Текст книги "Бастард (СИ)"

Автор книги: Тимур Вычужанин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 44 страниц)

И Адриан решил снова дать мне повод для того, чтобы гордиться собой и своими выводами в частности, ибо он действительно решил перейти к этим самым проблемам сразу же по завершении этого так и не состоявшегося голосования, что ещё раз доказывало его способность к принятию довольно быстрых решений, при этом не упуская из своего внимания ни одного существенно важного момента. Это качество было, безусловно, полезно для него в будущем, как для лидера, ибо именно им чаще всего приходится что–то придумывать и решать не только в экстренных ситуациях, но и в обусловленных ими же весьма тесных временных рамках. Ещё одно подтверждение тому, что никто из нас не мог лучше исполнить роль короля нового, уже не раздробленного Ланда. Да и на самом деле среди нас изначально не было претендентов на это место, ибо никто не пылал особым желанием взойти на престол, да и нужными качествами мы не обладали. К примеру, Нартаниэль, несмотря на богатый набор достоинств, которые я для себя перечислял уже не раз, при этом иногда даже не меняя ни одного пункта в этом списке, не обладал нужной для лидера государства харизмой. Он был хорошим оратором, но вряд ли мог бы служить примером для большей части народа, ибо слишком ярко он среди них выделялся, хотя единицы, как я уже говорил, могли бы считать его свои идеалом. Да никогда к тому же мой старый друг не стремился к власти и его буквально воротило от одной мысли о том, что придётся заботиться о нуждах тысячи людей не делами, а лишь пустыми словами, ибо казна Ланда, к сожалению, никогда не славилась своей полнотой и роскошностью того, что в ней находилось. Конечно, он был хорошим отцом, но не более того. Он всегда старался выполнять данные обещания, а на посту правителя сделать это было бы уже куда проблематичнее, поскольку помимо чести туда всегда бы примешивались ещё и интересы государства, которые имеют весьма вредную привычку быть полностью противоположными в отношении личных желаний самого короля. Примерно по той же причине не годился в кандидаты на престол и молодой Рилиан, коему, помимо всего прочего, и кодекс паладина запрещал восходить на какие–либо высокие политические и управляющие должности, связанные с той же самой мировой ареной. Максимум, на что мог претендовать сын барона, выбравший для себя подобный путь, так это наследство его отца (и то при условии, что он достиг хотя бы звания «брата по оружию», до этого же ранга воспитанники паладинов могли предъявлять свои притязания разве что на скромно обставленную келью в Серой Цитадели), да звание Великого Магистра, что под собой подразумевает не только управление всеми делами ордена паладинов, обязанных защищать простых людей от всевозможных напастей, но и небольшой земельный надел, все доходы от которого, разумеется, идут на пользу всех остальных братьев, ибо паладины, как известно, всегда нуждаются в новом обмундировании и оружии не только по той причине, что количество новичков никак не хочет уменьшаться, но и из–за слишком частого использования всех вышеупомянутых вещей более опытными братьями. Я же по вполне, думаю, понятным абсолютно всем причинам не годился на роль короля. Да и в любом случае отказался бы от неё, потому как просто не представляю себя одетым в сверкающие монаршие одежды, бесконечный приём просителей, дворцовую жизнь, груз ответственности и все те прочие радости, которые сваливались на голову новоиспечённого главы государства. Нет уж, спасибо, благодарю за предложение, но я не принимаю столь щедрого подарка. Фельт же и маг в красном также никем не рассматривались на этот высокий пост, а потому и оставался лишь, собственно, сам Адриан, сочетавший в себе всё необходимое будущему королю. Наверняка сказывались наследственность, да и воспитание давало о себе знать.

