Текст книги "Бастард (СИ)"

Автор книги: Тимур Вычужанин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 44 страниц)

– Где ты был, Бартас раздери тебя на части?! – чуть прикрикнул на молодого музыканта принц, но тут же пожалел об этом, о чём можно было судить по его сдавленному хрипу, вырвавшемуся из груди.

– Я думал, что ты умер, – начал оправдываться ошарашенный бард, глядя на уставшего, злого ещё больше, чем раньше, грязного бастарда с обнажённым абсолютно чистым мечом.

– Неважно, быстрее, нужно идти, у тех, что внизу осталось совсем немного времени, уже очень скоро клар»хта будут здесь, – взгляд Адриана на какое–то мгновение задержался на трупе солдата и измазанных в крови руках барда.

– А как же вторая Башня? Она же выстоит, верно? – в голосе Фельта было очень много наивной надежды.

– Нет, в ней сейчас творится ровно то же самое, что и здесь. Почти что зеркало, – принц закашлялся и сплюнул на каменный пол кровью, непонятно чему улыбнулся, и улыбка эта выглядела действительно жутко, – похоже, ваши Охранные Башни оказались не такими уж крепкими, как это всем казалось. Кто бы мог подумать, что нужно лишь полсотни духов, чтобы взять эту точку, которая должна была в течение месяцев сдерживать многочисленные армии? Всё–таки есть силы, против которых все усилия и подготовка людей бессильны, есть кое–что, что нам пока неподвластно. Но лишь пока, потому что Вольные уже научились убивать их.

Адриан замолчал, всё ещё не сводя глаз с трупа. После без слов стал подниматься наверх так быстро, как это было возможно. Фельт сразу же кинулся за ним, чтобы снова не потерять принца из виду, как это уже однажды случилось этой ночью. Вдруг он опомнился и обернулся, хотел позвать за собой человека, которого привёл с собой бастард, но его уже нигде не было видно. Размышлять об этом у барда просто не было времени, потому что с шестого этажа до него уже доносился отчаянный крик Адриана. Фельт влетел на самый верх Охранной Башни Сарта. Некогда аккуратно оборудованный здесь кабинет сейчас напоминал свалку, ну или как минимум старую библиотеку, долгое время служившую убежищем магу–экспериментатору, и в которой уже никого не было как минимум пол века. Фолианты и свитки были раскиданы по углам, некоторые из них горели, посреди же была начертана странная пентаграмма, заключённая в несколько кругов, составленных из замысловатых символов. Ровно в её центре сейчас завязалась драка – бастард пытался отобрать у беснующегося мага кривой кинжал. Было видно, что он не в себе и Адриан хочет уберечь его от какой–то страшной ошибки. Наконец, ему удалось выбить у мага в красном оружие сильным ударом по руке, от которого он взвыл, словно подбитый пёс, и отполз в сторону, забившись в угол и смотря на всех оттуда дикими, ничего не понимающими глазами, которые застлала пелена, обычно появляющаяся у тех, кого неожиданно вырвали из транса. Бастард тут же подскочил к нему, опрометчиво откинув в сторону меч, начал тормошить демонолога. Он начал приходить в себя, и когда взгляд его сделался полностью осмысленным, и он собирался задать какой–то вопрос, то его слова заглушил разрывающий барабанные перепонки грохот и тонкий, протяжный крик, который был главной нотой в этом ужасном оркестре, дающем свой последний ночной концерт: «Дракон! Это дракон!»

