Текст книги "Аналогичный мир - 4 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 64 страниц)

– Я обедал, – Бурлаков расстегнул пальто и стал раздеваться. – Но от твоего пирога никогда не отказывался и не откажусь.

Он был уверен в ней. Зинька всё понимает и держит слово. Конечно, он расскажет, но не сейчас, а… после свадьбы. Да, именно так, вот съездит в Загорье, отпразднует свадьбу… своего старшего, кажется, индеец старше Серёжи, да, правильно, Эркин, надо приучить себя называть его по имени даже в мыслях, наладит там отношения, и тогда всё расскажет. Но не всем, а только кому можно и, правильно, нужно. А сейчас даже и нечего рассказывать, всё так зыбко, неустойчиво.

– Гаря!

– Иду.

Он стряхнул с рук капли воды, вытер лицо и руки, повесил и аккуратно расправил полотенце.

– Машенька, ты волшебница, от одних запахов голова кругом.

Она счастливо и смущённо засмеялась. Цену своим кулинарным талантам она знала, но он всегда так хвалит её стряпню… поневоле поверишь, что и впрямь хорошая хозяйка.

Бурлаков ел, восторгаясь каждым куском. Таким беззаботным Мария Петровна его ещё не видела. Даже в Победу. Ну, и отлично. От добра добра не ищут. И она так же беззаботно болтала о всяких житейских мелочах. Да, конечно, он расскажет ей, как обещал, потом, он всегда выполняет свои обещания. Даже невыполнимые.

ТЕТРАДЬ СТО ВТОРАЯ

Несмотря на плохую погоду воскресенье и без прогулки шло очень весело. Они даже в гости сходили.

Обычно Женя ходила к Норме одна, но сегодня – воскресенье и вообще… Эркин, разумеется, спорить не стал, а Алису не спрашивали. Эркин переоделся в хорошие брюки, полуботинки и белую рубашку.

– Вот так. И джемпер ещё. И всё прекрасно, – Женя поправила ему воротничок, погладила прядь на лбу и поцеловала в щёку. – Чудно выглядишь.

– Иди чудно? – попробовал пошутить Эркин, осторожно обнимая Женю.

Женя фыркнула и ещё раз поцеловала его.

– Чудно! Алиса, ты готова:

– Давно уже, – мрачно ответила Алиса.

Перспектива идти в гости к учительнице её мало радовала. Нет, мисс Джинни – училка что надо, и по английскому одни пятёрки, но она её в школе каждый день видит, и это ж как себя вести хорошо придётся, ну, никакого удовольствия от гостевания не получишь.

К радости Алисы и тайному облегчению Эркина, Джинни дома не было. Пошла к подруге – объяснила Норма, искренне обрадовавшаяся гостям. Женя вручила баночку «своего» клубничного варенья. Норма рассыпалась в благодарностях. Чай у неё уже был готов, место у камина нашлось всем. И всё было очень мило и прилично.

Стеклянный шкаф-горка с фарфоровыми и стеклянными фигурками давно притягивал Алису. Женя кивнула, и Норма с улыбкой согласилась с ней.

– Конечно, Элис, посмотри.

Алиса поставила свою чашку на столик и встала. Пока она рассматривала коллекцию Джинни, за столом шёл тот же милый разговор о всяких загорских и домовых новостях. Среди прочего Норма спросила об Андрее.

– Он поехал в Царьград, – спокойно ответила Женя.

Норма кивнула, и разговор пош1л дальше. Эркин чинно пил чай и больше слушал, чем говорил. Всё-таки норма хоть и соседка, а леди, и её английский не давал ему забыть об этом и почувствовать себя свободно. Но раз Женя довольна… разговор его никак не задевал, чай был вкусным, бисквиты тоже, хотя у Жени печенье лучше.

Рассмотрев зверюшек, Алиса отошла к пианино. Здесь тоже стояли всякие интересные вещицы.

– Ты умеешь играть, Элис?

– Нет, мэм, – вежливо ответила Алиса. – Но я учусь петь.

– И какую песню ты выучила?

Норма встала и подошла к пианино, открыла крышку и села.

– Ну-ка, спой, Элис, я подыграю тебе.

– Вы умеете играть? – удивилась Женя.

– Когда-то училась, – Норма перебирала клавиши мягкими гладящими прикосновениями. – Потом подбирала по слуху. Ну, Элис, – Норма подбадривающе улыбнулась стоящей рядом белокурой синеглазой девочке в платье из красно-синей шотландки, словно сошедшей со страниц старинной детской книжки.

