Текст книги "Убежище, или Повесть иных времен"

Автор книги: София Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

пренебрегает им, и ждала возвращения своего нареченного жениха, с тем

чтобы согласиться на брак.

Мисс Уолсингем поддержала затею леди Пемброк, что привело в

некоторое недоумение остальное общество, и после многочисленных шуток на

предмет сердечного ясновидения леди Пемброк послала за своим супругом и за

гостем... О, Небо!.. Этот гость, этот непобедимый воин, которому суждено

было решить мою участь... Зная, как молод он, я ожидала встретить в его

облике и манерах признаки юношеской незрелости и незавершенности. Каково же

было мое удивление, когда я увидела рост и величавость лорда Лейстера,

совершенство черт, не уступающее ему, но при этом стройность фигуры,

свежесть и красота лица были озарены блеском молодости, отмечены

изяществом в соединении с прямодушием, а выражение лица говорило о тонкости и

деликатности чувств, сравниться с которыми могли лишь те, что неизменно

вызывал он сам. Нет, я не передала и половины того глубокого и

драгоценного впечатления... тщетно я пыталась бы передать его. Он взглянул – и мне

показалось, будто я только сейчас обрела зрение, он заговорил – и я словно

обрела слух. Опасаясь, что мое смятение скажется и выдаст меня, я опустила

глаза, но они уже донесли этот образ до моего сердца, я все еще видела его

внутренним взором, а мой очарованный слух сохранил звук этого голоса,

оставаясь глухим ко всем остальным голосам. С выразительной улыбкой

выслушав непререкаемое повеление леди Пемброк, он поцеловал протянутую ею

руку и вслед за тем движением, исполненным грации, преклонил колено

передо мной... Милосердное Небо! Как безгранично было мое смущение при

этой неловкой ошибке, но как глубока была моя безмолвная радость! Безу-

держное веселье всего общества раздосадовало его. Великодушно делая вид,

что только в этом смехе видит причину моего огорчения, он почтительно

попросил прощения за то, что вовлек меня в эту великолепную шутку, которой

дамы столь любезно почтили его. Понизив голос, он добавил, что перед кем

бы ему ни повелевала склониться родительская власть, он всегда будет

помнить с гордостью и удовольствием о том непогрешимом выборе, на который

отважилось его сердце. Затем, приблизившись к мисс Уолсингем, чье

выражение готовности избавило его от новой ошибки, он почтил ее весьма

прохладным комплиментом, пробудив все яростные свойства ее натуры, и тут же

перешел к другим дамам, дабы подобным же образом приветствовать их.

Взор его между тем вновь и вновь останавливался на мне с выражением

пылкого прямодушия, которое отличало его всю жизнь.

Я покинула его общество и вернулась во дворец, охваченная той же

пылкой страстью, какую некогда дерзала порицать в тебе, льстя себя надеждой,

что он уже обдумывает, как положить конец помолвке, не находящей

отклика в его сердце. Как сладостны были эти часы, исполненные надежд! Готовясь

сделать тебе признание, дать выход своей любви, доверив ее твоему

преданному сердцу, я застала тебя в слезах, в тоске и страхе, ибо именно тогда

сделалась очевидной жестокая, необузданная ревность лорда Лейстера. Не имея

смелости поминать обстоятельство, столь далекое от причины твоей печали, я

схоронила это драгоценное впечатление в тайниках души и посвятила себя

врачеванию твоих глубоких сердечных ран. Вследствие странной перемены в

своих чувствах я научилась справедливо судить о твоих, и усиливающееся

сходство обстоятельств с каждым днем все нераздельнее сливало наши души,

хотя я ни словом не обмолвилась о своих чувствах. Гордые мечты о величии,

порою ожесточавшие сердце, которое я осмелюсь назвать благородным,

тотчас исчезли перед лицом более сильной страсти, непостижимым образом

заполнившей ту зияющую пустоту во мне, которую я ощущала и которую

доселе ничто не могло заполнить. Я более не роптала на королеву, я более не

думала о королевском дворе как о тюрьме – с этой минуты, спокойно

примирившись со своей судьбой, я устремила все свои желания к одному-единствен-

ному предмету.

