Текст книги "Аналогичный мир - 4 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 64 страниц)

Так, дыхалку он Раскату сегодня отработал, пора и домой. Раската обиходить, домой забежать и на дежурство, сегодня он в ночь. И, словно услышав его мысли, Раскат, не сбавляя хода, стал поворачивать налево, к посёлку.

– Хорошо, Раскат, – похлопал его по шее Чолли. – Хорошо.

* * *

На выходной он решил съездить в Царьград. Погуляет, сходит в зоопарк. Читать он читал, но надо и посмотреть. Утром выедет, вечером вернётся. Он словно спорил с кем-то, отговаривающим его. В самом деле, чего ему киснуть, ездил же, и не раз, и всё благополучно обошлось, деньги, да, потратил, ну, так он же и зарабатывает неплохо, и одет на уровне, и вообще…

И, ложась спать, Дэн завёл будильник на полвосьмого. Чтобы успеть на электричку в восемь– пятнадцать, тогда в полдесятого он в Царьграде. Он уже лежал, когда в дверь постучали.

– Кто? – спросил он, не открывая глаз.

– Это я, Арчи, открой.

Чертыхнувшись, Дэн вылез из-под одеяла и зашлёпал к двери, щёлкнул задвижкой.

– Входи, – и отступил вбок.

Арчи умело при открыл дверь на щель и ловко проскользнул в комнату.

– Ты чего так рано завалился?

– В Царьград еду, – хмуро ответил Дэн. – Чего тебе?

Арчи внимательно посмотрел на него. И спросил, заранее зная ответ:

– Сигареты есть?

– Ты чего? – удивился Дэн. – Головой приложился? Я ж не курю.

– Знаю, – кивнул Арчи и улыбнулся. – А вдруг завалялись?

– Иди ты! – Дэн выругался по-английски и продолжил по-русски: – Коли за этим, так отваливай.

– А поговорить если?

– С этим к доктору Ване. Или к батюшке. Отваливай. Мне вставать рано.

– А чего у тебя там в Царьграде? – не унимался Арчи. – Зазнобу завёл?

– А пошёл ты! – кинулся на него Дэн.

Но силы были равны, и выкинуть Арчи из комнаты не получилось, а там и коридорный мог на шум заявиться, а это уже скандал и до милиции недалеко. А им это нужно?

– Ладно, – отпустил он Арчи. – Говори, зачем пришёл.

– Я ж сказал уже. Поговорить, – Арчи заправлял рубашку в брюки, дрались-то не всерьёз, так что ни синяков, ни порванной одежды и быть не могло. – Тоскливо что-то.

Дэн невольно кивнул. В самом деле, какая-то непонятная тоска то и дело накатывала на него. Да и на остальных, он же видит.

– Ладно.

Он взял со стула и прямо на голое тело натянул старые армейские штаны, потом включил верхний свет.

– Чаю хочешь?

– Для разговора если, – пожал плечами Арчи.

Для разговора – это остывший чай, неполные чашки: всё равно пить не будут. Дэн отодвинул занавеску, закрывавшую кухонную нишу и стал накрывать на стол.

Готовить в комнатах не то, чтобы запрещалось, а… не одобрялось, скажем так. Трактир внизу, только закажи и тебе всё прямо в комнату доставят, но чай… святое дело. И в каждой комнате ниша за весёленькой в тон к обоям занавеской, а там шкаф-стол для посуды и продуктов и маленькая – на один диск – электроплитка.

Дэн поставил на стол две чашки с чаем и кивнул.

– Садись.

С чего-то разговор надо начинать.

– Ты завтра как?

– Во вторник, – Арчи вертел, катал в ладонях чашку, будто грелся, – ты в школу записался?

– Как все, – Дэн усмехнулся. – А чего ещё делать?

– Слушай, – Арчи улыбкой извинился за вопрос, – ты в Царьград поэтому мотаешься?

Дэн угрюмо кивнул.

– Ну… интересно тоже, конечно.

Помолчали, и арчи заговорил о том, о чём все думали, но старались вслух не говорить.

– Элам проще.

– Да, смотри, как устраиваются.

– Хотя… вон Джо с Джимом возьми.

– Они вдвоём, так что семья, да и Пафнутьич, крёстный их…

– Он одинокий, своей семьи нет, вот и пофартило парням.

– А тётя паша нам всем крёстная, да на всех её не хватит.

