Текст книги "Бастард (СИ)"

Автор книги: Тимур Вычужанин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 44 страниц)

Глава подошёл ко мне почти вплотную, благодаря чему я смог разглядеть на его лице все следы тех печальных происшествий, о которых подсказывала мне интуиция. Оно уже не было столь красивым и гордым. Сейчас его синяки под глазами, впалые щеки, бледная кожа и общий усталый вид никак не могли вселить того уважения вперемешку с благоговением и раболепным трепетом, а вызывали скорее жалость и сочувствие, желание чем–то помочь этому бедолаге, ибо казалось, что он пережил нечто действительно ужасное, потому что без повода невозможно было заставить себя выглядеть настолько плохо. Он протянул мне худую руку, на которой ещё виднелись порезы и синяки, свидетельствовавшие, видимо, о том, что ему добраться сюда было не легче, чем нам, а, может быть, и даже куда сложнее, но этого мы никогда не узнаем, поскольку Глава был из тех людей, что даже под страхом смерти не расскажут о себе больше, чем хотят того сами. Их невозможно было принудить к этому. А жаль, часто именно у этих людей жизнь достойна мемуаров, в отличие от тех, кто с таким увлечением поручает их писать кому–нибудь из своих знакомых мастеров слова или же, чего доброго, сам берётся за перо и начинает марать своим совершенно неграмотным текстом бумагу. Думаю, общественность многое потеряла, не имея ни малейшего представления о биографии людей, похожих на Главу, но вряд ли это волновало его самого или же кого–то из этого негласного братства. Я пожал его тёплую руку на удивление крепко. Такое рукопожатие обычно бывает у старых добрых знакомых, которые не видели друг друга уже достаточно долгое время, что бы окончательно соскучиться и начать изнемогать по обществу друг друга. Главу я не относил к кругу настолько близких знакомых, но тем более странно было, что и он ответил мне тем же, сильно сжав мою руку. Он повернулся ко мне спиной. Долго молчал, рассматривая, видимо, тех, кто пришёл сюда вместе с ним. Я не спешил ничего говорить. Похоже, просто боялся сбить его с мысли, а то, что он должен был сказать, должно оказаться невероятно интересным, я прямо–таки чувствовал это каждой своей клеточкой, а потому не хотел ему мешать, путать. Он сам со мной заговорит, когда сочтёт это нужным. Эту его привычку я вычислил уже давно, хотя она, как и все остальные, вытекала лишь из особенностей его характера, так что все их можно было предугадать, зная его достаточно хорошо и благодаря этому знанию не допускать ошибок в общении с Главой. Вот только проблема состояла в том, что, как я уже говорил, он совершенно не желал кому–либо открывать себя. Даже для своих самых доверенных людей он оставался просто таинственным призраком, который отдаёт приказы откуда–то сверху, которого они, вроде как, видят рядом с собой каждый день, слышат, как он говорит, но при этом по–прежнему сохраняет статус живой легенды, в чьё существование порой, даже бывает сложно поверить, а эти редкие встречи кажутся сном. В этом была ещё одна его особенность – всегда находиться на виду, но при этом быть незаметным. Вершить крупные дела так, что все знают, кто за этим стоит, но при этом у них не было никаких прямых доказательств. Безупречное оружие, которое никогда не оставляет следов. Благодаря своему пребыванию в казематах Гильдии Сейрам я кое–что узнал о распорядке жизни её членов, о том, какие именно задания им поручают. И всегда было нечто странное: ни один из них не заикался об убийствах. Вернее, они часто говорили о подобном, но при этом никто никогда не знал того, кто конкретно возьмётся за это задание. Тогда я думал, что это просто обычай или же попытка сделать личность убийцы ещё более тайной, чтобы в случае чего не могли выйти ни на него, ни на саму Гильдию, но теперь мне почему–то казалось, что на самом деле все такие миссии по устранению неугодных короне людей брал на себя лично сам Глава. Он мог доверять только себе и никому больше, поэтому только и оставалось, что поступать именно так и никак иначе. К тому же он действительно был лучшим в этом деле. Недаром ведь до сего момента никто даже не думал о том, что бы поднимать бунт, потому как всегда чувствовали на своей спине взгляд пронзительных жёлтых глаз, который буравил их, выведывая все тайны и заставляя обливаться холодным потом липкого страха. Недаром ведь он ещё был главой Гильдии Сейрам, главной задачей которой было обеспечение абсолютной безопасности властей. Или уже не был?

