Текст книги "Хамелеон. Смерть явилась в отель. Дама не прочь потанцевать"

Автор книги: Стэн Ривертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

29
Утро в трактире

– Вы внимательно наблюдали за домом? – крикнул лесничий управляющему.

– Да.

– Никто отсюда не выходил?

– Нет, во всяком случае через двери.

– А через окна?

Управляющий засмеялся:

– Тоже нет.

Лесничий закрыл окно и повернулся к профессору:

– Надо здесь все осмотреть, он мог где-нибудь спрятаться.

Они снова осмотрели комнаты, перевернули все шкафы, но безрезультатно. Самое странное, что по комнатам вообще не было заметно, чтобы тут недавно кто-нибудь побывал. Через полчаса они прекратили поиски и покинули здание. Не говоря ни слова, они шли по лужайке. Их встретил Кристенсен.

Управляющий не мог скрыть некоторого злорадства.

– Я вас понимаю, – раздраженно сказал лесничий. – Вы человек суеверный и вам, должно быть, смешно, что кто-то пытается поймать неуловимый фантом. Но тем не менее я его все-таки поймаю.

– Каждый может думать об этом, что хочет, – буркнул управляющий. – В больших усадьбах часто видят то, что объяснить невозможно.

– Что говорят люди? – спросил лесничий.

– Об этом? Почти ничего.

Профессор и лесничий покинули усадьбу с неприятным чувством. Они еще постояли невдалеке, переговариваясь шепотом и наблюдая за окрестностями. В конце концов им не оставалось ничего, как отправиться домой. Когда они шли через лес, вершин деревьев коснулись первые лучи рассвета, но внизу было по-прежнему темно и тихо.

Они снова прошли мимо трактира Батюшки Абрахама – окна были закрыты ставнями, и трактир казался вымершим.

– Батюшка Абрахам открывает рано, но он не любит, чтобы нарушали его ночной покой, – объяснил лесничий. – Хотел бы я знать, вернулся ли ботаник домой до того, как двери закрыли на ночь?

Лесничий вынул часы:

– Скоро мы услышим, как Батюшка Абрахам спускается по лестнице, и тогда можно рассчитывать, что нас угостят горячим кофе.

В ожидании друзья присели на ступени крыльца. Уже совсем рассвело, день обещал быть ясным и теплым. Вскоре они услыхали, как Батюшка Абрахам возится на кухне. Он всегда собственноручно варил первый утренний кофе, отдавая таким образом дань новому дню. Благоухающий напиток Батюшки Абрахама славился у местных жителей. Но он открывал трактир лишь тогда, когда священнодействие было закончено и кофейник попыхивал на плите.

Друзья слышали, как Батюшка Абрахам открыл изнутри затворы, запиравшие ставни, вскоре щелкнул замок и в дверном проеме появился кожаный передник Батюшки Абрахама. Трактирщик нисколько не удивился, увидев друзей в столь ранний час. Лесничий мог в любое время суток осматривать свои владения. Батюшка Абрахам подал кофе и приготовился к приятной беседе. С утра он бывал брюзглив и весьма многословно распространялся об образе жизни, какой ведут нынешние люди.

– Возьмите, к примеру, хоть этого ботаника, который у меня остановился. Он что, думает, будто я держу гостиницу с массой слуг? Нет, у меня старомодный трактир и никого, кроме меня, тут нет. Я сказал ему понятным языком, что он должен вернуться домой до полуночи. По-моему, у этого собирателя зелени было больше, чем достаточно, времени на сборы своей коллекции. Однако он и не подумал вернуться вовремя. И я, старый человек, ждал этого бродягу до половины первого. Это меня больше всего рассердило. Я весь кипел от возмущения, когда в конце концов поднялся к себе и лег.

– И оставили его на ночь под открытым небом? – удивился профессор.

– Разумеется, – ответил Батюшка Абрахам. – У меня здесь не ночлежка. Но самое ужасное, что этот тип так и не разбудил меня ночью. Должно быть, заснул где-то среди своих цветочков.

Профессор вдруг насторожился:

– Как зовут этого ботаника?

– Ховард или Хелланд, или еще как-то, точно не помню.

Лесничий понял, о чем подумал профессор, и сказал:

– Мы бы хотели взглянуть на его комнату. Она закрыта?

– А это мы сейчас узнаем, – ответил трактирщик, с трудом поднимаясь по лестнице впереди своих гостей.

