Текст книги "Пешки Сдвига"

Автор книги: Вадим Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц)

Как бы то ни было, Лихо мимолетно посочувствовала тем, кому выпало дежурить в наступающую ночку. Сама попадала несколько раз, как же было препогано впоследствии, эт-то что-то... Никому не пожелаешь. Разом хочется залезть в петлю, убиться с разбегу об стену, вскрыть вены, и провернуть ещё с дюжину схожих, милейших телодвижений, ведущих к – на редкость однообразному и удручающему финалу. Андреич, после таких дежурств, выбивал подобные побочные эффекты из голов – старинным способом, действующим безотказно. Стакан первача, и депрессия если не улетучивалась полностью, то хотя бы принимала малость расплывчатые очертания, переставая грызть напропалую. Насколько знала Лихо, москвичи не придумали ничего более прогрессивного, и обходились точно так же, разве что, не сумев выклянчить у Глыбы рецепт его шикарного первача. Который теперь оказался безвозвратно утерян.

Буба Полушкин стоял, мрачно сопя в роскошные, вразлёт, как у гусара-сердцееда – усы. Невысокого росточка, чем-то неуловимо напоминающий покойного дядю Книжника, он смотрел, как приближается Лихо, демонстрирующая тотальное безразличие к его уязвлённой гордости.

– Я вас ничем не огорчила? – Мимоходом поинтересовалась блондинка, широко и наивно раскрыв глаза. – Порой мне говорят, что я ужасно воспитана... А поделать ничего нельзя – я уже навсегда останусь испорченной скверным влиянием улицы. Сама страдаю, и никто не в состоянии утешить!

– Иди-иди... Без комментариев. – Пробурчал Полушкин, стараясь не глядеть в направлении Лиха, уделяя львиную долю внимания проезжающему мимо него "Горынычу". Шатун с Алмазом сидели с напрочь индифферентными рожами, и только Книжник таращился во все глаза – для него это было равносильно выходу в большое плавание.

Лихо, насквозь проигнорировав высказывание командира поста, остановилась прямиком напротив него, глядя с восторженной доброжелательностью. Лицо Бубы медленно становилось пунцовым, и это было отлично заметно даже в вплотную подступившей темноте. Сзади раздались негромкие смешки, и от одного из маячащих там силуэтов долетело сдавленное: "Прищемили Бубу...".

– Кому Буба, а кому – Яков Миронович Блотнер! – Роняя слова в темноту чугунными гирьками, Буба покосился за спину, где опять же мгновенно воцарилась тишина. – Или мне повторить?

Ответом стало извиняющееся покашливание, доказывающее, что авторитет у отца-командира, отвечающего за данный пропускной пункт – всё-таки имеется. Хотя и не совсем железобетонный.

– Чего тебе надобно, белобрысая? – Обречённо вопросил Яков Миронович, по-прежнему стараясь не смотреть на Лихо. – Не стой над душой, сама понимаешь, какое утречко поджидает. Ещё ты тут... Спрашивай, ежели чего накипело, и отвали. Ну?

– Как дела? – Блондинка перестала валять дурака, и смотрела цепко, неотрывно. – Что-то вы сегодня в расхристанных чувствах, я уж думала – не пустите на ночлег. Случилось что? Только не лепи мне морально уродливого – сам понимаешь, моё разочарование в людях, оптимизма ещё никому не прибавляло. Лупить тебя, на глазах у твоих орлов, я, конечно же – не буду. Но огорчусь мгновенно и качественно. Не надо огорчать женщину, даже если она языком всю душу в лоскуты изрезать способна за пятОк невинных замечаний... Ну?

– Да никак дела... – С полностью покаянным видом раскололся Буба. – Вообще никак. Такое ощущение, что плющить нас начнёт ещё задолго до рассвета. И непонятно – с чего бы такие мысли? Но витает вокруг, витает, липнет... Сам не пойму – что это. А, да – совсем забыл: "иголка" позавчера крякнулась. С концами.

– То-то я еду, и ни рожна не понимаю – чего-то не хватает в пейзаже... – Лихо изумлённо покачала головой. – А, эвон что сотряслось. Наш ответ Пизанскому перекосу благополучно накрылся...