Всё массивное сооружение, казалось, вздрогнуло. Хотя, вполне может статься, что так оно и было. Каменная стена разлетелась кусками в разные стороны, подняв в воздух тучу мелкой пыли, забивавшей глаза и нос, вызывая у принца неприятные воспоминания о вампирском замке барона близ культурной столицы королевства Сарт. В образовавшейся дыре показался силуэт дракона, а его голова на длинной змеиной шее просунулась внутрь, оказавшись прямо напротив Адриана. Это был тот самый дракон из его кошмаров, тот самый, только мёртвый, будто за пределами своего родного дома, скованного вечным льдом, он обрёл свой истинный облик. Ни чешуи, ни огня, ни перепончатых крыльев – ничего не было у этого дракона, кроме всеподавляющей мощи костей, веками укреплявшихся в снегах Ледяной Пустыни. Он смотрел на принца пустыми глазницами, и этот неживой взгляд заставлял кровь стынуть в жилах, делая невозможными хоть какие–то движения. Этот взгляд пугал куда больше, чем если бы сейчас бастарду приходилось смотреть в жёлтые злые змеиные глаза настоящего дракона. Он бы не испугался его мощного дыхания, шелеста крыльев, скрипа идеальной чешуи, блестящей в отсветах устроенного им самим пожара. Но это существо не дышало. Оно просто бесшумно разинуло пасть и потянулось к принцу, а он ничего не мог с этим поделать, чувствуя себя беспомощным юнцом, на которого внезапно напала бешеная дворовая облезлая собака или кабаниха, подумавшая, что он хочет причинить вред её поросятам. Сердце в груди Адриана замерло, он даже не пытался машинально нащупать Диарнис, чтобы хоть как–то защититься от надвигающейся на него смерти. Но его спас Фельт. Вряд ли сам бард смог бы ответить, что его тогда толкнуло на такой поступок, что заставило его схватить меч товарища и кинуться с ним на это страшное существо, чьи зубы всё ближе приближались к принцу, готовые вот–вот сомкнуться у него на поясе, чтобы перекусить пополам, чтобы напиться его кровью, а потом скинуть вниз, наслаждаясь тем, как кости этого хрупкого человека будут с хрустом ломаться о неприступные стойкие камни. Полуторный меч блеснул в руках юноши и тяжело опустился на голову дракона один раз, потом ещё и ещё. Фельт с бешеным криком остервенело колотил скелет одного из легендарных ящеров по черепу, дробя его на мелкие кусочки. Несколько ударов пришлось на шею. Наконец, голова с хрустом пошла трещинами. Костяной дракон забился в агонии, круша вокруг себя всё подряд. Стены начали обваливаться, потолок затрещал и тоже посыпался. Огромный представитель нежити смёл с ног Адриана, от чего принц тут же потерял сознание, крепко приложившись головой о каменный пол, волосы на его затылке слиплись от крови, на этот раз от своей. Фельт же так и застыл с мечом в руках, не понимая, что происходит. Только чудом его не постигла такая же судьба, как и принца. Демонолог вскочил на ноги, кричал что–то барду и махал руками, но до юноши его слова долетали будто бы издалека. Однако он всё же понял, что от него требуется. Быстро подскочил к принцу, кряхтя, поднял его. Маг в красном что–то дико закричал и кинулся к дыре, которую проделал дракон. Всё ещё с трудом воспринимая происходящее, Фельт кинулся за ним.

Ощущение свободного полёта почему–то не придало ему совершенно никакого поэтического вдохновения, зато холодный ночной чистый от каменной пыли воздух быстро привёл его в себя. Они летели вниз вслед за драконом. Юноша видел, как огромный скелет со скрежетом и грохотом ударяется о дно ущелья, как за их спинами с не менее ужасным шумом обрушивается три этажа Охранной Башни Сарта, погребая под собой тех, кто ещё пытался там защищаться от наседавших клар»хта, мгновенно обрывая людские хрипы и крики, увековечивая их под завалами. А потом он ощутил странное чувство, будто он сейчас находится в каком–то странном месте, где очень темно, где он не чувствует не только веса Адриана, но и своего собственного. Потом понимает, что вокруг стало невероятно темно. На какое–то мгновение он думает, что вот оно, камни, что они все мертвы, но потом видит мага, который усердно шепчет слова заклинания, рисуя при этом в воздухе углём очередную пентаграмму. И на душе у молодого барда стало невероятно легко и радостно, захотелось смеяться, но сил хватило только лишь на слабую блаженную улыбку.

