Текст книги "Одиссея батьки Махно"

Автор книги: Сергей Мосияш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)

6. Подозреваемый

В длинном крестьянском сарае собрались трое парней.

– Ну что ты там достал, Кирилл? – спросил самый старший.

– Да вот у деда на горище нашёл добрый наган и к нему сотню патронов.

– Отлично. Давай до кучи.

Парни прошли в угол сарая, заваленный кукурузными будыльями. Быстро их разбросали, откинули рядно. Под ним навалом лежало оружие – винтовки, пистолеты, обрезы, шашки и коробки с патронами.

Кирилл достал из-за пазухи наган, мешочек с патронами, положил всё это в кучу.

– Ты хоть смазал его?

– А как же. Ещё неизвестно, сколько он здесь пролежит.

– Я думаю, скоро оно нам понадобится.

– Как бы державная варта не нашла его. В прошлый налёт заглядывали в сарай. Унтер говорит одному: «Иди взгляни, что там под будыльями». Тот подошёл к куче, да, слава богу, заленился. Охапку сбросил, заметил, что унтер ушёл, и перестал искать. Посидел, покурил, да и пошёл докладывать: мол, ничего нет. А был бы понастырней, докопался бы.

– Может, разобрать оружие по рукам?

– Нельзя пока по рукам, они же гады по хатам шныряют. А ну у кого найдут. Да пытать начнут. Коробко, ты спрашивал у Передерия за этого типа? Что он ответил?

– Да что? Всё то же, мол, родственник, учитель из Матвеево-Курганской волости.

– А ты, Кирилл, спрашивал у младшего Передерия, у Федьки?

– Да тож самое. Учитель. Уехал от фронта подальше.

– А как звать?

– Иван Яковлевич Шепель вроде.

– Ox, не нравится мне этот Шепель, хлопцы, – сказал Ермократьев. – Чего-то высматривает, вынюхивает. Не иначе гетманский шпион. Глазищи – свёрла.

– Конечно, шпион. Днём его не увидишь. А ночью всё шастает по Терновке. То в поле уходит зачем-то.

– Ну что, ребята, я думаю, его убирать надо. А?

– Давно пора, пока он о нашем оружии не пронюхал.

– Как сделаем? – спросил Кирилл.

– Я уже обдумал. Надо устроить здесь, прямо в сарае, пьянку, – сказал Ермократьев. – Подпоить его. Потом повязать, вытащить подальше в поле и выпытать: кто он и кем послан.

– Не признается.

– Ничего, начнём ножами резать, признается. А потом убьём, в поле закопаем, и шито-крыто.

– Федьку посвятить?

– Ни в коем случае. А ну он и впрямь им родственник, предупредит его. Коробко, собирай со всех хлопцев деньги на пьянку. Закупим пива, самогонки.

– А стариков звать?

– Женатиков?

– Нуда.

– Если внесут деньги, пусть приходят, карты приносят.

– И гармонь надо.

– Конечно, всё чтоб путём было.

Уже после захода солнца ко двору Передерия явились Ермократьев и Коробко. Хозяин подметал двор.

– Добрый вечер, Исидор Матвеевич.

– Добрый, добрый, хлопцы.

– Как бы нам увидеть твоего постояльца.

– Проходите, он в горнице.

Нестор писал за столом, когда появились молодые люди.

– Здравствуйте, Иван Яковлевич, – приветствовал уважительно Ермократьев.

– Здравствуйте, молодые люди, – отвечал Нестор, откладывая ручку.

– Иван Яковлевич, вот наша терновская молодёжь собралась тут, у соседей, поговорить, повеселиться. Ну что мы? Темнота. А вы, говорят, учитель, аж с-под Таганрога, многое повидали. Сделайте милость, наградите нас вашим присутствием. Приятно ведь поговорить со свежим умным человеком.

– Спасибо за честь, ребята, я готов, – поднялся Нестор из-за стола.

– Вот спасибо вам, что не брезгуете, хлопцы ждут уже дорогого гостя.

И действительно, напротив, наискосок от двора Передерия, в большом сарае стоял длинный стол, уставленный корчагами, бутылками с вином и пивом, с немудрёной закуской. За столом сидело около двух десятков парней, у стены на разостланном рядне мужики резались в карты.