Останкинская телебашня, "игла", наклоненная шаловливой ладошкой Сдвига, все двадцать с лишком лет торчала в окружающем пейзаже, под углом в семьдесят пять градусов. Не отклонившись от этой величины ни на йоту. Это, собственно, была не единственная "шалость" Сдвига. Но в столице, пожалуй – одна из самых впечатляющих.

– Красиво дюбнулась. – Поделился подробностями Буба. – Лично видел. И неожиданно так, как будто невидимую подпорку вышибли. Самое интересное, что шарахнулась она не в ту сторону, в которую по всем параметрам должна была чебурахнуться. А как раз – в противоположную. Вопреки всем законам физики, и здравого смысла.

– А где ты последние тридцать пять зим, которые и на зимы-то не похожи – видел здравый смысл? Что касается законов физики – здесь ещё не всё так похабно. Но ведь не врёте, гражданин Полушкин. Отсюда вывод – садиться на унитаз теперь надо с большой опаской. Мало ли что...

– Ну, в принципе – всего можно ожидать.

– Это всё? – Деловито уточнила Лихо. – Давай, женщина любит ушами... Не останавливайся.

– Да были днём какие-то нестандартные передряги... Не в нашей степи, правда. С южной стороны. Точно ничего не знаю, вроде бы зверья попёрло, как из прорвы, еле отбились. Обычно перед такими ночками, они тише воды, ниже травы – а тут такой аврал. Не припомню я такого. Вот и дёргаюсь, честно говоря...

– Всплеска не было? – Вылезший из "Горыныча" Книжник присоединился к беседе, больше напоминавшей предельно мягкий, но вдумчивый допрос.

– Нет.

– Точно?

– Куда уж точнее! – Яков Миронович удивлённо посмотрел на него. – Раз уж я тут стою, и разговоры с вами разговариваю. Ещё вопросы имеются?

– А чтобы ты хотел, чтобы я у тебя спросила? – Лихо обозначила легкомысленную улыбочку, поведя бедром. За спиной у Бубы отчётливо, и восторженно крякнули.

– Ничего. – Буба Полушкин начал отворачиваться, давая понять, что если вопросы исчерпаны, то разговор завершён в полной мере.

– Мы тут рядышком с тобой заночуем? – Лихо довела улыбочку до предела, и тотчас погасила её, став полностью серьёзной. – Можешь не отвечать, вижу, что жаждешь утром увидеть меня, и понять, что начавшаяся депрессия – это далеко не самое большое из всех зол. И дружеское предупреждение – "плескалки" держите поближе. Непонятное что-то происходит, точно тебе говорю.

Она повернулась, и пошла к машине. Алмаз терпеливо ждал, на всякий случай не став глушить мотор. Лучше перестраховаться.

– Какие прогнозы? Что дальше? – Шатун внимательно посмотрел на вернувшихся Лихо, и Книжника. – Судя по вашим лицам – ничего особенно жуткого вы не услышали.

– И ничего такого, что заставляло бы загадочно лыбиться, как та Дуня из Лувра. – Блондинка почесала бровь. – Разве что – "иголка" навернулась. Причём, я бы сказала – нестандартно загремела. Что удручает, и наводит на весьма скверные мысли... Ладно, ночуем в машине. Алмаз – давай туда, к стеночке припаркуйся, и на боковую. Завтра полюбуемся на лица новых знакомцев, искажённые душевной мукой, и будем продвигать свой проект по спасению этого бардака, не останавливаясь ни на минуту. У них тоже что-то началось, но пока что – без особых перегибов. Книжник, подай-ка голодной женщине пакет с сухпаем. Надо перекусить, и идти бить Морфею по личности. При условии, если он не покажет мне добрый, и очаровательный сон. Идущий вразрез, с нашей убогой и непривлекательной се ли ви. Вот и весь расклад. Вы как хотите, а я дрыхать...

– Слушай, Лихо... – Нерешительно остановил её Книжник. – Это, конечно – не моё дело. Но...

– Что "но"? – Скучающе спросила блондинка. – Сдаётся мне, что хочешь ты попенять на моё не совсем серьёзное отношение к разворачивающимся событиям. Шуткую чересчур много, перегибаю порой слегонца... И всё такое прочее. Не так ли, мой юный друг?

