Текст книги "Аналогичный мир - 4 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 64 страниц)

Ветер гулял только у «Беженского Корабля», дальше снег падал ровной частой сеткой. Андрей шёл быстро, с удовольствием проминая ребристыми подошвами сапог чуть поскрипывающий снег. Улицы пусты и были бы темны, если б не снег. Белое сияние снега окутывало его, и, может, от этого было так легко идти.

Дошёл он неожиданно быстро, одним духом взлетел по лестнице и открыл свою дверь. Ну, что? А и то! Он дома, понятно? Пришёл домой. И уже не спеша захлопнул и запер дверь, включил свет и стал раздеваться.

Куртка действительно оказалась непромокаемой, а вот джинсы… от куртки и до сапог насквозь. И Андрей решил начать с горячего душа. А чай и разборку вещей на потом.

В ванной он повесил на сушку джинсы, содрал и бросил в ящик для грязного бельё и шагнул в душевую загородку, тщательно задёрнул занавеси и пустил воду, блаженно охнув под тугой горячей струёй.

Мылся Андрей долго, даже не так мылся, как грелся под душем, горячей водой выгоняя набившийся внутрь холод. Всё-таки после той зимы, даже зим, холода он боялся. Простудиться легче простого, а потом к тебе всякая зараза липнуть начнёт, чихнуть не успеешь, как в доходягах окажешься.

Из душа он вышел красным и распаренным, долго, старательно растирался насухо полотенцем, вытирал, отфыркиваясь, сушил волосы уже другим полотенцем и наконец, ощутив себя согревшимся и сухим, надел халат и занялся делами. Разобрал сумку, достал и повесил на вешалку на завтра лётчицкую куртку и ушанку, поставил зимние сапоги. А эти… достать и вывернуть вкладыши – отпотели, пусть сохнут, – а сами сапоги набить газетой для этого же, шапочку… на сушку? Нет, пусть так сохнет, а завтра в кладовку уберёт, непромокаемую куртку туда же. А пока подстёжку отстегнём и развесим. Для проветривания.

Оглядев завешенную вещами прихожую, Андрей негромко рассмеялся. Шмотья у него теперь… ой-ё-ёй! А что? Всё нужное, всё по делу.

Теперь портфель, завтра он с работы к Эркину пойдёт, уроки готовить. Ну, это совсем минутное дело. А мебель… в среду тогда? Чёрт, в среду ему звонить, тогда… тогда кое-что завтра, скажем, письменный стол и… ну, допустим, диван, а остальное… в пятницу? Или всё уж завтра? Чёрт, затянул он с обзаведением. Ну, кто ж думал, что в Сосняках всё то же самое, только дороже, а самое стоящее, антиквариат этот, ему вовсе не по деньгам. А ушанку себе Эркин классную отхватил, с первого взгляда невидная, серая, а надел, так совсем по-другому смотрится, как специально на заказ шитая. Ну – Андрей невольно вздохнул с уважительной завистью – на Эркине всё сидит как для него сшито, уж на что рабские штаны или куртка страшны, а ему и они идут. Не то, что, ну, тот же Митроха, видел он его в праздничном. Напялил костюм, и как седло на корове.

Закончив с вещами, Андрей пошёл на кухню выключить давно закипевший чайник. Вообще-то Женя его накормила… как всегда и от пуза, и вкусно, так что сейчас только чаю горячего попить и завалиться. Кончен бал, погасли свечи, спит принцесса в уголке… Ну, принцесса на фиг не нужна, та же баба, только мороки больше, а остальное… а всё остальное у него есть.

Андрей допил чай, убрал на кухне – совсем минутное дело, где не грязнили – и пошёл спать. Денёк выдался… что надо!

Когда Эркин в халате вошёл в спальню, Женя уже лежала, но не спала, а листала новый журнал мод и так увлеклась, что даже не заметила, как Эркин привычно запер дверь, сбросил на пуф халат и лёг. И только когда он вытянулся с блаженным вздохом, она отложила журнал.

– Спасибо, милый. Спим?

– Мгм, – согласился Эркин, целуя её. – А тебе понравился? Ну, журнал?

– Конечно, – Женя вздохнула, обнимая его. – Конечно, понравился. А себе ты что-то купил?

– Ага, – улыбнулся Эркин. – И даже ого-го.

Женя тихо засмеялась, потёрлась лицом о его плечо.

– Ну и молодец.