– А вот и наш дорогой гость, – торжественно объявил Ермократьев, входя с ним в сарай.

Все головы повернулись в сторону вошедших.

– Кирилл, место нашему гостю.

– Да вот самое почётное, – вскочил парень с краю.

Нестора посадили на отдельный табурет в торце стола. Сразу же подвинули кружку. Командовал всем Ермократьев:

– Наливайте, хлопцы, Ивану Яковлевичу полную.

– Нет, нет, хлопцы, – успел перехватить бутыль в руках исполнителя Нестор. – Я не пью, мне нельзя, я малость хвораю.

– Ну, хоть пива, Иван Яковлевич.

– Пива кружечку – из уважения к компании, но не больше.

Нестору и впрямь неможилось, немного лихорадило.

– Ну за здоровье нашего гостя, – продолжал стелить соломку Ермократьев. – Кирилл, налей и старикам.

«Старики», старшему из которых не было и сорока, оставили карты, подошли к столу, выпили поданные им кружки и, хрустя огурцами, воротились к игре.

Молодое застолье, видимо, приложившееся ещё до прихода Нестора, сразу загомонило, зачавкало, засмеялось. Ермократьев, сидевший рядом с гостем, крикнул через стол:

– Запевай нашу любимую.

И молодой парень, сидевший на другом конце стола, затянул:

 
Ой на гори тай жнецы жнуть.
Ой на гори тай жнецы жнуть.
 

И всё застолье грянуло стройно, голосисто:

 
А по-пид горою яром, долиною казаки идуть.
 

И снова звонкий голос запевалы:

 
Попе... попереду Дорошенко.
Попе... попереду Дорошенко.
 

И хор дружно:

 
Веде своё вийско, вийско запорижско хорошенько.
А по... а позаду Сагайдачный.
Шо променяв жинку за тютюн, за люльку необачный.
Гой вер... гой вернися, Сагайдачный,
Визьми свою жинку, виддай тютюн люльку неудачный.
Мэне, мэне с жинкой не возиться,
А тютюн да люлька казаку в дорози пригодится.
Гой, долиною, гой, пригодится.
 

Пока парни пели дружно и истово, Нестор смотрел на их одухотворённые лица, ощущая какое-то волнение и невольно пытаясь подтянуть молодым голосам: «Хорошие ребята. Стоит их агитнуть. Момент очень благоприятный. Где ещё соберёшь столько народу».

Песня кончилась и, воспользовавшись внезапно воцарившейся тишиной, Нестор заговорил:

– Прекрасная народная песня о наших легендарных героях-гетманах Сагайдачном и Дорошенко. И хотя жили они в разное время, народная память свела их в одной песне.

– Как в разное? – удивился Кирилл.

– Ну как? Гетман Пётр Сагайдачный родился и жил в XVI веке. Он прославился походами на Крым и Турцию и всегда ратовал за воссоединение с Россией. Умер в 1622 году. А только в 1627 году родился Пётр Дорошенко, который тоже стал гетманом, правда, этот с Россией не очень ладил. Он был гетманом Правобережья и очень хотел урвать у России Левобережье. Но потом был взят русскими в плен, правда, в почётный плен.

– Как в почётный?

– Ну как? В Москве его наделили двором, своей землёй и содержанием. В общем, не бедствовал Пётр Дорофеевич. А вот память народная их объединила да ещё ж и вывела Дорошенко таким хорошим, а бедного Сагайдачного алкоголиком, а ведь именно он-то и был настоящим героем.

– А при каком царе пленили Дорошенко?

– При Фёдоре Алексеевиче, старшем брате Петра I.

Нестор видел, насколько присутствующих заинтересовал его рассказ. За столом перестали жевать, а «старики» отложили карты и слушали, разинув рты.

«Надо ковать железо пока горячо», – подумал Нестор.

– А мы? Кто мы сегодня? – спросил он притихшее застолье. – Мы все, потомки вольнолюбивых запорожцев, становимся рабами то Центральной Рады, то гетмана и немцев. Так и будем горбить на них. А? Товарищи потомки запорожцев?

– Геть гетмана и немцев! – крикнул кто-то из «стариков». – Ото гарно говорит наш гость.

