Текст книги "Одиссея батьки Махно"

Автор книги: Сергей Мосияш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 37 страниц)

– Но ты с врагами вроде балясы точишь.

– С чего это ты взяла?

– Да говорили люди, собирал, мол, уговаривал. Я, вон, в Александровске со своим капиталистом как поступила. Пришла к нему в контору с черногвардейцами, достала наган и говорю: «Миллион на бочку, кровопивец, на дело революции. А нет, мигом пришью».

– Ну и как? – едва удерживаясь от смеха, спросил Нестор.

– Как, как? Выложил как миленький.

– Не пожаловался в губернию?

– А я его предупредила: пожалишься, пожалеешь. Взорвём вместе с домом.

Махно смеялся, бормоча почти с восхищением:

– Ну Мария... ну баба... Ну оторва!

– Говорят, до революции ты тоже оторвой слыл.

– Слыл, Мария, слыл. За что и схлопотал пожизненную каторгу. X-хорошая школа. Выучила.

– А меня в Петропавловке несколько лет коптили, потом решили в Сибирь законопатить. А мне того и надо, рванула в Японию, а там в Америку.

– Ну ты прямо Магеллан.

– А кто это – Магеллан?

– Ну, это первый человек, обогнувший земной шар.

– Не слыхала. Но запомню, – и повторила раздумчиво: – Магеллан. Хм, спасибо за комплимент, Нестор Иванович.

В парк на митинг они шли вместе. Мария курила папироску, её черногвардейцы шагали следом.

В центре парка у клумбы возвышалась трибуна красного цвета. Вокруг неё уже толпился народ, задорно гомоня. Перед Махно и Никифоровой толпа расступилась. Они прошли к трибуне, поднялись на неё.

– Товарищи, – громко крикнул Махно, подняв руку. – К нам прибыли дорогие гости из Александровска[4]4
  Ныне город Запорожье.


[Закрыть] – тоже анархисты-коммунисты, возглавляемые славной революционеркой Марией Никифоровой, так же прошедшей путь борьбы с царизмом, хлебнувшей тюрьмы и каторги. Я предоставляю ей слово.

– Товарищи, – уже без хрипотцы, чисто зазвучало контральто Марии, – наша революция, за которую мы так долго боролись, начала топтаться на месте. Да, да, да. Я не оговорилась. Трудящиеся, в сущности, ничего не выиграли от неё. По-прежнему жиреют коты-капиталисты, по-прежнему рабочие ишачат на них. По-прежнему среди нас разгуливают вчерашние наши гонители, полицейские и сексоты[5]5
  Сексоты – секретные сотрудники, как правило, внедрявшиеся в ряды революционеров, провокаторы.


[Закрыть]. Разве я не верно говорю?

– Верно, – крикнули из толпы. – Вот тут стоит бывший пристав Иванов. И ещё ухмыляется.

– Ухмыляется? – грозно вопросила Мария. Наклонилась через поручень, где внизу стояли её черногвардейцы, скомандовала: – Арестуйте его. Живо! Мы ему поухмыляемся.

Вокруг Иванова мгновенно образовалось свободное пространство. Это облегчило задачу черногвардейцам:

– Вы арестованы! Следуйте за нами.

– Да я что? Я давно... Я всегда был справедлив, – бормотал испуганно Иванов.

Пока все были отвлечены арестом пристава, Нестор сказал Никифоровой:

– Мария, что ты делаешь? Почему не согласовала?

– Отстань, – отмахнулась та и крикнула своим хлопцам: – Уведите его в штаб, там разберёмся.

Тут на трибуну прошмыгнул посыльный с почты.

– Нестор Иванович, важная телеграмма.

Махно взял телеграмму, развернул, пробежал глазами и решительно приостановил Никифорову:

– Стой, Мария. У меня важное сообщение. Товарищи, только что получена телеграмма из Петрограда. Генерал Корнилов, сняв армию с фронта, двинулся на столицу с целью подавить революцию. Это контрреволюционное выступление. Предлагаю всем анархистам-коммунистам немедленно собраться в наш клуб на экстренное совещание. Можешь кончать, Мария. Впрочем, приспел час действовать, а не митинговать.