Книжник, насупившись, кивнул.

– А ты не куксись. – Посоветовала ему Лихо. – Я тебе так скажу – хохмила, и отжигать буду. По крайней мере – с шуточкой помирать легче, выпади такая планида. Тебе, то же самое советовать не берусь – каждый перед лицом смертельной опасности, изгаляется по-своему. Надеюсь, я всё доходчиво растолковала? Чтобы никто больше не думал, что это у меня от полного и законченного отсутствия некой материи, прозываемой совестью...

Через полчаса все спали, и только бойцы Бубы Блотнера исправно несли свою службу, заранее маясь дурным предчувствием подступающего вселенского уныния.

Шатун вынырнул из сна: в первую очередь, оглядываясь вокруг. А уж потом, начиная протирать заспанные глаза. Утро уже наступило, и что характерно – вполне оптимистическое утро, не дающее никаких поводов для уныния.

"Сейчас проснётся Лихо, и всё опошлит... – Вяло подумал громила. – И плевать, что вокруг ни батальона, и даже одного-двух пешеходов не наблюдается. Не говоря уже о свистоплясках с зубоскалами".

Он вылез из "Горыныча", потянувшись до хруста, размял ноги, сделал несколько наклонов вперёд, прогоняя остатки сонливости. Утро действительно было замечательное – бледно-изумрудное небо, оранжевые, с лазурной каёмочкой – облака. Одним словом – никакого видимого сдвига Сдвига, к полному и безоговорочному слиянию параллельных миров.

Орлы Якова Мироновича находились на своём посту, безо всякого удовольствия созерцая царящую вокруг благодать. Оно и понятно – если знать, что вскоре навалится тонна негатива, которую способна приглушить лишь выпитая залпом цистерна алкоголя. Да только вот незадача, никто эту самую цистерну не даст, в лучшем случае – ещё полстакана набулькают, а дальше как-нибудь сами. Чай, не впервой... Немного радовало лишь то, что Буба оказался хреновым прорицателем, и паскудное состояние души не заявилось в гости в более сжатые сроки. Хотя – часом раньше, часом позже. Эх, жизнь-жестянка...

– Мужики, а где у вас умыться можно? – Шатун подошёл к ним, доброжелательно улыбаясь. Собственно, даже самая добродушная улыбка у него выглядела так, что у всякого увидевшего её, в голове молниеносно созревала череда ассоциаций. Самая безобидная из которых, вызывала стойкое желание больше никогда не появляться на пути обладателя этого "чи-и-иза!". Пара хорошо заметных тесаков, убедительно дополняли эту картину.

– Туда, за угол зайди, там рукомойник приколочен. – Указавший нужный ориентир был наголо бритым, коротконогим крепышом, примерно ровесником Шатуна. От внешнего уголка его левого глаза, змеясь сверху вниз, и пересекая губы, тянулся тонкий шрам: немного не доходящий до горла. Крепыш выглядел тёртым караваем, но при надобности Шатун мог порвать его на шелуху, не особенно утруждаясь. Не спасла бы даже неплохая штурмовая винтовка "эЛэР-300", которую обладатель шрама держал в руках довольно уверенно.

– "Гейша"? – Спросил Шатун, указывая на шрам крепыша, и убрав улыбку, от которой у саблезубого тигра с лёгкостью мог начаться неконтролируемый приступ чёрной зависти.

"Гейшей" называли ящероподобную, вертлявую тварь, имеющей что-то общее со "свистопляской". Очень красивую, и очень опасную. Концы её передних конечностей были перепончатыми, раскрывающимися наподобие веера. И на конце этого "веера" имелись острейшие коготочки, способные "расписать" вдоль и поперёк организма, любого зазевавшегося любителя прекрасного. Но ведь в натуре – красива была, зараза. Как настоящая, грациозно танцующая перед клиентами гейша.

– Она, прошмандовка... – Кивнул крепыш, невольно касаясь лица правой рукой. – Хорошо, что Мироныч не стал хлебалом в щелкунчика играть, а то лежал бы я сейчас в холодном виде.

