Текст книги "Пешки Сдвига"

Автор книги: Вадим Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 38 страниц)

– И что ты предлагаешь? Всё бросить?

– Для начала – пойти ещё раз поискать. Может, выловим кого-нибудь. Если нет... то – не знаю.

– Пошли. – Лихо яростно напялила приобретённую куртку, оказавшуюся в самый раз. – Ох, попадись мне кто-нибудь из этих...

Прочёсывание рынка ничего не дало. На задаваемые вопросы, торгаши самым банальным образом не отвечали, превращаясь в подобие классической троицы – "Ничего не вижу, ничего не слышу, никому, ничего не скажу", в одном лице. Лихо тихо сатанела, впустую мечась по рядам. Книжник держался рядом с ней, как привязанный: и, где-то параллельно крутился Шатун, в поле зрения которого, тоже не попадалось ни одной мальчишечьей фигуры.

Спустя почти час, троица вернулась к внедорожнику. Завидев понурые лица, Алмаз грустно вздохнул и, вымещая неудачу – пнул покрышку "Горыныча".

– Полный абзац... – Прокомментировала блондинка, устало присаживаясь возле машины. – Это даже не в стогу смертушку златочахнущего выщупывать. Это вне конкуренции...

Вспотевшие Шатун и очкарик, молча соглашались.

– Отлить схожу. – Громила поднялся, и пошёл по направлению к видневшемуся неподалёку, явно заброшенному строению. – Никто компанию не составит?

Страждущих не нашлось. Шатун зашёл за угол и, по прошествии всего-то десятка секунд, показался снова, быстрым шагом возвращаясь к "Горынычу".

– Что, уже всё? – Вяло спросил Алмаз. – Что-то быстро. Обычно минут по пять журчишь. Перехотелось?

– Белобрысая... – Громила наглухо проигнорировал высказывание "стеклореза". – Иди, там с тобой побазарить хотят. Давай, в темпе. Только спокойно, не привлекая лишнего внимания.

Лихо непонимающе посмотрела на него. В следующий миг, сообразив что-то, вскочила на ноги, как подброшенная пружиной. Потом сдержалась, чтобы не рвануть со всех ног, и пошла, придав лицу естественное выражение человека, обуреваемого жаждой избавления организма от лишней жидкости.

За углом, переминался с ноги на ногу, нескладный, редковолосый субъект, с немного дёргаными движениями, и забавной мимикой.

– Ну? – Блондинка остановилась в двух шагах от него. – Выкладывай. Только учти, если меня разочаровывают – я становлюсь невменяемой, и не отвечаю за дальнейшие действия. Говори.

– У вас сегодня что-то украли? – Стоящий напротив Лихо человек, пошевелил пальцами возле своего кармана. – Что-то, очень важное.

Вдобавок к забавной мимике и дёрганым движениям, у него обнаружилась лёгкая шепелявость.

– Ты хочешь мне это вернуть? Или у тебя приступ банального любопытства?

– Неважно. Но вы хотите это вернуть?

– Это у тебя?

– Нет. – Редковолосый смешно поднял брови, словно изумляясь наивности Лихо. – Но я знаю, где и у кого, это может находиться. Могу поделиться информацией. Не за так, конечно же...

– У меня есть встречное предложение. – Лихо положила руку на рукоятку "Потрошителя". – Я не отрежу тебе твой шершавый дуэт, а ты мне всё выложишь.

– Постойте! – Визави блондинки отчаянно замахал руками. – Я же не требую у вас машину, или ещё что-то непосильное. Ну, в самом-то деле – это не мной, и не вами установлено: должны же соблюдаться какие-то правила, пускай даже и неписаные. Мы же адекватные люди. Разумная цена, за бесценную информацию. Все будут довольны.

– А кто сказал, что я похожа на адекватного человека? – Лихо подняла верхнюю губу, по хищному показывая зубы.– Ошибиться не боишься? Фатально?

– Да не пугайте... Видел я на своём веку всяких. Не похожи вы, на дурковатых-то... Скорее – на бесшабашных. Но здравомыслящих.

– Что ты хочешь?

– Пару стволов, и несколько обойм к ним. Поверьте, я мог бы сказать и так, но взимание некоторой, так сказать – награды: это чисто принципиальный аспект. Плата чисто символическая. Тем более, что у вас этого добра с избытком: я заглянул украдкой, пока вы по рынку рыскали безо всякой пользы. И, давайте договариваться побыстрее. Я не хочу, чтобы нас видели вместе. Чревато, знаете ли... Весьма.

