Текст книги "Пешки Сдвига"

Автор книги: Вадим Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 38 страниц)

Он яростно ударил Лихо по щекам, наотмашь, со всей силы. Добродушный балагур куда-то пропал, и вместо него появилась опасная тварь, наслаждающаяся своей властью над беспомощной жертвой.

Ударил ещё раз, и ещё. Голова блондинки моталась из стороны в сторону, на её кресте не имелось никаких зажимов, вроде того, в котором находилась голова Книжника. Кровь из разбитого носа закапала на грязный пол, покрытый: как только сейчас заметил очкарик – тёмными разводами, похожими на высохшую кровь. И, учитывая признание Фюрера – озвучившего свои пищевые пристрастия: ею и являвшейся.

Сзади кто-то яростно замычал, скорее всего Шатун, но желанного звука ломающегося креста, очкарик так и не услышал. Громила был очень силён, но он не был суперменом, способным сделать что-то, выходящее за рамки его возможностей. Оставалось только покориться судьбе, и ждать, что же будет дальше. Хотя почти стопроцентный расклад, уже был обрисован: и надеяться на чудо...

Сзади, со стороны входа в помещение, раздался высокий крик, наполненный непередаваемым ужасом, как будто с кого-то заживо сдирали кожу, при этом опаляя освобождённые от неё места – сильной струёй огня! Фюрер замер в нелепой позе, с наполовину снятыми штанами. Остальные быстро переглянулись, на их физиономиях было отображено самое натуральное недоумение, пока ещё не успевшее смениться страхом. Вертел с "тусклым" Басмачом, бросились ко входу; долговязый на ходу начал вытаскивать торчащий сзади за поясом "Глок".

В ноздри Книжника резко ударил какой-то незнакомый запах, пряный, устойчивый. Первый крик поперхнулся, заткнулся: сопровождаясь каким-то непонятным, влажным треском. Словно вопящему, с размаха вбили в глотку затычку: самую малость – превосходящую размеры ротового отверстия. Запах усиливался, становясь почти невыносимым, резким...

Очкарик замер, боясь пошевелиться. Сзади, одновременно заорали в два голоса, и Книжник с самыми смешанными чувствами, узнал в них голоса Вертела и Басмача. Фюрер, выставив вперёд ладони, и уронив штаны на пол, попятился. Упал, запутавшись в одежде и, пополз к дальней стене, отчаянно подвывая. Опасная тварь исчезла, и на его лице теперь красовалось выражение, которое бывает у человека, узревшего нечто, выходящее за пределы его понимания. И, с небрежно наляпанной на этом самом явлении – бирочкой "Скорая Смерть". Страшная смерть. Одна штанина сползла напрочь, и брюки волочились за ним, таким же комичным элементом, нисколечко не соответствующим назревающей ситуации.

Самсон тоже заорал, и бросился бежать куда-то вбок, сломя голову, заполошно размахивая руками. За спиной Книжника, послышался выворачивающий желудок наизнанку, звук. Как будто Басмача с Вертелом, давили, тонким слоем размазывая по бетонному полу помещения. Их крики тоже смолкли, с тем же характерным треском, зато заверещал пузан, пропавший из поля зрения очкарика.

Фюрер пока был целёхонек, он полз как можно быстрее, стараясь разорвать расстояние с чем-то, пока ещё невидимым Книжнику, но жутко напугавшим людоеда. Дополз до стенки, и с расширившимися от ужаса глазами, пополз вдоль неё, в самый дальний угол.

Книжник дышал через раз, страстно желая оказаться подальше отсюда, или хотя бы слиться воедино с крестом, к которому он был привязан. Естественно, ни первого, ни второго – не получалось, по причине сугубой материальности этого мира, в котором не было места волшебству, и прочим сопутствующим дисциплинам.

