Текст книги "Пешки Сдвига"

Автор книги: Вадим Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 38 страниц)

– Стреляют... – Спустя несколько секунд, Книжник поднял вверх указательный палец. – Палят почём зря. А впереди у нас – Кушнаренково, до Уфы ещё километров шестьдесят двигать. Точно, не Уфа.

Через минуту, по левую сторону дороги открылись очертаний нескольких многоэтажек. Там же, маячила труба, и корпуса каких-то предприятий. Небольшой посёлок, ага – точно, мелькнул дорожный указатель, приведённый в божеский вид каким-то патриотом здешних мест. "Кушнаренково".

Автоматные очереди становились всё слышнее. Лихо переглянулась со всеми, словно ожидая ответа на незаданный вопрос.

– Едем дальше. – Вдруг сказал Книжник, даже не выговаривая, а отчеканивая слова. – Это – не наше дело, и неважно, что там творится. Мы не имеем права, рисковать лишний раз. Мы – едем дальше.

Это уже звучало как приказ. Очкарик подобрался, словно ожидал, что ему начнут возражать, и отнюдь не с помощью красноречия. Глаза, за стёклами очков, блестели каким-то новым чувством. Уверенностью в своей правоте. Сопряжённой с нелёгкостью принятого решения, скорее всего, поставившего крест на чьих-то жизнях.

Автоматная очередь простучала уже где-то неподалёку, и из-за самой приближённой к трассе пятиэтажки выскочили два человека, ожесточённо отстреливающиеся от кого-то, пока ещё невидимого.

– Мы – едем дальше! – Как заклинание повторил Книжник, заметив, что Алмаз заколебался, воочию увидев боевые действия. – Мать твою, я сказал – едем!!! Вперёд, не останавливаться!!!

Алмаз повиновался. В голосе очкарика звенели яростные нотки, противостоять которым было нелегко. Кушнаренково придвинулось почти вплотную, дома находились метрах в тридцати от дороги, видимость всего происходящего – была просто идеальная.

Следом, за парой, бегущей к шоссе, выскочило сразу четыре камнереза. Один передвигался как-то скособочено, приволакивая за собой заднюю, чешуйчатую конечность, но не останавливался. Добыча, хоть и огрызавшаяся довольно болезненно, была уже почти рядом. И, учитывая численный перевес в стане мутантов – никуда не должна была деться. Вопрос начала пиршества тёплой, человеческой плотью – был делом нескольких минут.

– Едем!!! – Взревел Книжник, рубанув кулаком по подлокотнику водительского кресла. – Едем!!!

"Горыныч" приближался: один из отстреливающихся увидел внедорожник, отчаянно замахал руками. Его простоватое, бесхитростное лицо, исказилось в нешуточной надежде, что сейчас помогут, и всё обойдётся...

Бронированный монстр проскочил мимо, не притормозив. В последний момент, когда "Горыныч" уже разминался с беглецами от смертельной опасности, Алмаз, как будто в замедленном показе, увидел, что губы человека, который был всего-то в полутора десятках метров от шоссе, как-то предельно ясно, и – с непоколебимой жестокостью, выплюнули короткую фразу.

"Будьте вы прокляты!".

Алмаз прибавил скорости, сжав руль так, что побелели костяшки пальцев.

– Это – не наше дело... – Книжник оцепенело глядел вперёд, шепча своё "заклинание". – Едем дальше. Дальше. Дальше...

– Шипачи! – Вскрикнула Лихо, показывая пальцем вправо.

Оттуда, и в самом деле, бежало два шипача, делая участь брошенных людей, крайне очевидной. Если с камнерезами ещё можно было пободаться, даже с помощью имевшихся у обречённых, "Калашей": то шипачи – это был чёткий, и недвусмысленный приговор.

Больше пассажиры "Горыныча", ничего не увидели, машина вписалась в поворот, Кушнаренково в подавляющей своей части, скрылось из вида. А спустя ещё полминуты – исчезло целиком.

– Сука! – Алмаз с размаху врезал раскрытой ладонью по оплётке руля. – Сука! Мы же могли им помочь! Какого хрена?!! Полный багажник стволов, матёрые душегубы в кабине. Не голожопня сопливая! Какого хрена?!