Эркин вздохнул, поворачиваясь к Жене так, чтобы её рука, скользнув по его телу, как бы сама по себе обняла его, и, уткнувшись лицом в её волосы, глубоко вдохнул её запах.

– Знаешь, Женя, я так за день соскучился по тебе. И Алисе.

– Мы тоже скучали.

Эркин мягко прижал Женю к себе, погладил по спине.

– Какая ты…

– Какая? – по-прежнему тихо засмеялась Женя.

– Самая, – не очень вразумительно, но вполне понятно ответил Эркин, целуя её.

Тёплая спокойная темнота окутывала их, и Эркин словно растворялся в этой темноте, потому что Женя была всюду, и он не мог понять: это на в его объятиях или он в ней, он даже забыл, что тяжёл и должен беречь Женю, и волна уже несла его и Женю, они же неразделимы теперь…

Когда он заснул, Женя осторожно высвободила руку и погладила его по голове и шее. Эркин вздохнул, не открывая глаз. Женя поцеловала его в угол рта.

– Спи, милый, спи, родной мой, хороший мой.

Эркин уже спал и только беззвучно шевельнул губами в ответ.

* * *

Осенняя горячка в имении закончилась, и Джонатан рассчитывал провести месяц в Колумбии и разъездах. Да и выборы в Федеральное Собрание оказались интересной и весьма перспективной игрой. Во всяком случае, в Экономическом клубе о них говорили. Так что…

– Только не увязни.

Джонатан удивлённо посмотрел на Фредди.

– Ты чего это осторожничаешь?

– Не люблю политики, – усмехнулся Фредди.

– Ты ж ею не занимался.

– Угу. А она мной? – и уже серьёзно: – Когда работаешь втёмную, но выигрыш всегда не твой.

Джонатан пожал плечами, но спорить не стал. Определённый резон, конечно, у Фредди есть, но оставаться настолько в стороне им теперь невыгодно. Больших ставок делать не надо, но сесть в стороне – это упустить игру.

Поезд шёл плавно, покачивая, а не тряся пассажиров, особенно первого класса. Фредди дремал, сдвинув шляпу на лоб. Октябрь и начало ноября в разъездах, потом месяц в имении, а там Рождество и святочные игры. На Хэллоуин вряд ли что будет, некому трепыхаться и русские ещё здесь. Интересно они уходят, все комендатуры на месте. Но это не наши проблемы. Что в Колумбии? «Октава», Ларри, Слайдеры, Дэннис, ещё точки… вроде всё в порядке, но надо проверить. На всё про всё недели полторы. Ансамбль ещё Луизиану переваривает. Заступаться за Гаммэна и Рича никто не собирается, Рич, к тому же, уже без паёв остался, а бардак в Атланте давнишний и постоянный. Так что это побоку. Что ещё?

Джонатан рассеянно смотрел в окно, но видел своё отражение: темно ещё совсем. В Колумбии они будут рано утром. Сразу с вокзала в «Октаву», определиться и уже тогда спокойно по маршруту. Выборы мэра Колумбии – здесь уже всё давно отработано и вклиниться никак не получится, вернее, слишком дорого обойдётся, выгода не окупит расходов, хотя участие Цветного квартала может изменить расклад, но не существенно. И за этой игрой слишком внимательно присматривают русские. Что Фредди не любит политику, понятно, но стоит покрутиться, чтобы она нас полюбила. Или хотя бы не мешала. Но для этого опять же надо крутиться и – как минимум – не стоять в стороне.

Они ехали в первом классе, и ни попутчики, ни проводник их не беспокоили. До Колумбии можно спокойно дремать. Чем оба и занялись.

А в Колумбии сыпал мелкий, по-осеннему холодный дождь, и всё было мокрым и скользким. Фредди тихо, но от души выругался по-ковбойски, идя к стоянке такси. Джонатан кивнул, соглашаясь.

В «Октаве» тихо, светло, благопристойно и Джулия Робертс на своём месте.

– Доброе утро, мисс Робертс, – улыбнулся ей Джонатан, проходя в свой кабинет.

– Доброе утро, мистер Бредли, – ответил ровный, как у автомата, голос.

С тем же вежливым равнодушием она ответила и на приветствие Фредди.

А столе Джонатана список звонков, отсортированные по срокам, смыслу и значимости письма, кассеты автоответчика… Автоответчик они поставили недавно, штука оказалась весьма дорогой, но очень удобной. Когда можешь в дополнение к тексту услышать голос, то это весьма и даже очень.

