Текст книги "Хамелеон. Смерть явилась в отель. Дама не прочь потанцевать"

Автор книги: Стэн Ривертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц)

7
Признание

Неожиданно старший инспектор переменил тактику. Он хорошо знал этот тип преступников – они быстро запутывались в своих выдуманных показаниях и попадали в ловушку. Главным образом, это касалось молодых и неопытных людей, которые еще не сидели в тюрьме и не имели дела с судьями. Старший инспектор внимательно, даже с некоторым разочарованием следил за молодым человеком. Ему казалось, что тот сдался слишком быстро. От хитрого, изворотливого, способного к сопротивлению Кнуд-Оге он ждал большего. Теперь же Кнуда-Оге Хансен сидел перед старшим инспектором поникший, бледный и дрожащий. Старший инспектор раздумывал, как лучше нанести последний удар. Наконец он с бранью обрушился на молодого человека – он умел с каждым говорить на его языке, характерном именно для его круга, и потому слова инспектора били точно в цель. Смысл сказанного сводился к тому, что Кнуд-Оге идиот, если думает, что своей дурацкой ложью сумеет провести опытного полицейского, да он просто болван и потому увяз по уши. Если бы он сразу сказал правду, его положение сейчас было бы неизмеримо лучше, во всяком случае, он не потерял бы понапрасну столько времени.

– Что же касается того револьвера, – продолжал старший инспектор, – то у нас есть доказательства, что несколько дней назад вы показывали его своей любовнице Катрине Гаванской.

Инспектор кивнул на одного из следователей, вошедшего в кабинет во время допроса:

– Пока вы тут громоздили одну ложь на другую, этот человек побывал у вас дома, – старший инспектор сверился с одной из переданных ему недавно записок, – и ваша хозяйка сказала, что видела у вас в комоде револьвер, спрятанный под рубашками, причем именно такой, какой нас интересует – с серебряной пластинкой на рукоятке.

Старший инспектор наклонился к молодому человеку, стараясь поймать его взгляд, но тот все время прятал глаза.

– Почему вы отрицаете, что у вас был этот револьвер? – спросил старший инспектор. – Ведь у нас в стране не запрещено владеть оружием?

Кнуд-Оге Хансен поднял глаза и устало улыбнулся:

– Да просто потому, что я украл этот револьвер, – ответил он. – Это я обокрал лавку ростовщика. Но ничего более серьезного на моей совести нет.

– Это случилось две недели назад?

– Да, примерно так.

– А что вы делали в эти две недели?

– Как обычно, слонялся по городу. Но вообще-то, не помню.

– Однако последние два-три дня вы должны помнить!

– Конечно.

Старший инспектор начал записывать показания в протокол. Потом спросил:

– Вспомните, где вы были вечером 29, это была среда. Где вы были в среду вечером?

– Как раз тот вечер я хорошо помню, – ответил молодой человек. – И я прекрасно понимаю, почему вы меня об этом спрашиваете. Но я этого не совершал.

– Чего не совершали?

– Это не я застрелил того старика.

– Вы говорите об убитом господине Мильде?

– Да, если его так зовут.

– Хорошо. Но вы так и не ответили на мой вопрос. Где вы были в тот вечер?

– На площади Святой Анны.

– В доме убитого?

– Да.

– Вы знали господина Мильде?

– Никогда не видел и никогда с ним не разговаривал.

– Каким образом вы в тот вечер проникли к нему в дом?

– Через сад. Я сообразил потом, что мои следы должны были быть видны на лужайке. Незадолго перед тем шел дождь.

– Вы подобрали ключ, чтобы открыть калитку?

– Подобрал или нет, но калитку мой ключ открыл.

– Что вам там понадобилось?

– Что может быть нужно человеку, который таким образом проникает в чужой дом? Что-нибудь украсть, конечно.

– Вы сбирались украсть что-нибудь определенное? Деньги, драгоценности…

– Я знал, что у этого старика в кабинете находится большая сумма денег.

– И вы нашли эти деньги?

– Нет.

– Почему?

– Потому что когда я вошел из сада в комнату, он уже сидел мертвый в своем кресле. На шее у него была кровь. Я так испугался, что тем же путем сбежал оттуда.