– Что же, раз с этим решено, то пора идти дальше. Время уже близится к ночи, а бороться с сонливостью и при этом пытаться решать что–то действительно важное не гарантирует эффективность тех планов действий, что мы составим. Нам пока что нужно подумать над тем, что предпринять в деле, касающемся Главы Гильдии Сейрам, который, как известно, предал предыдущего короля, моего отца, а потому заслуживает смертельной казни за измену и подготовку спланированного убийства с целью разжигания мятежа и свержения власти. Его, как мы все знаем, найти крайне сложно, а заставить говорить или следовать чьим–то правилам ещё сложнее. Члены Гильдии совершенно преданны ему, ни один из них не выдаст местонахождение своего Главы, а потому здесь мы полностью предоставлены сами себе. Но смею предположить, что сейчас он находится недалеко от линии фронта, оттуда ему легче всего руководить действиями. А потому поиски лучше всего начать именно там. Думаю, что они быстро закончатся и увенчаются успехом, потому как он сам уже давно ищет меня и будет рад выйти на контакт хоть с кем–то, кто знает о моём последнем месте пребывания хоть что–нибудь. Однако должен вас предупредить о том, что с ним нужно быть крайне осторожным, и не только по тому, что он гений закулисных игр, диверсий, шпионажа и споров. В любой из этих сфер его можно превзойти, но у него есть ещё одно средство, с помощью которого он всегда может привлечь на свою сторону кого угодно. Это не пустые слова, я знаю, о чём говорю, поверьте мне. Он один из тех, кого называют «ведьмины дети». Для них характерен ярко–жёлтый цвет глаз, в которых и заключается та самая способность, о которой я говорил. Глава может вводить своего собеседника в подобие транса, в котором загипнотизированный человек не сможет никак воспротивиться воле Главы. Он может заставить его сделать всё, что угодно, от выдачи тайной информации до самоубийства. И противостоять этому практически невозможно. Это могут сделать лишь невосприимчивые к магии, такие, как я. Однако, поскольку и предводитель второй стороны также является одним из «ведьминых детей», то я считаю, что лучше я отправлюсь именно к Дорнису, ибо я думаю, что в силу нашего старого знакомства, мне удастся переубедить его. Остановить все те бесчинства, что он творит на землях родного мне королевства вместе со своими храмовниками. Это уже решено и обсуждению не подлежит, – после непродолжительной паузы сухо добавил принц–бастард, однако, как мне кажется, возражений и так бы не последовало, ибо со вспыльчивым и быстрым на расправу свихнувшимся предводителем армии фанатично верных храмовников Дорнисом встречаться с глазу на глаз никто не желал, зато вот на счёт того, кто можем отправиться к Главе у меня были свои соображения, и я, разумеется, не мог просто так отмалчиваться и не высказать их нашему второму главному выступающему сегодня на этом чудном заседании.

– Думаю, у меня есть предложения на счёт того, кто может выполнить вторую часть и взять на себя переговоры с Главой, – решил я прервать уже, по моему мнению, несколько затянувшееся отмалчивание со своей стороны, ибо, как–никак, все должны участвовать в решении таких важных дел, особенно, когда дело доходит непосредственно уже до распределения ролей.

Да и, к тому же, у меня были кое–какие личные счёты с Главой и хотелось бы их решить, так сказать, в рамках выполнения работы, нежели выделять на это специальное время, которого, помимо всего прочего может и вовсе не представиться в будущем. Лучше схватить синюю птицу счастья за хвост сразу же, чем ждать, когда она прилетит к вам в более удобный момент. Эта самая наиглупейшая ошибка из всех возможных. Уж поверьте мне и моему опыту общения с людьми, которые её каким–то образом всё же допустили.

– Мы все внимательно слушаем, – Адриан кивнул и перевёл взгляд на меня.

Я заметил, как посмотрел на меня мой старый друг эльф, как по его лицу пробежала какая–то странная тень. Безусловно, он если и точно пока ещё ничего не знал о том, где я провёл те месяцы, что предшествовали нашей с ним встрече, то уж догадывался наверняка. Он так же и понимал, что я хочу сказать. Совершенно точно не одобрял моего желания встретиться с Главой с глазу на глаз, тем более после того, что нам сказал принц–бастард. Уж не знаю было ли это записано в богатых эльфийских библиотеках, но, во всяком случае, какое–то представление о «ведьминых детях» у Нартаниэлся было. Но, зная меня, он, конечно же, понимал, что бесполезно что–то говорить, пытаясь меня остановить и переубедить, что я всё равно буду идти так, как захочу, подобно самому упрямому барану в мире, пусть это и не делает мне большой чести, а потому эльф лишь коротко покачал головой и промолчал, полностью вверяя мою жизнь лишь в мои собственные руки.

– Я думаю, что лучше всего отправить на встречу с ним меня. Одного. Большее количество людей лишь только быстрее выдаст себя, поиски могут затянуться настолько, что уже станут бесполезными. Видите ли, этот тип очень скрытный и если не хочет, чтобы мы его нашли, то нам этого ни за что не сделать, а показывать себя сразу двум людям он вряд ли вознамерится сам.

