Текст книги "Пешки Сдвига"

Автор книги: Вадим Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 38 страниц)

На шее у него, начинаясь от уха, и уходя дальше – под линялую, не совсем чистую футболку: красовались чёрные нашлёпки, вроде родимых пятен. Но – точно не пятна; такие пятна не находятся под кожей, вдобавок – не имея привычки медленно курсировать туда-сюда, сдвигаясь на сантиметр-другой: и, возвращаясь обратно. Плюс ко всему – квадратный подбородок, к которому без кастета – лучше не приглядываться. Да ещё, левая часть физиономии – была скошена вниз, будто состояла из воска, случайно, и – ненадолго, находившегося возле открытого огня.

"Навести тебе симметрию на роже, парой апперкотов. – Алмаз, нарочито неторопливо, повернулся в указанном направлении. – А глазки-то у тебя – шныряют, пятнистый... Дёргаешься; а ну, как я тебя огорчу? – аналогично тем двум. Жаль, совокупность обстоятельств – не позволяет...".

Молох, с несомненными признаками душевной маеты, измерял торопливыми шагами – уже знакомый по вчерашним событиям, зал. Пять шагов влево, пять – вправо.

Книжник, покосился на блондинку, продолжающую пребывать в беспамятстве; и, положенную на кожаную банкетку. Глянул на "стеклореза", стоящего в метре от него. Шатун, покачиваясь, обретался у декоративной витой колонны, придерживаясь рукой: ноги громилы – то и дело подгибались, но Молох не разрешил сесть, или – лечь. Предложив на выбор, пулю, или – выполнение указаний здешнего властелина судеб. То бишь – его, родимого. С десяток мутантов, торчащих в зале, не давали повода усомниться в том, что первый, предложенный на выбор – вариант, будет тут же воплощён в жизнь.

Спустя пять минут назад, лица – приближённые к Молоху, пытались вернуть Лихо в сознание; путём доброй порции пощёчин, щипков, и даже – пары чувствительных тычков по рёбрам. Итог, как легко можно понять – вышел нулевым. Блондинка отказалась приходить в чувство, никаким местом – не реагируя на внешнее воздействие. Шизофреник немного подумал, и – велел прекратить нелирическое обращение с женщиной. Не поддавшись на призывы присутствующей тут же, Виктории; пристрелить блондинку, и Шатуна.

Час назад, она предлагала несколько более расширенные установки: а именно – пустить в расход, всю четвёрку, прямо на стадионе. Одному Молоху ведомо, какими соображениями руководствовался лично он, сходу отклонив настоятельные требования рыжей. И теперь, Книжник с Алмазом – выжидали непонятно чего, наблюдая за метаниями человека в театральном наряде...

Виктория сидела в углу зала, опрокидывая уже, кажется шестой по счёту – бокал чего-то алкогольного. Демоническим и, откровенно захмелевшим взглядом – испепеляя профиль громилы, украшенный изрядным набором повреждений. Между ней, и переправленным в мир иной Сфинксом, вне всякого сомнения – было что-то, выходящее за рамки объединённой борьбы мутантов за светлое будущее. Женщина, у которой убивают близкого, или человека – который мог бы им стать; ведёт себя иначе, чем женщина, у которой убивают просто сподвижника. Пускай даже – не самого заурядного.

– Кто вы такие? – Молох резко остановился, заведя свои жуткие глаза, к потолку. – Зачем вы появились здесь. Я... я страшно промахнулся, послушав Сфинкса! Боги тоже делают ошибки, даже непоправимые ошибки... Но! – я должен знать, кто вас подослал! На кого – вы работаете? Вы – не наёмники, как мне пыталась втемяшить ваша подруга. Я не поверил в это – прошедшей ночью: не поверю и сейчас. Теперь я вынужден признать, что немного недооценил людей, и – дорого заплатил за свой просчёт. Этого не должно повториться! Я должен устранить эту угрозу прежде, чем мой грандиозный план, мой крестовый поход – начнётся. Рассказывайте всё, или, вы – наконец осознаете, что такое – гнев Молоха. Только не говорите мне, что всё это – нелепое совпадение, глупейшее стечение обстоятельств. Что вы четверо, оказались здесь – совсем не за этим...