Махно направился к своему штабу. Туда же спешили другие анархисты, оказавшиеся на митинге. Во дворе он увидел несчастного Иванова под охраной двух черногвардейцев. Войдя к себе, дождался Никифорову и сказал ей твёрдо:

– Мария, немедленно прикажи своим церберам отпустить Иванова.

– Но он же наш враг, Махно.

– Знаешь что? Командуй у себя в Александровске, а в чужой монастырь со своим уставом не суйся.

– С каких это пор революционер Махно перешёл на поповскую фразеологию, – прищурилась Мария.

– Я тебе серьёзно, не цепляйся к словам.

– Раз ты серьёзно, то и я серьёзно. Арестованного не отпущу.

«А ведь не отпустит, – подумал Нестор. – Упрямая, гадина. Надо просить, и помягче».

– Даю тебе честное слово, мы с него глаз спускать не будем.

– Чёрт с тобой, Нестор, бери своего пристава под надзор.

Когда они появились в зале, там уже было полно народу и не только анархистов, но и простых рабочих, крестьян, услыхавших тревожную новость и прибежавших туда, откуда исходила, по их мнению, сила и надёжность.

Махно с Никифоровой прошли к председательскому столу.

Махно заговорил первым, предварительно зачитав телеграмму из столицы.

– Товарищи, наша революция в опасности, и мы – гуляйпольцы не можем остаться в стороне. Контрреволюционные генералы движутся на Петроград. Что мы должны сделать? В первую очередь создать Комитет защиты революции.

– Надо вооружаться, – вставила слово Мария.

– Правильно, – послышались возгласы.

Махно с неудовольствием покосился на Никифорову: «Ну поскакушка, не даст слова сказать». Но предложение её поддержал:

– Товарищ Никифорова верно мыслит. Теперь возникает вопрос: где взять оружие?

«Поскакушка» и тут мгновенно нашлась:

– Милицию разоружить.

– Этого мало.

– Господи, у вас под боком Преображенский полк, на станции Орехово у них склад с оружием. Дайте мне сотню-другую хлопцев, и я возьму склад.

Зал оживлённо загудел, и Махно сказал:

– Ну что ж? Все согласны поручить товарищу Никифоровой операцию по захвату склада?

– Все, все. Согласны.

– Теперь ещё. Раз контрреволюция зашевелилась, значит, наши буржуи тоже могут поднять головы. Надо немедленно вырвать у змеи жало, а именно обезоружить всех наших помещиков и капиталистов. Виктор, – обернулся Махно к Белашу, – ты пойдёшь с Марией, а я с Лепетченко и его группой займусь буржуями.

– Нестор Иванович, а как же с Комитетом защиты революции, вы же сами только что...

– Да, да, Виктор, хорошо, что напомнил. Давайте, товарищи, решим, кто возглавит Комитет защиты революции. Предлагайте.

– Чего там решать, Нестор Иванович, – крикнул Баскин. – Ты и будь председателем Комитета.

– Верна-а-а, – загудел одобрительно зал.

– Сам и подберёшь себе помощников.

Махно не стал перечить, он знал, что и Комитет защиты революции на него возложат (у нас, кто везёт, на того и грузят) и был готов к этому.

– Спасибо за доверие, товарищи. Теперь за дело.

6. Первая кровь

Белаш, назначенный командовать отрядом, которого ещё не было, был в отчаянье. Махно забрал себе около двадцати самых надёжных анархистов, а ему предстояло набрать не менее сотни. Тут ещё Никифорова подхлёстывала:

– Давай, давай побыстрее. Я пока в милицию наведаюсь.

– Товарищи, товарищи, ко мне записываться, – призывал Белаш.

И поскольку запись в этот отряд шла туго (всем хотелось к Махно), Виктору пришлось кинуть клич:

– Все желающие получить винтовки, ко мне.

И сразу же выстроилась к Белашу очередь, и когда список желающих перевалил за сотню, Белаш удовлетворённо объявил:

– Всё. Отряд создан.

– А винтовки?

– Не беспокойтесь, товарищи, будут и винтовки.

Но винтовок притащили всего десять штук и они достались самым нахальным, даже самому Белашу не досталось. Кого-то стыдили добровольцы:

– А ты чё явился, Охрим, без оружия. У тебя же двустволка есть.

– Так казалы, шо будуть давать винты, – оправдывался Охрим.

