. Глаза загорелись каким-то странным огнём, и Лихо вдруг поняла, что он находится под наркотой: зрачки были расширены во всю радужку. – Вам никогда не понять, как это – умирать красиво...

Блондинка нажала на курок "Стечкина", направив ствол вниз. Раз, другой, третий. Герцог, прижал руки к паху, который был страшно разорван пулями. Кровь побежала по бёдрам, закапала сквозь прижатые ладони. Лихо отпустила волосы "аристократа", и тот рухнул на пол, начиная корчиться от боли. Зашторенное наркотой сознание, видимо, не пропускала всю боль, но и того, что он ощущал – хватало вполне.

– Красиво говоришь?! – Взбешённая Лихо бросила пистолет на стол, и потянула из ножен "Потрошителя". – Будет тебе, с оркестром, и букетами от восторженных поклонниц...

Сухо прозвучал выстрел, и Герцог дёрнулся в последний раз, затихая навсегда. Лихо подняла глаза на Алмаза, только что обезглавившего единственную криминальную структуру Танкограда.

– Не стоит... – Алмаз дёрнул щекой. – Я бы эту тварь лично подержал, пока Шатун с него кожу бы драл. Но надо сваливать. Пошли.

Лихо бросила нож обратно, и повернулась к девочке, всё ещё сидящей под присмотром громилы.

– Где твоя одежда? Одевайся, быстро. Больше тебя никто не обидит. Ну?!

Девочка соскользнула с кровати, и недоверчиво глядя на блондинку, стала натягивать старенькое платьишко. Одела ботиночки, определённо бывшие ей велики, и встала, ожидая: что ей прикажут делать дальше.

– Пойдём. – Лихо взяла её за руку, Шатун с Алмазом уже топали по коридору, готовые раздербанить любого, случайно заглянувшего на огонёк. Девочка пошла за ней, стараясь не отставать.

Они покинули "Гордость Гиппократа", которую, за время их содержательной беседы с Герцогом – больше никто не посетил. Книжник уже измаялся, сидя в "Горыныче", и поджидая троицу.

– Садись. – Лихо подтолкнула девочку, и та забралась на заднее сиденье, между Книжником и Шатуном. – Поехали отсюда. Говори, куда тебе.

– Я... Я не знаю. – Девочка растерянно завертела головкой, переводя взгляд с одного спасителя, на другого. – Я одна осталась.

– Как одна?

– Герцог неделю назад сестру убил. Он меня на улице увидел, хотел в машину затащить. Она в него вцепилась: и он ей прямо в лицо, из пистолета... Я убежала тогда, а сегодня меня поймали. Вот...

– У него, что, с детьми только получается? – Лихо скрежетнула зубами, и с укором посмотрела на Алмаза. – Ты не первая, что ли?

– Ну да... – Покивала девочка. – Говорили, что он и мальчиков, и девочек. И никого потом не видели больше. И меня бы тоже не увидели.

– Легко сдох, сука... – Вздохнула блондинка. – Было бы у меня хотя бы полчасика... И куда тебя теперь девать? С нами не получится, уж извини. Точно у тебя больше никого тут не осталось?

– Точно...

– Что же делать, что же делать... – Задумчиво, нараспев сказала Лихо. – Было бы дело в Суровцах, хотя – как раз в Суровцах, такого бы изначально быть не могло. О! Есть один вариантик, не могу, правда, сказать, что белый и пушистый. Но, за неимением альтернативы... Поехали.

На Перекрёстке ещё теплилась жизнь, конечно, не такая кипучая, как днём, но всё же... За упаковку сухпая, Лихо узнала всё, что ей необходимо, и "Горыныч" снова помчался по улицам Челябинска.

Через десять минут, она уже стучалась в нужную дверь, находящуюся на окраине города, в невзрачной типовой многоэтажке.

– Кто там? – Послышался за дверью знакомый, капельку шепелявящий голос.

– Хорошие новости на дом заказывали? Открывай, Прохор.

За дверью чутка помедлили, потом послышался звук открывающегося замка, потом ещё одного. На пороге стоял Прохор Дутый, вооружённый сегодняшней платой за достоверные сведения.

– Вы?