Оживилось сразу застолье, зашумело, забулькало самогоном и пивом, разлитым по кружкам. Кирилл выразительно взглянул на Ермократьева, встретились взглядами, Кирилл одними губами шевельнул: «А ты казав шпион!» Ермократьев поморщился и отвечал тоже только губами: «Откуда мне было знать».

Ермократьев встал, обратился к Нестору:

– Иван Яковлевич, дорогой, прости нас.

– За что?

– Ну... – заколебался Ермократьев. – Мы знаем... посля и вам скажем. А сейчас давайте ещё выпьем. А? Ну пива хотя бы.

– За что, друг?

– Ну за «геть» немцев.

– И вместе с гетманом, – улыбнулся Нестор. – За это грех не выпить.

И пошло веселье. Гармонист ударил весёлую украинскую песню «Кину кужель на полыцю», все запели, нетерпеливые выскочили из-за стола и стали приплясывать. И хотя стука на земляном полу не было слышно, плясуны не жалели чоботов. Потом все пели величественную песню «Рэве та стогне Днипр широкий», пели столь мощно и выразительно, что у Нестора мурашки по спине бежали: «Хорошие хлопцы, – думал он. – Надо из них боевую группу сколотить».

Когда «старики», упившись, расползлись по домам, а лампы стали помаргивать, досасывая последние капли керосина, Ермократьев поднялся:

– Всё, хлопцы. Надо Ивану Яковлевичу показать, что у нас под будыльями ховается.

Парни быстро разбросали мусор, отвернули рядно. Кирилл снял один фонарь, поднёс к месту.

– Ну как? – спросил Ермократьев Нестора.

– Господи, да вы ж молодцы, ребята, – похвалил искренне Махно. – Тут на взвод, а то и более хватит.

Ермократьев виновато проговорил:

– Вы уж нас простите, Иван Яковлевич. Мы, грешным делом, думали, что вы гетманский шпион, хотели вас нынче убить.

– Ну спасибо, хлопцы, – криво усмехнулся Нестор, но улыбка была кислая. Невольно захолонуло под сердцем: ведь убили бы, сукины дети. И только.

– Выходит, меня гетман Сагайдачный спас? А?

– Ну простите нас, Иван Яковлевич, – опять начал просить Ермократьев.

– Прощу, когда вы пойдёте со мной на боевое дело.

– На какое? – сразу оживились парни.

– У вас тут недалеко поместье Протопопова. Так?

– Так.

– Вот его и будем брать.

– Там охрана немецкая.

– Её разоружим. Это и будет вашей первой боевой операцией. Или боитесь?

– Да вы что?! Да мы только и ждали такого момента, – вразнобой заговорили парни. – Ведите нас.

– И поведу. У меня и бомбы найдутся для хорошего дела.

7. Первые успехи

В Терновку явился Александр Лепетченко, отыскал Махно.

– Иван Яковлевич, наши орлы слетаются, ждут вас.

– Кто прибыл?

– Чубенко, Марченко, Каретников.

– Который?

– Оба. И Семён и Алексей. Надо начинать. А то вон в деревне Воскресение уже появился отряд имени Махно. Что удивляетесь? Эти махновцы уже два или три патруля немецких побили.

– Хорошо, Саша, поедем в Гуляйполе, но сперва я должен терновцев сводить на боевое дело. Обещал. И только.

– Тогда и я с вами.

Поскольку отряд был не столь велик, Нестор решил пойти на хитрость, велел Ермократьеву раздобыть форму солдат державной варты. Спросил:

– Сможешь найти?

– Постараюсь. Гетманцы выпить не дураки и часто свои кителя и портки меняли у наших мужиков на самогон. Соберём.

Поскольку форму державной варты нашли не для всех, Нестор перед выездом наставлял отряд:

– Те, кто без формы, держитесь всегда позади, не высовывайтесь. А если случится, кто спросит, отвечайте, что вы бойцы державной варты, мол, только что поступили. Теперь: при встрече с патрулём или разъездом переговоры веду я, а остальные тихонько окружают патруль. И только по моему сигналу действуют.

Так как отряд теперь представлял внешне взвод державной варты, таиться было нечего, выступили из Терновки средь бела дня. Впереди ехал Махно и, вспоминая уроки брата-фронтовика, старался держаться прямо «как гвоздь» и даже несколько раз вскидывал руку под козырёк, имитируя воинское приветствие.