Стволов добавила Никифорова, успевшая за время, пока Белаш составлял список, разоружить милицию. Она выдала десять револьверов. Тут уж Виктор Белаш не зевал, ухватил себе тяжёлый кольт.

– Ребята, давайте строится, – предложил Белаш. – В передний ряд встают те, у кого уже есть оружие.

Никифорова придирчиво осмотрела строй и поставила жёсткие условия:

– Хотите успеха, подчиняйтесь мне беспрекословно. В боевой обстановке неисполнение приказа карается расстрелом.

– Ого-о-о, – выдохнул строй.

– Чего «ого», – осадила Мария сердито. – Неисполнение приказа может сорвать операцию, а главное, привести к гибели товарищей. Первым делом захватываем в Орехове склад с оружием. Без нужды не стрелять.

– А чем стрелять-то?

– У меня ни одного патрона. Винтовку дали, а патроны? – пожаловался русоволосый парень.

Мария покосилась на русого, покривила губы в усмешке:

– Вот и хорошо. По крайней мере не нарушишь первого приказа: не стрелять. А патроны возьмёшь на складе. Далее, вооружившись, мы атакуем сам полк, он размещается в предместье Орехова. Повторяю, приказы исполнять беспрекословно. Товарищ Белаш, командуйте.

Махно вошёл в кабинет директора завода Кригера один, но с маузером, болтавшимся в кобуре на правом боку чуть выше колена.

Кригер поднял от бумаг голову, щурясь за стеклом пенсне, спросил:

– В чём дело, Нестор Иванович?

– Борис Михайлович, вы слышали о мятеже генерала Корнилова?

– Да, да, мне тоже доставили телеграмму. Это ужасно.

– Пролетариатом Гуляйполя сегодня создан Комитет защиты революции, и я избран его председателем.

– Ну что ж, поздравляю.

– И первым постановлением Комитета было разоружение буржуазии и помещиков. У вас есть оружие?

– В каком смысле?

– В самом прямом.

– Есть... наган.

– Где он?

– В сейфе.

– Прошу сдать его.

– Но, Нестор Иванович...

– Пожалуйста, Борис Михайлович, не заставляйте меня повторять. Я выполняю постановление Комитета.

– Ладно. Чего уж там, – поднялся Кригер и, пройдя к сейфу, открыл его, достал наган. – Возьмите.

Махно взял наган, сунул его в карман френча.

– И второе, для дела революции мы конфискуем из конюшни вашего предприятия двадцать лошадей.

– Ну что ж, – вздохнул Кригер. – Вы нынче, Нестор Иванович, в Гуляйполе главный начальник, я вынужден подчиниться.

– Вы напрасно иронизируете, Борис Михайлович, нас к этому вынуждают обстоятельства.

– Какая уж тут ирония, – махнул рукой Кригер. – Когда всё летит в тартарары. Меня вот тоже обстоятельства вынуждают закрыть предприятие. А это значит – уволить всех рабочих, а у них семьи, дети. Это как?

– Мы не позволим.

– Эх, Нестор Иванович, как же вы не понимаете. Вы с вашим профсоюзом настояли на увеличении зарплаты почти вдвое. Так?

– Так.

– В результате прибыль предприятия практически равна нулю. На какие, извините, шиши мне покупать сырые, уголь тот же? В долг? А кто мне даст? Да ещё в такое время. На литейном дворе кончается уголь, встанут печи, вы знаете, чем это кончится: остановка всего производства.

– Знаю, Борис Михайлович, – нахмурился Махно. – Мы подумаем над этим. Но сегодня в опасности революция, пахнет военной диктатурой.

– Не знаю. Я не политик. Мне пахнет банкротством. Извините, мне надо в цех.

Кригер направился к двери, и, когда поравнялся с Махно, тот почти миролюбиво молвил ему:

– Борис Михайлович, мы лошадей вернём, даю слово. Как только экспроприируем у помещиков – ваших вернём.

– Что ж, скажу спасибо. Но должен заметить вам, если революция будет жить только за счёт экспроприации, далеко она не уедет. Да-с, да-с, дорогой мой председатель.

Отряд гуляйпольцев, возглавляемый Никифоровой, прибыл в Орехово ночью.

– Товарищ Белаш, бери десяток вооружённых и к караульному помещению. А я к складу. Твоя задача – никого не выпустить из караулки, чтоб не предупредили полк.

