Текст книги "Аналогичный мир - 4 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 64 страниц)

– Отсюда дорогу видно.

Помедлив, Эркин кивнул. Конечно, Андрею лучше так, он же на шофёра хочет, а тут смотришь на дорогу и будто сам ведёшь.

– Все, что ли?

Шофёр поднялся в автобус и оглядел пассажиров.

– Едем по маршруту, следующая остановка в Ровеньках.

И сел на своё место. Андрей даже чуть перегнулся в проход, чтобы увидеть, как дрогнет и поплывёт навстречу серый асфальт площади. Автобус дёрнулся и сразу громко охнула старуха.

– Да ты тише, парень, у меня ж яйца тута!

Андрей фыркнул, кто-то заржал в голос, а шофёр, не оборачиваясь, ответил:

– С яйцами, старая, в санках езди. Старика попроси, чтоб сделал.

– У тебя, охальника, одно на уме! – взвизгнула Старуха.

Теперь хохотал весь автобус. Рассмеялся и Эркин, сообразив, о каких санках идёт речь. Так, под шутки и хохот, перевалили через пути и выбрались на шоссе. Поплыли обкошенные и со стожками – кто ж это ещё не свёз, интересно, под дождь осенний попадёт сено, оно уж не сытное – луга, холмы с пучками берёз, узкая извилистая рка под мостом со сваренными из рельсов перилами. Автобус потряхивало, и Эркин шепнул Андрею:

– Тим мягче водит.

Андрей кивнул, но вступился за шофёра:

– Так и автобус какой. Дребезжалка.

В самом деле, несмотря на гордое звание экспресса, автобус был хуже того, на котором Эркин ехал тогда в Центральный лагерь в Алабаме и даже того, что Тим брал для их выпускного. И меньше, и кресла не такие мягкие, и без чехлов, и багажного отделения внизу нет. Чего ж так? За такие-то деньги… Или… или этот автобус нормальный, а там они шиковали за комитетский счёт, а билеты дорогие за то, что остановок мало.

– Андрей.

– М? – оторвался от дороги Андрей.

– Ты из регионального в центральный, ну, лагерь, в таком же ехал?

– Чего? – не сразу понял Андрей. – Ты про что?

– Ну, беженский лагерь, в Алабаме, мы там сначала в региональном были, а как визу получили, так нас в Центральный перевезли, в Атланту.

– Не-а, – засмеялся Андрей. – Я сразу из комендатуры в центральный, на попутке.

Эркин улыбнулся.

– Я в региональный тоже на попутке ехал. А тебя чего сразу в центральный?

О возвращении Андрея, как он добирался до России и Загорья, они ещё не говорили. Сначала Андрей просил не расспрашивать, потом как-то к слову не приходилось. Андрей охотно поддержал разговор. Обо всём, что было после первого марта, он говорил свободно.

– Нет, я сразу в центральный попал. Уже там визу ждал.

Андрей улыбнулся воспоминанию. Улыбнулся и Эркин.

Дорога то ныряла в ложбину, то взбиралась на холм.

– Ну, пошло Черногорье, – сказал кто-то сзади.

– Черногорье? – удивился Андрей. – Вот это горы?!

– А ты пешком по ним потопай, тогда и поймёшь… – откликнулось сразу несколько голосов, и понеслось: – Ага, и прочувствуешь… Невелика горушка, да тяжела коробушка… А чем не горы…

Андрей, к удивлению Эркина, ни спорить, ни огрызаться не стал, а только кивнул.

– Потому и Загорье?

– Ну да…

– А Ровеньки тогда…

– А щас увидишь.

Автобус взобрался на очередной холм и покатил по ровному к сияющей среди садов церковной колокольне. Автобус снова загудел общим разговором.

– Ишь, ровеньские-то гордятся, вызолотили купола…

– А как ни золоти, дьячок не протрезвеет.

– А что, не полегчало ему?

– От запоя одно лечение – воля своя да милость божья.

– От запоя опохмелкой лечатся, – фыркнул Андрей.

Мужчины ответили ему дружным гоготом.

Автобус остановился на площади у церкви. Вышло человека три, а сесть попыталось не меньше десятка.

– Ну, куда, к-куда? – зарычал шофёр. – До Сосняков едем, ну, куда ты прёшься, до Ивановки твоей и пешком дотопаешь, а стоя нельзя, не положено, понял, нет, сказал, нет мест, всё, нету, рейсового ждите.