– На самом деле я как раз хотел сказать об этом. Судя по тому, что мне о вас успел рассказать господин эльф, вам не впервой участвовать в тайных аферах и прочих подобных «делах». Не знаю, да и не хочу на самом деле знать ничего о вашем прошлом, мне, как и всем здесь присутствующим, важно сейчас лишь одно: вы сможете если не полностью переубедить его и помешать исполнению планов, то хотя бы задержать их исполнение? Если да, то я не буду также спрашивать и про причины, которые побудили вас самому вызваться в качестве добровольца. В противном же случае нам придётся поручить это кому–нибудь другому.

Мне не потребовалось ни одной секунды на лишние, совершенно ненужные сейчас раздумья. Я как всегда был полностью уверен в себе, своих силах и способностях, а потому незамедлительно ответил:

– Конечно, Адриан, сделаю в лучшем виде. Поверьте, ему просто придётся говорить со мной, даже если он и не очень этого хочет.

Принц–бастард ещё довольно долго смотрел на меня, но потом кивнул и снова обвёл всех взглядом. Думаю, наше собрание уже почти завершилось, а я ещё не хотел спать. Кажется, даже если не из простого желания, то мне всё же придётся погулять по болотам, чтобы заставить себя этой ночью сомкнуть глаз, ибо я не собирался здесь задерживаться больше ни одного лишнего дня.

– Что же, теперь нам осталось лишь решить, что делать с теми новыми государствами, что образовались на территориях, где люди требуют для себя полной независимости и не желают больше находиться ни под чьей властью, однако, при этом надеются, что либо Великое Княжество Шан, либо Мортремор окажут им поддержку, необходимую для окончательного становления их страны. Конечно же, мы понимаем, с какой целью ими на самом деле будет использована территория, столь зависимая от них. Однако пока что я не представляю себе ни одного такого выхода, при котором им удалось бы одновременно и сохранить формальный суверенитет, и не зависеть в действительности от поставок Мортремора или же Княжества Шан. У нас нет ни одного рычага давления на них. Мы совершенно никаким способом не сможем заставить их играть на нашей стороне, поскольку в трёх самых больших подобных новых государствах нам даже не известны имя и личность того, кто там правит. А потому пока этот вопрос для нас совершенно не представляется возможным решить. Нам придётся действовать с оглядкой на эти образовавшиеся внутри Ланда страны, но при этом не забывать о том, что, фактически, они также играют весьма значительную роль в хаосе, который творится в нашем королевстве, а потому, конечно же, наша задача в большей степени состоит в том, чтобы всё устроить таким образом, что они в будущем никак не смогут мешать восстановлению Ланда. Возможно, нам даже удастся в будущем провести переговоры с ними и договориться о том, что они вновь вступят в состав королевства, пусть и на каких–то других условиях, нежели все остальные земли, но того будут требовать обстоятельства.

– То есть вы предлагаете пока просто отложить это на потом? Не ввязываться в дела этих государств. Я правильно понимаю? – решил всё же на всякий случай уточнить я, приподняв бровь.

– Да, совершенно верно, – Адриан кивнул, от чего его волосы колыхнулись отливающим чёрным водопадом в ночи, – конечно, это может показаться неправильным с нескольких точек зрений, но пока у нас нет другого выбора. С одной стороны мы оставляем в покое, как я уже говорил, одного из виновников гражданской войны, что может дать совершенно непредсказуемый результат. С другой же стороны это не гуманно, поскольку, буквально, мы бросаем на произвол судьбы народ, который населяет территорию, ещё недавно принадлежащую Ланду. Но, как я уже сказал, другого выхода для нас просто не остаётся в силу обстоятельств, – Адриан сделал небольшую пазу, дав себе отдышаться, – вижу по глазам и лицам, что вы со мной согласны, – снова утвердительно кивнул он, – а потому теперь у нас остался лишь один пункт, по которому ещё не принято какого–то конкретного решения. Думаю, вам всем понятно, что речь сейчас пойдёт о тех, кто не задействован, так сказать, в основных проектах. Сегодня все устали, а потому не стану зацикливаться на этом, пусть это и может показаться немного надменным, но, я думаю, что в любом случае расклад оказался таким же. Если нет, то прошу простить меня за неучтивость, тогда я предоставлю вам самим выбирать тех, с кем вы пойдёте, – он повернулся непосредственно к тем, о ком сейчас говорил: молодому барду Фельту и магу в красном который уже в открытую зевал (видимо, всю прошлую ночь он снова провёл за какими–то вычислениями и экспериментами), – думаю, вы бы хотели отправиться со мной, не так ли? Мы шли сюда вместе и вместе же пережили штурм Охранных Башен Сарта степными духами клар»хта, а подобное всегда тесно связывает людей, их судьбы и мысли. Это действительно так или я ошибаюсь?