«Нет, глупости они всё говорят. Всё–таки жизнь хоть чуточку, но иногда похожа на сказку» – пронеслась последняя мысль в голове Фельта, после чего он позволил себе потерять сознание.

* * *

Прошло уже несколько дней. Они добрались до Даргоста. Демонолог каким–то образом смог догадаться, что нужно им именно туда и поэтому телепортировал сразу же к южной границе Султаната с Ландом, где уже начинались болота. Постепенно отвоёвывая территорию у степей, они всё дальше заманивали путников в свои опасные топи. Близ самой границы трясина простиралась под плотной кроной высоких деревьев. Испарения погружали болота в плотный зелёный туман, заставляли жутко потеть и идти очень медленно, потому что каждый неосторожный шаг мог обернуться для них трагедией, а в этой липкой мгле не было ничего видно даже на пару шагов вперёд, не говоря уж о том, что бы бежать по узким тропкам, состоящих из кочек разной высоты, будто бы специально созданных природой для того, чтобы здесь не прошёл ни один неподготовленный человек. Неудивительно, что даже всем известные своей ловкостью и охотничьими инстинктами пепельноволосые даргостцы не селились в этих землях, предпочитая «более спокойный» север, где деревья росли редкими и покорёженными руками утопленников со скрюченными пальцами. Нет, там тоже часто стоял туман, а «блуждающих огоньков», главным развлечением которых было заманивать всех путников без разбору в топи, где они присоединялись к обширной коллекции таких же бедолаг, было там ещё больше, чем здесь, но климат там был куда приятнее, потому что вряд ли кому–то было бы приятно жить здесь. Хотя, поговаривают, что тех, кого даргостцы изгнали из своих общин за страшные преступления, уходили именно сюда. Живя здесь, в уединении, в изоляции от внешнего мира, они ожесточались до такой степени, что уже больше походили на зверей. Рассказывали, что они иногда заключали сделки с местными кровожадными духами, чтобы отомстить тем, кто их выдал. Ну и заодно ещё и тем, кто вынудил здесь жить. Почему они не могли уйти куда–то в другое место? Очень трудно сказать. Скорее всего, это связано с тем, что к жителям болот всегда относились с подозрением. Тем более к тем, кто ведёт себя очень скрытно и т. д. Что поделать? Даргостцы тоже не любят остальных людей и жизнь их устроена совсем иначе, а человеческая раса всё ещё полна предрассудков и потому не может принять этого, следствием чего и является эта подозрительность. Хоть это и нельзя не считать странным, поскольку они всё–таки являются людьми. Но и представителей других народов люди одаривают не меньшим «дружелюбием». Особенно эльфов, которые мало того, что живут за тридевять земель, так ещё в придачу и культура их так сильно превосходит человеческую. А их гордый взгляд свысока, который большую часть людей просто выводит из себя! И как же можно забыть о том, что они никогда не вступают в войны? Это же просто немыслимо! Они же не помогают, а это в понимании большей части людей, равносильно оказыванию содействия врагу. Конечно же, это очень странная логика, которую даже таковой и назвать–то трудно, однако сейчас ни Адриану, ни демонологу, ни уж тем более спящему под плащом Фельту (ночью тут становилось достаточно холодно, а поскольку всё то, что они взяли с собой в путь, включая, разумеется, и удобные спальные мешки, осталось под завалами великой Охранной Башни, то пришлось довольствоваться, так сказать, подручными средствами и спать по очереди, потому что болота всё–таки таили в себе опасность) не было дела до таких глобальных проблем, как толерантность (вернее, её отсутствие) людей по отношению к другим расам или просто другим, но таким же представителям человечества, как и они сами. Сейчас их занимали куда более мелкие вещи. Например, они старались не забывать о том, что здесь вряд ли может быть кто–то ещё, кроме них, а эти шепотки и шаги в ночной непроглядной тьме, невероятно быстро опустившейся на болота, не больше, чем проделки огоньков, которые изредка мелькали среди плотной стены деревьев и свисающих с них лиан. Они старались не думать о полуразвалившемся маленьком деревянном доме на сваях, стоявшем чуть поодаль. Пытались, но в голову всё настойчивее лезли мысли о тех самых преступниках, которые шли на поводу у злых духов. Особенно для них было неприятным тут слово «духи», поскольку ни у кого из них ещё не выветрилось произошедшее на южной границе Сарта. Глупо, конечно, было думать, что извечные жители степей последуют за ними сюда, но, как уже было сказано выше, в людях часто предрассудки и страх за собственную жизнь пересиливают здравый смысл. А потому сейчас они старались не смотреть по сторонам и молчать, чтобы не упустить момент, чтобы иметь возможность прислушиваться к каждому из тех звуков, что доносились до них из–за ночного занавеса.