Я даже прилежно занялась воспитанием чувств лорда Лейстера, улаживая

несогласие, от которого оба вы одинаково страдали, хотя ни один не

признался бы в этом. Лорд Эссекс во время таких бесед неизменно находился

поблизости, и его пристальный взгляд стремился проникнуть в природу связи

между нами и в тайну нашего происхождения, так старательно скрытую от всех

Лейстером и Елизаветой. Неприязнь, которую твой супруг уже проявлял в

отношении Эссекса, в таких случаях становилась еще более явной, и, видя в

себе причину этого, я всячески старалась мелкими знаками внимания и

уважения вознаградить терпение своего любезного поклонника. Неприязнь столь

неоправданная усиливала, однако, мою собственную неприязнь к лорду Лей-

стеру, хотя в то же время и давала мне новое основание скрывать ее, более

веское, чем те, которыми я руководствовалась до сих пор.

Твои терзания глубоко запали мне в душу, и, извлекая печальный урок из

опыта страсти столь безоглядной, я сурово призвала себя к ответу за то, что

потворствую своей опасной слабости, и решила мужественным усилием

подчинить ее себе, если не могу ее уничтожить. Но, ах, как тщетны эти попытки,

когда сердце затронуто поистине глубоко! Любовь, сестра моя, словно

обвившаяся змея, лишь теснее сдавливает сердце при каждой попытке сбросить ее.

Напрасно я обращалась мыслями к безвестности, которая доселе окружала

нашу жизнь, к темной таинственной туче, все еще нависающей над нею:

жизнь перекинула через тучу яркую радугу, и каждая слеза, исторгаемая

невзгодами, отражала сияние Эссекса. Ах, отчего беды способствуют усилению

страсти? Не умея объяснить причину, я свидетельствую неоспоримость

следствия. Волнения сердца – неугомонного всегда – во дни бедствий, должно

быть, особенно бурны; когда же в нем находит приют любовь, то всякое

волнение придает ей новые силы, как бы ни был далек от нее источник волнения.

И все же если сердечная слабость женщины может иметь оправдание в

достоинствах того, к кому она обращена, то, чем более я узнавала Эссекса, тем

более находила оснований для такого оправдания. Та благородная

искренность, что всю жизнь противилась придворным ухищрениям, которые он не

умел ни усвоить, ни с выгодой для себя использовать, в то время была

особенно заметна в нем. Щедрое сердце и тонкое понимание делали его не только

покровителем, но и другом талантов. Любой сторонний наблюдатель с

восхищением видел даже в его юности ту же богатую одаренность, что так полно

осуществилась в более зрелых годах Сиднея, и думал, как посчастливилось

сэру Фрэнсису Уолсингему, который мог сочетать свою дочь браком с любым

из этих двух выдающихся умов Англии. Великодушный Эссекс считал ниже

своего достоинства обмануть ожидания той, на ком он не отказывался

жениться, и, из почтения к воле покойного отца выказывая готовность

исполнить ее, положился на судьбу в надежде на благополучный для себя исход и

поклонялся мне молча.

В это время военные обязанности призвали лорда Лейстера к войскам и

знатные дворяне последовали за ним. Я разделяла твою горькую обиду, когда

он уехал, ни словом не простившись с тобой, и чувства твои были мне так

близки, что я попыталась внушить себе, будто Эссекс лишь стремится

обрести власть, которая позволяла бы ему обращаться со мной подобным образом.

Эта мучительная мысль так завладела мною, что под ее влиянием я проявила

при расставании холодность, к которой Эссекс был совершенно непривычен и

о которой, должна сознаться, я не переставала сожалеть во все время его

отсутствия.

Поражение и гибель Армады возвратили веселье и блеск королевскому

двору. Полное примирение произошло между тобою и лордом Лейстером.