Но влезли и разместились все. Сидели теперь втроём на двухместных скамейках, проход заполнили мешки и корзины, и все разговоры теперь о ценах да продажах, и каков торг сегодня будет.

– Святой день сегодня, а вы бесовским делом, тьфу! – возмутилась сидевшая перед Эркином женщина в белом, хрустким от крахмала платочке и чёрной шали на плечах. Он неё вкусно пахло свежевыпеченным хлебом.

– Не плюй, бабка, в колодец, – тут же наперебой ответили ей.

– Вот ты за нас и отмолишь…

– А тебя чего несёт?

– Место занимаешь, ага!

– Ну и сидела бы себе в церкви безвылазно…

– А что за праздник? – спросил Эркин.

Спросил он тихо, но она за общим шумом расслышала и сердито обернулась к нему.

– Ну, чисто нехристь! – увидела его и закончила уже мягче. – Хлебный Спас сегодня.

– Спасибо, – улыбнулся ей Эркин, хотя смысл праздника не понял.

Автобус вдруг остановился прямо посреди дороги.

– На Ивановку поворот, – объявил, оборачиваясь, шофёр.

Двое из севших в Ровеньках расплатились и вышли, захватив свои мешки и корзины. Стало чуть посвободнее.

И ещё были две остановки прямо на дороге у нужного порота и развилки. Андрей догадался, что пассажиры сверх нормы – это уж прямой заработок шофёра, и ухмыльнулся. Эркин увидел эту ухмылку и понимающе кивнул.

Торжище оказалось городом чуть меньше Загорья. Они увидели его на съезде с холма, и Андрей сразу сообразил, что как Загорье прилеплено к заводу, так Торжище к ярмарке. А веселье здесь, пожалуй, как в Бифпите.

Когда автобус, миновав поворот на ярмарку, плавно покатил к центру, сразу поднялся шум.

– Эй, ты куда?!

– К ярмарке же нам!

– А ну, давай сворачивай!

– Про «давай» ты жене говори! – огрызнулся шофёр и спокойно, даже официально объявил: – Остановка на автовокзале.

– На хрена нам вокзал твой!

– Это оттуда переться будем?!

– На хрен!

– Место упущу, так с тебя убыток стребую!

– Давай здесь высаживай!

– Да чёрт с вами, высаживайтесь.

С треском распахнулись двери, и к выходу поволокли мешки, корзины и ящики. Эркин сразу вспомнил приезд в Центральный лагерь, но здесь ему никуда не надо было бежать, и он продолжал благожелательно глазеть по сторонам.

Полупустой, ставший сразу очень просторным и даже теперь меньше дребезжащим автобус плавно катил по зелёным от пышных садов улицам. Центральные улицы с двух-трёхэтажными кирпичными домами, небольшая площадь с обелиском посередине, снова улицы и наконец автовокзал. Серое приземистое здание и перед ним асфальтовый простор, утыканный по кругу столбиками с дощечками названий окрестных деревень и городков. К изумлению Эркина и Андрея, у некоторых столбов стояли повозки с запряжёнными лошадьми.

– Совсем интересно, – пробормотал Андрей.

Но тут же сообразил, что извозом не только в Загорье подрабатывают.

Автобус медленно подрулил к столбу с надписью «Сосняки» и остановился. Их уже ждали одетые явно по-праздлничному люди. У трёх жинщин пахнущие хлебом узелки, как и у той, что сидела впереди Эркина и объясняла ему про Хлебный спас. Пассажиров немного, вошли и расселись они чинно.

Шофёр оглядел салон.

– Шаврово по требованию, – и стронул автобус.

Андрей удовлетворённо кивнул: теперь-то уж по-настоящему экспрессом поедем.

После торжища автобус шёл заметно быстрее. Шофёр явно навёрстывал упущенное частыми остановками. Холмы стали плавными, и по обочинам уже не луга, а жёлто-серые поля, частые небольшие деревни. Их проскакивали с ходу, не то, что остановиться, даже скорость не сбрасывали.

– И куда гоним? – вздохнула одна из женщин.

– В Сосняки! – весело ответил Андрей. – С ветерком и без оглядки.

Он по-прежнему сидел, чуть перегнувшись в проход, чтобы лучше видеть дорогу. И шофёр, встретившись с ним глазами в верхнем зеркальце, подмигнул ему.

Шаврово оказалось городком чуть больше Ровенек, с такой же площадью у церкви, небольшим рынком тут же и главной улицей с кирпичными домами. На остановке никто не ждал, и шофёр только сбавил скорость и плавно проехал мимо трёхстенного павильончика с красивой табличкой «Шаврово», а останавливаться не стал.