Адриан, словно зачарованный глядел в огонь. Он всегда любил смотреть на то, как этот живой оранжевый зверёк с весёлым треском поедает сухие ветки и дрова, как танцует на них во время этого чудесного пира и как потом тихо умирает на пепле, чтобы потом снова возродиться, но уже в другом месте и другом времени. Но теперь в таких привычных, греющих душу звуках принцу чудиться ещё что–то. Что–то такое, уж слишком сильно напоминающее скрежет металла, хруст ломающихся костей, грохот падения вниз чего–то невероятно огромного. И это изменение пугало бастарда. Пугало так же сильно, как тот неживой уже много столетий дракон. Принц со злостью сжал кулаки. Он корил себя за то, что не смог тогда противостоять этому страху, что сидел на полу и трясся, как обычная портовая крыса. Ненавидел себя. И ненависть эта была ещё сильнее из–за того, что он не смог расплатиться за минуту слабости своей собственной жизнью. У Вольных это считалось честью, но его такой возможности лишили. И кто его спас? Кто? Какой–то молодой музыкант даже без собственной лютни, впервые в жизни видящий смерть и кровь своими собственными глазами, а не представляя это после очередной прочитанной книги или выслушанной баллады. Тот, кого Адриан нашёл на пятом этаже осаждённой Башни, сжавшегося, бледного, жалкого, как котёнок в холодный осенний день. Тот, кто в первые секунды глядел на него с неописуемым страхом. Тот, кто в ту жуткую ночь чуть не потерял рассудок из–за долгого уединения с умирающим солдатом, а в последствие и с его трупом. Но именно у этого маленького человека, как оказалось, было самое большое и неустрашимое сердце, которое выбралось из своей неприглядной оболочки в тот момент, когда это было больше всего необходимо. Именно он в самый последний момент, когда уже могло сложиться впечатление, что всё кончено, схватил Диарнис и напал на дракона, спасши тем самым обездвиженному страхом Адриану жизнь. О, да, безусловно, Фельт обладал просто невероятным чувством драматизма.

Демонолог заметил это странное напряжение и озлобленность уже давно, с самого начала их совместного пути он сразу же отметил в одном из своих новых спутников именно эти черты. Конечно же, он не мог знать о его прошлом, а шрамы вполне себе были веской причиной для такого характера и поведения, но уж слишком резко он контрастировал с не потерявшим даже после Башни своей жизнерадостности Фельтом. Да и к тому же, считая себя в первую очередь учёным, он думал логически и очень верно рассудил, что такая атмосфера в их маленькой группе вряд ли может привести к чему–то хорошему, а, значит, нужно было срочно как–то исправить положение. Он, конечно, мог прибегнуть для этого к помощи сверхъестественных существ, магии, ритуалам и тому подобному, но не хотел этого делать, потому что не считал этичным такое вмешательство в «личное пространство человека». Маг не знал никаких способов кроме этих, ибо больше привык общаться с людьми либо непроходимо глупыми, либо просто глухими, а, следовательно, колдун чаще всего молчал, но всё–таки ещё не забыл, что часто разговор может решить очень и очень много проблем. Главное лишь заставить человека открыться, и именно этот фортель он сейчас собирался провернуть с черноволосым ландестером, сидящим напротив него с невидящим взглядом, предварительно отложив в строну палочку, которой до этого успешно скрёб по земле в надежде изобразить какие–то формулы и символы.