Через несколько секунд, крепыш, забившийся в угол; взвыл нечеловеческим голосом. Очкарик, неотрывно наблюдающий за всем происходящим, заметил еле видное колебание воздуха, принявшего какие-то невнятные очертания, приближающееся к Фюреру. Безусловно, у воздуха не может быть очертаний, а для колебания – не ощущаемого кожей, а глазом: в помещении была недостаточно высокая температура. Но к замеченному явлению, подходило именно такое определение, и ничего другого в голову Книжника не лезло, хоть ты тресни... А может быть, это просто был оптический обман, вследствие перекошенных на носу очков, и всего пережитого в последние несколько минут. Но он мог поклясться, что уловил что-то прозрачно-расплывчатое, скользнувшее в сторону ошалевшего от ужаса крепыша. И тут же возник закономерный вопрос, каким-то чудом пробившийся, сквозь заволакивающий мозг – безотчётный, панический страх.

Почему не он следующий? Ведь на пути к Фюреру, прежде всего, оказался именно он. И Лихо. Но они пока что оставались в живых.

Фюрер тоненько, затравленно взвизгнул, Книжнику было заметно даже с разделявшего их расстояния, что взгляд у крепыша был поплывший, потерявший всё разумное.

Через несколько мгновений, раззявленный в визге рот Фюрера, покрылся сеточкой кровоточащих трещин, убегающих от губ – к носу, щекам, подбородку. Ещё через очень недолгий промежуток времени, за который сердце успевает стукнуть ровно один раз – вся кожа на лице крепыша, лопнула с тем самым треском, обнажив голое мясо.

Одежда на теле людоеда – исчезала, словно её щедро окатили кислотой, растворялась прямо на глазах. Грудь, живот, пах, ноги – всё покрывалось паутиной трещин, кровь брызгала из них фонтанчиками, как будто внутри тела создалось изрядное давление, выталкивающее ярко-красную жидкость наружу. На полу мелко трепыхалось нечто, уже нисколько не походившее на человека – окровавленный кусман плоти, биомасса...

А потом, раздался тот самый, тошнотворный звук. Людоеда вмяло в пол и, стало расплющивать, превращая в багровую слизь; неравномерным, широким мазком, распределяемую по поверхности. Не осталось ни костей, ни кусочков плоти – только слизь, кашица, багровая субстанция. Пока ещё тёплая, влажная, и, как снова померещилось Книжнику – шевелящаяся...

Пряный запах назойливо бил по обонянию, в голове начинало мутиться. Несмотря на всю непереносимость увиденного, от которого любой желудок давно выбросил из себя содержимое, Книжник не испытывал желания проблеваться. Все остальные, более жуткие ощущения, намертво заглушили эту естественную реакцию человеческого организма. Да, и куда травить-то? Со ртом, плотно забитым куском материи? Очкарик старательно дышал через нос, понимая, что его черед может прийти в любой момент. Но отчаянно цеплялся за жизнь, надеясь. Надеясь неизвестно на что...

Над тем, что ещё с полминуты назад, было людоедом, по кличке Фюрер – вдруг медленно начал вспухать, наливаясь ярко-алым свечением, что-то, напоминающее круглый купол, диаметром метров в пять-шесть: проявляясь из воздуха, из ниоткуда. Книжник вдруг испугался, что край "купола" достанет до них, и случится что-то непоправимое. Но явление, достигнув высоты примерно в полметра, начало подрагивать, и его основание, стало как бы "скатываться" кверху: исчезать, пропадать из виду...

Запах всё так же стоял в помещении, но дышать уже стало чуть легче. Книжник по-прежнему старался выглядеть естественным продолжением креста, боясь, что это была только разминка. А сейчас неведомая сила, раскатывающая людей даже не в лепёшку – вернётся, и они, все четверо – станут похожи на людоедов, в их нынешнем состоянии.

Но время шло, и ничего не происходило. Никто, и ничто не торопилось нанести визит в помещение. Очкарик робко повернулся в сторону блондинки, пребывавшей в беспамятстве, от деликатного отношения Фюрера. Голова блондинки безвольно лежала на груди, которая, к – безразмерной радости Книжника, равномерно двигалась в такт дыханию.

Книжник вздохнул, и начал делать первые попытки к освобождению. После нескольких минут усердного пыхтения носом, и яростного напряжения ручных, и ножных мускулов, он сдался. Не Гарри Гудини, в самом-то деле... Надежда оставалась только на Шатуна, который, может быть сумеет что-то предпринять, применив свои физические данные. Но фразочка, оброненная Самсоном, по поводу количества веревок, потраченных на укрощение громилы, сводила все надежды к цифири, имеющей приятную овальную форму.