– А если убрать принципиальные аспекты? – Лихо изобразила подначивающую полуулыбку. – В виде платы за сведения. Что останется? Я так полагаю, что какие-то личные претензии...

– Угадали... – Чуточку нервно улыбнулся редковолосый. – Есть и личное. Вы правильно сориентировались...

– А я тебе больше скажу. – Лихо посмотрела на него, практически в упор. – Я не угадываю. Я точно знаю: лепят ли мне прелого бздунчика толстым слоем – по всей личности, или чистосердечное выкатывают... Веришь – нет, и такое бывает.

– Допустим, верю...

– А больше и не надо. Выкладывай сведения особой важности, и будет тебе материальное поощрение. В полном объеме. Не нагрею, не бойся...

– Стволы бы увидеть...

– Увидишь. Не журчи струёй по ляжке, у Лихо нет привычки, надувать по мелочёвке. Ссыпай информацию. Пойму, что в цвет сказываешь, принесут тебе твои железяки, не бзди...

– Ваша вещь, скорее всего, у Коли Балаболкина. – Собеседник Лихо говорил начал говорить торопливо, добавив в свои движения немного суетливости. – Эти мальцы под ним работают. Всё натыренное к нему тащат.

– Почему Балаболкин?

– Да угораздило его родиться с фамилией Бухарин, и с именем Коля. А у исторического прототипа, как раз такое погоняло – и приклеено было. Да, к тому же – реальный Николаша, тоже языком машет – уж слюни до Кургана со свистом летят. Ещё неизвестно, кто кого переболтал бы, случись им схлестнуться каким-либо макаром...

– Ладно, это всё лирические отступления. Давай по делу.

– Вы спросили – я ответил. – Редковолосый пожал плечами. – А дальше что? – Коля шпанятам жратвы подкидывает, если, конечно, чего стоящего с ротозеев насобирали. Извините, не хотел обидеть...

– Не обидел. Где Балаболкин твой обретается?

– Недалеко отсюда. Но есть одна загвоздочка. Вещички к нему, только во второй половине дня потащат. Вечером всё у него будет. Сто процентов.

– Он сам по себе? – Спросила Лихо. – Или повыше инстанция имеется? Позубастее?

– Есть человек. Серьёзный. Но, думаю, если всё грамотно отчебучить, и только своё забрать – никаких претензий не возникнет. Тем паче, как я понимаю – вы здесь на пээмжэ оставаться не намереваетесь... Расположите Колю к разовому душевному общению, и катите себе, благо машинка у вас почти по любому бездорожью вытянет...

– Где он живёт?

Редковолосый назвал адрес. Объяснил, как удобнее проехать.

– А, может, с ним лучше по-хорошему договориться? – Лихо задумчиво пожевала губами. – Как думаешь? Предложить правильный обмен, без претензий. Житейская ситуация, ебулдыцкий шапокляк... Есть такая вероятность?

– В принципе, можно... – Задумался собеседник блондинки. – Об этом я как-то не подумал. Правда, есть одно "но". Жадноват Колюня. Если поймёт, что вам это позарез треба, последние штаны с вас снимать нацелится. Жлобская натура. Проще пару раз. – Он показал глазами на "Потрошителя" – У него перед ноздрями, вашим кладенцом потрясти, соответствующую морду сформировав. Жидковат он на такие вещи. Прибздит, наверняка...

– И что это ты меня так упорно, к некрасивому силовому варианту изъятия утраченных ценностей подталкиваешь? – Прищурилась Лихо. – А ведь есть у тебя счётец к этой персоне, определённо: душа возмездия жаждет. И занервничал ты неспроста. Хочется тебе, и жжётся, как ни крути, хоть ты и получаешься вроде бы как – ни с какого боку... Так ведь, сударь? Да не надо очи долу опускать, понятно же... Только не боишься, что я сейчас осерчаю, за то, что ты нашими руками, хочешь обидчику козью внешность забабахать? И тебе что-то аналогичное внедрю, не сходя с этого места.