– Ты неважно выглядишь, – начал издалека демонолог.

Он просто не знал, как ещё ему подступиться к этому странному человеку. Адриан кинул на него недобрый взгляд, но промолчал, снова уставившись на огонь в надежде отыскать в пламени хоть что–то знакомое ещё с уже казавшимся таким далёким детства. Но все его попытки были напрасны, зато вот маг счёл молчание одного из своих невольных спутников хорошим знаком, а потому решил не отдавать так просто отбитые позиции и продолжил:

– Может, ты хочешь поговорить об этом? – колдун снова взял в руки облюбованную палочку, сейчас она придавала ему хоть немного столь необходимого в предстоящей беседе спокойствия.

– Поговорить? Зачем? – бастард слегка удивлённо глянул на демонолога, на секунду его взгляд стал для мага в красном подозрительно знакомым. Он тут же стал перебирать в памяти галереи лиц, но ни одно из них не совпадало даже чуточку с тем, что он сейчас видел перед собой, а потому «красный» быстро бросил это занятие, решив полностью посвятить себя разговору и ни на какие иллюзорные «призраки прошлого» более не отвлекаться.

– Ну, обычно люди рассказывают своим друзьям о том, что их тревожит. О бедах там разных, – демонолог снова начал чертить на земле незаконченные формулы.

По непонятной причине он боялся смотреть в эти бездонные голубые глаза с заключённым в них холодным недосягаемо далёким сиянием. В эти два омута, которые откладывали даже на это страшное лицо отпечаток непонятной, таинственной, какой–то даже детской грусти и печали, делая его для большинства людей ещё более отталкивающим, потому что такое выражение без слов просило у людей помощи, а люди почему–то уж очень не любят помогать один одному, полностью погрязнув лишь в своих собственных мелочных проблемах, и за этой горой гальки они уже никогда не увидят того, что действительно заслуживает пристального внимания. Если, конечно, они не догадаются обойти её. А ведь эти несколько небольших шагов в сторону могли бы решить множество вопросов, но почему–то их делают лишь единицы, а единиц, насколько бы они ни были гениальны, всё равно никогда не будет хватать для того, чтобы изменить мир к лучшему. Это станет возможно лишь при том условии, что у них будут последователи. Те люди, которые последуют их примеру и обойдут собственные «горы», чтобы навсегда сравнять с землёй кое–что более значительное, поменяв при этом устои, сделав мир намного лучше. Ведь как изменится мир, если ты решишь одну свою маленькую проблемку? Так сказать, уберёшь один камень с верхушки, стряхнёшь пепел с трубки в поставленную рядом тарелку. Никак. Как изменится мир, если ты прочитаешь одну книгу? Она может изменить лишь твоё собственное мировоззрение, но никак не весь мир, не людей, с которыми ты живёшь, с которыми говоришь и ведёшь дела каждый день. Зато стоит лишь рассказать паре знакомых об этой книге. Сделать так, чтобы изложенные там идеи поселились и в их головах. Да достаточно будет уже одного человека, и вы вдвоём составите новое светлое пятно на мировой карте. И представьте, что будет, если каждый сделает так же? Ну, или хотя бы каждый десятый. Сразу устраивать глобальные перевороты глупо и более того, не этично и не гуманно. Всё должно идти постепенно, но настойчиво, ни на одну секунду не теряя своего темпа и при этом приобретая «эффект лавины», привлекая на свою сторону всё больше и больше однодумцев. Если всё будет идти именно так, то не нужно будет кровавых переворотов, восстаний и тому подобной дурости, которой и без того уже было достаточно на страницах истории. Просто рано или поздно эта волна дойдёт и до самой верхушки. Пусть это случится и не очень скоро, пусть родоначальники и не доживут до того счастливого дня, когда их идеальный мир станет реальностью. Но ведь нужно всего лишь начать, правда? И начать достаточно с малого.