Алиса посмотрела на Женю и Эркина, вздохнула и запела. Из уважения к Норме и памятую о главном правиле вежливости: говорить на том языке, на котором к тебе обратились, по-английски. Песенку про медвежонка, что хотел съесть луну и спрашивал у мамы-медведицы, из чего на сделана.

Когда песня закончилась, все ей похлопали, и она поклонилась, как на сцене.

– Очень хорошо, Элис, – Норма ещё раз хлопнула в ладоши. – Очень хорошо поёшь.

– А Эрик ещё лучше поёт, – вдруг выпалила алиса.

– Оу?! – удивилась Норма. – Вы поёте?

Эркин смущённо кивнул.

– Спой Шекспира, Эркин, – попросила Женя.

И это решило дело.

Норма была настолько поражена его голосом и пением, что даже растерялась и только почти машинально поддерживала аккордами. А Эркин никак не ждал, что её удивление и восторг будут настолько приятны. Он пел, а Алиса, стоя рядом и прислонясь к его плечу, тоненько подтягивала. Женя, подперев кулачком подбородок, влюблённо смотрела на них.

Спев с десяток сонетов, Эркин решил передохнуть. Норма с сожалением опустила крышку и вернулась к столу.

– Чай остыл. Я сейчас подогрею.

– Нет, спасибо, – улыбнулся ей Эркин, пение успокоило его, позволив избавиться от напряжения. – Так даже лучше.

– Давайте, я ещё вам налью, – потянулась к его чашке Норма. – Вы учились петь?

– Да нет, спасибо, – Эркин принял чашку и отпил. – Так, запоминал с голоса, и всё.

– У вас прекрасный голос, – убеждённо сказала Норма. – И слух хороший. Вам надо учиться петь. По-настоящему, понимаете?

– Мне моей школы хватает, – рассмеялся Эркин.

Поболтали ещё немного, и Женя стала прощаться.

Дома Женя сразу поцеловала дочку.

– Я себя хорошо вела? – сразу уточнила Алиса.

– Да.

– И что мне за это будет?

Женя рассмеялась.

– А если за просто так?

– Задаром одни неприятности, – серьёзно ответила Алиса.

Эркин невольно фыркнул, но Женя так же серьёзно сказала:

– Кто просит, тот получит.

И на том все разговоры о плате за хорошее поведение закончились. А воскресный вечер – это не субботний. Впереди не выходной, а рабочая неделя, и всё уже соответственно. Конечно, они и поужинали, и поиграли немного, и всё было хорошо и как положено.

Наконец, Алиса уложила кукол, собрала на завтра свой рюкзачок, совершила все вечерние умывальные ритуалы и легла.

– Целуйте меня, – распорядилась она уже с закрытыми глазами. – Я спать буду.

Женя тихонько рассмеялась, целуя её в щёку.

– Спокойной ночи, маленькая.

За Женей наклонился над ней Эркин.

– Спи, маленькая. Спокойной ночи.

– И всем спокойной ночи, – совсем сонно ответила Алиса.

Когда они вышли из комнаты Алисы, погасив ей свет и закрыв за собой дверь, Женя внимательно посмотрела на Эркина.

– Всё будет хорошо, Эркин.

– Да, Женя, я знаю, – он старательно улыбнулся ей.

За вечерней «разговорной» чашкой говорили об обычных хозяйственных хлопотах, и что Эркину нужно купить себе новую шапку-ушанку, а прошлогоднюю сделать рабочей.

– Женя, а тебе?

– У меня всё есть.

– А валенки?

– Они мне не нужны. На работе тепло, а по городу ходить сапоги и удобнее, и, – Женя улыбнулась, – и красивее.

– Хорошо, – не стал спорить Эркин. – В большую комнату будем камин покупать?

– Знаешь, я думаю, не стоит. Красивый буфет, горку… так нам туда и ставить пока нечего. Диван если только, с креслами и маленький столик, – рассуждала Женя. – И под проигрыватель тумбу.

Эркин согласно кивал.

– Пойдём в отпуск и займёмся, так?

– Конечно. Всего неделя осталась, это же не к спеху.

– Ну да, Женя.

Эркин отхлебнул чаю. Обычный разговор, обычный вечер. Всё хорошо, и если бы не тревога за Андрея… Андрей обещал вернуться. И сдержит слово, он знает Андрея, но если там обернётся всерьёз, а Андрей удержу не знает, зарывается, заигрывается, а какие игры у мышки с кошкой известно…

Но вслух об Андрее они не говорили, допили чай и легли спать. Обычный вечер, конец одной недели и начало следующей.