– Ну, есть у меня обида... – Редковолосый, словно набравшись мужества, глянул Лихо в глаза. – Давно сидит. И если уж выпала возможность, почему бы не воспользоваться? Раз уж наши интересы, на данном жизненном этапе, совпадают по всем плоскостям и радиусам... Я же не прошу вас, чтобы вы этой дрянной душонке свой кладенец – по самую рукоятку в анус заталкивали, и проворачивали со всем старанием. Даже если просто по морде схлопочет – уже хорошо. К тому же, ни я, ни вы, не заставляли его, шпанят на рынок отправлять, чтобы они там подобными выкрутасами клиентуру огорчали до невозможности...

– Крайне логичное замечание. – Лихо несколько раз кивнула, соглашаясь с ним. – И, ведь, что примечательно – не соврал ты мне. Нигде. Бывает же...

– А какой смысл мне врать?

– Есть многое на свете, друг Горацио... Значит, говоришь, сердечный друг Балаболкин, сегодня вечером будет иметь на руках искомый предмет. Который, мы можем конфисковать у него – с минимальным приложением усилий. Не оттоптав нежно лелеемой мозоли, серьёзному человеку, крутящему местный бизнес: в том числе, и Колюнин, на разных частях анатомии. Ничего не упустила?

– Всё верно.

– Верно, верно... А не проще нам, малолетних поставщиков отловить прямо у Колиной берлоги, и отобрать то, что нам принадлежит по праву?

– А если у того, которого поймаете, не будет нужно вам вещи? А остальных спугнёте, и неизвестно, как дальше пойдут события. Не советую. Не потому, что мне страсть как охота, чтобы вы Коле по сытой харе в воспитательных целях заехали. А потому, что оно действительно так может обернуться.

– Каюсь, не подумала... – Сказала Лихо. – А что, Балаболкин в своей скупке один находится?

– Есть у него там помощник. Который может пробить лбом, любой из контейнеров на Перекрёстке, но не способен сложить один и один. Мясо, короче...

– Ну, на таких быков, у нас Шатун имеется. Который умеет, с приятным хрустом обламывать рога любых форм и видов. Не вижу никаких сложностей.

– Смотрите сами. Я всё сказал.

– Ладно, жди. Сейчас тебе принесут твои принципиальные аспекты. Обидчивый ты наш... Как тебя кличут-то? Это так, на всякий случай...

– Ну, Прохор...

– А прозвище? Только не заявляй, что у тебя его нет. У меня вон, тоже наличествует. Хотя и мечтала я, что будут меня кликать какой-нибудь Императрицей, или там – Прелестью, а жизнь свои коррективы отжала, и не получилось из меня никакой прелести, а нарисовалось обыкновенное Лихо. Ну, может быть – не совсем обыкновенное, если уж начистоту... Не жмись, не пойду же я к офису Балаболкина, с транспарантом – "Тебя вломил Прошка нехороший!". Тайна заговора гарантирована.

– Ну, Дутый...

– Понятно. Могу тебе одно сказать, что в отношении Николаши – может больше не дуться. Получит он, лично от меня. Не скажу, что зело изобретательно, но прилежно. В конце концов, имея такую щекотливую жизненную стезю, надо быть всегда готовым, что твоя физиономия может встретиться с твёрдыми предметами, летящими к ней на большой скорости. Удачи, Прохор Дутый.

Она вернулась к машине, извлекла пару импортных пистолей, присовокупила по две обоймы для каждого, и поманила внимательно наблюдающего за ней Алмаза.

– Сходи, отлей. И заодно человечку гостинчик передай, его там наверное уже – от нетерпения корёжит. Давай, стеклорез. Потом поедем наше имущество из цепких лап местной преступности выдёргивать... Такая вот вводная.

Алмаз вернулся через минуту.

– Отдал. Он очень просил ничего не упоминать про него. Иначе – крышка. Сказал, что ты знаешь.

– Эх, малодушные. Сначала нагадят, потом трясутся. – Лихо сплюнула под ноги. – Ладно, это уже не наше дело. Но раз обещала – значит надо выполнять. Хотя, как подумаю, что ради вот этого мира я стаптываю себе стройные ножки, по самую жопу: хочется впасть в беспросветную меланхолию. И ведь ничего не изменится, это уже непоколебимо...