– Однако рядом с убитым нашли ваш револьвер? – заметил инспектор.

– Тогда этот револьвер был уже не мой, – ответил Кнуд-Оге Хансен.

– Но вы признаете, что проникли в квартиру господина Мильде, чтобы обокрасть его?

– Да.

– И в том, что он был уже мертв, когда вы вошли в его кабинет?

– Да.

– Значит, вас кто-то опередил?

– Да.

– Но у вас все-таки было с собой оружие?

– Да. У меня было с собой оружие.

Старший инспектор вдруг прекратил допрос и бросил карандаш на бумагу. Потом оглядел комнату. К нему подошли три сыщика, все они были в штатском.

– И он думает, что вы поверите его нелепым выдумкам! – сказал один из них.

Сыщики засмеялись. Преступник остался невозмутимым. Он с вызовом смотрел на них и в ответ на это презрительное замечание только пожал плечами. Было уже поздно. В верхние переплеты окон, не скрытые занавесками, смотрела синяя летняя ночь. Городской шум за окнами почти стих. Иногда с улицы в кабинет проникал звон одинокого велосипедного колокольчика или чей-то голос. Свободная жизнь словно подавала оттуда свои сигналы. Сколько людей слышали здесь эти звуки и чувствовали на своем горле безжалостные тиски полицейской машины! Молодой человек тоже почувствовал их и поднял голову.

Профессор Арвидсон встал, старший инспектор подошел к нему.

– Как вы относитесь к тому, что он сказал? – тихо спросил старший инспектор. – Можно ли, по-вашему, доверять его признанию?

– По-моему, да, – ответил профессор. – Однако он рассказал странную историю.

– Взгляните на моих людей, – продолжал старший инспектор. – Ни один из них не сомневается, что преступник лжет. А это очень опытные люди, они слышали в этих стенах тысячи подобных лживых историй. Посмотрите на их лица, они не сомневаются, что господина Мильде убил именно он. Что вы на это скажите, господин профессор?

– Я просто потрясен!

– Потрясены? Я не ослышался? Впрочем, конечно. Ведь преступник молод и выглядит вполне приличным человеком.

– Вы меня неправильно поняли. Я потрясен тем, что его показания дают единственное верное решение этой загадки. Теперь все стало на свои места. В тот вечер в доме господина Мильде побывали два человека. Господин Мильде несомненно был уже мертв, когда вор проник к нему через сад. К тому времени убийство уже было совершено. Убийца уже побывал у господина Мильде, и проник он к нему не через сад.

– Вы очень логично рассуждаете, господин профессор, но вы не практик, – сказал старший инспектор. – Ни один суд в Дании не поверит вашей версии. Эй, почтеннейший! – обратился он к преступнику. – Если это не вы убили господина Мильде, вы должны знать, кто это сделал.

– Конечно, я это знаю, – ответил Кнуд-Оге Хансен.

8
Рапорт

Мы приводим выдержки из рапорта, содержавшего показания задержанного Кнуда-Оге Хансена.

Главное в этих показаниях то, что задержанный Хансен признает свое участие в ограблении лавки ростовщика на Готерсгаде в ночь на 13 июля. В то же время он самым решительным образом отрицает свое участие в убийстве обер-егермейстера Мильде в ночь на 29 июля.

Однако из показаний задержанного Хансена ясно видна связь между этими двумя событиями.

Незадолго перед тем, как Хансен проник в квартиру обер-егермейстера (в какой именно день, он точно не помнит), Хансен встретил утром в трактире «Погребок Рюдберга» человека, говорившего по-норвежски. Этот человек назвался Хельмером Стамсундом и, по-видимому, приехал в Копенгаген из Франции, где сражался в рядах американской армии. Хансен так описывает этого человека: лет тридцати пяти, сильный, одет в синюю морскую форму американского образца, волосы темные, вьющиеся над ушами, небольшие, подрезанные, темные усы, на правой щеке длинный, хорошо заметный шрам от пули или от осколка гранаты.