Семья, иметь свою семью… раньше они об этом не думали. Лишь бы выжить. И в госпитале, в Спрингфилде, все жили в одном корпусе, и они были как все. А здесь… гостиница, меблирашки, жилец на пансионе… устроились-то все, а всё не своё, у чужих, ну, не из милости, а за деньги, а всё одно. Своего только одежда, да из посуды кой-какая мелочь. Будто…

– Временные мы здесь, – сказал вслух Дэ.

И Арчи кивнул.

– А что делать? Не там же оставаться.

– Ещё чего! – фыркнул Дэн. – Как Андрею? Дрожать, что встретишь?

– Ну, я-то своего подушкой, – усмехнулся Арчи, – прикрыл.

– Последнего, – уточнил Дэн. – А прежнего? А надзирателей? Э, да чего там говорить. А здесь… может, и приживёмся.

– А куда ж денемся, – ответил по-русски Арчи. – Назад дороги нет. Ты ссуду потратил?

Дэн мотнул головой.

– На одежду оставил, а остальное на книжку.

– Ну, как все, – улыбнулся Арчи. – Тётя паша присоветовала?

– А кто ж ещё? У доктора Юры теперь свой дом. У докт ора вани тоже. Кому мы нужны, сам подумай.

Арчи кивнул, но возразил.

– А помнишь, доктор Ваня говорил, что ты сами себе нужны. Что все люди… как это? Да, самоценны.

– Ты уже вроде Андрея заговорил, – усмехнулся Дэн. – Так это люди, Арчи, а мы… – и по-английски: – Погань рабская, – и снова по-русски: – И людьми не станем. Ты же знаешь это.

– Знаю, – вздохнул Арчи. – Но… послушай, мы же перегорели.

– И кому мы теперь нужны?

Дэн сам не ждал, что разговор так пойдёт, но вот… накипело и выплёскивается.

– Ладно, – тряхнул он головой. – Как будет, так и будет.

– Ладно, – согласился Арчи. – На следующей неделе школа заработает, не до психов станет.

Дэн с улыбкой кивнул. Доктор Ваня им так и говорил, ещё в Спрингфилде. Чтоб всякая дурь в голову не лезла, надо чем-то заняться. И школа тут в самый раз.

– С осени тогда на среднюю? – окончательно перешёл на русский арчи.

– Аттестат же нужен, – ответил Дэн. – Со справкой нас только здесь и будут держать. А так…

– Ну, и дипломы наши, – возразил Арчи. – Массажист, медбрат, а санитаром тебя и так везде возьмут. Но аттестат тоже нужен. Да только три года пахать.

– Отпашу, – усмехнулся Дэн. – А ты что, против?

– Нет, конечно.

Арчи рывком встал.

– Ладно, спасибо за разговор. И спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – кивнул Дэн.

Когда Арчи ушёл, он собрал со стола чашки и пошёл их мыть. За одной занавеской кухня, за другой – душ и уборная с раковиной, все удовольствия сразу и под боком. Как в госпитальном боксе. Или хозяйской камере. Там тоже всё рядом. Нары, унитаз и душ. Только без занавесок. Он досадливо тряхнул головой. Что-то часто он прошлое вспоминать стал. Нет, к чёрту, спать. А завтра в Царьград и… и всё у него будет. Пока ему хватает, а вот обзаведётся семьёй, тогда и о доме думать будет. По семье глядя.

* * *

До экзаменов оставалось две недели, и Культурный Центр ходил ходуном. Ведь такое… такое… ну, никогда ж такого не было!

– А ну, как не сдадим? – Трофимов сокрушённо разглядывал свою тетрадь по русскому.

Ему ответили вздохами и хмыканьем: все в последнем диктанте насажали ошибок. От волнения, что ли? Андрей ухитрился перепутать все безударные, Эрки н опять не поставил ни одной запятой, а Тим всё написал английскими буквами. И остальные… у кого как, но неправильно.

– Ничего страшного, – успокаивала их Полина Степановна. – Бывает.

Артём тоскливо вздохнул, покосился на хмурого соседа.

– Когда переписывать будем? – разжал губы Эркин.

– Не будем, – ответила Полина Степановна.

Все удивлённо уставились на неё. Как так?! Ошибки надо переписать, всегда ж так было. Она улыбнулась.

– Вы просто устали. Сегодня почитаем и поговорим о прочитанном. Кто выучил басню?

Руки подняли почти все. Полина Степановна кивнула, укоризненно посмотрела на густо покрасневшего Иванова – уже в третий раз отказывается – и вызвала Артёма.

И, хотя больше об экзаменах речи не было, на перемене заговорили о том же, вернее, о детских.