Я кинул взгляд на его спину. Ветра не было, а потому чёрный плащ висел как тряпка и уже не производил столь сильного впечатления. Плечи мерно поднимались и опускались в такт спокойному дыханию. Что же, даже сейчас, в столь явно тяжёлый для него период Глава сумел сохранить самообладание, мужественное спокойствие, которым от него разило наповал каждый раз, когда он спускался в темницы, чтобы лично поговорить с несколькими особо важными пленниками. И голос его прозвучал точно так же, как и прежде:

– Я был бы рад встретиться с тобой при других обстоятельствах. Хотя бы в таких, при которых мы с тобой виделись в последний раз, но, кажется, не суждено, – теперь он уже стоял лицом ко мне.

Его жёлтые глаза, казалось, слегка светились в темноте и были устремлены прямо на меня, но меня это не смутило. Я привык выдерживать такие взгляды. Пусть сейчас меня им одаривал не какой–нибудь офицер стражи, а сам Глава Гильдии Сейрам, но для меня это как–то не очень сильно меняло саму суть ситуации.

– Просто кто–то, видимо, питает уж слишком сильную слабость к тёмным, сырым и угнетающим своей мрачной атмосферой местам.

Он либо не оценил шутки, либо просто не посчитал нужным сейчас улыбаться.

– В любом случае говорить нам придётся именно здесь и сейчас, при таких не благоприятных для этого условиях, но это нужно. На самом деле необходимо.

– И о чём же ты собираешься мне говорить, а? О том, что ты теперь раскаиваешься в том, что заварил всю эту кашу и хочешь просить нашей помощи? О том, что уже не желаешь мировой власти, когда её приходиться завоёвывать такими вот кровавыми методами? Если об этом, то знай, я не желаю тебя слушать. Если честно, то я бы, наверное, придушил тебя прямо сейчас за всё то, что твоими стараниями происходит в Ланде сейчас, но я просто не хочу больше убивать. Насилие порождает насилие. Думаю, ты в этом и сам уже убедился, оказавшись в самой гуще этих проклятых событий, которые мне хочется просто взять и забыть, как жуткий кошмарный сон.

– Ты абсолютно прав. Во всём, что сейчас сказал. Обычно в самом центре круга, который образует буря, самое спокойное место. Но я забыл, что имею дело со стихией куда более странной и не поддающейся обычным законам.

– Хватит глупых красивых слов, – сухо оборвал его я и сам тут же подивился этой резкости, которая была в моём голосе в этот момент, но доселе никогда не проявлявшаяся в нём, – ты слишком ими увлекаешься, и, бывает, уходишь от сути. Видишь ли, мне тут поручили одно пикантненькое дельце, которое нужно выполнить в рекордно короткие сроки, так что поторапливайся со своей речью.

– Я знаю, что это за «дельце». И говоря здесь со мной ты, по сути, и выполняешь его. К тому же тебе не придётся ничего делать, кроме как хорошо слушать меня, ибо переубеждать и переманивать меня на вашу сторону не нужно. Я сам уже давно принял её. Почти с самого начала, когда всё начало валиться у меня из рук, когда я, впервые за всю свою жизнь и карьеру, начал терять контроль над ситуацией и своими людьми.

– А вот это уже на самом деле что–то интересненькое, – активно закивал головой я, показывая тем самым, что теперь я весь внимание и даже более чем готов выслушать всё то, что он хочет мне рассказать, несмотря даже на ту злость и отвращение, которое вызывал у меня этот человек, после всего того, что он сделал и, тем более, появившись передо мной в таком убогом виде, больше подходящем для заправского пропойцы, нежели для лидера организации вроде Гильдии Сейрам.