– Это – не наше дело... – Книжник был бледен, но в глазах, до сих пор метался горячечный блеск. Который, должен был хоть немного омертвить душу очкарика. По-другому, просто не могло быть.

Когда сам, принимаешь такие решения, продавив их до конца, не отступив, не переиграв...

– Остынь, стеклорез... – Негромко сказала Лихо. – Он был прав, прав, прав.. На всю, блядь – жопу! Это – не наше дело! Мы здесь проездом, и по другому делу. Забыл?!

– Но ведь я мог хотя бы шмальнуть, помочь... – Руки Алмаза растерянно шарили по рулю. – Если бы не был, за этой долбанной баранкой! Сдохли бы эти камнерезы, как миленькие! Не останавливаясь, шмальнул бы, и на душе бы хоть немного легче было. Нельзя же было их так бросить, ну – нельзя...

– Ты Семёна уже забыл? – С ядовитым сожалением спросила Лихо. – Как он нам, за добро отплатил? Есть ещё аргументы в твою пользу? Если нет, то – заткнись!

– Да прав Книжник... – Сказал Шатун. – Может, мы бы и помогли. А может, и – нет. Ничего нельзя сказать наперёд. Мы сделали всё правильно...

– Да понимаю я! – Алмаз ещё несколько раз приложил руль раскрытой ладонью. – Но, меня же, сука, так воспитали! И вас тоже! А-а, твою мать... Спасители мира.

Он несколько раз скрежетнул зубами, выматерился – зло, тоскливо. И погнал внедорожник дальше, замкнувшись в себе, не говоря ни слова.

Шатун похлопал по плечу, всё так же пребывающего в подобии ступора – Книжника. Тот взрогнул, как-то виновато посмотрел на громилу, и отвернулся к окну.

– Если вас всех успокоит, то я тоже – не собиралась останавливаться. – Сказала Лихо. – Книжник попросту опередил. И, я бы – точно не позволила остановиться. Даже если бы там детей живьём глотали. Последней тварью буду, если соврала хоть на букву...

– Да чего ты оправдываешься... – Пробурчал Шатун. – Мы, конечно – почти идеальная команда, но... Хрен его знает, как бы оно повернулось. Всякое бывает.

В Уфе сделали остановку, обменяв оружие банды Хана, на съестные припасы. Торговец-меняла, на физиономии которого, ясно прочитывалась склонность к неделикатному ведению процесса товарообмена: попытался сбагрить им, как минимум половину непригодного к употреблению товара.

Лихо, безошибочно просёкшая гнилое нутро, намечающейся комбинации ушлого труженика прилавка – мило поведала о недопустимости подобных поступков. А в отношении к её персоне – в особенности. Демонстрации "Потрошителя", или привлечения Шатуна не понадобилось.

Жуликоватый негоциант, хоть и имел за спиной охрану, в виде трёх хмурых мордоворотов, имеющих облик людей бывалых, и решительных – свёл всё к путанице с коробками, и вечной занятости, которая мешает выбросить скопившийся хлам: с вымученным видом, обменял товар на качественный. Лихо поблагодарила за оперативное реагирование на замечание, и пожелала удачной торговли, и довольных клиентов. Таких, как она.

Автодорога "Урал", она же "М5" – берущая своё начало в давно покинутой первопрестольной, и заканчивающаяся в Челябинске: выглядела так, как будто знаменитое танковое сражение на Курской дуге, по какому-то стечению обстоятельств, произошло здесь. "Горыныч", естественно, справлялся, но унылая езда, со скоростью не более тридцати километров в час, утомляла. Никто, разумеется – не ныл, но все сидели с несколько обалдевшим видом, ожидая куска трассы поприличнее, где можно разогнаться хотя бы до шестидесяти. Лихо уже по три раза поменялась местами с Алмазом, игнорируя Книжника, почти напрямую требовавшего дать ему порулить. И только после лежащего в низине, между горами, городка с лаконичным названием Сим, трасса стала походить на дорогу, взгляд на которую не вызывал душевных терзаний, даже у владельцев "Горыныча".