Алмаз скрипнул зубами, глядя на шиза: лицо которого, превратилось в страшную маску безумца, свято уверенного в своей правоте. Готового на всё, чтобы её подтвердить.

Надо было что-то делать, что-то говорить, придумывать. Но в голове – после последних, отнюдь не похожих на беспечный отдых, событий: было практически пусто.

"Не вовремя Лихо отключилась... – "Стеклорез" чуть не застонал от подкатывающей к горлу безнадёги. – Она бы ему рассказала, ладную сказочку – про законспирированную организацию "Белый Бычок". Со всей её сложной, строго засекреченной структурой; и, ключевыми фигурами... У меня так не получится: но что-то надо делать, надо!".

– Я всё скажу! – Книжник вдруг рухнул на колени, оскальзываясь на полу – пополз в сторону Молоха. В голосе очкарика, перемешались мольба, испуг, подобострастность... – Всё, что вы хотите знать! Это страшные люди, они взяли в заложники мою мать, меня заставили! Вы должны помочь мне, пожалуйста! У меня больше нет надежды. Нет, нет, нет!

Он зашёлся в неподдельной, натуральной истерике. Звучно ударился лбом об пол; повалился набок, на лице – блеснули слезинки, катящиеся из уголков глаз. Алмаз оторопело следил за бурными манипуляциями Книжника, пытаясь как можно быстрее – разобраться в хитросплетениях той задумки, которую воплощал в жизнь книгочей. Счёт шёл на секунды и, Алмаз: ориентируясь на вышеупомянутых "страшных людей", плюс "маму в заложниках" – сделал зловеще-раздосадованное лицо, вперившись взглядом в ползущего к шизофренику, очкарика. Книжник бы, ни за что – не стал выдавать подобную ересь, просто так; а значит – был в этом какой-то глубинный смысл, возможно даже (точнее – наверняка) – ключик к спасению...

Шатуна, наверняка обуревали идентичные мысли, но – одарил ли он, всех присутствующих – мимикой сданного с потрохами Терминатора; понять было почти нереально. Разбитое, измазанное кровью лицо, и так – выглядело страшным. Дополнительные эмоции, не прибавили бы особой выразительности, это уж – точнее истинного, дальше углубляться некуда...

– Не убивайте меня... – Книжник принялся часто всхлипывать, мелко сотрясаясь всем телом. – Поверьте, у меня не было другого выхода!

Молох смотрел на него: с брезгливым любопытством, с – вновь появившейся на лице, надменностью.

С лица Книжника, упали очки; он вернул их на место – дрожащими, непослушными руками, закинул голову, с мольбой всматриваясь в чуть опущенное к нему, лицо "бутафорского властелина".

– Не убивайте... – Очкарик подполз вплотную к Молоху; принялся неистово покрывать поцелуями его обувь, поднимаясь выше, выше... – Я готов присягнуть на верность: всё – что вы захотите... Не убивайте, умоляю... Моя мать – не перенесёт такого удара!

Молох, на лице которого, осталась брезгливость, а, любопытство – сменила откровенная скука; шевельнул ногой, отталкивая Книжника от себя.

– Рассказывай. Всё, без утайки.

– Позвольте, я лучше покажу... – Очкарик с откровенно холуйской, заискивающей улыбочкой, завертел головой, смотря то – на Алмаза, то – на Молоха. – Так вы всё поймёте гораздо быстрее, и лучше... Это всё они, они! Я не буду никого покрывать, это изначально было самоубийством, я говорил им, говорил... Умолял, доказывал!

– Показывай.

– Мне нужен нож.

– Дайте ему нож. – Шиз махнул рукой, приказывая кому-то из присутствующих в зале мутантов. – Быстрее, быстрее... Только не думай, что тебе удастся убить меня. Я – бог, я – бессмертен.

– Я покажу! – Книжник пополз обратно к Алмазу, всё так же, стоящему с характерным лицом, наглухо и, бездарно провалившегося ликвидатора. – Всё дело в нём, остальные просто пешки, просто отвлекающий манёвр. Бессмысленный антураж...

– Не давайте ему ничего! – Пьяно крикнула Виктория, уже почти дошедшая до кондиции, изрядно пошатываясь – пытающаяся встать на ноги; но, Молох – даже не повернулся в её сторону. – Они все – одна команда...