Они довольно долго молчали, переглядывались друг с другом, а потом Фельт улыбнулся и они кивнули друг другу. Молодой бард встал.

– Нет, не ошибаетесь, мы действительно хотели бы отправиться с вами. Не только по тем причинам, которые вы тут назвали, но и просто по тому, что нам приято находиться в вашей компании, без каких–то там нелепых задних мыслей и всего того прочего, чем любят некоторые захламлять себе головы.

И юноша, и маг в красном выдержали пронзительный взгляд принц–бастарда, которым они их одарил, после этого Адриан кивнул и, наверное, сказал о том, что раз всё так удачно сложилось, то всё теперь уже решено. Наверняка, он также ещё о чём–то там говорил, но этого я уже не слышал, поскольку слишком сильно устал от этого долгого заседания, и мне срочно нужно было проветриться. Мне удалось каким–то образом незаметно выбраться из дома в дереве, оставив при этом записку, что выезжать я собираюсь завтра утром (благо в доме я нашёл все нужные принадлежности для письма, к тому же и находились они достаточно близко ко мне, чтобы, не привлекая к себе никакого внимания, быстренько черкануть это письмецо). Я указал в нём, что не стоит меня ждать или же звать с собой. Этот путь я собирался проделать от начала и до конца сам. Пусть это и может показаться странным, учитывая то, как не лестно я всю свою сознательную жизнь отзывался об одиночестве, но, как я уже сказал на собрании, если бы отправился с кем–то, то Глава никогда бы не появился вблизи нас даже на километр, а потому лучше не продолжать прятаться в иллюзиях, а сразу же смело сказать себе о том, что как минимум ближайшие два месяца мне удастся говорить разве что с самим собой да с редкими проезжими или же беженцами, которых, наверняка, уже немало на трактах Ланда. И все они бегут от той войны, которую затеял лидер Гильдии Сейрам и которую мы собираемся остановить своими силами, имея при этом в распоряжении ресурсы куда более скудные, нежели те, которыми во время того, как начинался этот хаос, располагал Глава. Теперь я ещё больше уверился в том, что мы лишь кучка сумасшедших, собирающихся противостоять силам, которые не подвластны ни им, ни кому–либо ещё, кроме тех, что стоят у истоков. Но всё же я обещал, а я всегда держу обещания. Поэтому мне в любом случае придётся разрезать поток бегущих, идти им навстречу, ловя на себе при этом удивлённые взгляды, слышать окрикивания, хотеть самому присоединиться к одной из уезжающих из раздираемого гражданской войной королевства семей, но при этом совершенно чётко понимать и принимать тот факт, что ни в коем случае этого делать нельзя, нужно продолжать ехать к своей цели, вперёд и только вперёд, ни шагу назад. Интересно вот только, как долго на самом деле придётся мне идти по этому непростому пути? И вообще увижу ли я ещё кого–нибудь из тех, к кому так сильно привязался? Моего старого, рассудительного друга из лесов эльфов. Смогу ли я когда–нибудь ещё посмотреть в эти два невероятно глубоких зелёных омута, насладиться отгадыванием тех теней, что пробегают по его лицу так редко, но несут в себе так много? А Рилиан? Наш молодой, невероятно честный, добрый и чистый паладин, с которым порой так интересно говорить, да и просто слушать, наслаждаться его такими наивными, но оттого ещё более пленяющими теориями о мире, о том, каким должен быть он сам и те, кто его населяют. Человек, которого