Сбоку донеслось негромкое мычание. Книжник скосил глаза вбок, старательно выворачивая голову, пока зажимы не стали причинять боль. Лихо несильно мотала головой, приходя в себя. Голая нога, штанина с которой была снята прямо через ботинок, напряглась, словно ища опору.

Очкарик с упоением замычал, привлекая к себе внимание. Блондинка повернула голову в его сторону, явив обзору запачканное кровью лицо. Упоительное мычание Книжника, сменилось сожалеющим.

Лихо обвела взглядом место, в котором они все находились. Продолговатый мазок того самого цвета, который не оставлял сомнений по поводу, из чего этот мазок, собственно и был сотворён: задержал её взгляд совсем ненадолго. Она снова повернула лицо к Книжнику, и тот пару раз дёрнулся, показывая, что ему никак не совладать с путами, сооружёнными опытной рукой.

"Бац!" – Лихо звучно приложила каблуком ботинка, одетого на свободную ногу, по основанию креста: и, из носка выскочил узкий стальной язык, длиною сантиметров в пять. Опустив голову вниз, блондинка принялась вдохновенно пилить верёвки, которыми была привязана вторая нога.

Спустя минуту, парная конечность была свободна. Повиснув на руках, Лихо продемонстрировала неплохие акробатические навыки, и хорошую прокачку пресса; и начала чиркать лезвием по оставшимся верёвкам. С шестой попытки, правая рука стала свободной. Книжник восторженно мычал, наблюдая за всеми этими телодвижениями.

Ещё через крайне непродолжительное время, она была полностью свободна. Вытащила изо рта кляп, и принялась натягивать штаны, которые оказались, вследствие перерезки верёвок – безнадёжно покромсанными спереди, и немного – с левого бока.

– Штанам не терпелось последовать по стопам куртки... – Философски сказала Лихо, обозрев, приобретшие новый фасон, штаны. – Печально, но факт. Да не дёргайся ты, иду уже...

Последняя фраза адресовалась Книжнику. Но сначала, она подошла к тому, что осталось от Фюрера, и, наклонившись, двумя пальцами, подняла деактиватор, лежащий с самого края. Протёрла его грязной тряпкой, лежащей на столике-тележке, которой, по всей видимости – вытирали побывавшие в работе инструменты. Вернулась к Книжнику.

Освободив его голову от зажимов, и орудуя ботинком – Лихо в полминуты освободила очкарика, который с трудом сдержался, чтобы не броситься ей на шею. А вдруг, не так поймёт?

Лихо направилась к Шатуну, озадаченно примеряясь к целому сонму верёвок. Фюрер не соврал: вязали громилу действительно вдохновенно и, с большой оглядочкой на вполне вероятные сложности. Целый контейнер с коими, Шатун мог бы открыть, начав раздачу, в которой не было бы места скаредности и промедлению.

Книжник же, сгрёб с тележки-столика, первый попавшийся под руку инструмент, направился к Алмазу, принявшись кромсать верёвки с законченной ненавистью, как будто это были не верёвки – а Фюрер со сподвижничками.

– Изготовление дверных ковриков для ада, извольте видеть... – Он был бледен, но, как и Книжник, не торопился сгибаться пополам, и похабно пародировать Ниагару, с помощью содержимого своего желудка. – У меня штанина не хлюпает сзади? Если и так, то – нисколько не стыдно...

– Хорош юморить! – Лихо махнула ботинком, подзывая их с очкариком. – Давайте, эту улучшенную копию гордиева узла, как-то разрубать. Ушатаюсь в одиночку-то...

– Это же просто копия, с замуринских зарисовок... – Сказал Шатун, спустя пару минут, освобождаясь от последних верёвок. – И запашок аналогичный. Не находишь, стеклорез? Или воспоминания несколько поблёкли?

– Такое не блёкнет. – Алмаз явственно передёрнулся, непроизвольно оглянувшись на результат посещения неизвестной напасти. – А уж, после сегодняшнего просмотра, во всех подробностях процесса – точно никогда не забуду... Деактиватор не пострадал?