– Ты как всегда в своём репертуаре. Не изменяешь своим принципам и всё так же ненавидишь любые проявления насилия. Может, оно и к лучшему, что мы говорим с тобой именно здесь, недалеко от старой столицы страны, где зародилось само понятие пацифизма и миролюбия. Того миролюбия, которое не требует войны, а наоборот отрицает её. Я собрал богатое досье на тебя. Не настолько богатое, как хотелось бы того в идеале, но и имеющаяся у меня информация тоже может помочь нам понять друг друга, – я поморщился при этих словах, всегда не любил, когда собеседник знает о тебе больше, чем ты о нём, это, как по мне, совершенно не честно, но сейчас уж было ничего с этим не поделать, тем более глупо было бы его просить не пользоваться этой информацией, если она на самом деле могла содействовать нашему соглашению, – у тебя богатая биография. Ты многим помог и, как ни странно, ни разу при этом не прибегал к насилию или обману. Тебе всегда каким–то образом удавалось задействовать или связи, или ещё нечто такое, что позволяло просто уладить этот конфликт без лишней суеты, нервов и кровопролития, которое, к сожалению, почти все сейчас считают наилучшим и самым действенным решением всех их проблем, связанных с несогласием других людей. Это не просто великолепный талант, это самый настоящий дар, хоть я и знаю, что ты не веришь в богов, но я всё же упомяну это слово. Мне его всегда не доставало. Я привык решать свои и чужие проблемы лишь с помощью устранения источника проблемы, но не её самой. Жаль, что мне удалось понять всю бессмысленность такого метода, лишь когда он потерпел столь явное фиаско, а последствия этого провала оказались столь ужасны и пугающи.

– Ну, хорошо, что ты хоть смог понять сам, а то некоторым приходиться это вдалбливать годами, а до них всё никак не доходит, будто бы они сидят под какими–то ментальными блокадами или чем–то вроде того, – уже немного мягче сказал я и даже почти улыбнулся.

Глава снова замолчал. Сделал несколько шагов вперёд к краю этого небольшого озера. Отыскал глазами тропинку, ступил на неё и жестом позвал меня за собой. Я как–то несмело сделал несколько шагов ему навстречу, но, вспомнив, что он, скорее всего, совершенно не вооружён, я уже, ничего не боясь, последовал за его удаляющейся тёмной фигурой, которая сделала ещё один знак своим спутникам не идти за нами. Они повиновались, не шелохнувшись, не издав ни единого звука, будто бы вовсе и не собирались следовать за нами, будто для того, чтобы их оживить, нужно было произнести какую–нибудь древнюю магическую формулу, чей первоначальный и единственно правильный вариант уже много лет назад утерян для человечества навсегда. Так я и шёл за ним какое–то время. Он снова решил замолчать, судя по всему, просто собираясь с мыслями. Думаю, у него уже вошло в привычку обдумывать не то что каждую фразу, а чуть ли не каждое слово в своей речи. Нельзя сказать, что бы мне это сильно нравилось, но и не очень–то раздражало на самом деле, ведь, согласитесь, куда лучше немного подождать и дать человеку несколько минут, чтобы сформулировать свои мысли, нежели слушать его и воображать себе простолюдином, который и писать–то толком не умеет, не говоря о том, что бы прочитать хоть одну книгу, кроме разве что какого–нибудь календаря посева той или иной культуры. Конечно, вряд ли бы Глава, находясь даже в столь непростой ситуации и подобном месте, опустился бы до настолько пугающего и отвратительного низкого уровня, но всё же я уважал его право на подобное молчание, а потому не торопил. К тому же, у меня было чувство, что он и сам скоро со мной заговорит. Я, как часто бывает в подобных ситуациях, не ошибся:

– Что вам известно о происходящем на территории Ланда? – как–то невзначай, почти безразлично и вскользь бросил он мне через плечо, даже не посчитав нужным обернуться, видимо, это был какой–то вводящий или наводящий вопрос, хотя, если честно, я не счёл его таковым, а потому решил не поддерживать такого небрежного тона и рассказать всё достаточно подробно.