Алмаз посмотрел на шиза, и понял, что у того – лицо человека, нащупавшего какую-то ниточку, идущего по следу; собирающегося распутать этот клубок – во что бы то ни стало... Любые доводы, любые возражения, аргументы – пропадут втуне: Молох попался на удочку очкарика, наживка уже была во рту. Оставался один, пока что непрояснённый нюанс. Когда, и кто – будет делать подсечку...

Он незаметно оглядел остальных мутантов, присутствующих в качестве статистов, на этом дурном спектакле. По сравнению с прошлым вечером, что-то изменилось, произошёл какой-то незримый перелом; стрелка весов влияния – качнулась, пусть и на полделения: но, в пользу четвёрки.

"А ведь вам страшно, падлам... – "Стеклорез" упёрся прессующим взглядом, в ближайшего к нему порченого. Тот; никаких двусмысленностей, никаких превратных истолкований! – вздрогнул от появившейся внутрях неуютности, правда, постаравшись сделать это – как можно незаметней. – Давай, возбуждай нервные окончания, вибрируй организмом... Я смотрю, здесь не находится индивидуумов, с прохладицей относящихся к нашему присутствию в этом уютном местечке".

Молох, всецело поглощённый новым виражом интриги, следил за Книжником, который с вымученной улыбочкой – принимает штык-нож, протянутый одним из мутантов.

– Сейчас, сейчас... – Он суетливо приблизился к Алмазу, загораживая его от шизофреника – своим корпусом. – Они зашили это, у него под кожей... Но я знал, знал! Они проговорились: думали, что я сплю. А я – всё слышал!

Алмаз увидел его лицо, находящееся совсем рядом; полностью изменившееся, скованное. Лицо человека, сделавшего очень крупную ставку; вполне вероятно, самую крупную, в своей жизни – ставку... На том самом игровом столе, где на месте банкомёта – сидит персона самого аскетического вида, одетая с угольно-чёрный балахон с капюшоном.

Тёплая сталь штык-ножа, скользнула в ладонь "стеклореза". И, тот – сжал пальцы, ухватывая неплохой холодняк; привычно, почти радостно... Губы Книжника, беззвучно и непродолжительно шевельнулись, и это шевеление – сложилось для Алмаза, в короткое "Кидай после крика". В следующее мгновение, очкарик начал разворачиваться лицом к Молоху, делая длинный шаг влево, выбрасывая левую же руку, в сторону.

– Вот оно! – Он ткнул ладонью с растопыренными пальцами, в направлении шиза, демонстрируя что-то, якобы находящееся на ней. Молох, машинально повернул голову, пытаясь понять, что показывает Книжник: выпустив Алмаза – из поля зрения... На чуть-чуть, на долю секунды.

"Стеклорез" метнул своё оружие, не принимая никаких картинных поз; скупым, резким движением, "из-под юбки". За разделяющее его и Молоха, расстояние – лезвие сделало всего пол-оборота, разворачиваясь острием к правителю Мутантограда.

"Главное, чтобы не начали шмалять с перепуга. – Алмаз, как завороженный – следил за полётом штык-ножа, не двигаясь с места; а мысли, текли как-то отстранённо: словно бы душой – он был в другой реальности. – Интересно, за убийство бога – какие-то особые санкции, на том свете предусмотрены? В каком ключе, знать бы...".

На один миг, душу вдруг царапнул слепой ужас; а вдруг, Молох, и в самом деле – бессмертен, и все их рискованные потуги, не более чем – бессмысленный набор телодвижений... Что сейчас всё пойдёт прахом, и бог – по настоящему рассердится.

Клинок вошёл в левую сторону шеи, чуть повыше кадыка; под небольшим углом. Шизофреник широко отрыл рот, будто желая вынести Алмазу – своё порицание, за этот неугодный поступок. Из горла, вырвалось лишь бессвязное, протестующее хрипение. В зале все замерли, с недоумением наблюдая, как первые струйки крови, брызнувшие из пробитой шеи; окропляют белую ткань кружевной рубахи. Как неспешно, буднично, совсем не грациозно – падает на пол, юношеская фигурка в театральном наряде: некрасиво, без всякой возвышенности - раскидывая руки, которые он перед смертью, успел поднести к горлу. И, возможно даже понять, что его кровь – ничем не отличается, от обычной человеческой...