– Да, свезло Котовскому... – Включился в беседу второй блокпостовец, гибкий, рыжеватый малый, с глазами то ли хорошего психолога, то ли профессионального мошенника. Наиболее вероятным был первый вариант, потому что людей с выдающимся криминальным прошлым на таких местах не водилось. Они либо поднялись повыше, или же переместились на метр-полтора под землю, получив последнее пристанище в виде безымянной захоронки. Хотя, учитывая то, как всё перемешалось в этом, далеко неидеальном мире, после Сдвига, можно было ожидать всего.

– Свезло... – Повторил он. – Мироныч, у нас, конечно же – человек без чувства юмора, но зато с хорошей реакцией, и чутьём на всякие гадости. Не будь его рядышком, в ту драматическую минуту, Котовскому пришлось бы печально... А так, хоть есть про что матрёшкам позадвигать. Котовский любит проникновенно трындеть, как он один – против пяти "камнерезов" бился. Бабы верят!

– А вы сами-то откуда будете? – Спросил бритоголовый Котовский. – Буба вчера пробурчал что-то про Тихолесье, но я до конца не въехал. Оттуда будете?

– Оттуда.

– И как там? Курорт?

– Ага... – Мрачно осклабившись, кивнул Шатун. – Приходишь себе на пляж, а там от "пешеходов" не протолкнуться... Шипачи, опять же – по трое стали носиться. Видел когда-нибудь такое?

– Такого – нет! – С чуточку охреневшим видом сказал Котовский. – Если уж шипачи стали на троих соображать... Что вообще творится?

Шатун с видом "сам удивляюсь!", пожал могучими плечищами, и пошёл умываться. Дружеская симпатия – это одно, а вот разбазаривание эксклюзивной информации – это совсем другое. Тем более – людям, которых он знает всего пару минут. Тем более, что вероятность возникновения паники после утечки данной информации – довольно велика. Не факт, что его новые знакомые, узнав об этом – сохранят олимпийское спокойствие. То, что Лихо о возможных жизненных сложностях намекнула владельцу придорожной шашлычной – это полбеды. Он, если можно так выразиться – вольный стрелок. А вот эти двое – это люди из Системы. Шатун, Лихо, Алмаз и Книжник тоже были частью Системы, пока сторонние и непредвиденные факторы, не привели ее, в состояние полной недееспособности. Вписываться в новую – это как получится, особенно после намечающейся беседы с местным авторитетом. А как поведёт себя другая Система, узнав о планах и мотивах четвёрки – не мог предсказать никто. Возможно много вариантов, некоторые из которых далеко не блещут миротворческой составляющей. Поэтому – меньше болтаешь, лучше самочувствие...

– Ну, что, гадский папа? – напропалую выбалтываешь наш эпохальный план по спасению Вселенной? – Лихо подошла сзади, почти неслышно. – Вот дадут нам по темечку, заберут деактиватор – и не видать нам лавров спасителей, как Книжнику – моей благосклонности. Пересмотри своё отношение к проблеме, друже, пока не поздно.

– Да ну тебя... – Шатун пригладил волосы, и стряхнул оставшуюся воду с рук. – С каким бы превеликим удовольствием я отказался от этой почётной миссии, ты даже не представляешь. Надеюсь, что твои надежды на сегодняшний визит к этому деятелю, будут не напрасными...

– А уж я-то, сама, как надеюсь...

Вскоре проснулась оставшаяся часть команды. Наскоро ополоснувшись, и не озаботившись даже лёгким перекусом, они двинулись дальше. Котовский попытался как бы невзначай выведать у Лихо ещё что-нибудь о происшедшем в Тихолесье, но получил в ответ лучезарный, полный непонимания взгляд, подкреплённый частым хлопаньем ресницами. Когда крепыш попытался сослаться на уже имеющуюся информацию, полученную от Шатуна, блондинка расплылась в очаровательной улыбке.

– Да вы его не слушайте! Он у нас контуженный, совсем контуженный! Вон, видите на машине вмятину?

Вмятин на "Горыныче", не то, что бы хватало с излишком, но некоторое количество всё же присутствовало. Помявшись, Котовский закивал головой. Есть же вмятина, неважно какая...