– Ну как, Саша, получается? – спрашивал ехавшего рядом Лепетченко.

– Локоть надо повыше, на уровень плеча. Вот так. Теперь лучше.

На Махно была форма штабс-капитана, а её надо было оправдывать, хотя бы в приветствии. Попадавшиеся навстречу отряду крестьяне сворачивали с дороги, сдёргивали шапки, униженно кланялись.

Впереди показалась конная группа, ехавшая им навстречу – полдюжины всадников.

– Внимание, хлопцы, – подал команду Махно и вскоре перевёл коня с рыси на шаг.

В голове приближающейся группы ехал штабс-капитан варты. Они остановились в нескольких шагах, офицер, отдав честь, представился:

– Штабс-капитан Мазухин.

Махно, не останавливая коня, тоже взял под козырёк:

– Штабс-капитан Шепель, – и протянул руку.

Тот машинально подал свою, видимо, соображая, где он мог слышать эту фамилию.

И едва Нестор ощутил в руке холодную ладонь, он сжал её и изо всей силы дёрнул на себя, стаскивая Мазухина с коня.

В несколько секунд вся группа была спешена и разоружена. Ермократьев не скрывал злорадства, вопил:

– A-а, сука, попался! Иван Яковлевич, это ж начальник уездной варты. Вот теперь-то я с тебя жилки потяну. Раздевайся, сволочь.

Без церемоний парни раздевали и остальных.

– Да живей, живей, на том свете и в исподнем примут.

Снятую форму передавали тем, кто ещё был в крестьянских свитках. Нестору подали китель Мазухина, портупею с пистолетом и ремень. Из внутреннего кармана кителя он достал документы и приглашение, прочёл его:

– Эге, братцы, пан Мазухин ехал на именины к Миргородскому. А? Саша, чего молчишь?

– А шо? Надо ехать, – усмехнулся Лепетченко, угадав мысли Нестора. – Зовут же.

– Где Ермократьев?

– Да вон тешится над Мазухиным, дурень.

Ермократьев на пару с Кириллом, оттащив штабс-капитана с дороги, пытали несчастного. Мазухин визжал, брыкался. Сопровождавших его отвели от дороги и расстреляли.

– Ермократьев, – крикнул Нестор. – Кончай, времени нет.

– Ну, сволочь, твоё счастье, что нам некогда, – сказал Ермократьев и, вынув наган, разрядил в штабс-капитана почти всю обойму. Подошёл к Махно, сказал, раздувая ноздри: Я ему должок ворочал, скольких он наших селян побил.

– Ладно, вернул и только. Скажи, где поместье Миргородского?

– Да вёрст семь-восемь отсюда.

– Едем, – Нестор помахал бумажкой. – Он нас на именины зовёт.

Столь удачное начало ободрило бойцов, они ехали, весело пересказывая друг другу детали происшедшего, смеялись.

К поместью Миргородского подъехали в темноте. Во всех окнах первого этажа горел свет, слышался оживлённый говор, играла музыка.

– Ну что? – сказал Ермократьев. – Кинем в окна бомбы, гранаты.

– Э-э, нет, – не согласился Нестор, слезая с коня. – Спектакль надо доигрывать. В гости идём трое – я, Лепетченко и Ермократьев. Остальные без шума окружают дом. И ждут. Их дело – если гости начнут прыгать из окон, встречать без особого шума. Чтоб ни один не ушёл. Кирилл, возьми с пяток хлопцев и к конюшне; некоторые, особо шустрые, могут броситься ту да.

Нестор надел новенький ремень с портупеей Мазухина, на всякий случай расстегнул кобуру. В карманы рассовал бомбы.

– Ну идём, – на пути к крыльцу предупредил спутников. – Начинаю я. Как только брошу бомбу, немедленно ложитесь.

– Но ведь Миргородский знает Мазухина, – предупредил Ермократьев.

– Конечно. И я знаю, – ответил Нестор с усмешкой. – Токо не суйся поперёд батьки в пекло. Сказано, начинаю я. И только.

В прихожей их встретил мажордом, расплылся в улыбке:

– О-о, господин штабс-капитан, хозяин вас заждался. Пожалуйте, ваши головные уборы.