– Здесь ключевым словом является «друзья». Или хотя бы знакомые, я же не знаю даже твоего имени, не говоря уж о том, кто ты и что ты, – Адриан по–прежнему не поднимал головы, всё ещё любуясь теперь уже несколько пугающей красотой огня, отбрасывающего на сидящих около костра людей оранжевые отблески, удлиняя тени, делая и без того мрачноватую атмосферу болот поистине тёмной и готичной, даже немного гротескной.

– Я знал, что ты это скажешь, – заявил демонолог с таким видом, будто бы только что совершил самое значимое открытие в истории человековедения или, как её всё чаще называли «психологии», – а потому приготовился рассказывать, чтобы ты смог считать меня «хотя бы знакомым».

– Польщён, но не стоит себя утруждать. Я всё равно не собираюсь ничего рассказывать о себе, так что, надеясь на такую же открытую искренность с моей стороны, вы сделали ошибку. К тому же, я не очень люблю слушать чужие исповеди. Нахожу их скучными и нелепыми.

– И не нужно, потому что этот рассказ будет очень трудно назвать исповедью, потому что особых проступков я за собой не чувствую. Это, скорее, мемуары или же автобиография. Ох, два раза «потому что», – демонолог с досадой хлопнул себя по лбу, вместе с этим прибив комара, выбравшего не слишком удачное время, чтобы отведать крови волшебника, – никак не могу отделаться от этого при построении ряда причин одной вещи или череды, состоящей из причины и причины этой самой причины. Тавтология, – сам для себя отметил маг в красном и закусил губу.

Принц, глядя на это слегка усмехнулся, но демонолог из–за неверного, «скачущего» света принял это просто за тень, которая скользнула по лицу со шрамами, скорее всего, из–за какой–нибудь пролетевшей недалеко от них болотной птицы, потревожившей тем самым огонёк, который уже постепенно умирал на становящихся всё тоньше и тоньше хлипких ветках. Ему изначально было не просто из–за уже упомянутой как минимум дважды влажности. К тому же деревья здесь всё ещё были слишком массивными и высокими, до крупных веток было не добраться, не говоря уж том, что бы срубить этого гиганта без доброй бригады профессиональных крепких лесорубов, и посему приходилось довольствоваться лишь тем гнильём, что им удалось подобрать с земли да ветками кустов, уже умерших из–за слишком высокой кислотности почв (всё–таки никому из путников не хотелось проверить на себе факт существования легендарных охранников болот, наказывающих всякого, кто посмел причинить хоть малейший вред растениям или тем более животным).

– А как же то, что там, в обваливающейся Башне, которую ты должен был защищать, погибло так много людей, а ты остался жить? Ты не чувствуешь из–за этого вины? Тебя не гложет совесть?

– Пф, тоже мне глупости. С чего бы, мне вот интересно, такие мысли должны были у меня появиться?

– Может, потому, что ты не выполнил свои обязанности? Что бросил умирать своих товарищей?

– Я выполнял свои обязанности до конца. До того момента, пока это не стало угрожать моей жизни.

– То есть ты просто сбежал?