– А ты предпочёл бы увидеть Балаболкина с компаньоном? – Хмыкнула Лихо. – Лежит твой Николаша и, до беспамятства радуется: что, нет у него в заднем проходе – ничего постороннего. И, как и было с тобой договорено – с битой рожей и, полным незнанием того, какую роль ты сыграл в этом эпизоде его бесполезного существования...

– Нашли, что искали? – Дутый с любопытством смотрел на блондинку, держащую за руку незнакомую девочку. – Да?

– Да. Вот только пришлось от Бухарина, ещё и к одному местному коллекционеру в гости нагрянуть. Причём – самым беспардонным образом. Вот – жемчужину коллекции к тебе привела...

– Герцог? – Дутый помертвел лицом, и отшатнулся в глубину коридора. – Я никого тут прятать не буду. Мне ещё жить охота: если Герцог найдёт...

– Герцог сейчас может найти только сковородку погорячее. – Сказала Лихо. – Тем более, что он как знал, что ему предстоит – разделся заранее...

– Вы его?... – Прохор ошалело разинул рот. – Что, совсем?

– Нет, наполовину. А что ты так удивляешься? Он что, имел привычку ездить на стыке Урала и Сибири, и принародно трясти секретом бессмертия? Либо у меня это мимо глаз пролетело, либо не было никакого бессмертия...

– Грёбаный трахибудокус... – От полученных известий, Дутый прислонился к дверному косяку. – Что теперь будет...

– Один мой знакомый, в таких случаях, говорил "Ебулдыцкий шапокляк". Ладно, оставим лингвистические красивости кому-нибудь другому. Дело есть.

– Какое?

– Насквозь человеколюбивое. – Лихо подтолкнула девочку к нему. – Надо её приютить. Как минимум – на две недельки. Максимум – месяца на полтора. Извини, конечно – но больше нам обратиться не к кому, а приютов для бездомных детей, насколько я понимаю – у вас нема... Поедем обратно, заберём.

– Я не знаю... – Дутый почесал в затылке. – Как-то всё неожиданно.

– День сегодня такой. В конце концов – это ты меня, у Перекрёстка, позвал на приватный разговор, а не я к тебе напросилась. Я же не прошу тебя бежать голым навстречу Всплеску, и кричать "Самоубийство – это мой профиль". Давай, прояви немного гражданской сознательности. А это тебе, за хлопоты, и на проживание. Но учти – если я вернусь, и обнаружу, что наш договор одностороннее расторгнут: будешь с Герцогом на соседних сковородках ляжки подрумянивать.

Она протянула ему, увесистый свёрток, сделанный из камуфляжки, найденной в квартире Бухарина.

– Этого должно хватить. Всё, познакомитесь без меня. Удачи, челябинцы. До встречи.

Она сбежала по лестнице, напоследок услышав, как Прохор неуверенно сказал девочке "Заходи, чего уж... Я – Прохор".

– Душеспасительная миссия закончена. – Лихо плюхнулась на сиденье "Горыныча". – Поехали из этого гостеприимного города. Рули, стеклорез.

Челябинск, на который надвигалась ночь, остался позади. Внедорожник уверенно шуршал покрышками по следующей транспортной артерии Материка – трассе "М51". Берущей начало в Танкограде, и заканчивающейся в Новосибирске.

– Транссибирская справа пойдёт, прямо до Кургана... – Книжник, мающийся оттого, что подступающая темнота мешает ему вдоволь поглазеть в окно на проносящийся пейзаж, попытался поднять себе настроение культурной беседой со спутниками. – Озёрный край, между прочим. Красотища... Во всяком случае – была до Сдвига. Сейчас бы искупнуться, с бережка, с разбегу...

– Ехал Грека через реку. – Полусонно сказала Лихо. – А как заплескалось в реке такое: что ни в кошмаре увидеть, ни в больном воображении отыскать... Разве только что – в Красной Книге Сдвига найдётся. Обделался Грека, и нет в том его вины: а есть лишь будничные проказы Сдвига. Есть ещё желание, предаться водным процедурам?

– Да я же – так... Неопределённо... – Уныло промямлил Книжник. – Розовые мечты, так сказать. Сам знаю, что ни к чему хорошему не приведёт. Но ведь хочется.