– Не должен. Я, конечно же, не знаю, на сколько атмосфер выдавала эта диковина, размазавшая Фюрера по бетону: но насколько помню – наша последняя надежда рассчитана на колоссальные нагрузки. Ладно! Минута, отведённая на простые человеческие слабости – истекла. – Лихо привычно взяла командование в свои руки. – Есть такое, насквозь идиотское предложение – выбираться отсюда. Есть несогласные, или воздержавшиеся? Нет? Тогда – марш!

Они покинули помещение, двигаясь очень осторожно. Никому не хотелось отправляться в небытие, причём очень болезненным способом.

– Почему нас-то не тронуло? – Шатун шёл чуть впереди Лихо, готовый сокрушать, плющить, и дербанить пополам и вдребезги. – Побрезговало? Или пожалело?

– Если бы я знала... – Блондинка пожала плечами, выразив лицом крайнюю степень озадаченности. – Может быть – потому что мы не двигались. Может быть – потому, что молчали. Не знаю. Но, кому от этого хуже?

– Никому, собственно... – Буркнул идущий сзади Алмаз, ощущающий себя практически голым, без чего-либо огнестрельного. У него даже выгребли из карманов всё метательное оружие, подчистую. Пара ножей, прихваченных со столика-тележки – настроения, почти что не подняли.

– Куда наше добро дели, узнать бы... – Шатун обошёл стороной ещё два, находящихся друг от друга, на расстоянии вытянутой руки, мазка. – Да только, как я вижу – не у кого. Щепетильно прошлась аномалия по людоедскому шалману, без халтуры. Я бы лучше не смог, признаю безо всякого смущения. Придётся самим искать...

– Найдём. – Сказала Лихо. – Вряд ли его стали прятать, каким-то неведомым чувством поняв, что нам сегодня сфартит, и мы пришкандыбаем требовать своё имущество обратно на бочку. Они – хоть и людоеды, но ведь не оракулы же. Иначе знали бы, что стрясётся полный абзац...

– Вот тебе, и – "Зайти – не выйти"... – С какой-то непонятной обидой высказался идущий за блондинкой, Книжник. – Я-то думал, что здесь что-то загадочное, непознанное...

– А обернулось – вон оно как. – Лихо повернула за угол, следуя за Шатуном. – Вместо полноценного оргазма для фантазий Книжника, имелась лишь кучка тривиальных любителей человечинки. Ну, может быть, не совсем тривиальных: судя по временному отрезку, в течение которого они пополняли свои закрома мясцом случайных проезжих, вследствие чего и образовалось это названьице... Ловкачи. Гурманы херовы. Но всё равно – ничего экстраординарного, я в них не узрела, спорьте со мной хоть до усрачки.

– Если бы не эти странствующие прессы – висели бы мы сейчас грустными тушками, с распоротыми брюшками. – Алмаз со злостью плюнул прямо в центр очередного мазка, мимо которого они проходили. – И ничего бы мы не сделали... Вот уж не думал, что так всё повернётся.

– И я останусь без штанов. – Усмехнулась блондинка. – А если честно, то мы, сейчас должны Фюреру в ножки кланяться. Если бы не его плотские потребности – торчали бы мы на своих крестах. До полного апогея Сдвига. Или, разве что, кто-нибудь из обитателей этой милой людоедской общины – не вернулся из краёв, не охваченной визитом безымянной аномалии. И не схарчил нас на поминках, по почившим в бозе соратничкам.

– А откуда у тебя заточка в ботинке? – Спросил Шатун. – Наждак подсобил? Он любил такие технические добавки: сам не свой до этого. Сам, разве что двуручным мечом не подпоясывался, и сулицу вместо зубочистки не использовал. Да Наждак, больше некому...

– Ну, он... – Не стала отпираться Лихо. – В конце концов – не гаубицу же, он мне – между плавающими рёбрами, вставить предложил. Вполне практичный и здравый вариант. Если бы сегодня этого не оказалось – дальнейшее развитие событий, предсказать было бы сложно... Ну, завалила бы я этих энтузиастов мясного меню – своими страстными взглядами: а дальше что? Полежали бы, очнулись, и финиш...