К складу Мария направилась в сопровождении двух своих черногвардейцев, предупредив их:

– Вы не вякайте, с часовыми я сама буду говорить.

Однако ожидаемого окрика часового не было.

– Куда его унесло? – пробормотала Никифорова.

– Тише, Мария, – прошептал громко гвардеец. – Слышишь?

Прислушались. И действительно, откуда-то доносился говорок. Никифорова направилась за угол склада, вытаскивая из кобуры наган.

За углом, примостившись под пожарным щитом, на перевёрнутых вёдрах сидели два солдата и, видимо, выпивали. Мария сразу догадалась об этом из обрывков разговора: «Пьют, сукины дети. Ну, тем лучше».

Она подошла к питухам почти вплотную, спросила громко, властно:

– Это так вы несёте службу?!

Солдаты разом вскочили, у одного, задребезжав, упала винтовка, звякнув, покатилась бутылка.

– Тю, дура, напужала, – наконец вымолвил один, признав женщину. Второй, видимо, вспомнив о караульном уставе, икнув, крикнул:

– Стой! Кто идёт?

– Уже пришла, – сказала насмешливо Мария и приказала гвардейцам, возникшим за её спиной: – Возьмите у них винтовки и патроны.

– Братцы, да как же это, – начиная трезветь, жалобно заныл солдат. – Да нас за это...

– Спокойно, товарищи солдаты. Вы арестованы именем революции и если будете вести себя достойно, ничего с вами не случится. Вы охраняете склад?

– Да, мы.

– Сколько здесь постов?

– Два. Вот мой и евоный.

– Отлично. Ключи от склада у вас?

– С чего ради.

Черногвардейцы, подняв с земли уроненную винтовку, искали вторую.

– Где винтовка ?

– Здеся была.

– Где «здеся», раззявы?

– Дык... Федь, ты не видал её?

– Да вон ты её на щит повесил.

– Ах да... – кинулся было солдат к щиту.

– Не трожь, сами возьмём, – осадил гвардеец солдата и снял винтовку с пожарного ломика. – Мария, а зачем ключ? Вот лом.

– А ну-ка снимайте подсумки, караульщики хреновы.

Солдаты расстёгивали ремни, стягивали подсумки с патронами.

– А вы нас, братцы, ни того?

– Ни того, ни того. Сказано, не тронем. Но не вздумайте бежать.

С помощью лома и набежавших гуляйпольцев склад был открыт, но в нём было темно и найти что-либо было трудненько.

– Света надо.

– Где его возьмёшь? Ищите так.

– Да все-то не лезьте, мешать будете друг дружке.

Однако мужикам было трудно удержаться, чтобы не залезть в склад. Каждому казалось, что без него там заберут лучшее.

– Вот какие-то жестяные коробки.

– То цинки с патронами, тащи на свет.

– Робята, а где винтовки-то?

– Ищи, дура-а...

Никифорова, стоя у входа, торопила:

– Быстрей, быстрей, товарищи. Нам ещё надо в полк успеть.

Восток розовел, близился рассвет. И Мария не выдержала:

– Выходи все! Быстро!

Поймав кого-то из своих гвардейцев, приказала:

– Оставайся тут с Зинченкой, караульте, да не так, как эти раззявы. Мы с полком разберёмся, к тому времени рассветёт, вывезем что надо.

Захватив с собой пленённых солдат, Никифорова приказала им:

– Идёмте в ваш полк. Какой пароль сегодня?

– Джанкой, – промямлил Фёдор. – Токо как ты? Ты ж баба ,а там...

– Отзываться будешь ты. Понял?

– Понял. Но меня ж за это потом...

– Потом ты поедешь домой, дурак...

В предместье, где квартировал полк, они вошли, когда орали уже третьи петухи.

Дежурного в проходной черногвардейцы скрутили мигом. И пароль не понадобился. Никифорова решительно направилась к казарме, вынула наган. Дневальный, заслыша скрип открывающейся двери, вскочил с табуретки, видимо, ожидая появления офицера, но в следующее мгновение увидел направленный на него наган.

– Не шуми, солдат, если жить хочешь, – сказала Мария. – Кто есть из офицеров?

– Токо хвельдхвебель, – прошептал испуганно солдат.

– Где?