– И колется, и зубами лязгает, и ядом брызгает... – Подхватил эстафету Алмаз. – Одним словом – ждёт Книжника в гости. Остановить у ближайшего водоёма?

Очкарик обречённо вздохнул, и ничего не ответил. Алмаз с надеждой подождал развития темы ещё с полминуты: не дождался, и полностью сосредоточился на дороге. Фары без нареканий выхватывали всё новые отрезки шоссе, разбитые с той, или иной степенью тяжести.

– Что, Книжник? – Вдруг спросила Лихо, не открывая глаз. – Кончилась правильная территория? Что Герман-то рассказывал? Я, без сомнения – понимаю, что она вроде бы как ещё в Уфе ручкой помахала: но теперь только доходить начало, куда нас нелёгкая потащила... Что он там сказывал, по поводу мест, куда нас всех ведёт наш скорбный жребий? Кроме тех страшилок, которые ты нам уже травил? Есть конкретика? Не мог Герман тебе вообще ничего не рассказывать: ты у него в Суровцах, в первых друзьях ходил. Честно говоря, была у меня в душе трещинка, после последнего Всплеска. Думала, что не пройдём мы дальше... А мы прошли – и с этим надо что-то делать, не назад же поворачивать, в самом-то деле. Вот и хочу по крупицам хотя бы прикинуть, что почём.

– Да ничего особенного он мне не рассказывал. – Сказал Книжник. – Ну, про то, что зверьё там более опасное: да это и так понятно. Говорил, будто где-то за Кемерово есть город мутантов. Но это всё – тоже на уровне баек. Может быть – это Красноярск, а может быть – ещё что-нибудь... Знаток чутка до Красноярска не добрался, попал в переплёт, пришлось ноги уносить в обратную сторону. Так что, когда он говорил, что знает эти места – не врал. Он здесь был, просто не прошёл весь предстоящий нам маршрут. И всё...

– Город мутантов? Хрен его знает, почему бы и нет... – Алмаз говорил без малейшей иронии. – Куда-то, они же делись? Это сейчас их сразу в неизбежные побочные эффекты записывают: с закономерными последствиями. Распробовали, знаем, к чему приводят всякие неуместные гуманизмы, и попытки определить им равные с остальными возможности. А тогда – лет около двадцати где-то прошло, прежде чем осознали... А их за эти годы, накопилось – преизрядно, м-да... Тех, которых мы в самом начале путешествия встретили – это исключение. А значит – должны они где-то быть, просто обязаны. Почему бы, и не там?

– Мы ведь тоже, если вдуматься – мутанты... – Пробасил Шатун. – Разве что – без физических изъянов. А так – сто из ста.

– В принципе – да... – Алмаз невесело усмехнулся. – Только, если опять же – вдуматься, то неправильная выходит у нас мутация. Какого?...

Впереди, метрах в тридцати от "Горыныча", что-то мелькнуло в свете фар, и врезалось в асфальт, как будто упало с большой высоты. Алмаз влупил по тормозам, и начал напряжённо вглядываться вперёд, пытаясь понять, что это.

"Шмяк!" – новое падение произошло уже ближе к внедорожнику, буквально в пяти шагах от капота.

– Вербануться можно... – Изумлённо выдавила Лихо, которая первая поняла, что за сюрпризы валятся с неба. – Без первой, и третьей буквы. Это же кровохлёбы...

"Шмяк! Шмяк!" – Слева и справа от "Горыныча" в землю врезались ещё две тушки, ни одна из которых, так и не продолжала подавать признаки жизни. Щупальцеклювые не были похожи на самих себя, они выглядели так, как будто их усердно, смачно, и жутко – взбивали в каком-то приспособлении, пока они не станут похожими на почти бесформенные куски плоти. Обильно истекающие жижей фиолетового оттенка.

Лихо узнала их только по откинутому в сторону, у одной тушки – крылу, покрытому характерными для этих тварей – мелкими шипами. И частично сохранившемуся остатку клюва-щупальца, безжизненно болтающемуся на превращённой в кусок костного фарша, головёнке. Всё остальное, представляло из себя мешанину из мышц, костей, сухожилий, кожи.