И снова поля и луга вперемешку с островками леса, то сплошь белого от берёз с кое-где блестящими, как фольга, жёлтыми листочками, то тёмного от елей. Деревни теперь оставались в стороне, остановки не предусмотрены ни расписанием, ни шофёром.

Эркин рассматривал расстилающийся и словно медленно вращающийся за окном пейзаж с живым интересом. Скирды и копны – он, правда, путался где что – рощи, деревни… ему не просто интересно, а… приятно видеть всё это. Однажды, очень давно, он ещё совсем мальцом был, только-только начал всерьёз работать, его везли на торги, а кузов был щелястый, а приковали высоко, и он оказался лицом у щели. Он помнит, там тоже были зелень и дома, но помнит и своё пустое равнодушие ко всему этому. А здесь… так что, у него теперь есть… Родина? Полина Степановна им много рассказывала, объясняя, почему это слово пишется с большой буквы. Тогда ему казалось, что он всё понял и понял правильно, но к нему это не относилось. Он же родился рабом, а у раба родины нет, ни с маленькой, ни с большой буквы. Из Алабамы уезжал – не щемило ничего, и не тоскует он, как это, да, правильно…

– Андрей, – тихо позвал он.

Андрей быстро и молча повернулся к нему.

– Ностальгия… Это тоскапо Родине, так?

– Ну да, – кивнул Андрей. – С чего это ты?

– Так, – маловразумительно, но исключая дальнейшие расспросы, ответил Эркин и снова повернулся к окну.

Андрей недоумённо пожал плечами, но спрашивать не стал.

Эркину сейчас не хотелось ничего объяснять. Да и как объяснить, если сам не до конца понял. Ностальгия – тоска по Родине, у него нет тоски, значит, нет и Родины? Так, что ли? Норма тоскует по Алабаме, сразу чувствуется, она и хочет жить, как русская, как все вокруг, а получается, как там. А он? Ему ещё тогда, зимой, Тим сказал, что он стал, как русский, и Маленький Филин пусть по-другому, но это же сказал. Но он не русский, он – индеец, и Родина у него… вот кутойс, когда о Равнине рассказывает, то держит себя, а видно, что не о чужом, о своём говорит, о Родине. Родина – это когда всё своё, а что у него своё? Женя, Андрей, Алиса… вот его Родина, так получается. Ну… ну и пусть так. Где они, там ему и… Родина, со всех букв, и больших, и маленьких.

Взмахом головы Эркин откинул со лба прядь. Андрей, покосившись на него, улыбнулся.

– И до чего додумался? – спросил он с ласковой насмешкой.

– Что жить хорошо! – с той же интонацией ответил Эркин.

Андрей радостно заржал.

– До чего ж ты у меня умный!

– Вот и слушайся! – отпарировал Эркин.

За окном вдруг развернулось огромное серое поле с самолётами.

– Ух ты-и-и! – потрясённо выдохнул Андрей, наваливаясь на Эркина, чтобы лучше видеть.

– Да-а, – поддержали Андрея, – отгрохали махину…

– А земли-то под неё ушло…

– А начинали с чего, помнишь…

– Не, меня призвали как раз…

Аэродром уже остался позади, а автобус ещё наперебой вспоминал, как расчищали и ровняли поле под маленькие военные самолёты, а потом и самолёты, и полосы, ну да, ВПП называются, под них как на дрожжах росли, и ангары…

Под эти разговоры въехали в Сосняки.

Город, как сразу увидел Андрей, не чета не только Загорью, но и Ижорску. Новые дома в три и пять этажей, большие сверкающие витрины, нарядная толпа на улицах, нарядные церкви, блестящие свежей краской стен и позолотой куполов.

– Церквей как много, – вслух удивился Эркин.

Ему тут же в несколько голосов стали объяснять.

– Так торгаши одни живут…

– Ага, не обманешь – не продашь…

– Вот и жертвуют…

– Грехи, о-хо-хо, замаливают…

И автовокзал тут… настоящий, и тоже явная новостройка. Шофёр с шиком притёр автобус к тротуару и обернулся.

– Сосняки, конечная. Просьба освободить салон.

Фредди ещё на подлёте, когда на развороте внизу открылось поле с рядами самолётов и ангаров, и большой куб аэропорта, понял, что карта устарела, и Сосняки совсем не такое захолустье, которое он ожидал увидеть. Что ж, тем лучше для дела. И понятно, почему здешняя точка в реестре Страуса помечена четырьмя звёздочками. Страус помечал свои точки, как отели, пятизвёздочная одна, в Царьграде, ну, столице и положено, так что четыре звёздочки говорили о многом.