Они подошли к высокой, двустворчатой двери, одна из створок которой была чуть-чуть приоткрыта. На полу, прямо перед выходом, находились сразу два мазка, наполовину наслоившихся один на другой. Ни обойти, ни перепрыгнуть было нельзя.

– Никто меня на ручках перенести не желает? – Шатун невесело оглянулся на друзей. – А то, как-то не вдохновляет меня это хождение по мукам. Пусть даже чужим, и уже завершившимся.

Желающих, как легко можно было догадаться – не нашлось.

– Вот тебе и дружеское плечо, в трудную минуту... – Громила вздохнул, и явно преодолевая себя, сделал шаг вперёд. – Лишь бы не навернуться в полный рост: сдаётся мне, что банно-прачечные процедуры разводить некогда будет...

Он прошёл к дверям, ступая как будто по стеклянной ниточке, натянутой над котлованом до упора заполненного, изголодавшимися до полного озверения "гейшами". Под ногами у него, мерзковато почавкивало и похлюпывало. Книжник утробно ёкнул горлом, и зажал рот ладонью.

Шатун добрался до дверей, и нежно потянул за ручку, уже немного приоткрытой створки. Просунул голову в образовавшуюся цель, и очень недолго обозревал обстановку. Потом, не оборачиваясь, махнул рукой и, открыв створку до конца, пошёл дальше.

– Прошу на выход. – Лихо с каким-то скептическим фатализмом оглядела цепочку следов громилы, расположившихся поперёк субстанции, и зашагала прямо по ним. При сорок восьмом размере ноги Шатуна, это можно было сделать без излишнего напряжения. Впрочем, Лихо шла без излишней бравады и показушности.

– Давай. – Алмаз подтолкнул Книжника. – Я последний. Не тяни, пошёл...

Очкарик глубоко вдохнул, и походкой деревянного истуканчика с негнущимися ножками, проследовал по уже проложенному маршруту, исхитрившись не расстаться с содержимым желудка. Конечно, как ни изощряйся на протяжении множества страниц, в описании того, какие запахи остаются после того, как на полу образовывается довольно пространный мазок, цвета сурового заката: страницы никоим образом, не смогут передать подлинного аромата. Последний метр препятствия, Книжник, у которого всё же сдали нервы, преодолел неуклюжим прыжком. Выскочил на незапачканное пространство, и припустил за уходящими друзьями.

Алмаз прошлёпал по мазку буднично, как будто под ногами была надоевшая до икоты, хлюпающая после дождя грунтовка: а не доведённая до непотребного состоянии, человеческая плоть. Чувства постепенно притуплялись, черствели. А что, прикажете – рухнуть на колени, и рыдать, как впечатлительная воспитанница академии хороших манер? Заламывая руки, и стеная. Ага, сейчас...

Проход сузился, лестница пошла вверх. Шатун топал вперёд, как заведённый, самую малость не закупоривая своими габаритами расстояние, от стенки до стенки. Впереди виднелась открытая настежь дверь, перед которой, к большому облегчения громилы – не виднелось ничего, похожее на кровавую размазню.

– Что-то похожее и я предполагала... – Выбравшись на волю, Лихо огляделась вокруг. – Бывшая военная база. Хорошее гнёздышко продолжатели идей Чикатило и Суклетина, себе свили. Напалмом бы расчухать, до полной невменяемости...

– Да тут, уже и без напалма все точки расставлены. – Алмаз показал в сторону, туда – где на земле виднелись рытвины, заполненные одним и тем же содержимым. – Куда уж результативней-то..

– Горыныч! – Озирающийся вокруг Книжник, обрадовано ткнул пальцем влево. – Вон там!

В широко распахнутых воротах, на которых кое-где ещё сохранились следы пятнистой раскраски, виднелся капот внедорожника.

– Пошли. – Лихо первая направилась к гаражу. – Я очень надеюсь, что в салоне никого не было, когда началась вся эта беспощадная проверка на прочность организма. Иначе будет не то – чтобы совсем грустно: но совсем негигиенично... Опять же – дно могло повредиться.