"Шмяк! Шмяк!" – ещё две особи из племени ночных хищников, рухнули за асфальт, где-то позади "Горыныча". Алмаз, как-то осторожно, словно боясь спугнуть кого-то непонятного, потянул к себе автомат, потом тряхнул головой, будто прогоняя какое-то наваждение, и задрал голову вверх. Пытаясь определить через лобовое стекло, причину, по которой кровохлёбы валятся с неба, в таком непотребном виде. Лихо, сообразив чуть раньше, уже высматривала вовсю и, судя по её лицу – что-то видела.

Книжник прилип к окну со своей стороны, вздрагивая при каждом новом шлепке о землю, пока что минующих машину. Кровохлёбы, как водится – габаритами похвастаться никогда не могли, но даже такая мерзость, свалившаяся метров с пятидесяти прямо на крышу, или на капот "Горыныча": была способна наделать немало хлопот.

– Смотрите! – Очкарик показал пальцем наверх, но все уже уловили суть происходящего, без его подсказки. – Мерцание!

Хлопанье крыльев кровохлёбьей стаи, не было слышно за дверями внедорожника, но судя по разворачивающемуся в высоте действу – оно просто обязано было быть яростным, безысходным, захлёбывающимся в своём желании выжить.

Чуть поодаль от "Горыныча" нависая над ним лишь самым краешком, металась большая стая щупальцеклювых, охваченная, если верить своим глазам – слепым, безотчётным ужасом. Она напоминала мечущуюся в аквариуме стайку рыбок, которых ловят сачком. Роль аквариума выполняло бледно-желтое, прозрачное свечение, имеющее форму идеально круглой сферы, метров двести с лишним в диаметре: внутри которой и помещались кровохлёбы. Оно висело примерно в пяти десятках метров от земли, не двигаясь, не искажаясь, не меняя цвета. А роль "сачка", выполняло ослепительно белое мерцание, появляющееся внутри сферы, буквально на несколько мгновений, то в одном, то в другом, то в нескольких местах сразу.

Оно полностью окутывало-поглощало кровохлёба, и когда исчезало – от крылатого ублюдка оставался лишь тошнотворно изломанный силуэт, который беспрепятственно пролетал через сферу, и падал вниз. Кровохлёба будто комкали, как фантик в кулаке, и выбрасывали.

Сфера, скорее всего, являлась силовым полем, сквозь которое не могли проникнуть существа, наделённые способностью передвигаться самостоятельно. Только после того, как происходил контакт с непонятным мерцанием, последствия которого уже были понятны – ловушка выпускала свою добычу.

"Шмяк! Шмяк! Шмяк!" – Щупальцеклювые продолжали падать, падать, падать. Если бы "Горыныч" находился прямо под этой сферой, его бы непременно накрыло падающими тушками. Но он остановился на "краю" сферы, и пока что им везло – мёртвые существа врезались в асфальт, и в землю, минуя внедорожник.

Рука Алмаза потянулась к переключателю скоростей, явно нацелившись включить заднюю, чтобы полностью выехать из зоны возможного поражения.

– Замри! – Рука Лихо перехватила его руку на полпути, заставив замереть. – Не надо. Чёрт его знает, на что эта пакость реагирует... Ладно, если только на кровохлёбов. А если на любое движение? Как эти "чистюли" из Новокузино. Неохота мне, чтобы перед глазами мерцало... Нервирует, бля.

Алмаз убрал руку, и окончательно придвинул к себе "Калаш", хотя всерьёз подозревал, что против этой, насквозь незнакомой аномалии, верный "дыродел" – будет так же полезен, как танец "Краковяк" – против шипача, находящегося под воздействием "малиновки".

Все напряжённо молчали, провожая глазами, снова и снова падающих с высоты щупальцеклювых. Стая редела, и было понятно, что мерцание не затеяло игру в слепой случай, в результате которой останется хоть один выживший. Вверху шло быстрое, и планомерное уничтожение. Если аномалия и в самом деле реагировала на движение, то кровохлёбы были обречены. На земле ещё можно было замереть, а как ты это сделаешь в небе?