Передав мажордому свои фуражки, они вступили в освещённый зал, где шёл пир. Хозяин поднялся им навстречу. Нестор, щёлкнув каблуками, представился:

– Штабс-капитан Шепель. Штабс-капитан Мазухин просил его извинить, – продолжал Нестор. – Он задержался, добивает банду махновцев. Послал меня, чтобы предупредить вас, господа.

– Ур а нашим доблестным офицерам, – крикнул Миргородский.

– Ур-р-аа, – вскричало захмелевшее застолье.

За столом кроме хозяина сидел какой-то генерал, два полковника, немецкие офицеры и несколько помещиков, соседей Миргородского.

– Сюда, сюда к нам, – начали в несколько голосов звать вновь прибывших.

– Мы тут, с краюшку, – сказал Нестор и покосился на Ермократьева. У того перекатывались по скулам желваки, глаза горели не хуже волчьих.

«Ох, гад, он же того гляди сорвётся. Испортит нам всю обедню».

– Садитесь подпоручик, – сказал Нестор и посадил Ермократьева рядом, жамкнув плечо: только, мол, попробуй.

– О-о, – воскликнул Миргородский. – А я вас, кажется, знаю, подпоручик. Вы сын протопоповского управляющего. Верно?

– Верно, – сквозь зубы процедил Ермократьев, видимо, через силу сдерживая себя.

– Господа, господа, прошу наполнить бокалы, – призвал всех хозяин. – Ваше превосходительство, за вами тост.

Генерал встал, поднял хрустальный бокал, наполненный искрящимся шампанским:

– Господа, я предлагаю тост за здоровье хозяина и его прелестной хозяйки, а так же за вас, господа офицеры, – обернулся генерал в сторону Махно. – За великую Россию. Да поможет вам бог освободить её от антихристов-большевиков.

Какой-то помещик в патриотическом экстазе вскочил и, обращаясь к вновь прибывшим, подхватил:

– Да ниспошлёт вам бог, русские люди, успеха в поимке этого бандита Махно.

– Да, да, – воскликнул Миргородский, – да пусть покарает его...

Нестор не выдержал, вскочил разъярённый:

– Я Махно, – и кинул бомбу на стол в сторону хозяина.

Лепетченко и Ермократьев мигом попадали на пол, не отстал от них и Нестор. Грохнул оглушительный взрыв, мгновенно потушив все свечи. В зале стало темно.

– Огня, – послышался в темноте голос Нестора.

Когда наконец появились парни с горящими в шандалах свечами, они увидали стоящего за столом Махно, допивающего из бокала шампанское. Вокруг стола валялись убитые, раненые. Сам Миргородский с оторванной рукой стонал, ворочаясь в луже крови.

– Ермократьев, доканчивай тут, – приказал Нестор. – Саша, пошли.

Они вышли с Лепетченко во двор, из дома доносились выстрелы, Ермократьев «доканчивал» раненых.

– Что ты заспешил, Нестор Иванович, ни выпить, ни закусить не дал, – выговаривал Лепетченко.

– А ты не видел этого дурака, он же мог в любой миг сорваться. Кстати, тебя не зацепило?

– Нет.

– А Ермократьева?

– И его тоже. Слышишь, как старается. Мы же, как ты только замахнулся, были уже на полу. И вино пролили. Глотка не дал сделать.

Повстанцы обшарили двор, привели к Махно батрака. Он был напуган.

– Ну что, мужик, барина теперь нет над тобой. Берись, хозяйствуй.

– Что вы, ваша милость, как можно. Нагрянут гетманцы, убьют.

– Ну гляди, брат. Раз тебе не нужна воля, гни хрип дальше. Покажи хлопцам, где тут погреб, поварня. С утра ни маковки во рту.

Из погреба повстанцы натащили вина, из поварни закуски – хлеба, мяса, жареной рыбы. Развели посреди двора костёр. В дом идти не хотелось.

Пили, ели прямо во дворе, натащили попон, ковриков, сидели на них. Радовались трофеям: револьверы, винтовки, сабли. По приказу Махно Лепетченко обшарил весь дом, собрал драгоценности, деньги. Всё принёс в шкатулке.

– Это всё сгодится, – сказал Нестор. – И революции деньги нужны, не только буржуям.