В четыре руки они разобрали письма и разговоры.

– Начнём с воскресенья?

– Смотри сам, я проверю будничные.

Фредди кивнул и взял сколотые отдельно полупустые листы: в воскресенье мало кто звонит, основная информация, конечно, по рабочим дням. Но когда это Грымза – как он про себя называл секретаршу – успела вчерашнее прослушать и распечатать? Они же в пять минут десятого вошли, а текст уже был готов. Хотя и звонков всего три. С ними успеется, начнём по порядку. На предыдущих субботних и воскресных листах записей тоже немного, и все… в основном, пометки, что перезвонили на неделе. А вчера?… «Мистера Бредли, пожалуйста… Джонни…» Фредди невольно ухмыльнулся: звонивший явно не понимал, что говорит с магнитофоном. Стоп, это международный, звонили… из России?! Кто и зачем? Два звонка с одинаковым кодом, первый… не понял, что автоответчик… и снова звонок с этого же кода, по времени… сразу же… Фредди перечитал текст и очень спокойно попросил:

– Джонни, поставь вчерашнюю кассету.

Джонатан, сосредоточенно делавший пометки на листах, пожал плечами, но вставил нужную кассету и нажал воспроизведение. Сухой голос секретарши, назвавший пятничную дату. Ну, правильно, это она включила, уходя в пятницу, так что придётся слушать весь текст.

Продолжая читать, Джонатан при каждом новом голосе вскидывал на Фредди глаза, но, видя его ожидающее спокойствие, снова углублялся в чтение.

Фредди вдруг резко подался вперёд.

– …ни, мистера Бредли, пожалуйста, мисс, позовите мистера Бредли…

Джонатан круто развернулся к магнитофону. Тишина, только шелест перематываемой плёнки, щелчок окончания и новый сигнал. На этот раз голос полон язвительной вежливости. Конечно, запись искажает, но узнать можно. Чёткий текст, тишина, глухо зазвучал ещё один голос, советующий всё-таки объяснить, в чём дело.

– … позвоню, гадом буду! – и щелчок окончания разговора.

Джонатан выключил магнитофон и посмотрел на Фредди.

– Надо о подарке подумать, – улыбнулся Фредди и по-ковбойски: – Гульнём, чтоб небо загорелось.

Джонатан пожал плечами.

– Думаешь, это нам надо?

Помолчав, Фредди встал.

– Запроси у Грымзы маршруты, чтоб нам за воскресенье уложиться. И про среду не забудь.

Когда он вышел, Джонатан покачал головой и вернулся к бумагам. Забрало ковбоя, так что ехать придётся. А с другой стороны… почему бы и нет? Будет ли польза, конечно, пока неизвестно, но и вреда… не просматривается.

Джонатан ещё раз просмотрел бумаги и вызвал Джулию Робертс. И, когда она с неизменным блокнотом, встала перед его столом, начал распоряжаться.

* * *

Неделя выдалась суматошной. Ещё никогда ему так не хватало времени, как сейчас. Да что там, уж чего-чего, а времени всегда было навалом. А сейчас… школа, работа, магазины… Квартиру же надо всё-таки сделать.

К удивлению Андрея, он успевал если не всё, то почти всё. Купил диван, большой трёхстворчатый шкаф, книжные полки – некогда ему возиться и самому мастерить – и даже на пару с Эркином повесил, книги, правда, расставил кое-как, без системы, ещё купил письменный стол, тоже двухтумбовый и к нему кресло, да не простое, а вращающееся, чтоб не двигать, а сел и развернулся куда нужно. К дивану торшер, чтоб лёжа читать, и тоже не простой, а со столиком-подставкой для всяких мелочей, и на письменный стол лампу. А на стену повесил – купил в Сосняках, ну, положим, не картина, а картинка, чёрно-белая, со смешным названием «гравюра», свободная минута выпадет, проверит по энциклопедии, что это за хренотень, но красиво: равнина с реками, деревьями, облака, и птицы летят, будто стоишь на обрыве и смотришь. И в целом получилось очень и даже весьма.

И со звонком в Колумбию всё прошло благополучно. Он в первую смену, так что, уходя, перемигнулся с заступавшей на дежурство Томкой, посочувствовал, что ей до ночи сидеть, побежал домой, как раз Эркин пришёл полки вешать, а потом Эркин ушёл к себе на Цветочную, а он опять бегом в диспетчерскую, к Томке. Время позднее, так что должно сладиться.