До вечера пришлось убивать время, катаясь по городу. Перекусили в какой-то забегаловке, и долго маялись бездельем, сидя в "Горыныче". Книжник пытался развлекать народ, рассказывая бородатые анекдоты. Но народ, в лице блондинки, убедительно попросил замолчать, сославшись на нервное напряжение. Пришлось повиноваться.

– Половина восьмого. – Сказал Алмаз. – Ещё подождём, или приступаем? Не до ночи же ждать?

– Пора. – Лихо вылезла из кабины, и с хрустом потянулась. – Сторожи, стеклорез. Шатуну там, судя по всему – работка найдётся. А книголюб пускай в массовке поотсвечивает. Набирается полезного опыта. Глядишь, скоро новый мир строить придётся, одними пламенными речами не обойтись... Шатун, покопайся в рюкзаке, захвати ствол какой-нибудь, не совсем гладкий, пару "эфок". Сначала попробуем цивилизованными методами. Хоть и обещала я покуролесить: да ладно – всем не угодишь...

Книжник что-то пробурчал, судя по интонации – предельно несогласное с высказыванием Лиха. Но та уже не слышала, быстрым шагом направляясь к трёхэтажному дому, на первом этаже которого и находился нужный им индивидуум.

– Притормозите. – Сказала Лихо, когда они уже подошли к подъезду. – Я сама. Давай ствол, и остальное. Не мог чего похуже взять? Почти новенький "Стечкин" выудил. Растратчик ты, Шатун... Если вдруг не вернусь через пару минут, то первая дверь направо. Выносите к бубеням.

Она распихала оружие по карманам, и зашла в подъезд, постучалась в нужную дверь. Немного выждала, и снова постучала. Дверной глазок потемнел. Лихо подняла вверх обе руки, демонстрируя дружелюбные намерения.

– Чего надо? – Спросили из-за двери. – Я тебя не знаю.

– Вы Николай? Есть разговор. – Лихо улыбнулась, хотя ей бешено хотелось, с выносом бедра шарахнуть боковым ударом ноги по этой двери, чтобы та ввалилась в квартиру. – Я думаю, что вам будет интересно. И выгодно.

– О чём речь?

– Сегодня к вам должна была попасть одна вещь. Плоский кругляш, сантиметров десять в диаметре. Серого цвета. Он мне нужен. Предлагаю обмен.

Зашебуршал замок, и дверь приоткрылась, держась на массивной цепочке. В образовавшуюся цель, выглянул багровый нос, небритый подбородок, и оценивающий глаз какого-то непонятного цвета. Но, можно было с уверенностью утверждать, что око, оценивающе разглядывающее блондинку, было с явной хитринкой. Разжиревшей такой, можно даже сказать – преисполненной самой пошлой самоуверенности. Лихо тихонько вздохнула – Балаболкин, вне всякого сомнения, являл собой тот тип людей, которых она презирала больше всего на свете. Торгаша без совести, или хотя бы её некоторых признаков.

– Кругляш... Плоский... А что дашь?

Лихо поочерёдно показала то, чем она была готова пожертвовать ради получения предмета.

– Маловато... – Хитринка в глазу Балаболкина затрясла отъевшимися телесами. – Мне за неё на три обоймы больше предлагают. Но я думаю пока. Интересная вещица, может быть, себе оставлю.

– Больше у меня нет. – Лихо пожала плечами. – Или берите, или я двинула. Ну?

– Ладно. Я закрываю дверь, ты кладёшь всё около порога, и выходишь на улицу. Возвращаешься через две минуты, и забираешь свою хрень. Без вариантов.

– Закрывай. – Дверь захлопнулась и, блондинка стала выкладывать всё из карманов, пристраивая у порога. – Ухожу!

Она спустилась вниз, вышла из подъезда. Было слышно, как хлопнула дверь. Первая фаза обмена состоялась. Шатун с Книжником вопросительно уставились на Лихо.

– Ждём. Возможно, устраивать погром, и никого мордовать не придётся. Хотя, сдаётся мне, что это заблуждение... Через две минуты будет ясно.

Через пару минут, дверь снова хлопнула. Блондинка заскочила в подъезд, и вскоре вернулась, держа в руке, опорожнённую, и сплющенную консервную банку, никаким боком не походящую на деактиватор.

– Сука... – Лихо с нарастающей злостью постучала кулаком по дверному косяку. – Мудила. Безупречный кандидат на кастрацию. Пошли, мальчики. Только осторожно.