Узкая винтовая лестница была собрана из толстых дубовых досок. Комната, которую занимал ботаник, Находилась как раз перед лестницей. На выкрашенной и голубой цвет двери с большой железной ручкой красовалось римское «два». Дверь сразу открылась. Это была самая хорошая, большая и лучше всего обставленная комната во всем трактире, хотя потолок у нее был низкий. Ковра на полу не было, но широкие половицы были выскоблены добела. В середине стояла старинная господская кровать с голубым шелковым пологом, к которой вели две ступеньки, кровать была завалена подушками и перинами. Оба окна, выходившие в сад, были открыты и казались дивными летними пейзажами, ибо обрамляли цветущие луга и деревья, наслаждавшиеся ранним синим утром.

У стола, также без скатерти, столешница которого была сделана из цельной доски, стояли два стула – один из них, с подлокотниками, явно относился к эпохе Ренессанса и радовал глаз своей изумительной пурпурной обивкой.

Вещей у приезжего почти не было. У кафельной печи стоял небольшой саквояж из дорогой кожи с серебряным замком. Профессор приподнял его, но, судя по тяжести, саквояж был пустой. На кровати лежала пижама в зеленую полоску из темной шелковистой ткани. У ножки кровати стояли красивые домашние туфли, расшитые вручную серебряной нитью, очевидно, – подарок какой-нибудь из поклонниц. Все, находившиеся в комнате вещи, как и туалетные принадлежности, приобретенные у самых дорогих и знаменитых фабрикантов, говорили о том, что их хозяин – избалованный денди. А вот о его занятиях ботаникой не говорило ничего, здесь не было даже самого маленького футляра для растений, какими обычно пользуются ботаники.

Но на туалетном столике у кровати лежали газеты и телеграмма.

Это были вечерние копенгагенские газеты двухдневной давности и одна французская, очевидно, купленная для чтения в дороге. Телеграмма была вскрыта, про – читана и снова сложена. Профессор подержал ее в руке. Прочесть – не прочесть? Он опасался недопустимого вмешательства в частную жизнь постороннего человека, но с другой стороны… Телеграмма была адресована Доктору Ховарду, до востребования, станция Кнарреберг. Это означало, что ботаник получил телеграмму собственноручно. Лесничий увидел замешательство профессора и сделал нетерпеливое движение. Телеграмма была открыта. По изумлению, появившемуся на лице профессора, лесничий понял, что ее содержание оказалось крайне важным.

Лесничий подошел к профессору и через его плечо прочитал телеграмму. Она содержала одно единственное слово, вернее, цифру – «400».

Но подпись стояла «Хенглер».

30
Доктор Ховард

– Не понимаю смысла этой телеграммы, но понимаю, что мы на верном пути, – сказал лесничий.

– Единственное, что нам пока известно, так это то, что в этой игре неожиданно появился новый игрок, – сказал профессор. – Никогда не слышал этого имени, во всяком случае, в связи с нашим делом. Телеграмма послана из Копенгагена вчера утром. Значит, в это время Хенглер был еще в Копенгагене. Но это противоречит телеграмме Риста, в которой говорилось, что Хенглер уехал из Копенгагена вечером за день до того.

– Это вообще ничего не означает, – возразил профессор. – Хенглер мог поручить кому-нибудь послать телеграмму, например, портье. Но о чем говорит цифра 400?

Это может быть шифр, – ответил профессор.

Итак, пока нам известно только, что между Хенглером и этим ботаником есть какая-то связь. Раньше мы знали о несомненной связи между Хенглером и Мариелюндом, между Хенглером и покойным господином Мильде.

– Я начинаю подозревать, – сказал лесничий, и глаза его блеснули, – что между доктором Ховардом и таинственными ночными посещениями Мариелюнда тоже есть некая связь. Пусть наивная челядь верит в свои привидения. Я собственными глазами видел того человека у окна, слышал, как он ходит по тем комнатам. И знаю, что он существует, что он был там. Кроме этого незнакомого ботаника, никаких незнакомых людей в округе никто не видел. Этот человек ведет себя крайне подозрительно. Ночью он в трактир не вернулся. Поэтому вполне вероятно, что ботаник и тот человек, которого мы видели в Мариелюнде, – одно и то же лицо.

– В таком случае, надо считать, что доктор Ховард и антиквар Хенглер составили против Мариелюнда заговор, возможно, их цель – похищение коллекции из запертых комнат. Однако трудно себе представить, чтобы такой знаменитый антиквар, как Хенглер, пошел на такой шаг.