"Горыныч" был цел. Возле него обнаружился один-единственный мазок, наглядно показывающий, что кто-то вертелся рядом, но сесть в машину не успел. Или успел вовремя вылезти. Естественно, "вовремя" для четвёрки, а не для кого-то еще. Ещё в гараже находилось семь внедорожников, все сплошь импортные. То ли людоеды были русофобами, то ли присутствию автомобилей только иностранных марок – было какое-то другое объяснение. Состояние машин, варьировалось от почти отличного, до " сильно б/у, гроба на колёсиках". Причиной этому, по мнению блондинки – было скорее не раздолбайство хозяев, а привычка к тому, что время от времени, в этом гаражике появлялась новая бибика. И, совсем уж рьяно заботиться о сохранности старых – не было особой нужды. Их "Горыныч", на фоне которого все остальные дизельные скакуны смотрелись несколько бледно – был прямым тому доказательством.

Рюкзаков в салоне внедорожника не было. Шатун с Алмазом прочувствованно поведали в пустоту, что они думают о племени мародёров, ещё минут двадцать назад, обитавшем в этих пенатах. Лихо промолчала, Книжник же вздохнул так тяжко, будто лично он, подчиняясь приказам персонажей, создавших послесдвиговую легенду под названием "Зайти – не выйти", таскал эти рюкзаки, в их закрома. И старался сделать это, как можно быстрее.

– Что делать будем? – Алмаз поиграл зажатым в правой руке ножичком. – Линяем, или...

– Ищем. – Сказала блондинка. – Я думаю, что время есть. И вряд ли, наш скарб стали ныкать куда-нибудь в непролазные кущи. Ищем оружейку, или что-то вроде. Шатун с Книжником, я – с Алмазом.

На целый день, здесь зависать не годится, но думаю, что полчасика можно поиграть в увлекательную игру "Шмон без границ". Если что – встречаемся здесь, где-то, через полчаса. Шатун – туда, туда, и туда. Нам всё остальное. Если найдёте ещё что-нибудь интересное – тащите. Надо же, как-то моральный ущерб компенсировать...

– Не учи экспроприировать... – Проворчал громила. – Хотя, если вдуматься, экспроприацией тут и не пахнет. Нет у здешнего барахла больше хозяев – а это совсем другой коленкор...

Пары отправились по указанным объектам. Повезло Шатуну и Книжнику. Буквально спустя пять минут, после начала поисков. Обратно вернулось всё, включая "плескалку", тесаки Шатуна, "Потрошитель" Лихо, и сюрикены Алмаза.

– Горючку сливайте. – Лихо первая ухватила канистру, и направилась к стоящей неподалёку, некогда распутно-алой "Мазде Минаги", которая теперь находилась в плачевном состоянии. – У нас как раз голяк намечался, только-только до Кемерово...

– Я там больше ничего брать не стал. – Сообщил громила, прихватывая сразу две канистры. – А там, честно говоря, глаз особо и положить-то не на что. Не то, что суровцевский арсенал... Им бы, наша подборочка пушек – как манна небесная. Да только вот – не сложилось.

– Огорчившихся по этому поводу, как я не без основания предполагаю – среди нас не найдётся. – Лихо быстро разобралась с замком бензобака. – Или, всё же есть?

– Да иди ты...

Спустя полчаса, "Горыныч" благополучно мчался по единственной дороге, ведущей от военной базы. Алмаз держал "дыродел" поближе, не без основания полагая, что, на момент локального разгула "давилки" – как окрестил неизвестную аномалию Книжник: в людоедской общине присутствовали не все члены коллектива. И вероятность напороться на возвращающиеся в родную обитель, остатки войска каннибальского – была далеко не иллюзорной.

– Теперь понятно, почему Герман дважды умудрялся проскочить эту территорию, не попав на зуб к этим желтокожим гурманам... – Сказала блондинка. – Ему, самым банальным макаром – везло. Ну, не успели они тогда, ещё открыть новые свойства солевого раствора, разбрызгиваемого вблизи "Убей бессонницу". Изобретатели, ебулдыцкий шапокляк... Или, просто перед проходом Знатока, уже кого-то поймали. И, в момент пересечения им – данной территории: в свежем мясце не нуждались. Что-то из этой серии.