– Ну, прямо скажем, информации у нас не очень много, ибо никому из нас не удалось оказаться в самой гуще событий и посмотреть на это всё изнутри, но, так сказать, у нас были другие, думаю, стоящие уважения «доносчики», которые рассказали нам кое–что об этом хаосе. В частности, о том, что теперь весь восток на стороне Дорниса и его радикально настроенных храмовников, которые самыми активными методами подавляют любое сопротивление и хотят свергнуть новую власть, которую, как нам кажется, установил именно ты и твои люди после той провокации и достаточно долгого безвластия, что жутко утомило людей королевства. Они считают, что эти король и королева восседают на троне и правят совершенно незаконно, а потому решили не гнушаться различных кровавых методов и достигнуть своей цели любой ценой. С другой же стороны у нас есть те, кто всё же встал на сторону новых королей. В основном это запад, конечно, никто другой и не мог этого сделать, ибо все остальные земли изначально попали под влияние идей Дорниса, к которым же с самого начала примкнул и север Ланда с Даргостом, но чуть позже, осознав, что идеи и методы этого чокнутого парня чуточку не подходят для них, они, если можно так выразиться, отошли от дел и теперь занимают вроде как совершенно нейтральную позицию, но на самом деле это не так, поскольку Даргост уже согласился примкнуть к нашим идеям, а поскольку север является союзником этой провинции, да и предводитель их вроде как старый добрый друг и спутник нашего принца Адриана, то, как мне кажется, стоит надеяться на то, что он тоже окажет нам поддержку, случись что–то, что может помешать нашим планом. Королевские отряды в стычках помимо, собственно, регулярной армии, в которой остались лишь истинно верные короне, своим присягам, да ещё какие–нибудь спятившие от своей гипертрофированной чести аристократы, жаждущие ратных подвигов и непревзойдённой боевой славы. Вот только, кажется, они совершенно забывают о том, что война это им не те красочные пафосные картинки, которые обычно рисуют после этого слова известные писатели, художники и прочие деятели так называемого «современного «искусства». Война – это в первую очередь жуткая грязь, болезни, вонь армии, вездесущий шум, от которого потом некоторым трудно избавиться в течение всей оставшейся жизни. Это, Баратс их всех подери, настоящее торжество смерти, над которым беспрестанно летают чёрные вороны и худые стервятники! На войне не бывает героев, как нет побеждённых и победителей, потому что там действует этот проклятый закон диких животных: «если не убьёшь ты, то убьют тебя». И ведь это правда! Если ты пощадишь кого–то в том месиве на поле боя, то он обязательно не забудет отблагодарить тебя вилами в живот! Вот, что хуже всего!

– Не потому ли война представляется тебе самой ужасной вещью на свете? – этот совершенно безучастный тон уже начал немного раздражать меня, особенно учитывая то, какой темы мы сейчас коснулись, но я старался не подать виду.

Вроде, у меня это получилось, потому как голос не дрогнул, а моего лица и взгляда Глава видеть в любом случае не мог, поскольку всё ещё не считал нужным повернуться ко мне лицом и смотреть в глаза. Хотя это вполне могло быть оправдано тем, что идти спиной по столь ненадёжной тропке сомнительной прочности весьма и весьма сложно, а сейчас он играл именно роль проводника, так что ему вполне было простительно такое пренебрежение своим собеседником и правилами хорошего тона в данной ситуации. К тому же, вполне может быть, что он просто ждал, когда нам удастся выйти на ещё один островок, подобный тому, с которого мы недавно ушли, чтобы снова остановиться и поговорить уже, так сказать с глазу на глаз. Конечно, немного подозрительно, что он не доверял тем пугающим парням в чёрных одеяниях, но, если я правильно помню, то Глава всегда предпочитал что–то обсуждать с людьми, не относящимися непосредственно к Гильдии Сейрам, в одиночестве, никого при этом к себе не подпуская. Весьма, надо сказать, оправданная мера безопасности. Без неё, думаю, эта организация никогда бы не достигла таких высот, на которых находится сейчас, ведь даже среди самых проверенных из лояльных её членов мог найтись тот, кто за кучу золота согласился бы предать Главу и свою Гильдию, выдав её планы кому–нибудь, кто этого по каким–то причинам захотел. А желающих, поверьте мне, было огромное множество, как и причин учитывая то количество людей, которые «благодаря» деятельности этой организации закончили если не жизнь, то хотя бы карьеру. Всегда ведь будут родственники или же принявшие клятву фанатичные друзья безвременно покинувшего наш мир неугодного короне человека, которые считают своей прямой обязанностью отомстить подлецам и убийцам. Вот только самим пачкать руки им совершенно не хочется в большинстве случаев, ведь, как правило, они всё же не являются настолько фанатичными, чтобы рисковать ради свершения правосудия своими собственными головами и местами, коих с таким титаническим непосильным трудом удалось добиться, а потому эту «священную месть» свершают через различного рода подставных людей, для которых уже совершенно не важна какая–то былинная мораль или же не менее сказочная честь, ибо единственное, что они на самом деле ценят в этой жизни – это звон кошелька, прямо таки лопающегося от золотых монет. Хотя, весьма странно, что такой способ расплаты ещё не вышел из моды из–за своего крайнего неудобства, ведь, как–никак, полновесные золотые монеты в кошельке не так уж и легко спрятать, а это сразу же привлекает определённого рода деятельности тёмных личностей. Да и сам по себе кошелёк является жутко тяжёлым, но традиции есть традиции, тут уж, как говорится, ничего не попишешь. Так что в Гильдии Сейрам лишь стоит подивиться организаторскому мастерству Главы, который сумел сделать всех максимально работоспособными в сфере услуг, которые оказывала конкретно эта Гильдия, но при этом оставить всё при таком порядке, по которому все, по сути, зиждилось лишь на нём, и никто больше к управлению и секретным данным доступа не имел, и никак заполучить их не представлялось возможным, ибо я мог вполне справедливо и, думаю, правильно предположить, что Глава хранил секреты Гильдии Сейрам, как зеницу ока, а учитывая необычность его глаз, сила такого сравнения лишь усиливается.