Поезд шёл быстро, подрагивая на рельсовых стыках и слегка раскачиваясь. Андрей лёг ногами по ходу движения: плевал он на приметы, а вот, если тормозить будут, то лучше ногами пружинить, а не головой биться. Спал он крепко, без снов, но и сквозь сон чувствуя чьи-то шаги и голоса. Его это не качалось, и он не просыпался. А когда наконец открыл глаза, то было уже светло. Но свет серо-голубой, предутренний, и шём ещё ночной.

Полка над ним была опущена, и оттуда слышался храп. Значит, ночью останавливались и подсаживались. А он и не проснулся. «Крепко спать стали, Андрей Фёдорович», – упрекнул он себя, но не всерьёз. Предчувствие опасности никогда не подводило его, а сейчас молчит. Значит, безопасно, и нечего трепыхаться. Он зевнул, аккуратно, чтобы ничем ни обо что не стукнуться, потянулся и посмотрел на часы. Полвосьмого. А за окном что?

Андрей сел и отодвинул занавеску. В сером мареве тёмный еловый лес, серо-бурые лоскуты полей. Смотри-ка, за два дня уже как всё облетело. Вставать не хотелось. Хотя… хотя нет, сейчас начнут вставать и ходить, а лежать на пути, у всех под ногами, не-ет, это мы знаем и этого нам никак не надо. Андрей откинул одеяло и сел, спустив ноги. Нашарил под полкой свои ботинки – рядом стояли ещё чьи-то, наверное, спящего наверху, а под другим концом полки то ли чемодан, то ли обтянутый брезентом ящик – и обулся. Ну вот, можно теперь и красоту наводить.

Андрей взял коробку с бритвенным набором, полотенце и пошёл в уборную.

Угадал он точно. К его возвращению вагон уже просыпался, а проводник бросил на ходу:

– Если спать больше не будешь, постель занеси.

– Ладно, – не стал спорить Андрей.

А из тамбура уже вплывала тётка в белой куртке со столиком на колёсах.

– Молоко, булочки, бутербродов кому…

Точно, утро. Андрей поднял и закрепил столик, взял себе молока и пару бутербродов. Мимо ходили заспанные то весёлые, то озабоченные люди. Постель он скатал и отнёс проводнику. А когда вернулся, верхняя полка уже опустела. Андрей удобно расположился за столом опять по ходу поезда и приступил к завтраку, разглядывая уже совсем облетевший, тёмный от множества елей лес за окном. Ел он не спеша, правда, и без особого смакованья. Но после вчерашнего столичного разгула смаковать-то и нечего. Обедали в дорогом, как он сразу понял, трактире, и чего только не было на столе, и рыбное, и мясное, и солянка сборная, и закусь всякая, и каша гурьевская – сладкая манная каша с вареньем – напоследок. И вкусно всё до обалдения, и порции – дай боже. Хлёбова – так до краёв, поджарка мясная горкой, да всего от пуза. А потом ещё в Гостином Дворе чаем баловались. С пикантными и деликатесными эклерами. Вот этих, жаль, не купил, но их не довезёшь. На месте делают, и больше десяти часов они не лежат, а ему только до Ижорска двадцать часов ехать. Дорогие, стервы, конечно, но и вкусны! Да-а, вогнал он профессора в расходы, что и говорить, ну, авось не обеднеет, холодильник набит, так что в магазин пару дней не сходит, перебьётся и войдёт в норму.

Доев, Андрей достал сигареты и закурил, стряхивая пепел в картонный стаканчик из-под молока. За окном шёл дождь, и стекло быстро стало мутным от капель и струек, и всё тот же лес то вплотную к дороге, то отступает, открывая поля, серые мокрые крыши над серыми домами.

– А смотреть-то и не на что!

Немолодой краснолицый мужчина грузно сел напротив Андрея.

– А чего ещё делать? – холодно улыбаясь, ответил Андрей.

– Давай знакомиться, попутчик, – мужчина протянул над столом короткопалую широкую ладонь. – Геннадий Вадимыч, а можно и Дядя Гена.

– Андрей.

Руку ему пожали крепко, явно проверяя, и Андрей ответил в полную силу.

– Могёшь, – удовлетворённо кивнул Геннадий Вадимыч. – Где вкалываешь?