– А ведь, если вдуматься, то они запросто могли сожрать целую Вселенную... – Книжник с непередаваемым выражением на лице, покачал головой. – Причём, почти в буквальном смысле.

– Не сожрали же... – Сказал Шатун. – Я, конечно, не могу замахиваться на версию, что это наш ангел-хранитель спустил с цепи своих друзей человека. Которые, путём довольно интенсивного надавливания, и – далеко не на совесть наших обидчиков, выправили положение. Но, каюсь, что-то подобное в голове вертится. В самом-то деле, откуда мы знаем, какие у ангелов-хранителей могут быть домашние любимцы? Ангеловедов среди нас нет, и как мне кажется – вряд ли когда-нибудь вдруг появятся...

– Не знаю, шизофрения это, или что-то другое... – Лихо бросила быстрый взгляд через плечо. – Но сдаётся мне, что сейчас лучше верить в ангела, у которого водятся вот такие зверушки. И дойти до конца. Чем быть слопанной, кучкой провинциальных каннибалов. Правда, не знаю, как всё это увязать с замуринскими хрониками последнего времени: не было там ни людоедов, ни другой похабщины, однако ж – всё было полностью идентично. Ладно, поживём – увидим...

Внедорожник вернулся на трассу "М53", с которой их так нелюбезно и коварно сдёрнули, применив не самую хитроспиральную уловку. После обсуждения вероятности того, что судьба целого мира могла незатейливо похериться в кармане у заурядного людоеда, который и знать не знал, на что раскрыл рот, желание разговаривать пропало напрочь. Дальше ехали в полнейшем молчании, которое с некоторой натяжкой, можно даже было назвать траурным.

Дорога оставалась почти без изменений: всё та же колея, в которой, впрочем "Горыныч" помещался целиком, не делаясь от этого в чём-либо ущемлённым. Блондинка врубила сорок километров в час, и рулила безо всякого вдохновения.

Прошло чуть больше часа. Молчание продолжалось, если, конечно, не считать благополучно похороненного под грузом всеобщего пофигизма – вялого предложения Книжника, черкануть где-нибудь победную надпись "Зайти – не выйти – больше нет!", признавая этим самым условную полезность некоторых аномалий, появившихся в последнее время.

– Стреляют... – Алмаз вдруг насторожился, медленно завертел головой. – И хорошо стреляют. Не один, и не два ствола. Грызня нешуточная кипит. Что делать будем?

– А что у нас впереди? – Вопрос Лихо, адресовался очкарику. – Рожай, в темпе...

– Болотное.

– Понятно, что не райские кущи. – Алмаз прищёлкнул языком. – В райских уголках, таких сыр-боров, вряд ли закатывать будут. Ишь, как садит очередью – душа грустит, и радуется одновременно.

– А мимо не проскочить. – Блондинка размышляла очень недолго. – Придётся ехать. В принципе, отсутствие чётких законов, и остальной законодательной базы – ещё не подразумевает присутствия на этих землях, одних законченных отморозков. Но, на всякий пожарный – ухо востро, мальчики...

– Не учи свистопляску суетиться. – Проворчал Шатун. – Когда это мы, что-то прошлёпали, и уж тем более – непременно с печальными последствиями для всех? Не помню такого...

"Горыныч" пробирался вперёд, подпрыгивая на ухабчиках. Трасса проходила почти по окраине города, и чем дальше – тем больше она становилась похожей на бумажный лист, который долго и старательно комкали, а после – небрежно распрямили. Разухабисто обложив всех сразу, и никого в частности – бодрящими матерками, Лихо свернула на дорогу, ведущую в центр Болотного, по какой-то прихотливой фантазии Сдвига, оставшейся не в пример более гладкой, чем увечная трасса "М53".

Мелькнула привокзальная площадь, жилые здания: всё это было отмечено неизгладимой печатью провинциального городка, глубинки, периферии... И всё выглядело давно заброшенным, необитаемым.