– Да! Разумеется, я думаю именно так! И мне совершенно непонятно, почему ты говоришь со мной об этом в таком тоне, хотя ещё буквально несколько минут назад так сильно убивался на счёт того, что развязал войну лишь из–за своих амбиций–переростков! Но, знаешь, даже не то самое худшее в войне, о чём я тебе уже сказал сегодня. Есть ещё кое–что, вылазящее у людей наружу в экстремальных ситуациях подобных войне. Убийства, хоть совершенно противны и мне, и самой природе, поскольку являются чем–то абсолютно противоестественным, всё же можно оправдать тем, что начинает слишком сильно работать инстинкт самосохранения и его среднестатистический неподготовленный обыватель уже никак не сможет пересилить, не имея при этом нужного набора моральных ценностей и психологических черт. Да и просто он поддастся эффекту толпы, которая будет бесноваться и крушить всё вокруг него. Этому, как мне кажется сопротивляться сложнее всего, а человека сама природа создала почти полностью беззащитным и невероятно слабым перед лицом её могущества, несмотря на все те достижения, что кажутся нам великими, но на самом деле не имеющими совершенно никакого значения в тех масштабах, в которых мы вынуждены существовать и сосуществовать не только с себе подобными, но и с теми, кто на нас не похож абсолютно. Так что для человека это хоть и не делает чести, но всё же, если смотреть с такой чисто физиологической и психологической стороны, отбросив в сторону уже упомянутую мной мораль, то это вполне себе можно оправдать при большом желании. С этим можно спорить, мне самому сейчас себя хочется ударить за такие слова, но я это сказала лишь для того, чтобы сравнить эту модель поведения и ту, что кажется мне ещё более отвратительной, гнусной, беспринципной, а оттого чисто человеческой. Многие пытаются нажиться на войне – вот, что хуже всего. Эти треклятые паразиты выпивают кровь из страны, которая и так уже скоро скончается от полученных ранений. И это уже, в отличие от предыдущего случая, совершенно невозможно оправдать какими–то там инстинктами. О, нет! Здесь работает то качество, которое человек приобрёл в ходе гниения тех порядков и систем, в которых ему приходится жить. Глядя на то, как успеху приходят самые отъявленные подлецы, а честные хорошие люди остаются с кинжалами в спинах гнить в сточных канавах, он тоже решает, что лучше быть богатым ублюдком, чем добрым, но нищим, да ещё и трупом. Они начинают пренебрегать теми правилами, которые, по сути, должны быть священными для каждого, но при этом они приходят к успеху, достигают заоблачных вершин, порождая при этом ещё сотни таких же мелких гниющих людишек, желающих лишь одного: высосать пользу для себя отовсюду, забывая при этом об остальных и том, что им уже никогда в жизни не потратить те деньги, что они уже на данный момент заработали, не говоря уж о тех капиталах, которые придут к ним в недалёком будущем! Даже в момент войны, когда все должны объединяться, стоять единым бескорыстным фронтом, эти гады, эти проклятые бартасовы паразиты лишь вбивают палки в колёса своими аферами, работая на обе стороны, гонясь за богатством. Им ведь совершенно не важны ни будущее страны, ни человеческие идеалы, ни те сотни разбитых жизней, что появятся в результате их деятельности. Этих людей я ненавижу больше всего на свете! И, знаешь, что самое интересное? – я повысил голос, даже сорвался на крик, думаю, меня смогли услышать даже спутники Главы, несмотря на то, что мы отошли от них и островка посреди болот на приличное расстояние, но он так и не обернулся, хотя, безусловно, догадался, что я хотел сказать. – То, что я отношу тебя как раз–таки к этой гнойной прослойке торта человечества. Да–да, именно тебя! Того, кто говорил мне, что делает всё лишь ради блага королевства, гонясь при этом на самом деле за собственной славой и опьяняющей властью. Сперва действительно может показаться, что ты всё делаешь лишь во славу людей, идей и каких–то одних тебе видимых высоких идеалов, но на самом деле это не так. От начала и до конца это было не так, потому что если бы ты всё делал действительно с чистой совестью, бескорыстно, как бартасов праведник или мученик, изображений которых полным полно в разного рода храмах, то у тебя бы всё получилось. Ты бы не погрузил королевство в хаос и беспрерывный кровавый ужас гражданской войны! Ты бы смог прославить его на весь мир, сделать куда мощнее восточного гиганта. Покорить все известные горы, одержать самые яркие, запоминающиеся, навсегда вошедшие бы в историю победы, о которых даже спустя тысячи лет слагали прекраснейшие легенды, пусть даже тогда из летописей сотрутся не только наши с тобой имена, но и само название королевства Ланд. Но этому светлому будущему ты, как и многие, очень многие другие люди, предпочёл себя любимого, пожертвовав для этого теми самыми хвалёными идеалами, возложив ещё при этом на жертвенный алтарь свою честь и парочку–другую сотен людей, которые уже погибли в стычках, не упоминая ещё тех, кто погибнет, если нам не удастся всё сделать правильно и остановить этот устроенный тобой кавардак! Так что прости, но мне не о чем тут с тобой лясы точить, пока там, не так уж и далеко на самом деле, умирают люди, горят их дома и земля, на которой они так долго работали, – я разошёлся, во мне ярко–красным неестественно ярким огнём пылал гнев, я так, наверное, никогда в жизни ни на кого не злился.