– Вон, в каптёрке они. Уже одеваются к подъёму.

Мария не успела и двух шагов сделать к каптёрке, как на пороге возник усатый фельдфебель.

– Э-та што-оо...

Только и успел он сказать, как грохнул выстрел и фельдфебель упал замертво.

На нарах сразу вскочили разбуженные выстрелом солдаты, и Никифорова громко и чётко крикнула:

– Товарищи солдаты, слушайте важное сообщение. Генерал Корнилов поднял мятеж и двинул армию на Петроград, чтобы задушить революцию. Мы, анархисты, призываем вас стать на её защиту. У вас есть полковой комитет?

– Есть, – отозвался солдат с верхних нар.

– Давайте ко мне, товарищ.

Солдат соскочил с нар, подошёл к Марии:

– Рядовой Назаров.

– Вы председатель? – спросила Мария.

– Нет. Председатель во второй роте, Карпов.

– Ступайте немедленно к нему, выстраивайте полк.

– А чей это приказ?

– Это приказ Комитета по защите революции. К нам поступило сообщение, что ваши командиры тоже хотят устроить переворот.

– Переворот? Мать честная! Н-ничего себе.

– Так что дуй, Назаров, к Карпову, стройте полк. Да постарайтесь взять под караул комполка и офицеров. Да быстрей, быстрей.

– Командир полка живёт за территорией.

– Пошлите людей для ареста.

– Эй, Марьин, – закричал Назаров солдату. – Быстрей к Карпову. Офицерье худое умыслили.

Новость об офицерском заговоре, на ходу придуманная Никифоровой, весьма ей понравилась: «Теперь дело пойдёт». Мария сразу же почувствовала себя ещё увереннее, обернулась к своим черногвардейцам, предупредила:

– На митинге следите за массой, кто вздумает поднять оружие, реагируйте мгновенно. Ясно?

К тому времени, когда полк построился на плацу, все уже знали о «худом умысле офицерья». Никифорова вышла перед строем в сопровождении двух черногвардейцев. Там уже находился полковой солдатский комитет. Мария среди них увидела высокого, плечистого солдата и догадалась, что это и есть председатель. Подошла, протянула ему руку:

– Здравствуйте, товарищ Карпов.

– Здравствуйте, товарищ...

– Мария, – подсказала Никифорова и сразу же повернулась к полку: – Товарищи солдаты, тревожная весть пришла из Петрограда, генералы и офицеры подняли мятеж против революции, хотят вернуть старые порядки, хотят снова мордовать вас, как это было при царе.

Мария почувствовала, как начал стихать полк: «Ага-а, дошло».

– Во всех городах необъятной России созданы Комитеты защиты революции, есть такой комитет и в нашем уезде. И сейчас подымается могучая рабоче-крестьянская и солдатская рука, чтобы раздавить нечисть, спасти революцию. Смерть контрреволюционерам! – во весь голос выкрикнула Мария.

Полк зашумел: «Смерь, смерть!» Мария обернулась к Карпову:

– Давай сюда командира полка.

– Он ускакал.

– Бежал? Эх, раззявы. Хоть кого-то взяли?

– Взяли комбата и ротных.

– Где они?

– В штабе под арестом.

– Обезоружили?

– Так точно.

– Товарищи солдаты, поскольку ваш полк в лице ваших командиров предал дело революции, то он по решению Комитета подлежит роспуску.

– Как? Как? – послышалось со всех сторон.

– Атак, товарищи, все распускаются по домам. Ступайте... Поднялся такой шум, что забил голос Марии: «По домам! Ура, братцы!

Ура Комитету!» Марии пришлось поднять руку, прося тишины. Для большинства это была слишком радостная весть: их готовили к фронту, а тут сразу домой.

– Но, товарищи, – продолжала Мария, – перед уходом вы должны сдать оружие. Это казённое имущество.

– А кто не сдаст? – крикнули из строя.

– Кто не сдаст? Тут же будет зачислен в наш гвардейский отряд.

– У-у-у, – пронеслось по рядам скептическое.

И Мария поняла, что продолжить и далее службу вряд ли кто решится:

– Товарищ Карпов, надеюсь, полковой комитет проследит, чтоб винтовки сдали все.

– Да, товарищ Мария.

– А товарищ Назаров проводит нас в штаб, где сидят арестованные офицеры.