– Да, пожалуй, в глазах слишком уж сентиментальных и восторженных людей это выглядит именно так. Надеюсь, ты не разделяешь их взглядов? – он бросил на Адриана такой взгляд, будто бы смотрел поверх очков, выглядело это весьма забавно и тянулось довольно долго, но как только принц раскрыл рот, чтобы ответить, маг тут же прервал его, заставив бастарда снова насупиться. – А если это и так, то я хочу разубедить тебя в этом. Взглянем на всё это с научной точки зрения. Включим логику. Поверь, это не так сложно, как может показаться на первый взгляд. Я честно и упорно оборонял Охранную Башню Сарта до того самого момента, как она пала. И тогда я уже не мог ничего сделать. Она была потеряна, все мои усилия всё равно не дали бы никаких результатов, потому я и не стал изводить себя до полусмерти, чтобы потом трагически долго, в мучениях и с речью умирать в руках товарищей. Вот если бы всё не было так безнадёжно, то я, конечно, пытался бы помочь, кинул на это все силы, если бы знал, что это поможет, что это откинет духов и даст время солдатам оклематься, но, как я уже сказал, такой радостной перспективы не представлялось. Однако вернёмся к полному разгрому защитников Башни. Этот момент ознаменовал не только маячивший вдалеке на фоне луны силуэт увиденного мною впоследствии дракона, но и то, что крики умирающих доносились снизу всё реже, а, значит, людей оставалось всё меньше. Простой логический вывод, не больше. А что до тех просто идиотских рыцарских суждений, мол «я должен был умереть вместе с ними, это мой долг» и тому подобного бреда, то я считаю его просто–напросто абсолютно бессмысленным. Нет, не так. Эта самая бессмысленная бессмыслица из тех, что мне когда–либо доводилось слышать. Ведь это, по сути, смерть ради смерти и ничего более. Почему так? Да всё невероятно просто! Во–первых, следуя такому принципу, человечество бы вымерло уже много–много сотен лет назад, а, значит, природа этого в нас не закладывала, из чего следует, что это просто очередной сумбурный бред, пришедший в голову какому–то сумасшедшему, которому, видимо, в жизни просто не хватало острых ощущений или крови. Вряд ли стоит прислушиваться к мнению и теориям таких людей, правда? Во–вторых, оставаться там и умирать лично для меня бы значило потерю всех тех трудов, всего того времени, что я потратил на свои исследования. А это уже просто немыслимо! Столько похоронить под обломками лишь только потому, что только что рядом с тобой умерли другие люди? Думаю, им бы это не понравилось, – демонолог покачал головой, но потом как–то странно улыбнулся, – если, конечно, мертвецы умеют чувствовать. И из этого следует третий, завершающий довод сего поучительного монолога: такая смерть поставит крест не только на твоём прошлом, но так же и на будущем, причём тут уже не только твоём. Ведь ты уже не сможешь приносить никакой пользы ни себе, ни окружающим (смотря, что предпочитаешь), а это тоже не очень хорошо, учитывая то, что это не имеет, как я уже сказал, никакого смысла. Именно поэтому я и не переживаю на счёт того, что я сбежал. К тому же за ту жизнь, которую я мог там похоронить, думаю, мне ещё удастся окупить этот «должок», если так будет кому–то угодно, хоть мне в это и не верится.

Адриан ничего ему не ответил. Он встал и повернулся к демонологу спиной, после чего пошёл куда–то в сторону леска, расположенного на таком же островке, где разбили свой лагерь и они сами. Благо, туда вела надёжная тропка. Такое поведение магу не понравилось. Он вскочил на ноги, сжал кулаки.

– Неужели тебе настолько не понравились мои слова, что ты вот так просто возьмёшь и уйдёшь, ничего не сказав, а, человек со шрамами? Ну же, давай, ответь мне! Ответь снова в такой же «придворной», кукольной и ненастоящей манере, как ты это делал. Ответь, цитируя каких–нибудь пустоголовых философов, популярных среди аристократов! Ответь мне высокомерно, но при этом вежливо, заключив свои настоящие чувства в клетку! Ты же ведь так, скорее всего, привык разговаривать с теми, кого ты считаешь глупцами, да?! Ну же, ответь!

Принц сделал ещё несколько шагов, но потом остановился, слегка повернул голову и кинул демонологу через плечо:

– Спасибо тебе, я действительно многое понял. Слишком многое. А потому мне надо немного побыть одному, только со своими мыслями в голове. Заодно соберу ещё немного веток, а то наш костерок уже почти догорел. Ещё раз спасибо. За всё. В особенности за то, что не дал последовать советам «сумасшедшего».