Мое сердце вновь распахнулось навстречу надежде, счастью, Эссексу,

который теперь решился посвятить в свои чувства леди Пемброк. Она с жаром

приняла к сердцу его интерес и обещала помочь ему найти возможность

признаться мне. Вскоре она призвала меня к себе и с той счастливой улыбкой,

что всегда побуждала нас сделать все, чего она ни пожелает, сказала, что с

той самой минуты, как она меня увидела, ее заветнейшей целью стало

соединить меня с лордом Эссексом, единственным, по ее мнению, кто был достоин

сердца, которое она так хорошо узнала. Она вовлекла своего супруга в

сговор, целью которого было таким необычным образом представить нас друг

другу, тогда как я сочла это лишь странной причудой. Затея вполне

оправдала ее надежды, покорив сердце одной из сторон и, добавила она, не оставив,

как ей кажется, равнодушной другую. Взглянув на мои зардевшиеся щеки,

она с веселым видом встала и распахнула дверь своего кабинета.

– Словом, моя дорогая, вот сам милорд. Позвольте ему самому изъяснить

свое дело. Когда же я решу, что смогу говорить более разумно, чем он, то —

положитесь на меня – я прерву его.

С этими словами, вырвав из моих дрожащих пальцев край своего платья,

она выбежала из комнаты. В испуге и растерянности, ошеломленная тем, что

настал миг, столь давно желанный, я хотела было последовать ее примеру,

но, воспользовавшись тем самым образом, которым я безуспешно пыталась

удержать свою подругу, лорд Эссекс более твердой рукой ухватил меня за

платье. Я обернулась и, не отваживаясь задержаться взглядом на стройной

фигуре и прекрасном лице, опустила глаза и молчаливо согласилась

выслушать его. Боже, как глубоко в душе моей, как прекрасно воспоминание о той

минуте, когда слово «любовь» впервые коснулось моего слуха, произнесенное

единственным голосом, который делал его милым моему сердцу!