– Но, может, дело вовсе не в воровстве? – возразил лесничий. – Может быть, это нечто совершенно иное? Вся эта история с самого начала полна тайн, которые даже ты со своим логическим мышлением не можешь постичь до конца.

Профессор ответил не сразу. Он внимательно оглядел комнату, словно пытался найти ответ в оставленных ботаником вещах.

– Не вижу никакого разумного объяснения действиям этого человека. Чего он хочет достичь, подвергая себя такому риску? Ведь только по чистой случайности он еще не схвачен как обычный взломщик и квартирный вор. Однако он не только рисковал попасть в руки правосудия. Скажи честно, ты остановился бы перед тем, чтобы сегодня вечером пустить в него пулю, если б увидел, как он убегает из тех комнат?

– Наверное, нет, – серьезно ответил лесничий.

– К тому же, – продолжал профессор, – по этим трем комнатам не похоже, чтобы в них бесчинствовал преступник.

– Это еще ничего не значит. Ведь нам неизвестно, что именно прятал там господин Мильде.

– Мы с тобой внимательно все осмотрели и, по-видимому, там ничего не тронуто. Ни один вор не оставит нетронутым шкаф со старинными золотыми украшениями.

– А я и не говорю, что это был обычный вор, я только никак не могу отождествить реального, живого доктора Ховарда с глупым привидением управляющего.

Профессор заговорил, словно прислушиваясь к собственным мыслям:

– Давай рассуждать так. Кто этот Ховард? Незнакомец. Человек, неизвестный в этих местах. Тогда как таинственный гость Мариелюнда обнаруживает неплохое знание и замка и усадьбы. Он и проникает туда и уходит оттуда путем, который нам, во всяком случае, неизвестен. Неужели ты думаешь, что обычный вор подойдет к окну, чтобы на него падал свет луны и будет листать у окна старинный фолиант? Это очень странно, и меня бесит, что каждый раз, когда в этом деле происходит что-то новое, это бывает никак не связано с тем, что случилось раньше. Все как будто рассыпается на части, я не могу уловить никакой связи. Этот светловолосый ночной гость, что читал книгу у освещенного луной окна, подвергал себя немалому риску и, думая об этом, я должен признать, что все это отнюдь не случайные явления, какими бы бессмысленными и странными они ни казались.

– И однако, я уверен, все можно объяснить очень просто, надо только найти естественные причины, – сказал лесничий. – Может, нам это удастся, если мы разузнаем что-нибудь про эту незнакомую личность. Предполагаю, что он, как и мы, сегодня ночью не спал.

У нас нет оснований полагать, что он больше не вернется в трактир. По-моему, ему нечего скрывать. Он оставил все на виду. Пошли домой, а тем временем этот незнакомец, чуть раньше или чуть позже, вернется в свою комнату. И Батюшка Абрахам сообщит нам об этом.

Батюшка Абрахам, взволнованный разговорами о ворах и взломщиках, ворча согласился. Да, он сообщит, когда его гость вернется. Профессор и лесничий отправились домой. Оба устали после ночных волнений. К тому же, стало уже жарко. На небе не было ни облачка.

Но в усадьбе лесничего день еще не начинался. Дыма над трубой не было. Усадьба мирно почивала в саду, где весело гомонили птицы.

Они вошли в калитку, которая находилась напротив большой веранды. Двери, ведущие в дом, были затворены, на веранде стоял стол, еще вчера накрытый клетчатой скатертью, и несколько плетеных кресел. Профессор и лесничий одновременно увидели какого-то человека, сидевшего в одном из кресел. Он сидел, низко опустив голову и лениво вытянув скрещенные ноги. Безвольно висели белые, холеные руки. Лица еще видно не было, опущенную на грудь голову венчала большая соломенная шляпа, какие носят французские рабочие на виноградных плантациях. На ремне через плечо висел зеленый футляр для сбора растений.

Доктор Ховард!

Профессор и лесничий остановились, как вкопанные, перед этим неожиданным зрелищем. Человек, сидевший в кресле, не шевелился.

– Он спит, – прошептал профессор. – Сел, чтобы дождаться нас, и заснул.

– Эта поза… – прошептал профессор.

– Что ты имеешь в виду?

– Позу этого человека.

Удивленный профессор потер рукой лоб, чтобы собраться с мыслями и немного успокоиться. Пальцы его дрожали.