Хотелось плюнуть ему в лицо, а лучше всего просто ударить, повалить на землю. Не знаю зачем. Может, затем, чтобы увидеть этого худого, усталого, никчёмного человека, некогда бывшим самым влиятельным и могущественным в королевстве после, конечно же, самого короля, в грязи. Здесь, на болотах Даргоста, вдали от крупных городов и трактов, от тех интриг, что он привык крутить и распутывать резким ударом кинжала. Увидеть и понять, что он уже достаточно расплатился за все свои ошибки, что он всё это осознал, что он сейчас терзается не меньше, чем я на него злюсь, что он пришёл сюда не просто так, что он на самом деле хочет просто выговориться мне, а после, может, даже и предложить свою помощь в решении проблем и бед, что случились в королевстве Ланд по его вине. Потом жар сменился нестерпимым синим холодным огнём обиды и злости уже управляемой. Из–за неё хотелось просто оставить его тут совершенно одного лишь в присутствии его собственных мыслей. Дать им съесть разум Главы, подобно червякам, прогрызающим ещё не слишком дряхлое на вид яблоко, а потом найти его здесь совершенно безумным, просящим прощения у всех, начиная от простых людей и заканчивая богами, в которых (я почему–то был полностью в этом уверен) он не верил, что лишь ещё раз бы подтвердило то, что от прежнего Главы осталось разве что лицо да жёлтые глаза, свет которых стал бы уже не тем ровным и спокойным, а лихорадочным и блестящим, сумасшедшим. Но я не сделал ничего, совсем ничего. Даже не развернулся, чтобы просто уйти или же показать таким жестом, что я больше не намерен с ним разговаривать и всё, что бы он ни сказал, всё равно пройдёт мимо меня, ибо я не считаю, что есть нечто достойное и приятное в том, что бы разговаривать с человеком, виновным в смерти такого действительно пугающего, а не впечатляющего количества людей. А всё по тому, что я буквально почувствовал, как он раскрывает рот, чтобы сказать мне что–то очень важное, что–то, что, вполне возможно, перевернёт моё понимание этой войны и её причин с ног на голову. Я думал, что он уже подготовил для меня за столь длительный промежуток времени какую–то великолепную речь, которой ему бы удалось полностью отбелить своё имя и снова стать в моих глазах умным и талантливым стратегом, непревзойдённым лидером и интриганом. Приготовился её слушать, вникать, прочувствовать каждое её слово, искать тайный смысл в метафорах и между строк, но я ошибся. О, как же я ошибся, забыв о том, что Глава всегда мог уложить огромнейший смысл и силу всего лишь в одну фразу. Всего лишь одной фразой он всегда мог произвести впечатление и эффект, которого порою не добивались самые известные ораторы прошлого, изливая на своих слушателей поток слов в течение многих часов. Зная многие нюансы общения с конкретными собеседниками, он мог всего лишь какой–то ничтожной парой предложений для любого другого кажущихся совершенно постными и обыденными сказать так многое тому, к кому были обращены его слова. Так получилось и в этом раз:

– Нет, ты ошибаешься. Я на самом деле следовал идеалам и идеям, просто всё пошло не так, просто всё вышло из–под контроля. Просто я ошибся точно так же, как это делаешь сейчас ты, но ведь это обыкновенное явление, людям свойственно ошибаться.

Мне поначалу очень хотелось рассмеяться ему в лицо и уйти, но я снова этого не сделал. На этот раз по другой причине, но не менее весомой. Он не врал мне, а это я чувствовал безошибочно, каким бы хорошим обманщиком ни был мой собеседник. Никому не удалось ещё перехитрить меня с того момента, как я стал носить этот обруч. Даже в тех ситуациях, где раньше я никогда бы не распознал ложь, теперь я всегда выходил из игры победителем. Вот и сейчас во мне поднялось ощущение того, что Глава говорит мне правду, и как бы мне ни хотелось убеждать себя в обратном, тут я ничего поделать не мог, а потому мне оставалось лишь слушать его дальнейшие объяснения. К счастью, мы уже нашли похожий островок, хоть и поменьше, на котором находился пенёк от срубленного в незапамятные времена довольно большого дерева, где можно было весьма удобно расположиться и выслушать моего желтоглазого знакомого. Он, кстати, наконец, решил повернуться ко мне лицом, но, что было весьма и весьма странно для меня, человека уже немного изучившего привычки Главы, которые одолевали его во время разговора, не смотрел теперь мне в глаза. Надо сказать, что подобный его обычай был несколько раздражителен в силу необычности его взгляда и тех мыслей, что могли не только витать в его голове, но и возникнуть в твоей голове после этой дуэли взглядами, так что я не очень–то сильно огорчался на тот счёт, что на этот раз Глава решил оставить меня без столь пристального осмотра, цель которого, видимо, заключалась в том, что бы уловить малейшую ложь или увиливание собеседника во время разговора. Однако он так внимательно вглядывался в какую–то одному ему ведомую точку в лесу, что я решил незаметно для Главы обернуться назад и убедиться в том, что там нет ничего опасного. К примеру, этих мифических болотных зомби, водяных, леших или какой–нибудь ещё другой, но не менее опасной для двух одиноких безоружных человек нечисти. К счастью, ничего похожего на это там не оказалось, а потому я мог быть спокоен. Тем, что привлекло внимание Главы, была одна единственная звезда, слабо светившая и мерцающая нам с далёкого неба. Она едва виднелась из–за веток и болотных испарений, которые висели над топями круглые сутки, хотя сейчас, ночью, они и были не такими густыми и тошнотворно пахнущими, но всё же приятного в них всё равно было очень и очень мало. Одинокий гость на чёрном небе, которое простиралось над болотами юго–восточной провинции окровавленного Ланда, которые мне и вовсе теперь казались совершенно бескрайними и настолько дикими, что на какую–то секунду я и вовсе стал думать, что мы с Главой – единственные выжившие после конфликта и последующего за ним катаклизма. Что мы оба каким–то невероятным волшебным образом заснули и проснулись уже теперь, во времена, когда мир уже совершенно забыл о тех цивилизациях и народах, что некогда пытались захватить над ним власть и стать здесь единственными правителями, не подпуская к великому трону мировой власти никого, кроме тех, кого одобрял сам предыдущий правитель. И сколько бы ни шли, нам всё равно не попадётся ни одного жилого дома, не говоря уже о многолюдных городах из камня, шикарных дворцах бывших господинов этой земли и замков грозных баронов, которые держали всю округу в страхе, сжимая горло жителям своей латной перчаткой. Казалось, что если мы сейчас вернёмся тем же путём, что пришли сюда, то единственное, что мы увидим, так это поросшие мхом, покосившиеся и потрескавшиеся от времени статуи людей в просторных развевающихся одеждах, из–за которых едва виднеются славные мечи, бывшие, наверное, в руках тех, кому посвящены эти памятники, самым грозным оружием, которое когда–либо видели времена расцвета людей. Пройдя чуточку дальше, мы не найдём уже некогда великого и славного Города На Воде, который даже уже и в наш век был довольно жалким и убогим зрелищем, которое