– Я готов, – сказал Назаров и повёл Марию и её спутников к штабу. Мария сказала им негромко:

– Как начну, поддержите.

– Хорошо, – отвечали те, незаметно расстёгивая кобуры.

На входе в штаб стояли два солдата с винтовками.

– Где арестованные? – спросила Мария.

– Вон. В кабинете командира полка.

– Товарищ Назаров, вы побудьте здесь. Мы сами поговорим.

Едва Мария со спутниками исчезла за толстой обитой кожей дверью, Назаров сообщил караульщикам:

– Братцы, ура, полк распущен.

– Как? – удивились те.

– Атак...

В это время в кабинете захлопали выстрелы. Назаров побледнел, кинулся к двери, но она сама распахнулась, на пороге появилась Мария. Засовывая наган в кобуру, спросила:

– Что случились, Назаров? Почему бледен?

– Но как же? Но они же... это же...

– Правильно. Они собирались убрать вас, а мы их опередили. Скажи спасибо, дурачок. Полка-то больше нет.

Два десятка вооружённых анархистов во главе с Махно прискакали на усадьбу помещика Кассена. Увидев их, работники разбежались, попрятались в сараях и дворовых постройках. На высоком крыльце большого дома появился старик – сам помещик. Он без тени страха наблюдал за прибывшими, не скрывая своего презрения.

Махно, спешившись, в сопровождении своих адъютантов Лепетченко и Лютого направился к крыльцу. Подойдя, поздоровался:

– Здравствуйте, гражданин Кассен.

Помещик не ответил, спросил сквозь зубы:

– Что вам угодно?

– По решению Комитета защиты революции вы должны сдать всё оружие, имеющееся в вашем доме и усадьбе.

– А вы мне его давали?

– Повторяю, – прищурился недобро Махно. – По решению Комитета защиты революции вы должны сдать...

– Плевал я на ваш Комитет.

Нестор кивнул адъютантам:

– Помогите гражданину.

Лютый и Лепетченко взбежали к Кассену, схватили его под руки и повели в дом, почти понесли. Махно двинулся следом. Помещик был взбешён такой бесцеремонностью. Едва вошли в залу, он требовательно зашипел:

– Отпустите, мерзавцы. Я сам.

– Отпустите его, – подал команду Махно. – Пусть сам ведёт.

Адъютанты отпустили, но всё равно шли рядом с Кассеном. Он провёл их через залу, открыл высокую дверь в кабинет, подвёл к шкафу, распахнул его и перед изумлёнными конвоирами предстало оружие: две сабли, шпага, ружья, пистолеты. Лютый потянулся, чтобы со стенки, обитой голубым бархатом, снять саблю. В это мгновение Кассен схватил один из пистолетов и, крутнувшись, почти не целясь, выстрелил в Махно. Пуля ожгла Нестору ухо.

Второй раз Кассен уже не успел выстрелить, на него тигром набросился Лепетченко, выбил из рук пистолет, повалил на пол, начал бить.

– Сашка, – закричал Нестор. – Прекрати!

– Он же тебя чуть не убил.

– Прекрати. Устроим ему суд, как положено.

Лепетченко отпустил старика, поднялся. Пнул его.

– Чего разлёгся, вставай.

Выйдя во двор, Нестор крикнул Семенюте:

– Андрей, ступай с кем из хлопцев на конюшню, выбери тройку добрых коней, запрягите в лучшую повозку. Найдите конюха, он знает какую в корень, которые в пристяжку.

В подкатившую карету сложили ружья, сабли, коробку с патронами, банки с порохом. Пистолеты тут же разошлись по рукам. Кассена связанного вывели во двор. Махно наказывал Лепетченко:

– Отвези его и сдай в милицию, пусть посадят в кутузку, объясни за что. И сразу догоняй нас. Мы сейчас в поместье Гусенко, а от него к Гольцу. Если не застанешь у них, скачи к Черноглазовой, там мы заночуем.

– Что у тебя с ухом? – спросил Лепетченко.

– Да пустяки. Пулей чуть зацепило.

– Вот же гадюка. Жаль ты не дал мне его придушить.

– Саш, – с укоризной сказал Махно. – Не совестно тебе с такой силищей на старика.