(Рапорт дополнен показаниями сыщиков следственного отдела. Они утверждают, что такой человек действительно существует. Несколько раз его видели в небольших трактирах города, обычно он был один, но официант из «Погребка Рюдберга» вспомнил, что раза два видел, как тот человек беседовал с Хансеном. Незнакомец говорил по-норвежски или по-шведски с заметным английским акцентом. Вполне вероятно, что показания Хансена в отношении этого человека соответствуют действительности).

Далее задержанный Хансен сказал, что этот человек словно загипнотизировал его. О себе он рассказал, что в Америке был сперва тренером, потом ковбоем, золотоискателем и наконец шофером в крупной автомобильной фирме. Именно тогда он получил много призов в автомобильных гонках. Он принимал участие в войне и был даже ранен. Задержанный Хансен, чьи моральные качества оставляют желать лучшего, имеет весьма романтическое представление о жизни и предпочитает общество людей, которые любят поговорить о своих неправдоподобных приключениях. Он сразу же проникся доверием к этому американцу норвежского происхождения, которого воспринял как романтического героя. В ранней юности Хансен увлекался чтением приключенческих романов и, судя по его словам, именно те качества, которые превозносятся в этих романах, привлекли его к этому незнакомцу: он был очень силен и ловок в драках, что и доказал во время ночного столкновения с каким-то отребьем на Принцессегаде. (Дополнение к рапорту, сделанное полицией нравов. Именно в ту ночь уличный патруль нашел трех хорошо известных полиции драчунов, валявшихся на Принцессегаде, они были в бесчувственном состоянии и сильно избиты. Пострадавшие почти не помнили, что с ними случилось, но сказали, что подрались с каким-то неизвестным боксером, с которым они еще поквитаются, когда встретят его при подходящих обстоятельствах).

Кроме того Хельмер Стамсунд был заядлый игрок, он рисковал деньгами, словно ему было совершенно безразлично, выиграет он или проиграет, однако, как правило, он выигрывал. Он мог выпить очень много, но по нему этого не было заметно. С людьми он обращался жестко и свысока, и если вбивал себе что-то в голову, добивался своего, несмотря ни на что. Многие из его причуд обходились ему весьма недешево, но, видно, это его нисколько не заботило. Наверное, он знал много языков. Хансен видел, как он читал французские и русские газеты, а однажды вечером в порту был свидетелем, как Хельмер Стамсунд оживленно разговаривал с моряками из Неаполя.

Однако самое большое впечатление на падкого до романтических приключений Хансена произвел ореол таинственности, который окружал этого американца. Он не знал, где живет этот человек, но по случайным его словам заключил, что тот жил то в самых фешенебельных гостиницах Копенгагена, а то в жалких меблированных комнатах где-то на окраине. Американец появлялся неожиданно, а потом бесследно исчезал. Самое удивительное, он прекрасно знал все, что происходило в городе, а это для иностранцев вообще-то не характерно.

Хансен быстро догадался, что этот Хельмер Стамсунд не в ладах с законом, и даже сильно не в ладах, что он преступник мирового класса, именно такой, о каких он читал и какими восторгался. Поэтому, когда Стамсунд предложил ему обокрасть лавку ростовщика на Готерсгаде, Хансен нисколько не удивился, скорее был польщен, что этот великий человек оказал ему честь, пригласив участвовать в своем деле.

Способ, каким был произведен взлом и кража, вызвали у Хансена искреннее восхищение. (Здесь следователь полиции добавляет, что взлом на Готерсгаде свидетельствует о высоком мастерстве взломщика, преступление было совершено изящно – с помощью простых, но безотказных средств, которыми пользуются лишь самые ловкие профессионалы). Восхищение Хансена своим учителем значительно возросло, когда тот при дележе добычи почти ничего не взял себе. Большую часть краденного – деньги, часы, украшения и другие ценные вещи – он, не глядя, отдал Хансену. Среди краденных вещей был и револьвер с серебряной пластинкой на рукоятке.

Хансен помнил, где он спрятал или куда отвез краденное, и полиция уже нашла несколько вещей, которые, по словам Хансена, достались ему. Однако о некоторых предметах у полиции нет никаких сведений и можно предположить, что они остались у американца. По словам ростовщика, ни те, ни другие предметы особой ценности не представляли, что в известной мере подтверждается и показаниями Хансена.