– Ну, нам ладно, а мелюзге-то зачем? – пыхнул дымом Павлов.

Его чёрное лицо лоснилось от пота: уж очень туго давалась ему грамота.

– У них не экзамен, – возразил Артём. – А этот… утренник. И тесты. Класс определят. И всё.

Эркин кивнул. Алиса дома уже уши прожужжала об утреннике. И родителей собирали, объясняли, что и как подготовить. Выставка работ будет, ну, покажут, что нарисовали-налепили, а потом концерт. Будут петь, плясать и стихи читать.

– Нам бы так, – хмыкнул Андрей.

Все дружно рассмеялись.

– А что? – зубоскалил Андрей. – Не спели бы? Да ещё как! И сплясали бы, – и вдруг шёпотом, так что только они, кто не просто рядом, а вплотную стоял, услышали, выдал речитативом такую частушку…

Эркин даже задохнулся от смеха, и Андрей похлопал его по спине.

– Да-а, – вытер выступившие слёзы Аржанов, – тут ты отличник.

Прозвенел звонок, и они вернулись в класс. Сейчас история, тоже… экзамен сдавать. Три экзамена – это ж– обалдеть! Хорошо хоть, что по английскому только итоговая контрольная – и всё. А по русскому – диктант, по математике – экзамен, но там тоже писать надо, а историю и природу устно сдавать. Хорошо, что за раз: вопрос оттуда, вопрос отсюда… Ох, как голова не лопнет… Братцы, если сдам…

Но в класс вошла Калерия Витальевна, и Андрей отмахнулся от Трофимова.

– Потом доскажешь, Олег.

Калерия Витальевна оглядела класс. Сосредоточенные до угрюмости лица, внимательные глаза.

– Повторим, о чём говорили на прошлом уроке.

Понимающие кивки, шелест перелистываемых страниц… Обычный урок. Ну, а если на экзамене такой же вопрос попадётся? Так что теперь смотри в оба глаза, а слушай в четыре уха.

Как всегда, после уроков они шли домой втроём: Эркин, Андрей и Тим. Шли молча, но вместе.

– Завтра на шауни? – спросил, уже подходя к дому, Тим.

– Как всегда, – ответил Андрей.

А Эркин молча кивнул. Он что-то очень устал. Больше, чем обычно. И чувствовал такую же усталость у Андрея и Тима.

– А если ещё и по шауни экзамен… – вдруг сказал Андрей.

– Какой экзамен, когда нас трое всего, – возмутился Тим. – И занимались всего ничего. Охренел?!

– Я ж сказал. Если… – ухмыльнулся Андрей.

Но они уже подошли к дому, и заводиться Тим не стал. Да и не из-за чего, если всерьёз подумать. Он хмуро попрощался и ушёл к своему подъезду. Андрей покосился на Эркина и улыбнулся.

– Ничего, братик, всё будет в порядке.

– Раз выжили, то и проживём, – ответно улыбнулся Эркин.

Поднялись по лестнице, так же не спеша прошли по коридору к своей двери. Женя встретила их обычным:

– Ну, молодцы, мойте руки и за стол.

Чай, картошка с жареными сосисками, печенье, хлеб, масло…

– Женя, умереть, как вкусно.

– На здоровье, Андрюша. Эркин, ещё?

– Спасибо, Женя, – Эркин покачал головой, облизал и отложил вилку, вздохнул. – Женя, я с диктантом сегодня… – и снова вздохнул. – На двойку написал.

– Я тоже, – сразу кивнул Андрей и недоумевающе пожал плечами. – Как затмение нашло.

– Ничего страшного, – Женя налила Эркину чаю, подвинула ближе к Андрею вазочку с конфетами. – Бывает. Вы просто у стали.

– Да, Полина Степановна тоже так сказала, – Эркин тряхнул головой. – Женя, что Алисе ещё нужно? Ну, для утренника?

Женя улыбнулась.

– Да вроде всё. Туфельки я ей купила, белые, под платье.

– Это рождественское? – уточнил Эркин.

– Ну да. В матроске жарко уже.

– А я его не видел, – усмехнулся Андрей и тут же сам себя утешил: – Ну, на утреннике и посмотрю, – допил чай и встал. – Кто куда, а я баиньки. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – почти в один голос ответили Эркин и Жене.

Когда они остались вдвоём, Эркин виновато посмотрел на Женю.

– Женя, я… я сам не понимаю, как это получилось. Ну, с диктантом.

– Ничего, – улыбнулась Женя. – Всё будет хорошо, Эркин.