– Когда в России начинается вечер?

Фредди пожал плечами.

– Обедают они в ленч или чуть позже, но это ещё день. А вечер? – и снова пожал плечами.

Они пришли в «Октаву» к трём часам. И уже пятый час ждали звонка. Одни не только в своей конторе, но и, похоже, во всём здании. Все конторы закрываются в шесть. Уборщицы приходят в семь утра. Тринадцать часов безлюдья и тишины… Правда, есть охрана, но их это не волнует.

Джонатан за столом разобрал все бумаги и задумчиво листал «Экономический вестник», Фредди устроился в кресле, поставил стакан с виски на широкий подлокотник и погрузился в неподвижность ожидания.

Джонатан знал, что Фредди может так сидеть часами, и лучше в такое время и в таком состоянии его не трогать.

Рассчитал Андрей точно. Десять вечера – глухое время для диспетчерской. На маршрут никого не высылают, и с маршрутов возвращаются позже. Напарницей у томки сегодня не Зойка-Заюшка, а Матвевна. Только за сорок бабе, а смотрится старухой, и нрав старушечий: сидит и дремлет, а то и на диванчик приляжет. Так что не помешает.

И вошёл он с улыбкой, но тихо.

– Привет, цветочек аленький, вот и я.

Томка фыркнула.

– Без тебя, как без рук, плюнуть не на что.

– Это за что ж меня так? – удивился Андрей, стряхивая с ушанки снег и расстёгивая куртку.

– Присловье такое – объяснила Томка. – Зачем пришёл?

– С тобой поскучать.

Томка покосилась на спящую на диванчике Матвевну. Андрей тоже посмотрел на могучее, накрытое большим тёмно-серым платком тело – Матвевна спала лицом к стене – и, подмигнув Томке бесшумно переставил стул и сел рядом, свободно закинул руку на спинку её стула.

– Ну, и чего тебе? – повторила Томка, но уже другим тоном. – Я ж вас, кобелей, знаю, ничего за так не делаете.

– Обижаешь, – подпустил блатной слезы Андрей, – ой, обижаешь меня, Томушка, и вовсе зазря.

– Да ну тебя. Что я, не знаю, что ли, – Томка повела плечами и откинулась на спинку стула, словно ненароком оперлась на руку Андрея. – Ты ж котяра известный.

– От правды не отказываюсь, – шёпотом ответил Андрей, касаясь губами её уха. – Быль молодцу не в укор.

Томка тихо засмеялась, колыхнув выпяченной грудью. Андрей изобразил мучительный вздох.

– Ох, Томка, с ума ты меня сведёшь.

– Ладно тебе. Говори, зачем пришёл. И не ври, а то выгоню.

Андрей снова картинно вздохнул, но ответил серьёзно.

– Позвонить мне надо.

– Зазнобе в Царьград? – фыркнула Томка. – Никак соскучился?

– Подальше, Томушка. В Колумбию.

Томка изумлённо повернулась к нему, и Андрей решил слегка поднажать.

– А не слабо тебе будет, а?

– Ты на слабо девок своих лови, – чуть сердито сказала Томка. – Ладно, попробую, – и потянулась к пульту.

Андрей молча следил, как она, надев наушники с дрожащей, вынесенной ко рту веточкой микрофона, щёлкает переключателями, разговаривая со знакомыми телефонистками. Вот ниточка связи дотянулась до границы, перепрыгнула через неё… Он думал, что Томка просто подключится, а она… через комендатуры, значит. Ну, ладно, речь, конечно, малость подкорректируем, чтоб никого не подставить.

– Есть Колумбия, – обернулась к нему томка. – Какой номер?

Андрей вздрогнул и выпалил семизначный номер. Томка повторила его в микрофон и кивнула.

– Ага, поняла, – и Андрею: – Вон ту трубку возьми, да нет же, левую, и в темпе, пока не застукали.

Андрей вытянул утопленную в пульте трубку – не зная, и не заметишь – и прижал к уху. Длинный гудок, ещё один, и щелчок… есть!

– Алло, – Андрей откашлялся: почему-то запершило в горле, и по-английски: – Мистера Бредли, пожалуйста.

Они ждали, но, когда телефон взорвался звонком, оба вздрогнули. Дождавшись второго звонка – вдруг просто ошиблись номером – Джонатан снял трубку.

– Алло?

– Алло… – молодой мужской голос. – Алло, мистера Бредли, пожалуйста.

Фредди встал и взял отводную трубку.