Что же касается револьвера, Хансен сообщил следующее: однажды в одном танцевальном зале он выпил больше, чем следовало, и похвастался револьвером в присутствии фрекен Катрины, по прозвищу Катрина Гаванская, и двух ее подруг. Через несколько часов, на рассвете, он встретился в одном трактире с американцем. Как ни странно, американцу было известно о том, что произошло в танцевальном зале, хотя Хансен готов был поклясться, что американца там не было. Американец сказал ему: Ты дурак! Зачем ты хвастаешься револьвером, который любой может узнать? Нас с тобой поймают. Давай сюда этот револьвер! И Хансен отдал ему револьвер. Это случилось за два дня до происшествия в квартире обер-егермейстера Мильде.

План проникновения в квартиру господина Мильде был также разработан американцем. Хансену даже в голову не пришло, что можно не подчиниться его приказу, он был полностью под обаянием его силы. По-видимому, американец хорошо знал все обстоятельства жизни господина Мильде. Кроме того, у Хансена сложилось впечатление, что американец в Копенгагене был связан с какой-то автомобильной фирмой. Однажды вечером он пришел к Хансену и сказал, что знает одного богатого помещика, который приехал в Копенгаген чтобы купить автомобиль. Он имел в виду господина Мильде. Американец подробно объяснил Хансену, где и как живет господин Мильде. Еще он сказал, что господин Мильде завтра собирается уехать домой на новом автомобиле и потому деньги на автомобиль уже приготовлены и лежат у него дома. Американец дал Хансену изготовленные им ключи от садовой калитки и от двери веранды и подробно объяснил, что тот должен делать. Хансен приступил к операции вечером в половине одиннадцатого. У него и в мыслях не было, что это будет не обычная кража. Он бы ни за что в жизни не согласился на дело, которое могло окончиться убийством. Преступники договорились встретиться той же ночью, примерно в час.

Далее в рапорте следует описание ужаса, охватившего Хансена, когда он, проникнув в кабинет, обнаружил покойника, сидевшего в кресле, рассказ о его бегстве из этого злосчастного дома и о том, чем он занимался в последующие дни. Американец не пришел к Катрине Гаванской, и Хансен больше не видел его. Хансен считает, что убил господина Мильде именно американец, потому что он видел возле убитого тот самый револьвер.

К этому рассказу следственная полиция добавила несколько критических замечаний. Кроме того, сообщалось, что ни одна фирма, занимающаяся продажей автомобилей, не знала никого, подходящего под описание американца. Да и никакого заказа на покупку автомобиля от господина Мильде к ним не поступало. Желание приобрести автомобиль явно противоречило тому отвращению, какое этот богатый помещик испытывал к современному виду транспорта с его шумом.

На этом основании полиция заключила, что полученные от Хансена сведения представляют собой тонкое хитросплетение правды и лжи – феномен хорошо известный в криминалистике: признаваясь в наименьшем из совершенных преступлений, преступник старается скрыть свое более серьезное преступление.

Однако профессор Арвидсон, который уже десятый раз за вечер проштудировал этот полицейский рапорт, был убежден, что Хансен сказал правду. Он поверил каждому его слову. Но эти злосчастные пять тысяч английских фунтов? Зачем они понадобились господину Мильде?

9
Возвращение Торбена домой

Прошло немного времени, и люди постепенно перестали вспоминать об этом ужасном событии. И общественное мнение, и особенно близкие друзья господина Мильде, вначале были потрясены его смертью, поскольку всеми высказывалось предположение, что это убийство, однако полиция отнеслась к случившемуся сдержанной у всех создалось впечатление, будто у господина Мильде просто сдали нервы и он покончил с собой. Стоило кому-нибудь произнести его имя, и все разговоры тут же смолкали – страшная тайна его смерти не позволяла людям продолжать обычную беседу. Почтенный комитет, созданный для покупки знаменитого полотна Ван Дейка, провел свое заседание без господина Мильде. Вместо него председателем комитета был выбран банкир Гуггенхейм, который в короткой, но проникновенной речи охарактеризовал господина Мильде, как достойного, редкой души человека. Банкир прибавил, что если господин Мильде действительно оказался жертвой преступления, а это, к сожалению, не редкость в наши страшные времена, он надеется, что полиция сумеет обнаружить и поймать преступника. Музей приобрел картину и на золотой пластинке были выгравированы имена выдающихся представителей нации, которые способствовали приобретению этого шедевра. Имени господина Мильде среди них не было.