я могу смело назвать идеальным, совершенно неиспорченным, даже несмотря на то, что, может быть, на его руках и есть чья–то кровь. Ведь мои ладони теперь тоже окроплены ею. В действительности, в нашем мире невозможно умереть так, чтобы твоя совесть не была испачкана этой проклятой красной жидкостью. Пусть она и будет будто бы ненастоящей, пусть всего лишь метафорическая, эфемерная, образная, но эта иллюзия собственной невиновности и святости будет именно не более чем обыкновенным миражом и самообманом. Все хоть сколько–нибудь разумные существа по сути являются эгоистами. Такова уж их природа пытаться это исправить невероятно глупо и бесполезно, подобные эксперименты всё равно не принесут абсолютно никаких результатов даже при невероятном желании того, кто их, собственно, и проводит. Все то, кто кажутся вам самыми закоренелыми альтруистами всего лишь притворяются, причём частенько у них это выходит просто ужасно и фальшь чувствуется буквально за версту. Даже самые молодые актёры на каких–нибудь замшелых театральных подмостках справляются со своими ролями куда лучше этих ничтожеств, считающих себя великими профессионалами и мастерами своего дела. В реальности же они в первой же по настоящему критической ситуации выберут именно себя, а не кого–то другого (если, конечно, это не рыцарь или ещё кто–то со схожим родом деятельности и уставом, но и это будет скорее объясняться не личными мотивами, а тем, что подобных действий требует всем известный рыцарский кодекс чести, из–за неповиновения которому вполне могут лишить этого почётного звания). Даже те же самые гоблины, коих многие считают просто тупыми тварями, которые не способны на саму простецкую организацию вроде племён или хотя бы чего–то отдалённо напоминающее любую другую общину, тем не менее, всё же умеют мыслить. Умеют мыслить чётко в том направлении, где есть хоть какая–то польза для них. Для одного конкретного гоблина. То есть с самого начала уже закладывается то, о чём я говорил. Хотя мне и не верится в то, что когда–нибудь гоблинам удастся эволюционировать до степени разумности хотя бы как у тех же самых странных кобольдов или ещё каких–нибудь горных существ. Но это уже совершенно другая тема. Хотя так мне удалось отвлечь себя от неприятных мыслей о предстоящем выполнении миссии и том, что мне, возможно, не суждено больше увидеть своих друзей. Почему–то теперь мне стало невыносимо жалко, что я не попрощался ни с одним из них. Ведь нужно было хотя бы просто сказать им «до свидания» или же «прощайте», но я никогда не любил этих долгих расставаний. Да, это была одна из моих главных слабостей, но я всегда уходил, не попрощавшись, такова уж была моя природа, с этим трудно что–то поделать, по крайней мере, мне уж точно. Даже этот маг в красном, о котором я не знал ровным счётом ничего, теперь почему–то мне вдруг показался очень давним и добрым знакомым, с которым совершенно не хотелось расходиться на долгое время. Что же, видимо, так всегда бывает, когда кто–то тебе по–настоящему дорог, раньше я такого не припомню. Да и что–то этого странного, сжимающего всё в стальные холодные тиски предчувствия не было. Хотя, может это просто голод и слабость сказываются? Как–никак, а мы там просидели почти весь день, а ел я только утром. Неплохо было бы, конечно, по возвращении чего–нибудь перехватить, а то так и помереть недолго.