Во взглядах мутантов, Алмаз увидел, без малого – суеверный ужас; вызванный таким – никак не допускающимся в их представлении, способом ухода бога. Молох, действительно был для них – небожителем, спустившимся сверху, чтобы установить свой порядок, где всем порченным; будет отведена новая, несравненно более выдающаяся роль... Несомненно, были и другие мутанты – изрядно потёршиеся на Материке, в изрядном отдалении от Красноярска. Учитывая их незатейливый, и прямолинейный внутренний мир, плюс отсутствие Молоха в пределах быстрой досягаемости; можно было сказать, что божественный ореол шиза – предельно потускнел в их памяти. Там, не было никакой идеи, о мировом господстве новой расы: зато была полная свобода и, возможность брать – всё что надо, не считаясь с мнением других. Делая для себя, иной вывод только тогда, когда приходилось раскидывать мозгами. Некрасивым, серым веером; где придётся...

Зато, основная масса порченых, постоянно варящихся в собственном соку, под зажигательные лозунги Молоха; имела совершенно другое мнение на этот счёт. Которое, в настоящее время – очень совпадало с устремлениями Алмаза, и Книжника.

– Что замерли? – Очкарик обвёл помещение стылым, неживым взором; в котором теперь сквозило что-то от повадок только что упокоившегося Молоха, поочерёдно останавливаясь на каждом присутствующем: исключая Шатуна и, рыжую – неуклюже пытающуюся выбраться из-за стола, выкрикивающую что-то нечленораздельное, яростное. – Есть ещё желающие, отправиться вслед за этим?

Через несколько минут, обезоруженные мутанты, столпились в углу зала; находясь под недреманным присмотром "стеклореза", вполне по свойски – ощущающего себя, в компании конфискованных "дыроделов".

– Бибика наша где? – Книжник, деловито покачивался с носка – на пятку, перед добросовестно прижатой Шатуном к стене – стремительно трезвеющей Викторией, уже понявшей, что она влипла в пренеприятнейшую коллизию. – Вещички наши где? Не буксуй боталом, а то кудри подпалю – для начала. Потом изобретём что-нибудь более оригинальное... Собственные жареные уши – не ела?

– Машина ваша рядом. – Рыжая смотрела если не затравленно, то уж точно – не думала выкидывать неожиданную пакость. – Вещи, по больше части, в нашей...

– А ваша – где?

– Там же, где и ваша.

– Вот и ладненько... – Книжник вдруг зло ощерился и, двинул рыжей в солнечное сплетение. – Это, за всё прошедшее. Гнида. Молись своему Молоху, чтобы вот эти двое – не рассвирепели. Тогда, твои ошмётки, по всему Красноярску отыскивать будут. В том случае, если это – кому-нибудь надо...

Вика судорожно раскрыла рот, пытаясь вдохнуть. Книжник отвернулся и, пошёл к Алмазу.

– Что дальше? – "Стеклорез" мрачно улыбнулся одному из порченых: шаловливо покачал стволом автомата. – Маскируем тебя под безвременно усопшего, и валим отсюда? Или, есть более жизнерадостные варианты?

– Я тебе дам – "моргала выколю!". – Книжник невесело усмехнулся. – Собственно, есть одна задумка. Только... больно уж авантюрная, если по правде. Но, с учётом того, что других предложений – не поступало; придётся воплощать в жизнь. Хотя, одну авантюрку мы сегодня уже провернули, пусть экспромтом; зато – во всём блеске, и – филигранности. Ещё одна, должна проскочить, согласно имеющему право на жизнь, закону парности... К сожалению, наличествует некая шероховатость: и устранять её – придётся тебе. У меня – не получится.

– А что вообще было-то? Ну, твой спектакль. Я так и не понял...

– Потом расскажу, если из города уберёмся. Не разобранными на запчасти. И – предупреждаю сразу; пока Лихо – в полном неведении наших проблем, командую я. До тех пор, покуда не покинем этот гостеприимный многомутантный оазис. Будем брать местное население – на испуг.

– Ладно, потерплю тебя в главнокомандующих... Что за загвоздочка? – колись книгочей...

– Да делов то, на один чих... Правда, насквозь отвратительный.

"Горыныч" медленно ехал по Красноярску. Коммунальный мост, и, идущая параллельно "железке" – Семафорная улица, остались позади. Внедорожник, управляемый Алмазом, вырулил на трассу "М53", ведущую к выезду из города.