– Я слушаю, – спокойно сказал Джонатан.

– Джонатан, ты?! – обрадованно заорал Андрей. – А где…?

– Я здесь, – перебил его Фредди. – И не ори так, отлично слышно.

– Ага, понял, – сбавил тон Андрей. – У меня времени в обрез, так как, будете?

– Будем, – твёрдо ответил Фредди. – Джонни, как с рейсом?

– Будем у вас к семи, – сказал Джонатан.

– Утра: – радостно изумился Андрей.

Джонатан невольно рассмеялся.

– Нет, вечера.

– Ага, ага, вас встретить?

– Нет, – ответил Фредди. – Сами доберёмся. Всё?

– Да. До встречи. А, чёрт, чуть не забыл. У нас уже зима, снег лежит.

– Понял, – ответил Фредди. – До встречи.

– До встречи, – попрощался Джонатан.

В трубке наступила гулкая тишина, очень далеко что-то щёлкнуло, ешё раз и включился длинный гудок свободной линии. Джонатан и Фредди одновременно опустили трубки, и Фредди наконец улыбнулся. Джонатан взял лежащий перед ним лист рейсов до Царьграда и Сосняков, перечитал и вскинул глаза на стоящего у стола Фредди.

– Слушай, парень сильно загнул насчёт зимы? Октябрь в середине, какая зима?

– Скорее всего русская, – флегматично ответил Фредди. – Снег у них уже лежит, ты же слышал. А в чём проблема?

– Плащ с подстёжкой?

– А почему нет? Пошли, Джонни, поздно уже.

Пошли, – Джонатан убрал лист с маршрутами и встал.

Вдвоём они вышли из конторы, погасив за собой свет. Джонатан включил сигнализацию и дважды повернул ключ в замке. Охранник внизу у входа с привычной лёгкостью щёлкнул каблуками и открыл дверь.

– До свидания, мистер Бредли.

– До свидания, – ответил, выходя, Джонатан.

Фредди, выходя следом, обменялся с охранником молчаливым улыбчивым кивком.

На улице снова моросило, и Джонатан махнул рукой, подзывая такси. Фредди подождал, пока он сядет, и, когда такси отъехало, спокойно остановил следующее. У каждого планы на ночь свои.

Положив на место трубку, Андрей победно посмотрел на Томку. – Уложился? Ай да я! Спасибо, Томушка, выручила, должник на всю жизнь.

– Трепач, – улыбнулась Томка и подставила ему щёку. – Целуй и выметайся, сейчас сменяться будут.

– Как скажешь, томушка, – Андрей чмокнул её в щёку и встал. – За мно не заржавеет.

– Иди уж, – засмеялась Томка. – Мне работать надо.

Когда Андрей вышел, неподвижно лежавшая Матвевна совсем не сонно сказала:

– А смотри, как он по-ихнему ловко чешет. Шпана шпаной, а язык знает.

– В угоне был, – пожала плечами Томка. – Там и нахватался.

Матвевна со вздохом встала и села к пульту со своей стороны. Пол-одиннадцатого – сейчас поедут со второй смены. А на ночную сколько выпускать? Ну, меньше десяти – это по-божески.

На улице Андрей с наслаждением, всей грудью вдохнул холодный воздух, победно вскинул и поймал ушанку.

– Чему радуешься? – окликнули его из кабины разворачивающегося у въездных ворот грузовика.

– Жить хорошо, Никодимыч! – весело отозвался Андрей, сворачивая в проулок.

Вот теперь, в самом деле, всё! Он всё сделал. Кроме уроков на завтра. А учебники… дома у него учебники, так что бегом и не оглядываясь. Чаю крепкого заварить и до полуночи… ну, как успеет, так успеет. Одну ночь не поспать… уполне возможно!

* * *

Безработной Женя бывала, а отпускницей ни разу. Чтоб не работать и деньги получать. С ума сойти! Но хлопот оказалось столько, что они с Эркином день-деньской крутились и всё время не успевали.

В понедельник встали по будильнику. Женя подняла Алису, они втроём позавтракали, и Женя повела дочь в школу, а Эркин взялся за большую уборку. Раз они мебель в большую комнату собираются покупать, то надо пол хорошо натереть, чтобы потом сразу поставить и больше не двигать. Он переоделся в рабские штаны, закатал штанины до колен и взялся за дело.