– В цеху, – усмехнулся Андрей, не вдаваясь в детали.

– А я на своём деле, но тоже, – попутчик потряс над столом руками, – всё сам и своими, наёмных не держу.

– Невыгодно или не доверяешь?

Тот кивнул и достал сигареты.

– И то, и другое, и всё сразу. У меня вон, пятеро по лавкам, надо им кое-чего оставить, чтоб не с нуля, как я, когда с войны пришёл, начинали. Логично?

– Вполне, – кивнул Андрей.

Мимо них прошла женщина, бережно неся дымящуюся кружку с чаем.

– В ресторан пойдёшь? – предложил Геннадий Вадимыч.

Андрей мотнул головой, отказываясь. Хватит с него ресторанов и знакомств. Попутчик не обиделся и не обрадовался, по крайней мере, внешне. А молча надел свой пиджак и ушёл, а Андрей снова уставился в окно.

Поезд выехал из-под дождя, встречный ветер высушил стёкла, но вид всё равно заплаканный. Андрей посмотрел на часы. Десять, одиннадцатый… Книжку, что ли, достать? Так неохота лезть в сумку, он её на самое дно засунул, чтоб коробки с рожками не подавила.

Он сидел, неспешно, но и без особого вкуса курил, разглядывая лес, поля, маленькие города и совсем крохотные деревни. И даже мыслей особых не было. Пустота… не страшная, лёгкая пустота. Андрей и не думал ни о чём, просто смотрел и даже не чувствовал ничего. Шум шагов и голосов его не качался, оставаясь чем-то внешним и ненужным. И под стук колёс и летящий за окном лес неощутимо шло время. Светлело и хмурилось небо, начинался и отставал от поезда дождь.

Остановились в каком-то городе. Андрей вместе со многими вышел, накинув куртку, на перрон размяться, купил в киоске газету, потом сидел у окна и читал её. Но никогда потом не мог вспомнить названий ни города, ни газеты, ни о чём читал. Всё мимо, ни до чего ему.

Вернулся из ресторана раскрасневшийся с масляно блестящими глазами Геннадий Вадимыч. Но на этот раз ни с вопросами, ни с рассказами не полез, а взял газету Андрея и углубился в чтение. Андрей совершенно искренне не заметил этого, занятый своим.

Он старался всё-таки разрушить эту странную пустоту или хотя бы наполнить её мыслями о доме, школе, всяких прочих мелочах, даже продумал, что и как расскажет Жене и Эркину, а что только Эркину, но и это так… пузыри на воде. А если всерьёз… Но всерьёз о совершившемся он думать не мог. Слишком глубоко и долго приходилось это прятать. Отец… он ведь и Эркина приплёл, чтобы не остаться один на один с отцом. И с памятью. Мама, Аня, Милочка, дом на Песчаной и совсем смутно другие, как он теперь понимает, цареградские комнаты, что-то помнится ярко, что0то как сквозь туман, обрывки без конца и начала, нет, без Эркина он с этим не справится, слети с катушек и вразнос пойдёт. Старший брат, опора во всём, старший брат в отца место, нет, он не пустит Бурлакова, не совсем пустит, не даст тому потеснить Эркина. И Фредди. Без них у него спина открыта, и он опять голым на снегу, мишенью ходячей, нет, Эркин его тогда прикрыл, на ножи за него встал, и потом… сколько всего и всякого у них было. Эркину он себе такое сказал, чего никто не знает и никому знать не надо. Вот только… прости, брат, но это уже не моя, не только моя тайна, а в остальном… Нет, Эркин, если вдруг выбирать придётся, я тебя выберу. Всегда.

На стекло налипли белые растрёпанные хлопья мокрого снега, и их тут же смыло дождём. Андрей посмотрел на часы. Смотри-ка, а всего ничего осталось. И попутчик куда-то исчез, то ли опять в ресторан, то ли сошёл уже, ла были ещё две короткие остановки, ну и хрен с ним, а ему собираться пора. Чтоб спокойно, без спешки и с расстановкой. Он встал и вытащил из-под сиденья свою сумку, достал и бросил на столик жилет, заложил коробку с бритвенными и прочими причиндалами и, копаясь с ними, незаметно вытащил из свёртка с деньгами и засунул в кармашек джинсов ещё пять сотенных. Больше откладывать покупку зимнего нельзя.