В Челябинск въехали уже заполночь. Но, несмотря на позднее время, "Танкоград" не выглядел спящим. Снующие по улицам группки, и отдельные личности, как правило – имеющие при себе как минимум одну единицу огнестрельного оружия, создавали антураж какого-то прифронтового города. Готового вот-вот принять на свои бульвары и проспекты – горячку боевых действий.

– Вот, мы и в гостях у мамы-анархии... – Прокомментировала Лихо. – Мы, насколько я помню, и так не в последнее время не грешили состраданием к ближнему... А теперь придётся утроить это прекрасное чувство. Потому как – чревато дурными последствиями. До всех дошло?

Мужская часть экипажа промычала что-то несколько невнятное, но – несомненно, утвердительное.

– Не поняла?

– Да. – Один за всех, ответил Книжник. – Дошло, и впиталось.

– Вот и ладушки. Честно говоря, мне только от тебя и нужно было это услышать. Нет, я нисколько не сомневаюсь, что в этом прекрасном городе, всё-таки есть какая-то верховная власть. Но у меня, также есть железобетонное подозрение, что эта власть живёт по тем законам, которые какой-то разумный деятель, некогда нарёк "волчьими". Имея на то, все основания.

– У тебя-то, есть шансы, в случае чего – блеснуть своими данными, не имеющими ничего общего с умственными. На блондинок многие западают... – Алмаз, повинуясь указанию Книжника, повернул налево. – А нам что остаётся? Брутальным пришельцам из цивилизованных краёв? Разве что, молниеносно провести смену правящего режима... Проще говоря – самим в паханы пролезть. Книжник – чем не авторитет? По фене ботаете, юноша?

– Чё за кипиш, братва? – Очкарик сделал "рожу кирпичом". – Вы, чё мне в макитру порожняк махровый насыпаете сверх нормы? Ботало привяжи, пока рога не посшибал. Будет мне тут в ухо пердеть. Фуфел позорный.

– Ботает. – Вздохнул "человек без промаха". – Теперь я могу чувствовать себя защищённым, спереди и сзади. Пока Книжник, местному обществу будет в ухо пердеть, мы успеем слинять по-тихому...

Очкарик обиженно замолчал.

– Да ладно тебе. – Алмаз объехал обгоревший кузов машины, имеющий все признаки вдумчивой и бурной беседы: в виде пулевых пробоин. – Не кипишуй. Обычная проверка боевой готовности.

– Вы как хотите, а я желаю эту провести эту ночь, как нормальный человек. Приняв горизонтальное положение, на чём-нибудь, вроде мягкого матраца. – Лихо потянулась, зевнула. – Три дня мять задницу в "Горыныче" – это серьёзно. В конце концов – мы ничем не отличаемся от обретающих здесь вольноопределяющихся гавриков. А уж что касается умения, надавать по наружности – сами можем открывать платные курсы, для подавляющего большинства собравшейся здесь шелупони. Есть веские аргументы в пользу того, что меня не надо слушаться? Нет...

Постоялый двор, имеющий все неоспоримые признаки если не лидирующего злачного места в округе, то наверняка находящегося в первой тройке – назывался "Уральский". Пару раз, пока они шли от "Горыныча" ко входу в гибрид гостиницы и шалмана, им предложили "ширнуться по вене", продать торчащую за поясом у Книжника "Гюрзу", и посторожить внедорожник за скромную плату. Иначе, с ним к утру могут произойти удивительные метаморфозы. Не в лучшую сторону.

Первые два предложения, Лихо проигнорировала вглухую, а что касается третьего – немного поразмыслила, и велела Шатуну расстаться с одной "эфкой", в виде платы за предлагаемую услугу. Прозрачно намекнув нанятому в сторожа товарищу, что в случае чего – вторая такая же, с лёгкостью может очутиться в его заднем проходе. В качестве окончательного расчёта.

Интенсивные заверения в кристальной честности, сопровождаемые убедительными жестами, и не менее красноречивым "бля буду!", поставили точку в этом насквозь житейском эпизоде. Конечно же, блондинку убедили не честные глаза нанятого: а то, что её дар – молчал: точно так же, как внушительно возвышающийся позади неё Шатун.

– Нам бы пожрать. – Завёл свою вечную шарманку громила, когда были получены ключи от "апартаментов", которые, как подозревала Лихо, были элементарной халупой. Хорошо, если без клопов в матраце, и топчанами на всех ножках.