"Шмяк!" – один из последних кровохлёбов упал почти перед самым капотом "Горыныча", безжизненным сгустком биомассы, не имеющей по внешним данным – ничего общего с представителем крылатого племени любителей чужих лейкоцитов. Больше внутри сферы не наблюдалось никого.

Четвёрка замерла внутри кабины, ожидая дальнейшего развития событий. Если сфера сейчас начнётся опускаться вниз...

Алмаз сжал цевьё "Калаша", готовый, в отличие от бестолково метавшихся крылатых тварей, попробовать хоть как-то огрызнуться. Остальные приготовились к тому же самому.

Сфера начала гаснуть, тускнеть, исчезать... Четвёрка, одновременно и шумно выдохнула, когда желтоватое свечение пропало совсем. Но продолжали ещё несколько минут смотреть вверх, словно боясь её нового появления.

Но время шло, и ничего не происходило. Алмаз вытер пот со лба, и положил "дыродел". "Горыныч" тронулся вперёд, давя колёсами мёртвых кровохлёбов, которыми была густо усеяна большая часть дороги. И объехать их не представлялось никакой возможности.

– Кто спросит "Что это было?" – получит в лобешник... – Лихо передёрнулась от очередного хруста под колёсами внедорожника. – Я так полагаю, что страшная сказка на ночь...

– Ведь это же... – Книжник не находил себе места, как-то по-особенному растерянно и нервно жестикулируя. – Он же пожирает сам себя, Сдвиг-то... Такого раньше никогда не было, не было! Сначала гейши, теперь кровохлёбы. Что дальше?

– А ты размышляй с другой точки зрения. – Мрачно пробурчал Шатун. – С той, что нам меньше колбасни, со всем этим мракобесием... Иначе свихнуться можно, согласен.

– Что дальше? – Повторил Книжник, как будто не услышав высказывания громилы. Никто, ничего не ответил. Алмаз вывел "Горыныча" на чистый асфальт, и погнал прочь от места, принесшего новые впечатления, в, и так не скудную ими поездку.

До Кургана, до которого было всего-то двести с гаком вёрст, добирались всю ночь. После встречи с "уничтожителем кровохлёбов" – дорога пошла разбитая в хлам, уверенно преподнёсшая разработанному для таких гнусностей "Горынычу" – несколько подлых испытаний. Которые он, с некоторым напрягом: но всё-таки выдержал.

Проехали железнодорожный переезд, и, через очень непродолжительное время, оставив с правой стороны, довольно неплохо уцелевшую, крестообразную стеллу, поперечная перекладина которой находилась внизу, с надписью "Курган", двинулись в город. Над некогда многоликим центром Зауралья, изначально носившим название "Царёво Городище" – вставал безмятежный рассвет, цвета спелой груши. В досдвиговой реальности, конечно же...

– Дядя Игорь рассказывал, что у него отец на "Курганмашзаводе" бээмпэшки делал... – С ноткой печали в голосе поделился Книжник. – Хорошие машинки были. Жаль, я ни одной вживую не видел, только на фотографиях. Прокатиться бы...

– Гляньте на этого, вечно недовольного жизнью барбоса... – Пару часов назад, поменявшаяся местами с Алмазом, Лихо, хлопнула ладонью по рукояти переключения скоростей. – Едет в компании самых натуральных терминаторов, спасать Вселенную, и ему ещё хочется прокатиться, на какой-то там бээмпэшке... Гад ты, Книжник. Я, конечно, понимаю, что ты всё это запомнишь так, что никакой алебардой не выкорчуешь, но мое мнение останется неизменным. Неблагодарный ты бублик, у которого из дырки самые загребущие, на всём Материке ручонки растут... Всегда тебе мало, мало. Когда-нибудь тебе может обломиться так, что больше ничего, и никогда не захочешь, попомни моё слово...

– Палёным пахнет. – Вдруг сказал Книжник, переключившись с тирады блондинки на что-то другое, целиком занявшее его сознание. – Чувствуете? Пахнет ведь...

– Точно... – Недавно проснувшийся после зыбкого дорожного сна Алмаз, принюхался. – Пахнет. Только как-то необычно: но точно – палёным...