– Да?

– Ну, конечно.

Женя потянулась к нему и погладила по плечу. Эркин перехватил её руку, поцеловал и встал.

– Я уберу.

– Нет, ты устал, – встала Женя. – Я всё сделаю, а ты иди, ложись.

Эркин кивнул и вышел. Что-то он очень устал, даже как-то… чересчур. И хотелось одного: лечь и заснуть. Он дотащил себя до душа, быстро и без обычного удовольствия обмылся и уже во сне добрался до спальни и лёг.

И когда Женя пришла в спальню, он уже спал и даже не проснулся от её поцелуя в висок. Только вздохнул, как всхлипнул. Женя погасила лампу и вытянулась рядом с ним. Пусть спит, смешно, конечно, что он так переживает из-за случайной двойки, смешно и трогательно. Она даже тихо засмеялась, засыпая. Эркин не мог её услышать её смеха, но его лицо просветлело.

Громовой Камень, выйдя из дома, с наслаждением всей грудью вдохнул по-утреннему свежий и по-летнему тёплый воздух. До чего же хорошо! К утреннику, правда, он ничего не приготовил. Но это не страшно. Задел у него есть: почти вся дошкольная группа идёт в трёхъязычный класс. И в средней школе не с нуля начнёт. А со взрослыми… Две субботы вылетают: сегодня – утренник, а в следующую у них устный экзамен. Летом занятий не будет. Ладно, в сентябре продолжим. Тим, может, и бросит, но Морозы – оба – не отстанут. Из какого всё-таки племени Эркин. Редкое имя, практически, да, только читал, но с таким именем не встречал, даже не слышал, легенда… уж очень похожа на правду, а правда – она страшная. Имя обречённых. Как такое могло получиться? А сам он говорить об этом явно не хочет. Совсем обрусел, даже язык как заново учит, но ведь пришёл же. Видно родители очень рано увезли из племени…

Он шёл быстро, почти не хромая. Сегодня он опять в форме, при полном параде. Без пиджака в одной рубашке торжественности нет, а в куртке жарко. Но тогда на вечеринке у Джинни она произвела впечатление. Громовой камень улыбнулся воспоминанию…

…Собирались в семь, и он вышел из дома без десяти минут. Когда он, уже во всём новом и в племенной куртке спустился вниз, Ефимовна громко ахнула.

– Господи Исусе, каким ты красавчиком, Гриша. В гости никак?

– Да, – улыбнулся он. – В гости.

– Ну, в добрый час тебе, с богом.

И Капитолина Алексеевна вышла как раз в переднюю, и тоже ахнула, восхищаясь курткой, и пожелала удачи. И на улице смотрели ему вслед, но без насмешки, только с удивлением. А уж дома у Джинни…

… «Беженский корабль» – смешное и точное название – встретил его вечерними огнями в окнах, а у подъезда его вдруг окликнули:

– Хей! Я тебя вижу, кутойс.

Это был младший Мороз, Андрей.

– Хей, и я тебя вижу, – ответил он.

Андрей явно тоже направлялся куда-то в гости, но остановился поговорить. Сказал пару слов о погоде и перешёл на русский язык.

– Это, – и показав глазами на его куртку, – это… своё, ну, племенное, да?

– Да, – кивнул он с улыбкой.

– И со значением, как имя?

– Да.

Он понял, что Андрей и хочет расспросить его, и не решается задерживать, а потому пообещал:

– На уроке расскажу.

– Спасибо, кутойс, – обрадовался Андрей и попрощался, совсем правильно, даже акцент слабо заметен.

И, поднимаясь по лестнице, он улыбался: вот и тема следующего урока определилась. В коридоре второго этажа ему опять встретились его ученики из дошкольной группы. Но те только здоровались, изумлённо разглядывая его куртку. У дверей квартиры Джинни он остановился, перевёл дыхание и позвонил. Ему открыла Джинни и ахнула.

– Как хорошо! Здравствуй, заходи! Мама, посмотри, кто пришёл!

Он вошёл, и его сразу окружили, ахая, рассматривая и восхищаясь. Все собравшиеся были ему знакомы, и всё было хорошо, как на любой вечеринке…

…Ну, вот и дошёл. Сегодня в Центре многолюдно, как на открытии. Дети, их родители, знакомые, учителя. В фойе по стенам развешаны рисунки и вышивки, на столах расставлены поделки. И все с аккуратно надписанными табличками.