– Это он год назад, головой с разбегу приложился. Теперь иногда всякую ересь несёт, особенно незнакомым. А с виду – нормальный человек.

Лихо жеманно захихикала, и пошла к внедорожнику. Неважно, поверили ей, или нет – этим ребятам через пару часов станет не до разбора свежих новостей. Лютая депрессия, да на целый день – это серьёзно, господа...

"Горыныч" завёлся с пол-оборота, и покатил прочь от блокпоста.

– А почему "Буба Полушкин"? – Спросил Книжник у Лихо. Ему со страшной силой хотелось общения, и только осознание серьёзности поставленной перед ними задачи – удержало его от продолжительного разговора с Котовским, и его товарищами. В Суровцах, от излишней болтовни его удерживали книги. Но книг не стало, а троица спутников не была предрасположена к болтовне без повода. Гибель Германа на время поумерила желание общаться, но сейчас всё возвращалось на круги своя.

– Да всё просто. – Лихо сдержанно фыркнула. – Из Одессы он. Фильм есть старенький, может быть, ты его и видел... Там такой Буба Касторский куплеты поёт. "Я одессит, я из Одессы. Здрасьте!". Вот поэтому и Буба. Только тот, из киношки, хохмил, как заведённый. А у Якова Мироновича со смешуёчками и звездахаханьками – не складывается ни в какую. Контраст полнейший. Может быть, не совсем так дело обстоит, но товарищ Блотнер придерживается именно такой версии. Пока её ещё никто не опроверг.

– А "Полушкин"?

– Не "Полушкин", а – "Пол-ушкин". – Пояснила Лихо. – У него, когда Сдвиг по-настоящему загулял, в первый же месяц – какая-то живность, из новых: пол-уха смахнула. Вот тебе и весь расклад. Так-то он мужик неплохой. Вот только с чувством юмора у него напряг жуткий. Я бы даже сказала – тотальный.

– Заметно. – Сказал Алмаз, проезжая мимо заброшенной станции метро, на которой сохранилось название "Сокол". – То-то он на тебя глядел, как "торчок" на Глыбу. Обречённо...

"Горыныч" двигался по Ленинградскому шоссе, держа путь в сторону центра. Даже после всех пережитых сотрясений, Москва относительно вернулась в прежний жизненный ритм. Конечно же – с поправками на новые реалии. Москве повезло – от начала Сдвига, до появления почти адекватно ориентирующейся в пространстве власти, прошло чуть меньше года, и это сыграло далеко не последнюю роль в сбережении порядка. Материальную базу, как ни странно – Сдвиг почти не тронул, основная проблема была в людях. Даже не в людях, а в квалифицированных кадрах, способных начать вытягивать всё заново. Прогресса, понятно, не наблюдалось, но и назвать всё, что происходило внутри МКАДа – полным убожеством и апогеем безнадёги, было бы несправедливо. Заводы, в новом понимании этого слова конечно же: дымились через пень-колоду, потихоньку доходя до нулевой стадии производства. Пароходов, самолётов, и прочих "Жигулей"; понятное дело – никто не строил. Про печатное слово, тоже если не позабыли напрочь – то определённо не торопились налаживать прежний полиграфический расцвет. Но с голодухи никто не пух, и "свистопляски" по улицах не шастали, чувствуя себя хозяевами положения. Главной, и основной задачей – было выживание. И исходя из этого – производство предметов первой необходимости. Еда, одежда. Оружия и боеприпасов, по армейским складам осталось немеряно. Труднее было с топливом, но тоже как-то выкручивались. Одним словом – выживали. И бывшая златоглавая, была далеко не самым наихудшим местом на искорёженной Сдвигом планете. Сюда, как и в Суровцы, тянулись желающие нормально устроиться, и попытаться дожить свой земной век в относительно приличной обстановке. Благо, с жильём здесь было крайне вольготно. А всё остальное, приходило по мере личного вклада в окружающую среду обитания. Беспредельщиков, и прочих синьоров фортуны, готовых лупить очередью от пуза – здесь не жаловали, и не терпели. Умеренное количество криминала, конечно же – водилось, но это был так сказать – домашний, дающий лапу если не при первом свистке, то где-то из этой оперы. Чтобы в стольном граде, да без криминала? Это вообще ни в какие ворота. Хамьё, начинающее складывать жмуров в штабеля – не заживалось ни под каким соусом. Хоронили, и забывали, как звали, и где прикопан на скорую руку. Подобные типы, как водится – всё же просачивались в желанные края: Москва, всё-таки – город большой, на весь периметр блокпостов не напасёшься. Но нежелание жить по общепринятым правилам, очень скоро приводило к вышеупомянутому итогу. Хотя Москва была лакомым куском, чего уж там... А так, в большинстве своём – приходилось облизываться издалека, потому что свойства пули не изменились даже с приходом Сдвига. А средств личной защиты у жителей бывшей столицы было предостаточно. Имелось даже энное количество ученого люда, бьющегося над разгадкой феномена Сдвига. Причём почти каждый месяц, бодро рапортующего о максимальном приближении к желанному результату. Вследствие чего, спустя энное количество лет, веры этим столпам науки и техники не стало ни на грош, но скрепя сердце, им разрешили продолжать исследования. Авось, и выплывет чего... Хотя, несколько лишних пар рабочих рук на посадке картошки, которая в нынешних условиях вырастала ярко-голубого цвета, но зато размером с прежний ананас, были бы предпочтительнее.