Убрав сумку, Андрей надел жилет и снова сел к окну. Там теснились домишки пригорода, бурые пустые огороды и сады. После Царьграда всё такое мелкое, жалкое…

С утра сыпал мелкий дождь, такой холодный, что больше походил на подтаявший снег. Эркин взял с собой узел с зимней робой, натянул поверх шапки капюшон куртки.

– Женя…

– У меня зонтик, не беспокойся. Счастливо, Эркин.

Быстрый поцелуй в щёку, и Эркин ушёл. Женя захлопнула за ним дверь и заметалась в утренних хлопотах. Собрать и одеть Алиску, приготовить всё к обеду, одеться самой.

– Алиса, ты готова?

– Мам, ну, не надо плаща.

– Надо. Застегнись.

Прозрачный плащик-пелерина с капюшоном был последним её приобретением. Алисе он не нравился, так как драться в нём было очень неудобно. И для других не менее интересных дел он никак не подходил. Но спорить с мамой ещё неудобнее.

Женя помогла Алисе натянуть поверх курточки и рюкзачка плащ.

– Вот так. И не спорь.

– Я не спорю, – вздохнула Алиса.

Женя взяла сумочку, зонтик, и они вышли.

На улице было так мокро и противно, Что Алисе её плащ даже понравился: под ним было сухо и тепло.

Отведя Алису, Женя побежала на работу. Дождь стал жёстким и колючим, ветер обрывал последнюю листву. Неужели уже зима? Вот и отлично, кончится эта слякоть, ляжет белый чистый снег, как хорошо! Лишь бы Андрюша не задержался в Царьграде, а то Эркин совсем изведётся…

…Не один Эркин принёс сегодня зинюю робу. Правда, для валенок ещё сыро, но пусть в шкафчике лежат и есть не просят. Под эти разговоры Эркин вместе со всеми переоделся уже в зимнее, только вместо валенок сапоги на двойной носок.

– Всё, мужики. Айда, – встаёт у двери Медведев.

Осенняя страда до Покрова, то один в отпуске, то другой, так что крутись, старшой на расстановке.

– Мороз, ты, что ль, с той недели в отпуске?

Эркин кивает и спокойно отвечает на непрозвучавший вопрос.

– В пятницу отвальная.

– Дело! – хихикает Ряха. – Вождь угощает!

– Халявщику всё в радость, – осаживает его Геныч.

А Петря заканчивает:

– Да не впрок.

– Молод ты мне указывать, – огрызается Ряха. – Молоко с губ утри.

Но и Петря не уступает.

– Своё пил, стыдиться нечего.

Конца перепалки Эркин уже не слышит: ему с Серёней и Лютычем сегодня работать, вон уже дурынды серые стоят, их дожидаются. А платформа где? На грузовик если, то туда другие грузятся.

– Вон на ту, – машет рукавицей Медведев. – На двойной крепёж.

Эркин понимающе кивает и, натягивая рукавицы, идёт к контейнерам. Лютыч на крепеже, Серёне на подхвате, не впервой, сделаем в лучшем виде.

Работал он как всегда, тщательно и сосредоточенно. Да и чего дёргаться и по сторонам глазеть, когда надзирателя нет. Это там приходилось, только успевай оглядываться, чтобы под плеть или дубинку токовую не попасть, а здесь-то…

– Крепи.

– Подвинь его. Ага, хорош.

– Серёня, паз очисть, повылазило тебе.

Рычит Лютыч, огрызается Серёня… но всё это так, без злобы, без настоящей злобы.

К обеду с контейнерами управились. И как раз: только паровоз подцепил платформу, как им на обед зазвонили.

– Айда лопать! – радостно хлопает себя по бокам Серёня.

– А то перетрудился, – хмыкает Лютыч.

Эркин смеётся и шутливо натягивает Серёне шапку на нос.

И в столовой всё, как всегда. Эркин набрал себе обед, расплатился и сел за стол с Санычем и Миняем – Колька догуливал свой отпуск. Ели не спеша, солидно. И разговор был такой же, о всяких хозяйственных делах.

Время до звонка ещё оставалось, и во двор они выходили тоже не спеша, да и куда спешить-то? Под дождь что ли? И, как обычно, на выходе они столкнулись с сеньчинской бригадой. Эркин кивнул Перу Орла и Маленькому Филину. Они ответили такими же сдержанно-приветливыми кивками. Не увидев Двукрылого, Эркин подошёл к ним.

– Хей. А Двукрылый где?

– Лежит, – хмуро ответил Перо Орла.