Адриан ускорил шаг, так и оставив мага стоять с приоткрытым ртом и занесённой для какого–то жеста рукой. Потом он бухнулся обратно на притащенный специально для этой цели пень и начал что–то ворчать про себя, снова взявшись за любимую палочку. Фельт не спал. Светало. Костёр уже не был нужен, и бард понимал, что Адриан знает об этом.

* * *

Вот и наступил кульминационный финал нашего путешествия. Мы встретились с теми, с кем должны были встретиться ровно в том самом месте, которое нам указал Нартаниэль. И вряд ли это было простой случайностью. Лично я ожидал здесь увидеть что–то хоть сколько–нибудь грандиозное, но, как это бывает почти всегда при слишком высоких запросах, меня ждало ужасное разочарование в виде небольшого заросшего мхом островка посреди болот с серым потрескавшимся и покосившимся камнем надгробия на нём. Не было похоже на то, что бы могиле этой было действительно уже много лет. Скорее, даже напротив она была довольно новой, потому что цветы, лежавшие на ней, ещё не успели окончательно завять и превратиться в труху. Просто здешний климат влиял благоприятно разве что на жаб, змей, черепах и прочих земноводных гадов, которых здесь было в изобилии. И это если забыть о вечно снующей туда–сюда мошкаре и комарах, из–за которых у меня чесались уже все открытые участки тела, коих хоть и было не так уж и много, но причиняли они мне жуткое беспокойство и неудобство, поскольку приходилось сдерживать себя, чтобы не казаться глупым, постоянно почёсывая себя или тем более не кривить идиотские рожи, выдерживая такую же строгую и неприступную мину, какая была на моих спутниках, ибо эльфа, казалось, местная флора, фауна и микроклимат вообще нисколько не волновали, он являл собой воплощение полной гармонии с окружающей природой. Рилиан просто–напросто проявлял чудеса рыцарской стойкости и мужества, не подавая виду, что его уже жутко утомил этот однообразный, погружающий в депрессию пейзаж и звуки, которые его наполняли, преследовавшие нас вот уже который день. Вот и мне приходилось, чтобы не выделяться из этой компании, корчить такую же гордую генералиссимускую физиономию. Наверное, со стороны мы выглядели весьма комично, потому что наш общий внешний вид ну никак не соответствовал выражению лиц, ибо энное количество дней в пути отложат свой определённый отпечаток на кого угодно. Не стал исключением даже всегда тщательно следивший за собой эльф, который после первых же двух дней на болотах махнул на свою внешность рукой, поскольку, видимо, справедливо рассудил, что сейчас его никто кроме нас видеть не может, а мы, собственно, уже оба стали для него достаточно близки (ну один из нас точно), что бы он мог не обращать на нас внимание в таких мелочах, как внешний вид. В итоге из братии, походившей на группу, состоящую из одного как минимум просто интеллигентного господина (а то и вовсе какого–нибудь государственного деятеля, занимавшего не последнее место в стране) и двух его подопечных слуг, мы превратились в настоящую разбойничью шайку, где каждый был человеком без рода и имени. Я думал, что хуже нас после этого путешествия выглядеть не может никто, потому что для этого действительно надо было очень постараться, ибо случаев, когда нам приходилось вместе с конями вылазить мокрыми из топи, просто нельзя было счесть. Эти болота действительно были гиблым местом, другого эпитета для характеристики мне сейчас просто–напросто не приходит в голову. Я так думал, но, как оказалось, ошибался не просто сильно, а поистине глобально, поскольку представшая перед нами троица уже была похожа не просто на бандитов, а, скорее, на каких–нибудь беглых каторжников или вовсе, проведших в болотах Даргоста уже не один год, а потому полностью отвыкших от горячей ванны, тёплой постели и нормальной еды.