– Я верю, самая боготворимая из женщин, – сказал граф, – что,

почтительнейше склоняясь перед вами, я не совершаю ничего неожиданного для

вас. В ту минуту, как я впервые увидел вас, мои колени сами преклонились

перед вами в знак того, что вам принадлежит сердце, которым любовь,

зародившись в этот миг, завладела навеки. Священное чувство долга перед отцом,

чья воля во всех остальных случаях подчинялась голосу разума, заставляет

меня чтить даже ту великодушную ошибку, что побудила его заключить

договор о моем браке с мисс Уолсингем. Отец, которому суждено было во цвете

лет отказаться от всех благ, что заставляют человека дорожить жизнью,

всеми силами старался сохранить их для сына, увлажнявшего его бледные щеки

бесхитростными детскими слезами. Чтобы создать мне друзей при дворе,

которые хоть отчасти смогли бы заменить его, он формально породнил меня с

искусным политиком Уолсингемом, единственным , чье влияние могло

уравновесить влияние наших заклятых врагов – семейства Сесилов. Дальнейшие

события подтвердили справедливость его суждения. По стечению

обстоятельств я оказался бы в полном забвении и небрежении, если бы не

поддержка и привязанность сэра Фрэнсиса. Вследствие этого с моей стороны было бы

недостойно отвергнуть дочь человека, которому я обязан и своей

безопасностью, и своим положением. Но я давно изучил ее характер и, опасаясь

доверить свое счастье девушке, чей яростный нрав не позволяет ей самой быть

счастливой, я, уступая желанию лорда Лейстера, оставался за границей,

питая при этом надежду (со временем оправдавшуюся), что за это время она от-

даст свое сердце какому-нибудь более прилежному поклоннику. Прежде чем

я вернулся домой, у меня уже были основания верить, что мое желание

исполнилось. Ее склонность к сэру Филиппу Сиднею поистине слишком

очевидна для меня, чтобы думать о соединении наших судеб, если близкие с обеих

сторон пожелали бы завершить помолвку браком; но так как я склонен

верить, что решимость сэра Филиппа преодолела бы сопротивление семьи Уол-

сингем, то осмелюсь просить вас сказать мне (если вы снизойдете до интереса

к судьбе человека, рожденного, чтобы боготворить вас), есть ли у Сиднея

основания надеяться на благосклонность вашей сестры. Примите мои слова как

извинение за то, что я имел дерзость пытаться проникнуть в вашу тайну, и

поверьте, что, желая быть причастным к ней, я не стремлюсь посягнуть на

существующие у вас обязательства, перед которыми покорнейше отступлю

независимо от того, будет мне позволено понять их или нет.

Очарованная и гармоничными звуками этого голоса, и чувством, столь

благородно им выраженным, побуждаемая прямодушием его речей проявить

свою природную искренность, я всецело поддалась велению сердца, и то

косвенное признание в собственной склонности, которое я сделала ему,

согласившись объяснить твои чувства к сэру Филиппу, наполнило его прекрасные

глаза светом нежной благодарности. Незаметным образом нить разговора

привела к лорду Лейстеру, и тут, мгновенно опомнившись, я поняла, какую

совершаю ошибку. Не решаясь нарушить свое обещание хранить тайну, я резко

оборвала рассказ, вспыхнув жарким румянцем смущения. Наступило долгое

молчание. В тревоге и нерешительности я подняла на Эссекса взгляд – грусть

затуманила сияние его глаз, он понял мое смятение и, верный своим высоким

принципам, стал убеждать меня «хорошо обдумать все, что я готова ему

поведать, и помнить о том, что мое доверие тяжким грузом ляжет на его сердце,

если только я когда-нибудь упрекну себя за то, что это доверие оказала». Его

задетые чувства выразительной дрожью отозвались в голосе; эта дрожь,

деликатность, с которой он не пожелал воспользоваться моей оплошностью,

власть, которую влюбленный мгновенно обретает над поступками женщины,

решившейся признать свое неравнодушие к нему, и, увы, более всего,

пожалуй, всем знакомый мучительный страх, что избранник может хоть на миг

предположить в любимой недоверие к себе, – все это оправдывало, в моих

глазах, полное признание, к которому меня вынудили обстоятельства.

Удивительная история нашего появления на свет, тайна Убежища, открытие этой

тайны лордом Лейстером и ваш последующий брак, та уловка, которая и

королеву побудила хранить молчание обо всем, что касается нас, – словом, все

стало известно ему, завеса вымысла исчезла, и я предстала перед ним той,

кем была по праву рождения. Это волнующее признание скрепило нашу

взаимную страсть и придало очарование минуте, к которой память моя

возвращается с такой радостью. Я взяла с него клятву молча хранить тайну до тех

пор, пока твой решительный отказ не поспособствует браку сэра Филиппа с

мисс Уолсингем, а более счастливые обстоятельства не облегчат заключение

нашего брака. Время это не могло казаться нам тягостным, ибо мы могли

встречаться ежедневно, хотя и на людях, и читать в глазах друг друга не

омраченную сомнением любовь, которую каждый грядущий день обещал

увенчать счастьем. Во взаимном доверии Эссексу открылся такой

неисчерпаемый источник изумления и радости, что он не стал перечить той, на которую

с этой минуты смЪтрел не иначе как в благоговении. Мы расстались столь

восхищенные нашей встречей, что ни один из нас не пожалел бы заплатить за

нее жизнью.

Я, однако, была далека от того, чтобы считать мисс Уолсингем

единственным препятствием к нашему союзу. Осмотрительный и расчетливый лорд

Лейстер усиленно, хотя и молча, противился ему, и не без причины.