На такси Фредди решил не тратиться и поехал на городском автобусе до центра. Из автобусного окна город совсем по-иному смотрится, и разговоры послушать тоже стоит. Хоть он и понимает даже не каждое десятое, а двадцатое слово, но и это кое-что даст.

Эркин и Андрей не спегша шли по улице, с благодушным интересом глазея по сторонам. Можно было бы, конечно, и доехать на городском автобусе, но они предпочли размяться после долгой дороги.

– Товар дорогой, до нас не раскупят.

– Точно, – кивнул Эркин.

Что джинса недёшева, он ещё по Бифпиту помнил, а этот… Страус, в газете написано, лучшая фирма, и за одно имя приплата, куртка у него призовая с нашивкой Страуса, у Андрея другая была, так что, конечно, пусть себе купит.

– Андрей, смотри.

– Ага! – завороженно выдохнул Андрей, разглядывая витрину книжного магазина.

Да, их загорский, как говорится, и рядом не стоял. Там и в половину такого выбора нет.

– Ладно, – тряхнул головой Андрей. – На обратном пути зайдём.

Эркин кивнул, но уточнил:

– Если деньги останутся.

Андрей самодовольно ухмыльнулся.

– Не боись, братик, на всё хватит.

Потом так же постояли у магазина игрушек, прикидывая. Чего такого нет у Алисы, чтобы купить ей в честь первого сентября. А там мебельный, и ещё книжный, и ещё, и ещё… Магазины тянулись и теснились вплотную друг к другу, и так до Торговых рядов, таких же, как в Загорье, но побольше, на целый квартал, а за Торговыми рядами опять магазины, а уж трактиров, кабаков, чайных, пельменных, ресторанов, кафе… а это что?

– Шашлычная, – прочитал Андрей вывеску и пожал плечами. – Не слышал даже, а ты?

Эркин покачал головой, с интересом рассматривая вывеску, на которой под солнцем и луной два барана то ли плясали с палками в передних лапах, то ли… в самом деле непонятно. Смуглый черноусый мужчина – Эркин сначала принял его за мулата, но тут же понял, что нет, и не индеец, и не трёхкровка – в белом фартуке до ботинок улыбнулся им.

– Заходи, дорогой, всё узнаешь.

– На обратном пути, – пообещал ему Андрей.

Что-то глаза у этого… слишком хитрые, как бы не нарваться. Им скандал совсем ник чему.

– Ждать буду, дорогой, – ещё шире улыбнулся усач.

Торговая улица закончилась площадью. По кругу росли деревья, под ними стояли скамейки, а посередине на пёстрой от цветов клумбе возвышался серый каменный…

– Обелиск, – сказал Андрей.

Эркин кивнул, соглашаясь.

За площадью Торговая улица продолжалась. Опять магазины, рестораны, верхние этажи сплошь завешены вывесками контор. Да-а, Загорье их и впрямь… Но вот и синяя «джинсовая» вывеска, а в витрине большие вырезанные по контуру фотографии: ковбой на вздыбленном коне и… да, подружка ковбоя – коу-гёрл. Ну, вот и добрались.

Андрей поправил на плече ремень своей сумки и толкнул дверь. На его толчок сразу отозвался тонкий и звучный колокольчик.

Просторный, несмотря на стеллажи со стопками вещей, светлый зал был пуст. Миловидная продавщица в джинсовой юбке, белой рубашке с повязанным под воротник пёстрым шейным платком и красной жилетке с эмблемой Страуса на нагрудном кармашке улыбнулась им.

– Хэллоу! – весело поздоровался Андрей.

И она ответила тоже по-английски:

– Хэллоу. Чем могу помочь, джентльмены?

– Мы не джентльмены, – забалагурил Андрей. – мы лучше!

Рита никак не ждала услышать английскую речь. А ведь её взяли в эту фирму именно за знание языка. Пока она по-английски говорила только с мистером Ричмондом – директором и Юлом – старшим продавцом, и то Юл просил её чаще говорить с ним по-русски, чтобы выучить язык. Так что пусть они теперь послушают, как она управляется. Что эти двое что-то купят, она особо и не рассчитывала. У них же так: зайдут, на цены посмотрят и наружу. Ещё бы, рубашка – семьдесят рублей. Да царьградская дорогая – три рубля, а тут… это ж месячный заработок. А они, все трое, даже мистер Ричмонд, получают процент с продаж. И эти вряд ли что купят, так хоть поболтать, симпатичные оба.

