Текст книги "Одиссея батьки Махно"

Автор книги: Сергей Мосияш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)

14. Первый приказ

К 18 октября Повстанческая Армия заняла позицию между 13-й и 14-й Красными Армиями от Чаплина до Синельникова. По приказу Махно Белаш отправил всем командирам-махновцам, завербованным Врангелем, приказ: повернуть оружие против белых.

Сидя в хате и морщась от боли в ноге, Махно слушал доклад Белаша, кому тот отправил приказ:

– Володину, Яценко, Савченке, Самко, Голику, Чалому. Кстати, последний занимает позицию перед нами.

– Хорошенькое дело, махновцы на махновцев, – прокряхтел Махно. – А где Володин?

– Володин далеко, в тылу под Никополем, видно, белые ему не очень доверяют.

– Володин-то выступит, а вот в Яценке и Савченко... я что-то сомневаюсь.

– Почему?

– Очень уж они лизоблюдничали перед Врангелем, нахваливали его в своих листовках: чуть ли он не спаситель России. А Чалого надо уговорить миром, не дело начинать со своих.

– Да я послал ему приглашение явиться на наш Совет вместе с начальником штаба, от твоего имени, конечно.

– Ну и правильно. Меня он скорее послушается. А как решили в штабе разделить нашу армию?

– Мы разделили её на 4 группы, из которых 3 оперативные и 1 резервная. Первой группой командует Марченко, и начштаба у него Тарановский.

– Численность?

– Три пехотных полка и два кавалерийских. Это 3 тысячи штыков, 1000 сабель и 100 пулемётов. Примерно такие же силы у 2-й группы.

– Кто командует?

– Петренко, начштаба Щусь.

– 3-й группой командуют Забудько и Огарков.

– Кто на резервной группе?

– Каленик с 2 тысячами штыков и Кожин с пулемётным полком и 500 сабель.

– Сколько у него пулемётов?

– 600 и все поставлены на тачанки.

– Вот это сила. Артиллерия?

– Три полных батареи.

– Когда заседание Совета?

– Примерно через час.

– Я не смогу, Виктор, нога разболелась, хоть волком вой. Пусть там командарм Каретников меня представляет. С Харьковом связывался?

– Да, говорил с Куриленко, он подписал договор. Вот с четвёртым пунктом они тянут, говорят, что вернёмся к нему после разгрома Врангеля.

– Конечно, большевикам не в струю этот пункт о Свободной Советской территории.

– Куриленко говорит, что-де всё согласовано с Москвой, дело за Украинским правительством, божатся, что вот-вот подпишут.

– Кто ж поверит в большевистскую божбу? Ну да ладно, влезли в кашу, надо расхлёбывать, после Совета сразу ко мне, расскажешь, что решили.

На Совете, где были почти все командиры, штабарм и многие анархисты, в президиуме сидели Белаш и, как всегда, молчаливый Каретников. Основным докладчиком выступил Долженко:

– Главным провокатором в повстанческом движении оказался Врангель. Его ничтожная кучка вылезла в июне из Крыма, и как чума расползлась по северной Таврии и Екатеринославщине, захватив и западную часть Таганрогского округа. Но вскоре он выдохся, поскольку Врангелю не удавалось провести мобилизацию местного населения. И тогда, зная об авторитете батьки Махно, Врангель стал усердно распространять информацию, что де Махно является его союзником, дошло до того, что заочно объявил батьку генералом и стал слать к нам делегатов. Первый же явившийся по приказу батьки был повешен. Конечно, Врангель знал об этом, но всё равно упорно добивался привлечения махновцев на свою сторону, продолжая под своими призывами печатать рядом со своей фамилию батьки. Первым ему удалось завербовать Володина, действовавшего в Крымских горах со своей группой и, видимо, поверившего лживой пропаганде белых. По выходу из Крыма Врангель вместе со Слащёвым привлёк на свою сторону многие наши разрозненные отряды. На своей территории он не преследовал махновцев, а наоборот, давал деньги, оружие. Это сбило с толку народ, население стало вступать в полки белых, искренне полагая, что вступает в армию Махно. Вот у меня две листовки, подписанные Яценком и Савченко, призывающие вступать в Русскую армию, которая несёт свободу и в которой сражаются махновцы во главе с батькой. Ну как?

– Надо расстрелять провокаторов, – зашумел зал.

– Вот так, товарищи, усиливался в Таврии Врангель, обманывая народ, пятная честное имя Нестора Махно, – продолжал Долженко с пафосом, клеймя вчерашних товарищей, предавшихся белогвардейцам, и вдруг замер на полуслове. В зал широко распахнулась дверь, и перед Советом предстал улыбающийся Чалый с белогвардейским капитаном.

– Ты? – удивился Долженко. – Как? Откуда?

– Оттуда, – кивнул за спину Чалый. – Явился по приглашению Белаша со своим начальником штаба. Прошу любить и жаловать.