Я скорее почувствовал, нежели услышал, как мой сапог наступил в неприятную мутную жижу болота, поскольку в моей голове сейчас жужжали только собственные мысли и ничего кроме них. Так частенько со мной бывает после какого–нибудь особенно занимательного разговора, который поглотил меня. Я обычно ещё очень и очень долго не могу выйти из этого оцепенения, но мокрая обувь оказала в этом плане просто волшебное действие, заставив тут же оценить ситуацию вокруг, ибо я, разумеется, занятый своими измышлениями, совершенно не глядел по сторонам, да и вперёд тоже, а потому то место, где я сейчас оказался, было для меня полнейшей загадкой, которая вдруг стала для меня куда важнее, чем всё то, о чём я думал ещё пару минут назад так увлечённо. Ещё не хватало мне тут заблудиться. Кажется, я накаркал беду на себя даже в мыслях. Хотя, может, я не так уж и далеко сумел зайти? Но я ведь даже не знаю, сколько конкретно времени прошло с того момента, как я выбрался из нашего сымпровизированного «зала заседаний большого совета», а, зная себя, я вполне мог предположить, что гуляю здесь уже достаточно давно, чтобы заплутать в этих болотах так, что выбраться мне отсюда, может быть, уже не суждено никогда. Оставалось только надеяться, что я начал наворачивать круги вокруг Города На Воде куда раньше, чем это бывает со мной обычно при таких вот неожиданных прогулках. Странно, что я не сгинул ещё раньше, потому что, кажется, я шёл как раз в том направлении, где тропки были особенно ненадёжными и плохо различимыми. Видимо, тут уже сработал пресловутый инстинкт самосохранения, который не дал мне так бесславно утопить самого себя в этой вонючей гнилой воде. Но вот зато теперь, когда я уже, так сказать, пришёл в сознание, что мой мозг воспринял, как то, что я уже и сам могу справиться с тем, чтобы избежать такой глупой смерти, я оказался в совершенно невыгодном для себя положении, ибо было темно, а, как я уже сказал чуть выше, место это было ещё более опасным и унылым, нежели все те, через которые нам уже довелось пройти во время путешествия по юго–восточной провинции королевства Ланд. Думаю, совершенно не сложно представить степень моего искреннего изумления, когда в подобном месте, которое в самой полной мере отражает смысл словосочетания «забытая богами глушь», я услышал, как под чьим–то тяжёлым, явно солдатским кожаным сапогом с твёрдой, как кусок дерева, подошвой хрустнула ветка, отвалившаяся от совершенно больного на вид дерева, наверняка, доживавшего в этом угрюмом, наводящем самые неприятные мысли и образы месте последние дни. Я уже было надеялся, что это кто–то из моих товарищей решил отправиться следом за мной, неожиданно для себя отметив моё отсутствие, а потом и найдя на месте, где я, казалось, ещё совсем недавно сидел и слушал речи Нартаниэля и Адриана записочку. Начал быстренько придумывать оправдательно–извинительную тираду, в которой заверил бы их в своей вечной дружбе и в том, что эта пародия на письмо была не более чем обыкновенной и при том совершенно неудачной шуткой. Но всё–таки долго распинаться мне не пришлось, потому что я что–то не припоминал ни у кого из своих спутников чёрных, как самая беззвёздная и безлунная ночь, плащей. Конечно, был похожий у принца–бастарда, но был он в таком ужасном состоянии, что через него легко можно было бы увидеть хотя бы стоящее за спиной прибывшего на этот маленький островок в топях дерево. Эти же на самом деле напоминали самые, что ни на есть настоящие вырезки из неба над головой, которой сейчас, к сожалению, скрывали нависшие над нашей компанией деревья. Их здесь было как минимум человек шесть. И все они напоминали чёрные, совершенно неподвижные столбы. Непосвящённый или же слегка подслеповатый человек мог, конечно, их принять за деревья, но я никогда не жаловался на своё зрение и, тем более, знал, что в болотах Даргоста деревья никогда не растут так чётко и правильно, не бывают они настолько ровными, будто бы их кто–то специально выстроил, заставив вытянуться по струнке, будто бы невидимый полководец–леший сидит где–то невдалеке и отдаёт