Они поднялись вдоль стены, и замерли. Лихо вытянула руку, и требовательно постучала.

– Чё надо? – За дверью откликнулись сразу, как будто ждали, когда она постучится. Только голос был не балаболкинский, а незнакомый. Густой, немного гнусавящий бас.

– Кажется, Коля кое-что забыл отдать. – Громко и бесстрастно, сказала Лихо.

– А что, разве это не то, что требовалось? – Издевательски вопросили изнутри квартиры. – Кругляш, плоский, серый. Всё сходится.

– Слышьте, шутники... А вы дверку отоприте, я вместе с вами похихикаю. А то мне не смешно, перед закрытой стоять. Так как?

Блондинка уже примерно догадывалась, какой ответ он услышит. И грустно хмыкнула, когда из-за двери донеслось, со смаком выговоренное "Пошла на хер!". И, раздался продолжительный гогот в два голоса. Балаболкин был человеком с потрясающим чувством юмора.

– Сейчас произойдёт смена юмористов, и качества юмора. – Лихо повернулась к Шатуну и, скорчила насмешливо-злую рожицу. – Большого можешь тискать, как душе угодно. Того, что поменьше – оставить в полном сознании. Дискуссию предлагаю считать открытой. Громи.

Дверь в квартиру слетела с петель, и плашмя грохнулась в прихожей. Шатун ворвался в чужую жилплощадь, незамедлительно распечатав баул с трендюдями, имеющий все необходимые сертификаты. Здоровенный лось, габаритами едва ли не превосходящий Шатуна, с неимоверно глупым выражением на толстомясой "витрине", кубарем покатился по прихожей, поймав коронный прямой в челюсть. И остановился лишь с помощью стены в дальней комнате, звучно влепившись в неё макушкой. Голова выдержала только потому, что Шатун бил щадящее, можно даже сказать, не бил – а потрогал. За посылание на известный ориентир, по его мнению – этого было достаточно. Но вот с пережёвыванием пищи, у балаболкинского телохранителя – теперь точно будут проблемы.

Второй попытался было дёрнуться в сторону кухни, но оказался надёжно схвачен за шею и, принуждён к повиновению. Больше в квартире никого не оказалось.

– Давай его в комнату. – Лихо с садистским наслаждением похлопала Балаболкина по пухлой, лоснящейся ряшке. – Ишь, защеканец... Филиал испанской инквизиции на выезде, извольте терпеть, и не жаловаться. Знаю, что не ждали. Но у нас сегодня благотворительная акция, не отменять же? Сейчас я тебе устрою наматывание прямой кишки на всё, что на глаза попадётся. И ещё кое-какие плотские развлечения. Вот только то, что они будут связаны с удовольствием – обещать не буду, уж извини... Конвоируй, Шатун.

Громила втащил вяло трепыхающегося, словно частично ожившая водоросль – Николашу, в большую комнату.

– А побледнел-то как, а задёргался... – Фыркнула Лихо, заходя следом. – А жить сразу стало непередаваемо грустно, да, Колюнь? Вот видишь, я тоже шутить умею. Правда, юмор у меня насквозь чёрный, но вот такая я уродилась, ничего не попишешь... Пискни что-нибудь, я то я тут перед тобой разоряюсь, словечка вставить не даю. А ты ведь что-то хочешь сказать. Вижу – хочешь... Ну, цигель-цигель, юноша.

– Вы кто? – Полузадушено хрипнул Балаболкин. – Что вам надо?

– Началось! – Блондинка вложила в это слово как минимум тонну сарказма. – Тебе всё генеалогическое древо представить, или как? А второй вопрос вообще неуместен. Но для особо юморных – повторяю на пальцах. Кругляш. Плоский. Серого цвета. Где он?

– Не знаю...

– Так... – С лёгкой задумчивостью сказала Лихо. – Попробуем зайти с другой стороны, если спереди, и через мозг – не получается. Вот и диванчик кстати придётся. Нагибай его, Шатун. Книжник, подсоби, надо мужчине тыл заголить. Будем общаться по-плохому.

Через пять секунд, Балаболкин лежал пузом на разложенном диване, надёжно удерживаемым громилой, а очкарик, вооружённый "Потрошителем", вдохновенно трудился, разрезая штаны скупщика краденого.