Молодой Торбен Мильде, служивший в посольстве в Южной Америке, телеграфировал домой, что вернется в Европу с первым же пароходом. Но господина Мильде похоронили в семейном склепе в Мариелюнде до его приезда. Торбен был единственный сын обер-егермейстера, и в его отсутствие никакие решения в связи с наследством, оставленным господином Мильде, не принимались. Госпожа Мильде хотела дождаться сына. До его возвращения они доверила дела управляющему имением и уехала к своим шведским родственникам в Энкло в Сконе, чтобы найти забвение от постигшего ее горя. Лето кончалось. Август выдался на диво жаркий, и Копенгаген, как обычно, совсем опустел. Но это один из самых приятных месяцев. В августе люди отдыхают и предаются безделью, веселые, жаждущие развлечений толпы приезжих оккупируют старый город, тогда как в его богатых кварталах стоит почти деревенская тишина. Разомлевшие от жары люди дружелюбно относятся друг к другу. Это месяц соломенных вдовцов, и жизнь столицы бывает окрашена особым беззаботным очарованием. Только в августе можно так приятно пообедать на террасе под сенью шелестящих деревьев. Только в августе бридж и виски со льдом доставляют столько удовольствия и заставляют забыть об опустевших семейных очагах, которые теперь выглядят так, словно их хозяйки уехали не отдыхать, а по стратегическим соображениям отступили со своих позиций. Буржуа, всегда строго соблюдающие приличия, отказались от своих кислых директорских мин, выходя на балконы, они подставляют лица солнцу и приветствуют коллег, греющихся на солнце на соседних балконах. Или же в каком-то сонном оцепенении ведут по телефону таинственные разговоры и обсуждают посещение ресторанов так, словно речь идет о важных финансовых операциях. Биржа затихает. Может, это самый прекрасный месяц в году, люди меняются, жизнь приобретает иные краски, Копенгаген как будто освобождается от долгих месяцев, заполненных тяжким трудом, и вступает в полосу беспечности и удовольствий.

Профессор Суне Арвидсон относился к числу тех, кто предпочел остаться на август в городе. Он объяснил это тем, что работа требует его присутствия, отчасти он и сам в это верил, но в то же время профессор признавался себе, что его удерживает в городе необъяснимое убийство господина Мильде. Это дело интересовало его и как психиатра. Оно заполнило всю его жизнь, он был буквально пленен им. Отказаться сейчас от этого дела было для профессора равносильно отказу от науки, от решения важных научных проблем. А это было против правил профессора Арвидсона. Загадочность убийства не давала ему покоя. Никогда раньше загадки криминалистики не привлекали его с такой силой. Случалось, его приглашали выступить в качестве эксперта по судебной медицине, но почти все дела, с которым он сталкивался, представлялись ему скучными и простыми. Он придерживался мнения, что решение любого преступления зависит исключительно от терпеливой рутинной работы специалистов и технических средств, какими они располагают, особой гениальности тут не требовалось. Теперь же он вынужден был признать, что столкнулся с загадкой, разрешить которую с помощью техники, имевшейся в распоряжении полиции, было невозможно. Действие этой драмы развернулось в буржуазной среде, не дававшей никаких нитей, за какие можно было бы ухватиться: скрытая враждебной тьмой, эта загадка казалась совершенно неразрешимой.