– Сиди, первая леди местного зоопарка... – Книжник глянул в зеркало заднего вида, и, веско похлопал ладонью по рукоятке "Беретты", реквизированной у одного из мутантов. – Как изящно изъясняются герои боевиков с ограниченным бюджетом – "Если что, то первая пуля – тебе". Не дёргайся. Несмотря на то, что из-за твоих поганых амбиций, в копилку моего жизненного опыта – упали не самые приятные впечатления; жить тебя оставим. Условие ты знаешь; мы из города – ты из машины. Сиди, маячь внешностью... Немного осталось.

– Слышал я, о пупсиках на капоте. – Алмаз задумчиво поиграл скулами, бросив быстрый взгляд на край капота. – Врубаюсь, конечно, что у нас никоим образом – не свадебный кортеж... Но, всё равно – какой-то чересчур чернущий юмор получается.

Голова Молоха, наскоро закреплённая на крышке капота, со стороны бампера; уже безвозвратно невидящими глазами – смотрела в пространство.

– А нет тут – никакого юмора, цвета помыслов бывшего предводителя ни-фига-не-дворянства. – Книжник равнодушно кивнул на нелепо, и – страшно выглядящий предмет; при виде которого, подавляющее большинство попадающихся навстречу мутантов – просто-напросто цепенели. – Есть только, не самый утончённый расчёт, сделанный с упором на психологию среднестатистического мутанта... И, ведь работает, ебулдыцкий шапокляк. Сам удивляюсь!

– Ублюдок... – Выдохнула рыжая, не сумев сдержать эмоций. – Откуда вы взялись-то...

– Неважно, откуда мы взялись. – Книжник поправил очёчки, печально ухмыльнулся. – Главное, что ехали мы себе, никого огорчать не собирались. За проезд заплатив, по вашему, по всем параметрам – грабительскому прейскуранту... А тут – ты, с оскорблённой гордостью. Как в том анекдоте, про медведя и грибника – "Ну, я услышал, что легче стало?". Остановили вы нас, притеснять взялись – что было сил; что, в данное время – тебе легче стало? Тем паче, что во Владимире – Лихо была права, по всем пунктам, на все триста шестьдесят градусов... Ехала бы себе в "Дискавери", мечтала о мировой революции и, своей выдающейся роли, в этом знаменательном событии. Ох, дура...

Виктория зло выдохнула, ничего не выдав в ответ. Она сидела рядом с Шатуном, пристёгнутая найденными в "Лэнд Ровере" наручниками, к поясному ремню громилы. На запястьях Шатуна, они сходились еле-еле, и, он плюнул на такой расклад, найдя другой выход из ситуации. Лихо, всё так же – находящаяся в беспамятстве, лежала в багажном отделении, на шёлковых шторах; самым варварским способом, оборванных очкариком – с ресторанного карниза.

– Я так и не понял, как ты сообразил, на что – можно зацепить Молоха? – Спросил Алмаз. – Расскажи боевому товарищу, похвались смекалкой...

– Фильмов надо больше смотреть. – С абсолютной серьёзностью, заявил Книжник. – И мозгам отдых; и – как выяснилось, в некоторых жизненных перипетиях – могут оч-чень неплохую службу сослужить. Вот так, товарищ. Боевой... Ладно, не отвлекаемся; кажись, блокпост замаячил.

Он повернулся к рыжей, упёрся тяжёлым взглядом в переносицу. Шатун уважительно покачал головой: взгляд у очкарика – был по-настоящему пронизывающий, жёсткий. От юношеских миражей, и прочего хлама, бродящего в голове Книжника; не осталось и следа. Мужи-ик...

– Добавлять – ничего не буду. Развеваешь рот, только для того, чтобы довести до сведения бдящих здесь жутиков: что беспрепятственный проезд – должен быть обеспечен в самые сжатые сроки. Без маханий платочками вслед: как-нибудь перебьёмся, не впервой. Если что-то не так – пеняй на себя. Если нарисуются причины, вынудившие Шатуна немного напроказить на прощание: ты будешь ему не помеха. Оторвёт тебе руку, и вся печаль... Не слышу?!

– Поняла.