Обычно Юл не вмешивался в разговоры Риты с покупателями, тем более, что русский он знал, но не настолько. А этот говорит по-английски, хорошо говорит, почти по-алабамски, индеец, понятно, помалкивает… стоп, индеец в нашей куртке, и носит её не первый день, это уже шанс. И джинсы… не наши, можно уговорить подобрать к куртке. И Юл не спеша, как бы невзначай, вышел к прилавку.

Дав Андрею немного почесать язык, Эркин достал свой список.

– Ты закончил? Тогда я начну, – сказал он по-английски.

– Пожалуйста, сэр, что вам угодно, – Рита, уже познакомившаяся с Андреем, вовсю кокетничала своим правильным английским. – У нас большой выбор.

Эркин развернул и разгладил ладонью лист. Глаза у него хитро заблестели, И Андрей, предвкушая удовольствие, прикусил губу, чтобы не заржать раньше времени.

– Не соблаговолит ли высокородная миледи уделить недостойным малую часть своего драгоценного внимания и оказать высокую честь милостивой помощью в наших многотрудных и, смею надеяться, небезуспешных поисках искомого?

Первым засмеялся Юл. За ним заржал Андрей. Эркин сохранял серьёзное и предельно почтительное выражение, а Рита, явно не поняв и половины фразы, растерянно улыбалась.

– Браво, парень, – отсмеялся Юл. С парнем в куртке от Страуса, с фирменным ковбойским поясом и таким английским надо держаться по-свойски, а что он индеец, нужно в упор не замечать, целее будешь. – Умыл так умыл! Прямо по списку пойдём?

– Прямо и не сворачивая, – принял игру Эркин и мягко улыбнулся девчонке, чтобы та не стала обижаться.

– А если чего не будет? – решил поддеть Юла Андрей.

– У нас да чтоб не было?! – картинно возмутился тот.

– Спорим?!

У Юла загорелись глаза, но Эркин вмешался по-русски:

– Андрей, уймись, – и по-английски: – Сначала детское. Есть?

Юл ожидал, что, либо список будет читать белобрысый, либо индеец выучил его на память, но парень явно собирался читать самостоятельно! Ладно, и это сейчас побоку, началась работа.

– Возраст, рост? – так же деловито ответил Юл, кивнув Рите, чтобы та приготовилась снимать и подавать вещи.

– Семь лет, рост… – Эркин на секунду замялся.

– Обычный, – вмешался уже серьёзно Андрей. – Бери с запасом, у неё самый рост сейчас.

Юл понимающе и согласно кивнул.

– Так, джинсы, юбка «колледж», – прочитал Эркин и остановился, выжидая.

– Есть такие, – подтвердил Юл.

А Рита развернула перед ними юбку в сбору на резинке с пристёгивающимся нагрудником, на котором были выстрочены патрончики для ручек, кармашки для ластика и всяких мелочей.

– Бретели с пряжками, на любую длину, и вот, тоже на кнопках, – она немного суетливо показывала самые выигрышные, по её мнению, детали кроя.

– Очень удобно, – авторитетно вставил Юл. – Для школы лучшая модель. Что дальше? Жилет?

– Да, обязательно. Теперь курточку.

– Блузоном?

– Да.

– Вот эту возьми. Рита…

Но та уже выложила перед ними синюю отстроченную курточку с кармашками, кнопками и тёплой пристёгивающейся подкладкой с верхним меховым воротничком.

– Вот, это фланель с ангорой, до снега носить можно.

– Ангору бери, – важно кивнул Андрей.

Но Эркин и не думал спорить. Придирчиво осматривая каждую вещь, он кивал и отмечал галочкой в своём списке. Наличие в кармане куртки индейца ручки-самописки уже не привлекло особого внимания Юла: когда странностей настолько много, их перестаёшь замечать. И стоило Эркину обратить внимание на какой-то шов или показавшуюся неровной кнопку, вещь тут же заменялась.

– Ещё рубашка.

После недолгого обсуждения, в котором Рита принимала самое деятельное участие, доказывая, что разнообразие, да ещё девочке обязательно, Эркин взял сразу три рубашки: синюю, голубую – под глаза, и чёрную, как немаркую. Сам он уже давно не воспринимал чёрный цвет как признак рабской одежды.