Итак, профессор Арвидсон остался в городе и без конца перебирал в голове всевозможные гипотезы. Он был частым гостем в полиции, но и там не мог получить удовлетворяющих его объяснений. Полиция топталась на одном месте и не сдвинулась с него ни на шаг после того, как был арестован Кнуд-Оге Хансе. Мнения в полиции разделились, одни считали, что Хансен солгал, другие, – что он сказал правду. Хансена без конца вызывали на допросы, но ничто не могло заставить его изменить свои показания. Полиция бросила все силы на то, чтобы обнаружить следы этого таинственного Хельмера Стамсунда. О его пребывании в Копенгагене, начиная с того утра, когда он встретился с Хансеном в «Погребке Рюдберга», и до того вечера, когда было совершено убийство, было известно более или менее точно. Многие видели его и даже говорили с ним в разных кафе или увеселительных заведениях. Но узнать что-либо о его жизни до или после этого отрезка времени, оказалось совершенно невозможно, словно до и после его появления на сцене царила пустота. Кроме того, не удалось узнать, где имённо этот человек жил. Полиция прочесала весь город, все гостиницы и пансионы, но нигде ничего не знали о нем. Удалось только установить, что за это время он неожиданно появлялся то за игорным столом, то на какой-нибудь пирушке, то в танцевальном зале, а потом снова бесследно исчезал. Откуда он приходил и куда исчезал, не знал никто.

Профессор Арвидсон ловил себя на том, что все время высматривает этого человека, хотя понимал всю бессмысленность подобных попыток. По тем описаниям, какие имелись в полиции, он составил себе точный портрет этого человека, он, как живой, стоял передним, словно профессор уже не раз видел его. Профессор много ходил по городу, посещал места, в которые раньше ему не пришло бы в голову заглянуть, и удивлялся, каким большим и новым оказался Копенгаген после того, как он начал пристально вглядываться в людей, его поражало, какие они все разные и незнакомые. В глубине души профессор упрямо продолжал считать, что этот человек все еще находится в Копенгагене и что именно здесь, а не в каком-нибудь другом месте, следует искать ответ на эту загадку. Необъяснимое предчувствие чего-то страшного преследовало его, когда он летними вечерами бродил по улицам и думал: может, убийца господина Мильде сидит под пальмами какого-нибудь кафе на открытом воздухе или бродит под цветными фонариками Тиволи среди беспечной веселой толпы?

Торбен Мильде приехал в Копенгаген вечером 16 августа. Профессор Арвидсон в подробном письме, которое он послал в Антверпен навстречу Торбену, известил того о самых важных обстоятельствах смерти его отца. За ужином в «Англетере» профессор сообщил Торбену некоторые дополнительные сведения. Для Торбена тоже было загадкой, каким образом его отец мог оказаться жертвой убийцы. Профессор снова упомянул таинственные сто тысяч крон, полученных в английских фунтах, но Торбен лишь недоуменно пожал плечами. По всей видимости Торбен уже справился с горем, вызванным смертью отца, или, возможно, она не так сильно подействовала на него – ведь он уже давно пережил первую молодость и к тому же давно покинул отчий дом. Это был достаточно холодный, немного бесчувственный человек современного типа, чье доверие завоевать бывает не так-то просто. Во время разговора он проявил некоторое раздражение по поводу того, что теперь, по всей вероятности, ему придется отказаться от мысли продолжить образование за границей и вместо этого посвятить себе управлению большим имением отца.

Около половины двенадцатого они покинули ресторан и направились в дом господина Мильде на площади Святой Анны. Там следовало сделать кое-какие распоряжения, а Торбен хотел уже рано утром уехать к матери в Швецию. Начал моросить дождь, мелкий и частый, и оба господина подняли воротники плащей. По небу мчались тяжелые облака, на улицах было необычно темно, и от дождя, блестевшего на брусчатке мостовой, улицы выглядели особенно пустынными и безлюдными.

Недалеко от дома господина Мильде профессор Арвидсон заметил закрытое такси, ждавшее у края тротуара, в нем не было ничего подозрительного, но в последнее время профессор привык обращать внимание решительно на все. Мотор такси не был выключен, машина напряженно подрагивала, словно готовясь к прыжку.

У самого дома профессор обнаружил, что в квартире господина Мильде горит свет.

– В квартире вашего отца горит свет, – с удивлением сказал он.

– Должно быть, это Александр, – решил Торбен.

– Так поздно? Странно.

Он хотел осторожно открыть дверь своим ключом, но в эту минуту ее открыли изнутри и из темноты дома вышел какой-то человек.