– Кромсай, не жалей! – С кровожадной физиономией покрикивала Лихо, присев на корточки возле побагровевшей рожи Бухарина: так, чтобы он видел её решительный настрой. – Да не возись ты – руби с размаху: подумаешь, на одно полужопие меньше станет. Нам ведь не его волосатые булки нужны, а то, что между ними, согласно природе – располагается. То бишь – шоколадный глазик. Девственный такой, непроторенная дорожка. А, Колюня? Не шалишь в "гудок" инородными предметами? Ничего, иногда что-то приходится испытывать впервые...

Книжник справился со штанами, с треском разорвав плотную материю.

– Вот он, вот он, сладкий миг свидания с неизведанным... – Блондинка зашла сзади, и звучно приложила Бухарина ладонью по голому заду. – Готов, хитрозадый? Ишь, кого обмануть хотел, дурашка челябинская...

Балаболкин дёргался, безуспешно пытаясь освободиться от мёртвой хватки Шатуна. Лихо сделала громила знак, и он чуть-чуть ослабил зажим.

– Ещё один шанс. – Скучным тоном сказала блондинка. – Говори, но по существу.

– Да вы знаете, на кого залупились?! – Взревел Николаша, немного приподняв голову. – Да от вас потом, говна не остав...

Шатун снова приплюснул его лицо ладонью, вдавливая в диван. Словесный поток прервался.

– Не получается у нас общения. – Грустно подытожила Лихо. – Угрозы, опять же... Книжник, иди пока, пошукай по закромам, может, найдёшь, что нам надо. А мы дальше потрендим, как получится.

Очкарик слинял в соседнюю комнату, которая, как мельком успела заметить Лихо при лихом заходе в квартиру, была превращена в некоторое подобие склада. Лихо наклонилась, почти вплотную касаясь своим носом, носа Бухарина. Тот попытался зажмуриться, но она оттянула ему веко, заставляя смотреть.

– Значитца, так! – Лицо блондинки исказила зверская гримаса, в голосе послышался звон примерно десятка "Потрошителей", сошедшихся в жёсткой рубке. – Слушай сюда, тёзка любимца партии. Я с тобой больше "сю-сю" разводить не буду. Насчёт испанской инквизиции – это я слегка пошутила. Но, я и без того – девушка талантливая: а уж в этом отношении – особенно. Слышал, что бабы гораздо превосходят мужиков в том, что касается жестокости? Тебе выпала замечательная возможность убедиться. Я бы сказал – уникальнейшая возможность.

Она выпрямилась, прошлась по комнате – отыскивая что-нибудь подходящее. Балаболкин вздрагивал от звона бьющегося стекла, звуков падающих на пол предметов. Через полминуты, Лихо вернулась, продемонстрировав ему три предмета. "Розочку" из разбитой бутылки с сильно сужающимся горлышком, почти целую парафиновую свечу: и обильно тронутый ржавчиной венчик для миксера.

– Всё для тебя, падла. – Она погладила его свечой по пухлой морде. – При виде такой гниды, как ты, у меня начинает бурно работать фантазия. Ещё ни с кем подобной штуки не проделывала, специально для тебя расстаралась. Назовём её... ну, хотя бы "тройка". Чего ты хочешь, штука тройка? Сквозь геморрой пролазя бойко... Сначала... следи за мыслью, пидор незаурядный – берём свечечку, поджигаем, и запихиваем тебе на всю длину. Для разминки.

Балаболкин уже даже не дёргался, а трясся. Лихо сделала Шатуну знак, держать его таким макаром, чтобы тот не мог издать ни звука.

– Потом... Потом берём бутылочку, и начинаем внедрять следом за свечкой. Ну, там, как водится – кровушка, вследствие дефлорации. Ничего, я тебе туда-сюда с десяток раз пройдусь – разработается. Массаж предстательной железы, опять же. И, напоследок – вот эту загогулину.

Она повертела венчиком у него перед носом.

– Я тебе её затолкаю так, что хрен достанешь. Ржавчина в кровь попадёт, заражение будет. Сдохнешь, мразь. Я тебе это обещаю. Главное, чтобы ты не мазохистом был, а то мои все старания насмарку. Да вижу, что не мазохист, а просто гнида со жлобским характером...

Она запалила свечу, и зашла сзади, несколько раз капнув горячим парафином, на обнажённые ягодицы. Бухарин что-то упоительно мычал сквозь ладонь Шатуна, закрывшую ему рот.