И вместе со всеми Громовой Камень ходил, рассматривал. Его то и дело окликали, чтобы он подошёл, посмотрел именно этот рисунок, или вылепленных зверюшек, или вышитую салфетку. И все называли его кутойсом. Дети, а за ними и их родители.

– Это я нарисовала, – гордо показывает ему Алиса на свой листок. – А ещё я петь буду. И…

– Алиса, – строго останавливает её Женя.

Громовой Камень, соглашаясь, кивнул и сказал на шауни:

– Перед боем не хвастают, – и по-русски: – Переведёшь?

– Ну-у, – протянула Алиса и посмотрела на стоявшего рядом Эркина. – Ну… себя не хвалят… перед боем. Так?

Громовой камень и Эркин кивнули одновременно.

– Кутойс, а это я вылепил, – влез Дим. – И Катька.

Алиса покосилась на него, но промолчала. Всё равно она успела первой.

Зазвенел звонок, и все потянулись в зал. Валерия Иннокентьевна, в белой кофточке с кружевным бантом и длинной чёрной юбке, слепо наткнулась на Громового Камня у входа в зал. Он поддержал её под локоть.

– Всё будет хорошо, Лера.

– Спасибо, Гриша.

Она улыбнулась ему и тут же побежала вперёд по центральному проходу к сцене.

– Дети, хор, сюда, на первый ряд. Алевтина Алексеевна…

Алевтина Алексеевна уже сидела за роялем и с улыбкой смотрела с высоты сцены, как рассаживаются участники и зрители.

Джинни усадила Норму.

– Мама, я пойду к детям.

– Конечно, Джинни, всё в порядке.

Норма ободряюще похлопала по руке. И Джинни убежала к детячм.

Андрей, сидя рядом с Эркином и Женей, изо всех сил удерживался, чтобы не скорчить рожу то и дело оглядывающейся на них Алисе. Эркин, будто почувствовав что-то, покосился на него, и Андрей сразу стал очень серьёзным.

Вела концерт Василиса Васильевна. Она была в длинном нарядном платье и ткфлях на высоких каблуках. Но все учителя сегодня оделись очень нарядно. Даже те, кто не работал с детьми. Мирон Трофимович все свои ордена надел. И Аристарх Владимирович тоже. Два ордена и медали. А так никогда не подумаешь.

Эркин видел знакомых по «Беженскому Кораблю», по Старому городу, но осбо оглядываться и озираться было уже некогда. На сцену поднимался хор доршкольников. И среди н их Алиса. В белом, с оборочками и кружевами платье, что ей на Рождество подарили, в белых гольфах и новых белых туфельках. Женя сделала ей два чуть подвитых на концах хвостика-локона и вывязала пышные белые банты. И остальные девочки тоже в новых нарядных платьях, а мальчики, все как один, в белых рубашечках.

Валерия Иннокентьевна переглянулась с Алевтиной Алексеевной, и та начала играть. Двое или трое малышей начали петь невпопад и немного раньше, но в целом «Во поле берёзонька стояла» получилась очень стройно. Зал хлопал, не жалея ладоней. Потом спели ещё про солнышко и лето. И вперёд по знаку Валерии Иннокентьевны вышли трое. Маленький круглолицый негритёнок – Эркин знал, что он из той же башни, что и Миняй, а отец у него трёхкровка и работает на стройке, весной приехали, – смуглая кудрявая девочка из Старого города и Алиса. Они спели по-английски. Джинни перевела дыхание и захлопала вместе со всеми.

После пения малыши встали в строй, и весь хор стал читать стихи. Каждый по две-три строчкит, а получалось очень складно и красиво.

Малышам долго и упоённо хлопали. Зина умилённо промокнула платочком глаза, а Тим с усилием еле удержал лицо.

Сбежав со сцены, дети бросились к родителям, а на сцену стали подниматься старшие.

Пока выступала мелюзга, Артём спокойно сидел рядом с дедеом и бабкой, держа на коленях Ларьку. И пение, и стихи ему понравились. Но когда на сцене встали старшие, а среди них Санька в новенькой голубой вышитой рубашке и Лилька в синем, обшитом тесьмой сарафанчике и белой вышитой кофточке, он заволновался. Бабка, как стало известно о концерте, шила и вышивала, не разгибаясь, чтоб в хороводе Санька с Лилькой были не хуже других. И Ларьке, чтоб не ревел, сшила новую рубашку, розовую. И он сам в своей лучшей рубашке, красной, с витым шнурком-пояском. И у Саньки с Ларькой такие же пояски, а у Лильки тканой узкой полоской с красными кисточками на концах. Но ведь одежда – это так, пока рот не откроют.