– Кабак напротив. – Угрюмый портье, на физиономии которого не было заметно ни единой добродетели: зато отчётливо просматривалась склонность, к криминальным причудам не меньше средней степени тяжести – махнул рукой в сторону входной двери. – Там всё есть.

– А в номер нельзя? – Шатун "добродушно" улыбнулся, но на портье это не произвело никакого шокирующего эффекта. Сам мог изобразить нечто подобное.

– Нет. – Он отвернулся, давя понять, что разговор окончен.

– Кто со мной? – Громила посмотрел на спутников, явно не собираясь отказываться от намерения набить желудок на сон грядущий. – Подхарчиться не помешает...

Алмаз с Книжником неопределённо пожали плечами, но по их лицам было понятно, что они скорее склоняются к отрицательному варианту ответа.

– Пойдём. – Лихо стоически вздохнула, понимая, что отговорить Шатуна – может стоить ей как минимум половины отведённого на сон времени. Быстрее будет сожрать какой-нибудь антрекот из шипача, и на этом угомониться.

– Может, и мы с вами? – Книжник посмотрел на блондинку, готовый выполнить любое её распоряжение. – Успеем выспаться.

– Не надо. – Лихо помотала головой. – Идите. Пока тараканам объяснять будете, от запаха чьих портянок – они будут подыхать сегодня в этой комнате. Пока то, да сё... Надеюсь, что эта прорва уже насытится.

Алмаз понятливо кивнул, и, взяв пребывающего в некоторой неуверенности Книжника, под локоть; повёл по длинному коридору, выискивая нужную дверь.

Шатун с Лихо вышли на воздух, и через полминуты, стали посетителями харчевни, не имеющей названия: но зато сочетающей в себе черты притона, и ещё раз – притона. Шум-гам, табачный дым, в котором Шатун без опаски за то, что они могут брякнуться на пол, мог повесить свои тесаки. Но, зато опасаясь, что они могут затупиться о плотную дымовую завесу. Судя по количеству народа, заведение пользовалось успехом. Лихо нашла единственный, условно свободный столик в самом углу, за который можно было присесть. Условно свободным он перестал быть почти тотчас же, когда Шатун нежно переместил дрыхнущего за ним, в дупель пьяного индивидуума – в уголок, приспособив в позе эмбриона. Индивидуум никак не отреагировал на вторжение в его личную жизнь. Наверное, потому, что на столе стояло две бутылки: одна – пустая, а во второй было на донышке, и из нёё шибало жутким сивушным духом, от которого намертво спирало дыхание. А вот какой-либо закуски, даже самой скудной и непритязательной – заметно не было.

– Сиди, я схожу... – Лихо направилась к стойке, за которой маячил приземистый тип, с лоснящейся, улыбчивой ряшкой. Ещё у типа была солидная плешь, пухлые уши, нос в красных прожилках: и вдохновенный, незамутнённый взгляд высококлассного пройдохи, подвизающегося на ниве удовлетворения естественных народных потребностей. То есть – продавая этому самому народу, калории и градусы.

Пухлоухий уставился на блондинку так, как будто встретил любовь всей своей жизни.

– Откуда такие красивые?! – Лучезарная улыбка вспыхнула, и засияла, Лиху даже показалось, что от этого сияния, по плеши распорядителя безымянного шалмана – скакнул солнечный зайчик. – Что будем заказывать? Не сомневайтесь – всё наисвежайшее! Вам, как новым людям, любой скажет, что у Михеича всё без обмана! Заказывайте, не сомневайтесь.

– Мы, из полной, и законченной жопы... – Лихо криво ухмыльнулась, и показала пальцем в угол, где сидел Шатун. – Во-о-от того, широкоплечего видите? С расчётом на его конституцию – пожрать сообразите. Побыстрее. Пить ничего не будем, на этот счёт можете не суетиться.

На стойку легли две обоймы от "Калашникова". Лыбящийся, как скоморох на деревенской ярмарке, удачно рассмешивший хозяина питейного дома: тип за стойкой, тут же прибрал их к рукам. Скорости его упитанных конечностей, мог бы позавидовать и Шатун.