– Там где-то противостояние налажено. – Алмаз махнул рукой как раз в том направлении, куда они и направлялись. – Эх, почему я не невидимка? Подкрался бы, глянул одним глазком: и никакого тебе риска. А у нас, всё как обычно – что такое "не везёт", и как с этим перетирать, к обоюдному согласию и удовлетворению...

Последнее слово он договаривал, вскидывая "дыродел". Ствол "Калаша", высунувшись в окно, скупо дёрнулся: и по земле закувыркалась мохнатая тварюга, выглядевшая как один сплошной шерстяной ком, из которого тут и там, вытарчивали когти, клыки, и ещё какие-то отростки – даже на мимолётный взор, не отличающиеся мягкостью.

Слева замелькали строения, своим внешним видом неоспоримо доказывающие принадлежность к классу производственных. Полуразвалившаяся труба, по всей видимости – являвшаяся неотъемлемой частью, ныне не функционирующей котельной. Кирпичные стены, облупившиеся до полной неэстетичности: то ли цеха, то ли склады...

Выстрелы доносились из глубин производственных пейзажей. Лихо хотела проскочить мимо, не растрачиваясь на автомобильную экскурсию по индустриальным вехам Болотного, но земля поперёк улицы, шагах в ста от "Горыныча" вдруг встала дыбом, отвесно приподнявшись на добрых полметра. В образовавшемся препятствии что-то грузно, неповоротливо раскачивалось, ёрзало... И это "что-то", явно было одним организмом, длина которого, при самых скромных, "на глазок" расчётах – равнялась примерно пятидесяти-шестидесяти метрам.

Мелькнула часть туловища, перевитая лоснящимися, тугими тросами мускулов, толщиной с руку Шатуна. И земля снова вздыбилась, начиная приближаться к "Горынычу": не то, чтобы со спринтерской скоростью, но и, не собираясь ставить рекорды по неспешности.

Внедорожник прямо-таки прыгнул назад. Лихо, сквозь зубы оповещающая о её личных, нетрадиционных, и нестандартных сексуальных отношения со всеми родственниками существа, сориентировалась даже быстрее, чем мгновенно. "Горыныч", развернулся могучей кормой, и точнёхонько вписался в проём ржавых ворот, открытый чуть больше, чем наполовину.

Алмаз ещё три раза произвёл действия, напрямую связанные с законами баллистики, и ещё два мохнатых клубка, с коротким визгом – покатились по земле. Третьей мишенью оказалось то самое существо, с которыми пришлось повоевать в Нижнем Новгороде. Обезьяноподобное, с клешнями вместо верхних конечностей.

– Это мы удачно заехали... – Лихо гнала машину туда, откуда доносились выстрелы. – Как раз, на день открытых дверей в зоопарке Сдвига. Сдаётся мне – впечатлений буде-е-ет... Только успевай очухиваться и отмахиваться!

Что вело её в сторону, где шёл бой, она не знала и сама. Наверное, потому, что шансов на выживание там должно было стать больше, чем, если бы они остались вчетвером. Какие-никакие – а люди, вряд ли палящие в воздух от переизбытка чувств, выражая таким манером – моральную поддержку снующим вокруг существам. А то, что передряга здесь заваривается нешуточная, она чувствовала всеми своими нервными окончаниями.

Справа, и почти прямо по курсу – замаячили ещё несколько силуэтов. И, человеческого в них, было ровно столько же, сколько у Шатуна – любви к абстрактной живописи. То есть – нисколько. То, что Шатун никогда в жизни не встречал ни единого полотна, из упомянутого направления живописи – дела не меняло абсолютно.

Машина заехала в тупик. Лихо успела изнасиловать тормоз, остановив "Горыныча" метрах в пяти от кирпичной стены, в которой имелся неширокий – метра полтора в ширину, проход. Просочиться в который, "Горыныч" не мог бы даже при всём желании блондинки.

С крыши, прямо на капот обрушился ещё один обладатель роскошной мохнатой шкуры, и выдающегося набора клыков и когтей. Хотя "обрушился" – определение несколько неверное: приземлился, падла – мягко, грациозно, распушившись во всё лобовое стекло.