– Во-от так, умница... Сделай лицо попроще, не выходи на новую ступень вселенского траура. Выпустим мы тебя, и – пойдёшь, выправлять ситуацию... Вожди остались в истории; но идеи-то – никуда не делись. Пойдут за тобой угнетённые массы, не разбегутся же в одночасье...

Рыжая, непослушными руками, поправила волосы, попыталась улыбнуться.

– Молодец, стараешься. – Книжник удовлетворённо хмыкнул. – Отпустим тебя, слово даю. И, даже трахать не будем на прощанье, веселой троицей. Нешто, мы звери какие?

Виктория отчётливо поёжилась.

– Всё, собрались! – Очкарик принял вид, бесконечно озабоченного человека. – Рыжая, если будут дополнительные вопросы, лепи про заговор на самых верхах. А мы – группа быстрого реагирования, сумевшая удержать ситуацию под контролем. Не совсем тупая; сообразишь, какой лапши навешать. Особенно во-он тому, лопоухому: отсюда видно, что на таких ушах – годовой запас этого продукта, для целого Мутантограда, уместится...

"Горыныч" остановился, повинуясь поднятой вверх руке одного из блокпостовцев. Мгновением позже, тот наткнулся взглядом – на отрезанную голову Молоха и, растерянно затоптался на месте: то пытаясь лапнуть висящего на груди "Шершня" – редкий "дыродел", серийное производство которого, началось буквально за месяц до Сдвига; то – явно желая оказаться подальше, от этих неподвижных, внушающих немедленный страх, глаз. К внедорожнику, подходили ещё трое мутантов, уже увидевшие голову, но ещё не до конца – врубившиеся, чья это голова...

– Не дрыгайся, впечатлительный... – Почти не разжимая губ, процедил Книжник. – Рыжая, твой выход. Будешь фальшивить – выстрелю.

– Открывай, чего жопой трясёшь! – Виктория прямо-таки зарычала на стоящего ближе всех, порченого. – Молох это! Или – не узнал?!

Алмаз сдвинулся на сиденье так, чтобы в любой момент распахнуть дверь; и, вывалиться из кабины, полоща прилегающую местность, проникновенной очередью из верного "Калаша": всё же сыскавшегося в "Дискавери". Книжник сдержанно нянчил на колене "Беретту", заранее выбрав цель.

Мутанты с блокпоста, откровенно мялись; до сих пор не выбрав линию поведения.

– Ты что, падла! – Рыжая, на всю катушку отрабатывала предстоящее помилование. – Сукой оказался Молох, и Сфинкс – тоже. Сам, про заговоры против вас – орал, а туда же – и влез, по самую шляпу! Фуфлом он был, а не – богом. Был бы богом, не красовался бы сейчас, у всех на виду.

– А что делать-то? – Лопоухий мутант, отмеченный очкариком, решил подать голос. – Конец всему?

– Хрен тебе, а – не конец! Всё только начинается. Открывай, давай!

Судя по лицу порченого, в его голове, туговато – но проворачивались мозговые шестерёнки, переводя мышление – на заданный Викторией путь. Повернулся, махнул рукой, приказывая открывать выезд. Зародившийся импульс выбранного (что важно – бескровного!), разрешения ситуации, подхватили остальные: и зачастили обратно, выполняя распоряжение.

Алмаз убрал левую руку с цевья, и – "Горыныч" тронулся вперёд.

– Нишкни, паскуда! – Страшным шёпотом выдал очкарик, заметив, что рыжая ощутимо дёрнулась; определённо испытывая нехилые внутренние борения. – Замри, кому сказал!

Она замерла и, вдруг сникла; по лицу – катились крупные, безостановочные слёзы... Внедорожник выехал за пределы блокпоста, прокатился ещё метров триста: и – "стеклорез" с громким гиканьем втоптал педаль газа, резко набирая скорость...

Спустя несколько километров, когда пропали последние признаки того, что они движутся по, хоть каким-то образом – подвластной Мути, территории: "Горыныч" притёрся к обочине, остановился.

– Выходи. – Книжник спрыгнул на чуть влажную землю; видимо, недавно здесь был несильный дождь. – Не тормози, никто тебя в расход – пускать не надумал... Шатун, освободи даму.

Громила повозился со своим ремнём, и, Виктория выпрыгнула из кабины, позвякивая – оставшимися на запястье наручниками. Замерла, недоверчиво, исподлобья, глядя на очкарика.