Шумел повстанческий лагерь до полуночи, потом стал потихоньку стихать, некоторые засыпали прямо во дворе, другие разбредались по сараям, сеновалам, но в дом никто не пошёл.

Для Ивана Яковлевича приволокли казачью бурку: в ней не замёрзнете.

– Чудаки, кто ж в июле на Украине замерзает?

– Ну для мягкости.

– Саша, ты много выпил?

– Да бутылку.

– Ну и как?

– А ни в одном глазу, кислятина.

– Я что тебя попросить хочу. Покарауль до утра. Я на парней не надеюсь, поуснут, как суслики, неравен час варта или немцы нагрянут.

– Хорошо, Нестор Иванович.

– В случае чего стреляй.

Лепетченко долго сидел у потухающего костра. Почувствовав на рассвете, что его клонит ко сну, поднялся и побрёл к сараям, заглянул под навес. Там стоили телеги, сани, но его внимание привлекла чёрная блестящая коляска на рессорах. Встал на крыло, покачал. Не удержался: «Хороша!» И вдруг почувствовал на себе взгляд, быстро обернулся и заметил, как кто-то присел в углу.

– Эй, ты там! Вылезай, чего прячешься.

Из-за телег поднялся бородатый мужик.

– Ты кто? – спросил Лепетченко.

– Я кучер.

– Чей?

– Барина, стал быть.

– Это чья коляска? Барина?

– Не. Это енеральская.

– А где кучер?

– Сбёг. Как в доме рвануло, он наконь и бечь. Так охлюбкой[8]8
  Охлюбкой – без седла.


[Закрыть] и ускакал.

– А ну помоги выкатить коляску.

Они взялись за оглобли, выкатили коляску из-под навеса.

– Сколько у генерала было в запряжке?

– Пара гнедых. Коренник и пристяжной с выносом.

– Ну-ка давай их.

– Так ентот ускакал на пристяжной.

– Давай коренника и пристяжного такой же масти из барских.

– Так это... барин ежели.

– Барин твой уже не «ежели». Неужто доси не допёр? Ну, живо. Когда Махно проснулся, посреди двора стояла чёрная щегольская коляска, обтянутая внутри голубым сукном и запряжённая парой гнедых, лоснящихся от сытости.

К нему подходил улыбающийся Лепетченко:

– Нестор Иванович, а я вам подарок приготовил. Эвон тачанка, да ещё ж и подрессоренная.

– Саша, где взял? – расплылся Нестор в довольной улыбке.

– От генерала осталась. Цени, Нестор.

Махно подошёл к коляске, встал на подножку, качнул возок.

– Хорош подарок, спасибо. И сиденье мягкое. Жил же генерал. А?

– Жил, – засмеялся Лепетченко. – Теперь наш черёд жить. Подошёл Ермократьев, спросил:

– Иван Яковлевич, так вы вправду Махно?

– А что, не похож?

– Нет, ноя думал...

– Что думал? Договаривай уж.

– Что Махно высокий, широкоплечий... – замялся Ермократьев.

– Как Илья Муромец что ли?

И все трое рассмеялись, а Ермократьев ещё и покраснел.

Всех коней с конюшни разобрали повстанцы. Ещё не успели выехать со двора, как увидели пламя – Ермократьев поджёг дом.

– Зачем? – спросил Махно с неудовольствием.

– Пусть горит осиное гнездо.

– Он бы ещё сгодился коммунарам. Ну да ладно.

Когда они отъехали с версту от горящей усадьбы, Нестор из тачанки подозвал Ермократьева.

– У тебя там под кукурузой, часом, пулемёта не найдётся?

– Какой вам нужен?

– Лучше «Максим».

– Найдём, Нестор Иванович, расшибёмся, а найдём.

– Тогда двинем на Гуляйполе.

Лепетченко, сидевший на облучке и правивший конями, обернулся:

– Нестор Иванович, попробуем? Да?

– Гуляйполе не девка, Саша, чтобы пробовать. Будем брать.

– И-эх, – взликовал Лепетченко и замахал над головой ремёнными вожжами. – Н-но, гнедые, наддай.

И застоявшиеся сытые кони «наддали» так, что лодкой на волнах закачался кузов тачанки и в ушах Нестора засвистел тёплый степной ветер, выжимая слёзы с торжествующих глаз. Ему теперь казалось всё по силам.