А Маленький Филин отвернулся. Эркин понял, и лицо его потемнело.

– Кто его?

Перо Орла твёрдо посмотрел ему в глаза.

– Перебрал и сам задрался, – ответил он, перемешивая русский и шауни.

Но Эркин продолжал смотреть, требуя ответа. Остановились поодаль, то ли поджидая его, то ли…на всякий случай и Саныч с Миняем. Эркин, на мгновение полуобернувшись, улыбнулся им. Перо Орла заметил и усмехнулся, но сказал на шауни, нарочито медленно, явно, чтобы Эркин понял.

– Это не опасно. Спасибо.

Эркин, помедлив, кивнул, и они разошлись.

Во дворе уже дребезжал звонок начала смены. Снова сыпал мелкий дождь, колючий, как подтаявшая снежная крупа. Эркин похлопал себя по бокам, глубже насаживая рукавицы. Контейнеры они сделали, теперь что?

Теперь были ящики, большие, неудобные, но без всяких предостерегающих надписей, только пометки верха и низа. Так что… не проблема.

Но он с Миняем только-только втянулись и выложили контур штабеля, как пришёл Медведев.

– Мороз!

– Чего? – обернулся Эркин.

– Пойдёшь сейчас на второй рабочий, – Медведев говорил как-то смущённо и недовольно. – Подмогнёшь там.

Эркин внимательно посмотрел на бригадира и кивнул. Недоволен Медведев, похоже даже злится, но на себя. Причину бригадирского недовольства и смущения Эркин не понимал, но привычно не стал спорить. К тому же летом в страду тоже такое бывало, может и сегодня что. Заболел, скажем, кто, вот и зашиваются. Ну да, Двукрылый же, ну, вот и понятно всё, а Медведеву тоже не с руки человека отпускать, в своей бригаде некомплект, Кольки же нет. Эркин кивнул Миняю и без спешки, но и не мешкая, пошёл на второй рабочий двор.

Сеньчин ждал его посреди двора, а в трёх шагах от него плечом к плечу стояли Перо Орла и Маленький Филин, и по их напряжённым позам Эркин понял, что не в чьей-то болезни или отпуске дело, и что не от балды, как говорится, Медведев именно его сдёрнул. Он шёл по-прежнему ровно и внешне спокойно, но лицо его стало отчуждённо напряжённым.

Остановившись в шаге от Сеньчина и невольным движением заложив руки за спину, Эркин молча ждал распоряжений. И от обычной рабской стойки его поза отличалась только поднятой головой и взглядом прямо в лицо Сеньчина.

– Аг-га, – выдохнул Сеньчин. – По-русски хорошо знаешь?

Эркин по-прежнему молча кивнул. Тон Сеньчина ему не понравился.

– Ну, так объясни этим краснюкам, – Сеньчин крепко выругался, – недоумкам краснозадым, что работать надо, а не… – последовало ругательство ещё крепче.

Эркин на мгновение стиснул зубы так, что вздулись желваки, опустил ресницы и снова вскинул глаза.

– А пошёл ты… – на этот раз он выдал Андрееву формулу целиком.

Сеньчин так удивился, что не ответил. А Эркин, решив, что осадки достаточно, повернулся к Перу Орла и Маленькому Филину.

– Чего тут? – спросил он по-русски.

Перо Орла, помедлив и чуть заметно, но одобрительно усмехнувшись, кивком показал на груду контейнеров. Эркин понимающе кивнул.

– И куда их?

Маленький Филин пожал плечами.

– Нам без разницы, – сказал он по-русски совсем чисто.

А Перо Орла взмахом руки показал на две платформы в другом конце двора. Эркин проследил глазами путь и досадливо выругался: и рельсы, и лужи по дороге, и колдобины вон, замаешься. Но делать нечего. Теперь понятно, чего его послали; вдвоём с такой грудой не справиться, а так… один крепит, а двое таскают. Разгребём.

– Пошли, – повёл он новых напарников к платформам.

Показал Маленькому Филину, как готовить пазы, крепить и сходни передвигать, и сказал Перу Орла.

– А мы таскать будем. Айда.

Что Маленький Филин и Перо Орла сразу молча подчинились ему, это понятно, но что Сеньчин как заглох от его ответа, так больше и не возникал – это уже удивительно. И остальные из Сеньчинской бригады поглядывали на них издали, но не подходили и не вмешивались ни с помощью, ни с советами. Хотя… им-то какое дело, каждый свои занят. Две платформы, двадцать четыре контейнера, до чего ж тяжелы стервы, да ещё и неповоротливы, ладно, бывало и похуже.