Привычные, давно нетрудные движения и спокойные мысли. Эркин, моя и натирая полы, отдраивая до блеска ванную и уборную, давно не вспоминал ни питомники, ни Паласы. Всё это ушло в такое прошлое, что не было уже ни обиды, ни ненависти, и, работая, он думал о покупках, о школе, о том, что ещё нужно сделать к воскресенью, и думал по-русски.

Мягкий ласковый взгляд погладил его по спине, и Эркин, оборачиваясь, улыбнулся. Женя, в распахнутом пальто и сбитом на плечи платке, стояла в дверях, упираясь ладонями в косяки, и, улыбаясь, смотрела на него. Эркин встал и, не шлёпая, а мягко скользя босыми ступнями по полу, подошёл к ней. От Жени вкусно пахло морозом и свежим снегом, русским запахом, и Эркин окунулся в этот запах, обняв Женю прямо поверх пальто.

– Эркин, ты с ума сошёл, я с мороза…

– Мгм, – согласился сразу со всем Эркин, целуя её в висок и возле уха, чтобы не мешать ей говорить.

Женя тихо засмеялась.

– Ой, Эркин, ну да, я разденусь сейчас…

– Ага, – кивнул Эркин, помогая Жене сбросить на пол платок и пальто.

Его ладони скользили по телу Жени, отстёгивая, развязывая, распахивая и сбрасывания на пол. Сам он был только в рабских штанах, поэтому мимоходом дёрнул конец шнурка, распустив узел, и, качнув будрами, спустил штаны. А Женя всё смеялась и смеялась, они не оказались совсем голыми среди разбросанной по полу одежды.

– Мы сумасшедшие, да? – Женя обеими руками обняла его за шею.

Эркин вместо ответа мягко поднял её на руки и, перешагнув через одёжный ворох, вышел в прихожую.

– А теперь куда? – спросила Женя.

– А куда хочешь, – весело ответил Эркин. – Квартира большая. Мне с тобой везде хорошо.

– Мне тоже, – Женя поцеловала его в щёку и стала рассуждать: – К Алиске не стоит.

– Угу, – кивнул Эркин.

– В кухне неудобно, – продолжала Женя. – На лоджии холодно.

– Давай в ванную, – предложил Эркин.

Женя засмеялась.

– Нет, я тогда до вечера не просохну.

– А в маленькой? – спросил Эркин. – Андрей не обидится, и там диван щекотный.

– Какой диван? – удивилась женя.

– Ну, с ворсом, – объяснил Эркин, уже входя в большую комнату, залитую белым снежным светом.

– А ему и говорить не надо, – сказала Женя. – Мы же потом всё уберём.

– Ага, конечно, женя, – Эркин коленом толкнул дверь, входя в маленькую комнату.

Вчера, думая, что Андрей заночует у них, Женя задёрнула шторы, и в комнате было полутемно. И Эркин, положив Женю на диван, подошёл к окну. Решительным, даже резким рывком раздвинул шторы и обернулся.

Женя сидела на диване с ногами боком к нему и вынимала из узла шпильки.

– Да? – лукаво улыбнулась она ему. – Тебе так больше нравится?

– Да, – кивнул Эркин. – Да, Женя.

Он подошёл к дивану и гибко опустился на колени. Женя порывисто наклонилась к нему, и её волосы накрыли их. Эркин счастливо засмеялся, целуя Женю. Он целовал её, дышал её телом, и Женя то откидывалась назад, отбрасывая волосы, то снова наклонялась к нему, накрывая волосами, и его обдавало то светом, то тьмой.

Женя легла на диван, И Эркин одним плавным движением подбросил себя и навис над Женей, удерживая себя на выпрямленных руках и упираясь ладонями в диван у плеч Жени.

– Щекотно? Ну, от дивана.

– Ага, – засмеялась Женя.

– А я сверху… пощекочу.

И всем телом легко касаясь тела Жени, заскользил по ней, гладя, щекоча её собой. Женя вскинула руки, обхватив его за шею.

– Ах, ты та-ак?

– И даже этак, – засмеялся Эркин.

Женя вдруг выгнулась навстречу ему, словно пытаясь поймать. И Эркин поддался ей, войдя точным и сильным ударом. Женя охнула и засмеялась.

– И ага!

– И ага! – радостно подхватил Эркин.

Он качался в Жене то длинными плавными, то частыми резкими толчками, и Женя отзывалась ему, ловила его встречными движениями, отталкиваясь от пружинящего под ними дивана.