Сознавая, что многие годы царил безраздельно в сердце Елизаветы, он мог теперь

вполне обоснованно страшиться появления на своем пути соперника, в ком

все присущие ему самому достоинства соединялись со множеством таких,

которыми он никогда не обладал. Не довольствуясь тем, что был известен

красотой и утонченностью вкуса и манер, Лейстер страстно желал прославиться

полководческим талантом и отвагой и не раз давал всему королевству

убедительнейшие доказательства того, сколь мало соответствовал он своему

высокому воинскому званию. Эссекс был прирожденным солдатом. Суровые и

благородные воинские добродетели сочетались в нем с изящными манерами

придворного и тончайшим литературным вкусом. Человек, столь

блистательно проявляющий себя во всех областях, не мог не встревожить тех, кто

некогда снискал и ценил благосклонность Елизаветы. К этому надо добавить, что

граф Эссекс был от природы смел и предприимчив, а следовательно, не

склонен уступать то, чем завладел. Таковы были к этому времени опасения всех

королевских фаворитов, и кто умерил бы мои опасения, когда я вспоминала

изменчивую судьбу его благородного отца и последнее наставление, данное

им любимому сыну?

Внезапная, для всех неожиданная, женитьба сэра Филиппа Сиднея на мисс

Уолсингем оживила те надежды Эссекса, осуществление которых я так долго

старалась перенести на будущее, а вместе с ними оживило и его опрометчивый

план посвятить в свои намерения лорда Лейстера, на чье одобрение и согласие

он все еще надеялся. В ужасе я представила себе, что такой необдуманный шаг

погубит его, раздосадовав лорда Лейстера, который не потерпит, чтобы его

возможный соперник стал ему поперек дороги во всем и осмелился

претендовать на часть тех преимуществ и благ, которые он намеревался сохранить для

себя одного. Я прилагала все усилия к тому, чтобы склонить своего

возлюбленного к молчанию. Увы, с каждым днем это становилось труднее. Королева

и Лейстер, опасаясь, что из множества молодых людей, предлагавших мне

свою любовь и преданность навеки, я сделаю выбор, противоречащий их

интересам, поспешно назначили мне в мужья ничтожного лорда Арлингтона и,

всячески поощряя его ухаживания, рассеяли круг моих поклонников. Мне

было ясно дано понять, что если я когда-нибудь получу разрешение на

замужество, то лишь жертвуя своим счастьем их расчету и выгоде. Не осмеливаясь

советоваться с тобой о том, что так долго от тебя скрывала и на что мы неизбеж-

но должны были смотреть так по-разному, не желая омрачать тот краткий

проблеск солнца, которым любовь озарила твои дни, я впала в угнетенность

духа, которую даже присутствие Эссекса не в силах было развеять.

Очень скоро намерения королевы и лорда Лейстера стали очевидны

Эссексу. Пылая любовью ко мне и презрением к тому, кого меня понуждали

любить, он выказывал лорду Арлингтону столь явное пренебрежение, что лишь

нерешительность, присущая неповоротливым умам, помешала лорду

Арлингтону затеять с ним столкновение не на жизнь, а на смерть. Располагая,

вследствие моей откровенности, средством сделать лорда Лейстера более

сговорчивым, граф Эссекс просил моего позволения на то, чтобы настоять на согласии

твоего супруга в его ходатайстве за нас перед королевой, если только он

заинтересован в сохранении своей собственной тайны. Нежная любовь к тебе одна

только и могла побудить меня противиться плану, конечной целью которого

было мое счастье. Но, сознавая, что объяснение подобного рода навсегда

поссорит меня с лордом Лейстером и принесет твоей измученной душе новое

страдание, превосходящее все прежние, я согласилась еще раз свидеться с

лордом Эссексом у леди Пемброк. Во время этой беседы я употребила всю

власть, какой обладала над его смятенным сердцем, чтобы умерить его гнев и

унять тревоги любви до той поры, когда предстоящая кампания в

Нидерландах завершится, обещая стойко сопротивляться всем матримониальным

замыслам и решить его судьбу тотчас по его возвращении. Не надеясь побудить

его к согласию соображениями его собственной безопасности, я схоронила в

душе глубочайший источник своих опасений и умолила его проявить

терпение, представив в несколько преувеличенном виде опасности, которым любой

его необдуманный поступок неизбежно подвергнет меня. Бурные страсти,

обуздать которые никому было не под силу, улеглись под воздействием

звуков моего голоса, и, когда необходимость побудила нас расстаться, мне

казалось, что с ним осталось все, что делало жизнь драгоценной для меня.