– Забери. – Книжник жестом указал ей, на голову "небожителя", удержавшуюся во время езды, в течение последних минут. – Мало того, что мне это – и так не забыть; а уж, вещественные доказательства – вовсе ни к чему... Снимай, снимай.

Рыжая, неверными шагами приблизилась к капоту и, протянула руку к светлому ёршику волос; оставшемуся незапятнанным кровью. Без всякого сомнения – пересиливая себя, сжала пальцы, ухватив коротковатую прядь, потянула руку вверх. Насаженная на примерно семи-восьми сантиметровую эмблемку "Горыныча", в виде трёх, расходящихся в разные стороны – лезвий древнерусского меча; голова снялась с небольшим усилием, оставшись в руке Виктории.

Та стояла, с расширившимися глазами, часто и нервно дёргая рукой, пытаясь бросить голову – на обочину дороги. Пальцы, то ли – свело судорогой, то ли – приключилось ещё что-то; но голова, оставалась в руке рыжей, будто приклеенная.

Книжник вернулся в кабину: а Виктория – всё так же, стояла перед внедорожником, пытаясь расстаться с находящейся в руке, вещью. Всё сильнее дёргая рукой; вторая безвольно висела вдоль туловища, будто боялась прикоснуться, и тоже остаться неразлучной, с головой шиза.

– А-а! – Тонкий вопль ужаса проник в салон "Горыныча", и очкарик с Алмазом – чуть подались вперёд, всматриваясь. – А-а-а!

В глаза Виктории, отчётливо, неуклонно, с грацией ядовитой гадины, только что укусившей жертву; вползало шалое, беспросветное безумие...

– Объезжай её, что ли... – Книжник закрыл глаза, больше не желая видеть этого. – Поехали, поехали. На всех – добродетели не напасёшься. Тем более, что некоторые, с этой самой добродетелью – никак не стыкуются, хоть ты тресни...

Алмаз сдал назад, вывернул руль влево. И, скоро, впавшая в законченной душевный хаос, начавшая уже яростно трясти рукой – женская фигурка: пропала из вида, скрывшись в сумерках.

С полчаса, в кабине "Горыныча" – висело непонятное молчание. Шатун устроился поудобнее и, похрапывал, набираясь сил. Лихо до сих пор – не пришла в себя: но, если правильно ориентироваться по последним данным – должна была очнуться не раньше, чем через три-четыре часа.

За окном уже почти стемнело, Алмаз врубил фары, и негромко мурлыкал себе под нос, что-то вроде "Я шёл паровозом, за "Хонды" колёса...". Книжник сидел, с застывшим лицом, уставившись в сгущающуюся темноту, сложив руки на груди.

– Мы не закончили наш экскурс, по полезным свойствам, которые имеются от просмотров кинопродукции... – "Стеклорез" допел последнее "па-па-ба, па-па-ба", и посмотрел на очкарика. – Выкладывай, избавитель ты наш. Сгораю же от желания, узнать, чего я такого проглядел...

– Да просто всё... – Книжник на миг поднял уголки губ кверху, не отрываясь от бегущей навстречу – ленты неплохо сохранившегося асфальта. – Конечно, если ты в теме; и знаешь, куда смотреть, с чем сравнивать... ну, ты не годовалый несмышлёныш; суть уловил.

– В общих чертах. – Лаконично сказал Алмаз. – В самых общих.

– Не буду растекаться выражаемой мыслёй – по киноплёнке... – Очкарик закрыл глаза, продолжая рассказывать. – Она, и так – вся на ней. Короче; Молох – жуткая дешёвка, замызганный до полной невменяемости – штамп. Стереотип. Банальный образец киношного злодея.

– Он что? Подражатель?

– Ага. Именно. Он копировал этих целлулоидных Бармалеев, почти до полного изумления. Ты понимаешь? – то, что для нас было реальностью; для него – было киношкой. Ну, может быть – не совсем верно выражена доскональная суть, но – в общем и целом...

– А как же его способности? Ведь он же что-то умел, и умел основательно.