– Сейчас всё будет! – Улыбка прибавила в мощности, рассыпавшись ворохом фейерверков, и прочих огненных забав. – А кушать точно, насухую будете? У меня есть просто изумительная самогоночка, по лучшим рецептам, сохранившимся ещё с того времени.

– Спасибо, не надо. – Лихо развернулась к нему спиной, давая понять, что заказ сделан. – У него желудочек слабый. Язва, ебулдыцкий шапокляк...

"В моём лице..." – подумала она, отходя от стойки. Пухлоухий сожалеючи тряс головой, улыбка меркла, угасала. Лихо начала пробираться обратно, протискиваясь между столиками, в виду экономии места, очень близко стоящими друг к другу. Рожи, у посетителей данного заведения с очень сомнительной репутацией – были как на подбор. Людей с такими смазливыми мордашками, покойный Глыба, не подпустил бы к Суровцам на предельное расстояние выстрела, из какой-нибудь "ОСВ-96". Даже бука портье, по сравнению с некоторыми из них, выглядел как выпускник элитной школы прекрасных манер, получивший высший балл по итогам финального экзамена.

Лихо почти добралась до своего столика, не получив ни единого шлепка по заднице. Неизвестно, что сыграло решающую роль в том, что это не произошло. То ли вид голодного Шатуна, то ли повадки самой Лихо, с головой выдающие в ней даму с характером.

– Да, на большой и бугристый, я тебя накручивал! – Рявкнули сбоку, определённо без тени иронии. – Ты что думаешь, я перед тобой буду очком вибрировать? Ты кто вообще такой?!

Блондинка скосила глаза вбок, и замерла в пяти шагах от своего столика. Шатун озадаченно уставился на неё, не понимая, что стало причиной её остановки. Лихо во все глаза смотрела на сидящего в компании ещё троих, самого серьёзного вида организмов – высокого, гибкого мужчину, чуть старше её самой. Правая половина лица которого, выглядела так, словно её изобретательно и с особым тщанием, познакомили с куском раскалённого металла. И только в прорези глаза, поблёскивало что-то мутно-багровое, живое...

– Никита? – Окликнула она его, неуверенно, вполголоса, словно не была уверена в том, что увидела. – Никита? Хлыст?!

Человек с обезображенной половиной лица, и в самом деле, чем-то напоминал хлыст. Пока ещё свёрнутый, но готовый взвиться в воздух, чтобы хлёстко обжечь ударом, от которого все мысли разбегаются в никуда, и остаётся только налитый раскалённой болью, набухающий багровый рубец.

– Никита... – Лихо сделала один шаг к этому столику, встав почти вплотную. – Это же я, Лихо... Ты куда пропал? Что случилось?

– С какой это тиходрочки, ты вдруг стал Никитой? – Один из присутствующих за столиком, бугай, с мордой, лицезрение которой наверняка могло довести до нервного тика – и шипача в самый разгар "малиновки": подозрительно глянул на собеседника, перевёл взгляд на Лихо. – Да ещё и Хлыст... Что за баба? Слышь, абориген? – насколько я помню, с утра тебя представляли Мёртвым: или что-то переменилось? Так ты растолкуй, мы покумекаем, что за кадр нам извилины полощет...

– Ты кто? – Хлыст-Мёртвый повернулся к блондинке, изгибая только левую половину рта: правая шевелилась еле-еле, с видимым трудом. Целая сторона его лица выражала лишь бесконечное раздражение. Эмоцию человека, в трудный разговор которого вдруг влезают с насквозь неуместными вещами.

– Это же я, Лихо... – Блондинка вгляделась повнимательнее. Ошибки быть не могло – это был именно тот человек, которого она когда-то очень хорошо знала. – Тихолесье, Суровцы... Вспоминай, Никита. Ну, вспоминай...

Человек, к которому она обращалась, на мгновение дрогнул лицом, словно что-то давно, и прочно забытое – пыталось прорваться из глубин памяти. Но мгновение испарилось безвозвратно, и перед Лихо снова оказался Мёртвый, который никогда не знал ни её, ни всего остального, на что она опиралась, пытаясь обратить на себя внимание.

– Я её не знаю. – Он повернулся к собеседникам, напоследок жутко мазнул по блондинке мутным блеском глазного провала. – Бред какой-то...