– Точно в такой же позе сидел господин Мильде, когда мы нашли его мертвым.

– Но этот всего лишь спит, он не умер! – сказал лесничий.

Он положил руку на плечо спящего и окликнул его:

– Проснитесь, сударь!

Но незнакомец спал так крепко, что лесничему пришлось уже бесцеремонно потрясти его. Наконец тот очнулся от сна и медленно поднял голову. Широкополая шляпа соскользнула на пол веранды. Он открыл глаза, сна в них, как ни бывало. При виде лесничего и профессора он насмешливо улыбнулся. Те молча, в удивлении застыли перед ним.

Человек, сидевший на веранде, был Торбен Мильде.

– Доктор Ховард… Доктор Ховард… – с трудом проговорил лесничий.

– Это тоже я, – ответил сын покойного господина Мильде. – Это я остановился в трактире Батюшки Абрахама.

31
Что пришло в голову профессору Арвидсону

Профессор Арвидсон сперва вообще не мог вымолвить ни слова. Во-первых, он никак не ждал увидеть здесь Торбена, а во-вторых, профессора крайне удивил его вид. Новый хозяин Мариелюнда выглядел не только утомленным, что после такой ночи было вполне объяснимо. Он вообще совершенно переменился. Последний раз профессор видел его всего двое суток назад, но за это время Торбен как будто постарел. Словно его основательно потрепал тропический циклон. Вид у него был измученный, лицо осунулось и лишь глаза были такие живые и пронзительные, что это даже пугало.

Профессор подумал, что с таким выражением лица встает из-за карточного стола игрок, проигравший все свое состояние.

Торбен как будто прочитал его мысли, он натянул шляпу на лоб и теперь большая часть его лица оказалась и тени.

– Вы меня, конечно, не узнали, – обратился он прежде всего к лесничему.

– Почему? Теперь я вас узнаю, господин Мильде, серьезно ответил лесничий. – Но вас давно не было дома и вы очень изменились.

– Я позволил себе прийти к вам потому, что не мог попасть в трактир, где снял комнату. Старый Батюшка Абрахам не стал с годами добрее. Я не осмелился назвать ему себя.

– Но зачем вам понадобилось останавливаться в трактире! – удивленно спросил лесничий. – Почему вы не приехали прямо в замок? Насколько я знаю, ваши старые апартаменты стоят в том же виде, в каком вы их покинули много лет назад. Кроме того, в замке еще сохранилась часть старой прислуги. Мы все будем рады принять сына нашего покойного господина. Но если хотите, вы, конечно, можете остановиться и в моем доме, господин Мильде.

Торбен нетерпеливо покрутил головой, отвергая его предложение.

– Только не сейчас, – сказал он. – Некоторое время я еще не смогу вступить во владение имением. Но мне захотелось нанести тайный визит в родные места, как-никак, а я здесь родился и вырос. И я решил приехать инкогнито. Мечтал провести несколько дней в полном покое. Представляете себе, если бы я приехал как новый хозяин? В Мариелюнд хлынул бы поток людей, и мне пришлось бы заниматься делами, которые я по разным причинам хотел бы на некоторое время отложить. Вот я и решил прожить эти несколько дней в трактире. Я понимал, что Батюшке Абрахаму будет трудно узнать меня. К тому же, он почти ослеп. У меня были все основания полагать, что с этим ботаническим снаряжением я смогу безбоязненно бродить по местам моего детства и любоваться дорогими моему сердцу красотами.

(Романтическая душа, подумал профессор. Узнаю его. Но он лжет).

– Однако, когда я сегодня, усталый, поздно вернулся с прогулки и нашел дверь трактира запертой, я решил открыться вам, господин лесничий, и искать у вас приюта. Ваши плетеные кресла очень удобны, и я от всей души благодарю вас.

Лесничий был сбит с толку и сильно смущен – он не понимал, как ему следует отнестись к словам Торбена. Он хотел открыть дверь в дом, но Торбен движением руки остановил его.

– Не надо, еще слишком рано. Я подожду здесь в тени, здесь так хорошо.

Все это время Торбен обращался только к лесничему, словно профессора тут вообще не было. Профессор был этим даже доволен – он получил возможность наблюдать за ним и попытаться разгадать его планы. Ему было ясно, что Торбен не поехал в Швецию, а прямиком отправился в Мариелюнд. Профессор привык читать по лицам, это помогало ему узнавать многие тайны своих пациентов. Ему было ясно, что после ужина в «Фениксе» два дня назад Торбен пережил что-то тяжелое, что потрясло его до глубины души.