Занятые чувствами и мыслями столь различными и единые лишь в том,

что ждали вестей и все помыслы устремляли туда, где находилось сейчас

войско, мы теперь редко вели с тобой наши привычные дружеские и с адушевные

беседы. Я все же время от времени находила облегчение в письмах,

получаемых через леди Пемброк. Из них я узнавала, что твой супруг, продолжая

соблюдать видимость уважительного отношения к Эссексу, втайне дает ему

ощутимые доказательства всей полноты своей власти над ним, впрочем, со

столь тонким искусством, что не оставляет ему явных оснований для

недовольства и ропота. Эссекс часто напоминал мне о моем обещании и клялся,

что сохраняет несомненное право на него всем тем, что терпеливо переносит

ради меня. Измученная тревогой и неуверенностью, я не осмеливалась

заглядывать в будущее и гадать, как распутается клубок столь сложных

обстоятельств; в страхе и волнении ждала я решения свыше. И оно громом грянуло

надо мной; тяжелое и опасное положение, в котором оказалась ты, внезапное

и неосторожное возвращение Лейстера при получении известия о нем,

хитроумное измышление, которым он оправдал свой приезд перед больной и слабе-

ющей умом королевой, ее внезапное решение сочетаться с ним браком,

необходимость немедленно скрыться из-под ее власти, мгновенно превратившее

вас обоих в жалких беглецов, – все эти события были столь странны,

стремительны и неожиданны, что я сделалась жертвою их, еще не успев осознать

происходящего.

В то роковое утро, когда вернулся лорд Лейстер, ты рассталась с ним,

чтобы присутствовать при утреннем туалете королевы, как того требовали в тот

день твои обязанности. Я с нетерпением ждала результата посещения

милордом Елизаветы, так как от этого прямо зависела и твоя и моя участь.

Доверенный слуга леди Пемброк принес мне известие, что у нее начались

преждевременные роды и опасность так велика, что в самый миг нашего разговора она,

возможно, уже при смерти, и тем не менее посланец, от ее имени, убеждал

меня поспешить к ней, если я дорожу письмами, что находятся в ее руках. В

тревоге я не раздумывая отправилась вместе с ним и на всем пути через

дворец не повстречала никого из прислуги или друзей, кого могла бы уведомить

о причине своего внезапного исчезновения. К счастью, когда я приехала,

опасность, грозившая моей горячо любимой подруге, уже миновала. В молчании я

крепко сжала ее руку, а она подала мне пачку писем Эссекса, которые

держала для меня наготове и которые я тут же спрятала на груди. Когда, торопясь

воротиться, я проходила через внешний двор, какой-то незнакомец подал мне

записку. Несмотря на волнение, я узнала почерк Эссекса, но как могло

случиться, что он в Англии? В страхе и смятении, которые охватили меня, я едва

смогла прочесть записку. Она была анонимной, но из нее я узнала, что он уже

побывал в доме леди Пемброк, но, видя, в какое горе ее состояние повергло

супруга и всю семью, понял, что не может рассчитывать на их помощь в

устройстве встречи со мной, которая, однако, совершенно необходима для

спокойствия и безопасности нас обоих. В заключение он умолял меня, если я

пожелаю избавить его от полного отчаяния, последовать за подателем

записки. Покой всей моей дальнейшей жизни, быть может, зависел от решения,

принятого в эту минуту. Несомненно, мое согласие непоправимо продлило то

роковое отсутствие во дворце, которое стоило мне многих мучительных лет

неволи, и я дорого заплатила за это первое нарушение приличий и

осмотрительности. Но всегда ли мы властны над своими чувствами? Мои чувства, по

многим понятным причинам, были в полном расстройстве, а лишь трусливый

рассудок отступает перед опасным испытанием.