И пока на сцене пели и плясали, Артём сидел как на иголках, немного успокаиваясь только на чтении стихов. Но всё обошлось благополучно. Ни Санька, ни Лилька не сфальшивили и в танце не сбились. Артём самодовольно улыбнулся: недаром он их две недели каждый вечер гонял и учил. Послушал тогда под дверью, как учат, запомнил мелодию с голоса и учил. Даже Ларька гудел в тон, не сбиваясь.

Хлопая долго и упоённо. Отбивая ладони, Громовой Камень про себя решил: на следующий год он хоть одну песню с танцем, но сделает. Танец… подберёт, что попроще и не военный, конечно… барабан и бубен… это он сам и сделает, а ождежду… ну, там с родителями придётся поработать, но ортоже – вполне решаемо.

Василиса Васильевна поблагодарила пришедших и объявила концерт оконченным. И сразу шум голосов, смех, аплодисменты и толкотня вокруг учителей. Каждый хотел поблагодарить, посоветоваться, спросить о своём, что дескать, как мой или моя…

И в этой круговерти Санька и Лилька подтащили Артёма к Валерии Иннокентьевне.

– Вот, это Тёмка…

– Он, знаете, как поёт здоровско…

– Он нас учил, вот…

– Он всех перепоёт, запросто!

Покраснев до тёмно-бордового цвета, Артём затравленно огляделся, не зная, куда бежать и у кого просить помощи. Вот втравили его мальцы, ну, он им дома за всё врежет. Если сейчас обойдётся.

– Да? – обрадовалась Валерия Иннокентьевна. – Обязательно приходи, мы осенью большой хор будем делать.

На счастье Артёма, её кто-то отвлёк, и страшного вопроса: а где это он научился петь, не прозвучало. Он благополучно выдрался из толпы, волоча Ларьку, которому приспичило потыкать вон те… ну, как их…

– Клавиши, – сердито сказал Артём по-английски и пообещал уже громко по-русски: – Я тебе так потыкаю, что по гроб жизни запомнишь.

Но самому так захотелось сесть к роялю, тронуть клавиши, он ведь хорошо играл, руки, правда, не те стали, а хочется… Артём сердито отвернулся от сцены.

– Пошли. Деда где?

– А вона, – Лилька ткнула пальцем. – С английской училкой.

– Ага, вижу.

И стал пробиваться туда.

Джинни никак не ждала, что стольким понравится, что начнут спрашивать об английском хоре…

– Да, конечно, осенью…

Женя обошла и поблагодарила всех учителей. Андрей и Эркин с Алисой ходили за ней следом. И когда они наконец вышли на крыльцо, Алиса задумчиво спросила:

– Ну, и за сколько пятёрок это считается?

Андрей схватил открытым ртом воздух и захохотал.

– Ну, племяшка, ну, ты даёшь!

Отсмеявшись, Женя сказала:

– Сегодня твой день, Алиса. Всё, что хочешь.

– Всё-всё? – уточнила Алиса. – И без супа?

Женя вздохнула. Но ведь обещала, значит, надо держать слово.

После совещания при самом деятельном участии Андрея они отправились в кафе на праздничный обед. А потом мороженое, а потом ещё…

В учительской было шумно и весело. Надо же как хорошо всё получилось… и, разумеется, осенью работу продолжить… ну да, хор… и кружок рукоделия… и изо-деятельность… смотрите, и взрослые заинтересовались… Джинни, ты молодец… спасибо, Гриша… да, английский хор нужен, многие знают язык… да, а выставку сделать постоянной… и обновлять экспозицию…

– Дорогие коллеги, – Аристарх Владимирович постучал карандашом по графину с водой. – Я думаю, мы вполне можем себе позволить продолжить празднование. Скажем…

– У меня, – закончила за него Алевтина Алексеевна и, когда все удивлённо посмотрели на неё, улыбнулась. – Приглашаю всех на праздничный чай. И не спорьте.

– Но…

– Вы бы сказали…

– Складчину бы сделали…

– Нет-нет, – решительно пресекла она этот гомон. – Дорогие коллеги, я, да, десять лет играла только для себя, и то… Нет, это совсем другая история, она не стоит внимания. Но сегодня мой праздник, я вернулась к самой себе и приглашаю вас опраздновать это событие.

После такого заявления спорить было уже неловко.