Наконец Торбен обратил внимание на присутствие профессора.

– Не ожидал вас здесь увидеть, – сказал он. – Догадываюсь, что вы старые друзья с господином лесничим.

– Вы не ошиблись.

– Надеюсь, вас привели сюда не мои дела?

Профессор улыбнулся. Торбен смертельно устал, подумал он, но старается сохранить свою обычную холодность и отчужденность.

– Вы сами, дорогой Торбен, рекомендовали мне полечить нервы на лоне природы. Вот я и последовал вашему совету.

– Тогда вы сделали ошибку, приехав в эти места. Ведь вам хотелось освободиться от некоторых мыслей и воспоминаний, а здесь эти воспоминания будут поджидать вас на каждом шагу. Особенно по ночам. Человек, который хочет поправить нервы, не должен много гулять по ночам, он долен спать. Вам ли, врачу, не знать этого?

Профессор надменно улыбнулся.

– То же самое я посоветовал бы и вам, Торбен. И, похоже, ночные прогулки расстраивают вас еще больше, чем меня. Посмотрите на себя. Вы страшно изменились за последние два дня. Можно даже сказать постарели. Утратили присущую вам уверенности в себе. Вы пережили что-то неприятное? Может быть, даже несчастье? Я знаю, что не ошибся.

Торбен вздрогнул, хотел встать, но упал обратно в кресло. Он безуспешно пытался вернуть себе былую надменность. Откинув голову на спинку кресла, он смотрел на профессора почти с ненавистью.

– Вы ошибаетесь, – проговорил он.

Лесничий ушел в дом. Он понял, что профессор и Торбен приблизились к теме, которая его не касается, и их лучше оставить одних. Они слышали, как он ходит из комнаты в комнату.

– Вы больше не верите в мою дружбу? – спросил профессор.

– Почему? По-моему, ваша дружба даже преследует меня.

– Но ваш отец был моим лучшим другом, – с горечью сказал профессор. – Его я хорошо понимал. А вот вас совершенно не понимаю.

– Моего отца вы тоже не понимали, – холодно возразил Торбен.

Профессора вдруг осенило, что за этими словами, быть может, кроется разгадка тайны.

Торбен огляделся по сторонам и обнаружил, что лесничий ушел.

– Последние часы я все время следил за вами, Торбен.

– Я знаю.

– Это вы шли впереди нас по лесу.

– Да, я.

– И это вы стояли у окна замка, освещенного луной.

– Да, я, – ответил Торбен.

32
Человек в окне

Профессор сел в пустое кресло. Торбен не Шелохнулся, но по его лицу скользнула гримаса неудовольствия. Глаза его были скрыты полями шляпы. Казалось, только усталость мешает ему избавиться от общества профессора.

– Мы с лесничим убеждены, что ночью в лесу слышали ваши шаги. Это так? – спросил профессор.

– Совершенно верно, – ответил Торбен. – Я слышал голоса за спиной. – Вы знали, что это я?

– Нет, этого мне в голову не пришло.

У профессора забрезжила догадка, и он спросил:

– Должно быть, вы подумали, что за вами идет другой, но тоже хорошо известный вам человек?

Торбен ответил не сразу, ему хотелось обдумать свои слова.

– Вы помните, конечно, что ночь была очень красива, – заговорил он наконец. – Совершенно тихо, и этот очаровательный лунный свет. Я ведь уже сказал вам, что приехал, чтобы взглянуть на любимые места моего детства. Мне не было дела до того, кто тоже вышел полюбоваться луной. Я искал одиночества и боялся, что кто-нибудь помешает мне, а потому ускорил шаг. Эту тропинку я любил с юности, особенно при лунном свете.

– Но как вы могли незамеченным проникнуть в дом?

Торбен заливисто захохотал.

– Так ведь я к этому и стремился! Еще раз напоминаю вам, что здесь прошло мое детство. Я знаю в замке все ходы и выходы. Даже если все двери будут заперты на замки и засовы, я сумею проникнуть в замок, ипритом, без ключа. Мне было приятно еще раз почувствовать себя юным сыном хозяина замка, который после сомнительных приключений возвращается тайком домой… Эта ночь была напоена сладостью и грустью воспоминаний…

Он лжет, подумал профессор.