– Бред, говоришь? – Задумчиво протянул второй из присутствующих за столиком: худой, похожий на изголодавшегося стервятника субъект, у которого на левой руке не было двух пальцев – безымянного и мизинца. – Может, и бред... А может – что-то другое. Объяснить бы надо, Мёртвый... Иначе – хрень какая-то получается. А я, таких вещей – не люблю.

Лихо стояла, как приклеенная к одному месту, неотрывно продолжая глядеть на человека, которого она знала как Никита Хлыст. И которого теперь называли Мёртвым. Для которого она не существовала никогда.

– Вали на своё место. – Распорядился третий, круглолицый шатен, самый молодой из всех присутствующих, обращаясь к Лихо. Несмотря на возраст, который был где-то в районе тридцати: у него уже были абсолютно седые виски, и глядящий набок нос, свёрнутый грамотным ударом. – Пока я тебе, по жёсткому не разъяснил – почему нам мешать не следует... Вали.

Блондинка чуть помедлила, и пошла к своему столику, напоследок ещё раз глянув на потерявшего к ней интерес Мёртвого. Это точно был Хлыст, она готова была прозакладывать голову против гильзы от "Калаша" Алмаза, готова была спорить с кем угодно...

Никита Хлыст покинул Суровцы лет шесть назад, внезапно, не попрощавшись ни с кем. Взяв только самое необходимое, и исчез, растворился на просторах Материка. С Лихо у них был роман. Не сказать, чтобы захлёстывающий пламенными чувствами и всепоглощающей страстью: но уверенно дрейфующий в сторону чего-то, некоторым образом схожего.

Накануне, у него произошла размолвка с Андреичем, касательно некоторых взглядов на жизнь в Суровцах. В отличие от обстоятельного, домовитого Глыбы: Хлыста всегда отличала склонность к, порой неоправданным авантюрам, подвергающим опасности не только его самого. Он десять лет, был правой рукой Андреича, и причина, вынудившая его покинуть Суровцы, должна была быть очень веской. Несмотря на дар, Лихо, она так и не смогла вызнать у Глыбы эту причину. Тот просто-напросто замыкался, не отвечая ни на какие вопросы.

Вместе с Никитой, ушли ещё двое его случайных приятелей, ничем не привязанных к посёлку. Дальнейшую судьбу Хлыста, Лихо узнавала по редким слухам, иногда приносимых все тем же Знатоком. Слухи были нечёткими, но одно Герман утверждал точно – что Хлыст стал тем, кого принято называть "охотник за головами". С явным уклоном, в стезю наёмного ликвидатора. Все данные для этого, у него имелись. Хорошее знание человеческой психологии, уверенность в себе, физическая сила и отличное владение оружием. И, конечно же – уже упоминавшаяся склонность к авантюрам.

Несмотря на то, что после Сдвига – очень многое встало вверх тормашками, человеческая сущность осталась прежней. А это означало, что всегда найдутся одни людишки, которые чем-то не угодили, или мешают другим двуногим. При наличии достойной платы, Хлыст брался разрешить почти любую проблему, связанную с существованием неугодных, или опасных кому-то субъектов.

Почему Лихо не бросилась вслед, за становящимся ей дорогим – человеку: она впоследствии не могла объяснить сама себе. Что-то удержало её в Суровцах, чтобы, спустя шесть лет, свести их вместе. Здесь, в третьесортном челябинском шалмане. На пути к спасению мира. Но все эти шесть лет, в сердце у Лихо – не заживала крохотная ранка, которая начала обильно кровоточить чуть больше минуты назад.

– Это кто? – Шатун встретил блондинку самую капельку встревоженным взглядом. Ему нечасто доводилось видеть цельнометаллическую амазонку, в почти напрочь раздрызганных чувствах.

– Это? Никита это... – Лихо на ватных ногах опустилась на колченогий стул. – Только я не черта не врубилась, что с ним стряслось. Это другой человек, непонятный. Полностью другой... И зовут его по-другому. Мёртвый.

– Поговорить с ним? – Шатун вопросительно посмотрел на Лихо. Он был в курсе взаимоотношений этой парочки, в суровцевский период их жизни. – Может, придёт в себя...