этим пугающим тёмным фигурам мысленные приказы, которым они просто не могут не подчиниться. К тому же, с каких это пор деревья носят с собой отменные стальные мечи, едва уловимый звон ножен которых я уловил, когда последний из призраков ночи замер напротив меня. Кстати, их командира мне, к счастью, не пришлось долго выискивать, бегая по болотам и постоянно окликая его, тем самым доводя до белого каления и вынуждая своими жалкими попытками поиска постоянно менять своё местоположение. Он сам решил показать мне себя. Сам вышел из строя своих подопечных, разорвав этот сплошной массив тьмы, отделившись от него, став отдельным куском мрака, ещё более тёмным, чем сама ночь, что его окружала. Он двигался совершенно бесшумно ловко, плавно, как тень, которая зачем–то покинула своего хозяина и отправилась самостоятельно скитаться по этому негостеприимного свету, где почти всё норовило сделать её более слабой, где буквально везде был свет, который рвал, терзал её, заставляя прятаться, испытывать жуткую боль, почти исчезать, чтобы потом снова появиться. Появиться в месте вроде этого, в месте, напоминавшем средоточие тьмы. Здесь этот с первого же взгляда вселяющий благоговейный, почти суеверный ужас человек чувствовал себя как дома. Но, несмотря на это, и в нём самом был свет, таков уж закон природы. Не бывает чего–то или кого–то полностью злого, чёрного, в каждом из предметов или живых существ есть ещё и крупица чего–то хорошего, белого. Иначе бы наш мир уже давно перестал существовать из–за дисбаланса, который установился бы повсеместно, если бы природе вдруг стало лень разбавлять абсолютную черноту хотя бы очень маленькой, пусть даже и вовсе микроскопической каплей белого. Разумеется, этот человек–тень тоже не был исключением из всеобщего правила. Если у всех его подопечных таким светом являлись наверняка отполированные до режущего глаза блеска мечи, то он сам, как мне показалось, либо был совершенно безоружным, либо же просто невероятно хорошо скрывал факт присутствия у себя хоть какого–нибудь намёка на вооружённость. Но ему и не нужны были эти громоздкие железяки, которые свет испускали не сами, а лишь отражали то, что уже само было на них направлено. Ему не нужно было таких одолжений от кого–то, он всегда и всего привык добиваться сам, своим собственным способом, опасным, но при этом таким манящим светом белоснежных зубов, которым волшебным удалось избежать столь распространённых в наше время болезней. Но и не это было главным его «светильником». Его глаза, взирающие на меня из–под глубокого капюшона, использовавшегося им скорее в абсолютно прозаичной и банальной цели защиты от мелкого моросящего дождя, который шёл здесь почти безостановочно, нежели для того, чтобы «погрузить своё лицо в романтичную дымку неизвестности и тёмной тайны, которая так привлекает молоденьких девушек». Пронзительные, умные, невероятно жёсткие, холодные, и, несмотря на яркий жёлтый цвет, напоминавший янтарь, отливавшие серой сталью. О, эти глаза я узнал бы везде, в любом месте, в абсолютно любой момент времени, даже находясь на грани смерти и среди тысячи желтоглазых детей, которых Адриан так странно назвал «ведьмиными детьми», я бы смог безошибочно выделить его из этой толпы лишь благодаря этим глазам, взгляду, который мне частенько приходилось выдерживать, когда этот человек заходил в казематы, где удерживал меня против воли. Глава, это, безусловно, был именно он. Никто другой это не мог быть по определению. Как всегда он оказался впереди на несколько шагов. Впереди тех, кто собирался помешать исполнению его собственных планов. Он не терпел подобного и всегда считал своей прямой обязанностью навсегда прервать подобную деятельность. Мы хотели его найти сами. Он нашёл нас первым. Хотели подготовиться, чтобы поговорить с ним и убедить. Теперь в таком положении оказался он сам, а я был совершенно не готов к разговору с ним. Хотели навязать ему свои правила игры. Теперь мы поменялись местами, и право первому сделать такую попытку принадлежит именно ему. Браво, Глава, ты снова оказался на высоте!