Я села в наемную лодку, указанную мне подателем записки, и она быстро

понеслась вниз по течению. Во время этой короткой поездки я перебирала все

мыслимые объяснения внезапного возвращения графа, но оказалась в

Гринвиче, так и не придя ни к какому решению. Я сошла на берег в уединенном

саду, принадлежавшем лорду Саутгемптону, и вслед за проводником дошла до

нависшей над водой беседки, где и нашла Эссекса – в полном одиночестве,

бледного, небрежно одетого, с видом крайней тревоги и усталости. Объятая

невыразимым смятением, я склонилась на его плечо, когда он опустился

передо мной на колени, и меня наполнило неясное скорбное предчувствие, полно-

стью оправдавшееся всего лишь несколько часов спустя. Даже очарование его

голоса бессильно было поначалу успокоить волнение души, глубоко

удрученной столь многими тревожными обстоятельствами. Однако, когда до моего

сознания дошло, что предполагаемое, а не подлинное несчастье привело его

столь внезапно в Англию, мое угнетенное страхом сердце забилось спокойнее.

Постепенно мне прояснилось, что единственной причиной, побудившей его

проделать этот путь, был внезапный отъезд лорда Лейстера, что с помощью

друзей из окружения твоего супруга он вел постоянное наблюдение за всеми

его действиями и узнал, что пакет писем, доставленный неким доверенным

лицом из Англии, так взволновал милорда, что тот решился оставить войско

и воротиться в Англию незамедлительно. Получив это известие, Эссекс

решил отправиться вслед за своим военачальником, что, по счастью,

облегчалось его положением волонтера. Нетерпение лорда Лейстера, столь явно

обнаруженное этим поспешным отъездом, оправдывало мрачные опасения его

соперника, следовавшего за ним по пятам, и укрепило его в мысли, что или

раскрыта тайна моего рождения, или готовится некая интрига, чтобы

устранить меня, как того требуют соображения придворной политики. В полном

отчаянии от этих предположений он подготовил все для немедленного

возвращения на случай, если я, по счастью, окажусь еще на свободе или он

сможет способствовать моему избавлению от беды, если вся правда открылась.

Он более не сомневался, что я наконец соглашусь разделить судьбу того, кто,

ни минуты не колеблясь, готов был отказаться от всех надежд, которые мог

питать по праву, ради одной – добиться меня. Его поступок, вызванный

великодушным заблуждением, не мог оскорбить меня, но, считая, что положение

мое не столь отчаянно, как представляется ему, я открыла Эссексу истинную

причину стремительного отъезда лорда Лейстера, умоляя незамедлительно

покинуть Англию так, чтобы самый приезд его остался никому не известен.

Но я обращалась к человеку, который более не слышал меня. Его взгляд

блуждал по моему лицу, а сердце и мысли были поглощены заветным

планом. Им так безраздельно завладела мысль о том, что лорд Лейстер

неминуемо разрушит его надежды, по-своему распорядившись мною, если только я

вновь окажусь в его власти, что никакие мои клятвы в вечной любви и

верности, никакие обещания упорно противиться любым другим предложениям не

достигали его слуха.

– Я утрачу, я потеряю вас навеки, если сейчас расстанусь с вами, —

исступленно твердил он в ответ на все мои доводы и мольбы. – Это решающий миг

нашей судьбы, любовь моя, подчинитесь же, подчинитесь ему! Даже если

предположить, что вам не грозят испытания, коих вы не можете предугадать,

пока не столкнетесь с ними, как знать, что угроза не нависла надо мной? Сэр

Фрэнсис Уолсингем уже раскаивается, что расторг брачный контракт между

мною и своей дочерью: она овдовела, и небольшого намека лорду Лейстеру

будет довольно, чтобы заручиться его содействием в возобновлении

контракта (разве это не благоприятствует его планам?), его ходатайство убедит

королеву, а неповиновение ее приказу будет означать для меня пожизненное из-

гнание. Так, милая Эллин, – взволнованно продолжал мой возлюбленный, —

вы не только оставляете свою судьбу в руках человека, который никогда не

согласится соединить ее с моей, но, если даже решитесь противиться его воле,

отдаете в его власть несчастного, которого, как вы говорите, любите всей

душой и который безумно любит вас.