Они возились уже со второй платформой, когда к ним подошёл Медведев.

– Мороз!

– Угу, – ответил, не поднимая головы, Эркин, как раз помогавший Маленькому Филину закрепить растяжки. – Чего, старшой?

– Управишься здесь и пошабашишь.

– Понял, – кивнул Эркин.

Когда Медведев ушёл, Перо Орла пытливо посмотрел на Эркина.

– Как ты с ним?

– Нормально, – Эркин улыбнулся. – Старшой – мужик с понятием.

– Повезло тебе, – хмыкнул Перо Орла.

– А я вообще везучий, – по-прежнему по-русски весело ответил Эркин. – Пошли, совсем ничего осталось.

Когда зазвенел звонок, они волокли последний контейнер. Эркин привычно не заметил его: работу надо закончить, а что там звенит и грохочет – по хрену. Перо Орла и Маленький Филин не стали спорить и так же внешне не обратили на звонок внимания.

Они уже вставили контейнер в паз и крепили его, когда подошёл Сеньчин и остановился в шаге, глубоко засунув руки в карманы не робы, а кожаной с меховым воротником куртки. Эркин, не подчёркнуто, а естественно не замечая его, прошёлся по платформе, проверяя растяжки и повёрнуты ли контейнеры номерами и метками наружу, чтобы там, где их скатывать будут, не колупались лишнего.

– Лады, – сказал немолодой мужчина в робе грузчика, незаметно подошедший к платформам. – Сами накроем, валите, мужики.

И по властной уверенности жеста, которым тот направил ещё четверых к лежащим вдоль дальних сторон платформ длинным валикам брезента, Эркин понял, что это бригадир второй смены.

– Всё, – сказал Эркин Перу Орла и Маленькому Филину. – Мы своё сделали.

– Уг, – улыбнулся Маленький Филин, спрыгивая с платформы.

Сеньчин зло дёрнул углом рта, но промолчал и, резко повернувшись, ушёл.

Бригадир второй смены внимательно посмотрел на Эркина и протянул ему руку.

– Я Крюков Василий Васильевич, а ты? Мороз?

– Мороз, – кивнул Эркин, отвечая на рукопожатие.

– Могёшь, – кивнул Крюков. – Слышал о тебе. У Медведева?

– Да.

– Понятно. Ладно, бывай.

– Удачи, – ответил Эркин, кивком попрощался с Пером Орла и Маленьким Филином и ушёл на свой двор.

На первом дворе тоже уже работала вторая смена, а в их бытовке было пусто. Все уже переоделись и ушли. Эркин открыл свой шкафчик и стал переодеваться. Разделся до белья, снял рубашку и оставшись в трусах – для исподнего ещё не так холодно – и в сапогах на босу ногу, пошёл к крану обтереться. Обычно толкотня, смех, беззлобная ругань, а сегодня… даже странно как-то.

И, уже одевшись, приготовив тючок с летней робой и закрыв шкафчик, Эркин, проверяя себя, поглядел на часы. Ого! Припозднился он нынче, надо за Алисой бежать, а то и с обедом не успеет. Женя придёт… и Андрей с дороги наверняка голодный…

На обеих проходных одинаково удивились, чего он так запоздал, вся ж его бригада ещё когда ушла. А на улице снова сыпал то ли тающий на лету снег, то ли замерзающий тоже на лету дождь. Эркин натянул на голову поверх шапки капюшон и прибавил шагу. Так, сейчас за Алисой и сразу домой. До чего погода пакостная, ну, совсем, как зимой там, в Алабаме, будь она трижды проклята. Об Андрее он старался не думать. Прохожих совсем мало, и что? Сумерки уже? Или просто тучи такие? Он шёл быстро, почти бежал, разбрызгивая лужи.

Школьный был тоже пуст и на крыльце никого, но окна в двух классах светились. Эркин взбежал по широким ступеням и толкнул дверь. В вестибюле никого и раздевалка уже закрыта, но Эркин знал, что после прогулки раздеваются уже в классе для послеурочных занятий, и спокойно откинул капюшон, расстегнул куртку и передёрнул, стряхивая воду, плечами, тщательно вытер ноги о жёсткий щетинистый коврик у двери и уже тогда пошёл к лестнице.