И наконец волна, которую он так долго сдерживал, с силой ударила его между лопаток и по затылку, бросив на Женю.

– Х-г-ха, – гортанно, не слыханным раньше горловым звуком выдохнул Эркин, падая в бешеный чёрно-красный водоворот, последним усилием сознания обхватывая и прижимая к себе Женю, чтобы волна не разделила их.

Руки и ноги Жени оплели его плечи и бёдра, её волосы, как сами по себе, метались вокруг них, хлеща его по затылку и спине. И волна не разделила их – успел счастливо подумать Эркин, прежде чем исчезнуть в чёрно-красном водовороте….

Когда Женя, всхлипнув в последний раз, расслабилась и обмякла, Эркин осторожно отделился от неё и сел на край дивана, перевёл дыхание. Ровный снежно-белый не режущий глаза свет заливал комнату, было тихо и очень спокойно. Осторожно, чтобы не потревожить Женю, он чуть повернул голову и искоса посмотрел на неё. Женя лежала на спине, прикрыв глаза локтем, и улыбалась. За лето она загорела, и её груди казались совсем белыми, как снег.

Женя глубоко вздохнула и потянулась. Эркин повернулся к ней и, вытянув руку, кончиками пальцев погладил её по шее и груди. Женя, не открывая глаз, тихо засмеялась. Эркин подвинулся и, наклонившись, поцеловал её в закрытые глаза.

– Как хорошо, – вздохнула Женя.

– Ага, – согласился Эркин.

– А времени сколько? – вздохом спросила Женя.

– Не знаю, – ответил Эркин. – Женя, а зачем? Мы же в отпуске.

– Обед надо делать, – счастливо вздыхала Женя, – за Алиской идти, а за мебелью тогда завтра.

Эркин кивал, продолжая гладить, ласкать Женю кончиками пальцев.

Женя подняла руку и тоже погладила его по груди, нажав пальцем на сосок, как на кнопку звонка.

– Кто там? – охотно подхватил шутку Эркин. – Входите.

– А я думала, это будильник, – засмеялась Женя. – Что пора вставать.

– Так ты же его выключила, – тут же переключился Эркин. – Он теперь до-олго не зазвонит.

– И как долго? – лукаво спросила Женя.

– А пока не надоест, – залихватски, но с замирающим сердцем ответил Эркин.

– Мне никогда не надоест, – серьёзно ответила Женя.

– Да? – обрадовался Эркин. – Тебе хорошо? Нравится?

– Ну, конечно, Эркин, – Женя снова погладила его по груди и животу.

И Эркин подвинулся поближе, чтобы ей было удобнее.

– Ты очень хороший, Эркин, ты… ты такой красивый, и сильный, и умный. Я не знаю, как сказать, я думаю, я бы не смогла жить без тебя.

Эркин уже не слушал, вернее, не слышал слов Жени, ещё вернее, не не патылся понимать. Потому что рука Жени гладила и ласкала его, и внутри всё внутри дрожало и мучительно сладко дёргалось. Он ещё подвинулся и откинулся назад, лёг на диван, уронив голову на колени лежавшей навзничь Жени. Женя гладила его, любуясь им, его большим и сильным телом, мягко поддающимися, вздувающимися и опадающими от её прикосновений мышцами, его гладкой красновато-коричневой кожей, невыразимо приятно скользящей под его пальцами. Тело Эркина напряглось, выгибаясь, так резко, что Женя испугалась и отдёрнула руку.

– Нет! Хрипло выдохнул Эркин. Ещё… Женя, ещё…!

Женя понимала, что с ним, знала, что должно произойти – не девочка давно уже, и читала, и видала – но судорога, потрясшая Эркина, даже немного испугала её, а ещё больше, когда он после всего обмяк и замер, побледневший до желтизны, с закушенной губой, весь мокрый от пота, на её глазах покрывшего его лицо и тело крупными каплями.

Переведя дыхание несколькими всхлипами, Эркин открыл глаза и увидел лицо Жени. Она сидела, вытянув ноги и коленями поддерживая его голову, и смотрела на него. Эркин виновато улыбнулся.

– Я… испугал тебя?

– Нет, – улыбнулась Женя. – Всё хорошо, Эркин.

– Тебе тяжело, – Эркин заставил себя сесть. – Прости, Женя, я… я как забыл обо всём.

Женя обняла его и поцеловала.

– Тебе было хорошо?