Через пять секунд запах стал уже довольно явственным, резким. Лихо бросила взгляд вперёд, но никаких признаков прошлого, или настоящего разгула огненной стихии – не заметила. Но запах был, он усиливался, ещё не спирая дыхание, но – уже начиная досаждать, ударяя в нос.

– Дома... – Вдруг сказал Шатун, каким-то тонким, жалобным голосом. – Смотрите, дома оплавились. Вон, слева. И справа тоже...

Книжник прилип к стеклу, отыскивая взглядом то, про что говорил громила. Стоящее слева строение, имеющее насквозь официальный вид, если судить по остаткам колонн возле центрального входа – выглядело так, словно оно было построено из воска: а кто-то большой, порезвился вблизи него с огнемётом. Крыша здания отсутствовала совсем, расплывшись громадными, тёмно-красными потёками: достигшими земли, застывшими на стенах первого, сравнительно уцелевшего этажа.

Это было невероятно, но здание выглядело именно оплавленным: разрушившимся под воздействием особого огня, или кислоты, способных превращать кирпич, бетон и, камень во что-то, напрочь лишённое своей первоначальной, правильной геометрической формы.

Справа было всё, то же самое, только там красовалось что-то наподобие делового центра, построенного в извечном западном стиле: из стекла и бетона. Ему повезло чуть больше – расплавленной была только одна третья часть здания, затронувшая верх. Низ выглядел целёхоньким, нетронутым – если не считать нескольких, вдрызг расхристанных стёкол, на первом и втором этаже. Но это, скорее всего – были проявления местных хулиганствующих индивидуумов.

Алмаз не стал останавливаться, просто сбавил скорость почти до пешеходной, и расширившимися от новых эмоций глазами, таращился по сторонам. Пострадавших от неизвестной беды, зданий, становилось всё больше и больше, пока они не пошли одно за другим, выставляя напоказ самые различные степени искорёженности.

– Помните, в Лужниках что-то вроде имеется... – Лихо на время оторвалась от созерцания невиданного пейзажа, истошно просящегося на полотно какого-нибудь мазилки, имеющего непреодолимую тягу к изображению различных постапокалипсических эпизодов бытия. – Там тоже выглядит, как оплавленное... Да только, как мне рассказывали, с Лужниками это стряслось именно в день возрастания Сдвига, и больше ничего подобного не было.

– А значит, круг замыкается... – Глухо сказал Книжник, зябко передёрнув плечами. – Действительно замыкается. Не верю я в такие совпадения. Герман никогда не рассказывал, что видел что-то похожее в действии, не считая, конечно же – только что упомянутого Книжником, дня... Значит, всё же – конец. Без дураков, и отсрочек.

– Конец. – Эхом откликнулся Алмаз, не сводящий глаз со здания, находящегося метрах в тридцати от "Горыныча", от которого остался один большой, чёрно-зеленовато-белый, каменный наплыв: высотой в половину роста взрослого мужчины.

Дорога, по которой они ехали, тоже выглядела как-то необычно: словно покрытая блестящей, светоотражающей плёнкой, и казалось – что она гибко проминается под колёсами "Горыныча". Как будто эта плёнка была защитной, и под ней находился расплавленный, и до сих пор находящийся в жидком состоянии асфальт.

– А почему нет никого? – Безо всякого интереса, скорее для проформы, спросил Шатун. После того, что они увидели вокруг себя, ответ был очевиден.

– Хоть кто-нибудь должен был уцелеть... – Так же вяло поддакнул Алмаз. – Не должно же быть, чтобы вообще никого в живых не осталось...

Но в его взгляде читалось совершенно другое, перешедшее из разряда догадок и гипотез, в разряд почти несокрушимого знания. Если плавился бетон и кирпич, то, что уж можно говорить о податливой человеческой плоти? Алмаз, как и все остальные в машине, включая прилично адаптировавшегося к новому раскладу бытия за последние дни – Книжника: не относились к когорте придурковатых оптимистов, в любой жопе старающихся найти лучик солнца. Вряд ли кто-нибудь уцелел, уж будем реалистами, в самом-то деле. Вряд ли к каждому жителю Кургана, перед тем, как город превратился подобие целого набора разнокалиберных восковых огарков: постучался вежливый анонимный субъект, сердобольно предупредивший о глобальном шухере, который вот-вот начнётся...