Набралось уже за две сотни, и Юл был согласен на всё, лишь бы не спугнуть такого покупателя. Джинсы у них ещё брали, удалось впарить две куртки, месяц на это ушё1л, а детского никто ещё не брал. Ну, Ричмонд будет доволен. И список у парня далеко не закончен. Ну…

– Так, – Эркин перевёл дыхание. – Теперь женское. Размер, – он посмотрел на список, – двенадцатый.

Рита метнулась к нужному стеллажу.

– Джинсы?

– Нет, юбку.

Женя очень убедительно доказала ему, что джинсы ей не нужны, пока вор всяком случае, а вот юбка с длинным жилетом ей для работы будут очень удобны. И, пожалуй, рубашку. И Эркин честно выполнил поручение. Юбка, жилет, рубашек, как и Алисе, три и тоже голубую, синюю и чёрную, а джинсы и блузон – он уже придумал – купит Жене на день рождения, чтобы ей было в чём на маёвку пойти, ходит же Джинни в джинсах и ничего.

Отобранные вещи Юл тут же упаковывал в фирменные пакеты.

– Всё?

Эркин улыбнулся.

– И мне. Джинсы и три рубашки.

Юл быстро, но внимательно оглядел его и крикнул Рите:

– Джинсы двенадцать, рубашки – восемнадцать.

– Точно, – кивнул Эркин.

Юл самодовольно хмыкнул.

– Не первый год работаю, парень, глаз у меня набит. Ещё…?

– Куда ж ещё, – засмеялся Эркин. – Всё.

– Считать? – уточнил Юл.

– А как же, – ответил за Эркин Андрей. – А мы проверим.

– Не нарывайся, парень, – очень миролюбиво осадил его Юл, доставая счёты. – Ты ещё ничего не купил.

– У меня всё впереди, – ухмыльнулся Андрей.

– Посмотрим, – Юл защёлкал костяшками. – Детских… на двести девяносто, женских… на триста, и тебе… куртку не возьмёшь? Тоже можно с подстёжкой, – поднял он на Эркина глаза.

Эркин покачал головой и улыбнулся.

– Когда эту сношу.

– Ну, это когда ещё будет, – напоказ вздохнул Юл. – Так, двести пятьдесят, и всего восемьсот сорок, премия… чего тебе в премию?

– Для девочки что-нибудь, – сразу решил Эркин.

– Рита, колледж-рюкзак подай.

Рита положила на прилавок нарядный, в заклёпках, молниях и пряжках полурюкзак-полуранец. Юл рассчитал точно: рюкзак стоилдороже премии, и тридцать семь рублей Эркин достал без звука.

– Рита, коробку.

– Не надо, – отмахнулся Эркин, открывая и до отказа растягивая горловину своего армейского рюкзака.

Он отдал Юлу деньги и стал укладывать покупки.

– Ну, а теперь давай я с тобой поговорю, – ухмыльнулся Андрей.

– Давай, – так же ухмыльнулся Юл. – Посмотрим, на сколько тебя хватит.

– Посмотрим. Джинсы – это раз.

– Рита, десятый.

– Три рубашки – два.

– По одной на цвет? Рита, двенадцатый.

– Куртка – три.

– С подстёжкой?

– Не надо, есть у меня тёплая.

– Тогда попросторней бери, чтоб поддеть.

– Ладно.

– Юл, четырнадцатый?

– Верно, девочка. Жилет?

– Нафиг. У меня есть.

Быстрая трель на счётах.

– Четыреста. Премия… двадцать рублей. Ну-у… – Юл искренне замялся.

Вообще-то премиями занимался Ричмонд, нет, впарить что-либо в счёт премии, как этот рюкзак, Юл мог и сам, но ничего подходящего по цене и назначению не было. На жилет парня не раскрутить, детского ему, похоже, не нужно, а шейных платков тут не носят, вот и есть у них только два для манекенов.

Андрей, насмешливо щурясь, оглядывал Юла.

– А говорил: есть всё.

– Есть, – твёрдо ответил Юл. – Доплатишь до полной цены?

– А чего ж нет!

– Тогда сам смотри.

Андрей обвёл взглядом полки и стеллажи. Алиске, что ли, чего-нибудь, или Жене… дорого всё, доплата больше премии, и дарить эти деньги тоже неохота.

– Вот, посмотрите, – вмешалась Рита.

Юл одобрительно кивнул: молодец девчонка, вовремя вспомнила. Они только вчера получили эти майки с фирменным логотипом, даже не разложили толком.