Вместо ответа Эркин обнял её, зарылся лицом в её волосы, плечи его вздрагивали, как от плача, и Женя гладила их, приговаривая что-то неразборчиво ласковое, пока не почувствовала, что он успокоился.

Наконец Эркин оторвался от Жени и встал, вытер ладонями мокрое от пота и слёз лицо.

– Я сейчас всё здесь уберу Женя, и закончу большую комнату.

– Хорошо, – улыбнулась Женя. – Ты в душ?

– Да, – чуть смущённо кивнул Эркин. – Женя, а… а пошли вместе? Честное слово, помоемся и всё.

– Знаю я тебя, провокатора, – Женя поцеловала его в щёку и выбежала так быстро, что он не успел её удержать. Даже если бы попытался.

Эркин вздохнул и огляделся. Так, сначала… да, сначала диван. И быстро, пока пятна не засохли. Он сорвался с места и выбежал из комнаты.

Женя, уже в халатике, хлопотала на кухне, и вещей её на полу в большой комнате не было. Когда это только убрать успела?

Эркин тщательно дважды протёр обивку дивана и, убедившись, что все следы убраны, побежал в ванную обмыться. А ещё большую комнату надо закончить, он же всё так и бросил.

Эркин быстро вымылся в душе, дополнительно умылся холодной водой, чтоб всю дурь из головы выгнать, а то совсем без ума стал, потерял себя, никогда раньше, даже в волну, с ним такого не было.

Ещё раз проверив диван, Эркин снова взялся за пол в большой комнате. Он тщательно, даже яростно тёр паркет, когда Женя окликнула его.

– Эркин, я за Алиской.

– Что? – вскинул он голову. – Уже?!

– Ну да, – засмеялась Женя. – Ты в окно посмотри.

Эркин обернулся к окну и увидел, что белизна снежного дня еле заметно поголубела предвестием сумерек.

– Так поздно? – удивился он.

– Ещё не очень, но я хочу в магазин заглянуть, я там на маленьком огне оставила, – говорила Женя, быстро одеваясь.

– Я пригляжу, – кивнул Эркин, выйдя за ней в прихожую. – Мне чуть-чуть осталось.

– Ага, милый.

Женя быстро чмокнула его в щёку и убежала.

Оставшись один, Эркин зачем-то потрогал дверной замок, повернул шпенёк на два оборота и, вздохнув, поплёлся доделывать пол. Такого с ним ещё никогда не было. Чтоб даже время перестал ощущать, ну… ну, надо же такому. И будто устал он чего-то.

Он всё-таки закончил возню с паркетом, отнёс в кладовку мастику, щётки, суконку, сеял и сунул на место рабские штаны и, пользуясь тем, что оказался один, а дверь заперта, немного пошлялся нагишом по квартире по всяким хозяйственным мелочам. Потом оделся уже в домашний костюм и пошёл на кухню.

За окном уже сумерки – рано как темнеть стало. Эркин задёрнул шторы и включил свет. На плите тихо успокоительно булькал суп, смутно, даже не слышались, а ощущались такие же домашние спокойные шумы из-за стен, или это сипела вода в трубах. Эркин подошёл к окну и встал за шторами. Лоджия уже покрыта снегом, цветочные ящики с землёй они ещё в сентябре сняли и поставили на пол, чтобы не сорвались от снега, шкафчик для продуктов тоже в снегу, надо будет выйти, обмести, а снег всё идёт, редкий, но падает и падает… как же с ним такое случилось, не было такого, чтоб кончил и залил всё, с… да нет, один раз ещё мальцом видел, как отлупцевали одного, годом старше, да, их только-только стали растравкой накачивать и тот не совладал с собой, так… так ему увиденного на всю оставшуюся жизнь хватило, даже в волну с ним такого не бывало, себя терял, а это помнил, а сегодня… Женя, наверное, обиделась, струя же горячая, липкая и коркой засыхает, но… но как же он себя настолько потерял… стыдоба, хуже мальца… Это его самого как-то в учебке беляку дали, их ещё на джи и элов не поделили, со всеми работали, и беляк залил себя, а его заставил эту корку слизывать, и сейчас, как вспомнишь, с души воротит, а он и Женю, и диван… что же теперь делать?

– Эй, Эркин, – сказали вдруг за его спиной. – Ты где?

Эркин вздрогнул и стал выпутываться из шторы.

– Андрей, ты?

– Ну да, – Андрей помог ему высвободиться. – Как дела, отпускник?

– Хорошо, – помедлив, ответил Эркин. – А Женя за Алисой пошла.