– Скоро будем на месте. – Лихо несколько раз вдохнула и выдохнула, словно настраиваясь на что-то, требующее титанических усилий. – А там видно будет, насколько мы в этом мире с голой задницей... Или же не всё так плохо.

"Горыныч" проехал Садовое кольцо, оказавшись на Тверской.

– Почти приехали. – Блондинка выглядела полностью собранной, той самой цельнометаллической амазонкой. – Любит Лукавин сибаритствовать, спасу никакого нет. Я, конечно, понимаю, что с квадратными метрами в первопрестольной нынче полный простор, но захапать себе целый особняк недалеко от Кремля – это, на мой целомудренный взгляд – несколько пошло. Ладно хоть, толку от сего государственного мужа – в избытке. Но фамилии своей он соответствует на полную катушку, проходимец с понятием... А с другой стороны – если положительный вклад в общее дело есть, то вроде как, и не проходимец вовсе. Ладно, сами всё увидите. Почти приехали.

...Толпа колыхалась недалеко от пересечения Тверской и Охотного Ряда, немаленькое такое сборище народных масс, человек в триста. В толпе резко выделялась группа людей в камуфляже, даже не самим камуфляжем, которым было никого не удивить, а целеустремлённостью движений, каким-то ясным пониманием невидимой экипажу "Горыныча" цели. Она вроде бы находилась в толпе, и в то же время была как бы наособицу, словно вживлённый по необходимости в нужную среду обитания – чужеродный организм. "Камуфляжники" были вооружены: добротно, на совесть.

Помимо легко улавливаемой, и объединяющей их всех целенаправленности, каждый из них имел нарукавную нашивку красного цвета, с изображённым на ней символом, примерно похожим на половинку пятиконечной звезды. Несколько "полузвёздных" пробежали мимо внедорожника, определённо держа путь от толпы, но это не смахивало на бегство, скорее на взятие улицы под контроль. Больно уж несуетливыми, деловитыми были рожи "камуфляжных", вне всякого сомнения, действующих по чёткому плану. Блондинка скользнула по ним взглядом, напряглась...

– Сверни-ка направо... – Лихо вдруг стала другой, словно почуявшей опасность, матёрой зверюгой. – Давай, давай Алмазик, естественно, без дёрганий. Не нравится мне это скопление решительно настроенных личностей, с хорошими дыроделами в опытных ручонках. Подсказывает мне мой опыт, что была здесь какая-то буча. Где-то я эти нашивочки видела, не могу вспомнить где...

Алмаз неторопливо повернул руль, сворачивая на первом же перекрёстке, не доехав до толпы, метров сто пятьдесят. Проехал примерно столько же, остановился. Все вопросительно уставились на Лихо. Та напряжённо размышляла. Через полминуты она обвела всех взглядом, в котором не было ничего ободряющего. Скорее наоборот.