совершенно не радовало глаз, а сейчас и вовсе напоминал о своём существовании лишь парочкой почти полностью развалившихся хижин, да кривых свай, торчащих из зеленоватой воды. Дом же в дереве, резиденция Сина, предводителя миролюбивого народа провинции Даргост, который, наверняка, ещё успел себя проявить до того, как случился этот конец света для всех цивилизаций, что когда–либо существовали в мире, но теперь, за то количество времени, что прошло с момента его свершения, никаких следов уже не осталось от его деяний; напоминал сейчас обыкновенное дупло какой–нибудь болотной твари, разве что размер его совсем отбивал желание заглянуть туда и осмотреться. Да и не только его, всех, кто когда–либо существовал и называл себя великолепным, великим, грозным и могущественным теперь уже давным–давно съели черви, забрав с собой всё то, что они сделали, ведь, на самом деле, все эти дела ничего не значили в мировых масштабах, несмотря на то, что все его пытались убедить в обратном. Разве что до меня с севера начинает доноситься препротивнейший запах гари, перед глазами уже постепенно всплывает знакомая картина из тех моих кошмаров, что пугали больше всего. Чёрный мёртвый мир, который некогда уничтожили те, кто тоже считали себя достойными звания великих, считавших себя чуть ли не богами, у которых есть право убивать и жечь землю под собой. Но ведь и этот след рано или поздно пропадёт. Всё вокруг обновится, сюда залётный ветер занесёт семена, которые прорастут на, казалось бы, уже совершенно мёртвой земле, коя не подлежит возрождению и восстановлению. Снова здесь будет зелёная трава, цветы, которые будут разносить на многие километры приятный свежий запах новой жизни. А он уже в свою очередь привлечёт новых обитателей, которые ещё больше оживят это место, совершенно забыв о тех временах, когда им нужно было прятаться в лесах, бояться и постоянно ждать того, что стальные клыки людей вонзятся в их плоть, лишая жизней отцов, детей, матерей и даже стариков, коих сторонятся все остальные хищники, поскольку знают, что они больны, а есть заражённое мясо – лишь делать самому себе хуже, не говоря уж о том, что им мог отравиться сам вожак стаи, оставив свою семью без руководства, а это чаще всего обозначает начало кровавой борьбы за освободившееся на вершине поросшего свежей зелёной травой холма высотой в несколько жалких метров, но кажущимся маленьким животным таким невероятно огромным, потому что они никогда не видели настоящих гор. У людей ведь всё так же, разве нет? В Ланде всё началось именно из–за того, что умер король, вожак стаи, который руководил людьми и без которого люди не чувствовали себя в безопасности. Вот только людьми и животными есть одно весьма принципиальное отличие в этом плане. «Безмозглые звери» дерутся действительно за то, что бы выбрать самого достойного из претендентов, того, кто на самом деле сможет защитить стаю, кто сможет вести их всех за собой с одного места на другое, если наступят трудные времена, а вот люди действуют с несколько другим расчётом. Они льют свою и чужую кровь, но в итоге на трон восходит тот, кто отсиживался дольше всех, самый хитрый или же самый богатый, самый горластый, ну уж точно никак не самый достойный, правильный, лучший. И если в среде животных сражаются лишь сами те, кто предъявляют свои права на место вожака, то люди предпочитают опять–таки другой подход. Они ведут на смерть своих сторонников, тысячи людей гибнут, зато сам будущий правитель остаётся цел и не вредим, ему совершенно плевать на то, что руки на его портрете буду залиты чужой кровью, он не будет испытывать угрызений совести и везде видеть горы трупов, зато очень обрадуется, когда своими глазами увидит казну, из которой в будущем будет с таким оживлением и восторгом воровать каждый золотой или драгоценный камень, что плохо лежит. Так что стоит задуматься над справедливостью крикливых речей тех, кто столь активно возмущается, когда «великую человеческую расу» кто–то называет тупыми и кровожадными животными, к которым ещё помимо всего прочего приписались такие «чудесные» черты, как жадность и подлость.