– Что-то мнится мне, что снизошло на тебя раскаяние... – Ухмыляясь во весь рот, сказала Лихо. – Убери ладошку, Шатунчик. Послушаем, что нам птичка певчая в правильной тональности начирикает. Только последний раз предупреждаю – говорить по существу. Будет хоть одно слово не по делу – получишь весь обещанный набор удовольствий. Буду трахать тебя до невменяемости, понял, тварь?!

– Ваша штука у Герцога! – Выпалил Бухарин, как только Шатун убрал ладонь. – Часа два назад забрали, у меня нет ничего. Клянусь, чем угодно! У Герцога!

Вернулся Книжник, отрицательно покачал головой, разведя руками. Лихо слегка посмурнела.

– Герцог, это тот, кто над тобой стоит? – Николаша отчаянно закивал, насколько позволяла его поза. – А ему-то она зачем? Абсолютно непонятная для посторонних хрень, ладно бы там – разрисована была затейливо, или ещё что...

– Он всякие диковинные предметы собирает. – Сообщил Бухарин. – Честно говоря – всякую ерунду, на мой взгляд: камни необычной формы, ещё что-то – лишь бы в этой вещи, какая-то диковинка имелась. Ваза как-то у меня разбилась на четыре, почти идеально одинаковые части – тоже себе забрал. Прибабахнутый он, на этой почве.

– Не хватало нам ещё этого коллекционера с аристократической кликухой, и криминальными повадками. – Вздохнула блондинка. – Но: дело было вечером, делать было нечего... Где твой собиратель редкостей проживать изволит?

– Вы... Вы что? – Балаболкин с самым обалделым видом воззрился на Лихо. – Вы втроём к нему собираетесь? Да у него на "точке", человек пятнадцать – как минимум. И у каждого трещотка. Порвут вас, это уж, как – само собой разумеется.

– А ты у нас, прямо оракул... – Лихо повертела всё ещё горящей свечой у него перед носом. – Челябинский обыкновенный. Или нет? Или ты это от безнадёги так каркаешь?

Николаша замолчал.

– Так я не слышу ответа на вопрос. Где этот кандибобер ошивается по большей части? Адреса, пароли, явки. Или мне продолжить увлекательные манипуляции со свечкой?

Бухарин, пасмурно сопя, назвал адрес. Лихо задумчиво посмотрела на него.

– Прямо не знаю, что сказать... Ты бы, хоть соврать попытался, что ли. А то выложил всё, как на духу – никакой морально-волевой стойкости. Слышал бы тебя сейчас Герцог, наверняка бы опечалился, что в его герцогстве – такие слабые места наличествуют. Скажи мне лучше, имеет ли смысл, попытаться договориться с ним полюбовно. Ну, там – кругляш махнуть на что-нибудь... К обоюдному удовлетворению. Или как?

– Не получится. Он до своей коллекции – на всю голову раскуроченный. Однажды, при мне, на Перекрёстке: одного торгаша лично пристрелил. За сущую безделуху, которая ему глянулась: а тот чучундрик уронил её, погнул что-то... Герцог ему всю обойму из "Овода" в лицо высадил. А с вами даже разговаривать не станет. Это в лучшем случае. В худшем – у меня даже воображения не хватает. Это без прикрас...

– Да вижу я. – Лихо погасила свечку. – Тряхомудия не из самых жизнерадостных. Так говоришь – полтора десятка шибздиков с пукалками...

– Как минимум. А то и больше.

– Взводом больше, взводом меньше... Как выглядит твой Герцог?

– Высокий, лоб с залысинами. Нос, такой – прямо орлиный. Прихрамывает на левую ногу. На левой скуле – шрам в виде запятой. Волосы тёмно-русые.

– Понятно. – Сказала Лихо. – Теперь скажи – он тут самый крутой, или у него конкурентов – пруд пруди?

– Нет у него конкурентов... – С каким-то непонятным сожалением, пробурчал Балаболкин. – Уже года четыре, как он тут всё под себя подмял. Самый козырной, куда бы деться...

– Козырной, говоришь? Не было на него джокера...

– Нет, вы что – серьёзно? – Бухарин никак не мог поверить в то, что слышал. – Втроём в капкан полезете? Или у вас кусок приручённого Всплеска есть? Пятнадцать человек же!