– А за что тебя любить прикажешь? – крикнул кто-то из командиров.

– Да, да, – поддержали другие. – Расскажи народу о своём предательстве.

– Товарищи, – попытался вмешаться Белаш. – Я вызвал Чалого на совещание, а не на суд. Вы что? Я по приказу батьки...

Но Белаша вроде и не слышали.

– Ничего, пусть повинится перед товарищами.

– Иди сюда, – пригласил Долженко, имея намерение уступить Чалому трибуну. – Кайся.

– Послушай, Семён Никитич, – обратился Белаш к Каретникову. – Ты хоть уйми их... Я же вызвал Чалого... Он пришёл, а они его...

Но Каретников, словно и не слышал Белаша, он воззрился на белогвардейского капитана, и в его сузившихся глазах полыхала ненависть. Вдруг, не говоря ни слова, Каретников рванулся из-за стола, подскочил к капитану, сорвал с него погоны и, ухватив за горло, стал душить. Белаш кинулся за ним, крикнув:

– Помогите кто-нибудь, – и ухватился сзади за Каретникова, пытаясь оттащить его.

Только вмешательство Зиньковского и Гавриленки помогло вырвать несчастного из рук командарма.

– Лёва, уведи капитана к батьке, – попросил Белаш. – Видишь, на Каретнике чёрт верхом поехал. Уведи от греха.

Зиньковский увёл капитана, возбуждённый зал шумно обсуждал случившееся.

– Тоже мне порядочки, бросаться на делегатов...

– Какой он к чёрту делегат, белогвардейская рожа.

– Надо было не вмешиваться, пусть бы Семён придушил его...

– Пусть спасибо Белашу скажет...

– Каретник вообще не выносит золотопогонников. Чалый-то должен был это знать, а то: «мой начальник штаба, прошу любить и жаловать». Ну Семён и взыгрался.

Чалый, видимо, несколько сконфуженный происшедшим, уже стоя за трибуной, никак на мог начать рассказ свой о своём «предательстве».

– Ты что, язык проглотил? – крикнули из зала.

– Давай исповедывайся.

– Вы ушли из района, – наконец начал Чалый, – а нас как линялых зайцев гоняли красные, кого ловили, убивали без суда. Но вот фронт приблизился, красные отступили, а Врангель объявил, что он в союзе с Махно. Мы долго не верили, но он стал показывать приказы за подписью батьки, откуда нам было знать, что они фальшивые. И мы ж знали, что батька красными объявлен вне закона. Значит, с кем же ему быть? Ну и поверили Врангелю, а он стал посылать к нам начальников штабов, давать деньги, оружие, сёдла. Как же нам было от всего этого отказываться?

– Ну будет, Чалый, – остановил его Белаш. – Теперь ты знаешь, что мы в союзе с красными поднимаемся на Врангеля. Ты с ним или с нами?

– Что за вопрос, Виктор Фёдорович. Если б с ним – разве б я пришёл сюда. Конечно, весь мой отряд поступает в ваше распоряжение и начальник штаба тоже. Он хоть и офицер, но тоже из крестьян. Хлопцы как узнали, что Врангель брехал насчёт батьки, тут же и заявили: «Все идемо до батьки».

– А зачем притащил этого золотопогонника? – спросил Каретников.

– Так, Семён Никитич, ведь он же всю фронтовую обстановку знает. Он же десяти «языков» стоит. А вы на него так.

– Ну что, товарищи, – обратился к залу Белаш. – Чалый всё объяснил, и мы, я считаю, должны поверить своему товарищу.

– Ото всё ясненько, – сказал Долженко. – С кем такого не случалось?

Нашему брату-махновцу и от белых и от красных перепадало на орехи.

Командиры дружно проголосовали за прощение Чалому, а отсутствующим «злодиям» Яценке и Савченке – расстрел. Попадутся когда-нибудь, а приговор уж вот он – готовенький.

Когда Белаш после Совета вошёл в хату к Махно, то увидел почти мирную картину. Нестор, разложив прямо у себя на кровати карту, слушал объяснения врангелевского капитана:

– ...Донская группа генерала Абрамова, имея 15 тысяч штыков и кавалерийский корпус Морозова – 9 тысяч сабель, занимает линию от Мариуполя через Михайловку и Покровское до Мечетной, – водил капитан пальцем по карте. – Это расстояние примерно 160 вёрст.

– А кто стоит в Гуляйполе? – поинтересовался Нестор своим любимым уголком.

– В Гуляйполе группировка Донского корпуса.

Увидев вошедшего Белаша, Нестор махнул ему рукой:

– А, Виктор? Греби сюда, слушай свежую информацию и мотай на ус. Давай, капитан, дуй дальше.

– Первая армия генерала Кутепова в составе 2-х армейских корпусов имеет 20 тысяч штыков и 10 тысяч сабель, занимает Екатериновку, Новониколаевку и Григорьевку.

– А где дроздовская дивизия? – спросил Белаш.