– Не надо. – Лихо незаметно посмотрела в направлении столика, где чётвёрка что-то обсуждала, скупо, но яростно жестикулируя. Обсуждение шло – уже явно на повышенных тонах. И, как успела понять блондинка, Хлыст-Мёртвый был сам по себе, отдельно от троицы. Возможно, ему хотели предложить работу. Возможно, у него были какие-то проблемы. Возможно... Да, ебулдыцкий шапокляк! – зная характер Никиты, возможно было очень, и очень многое. А, учитывая нынешние реалии – можно было предполагать вообще всё.

– А с лицом у него что? – Громила смотрел на Лихо, но она точно была уверена, что он сейчас не выпускает из виду и сидящую неподалёку четвёрку. – Кляксы дебош устраивали?

– Не знаю.– Лихо вроде бы безучастно пожала плечами, и вдруг обмякла, из глаз показались слёзы. – Ничего не знаю! Да что со мной, блядь! Успокойся, дура... Успокойся!

– Ну, тихо. Тихо... – Участливо пробормотал Шатун, ощущая себя фантастически неловко, в роли утешителя плачущей дамы. – Хватит, Лихо. Не надо...

Лихо скрипнула зубами, ещё раз всхлипнула, и решительно вытерла слёзы рукавом камуфляжки.

К столу вдохновенно протискивался пухлоухий распорядитель, лично несущий плошку, наполненную жареным мясом. Блондинка почему-то вспомнила тот шашлык из собачатины, закончившийся гибелью Германа, и в левой стороне груди, у неё глубоко, неприятно кольнуло, словно предвещая какие-то изменения. Причём, далеко не к лучшему.

– Приятного аппетита! – Плешивый Михеич чуть ли не раскланялся, поставив заказ на стол. – Может, всё-таки ещё чего-нибудь? Всё свеж...

– Ты, вон того, у которого пол-лица кляксы на сувениры растащили, знаешь? – Лихо невежливо перебила назревающее словоизлияние, и незаметно ткнула пальцем в сторону Хлыста. – Правильно, головой вертеть не надо, некрасиво... Так что, владеешь информацией?

– Это Мёртвый. – С готовностью сообщил Михеич, наклонившись к Лиху поближе, почти касаясь её уха губами. – Страшный человек.

– Я это уже поняла. – Лихо чуть убрала голову, чтобы пухлоухий сластолюбец не обслюнявил ей ушную раковину. – Ты его хорошо знаешь?

– Ну, как... – Замялся Михеич, впрочем – без любых признаков виляния. – То часто заходит, то пропадает на какое-то время. Лично я, с ним не знаком. Он толком, ни с кем не корешится. Да и правильно. При его-то роде занятий...

Лихо потёрла большой палец об указательный, и быстро чиркнула большим пальцем, слева направо, по горлу. Посмотрела на Михеича. Тот опустил веки, подтверждая её догадку.

– Что, совсем нет никого, кто с ним по душам гутарил? – Блондинка сделала над собой усилие, и заискивающе улыбнулась своему визави. – Есть же кто-то, по глазам вижу. Ублажи слабую женщину, сориентируй пальчиком. Или там – глазками покажи...

Распорядитель шалмана, в некоторой степени разомлевший от нежной улыбки блондинки, отвернул голову, поискав кого-то взглядом, и повернулся обратно.

– В углу, слева. Старый хрыч с кривым носом, и – двумя пустыми кружками.

Лихо положила на стол ещё одну обойму.

– Через минуту, эти две кружки должны быть полными. Бегом, сладкий мой. Не разочаровывай даму, бывает опасно для здоровья...

Обойма испарилась со стола, и Михеич исчез в плотном табачном облаке, самым магическим образом. Видимо, деловая жилка в нём, забивала все остальные тяги и устремления. В том числе, и тягу к прекрасному полу.

– Ешь, не торопись... – Сказала Лихо, и Шатун усердно замолотил челюстями, начиная пережёвывать первый кусок мяса. – Я пойду, потолкую со старожилом...

Она встала, и направилась к указанному Михеичем столику, за которым обретался гомо сапиенс, с физиономией бывалого флибустьера, на старости лет завязавшего с рискованным ремеслом. И, в данный момент с глубочайшим прискорбием – пришедшего к выводу: что последний золотой дублон – является фальшивым. Вследствие чего – непригодным для обмена на благородный напиток.