Белая футболка с короткими рукавами и маленькой синей эмблемой у левого плеча понравилась Андрею.

– И почём?

– Девятнадцать – штука и тридцать пять – пара.

Ни хрена себе цены! Но фирма есть фирма.

– Давай пару, – Андрей полез за бумажником. – Всего, значит?

– Четыреста двадцать три.

Сумка Андрея всех его покупок не вместила, и куртку уложили в армейский рюкзак, а часть купленного Алисе в старый вещевой.

За всё время, что они были в магазине, туда никто не заходил и даже не заглядывал, и Андрей подумал, что их мотовство здорово поддержало прославленную фирму. А всё-таки…

– А зря я с тобой не поспорил, – выпрямился Андрей, поправляя на плече лямки мешка.

– Проспорил бы, – засмеялся Юл. – Убедился, что у нас всё есть?

Ответ Андрея был настолько искренен, что Юл понял: речь в самом деле идёт не о подначке.

– Я пояс хотел к джинсам, настоящий, ковбойский, – и кивком показал на Эркина.

Юл серьёзно кивнул.

– Заходи через месяц, подберём.

– Зайду, – так же серьёзно ответил Андрей.

– Спасибо, – Эркин улыбнулся Рите, – всё было очень хорошо, мне очень помогли ваши советы, – и перешёл на русский: – Я не умею по-русски так красиво говорить, как по-английски, но вы – замечательная девушка, и тот, кого вы выберете, будет счастлив.

Юл, разумеется, не понял, но по улыбке Эркина, смущению Риты и восторженному жесту Андрея догадался, что индеец отпустил какой-то сверхудачный комплимент, и поддержал его энергичный кивком и улыбкой.

Когда они остались вдвоём, Юл подмигнул Рите.

– Ну, девочка, мы недельную, а то и больше, сделали. Интересно, откуда они приехали? Ты не спросила?

– Нет, – пожала плечами Рита. – А зачем?

– Когда живут на соседней улице, то постольку не закупают, девочка. Ты поняла? Я к Ричмонду, чтобы он не забыл о нашей, – Юл подмигнул Рите, – премии.

Странно, что Ричмонд не вышел в зал посмотреть, с кем они так долго занимались, в любом случае тысячу триста они сделали и их сто тридцать не должны пропасть.

В кабинете Ричмонда сидел посетитель, в котором Юл с первого взгляда признал соотечественника.

– Юл, старший продавец, – представил его по имени, но официальным тоном директор.

– Привет, – улыбнулся гость, не называя себя.

Увидев его холодные до пустоты глаза, Юл сразу решил, что чем больше дистанция, тем целее будешь, и стал предельно деловит.

– Здравствуйте, сэр. Прошу прощения, мистер Ричмонд, но спрашивали ремень к джинсам, настоящий ковбойский пояс.

Глаза гостя на мгновение блеснули, оживился и Ричмонд.

– И что ты ему сказал?

– Чтобы зашёл через месяц.

– Будет раньше, – твёрдо ответил гость и улыбнулся совсем человечно. – Джинсы-то он купил?

– А как же, сэр.

Говорить о выручке, а тем более о премиях при посторонних не полагалось, и Юл исчез. К тому же звякнул дверной колокольчик, оповещая о приходе покупателя.

В магазине Рита убеждала двух мужчин в преимуществах джинсов над брюками.

На улице Андрей с подчёркнутым уважением оглядел Эркина.

– Ну, братик, ты даёшь!

– Бери на здоровье, – ответно рассмеялся Эркин.

Он был доволен жизнью как никогда: он не просто купил всё, о чём говорила Женя, но сумел пересилить себя, увидел, что чёрный цвет и в самом деле, просто цвет. И эти рубашки совсем не похожи на рабские, с яркой отстрочкой и блестящими кнопками, и по-английски говорил, обходясь без «сэр» и «мэм», сумел, и даже без напряга, только сейчас сообразил. Нет, всё, и в самом деле, хорошо.

– Отдышался? Пошли!

– Куда? – поинтересовался Андрей.

– Деньги тратить, – рассмеялся Эркин. – Сверх списка.

– Вот это дело! – охотно поддержал его Андрей.

Они стояли как раз у соседней витрины, заполненной флаконами, флакончиками и тюбиками, и Андрей сразу понял замысел Эркина. И правильно: гулять – так гулять!

Получив неожиданное подкрепление в виде желаний покупателя, Фредди не только договорился о поставках, но и подписал контракт. А контракт – это не устная договорённость, хотя и её соблюдают, но контракт – это бумага! На неё можно сослаться. Они даже выпили по стаканчику, посидели за беседой и вообще расстались друзьями.