Торбен продолжал свой рассказ. Собственные слома как будто немного расшевелили его:

– Эта прогулка по пустым комнатам и коридорам… И словно вернулся в далекое прошлое с его очаровательным запахом пыли и старых ковров. Я не зажег ни одной лампы. Ведь я так хорошо все здесь знаю. И, кроме того, к моему удовольствию в окна лился чарующий лунный свет. Уверяю вас, мною овладело невыразимое чувство, когда я шел по моему старому, но теперь совершенно пустому дому, я был наедине со всей этой старинной мебелью и этим сказочным, льющимся с небес светом.

– И вы вошли в те три запертые комнаты? Значит, у вас были от них ключи?

– Да. Мне всегда нравилось там бывать. Любоваться этими спрятанными произведениями искусства, которые когда-то принадлежали другим временам и другим людям.

– Вы знали, что за вами следят?

– Нет.

– Как раз в это время управляющий, лесничий и я внимательно наблюдали за этими тремя окнами.

– Я и подумать не мог, что кто-то проявит такой интерес к моим наивным мечтам.

– Потом вы подошли к окну, вы были похожи на старика. Клянусь вас, мне показалось, что у окна стоит согбенный, седовласый старик!

От взгляда профессора не укрылось, что Торбен сильно сжал ручку своей трости.

– Воистину, велика сила лунного света, – прошептал Торбен. – В таком свете все выглядят покойниками.

– Нам снизу было видно, как вы внимательно читали какую-то книгу, перелистывали страницы. Наверное, это была фамильная Библия?

– Нет, старинная рукопись, – ответил Торбен.

– Но почему же вы не впустили нас, когда мы стучали?

– А почему я должен позволять кому-то мешать мне в моем собственном доме?

– Вы узнали наши голоса?

– Мне показалось, что я узнал голос лесничего..

– Жаль, что нам пришлось прострелить такую красивую дверь, – задумчиво сказал профессор. – А как же вы вышли из дома?

– Так же, как и вошел, больше мне нечего вам ответить. Я знаю наш дом. И предпочел исчезнуть оттуда так, чтобы меня никто не видел. А дверь можно починить. Это не столь важно. Гораздо важнее, что я получил возможность домечтать свои мечты до конца.

Торбен откинулся в кресле, устремив вдаль отсутствующий взгляд. Потом продолжал:

– Я прекрасно понимаю, что вы действуете в моих интересах, но вы слишком запутались в страшных тайнах, которые сопутствуют этому делу. Вы уже не видите естественных причин самых обычных событий. Со мной все обстоит иначе. Мне все представляется полуреальным. Для меня естественно искать в прошлом забвения от настоящего. Ночью я весь ушел в воспоминания и снова пережил счастливые времена. В этом нет ничего таинственного, как хочется считать вам, находящемуся в плену своей разыгравшейся фантазии. Называйте это глупостью, прихотью, сентиментальностью, но эта тихая прогулка в ушедшие годы была необходима для моих нервов.

Нервы. Профессор внимательно смотрел на Торбена. Измученное лицо молодого человека отнюдь не свидетельствовало о его спокойных нервах. Оно говорило о страхе, мучительных раздумьях, бессонных ночах и тяжелых потрясениях. Казалось, сам рок проступал в обострившихся чертах Торбена. Профессора охватило сострадание к нему.

– Торбен, – позвал он.

Торбен не ответил.

– Вы сейчас очень одиноки.

Торбен не ответил.

– Вы знаете, что я ваш друг, – продолжал профессор. – Не забывайте об этом. Хотите, я расскажу вам, о чем вы сейчас думаете?

– О чем же я думаю? – тихо спросил Торбен.

– Вы думаете, каким блаженством было бы скинуть ту маску спокойствия и твердости и сказать мне: Помогите мне, дорогой друг.

Торбен вдруг повернулся к профессору и протянул ему обе руки.

– Да! – горячо воскликнул он. – Помогите мне!

В эту минуту из дома вышел лесничий. Профессор встал. Торбен остался сидеть, еще более поникший, чем раньше.

– Господин Мильде, – сказал лесничий, – если хотите отдохнуть, вам приготовлена комната.

Торбен не успел ответить, внимание всех троих привлек велосипедист, который на большой скорости мчался по аллее к дому лесничего.

Управляющий Кристенсен спрыгнул с велосипеда, он был весь в пыли и заикался:

– Он опять там! – проговорил управляющий.

– Кто? – спросил лесничий.

– Старик. Привидение. Человек в окне.

Торбен, профессор и лесничий переглянулись.