Зина шла под руку с Тимом, гордо подняв голову и любуясь идущими впереди детьми. Дим и Катя так хорошо пели и стихи читали. Лучше всех, не сбились ни разу, и Димочка не шалил, не озорничал, и Катя в полный голос пела, а то всё шёпотом норовила.

– Правда, хорошо как было, Тима?

– Правда, кивнул Тим, поддерживая Зину.

– Пап, – обернулся к ним на ходу Дим. – А мороженое будет?

– Будет, – улыбнулся Тим. – Вы заработали.

– В «Север» пойдём, да, пап?

«Север» – кафе-мороженое недавно открылось на Главной улице.

– Конечно, в «Север», – сразу ответил Тим.

Научившись читать по-русски, он теперь тоже покупал каждый день газету и старательно прочитывал её от Названия до списка и адреса редакции. О «Севере» писали много. И что там у входа стоит чучело белого медведя, и что мороженое там тридцати сортов.

– Тима, а обед как же? – с сомнением в голосе спросила Зина.

Дим и Катя затаили дыхание.

– Сегодня можно, – ответил Тим.

– Да уж, ради такого дня, – сразу согласилась Зина.

– Катька! Давай наперегонки! – радостно заорал Дим, бросаясь вперёд и волоча за собой сестру.

Ведь за что другое и наказать могут. Со взрослых станется.

По дороге домой Артём продолжал злиться, но дед строго сказал:

– Ты это чего? Не порть праздника.

– Да подставили они меня, – нехотя ответил Артём.

– А и ни фига, – зачастила Лилька. – Мы только училке хоровой сказали, что Тёмка поёт хорошо.

– Я т-те дам, – дед несильно ткнул её по затылку. – Не училка, а по имя-отчеству, уши оборву за непочтение. А ты чего набычился?

– Она меня в хор зовёт, – пробурчал Артём.

– Ну, и иди, – вступила бабка. – Коли бог тебе что дал на радость людям, то и радуй людей. Не помрёшь небось.

Артём покосился на деда и упрямо промолчал, опустив глаза. Но потом заставил себя улыбнуться. А когда Лилька и Санька, увидев лоток с мороженым, побежали к нему хоть посмотреть, а Ларька припустился за ними, Артём полез в карман.

– Деда, я куплю на всех…

– А чего ж нет, – согласился дед. – В такой-то день.

И бабка закивала.

Рядом с тележкой мороженщика как раз под тенью от нависающей над забором отцветающей уже сиренью скамейка. На ней вшестером и устроились. Вафельные стаканчики с мороженым были чудо как хороши. И название смешное – крем-брюле.

Поев, ещё немного посидели. Лырька хныкнул, что хочет ещё, но дед цыкнул:

– Пузо лопнет.

– А теперь? – спросил Санька. – Домой?

– Домой, – решительно встал дед.

Артём улыбнулся: ему это слово очень нравилось. Свой дом – великое дело.

* * *

Хотя Эстер знала о предстоящем – Ларри ещё когда ей сказал – и даже вроде что-то обдумывала, но известие о званом обеде уже в это воскресенье застало её врасплох. Но переживать и ужасаться было некогда: с такой надеждой смотрел на неё Ларри. Эстер храбро улыбнулась.

– Всё будет хорошо, не беспокойся.

Ларри кивнул.

Они сидели в гостиной у камина, дети уже спали наверху. Ларри посмотрел на Эстер.

– Нужны деньги?

– Я прикину, что будем делать, и уже тогда… Ну, сервировка у нас в порядке, с обстановкой тоже… – Эстер задумчиво отхлебнула из своего стакана. – Ну что, Ларри, до воскресенья ещё уйма времени, целых четыре дня. Всё успеем.

Ларри вздохнул.

– Если бы ты сегодня была там, Эсти… ты бы их уже увидела.

– Ничего страшного.

Эстер пересела на подлокотник его кресла, обняла. Даже сейчас они были одного роста, и она поцеловала Ларри в висок.

– Эсти…

– Не волнуйся, милый. И знаешь… я уже думала об этом, Давай сделаем… – она смущённо улыбнулась и, невольно приглушив голос до шёпота, выдохнула долгие годы запретное слово: – аидише, – и откашлявшись, продолжила у же нормальным голосом: – обед. Как мне рассказывала Рут. С фаршированной рыбой, гусиными шейками, ну, ты понимаешь…

– Да, – сразу согласился Ларри. – Рыбу Я сделаю сам.

– Она у тебя просто необыкновенно получается, – Эстер снова его поцеловала, уже в щёку. – Я завтра всё продумаю, составлю меню и составлю полную роспись закупок. И займусь.