Выйдя на улицу, Фредди уже совсем по-другому осмотрел улицу. Да, точка перспективная, и, может, стоит завязаться поплотнее. Теперь ему… да, выкроить сутки на Царьград, профессор уже вернётся, поговорить с ним и уже тогда по прямой к Джонни. Что в плюсе? Два полных контракта и на трёх… одобрительные договорённости. Джонни будет доволен. Поставщика он уже должен был найти. Как в войну было? Один спекуль купил у другого вагон мармелада, и оба разошлись: один – искать деньги, а другой – искать мармелад. «Октава» не торговец, а посредник. А хорошо бы и свои точки заиметь.

Под эти мысли он не спеша шёл мимо магазинов, разглядывая витрины и толпу. Да, Страус всё-таки прав и далеко смотрит. Пусть затишье, но это пока не распробуют и не поймут, что такое настоящая джинса. Город на перепутье – самое торговое место.

На площади у обелиска Фредди присел на одну из скмеек. Тут же подлетел бойкий разносчик с уже понятным: «Чего желаете?». К удивлению Фредди, баночное пиво было. И даже неплохой марки.

Потягивая пиво, Фредди рассеянно разглядывал толпу, седого растрёпанного фотографа, предлагавшего всем запечатлеть себя у обелиска. Интересно, в честь чего или кого обелиск?

Выйдя из очередного магазина, Эркин сосредоточенно свёл брови и задумался. Андрей терпеливо ждал, хотя и голому ежу ясно – и денег, и времени у них только погулять-поглазеть, пожрать и домой.

– Всё! – наконец выдохнул Эркин. – Под завязку. Только на обед. А у тебя?

– Я ещё на книжный оставил, – самодовольно ухмыльнулся Андрей.

– Тогда пошли, – кивнул Эркин. – Где есть будем?

– А где придётся! Хоть в той шашлычной, помнишь ещё?

– Помню, – засмеялся Эркин и очень точно повторил: – Захады дарагой!

– Ага! – заржал Андрей.

Не спеша – всё-таки мешки набиты – они пошли обратно к автовокзалу. Хоть и думали погулять по городу, но видно дальше Торговой они не уйдут. Андрей ещё крутил головой, разглядывая витрины, но Эркин решил, что все покупки уже сделаны, а впустую и глазеть нечего. Только сомневаться начнёшь: купил что надо или лопухнулся.

Так они добрели до площади с обелиском. И Андрей, конечно, отправился смотреть, что там написано. Надпись то ли забыли позолотить, то ли её смыло, но они обошли четырёхгранный сужающийся кверху столб и ничего не нашли.

– Что, ребята, – фотограф как из-под земли вынырнул, – запечатлеетесь?

– Если ты, дед, скажешь, для чего эту штуку здесь вздрючили, снимай нас до потери пульса, – сразу ответил Андрей.

– Я тебя самого сейчас вздрючу, – пообещал фотограф. – И тоже до потери пульса. Ишь, внучек нашёлся!

Отругивался фотограф не зло, явно радуясь завязавшемуся разговору, и Эркин движением плеча сбросил и мягко опустил на землю мешок. И тут почувствовал чей-то очень внимательный взгляд.

Разглядывая толпу вокруг обелиска, Фредди невольно выделил двух парней. Оба высокие, черноволосый в джинсовом, под ковбоя, но не ковбой, откуда здесь взяться ковбою, а второй – белокурый, в светлой ветровке, в каких ходит пол-Колумбии, оба, видимо, как здесь говорят «с той стороны», куртка у черноволосого потёрта, не сегодня и не вчера куплена, но от Страуса, а ловок парень, неужто опять из того же табуна, стоит попробовать поговорить, белобрыс приблатнённый, шпана, конечно, хотя нет, не шестёрка, нет, в короли по возрасту не годится, но валет силён, и зачем ему спальник? Спальник и блатарь… но… но… Фредди моргнул, отгоняя наваждение. Так и до глюков докатишься.

Но кто ж это так уставился? Эркин обернулся, пытаясь понять, кто его так выглядывает. И увидел, не сразу, но увидел сидящего на скамейке мужчину в тёмном костюме, сбитой на затылок шляпе и с банкой пива в руках. Их глаза встретились, и Эркин узнал его. Вернее, узнал-то он сразу, но только сейчас понял, что не ошибся, что не почудилось ему.