– Делаем так. – Блондинка ещё мгновение поколебалась, быстро оглядела друзей, словно выбирая кого-то определённого. – Книжник с Алмазом идут прощупать почву. Я с Шатуном остаюсь здесь. Есть у меня стойкое подозрение, что никакой аудиенции нам сегодня не светит. Ни сегодня, ни вообще. Но надо убедиться основательно, чтобы ни малейших сомнений...

Она ещё раз посмотрела на друзей. Алмаз остался бесстрастным, Книжник же всем видом выражал готовность пойти и разузнать всё обо всех, в радиусе десяти километров.

– Алмаз, присматривай за этим романтиком. – Лихо поглядела на очкарика жёстко, и тот слегка умерил пыл. – Ваше дело – ходить, нос совать куда сможете. Вопросов лишних не задавайте. Я бы сама с превеликим удовольствием прогулялась... Только боюсь, если мои выводы верны, может получиться сущее непотребство, с пальбой, и игрой в догонялки. Вернётесь, доложите. Слишком не задерживайтесь. Если почувствуете, что вам уделяют внимания больше, чем бы того хотелось – сваливайте. Всё понятно?

– Сделаем. – Кивнул Алмаз, выбираясь из машины. – Пошли, книгочей. Пора собирать информацию.

Они прогулочным шагом вышли из-за угла, и направились к уже несколько разросшейся толпе, стараясь не привлекать излишнего внимания. Подошли, и начали сливаться с массами, что не составило труда – в толпе преимущественно находились лица сильного пола, возрастом от сорока годочков, и выше. Лихо бы и вправду выделялась бы в этом сборище, как фламинго среди ястребов.

– Смотри... – Шепнул Алмаз Книжнику. – Во все глаза. Языком не мели, и от меня ни шагу. Понял?

Очкарик кивнул. В глазах у него, не до конца притушенный стальными интонациями Лиха, горел огонёк идущей по следу гончей.

– Что случилось? Чего случилось-то? – Алмаз расчетливо проталкивался через толпу, стараясь обходить стороной людей с красными нашивками, и пробираясь туда, где были слышны голоса, способные дать хоть какое-то понимание ситуации. Книжник прилежно шёл за ним, вертя головой во все стороны, закачивая информацию.

– Что случилось, мужики? Что за переполох? – Алмаз остановился возле двух персонажей, только что оживлённо обсуждавших что-то, и замолкших при приближении незнакомцев. – Я, бля, с земляком договорился здесь через пять минут пересечься. Прихожу, а тут такой аншлаг. Что стряслось, просветите, если не государственная тайна, конечно...

Вид у него был до упора простецкий, располагающий к себе. Он глядел на стоящих напротив него людей, терпеливо ожидая ответа. Высокий, чем-то похожий на филина мужик раскрыл рот, вне всякого сомнения – собираясь что-то ответить, но в этот момент ситуация поменялась.

Дверь находящегося неподалёку особнячка резко открылась. Из неё – в сопровождении нескольких вооружённых, впечатляюще – даже по мерках Алмаза, выглядевших организмов: вышел человек среднего роста, шагающий размашисто, легко, упруго. Лицо у него было резким, властным, в грубоватых чертах проглядывало что-то хищное, жёсткое.

Но дело было даже не в походке, или тонких, изогнутых в довольной усмешке губах. У человека было лицо победителя. Такие выражения лиц, бывают у людей, только что одержавших важную победу, к которой они шли не один день.

Лёгких ропот, ползающий по толпе, молниеносно смолк, одновременно с появлением нового действующего лица. Книжник повернулся в сторону вышедшего на улицу, намертво схватывая подробности, нюансы, штришки... Поджарый, левша, короткая стрижка: левая штанина забрызгана кровью чуть ниже колена. Хорошо забрызгана; и пальцы правой руки – тоже испачканы, только кровь уже успела высохнуть.

– Крыса! Пидор! – В толпе вдруг наметилось оживление, и из неё выскочил растрёпанный человек, направляющийся прямо к победителю. – Будь ты проклят, ублюдок! Да я тебя...