– Ты завтра, с утречка, вокруг властительного особняка походи... – Посоветовала ему блондинка. – Много чего прелюбопытнейшего узнаешь.

– Так вы меня не убьёте? – Облегчённо выдохнул Николаша. – А я думал...

– Размечтался. Шатун, подними его.

Громила вздёрнул Балаболкина вверх, разворачивая лицом к Лихо. Тот настороженно, но уже явно без особых переживаний – ждал, что будет дальше.

– А вот сейчас – ничего личного. – Сказала Лихо и, отточено разбила Николаше нос, приплюсовав к полученному повреждению – бланш под левым глазом. – Шатун, вырубай.

Шатун тюкнул пострадавшего барыгу по темечку, и тот обвис в руках громилы.

– Вяжи этот дуэт, чтобы до утра точно не распутались. – Лихо бросила свечку на диван. – Мы с Книжником, пока что ревизию в соседней комнате проведём. А то воспользуются беспомощностью хозяев, упрут всё подчистую. Должно же, что-то и нам перепасть, за беспокойство... Потом – нанесём визит невежливости, к благородной персоне. Хотя, откуда тут, в Челябинске – герцоги, и прочая голубокровная шантрапа? Понты, всё понты голимые. Причём жутко безыскусные, в своей непроходимой корявости...

Через несколько минут, троица покинула квартиру Бухарина-Балаболкина. Ничего особенно привлекательного в соседней комнате не обнаружилось, но три коробки с патронов с картечью, и с десяток упаковок сухпая, они всё же прихватили. Естественно, не забыв вернуть себе, честно отданные за отсутствующий деактиватор – ствол и гранаты. Ещё в комнате-складе, скорее всего – в виде малость циничной шутки каких-то высших сил: нашлась ещё одна камуфляжная куртка, идеально севшая на Лихо. Блондинка плюнула, подумала, и прихватила её тоже.

– Как достижения? – Алмаз скептически оглядел вернувшихся товарищей. – Ой, не светятся глаза восторгом... Не вижу триумфа. Куда теперь?

– В самый большой гадюшник Танкограда... – Печально сказала Лихо. – Я не могу сказать, что пятнадцать рыл с "дыроделами" – это неотвратимый приговор нашей честной компании: но всё равно, как-то не настраивает на позитивный лад. Кто хочет подёргать организованную преступность Челябинска за первичные половые признаки? А придётся...

Штаб-квартира Герцога, располагалась в небольшом двухэтажном особнячке, в котором до Сдвига, помещался респектабельный медицинский центр. Иначе и быть не могло, потому что вряд ли в центре Челябинска будет находиться какая-нибудь захудалая социальная лечебница, с виеватым названием "Гордость Гиппократа". Название шло по фасаду здания, и было выполнено в греческом стиле, позолоченными буквами, изрядно пострадавшими ввиду некоторых перемен, произошедших в последние три с лишним десятка лет. Но до сих пор, его можно было прочесть, без особого напряжения зрения.

– Как будем заходить? – Шатун поскрёб всё больше густеющую щетину на скуле. – Чтобы впереди всё ужасалось, а позади всё держалось за лишённую девственность? Или есть соображения?

– А какие соображения? – Алмаз погладил "Калашникова" по оптике. – Тех балбесов, что в холле, за стеклянными дверками пузо чешут, я хоть отсюда перещёлкаю. Шесть человек – какая пошлость... Быстрее начнём – быстрее уедем.

– И что вас всегда на ковбойщину тянет... – Лихо притворно-огорчённо вздохнула. – Лишь бы покоцать кого-нибудь: чтобы кровища гейзером, да мозги с каждого канделябра живописно свисали... Никакой умеренности.

– Да ладно тебе. – Махнул рукой Шатун. – Можно подумать, ты сегодня Бухарину стриптиз показывала, да пончиками с вишнёвым джемом пичкала... А он млел, млел.

– Да я так, для морального настроя... – Отмахнулась блондинка. – Согласна насчёт пошуметь, но – без излишнего рвения. Зашли, забрали приспособу – ушли. Кто не спрятался, или там – подумал, что он самый крутой: мы не виноваты. Опять же, Балаболкин вещал, что этот Герцог – порядочная гнусь. И вряд ли вокруг него, кучкуются силком принуждённые к этому образу жизни – высокоморальные члены общества.