Тачанка выехала со двора, на козлах сидел Семенюта, конь его, привязанный к повозке, бежал сзади. Впереди тачанки пылили верховые во главе с Махно.

Лепетченко подошёл к связанному Кассену.

– Ну что, сволочь, благодари Нестора Ивановича, что жив остался. Моя бы воля... Пошли.

И ухватив за плечо старика, повёл к своему коню у коновязи. Там, отвязав от задней луки верёвку, привязал один конец к передней луке, другой к связанным рукам Кассена. Сел на коня, скомандовал:

– Шагай.

Кассен пошёл к воротам, где ещё стояла пыль от выехавшей только что повозки. От конюшни бежал конюх, ведя в поводу подсёдланного коня.

– Это нашему барину, – кричал он подбегая.

– Давай сюда, – сказал Лепетченко. – Да вот с этой стороны.

– Но я для барина.

– А я разве отказываю, – отвечал Лепетченко. – Пусть пройдётся трохи, выедем в поле, сядет в седло твой барин. Давай, давай.

Приняв повод, привязал его за заднюю луку, поехал дальше. Выехали в поле. Кассен шагал чуть впереди, верёвка то и дело волочилась в пыли, и Лепетченко несколько придерживал коня, чтобы она чуть-чуть поднялась. Потом это ему надоело и он прикрикнул:

– Шагай побыстрее, натягивай верёвку, сволочь.

– Сам ты... – вдруг окрысился старик.

– Чего, чего? – Лепетченко подъехал ближе к Кассену и, привстав в стременах, ожёг его плетью. Тот изогнулся от боли, вскричал:

– Что ты делаешь, негодяй!

– Что я делаю? Что я делаю? – распаляя себя, говорил Лепетченко, наматывая верёвку на луку, чтобы подтянуть ближе пленника. – Вот что я делаю, – и опять достал плетью несчастного.

Раз, другой, третий. Всё сильнее и сильнее лупцевал он пленного. И тот упал на дорогу, чтоб хоть как-то уйти от жгучих ударов. Гордый, честолюбивый Кассен от боли превратился в жалкого червяка, валявшегося в пыли на дороге. И это его положение не вызывало в сердце его мучителя ни капли жалости или сострадания.

Лепетченко слез с коня, отвязав верёвку от рук Кассена, ловко смотал её и повесил на луку. Затем развязал руки пленника.

– Вставай давай. Нечего отлёживаться, пойдёшь как вольный.

Лепетченко влез в седло. Кассен продолжал лежать. Лепетченко достал пистолет, щёлкнул взводимый курок.

– Не встанешь, пристрелю. Ну! Живо!

Кассен поднялся, с испугом посматривая на мучителя.

– Вперёд, – скомандовал Лепетченко. – Курс на Гуляйполе.

Пленный пошёл по дороге, невольно втягивая голову в плечи в ожидании очередного удара.

– Ты, говорят, своего слугу Федьку заставил как-то скакать по двору на одной ноге целых полдня. А ну-ка покажи, как ты сам это умеешь.

Кассен шёл, словно и не слышал. Лепетченко выстрелил ему под ноги, пуля, взметнув пыль, завизжала, рикошетом уходя в сторону. От неожиданности Кассен аж подпрыгнул.

– Тебе что было приказано, скачи на одной ноге.

Кассен, полусогнув правую ногу, поскакал на левой ноге. Лепетченко язвил:

– С такими скачками мы и к ночи не доберёмся до Гуляйполя.

Не более десяти минут проскакал Кассен, задохнувшись, плюхнулся на обочину.

– А-а-а, не сладко, сволочь? А каково Федьке было полдня скакать? А?

– Он... молодой, – просипел Кассен.

– Чего ты сказал?

– Я говорю, он молодой...

– A-а, ну ладно. Вон видишь полынную куртинку?

– Вижу.

– Ступай, нарви мне веничек, бабки сказывают полынь блох отпугивает. Потом сядешь на своего коня и поскачешь по-людски. Ступай.

– Аты не... – подозрительно взглянул Кассен.

– Да нужен ты мне, отвечать за тебя. Давай, давай.

Кассен побрёл к полынной куртинке. Подошёл. Наклонился сорвать и в это время сухо щёлкнул выстрел. Кассен лицом вперёд упал в полынь и даже не вздрогнул, пуля попала в сердце.