– Вот тут – мы имеем переплетение заблуждений Молоха, с натурально присутствующим даром. Скорее всего, первое наложилось на второе, в результате каких-то событий: когда он возомнил о себе – то самое, что мы имели удовольствие лицезреть, и испытать... Выражаясь поэтическим слогом – "Вирус попал в благоприятную среду, и принялся пышно цвести, заражая всё вокруг...". Он же жил, постоянно думая, что существуют некие организации, постоянно точащие на него – жуткую коллекцию клыков, везде образовываются заговоры, враги не дремлют... Шизик, самый настоящий. С чего бы вдруг, он понёс эту белиберду, про тайное общество – якобы подославшее нас? Всё оттуда, из "Уорнер Бразерс представляет"... Молох был чуть старше меня; и, если я подсел на чтение, то – почему бы не сыскаться человечку, который свихнётся на кино? Дядя рассказывал, как они в детстве – подражали Тони Джаа, Скотту Эдкинсу, прочим крутым парням. Разница только в том, что эти крутые парни – были из хорошей команды: а Молох – выбрал противоположный вектор, и всего-то... Если бы дело происходило в досдвиговые времена – всё обошлось бы обычными фантазиями; но он вырос здесь. Что и привело к уже известному итогу. Уж не знаю, что заставило его – считать себя богом? – ума не приложу; но, какие-то предпосылки имелись. Может быть, это выросло из способности скукожить взглядом – любого обидчика, даже с такими габаритами как у Шатуна. Может быть – произошло что-то другое: неординарное событие, катастрофа; в результате которой – Молох уцелел, и отнеся это случайное последствие – к своей неслучайной могущественности... Не знаю. Но, что-то было, не могло – не быть. Кстати! – любой другой злыдень, взять того же Пугача: ни тебя, ни меня, и близко не подпустил бы к оружию; неважно какому – холодному, или огнестрелу. Потому что, он мыслит, точнее – мыслил; другими категориями, не берущими своих корней – от кинематографа. Молох же, не мог даже допустить мысли о том, что его устранят таким банальным образом: все злодеи, собирательный образ которых, он собой являл, умирали только зрелищно и нестандартно. Но, не в коем случае – не от заурядного штык-ножа. Это, при условии, что он вообще хоть когда-нибудь задумывался, что может умереть; учитывая его «неземной» статус. Я же говорю – штампы...

– А Сфинкс?

– А вот Сфинкс – это, судя по моим наблюдениям; как раз и был – первостепенным персонажем, старательно прячущимся в тени Молоха. На Сфинксе, по моему разумению – как раз вся эта кухня, и держалась. Молох, с его даром и, безмерной тягой играть во вселенского диктатора, с замашками бессмертного; идеально подходил на роль, как писали классики – "зиц-председателя для отсидки". Случись что, и все шишки – погребли бы под собой, именно Молоха. Сфинксу было очень удобно – рулить из-за спины актёришки, прикидываясь простым цербером. Ну, пусть – не совсем простым; но, никак не верховным правителем. Уж он то, Молоха не боялся абсолютно. Это я понял, из штришка в рассказе Лихо, когда Сфинкс вёл её – к шизу. Все остальные – боялись, несмотря на весьма сложные; и, горячие характеры порченых. А он – нисколько...

– Но, крестовый поход, о котором упоминал Молох – затевался всерьёз? – Спросил Алмаз. – Ну, не могло всё, что мы видели – быть гигантской пустышкой. Не похоже, никак не похоже...

– Скорее всего – затевался. – Кивнул очкарик. – Можно сказать с большей долей уверенности, что – да. Если у тебя, имеются приличные ресурсы физической силы – почему бы их, не использовать по назначению? Может быть, речь не шла о всём Материке: но, приобщить к союзу мутантов – ещё пару ближайших городов... почему, бы и нет? Если бы всё шло так, как идёт сейчас; лет через двадцать – у мутантов было бы серьёзное преимущество, дающее им возможность – претендовать на мировое господство. Экология на их, а – не на нашей стороне... Готов спорить хоть с Нострадамусом, но скорее всего – Молоха создал именно Сфинкс. "Создал", не в плане – дал ему дар; а – вывел на вершину котла, в котором варилось всё это рагу, под названием СРМ. Свободная республика мутантов... Ну, не заметил я – у Молоха, ни одного конкретного проявления деловых качеств: только игру на публику, только рисовка, причём – не самая филигранная. А вот Сфинкс, как раз смахивал на человека – донельзя целенаправленного. И умного.