На втором этаже ярко светилась открытая дверь класса, и оттуда слышались детские голоса. Эркин подошёл к двери и заглянул внутрь. За учительским столом сидел Громовой Камень и рисовал, а вокруг него толпились дети. Их было немного, но они так спорили за лучшее место и отталкивали друг друга, что их казалось очень много. Эркина они не замечали, и он немного постоял, глядя на них.

Но тут Громовой Камень поднял голову и улыбнулся ему.

– Я вижу вас, – поздоровался Эркин на шауни, входя в класс.

– Я вижу тебя, – ответил Громовой Камень, а за ним вразнобой, но тоже на шауни повторили приветствие и дети.

А Алиса радостно взвизгнула:

– Эрик! Я тебя вижу! – и по-русски: – Всем до завтра, я домой!

Эркин взглядом спросил у Громового Камня, может ли он забрать дочь, и, увидев его кивок, улыбнулся Алисе.

– Собирайся.

Громовой Камень встал и подошёл к нему. И, пока Алиса собирала своё рюкзачок и одевалась, он рассказывал Эркину, уже по-русски, как у Алисы с учёбой и поведением. Всё было хорошо, и Эркин даже сам чувствовал, какая у него самодовольная улыбка.

Наконец, Алиса оделась, ещё раз со всеми попрощалась, Эркин помог ей надеть рюкзачок и плащ поверх всего, и они ушли.

На улице было темно, горели фонари и сыпал полуснег-полудождь. Алиса чинно шла рядом с Эркином, держась за его руку: погода к баловству не располагала.

– Эрик, – вдруг сказала Алиса.

– Да, – сразу откликнулся он.

– А Андрюха уже вернулся?

Эркин невольно вздохнул и сразу ощутил, как холодно, мокро и противно вокруг, а намокший узел с летней робой оттягивает руку.

– Не знаю.

Алиса тоже вздохнула.

– Царьград далеко-о. Я сегодня по карте смотрела. По самой большой. От Загорья до Царьграда, знаешь, сколько?

– Сколько? – заинтересовался Эркин.

– Я на стуле стояла, так Царьград мне здесь, почти у коленок, а до Загорья я еле дотянулась. Вот сколько.

Эркин кивнул. Он знал эту большую, во всю стену, карту России. На других, поменьше, их Загорье даже не указано, только Ижорск, ну, ещё города, и даже Сосняки есть, а Загорья нет. Может, карты старые, когда Загорье ещё селом числилось, а может – подумалось ему вдруг – из-за завода, завод-то не простой, секретный. Алиса уже болтала о другом, и он охотно вступил в разговор, чтобы не думать об Андрее. А вдруг тот уже приехал? Вот придут они домой, а Андрей уже там. И Эркин невольно ускорил шаг, так что Алисе пришлось почти бежать рядом с ним.

Но дома было пусто.

Выйдя из трактира, Андрей, сыто отдуваясь, оглядел мокрую и неприглядную площадь гораздо благодушнее, чем до обеда. Хорошо поесть – великое дело. А теперь за зимним. Вон как крупа сыплет.

Армейскую или, как многие её упорно называли, военную распродажу ему указал первый же встречный. Товара там было много, а покупателей – не очень, и Андрей вволю поболтал и побалагурил с продавщицами, подбирая себе бельё и меряя одежду. Куртку, кожаную, с меховой съёмной подстёжкой, обилием карманов, молний и пряжек. Сапоги, тоже кожаные, с меховыми вкладышами и, что особенно восхитило Андрея, специальными ремешками на голенищах, чтобы кинжал пристёгивать. Две вязаных тёплых фуфайки, четыре тельняшки, ещё тёплого – девчонки называли его егерским – белья. Так что тюк получился… что надо! И денег тоже ушло… как надо. И всё же, выйдя из магазина, он отправился не на вокзал за оставленной в камере хранения сумкой, а на рынок и там на развале купил мохнатую рыжую шапку-ушанку, ещё тёплые вязаные носки и – когда везёт, то во всём удача! – уже на выходе увидел легковушку со знакомым номером.

– Привет, – весело поздоровался Андрей, подходя к машине со стороны шофёра.

– А, Андрюха, – сразу узнали его. – Привет. Гуляешь?

– Да так, по маленькой, – с напускной скромностью ответил Андрей. – Ты когда домой?

– А как машину наберу.

– Считай, Макарыч, что набрал.

Макарыч насмешливо хмыкнул.

– Разбогател, что ли, в одиночку салон оплачивать? Сваливай своё в багажник и садись. Сейчас карасей наловим и рванём.