Хищнолицый, самую чуточку сбившись с темпа, поднял руку. В руке, как успел заметить Алмаз, находилась отличнейшая полуавтоматическая машинка для вправления, или же для выбивания (в зависимости от обстоятельств) мозгов. Давно заслужившей международное признание, немецкой фирмы "Вальтер". Пистолет коротко тявкнул, и растрёпанный получил пулю в голову, кулем свалившись на асфальт.

– Есть ещё желающие? – Беззаботно, даже с какой-то веселостью – поинтересовался победитель, нацелившись в толпу. – Давайте, высказывайте свои пожелания. Сегодня последний день, когда можно. Завтра все плюрализмы отменяются. Все поняли?!

В его голосе заплескался раскалённый металл, и толпа частично попятилась, Алмаз явственно почуял волну страха и неуверенности, исходящую от людей. Бойцы с красными нашивками отделились от толпы, и теперь стояли, держа автоматы наизготовку. То, что они будут стрелять по толпе, при самом мизерном намёке на сопротивление – не вызывало у Алмаза ни единого сомнения.

– Разойдись! – Скомандовал победитель, не опуская руку с пистолетом. – Не заставляйте меня делать "пиф-паф!". Я сегодня уже достаточно натрудил руку, расчищая для вас же – дорогу к светлому будущему. Расходитесь, граждане! Жизнь продолжается, пускай и немного по другим правилам.

Толпа начала рассеиваться, хищнолицый смотрел на этот исход со снисходительно улыбкой человека, нисколько не сомневавшегося, что так оно и будет. Алмаз потянул Книжника за рукав.

– Пойдём, здесь больше ловить нечего. Кроме пули...

Они направились туда, откуда пришли.

...Когда фигуры Книжника и Алмаза скрылись за углом дома, Лихо пересела за руль, не выключая двигателя. Готовая в любой миг сорваться с места, петляя по центру, отрываясь от возможной погони. Предчувствия, сидящие у неё в душе, были самыми скверными. Но за неимением достоверных данных, крохотнейшая надежда ещё была. Оставалось лишь дождаться ушедших друзей, чтобы окончательно расставить все точки над "ё".

Звук выстрела раздался спустя несколько минут после того, как Алмаз с Книжником ушли на разведку. Шатун напрягся, и вопросительно посмотрел на Лихо. Та отрицательно мотнула головой. "Сидим, и ждём". Точка.

Дверь в подъезд, находящаяся прямо напротив припаркованного "Горыныча", распахнулась, выпуская двух одетых в камуфляж субъектов, имеющих точно такие же нарукавные нашивки с половинкой звезды. Оба имели при себе, последыша снайперской винтовки "СВ-98". Который в новой реинкарнации носил задорное имечко "Кусака". Вид у обоих "полузвёздных" был донельзя довольным, какой бывает у людей, избежавших большой стычки со стрельбой.

Они прошли мимо внедорожника, Лихо краем глаза ухватила выражение одного из них, мгновенно напряглась, уловив какую-то несообразность происходящего. Через секунду она поняла, в чём дело.

Один из парочки, её наверняка знал, и сейчас пытался скрыть гримасу нешуточного удивления, сменяющегося тревожной озабоченностью. Ещё через секунду Лихо вспомнила – где, и при каких обстоятельствах они встречались.

– Вяжем, быстро! – Почти не разжимая губ, процедила она, будучи уверенной, что Шатун её услышит. – Только не зажмурь, Шатунчик, я тебя умоляю... Особенно вон того, носатого.

– Эй, мужики! – Мигом врубившийся в новую вводную громила, нарочито неуклюже начал выгружать свои габаритные телеса из "Горыныча". – А что больше – Солнце, или Луна?

Двое, похоже, ожидавшие чего угодно, только не такого вопроса, застыли с идиотскими гримасами. Через долю секунды, только что находящийся в шести-семи шагах от них, Шатун, был уже рядом.

Что-то неразличимо мелькнуло в воздухе, раздался звук удара, и один из снайперов осел на тротуар, полностью выпав из реальности. Второй дёрнулся, с трудом понимая, что происходит что-то, не укладывающееся в рамки его понимания. Громила без всяких виеватостей, вроде удара пяткой с разворота, шарахнул его кулачищем в лоб. Хотя, мог и пяткой – при его скорости и умении, финал был бы точно такой же...