Но, знаешь, частенько поговаривают, что чем выше ты взлетаешь, тем больнее падать, так что я бы на твоём месте побаивался умереть от болевого шока при слишком уж стремительном пикировании или же штопоре, который всегда может не удаться даже у асов воздушного дела. Ты набрал уже слишком большую высоту для обычных новичков, после падения с которой остаются лишь маленькие, едва заметные синячки и ссадины, кои скорее подбивают продолжить эксперименты в этой области, нежели заставляют всё прекратить и начать вести скучную, серую, пошлую жизнь простого толстого обывателя, который не умеет говорить о «несъедобных» вещах вроде политики, искусства и всего подобного. Ты думаешь, что удержишь её, всегда так думал. Эта уверенность скользила в каждом твоём движении и взгляде, которые мне удавалось изредка подмечать. Но вот разве может быть хоть кто–то по–настоящему уверен в том, что никогда не допустит ошибок, что ему уже не суждено спуститься с той легендарной горы богов, на которую он взобрался? Ответ на этот глупый вопрос, как не сложно догадаться, очень прост и банален: конечно же, нет. Никто не может быть полностью застрахован от проигрыша, но ведь именно в этом и заключается весь азарт жизни. Иначе, как мне кажется, жить было бы просто–напросто до жути скучно, и большая часть мёртвых людей при таком течении жизни приходилась бы уже не на войны, которые часто случаются именно из–за ошибок тех, кто уверен в своей абсолютной неприкасаемости, всемогуществе и везении, а из–за самоубийств, которые совершали бы те, кто либо слишком тонко чувствует мир и природу и не желает больше мириться с этой дурацкой унылой дождливой серостью обыденщины вокруг него, либо просто те, кто хочет острых впечатлений и приключений на свою филейную часть, а таких авантюристов и искателей приключений, как ни странно, сейчас пруд пруди. Гораздо проще сейчас в маленьких провинциальных городах найти человека, который хочет навсегда уехать отсюда и отправиться странствовать по свету, нигде не останавливаясь, чем того, кто хотел бы продолжить тяжёлое отцовское дело. Жаль, конечно, что этим мечтателям чаще всего никак не удаётся достичь этой цели, ведь среди них действительно достаточно много талантливых людей, приносивших бы куда больше пользы, выступая на экономической, культурной или же политической арене, чем на изрезанном бороздами поле, где выращивают пшеницу, рожь, овёс и прочие сельскохозяйственные культуры, но с этим нельзя ничего поделать. Я бы, конечно, с радостью спонсировал тех, в ком увидел бы хоть искорку таланта, помог бы им выбраться из этой унылой жизни, где каждый день похож на предыдущий и все они одинаково тяжелы и безрадостны. Но, опять–таки, к сожалению, у меня никогда не было в распоряжении такое количество наличных, которого хватало бы не только на меня, но и на помощь этим бедолагам, от чего мне только и оставалось уповать на то, что им поможет кто–то другой, а не я. Хотя ни одного подобного случая в жизни ещё ни разу не попадалось, но я всё же надеялся, что я просто не был в достаточном количестве мест и не достаточно широко раскрывал свои глаза на происходящее вокруг меня. К примеру, на то, сколько именно молодых людей живёт в этой или той забытой всеми богами деревне. Надеюсь, что после того, как это всё закончится, мне ещё удастся занять себя столь интересным хобби, но пока меня занимали совершенно другие мысли, желания и предчувствия. С каждым лёгким шагом, которыми приближался ко мне Глава, я всё отчётливее ощущал, что он всё же разбился и сейчас балансирует на грани жизни и смерти, что он, кажется, уже теряет интерес к жизни, своё могущество и авторитет. Пожалуй, единственное, что у него ещё оставалось от прежнего Главы, которого я знал и с которым провёл такую увлекательную беседу перед самым отъездом и началом этой аферы, из–за которой меня затянуло в водоворот ужасных событий, что сейчас творились во всём мире, начиная от Княжества Шан, которое готовит войска для выступления в Ланд под предлогом того, что это «их исконные земли» и «они просто обязаны остановить это безумие», и заканчивая, разумеется, восточным королевством людей и лесами эльфов, где сейчас буквально всех охватила жуткая паника и предчувствие того, что им уже никак не избежать смерти, что костлявая старуха уже сжимает горло каждому из них ледяными пальцами, выпивает из них жизненные силы своими мерзкими поцелуями со сладковато–терпким привкусом гнили и разложения. Но, пожалуй, даже у этого нового, почти полностью иссушенного, опустошённого и отчаявшегося Главы всё же осталось что–то от того человека, которого я увидел в здании суда по делу об убийстве королевской семьи. От человека, произведшего на всех тогда присутствующих в зале без исключения впечатление, сродни грому среди ясного неба. От человека, чей голос заставил тут же замолчать всех остальных и вслушиваться в него так, что, казалось, слышишь даже самые маленькие перепады тонов и эмоций. Вглядываться в это лицо, гордое, аристократическое, мужественное, с первого же взгляда на него вселявшее уважение даже таким людям, как я, привыкшим не признавать ничьих авторитетов. Разумеется, этим его отличительным качеством, застывшим во времени и в нём, подобно камню в какой–нибудь древней храмовой статуе, был интеллект. Тот самый острый, прозорливый, ловкий ум, позволивший ему стать во главе такой сильной организации, как Гильдия Сейрам, не достигнув при этом даже того возраста, когда волосы уже начинает сильно прореживать старость и красить их в белый цвет, будто бы просто присыпая постоянным гостем зимы – снегом. Тот интеллект, благодаря которому он так долго смог руководить ей и достигнуть наилучшей эффективности, при этом сделав Гильдию ещё более секретной, чем то было когда–либо ранее, причём окутав свою собственную личность завесой величественной тайны, за которую никто так и не заглянул до того самого памятного дня, когда, несмотря на столь долгое нахождение в тени, все сразу же поняли, что перед ними именно тот полулегендарный Глава, которого некоторые во дворце частенько называли то богом, то демоном, то самой опасной и хитрой тварью, что когда–либо вылезала из тёмных опасных глубин Бездны. Хотя слышал я о нём и более странные толки, но они уже были настолько смешны и нелепы, что я просто не удостаивал их абсолютно никаким вниманием, вполне по праву не считая себя собирателем дурацких сказок. Я же, в конце концов, не какой–нибудь там бродячий рассказчик разных баек за еду и кров над головой, верно?