– Да, Эсти, а…

– А дети, – разу догадалась о невысказанном Эстер, – дети немного побудут с нами, а потом я дам им сладостей, и они пойдут к себе. Обед поздний, им ещё рано, – она улыбнулась, – бывать на приёмах. Марк умеет держаться, а Рути – совсем ещё малышка. К тому же они быстро устанут. Одно дело – наша свадьба, а здесь…

– Да, – подхватил Ларри. – Но что же, они весь день будут голодные? Дети?

– Зачем же? Я их накормлю, и вообще… пообедаем даже раньше обычного, потом вымою, переодену, они побудут в гостиной и уйдут. Всё будет нормально, Ларри.

Он кивнул и с надеждой посмотрел на неё.

– Ты думаешь, это… им понравится?

– Ну конечно.

Ларри улыбнулся.

– Ты умница, Эсти. Я… я ведь не знаю, как это… приём… раут… Ну, ты понимаешь, вот, соседи там, даже отец Артур… это одно. А сэр Фредди и сэр Джонатан…

– Ларри, милый, всё будет в порядке. И с деньгами у нас нет проблем, не так ли? – она лукаво подмигнула ему.

Ларри смущённо и в то же время радостно улыбнулся. Когда он в субботу взял с собой Эсти и детей и показал им магазин, кабинет и даже мастерскую…

…Эсти оглядывается.

– А кто здесь убирает?

– Я сам, – он подмигивает сыну. – А по субботам мне помогает Марк.

– А сегодня мы все поможем, – Эстер, улыбаясь, смотрит на рут. – Да, Рути?

Рут рассеянно кивает, явно не слушая и не слыша. Настолько её очаровали шкафы с витринами…

…Конечно, он в тот день не работал, а рассказывал и показывал, открыл все шкафы, чтобы Эсти и Рути могли всё рассмотреть и даже кое-что потрогать. А потом Эстер сказала, что она хочет посмотреть его книги. Пока просто познакомиться. И он открыл кабинетный сейф и выложил перед ней все папки и книги. Эстер сразу стала очень серьёзной и села к столу. И он не ушёл в мастерскую, а остался в кабинете. Сел на диван и смотрел. Как дети стоят у витрин, и Марк что-то шёпотом рассказывает Рут, а та тихонько смеётся и тоже шёпотом отвечает. И как Эстер быстро перелистывает, проверяет корешки счетов, подтягивает к себе счёты – сам он ими не пользовался, он и просто стоят на столе, как положено в кабинете – и уверенно щёлкает костяшками, и то удовлетворённо кивает, то хмурится и качает головой.

– Знаешь, – Эстер подняла голову, – я ждала худшего. Порядок нельзя назвать образцовым, милый, но это порядок. И… – она улыбнулась, – я не всё поняла, но это потом.

Он кивнул, смутно догадываясь, о чём Эстер хочет поговорить с ним. Да, конечно, лучше это не при детях.

И вечером, когда дети уже спали, а они поднялись в спальню, и он уже лежал в постели, а Эстер расчёсывала на ночь свои волосы, она сказала:

– Ларри, я не поняла, милый, ты разве не на контракте?

– Нет, – улыбнулся он, – я… сэр Джонатан и я – совладельцы.

– Так, – Эстер положила щётку на подзеркальник и повернулась к нему. – И какова твоя доля?

– Шестьдесят пять процентов от дохода. Дом, магазин и мастерская – моя собственность, ну, инструменты, часть материала. И все сокровища Дома Левине. То, что ты видела в кабинете, в шкафах.

– Ларри! Это… невероятно! А в банке?

– У меня есть свой счёт, личный. И другой, совместный с сэром Джонатаном, деловой.

Эстер медленно кивнула.

– Так ты настолько…

– Мы, – перебил он её, догадавшись о непризнесённом. – Мы, Эсти…

…Больше они об этом не говорили. Он каждую неделю выдавал Эстер на хозяйство. Она сама определила сумму. Только он как-то сказал ей:

– Эсти, если тебе не хватает… Деньги же есть.

И услышал твёрдый, как говорят о давно продуманном и решённом, ответ:

– Детям нужно образование, Ларри.

Он сразу понял её и кивнул. И к тому же… им не стоит особо выделяться. Он повторил это вслух, и Эстер горячо согласилась с ним.

Но званый обед… это не соседская вечеринка. И к тому же такие люди. И утром, прежде чем уйти на работу, Ларри решительно достал чековую книжку и выписал чек.