Орошая мои руки драгоценными слезами нежности и тоски, он прижимал

их то к губам, то к сердцу. Как описать мою душевную муку в эти мгновения?

Неумолимый отказ был суровым долгом, к исполнению которого меня

побуждал рассудок, а сердце переполняла нежность. Но страх навлечь

несчастье на дорогого избранника моего сердца, черной тенью омрачить начало

блистательного жизненного пути, открытого перед ним, и, быть может,

оставить на этом пути кровавый след; нелицеприятная память о том, как сурово

осуждала твое поведение в обстоятельствах не менее тяжелых, уверенность,

что мое согласие неминуемо ввергло бы в опасность тебя, – все это побудило

меня поступить как подсказывало мне чувство долга, какова бы ни была

цена. Я собрала эти доводы и многие другие, сейчас уже исчезнувшие из моей

памяти, чтобы приготовить Эссекса к разочарованию, которое, как я знала,

будет для него тяжким, и попыталась примирить его с отказом, внушая, что

вызван мой отказ прежде всего заботой о его благе. Быть может, так оно и

было, ибо солнце не расцвечивает росу большим многообразием цветов и

оттенков, чем душа – свои чувства. Я многократно заверила его, что быть

единственной владычицей его сердца для меня не большее счастье, чем видеть его

предметом любви и восхищения нации. Его блистательная юность таит в себе

столь великие обещания, говорила я, что взоры и надежды всех устремлены к

нему. Каково же будет мое горе, мое разочарование, если грядущие годы,

которые должны увенчать его славой, похоронят его в безвестности, наполнят

существование печалью? Природа наделила меня силой ума, чтобы видеть

вещи в истинном свете, и я не могу сводить все человеческие страсти к одной

только любви, хотя и считаю ее, быть может, главной.

– Заполните нашу разлуку, милорд, – воскликнула я, – чередою столь

героических деяний, что они смогут дать нашему союзу, когда Небеса позволят

нам заключить его, то единственное счастье, что не замыкается в себе

самом, – священное чувство, что мы его заслужили. Я же не премину проявить

те достоинства, что приличествуют моему полу: время, терпение и стойкость

нередко одерживают победу даже над судьбою. Я не окажу лорду Лейстеру

послушания, которым ему не обязана, но ради сестры буду снисходить до

временных уступок в делах менее значительных. Я связана с вами

нерасторжимыми узами, и церковный ритуал может лишь подтвердить ваши права,

которые с этой минуты сделали бы мою благосклонность к притязаниям другого

худшим из прелюбодеяний. Так поспешите же обратно, мой дорогой Эссекс,

скройте, если возможно, свою отлучку и остерегитесь показать лорду

Лейстеру, что усомнились в его чести, – он этого никогда не простит.

Несомненно, некая потусторонняя сила пришла мне на помощь и дала

решимость разомкнуть его руки.

– И все же не уходите, моя возлюбленная, моя обожаемая Эллинор, о, не

уходите, – молил он. – Вы покидаете меня навсегда... Никогда мне более вас

не увидеть... Никогда, о, никогда мне не назвать вас своей!

Эти исполненные страсти слова все еще отдавались дрожью в моем

сердце, когда я бегом спустилась к лодке и приказала лодочнику отвезти меня в

Лондон. Сквозь слезы, застилавшие глаза, я всматривалась в стройную

фигуру Эссекса, который, скрестив на груди руки, с видом горестным и

подавленным стоял на краю террасы, а сердце мое хранило звуки его голоса. Увы, в ту