– Скучаем, уважаемый? – Лихо гибко присела на свободный стул, тоже оказавшийся колченогим. – Позвольте скрасить ваше одиночество? Чисто визуально.

– В обмен на что? – "Бывший флибустьер" посмотрел на неё немного задорным, и пьяненьким взглядом, но не утратившим цепкости и настороженности. – Имейте в виду, что все военные тайны, я продал ещё позавчера: гнусавому типу, в чёрном макинтоше, и страдающему косоглазием. Так что, если вы по этому делу...

– Если небольшое, но более-менее въедливое освещение вон той личности – это из разряда военных тайн... – Лихо лёгким кивком определила объект своего интереса. – То хотелось бы попросить, сделать исключение.

Михеич притащил две кружки, полные пенного напитка, и поставил их на стол, как будто это были сосуды с эликсиром вечной молодости. Заверив, что если дама пожелает ещё чего-либо, то он всегда, везде, и как только – так сразу. Лихо благосклонно улыбнулась, и он отчалил обратно за стойку.

– Ну, так как? – Блондинка посмотрела туда, где дискуссия четвёрки никак не шла на спад. На Лихо уже никто не обращал внимания, тем более, что её полностью закрывал широкой спиной, какой-то верзила, сидящий за следующим столиком.

Новый знакомец Лиха, посмотрел на неё, потом на кружки. Подцепил одну из них, и сделал большой глоток. Крякнул, и отхлебнул ешё. Поставил кружку на стол.

– Что вы знаете о Мёртвом? – Блондинка смотрела на него, не отводя взгляда. – Какие он носит подштанники – мне глубоко начхать. А вот – как давно вы его знаете, и как он здесь появился... Почему у него такое лицо. И почему, он – Мёртвый...

– Вы его знали? – "Бывший флибустьер" чуть прищурил глаза, и снова сграбастал кружку. – У вас такой... такой растрёпанный вид; в моральном смысле, конечно же. Такие лица бывают у людей, встретивших своё прошлое, которое изменилось: и совсем не тот направлении, каком бы хотелось...

– Вопросы задаю я. – Лихо задавила ворохнувшееся внутри состояние. – Такого словосочетания, как Никита Хлыст – от него слышать не доводилось? Поодиночке, или все вместе...

– Нет. – Собеседник покачал головой. – Никогда. Все четыре с половиной года, с тех пор, как я его нашёл. Хлыст, говорите? Подходит, точно...

– Где нашли?

– Да занесла меня нелёгкая в Притчино. Это верст пятьдесят с гаком отсюда. Там я его и нашёл. Еле живого. А внешность у него, что характерно, уже вот такая и была. Как будто он, сам себе, по лютому душевному расстройству: решил пластическую операцию калёным утюжком смастрячить. Да неудачно получилось, как видите... Только тогда она ещё свежая была, как будто только-только закончил. Честно говоря, не думал я – что он выкарабкается. На ладан дышал. Но, видать – ворожит ему кто-то, не самый слабосильный: девять из десяти – точно бы загнулись... А он – выбрался.

– Дальше.

– А дальше, что? Притараканил я его сюда, дня три в чувство приводил: всем, что под рукой было. Хотя было не так уж много... А он не помнит ничего. Совсем. Кто он, что он, куда, откуда, почему, зачем. Хорошо хоть, что штаны перед оправкой, снимать не разучился. Короче – мёртвая зона у него в памяти образовалась...

– Так вот оно как... – Лихо рассеяно провела рукой по щеке. – И, как я догадываюсь, до сих пор – кто он, что он, откуда, почему...

– Чистейшая правда. – Собеседник блондинки завёл глаза к потолку. – Ни имени, ни родины, ни жизненных приоритетов. Совершеннейшая пустота.

– Так вот оно как... – Повторила Лихо. – А почему тогда – Мёртвый?

– А тут две точки зрения имеются. Первая, это потому, что все, кого ему заказывали – долго не зажились. Ни один не уцелел. И стали мертвее мёртвого. Квалифицированно сработанные жмурики, доложу я вам, барышня. Талант у человека, как ни кривись по поводу выбранного ремесла...