– Дроздовская вот – от Синельникова на Петровское и Илларионово до Днепра.

– А марковская?

– Марковская от Екатеринослава вниз по Днепру до Александровска.

В это время в дверях появился Каретников, капитан испуганно смолк, настороженно косясь в его сторону.

– Ну, чего замолчал? – напомнил Махно и, догадавшись о причине, успокоил: – Это мой командарм. Подключайся, Семён, очень ценные данные у капитана.

Каретников молча сел на табурет, стоявший у стены около двери.

– И только? – спросил Махно. – Двигай ближе к карте.

Но Каретников махнул рукой: мне, мол, и здесь хорошо.

– Продолжай, капитан, продолжай, – сказал Махно. – Где корниловцы находятся?

– Стрелковая корниловская с 6-й конной дивизией Барбовича занимает позиции от Александровска до Никополя, – заговорил капитан потухшим голосом.

– А так называемые махновцы?

– Махновцы в основном в резерве у Кутепова. Они составляют...

В это время открылась дверь и в горнице появился мужчина в кожанке, перетянутый портупеей. Мужчина имел небольшие усики, добродушную улыбку. Взял под козырёк, представился:

– Бела Кун, член Реввоенсовета Южфронта, – и протянул руку Каретникову, оказавшемуся ближе к двери. Семён вскочил, принял рукопожатие, но, поскольку он молчал, его представил Махно:

– Это наш командарм Семён Каретников.

– Очень приятно, – сказал Бела Кун и шагнул к Белашу, протягивая руку.

В дверях у порога остались стоять трое: два адъютанта гостя и Александр Клейн, прибывший вместе с членом Реввоенсовета.

Высокий гость крепко пожал всем руки, не исключая и капитана, которого Махно представил:

– Пленный офицер, штабист – мешок ценных сведений.

– О-о, – широко улыбнулся Бела Кун, – в таком случае я его забираю в наш штаб. Вы не возражаете, товарищ Махно?

– Берите, – вздохнул Махно, покорённый вежливостью высокого гостя, от которой давно отвык.

Бела Кун оглянулся, кивнул адъютанту:

– Проводите капитана в мою машину.

Вслед за уведённым капитаном как-то незаметно выскользнул и Каретников.

– Товарищ Махно, я привёз вам приказ командующего Южфронтом товарища Фрунзе, – сказал Бела Кун.

Махно разорвал пакет, вынул приказ.

– 20 октября 1920 года, 17 часов. По имеющимся данным разведки, противник главными силами начал отход в район – Александровен, Пологи, Мелитополь. Приказываю:

Первое: повстанческой армии поступить с 24 часов 21 октября в непосредственное моё подчинение.

Второе: не позднее 24 октября прорваться в тыл противника, двигаясь на Орехов, и далее в тыл мариупольской укреплённой позиции, разоружая и дезорганизуя тылы противника – захватывать штабы, разрушать железные дороги, отрезать бронепоезда.

Третье: в момент разгара нашей решающей операции, которая начнётся не позднее 30 октября...

Во дворе один за одним хлопнули два выстрела. Махно, прервавший чтение на полуслове, взглянул вопросительно на Белаша.

– Я сейчас узнаю, – поднялся тот, но в дверях явился испуганный адъютант Бела Куна, растерянно доложил:

– Его застрелили.

– Кто? – нахмурился Бела Кун.

– Вот... товарищ, – адъютант кивнул на входящего Каретникова.

– Зачем вы так? – спросил Бела Кун с упрёком. – Он бы нам пригодился.

– Так надо, – выдавил Семён, проходя к своей табуретке, стараясь не смотреть в сторону Нестора, без того чувствуя на себе его испепеляющий взгляд.

Наступившую тяжёлую паузу решил разрядить Клейн:

– Нестор Иванович, я привёз подписанный советской стороной договор.

Махно машинально принял от Клейна бумагу, хмуро просматривал текст, казалось, даже не вчитываясь в него.

– Ну что ж, товарищ Махно, – заговорил Бела Кун. – Желаю вам успеха. До свиданья, товарищи.

Едва за ним закрылась дверь, как Махно, схватив костыль, стоявший у кровати, запустил его в Каретникова. Семён едва успел от него уклониться.

– Ты что?! Чёрт хромоногий, сдурел?!!

– Прочь с моих глаз, сволота, иначе пристрелю, – закричал Нестор, хлопая руками по постели, словно ища свой маузер.

15. По тылам

Безмотивный расстрел капитана вышел боком Каретникову. Махно приказал снять его с поста командарма. Понимая заслуги и ценность Каретникова как командира и тактика, Белаш спросил Нестора:

– А куда ж его?

– Куда хочешь, – отрезал Махно. – Хоть на живодёрню.

– А кто ж тогда поведёт армию ?

– Ты.

– Я? – удивился Белаш. – Но я же оперативник.

– Вот и начнёшь эту операцию.

– Тогда я Каретника беру к себе в заместители, – как можно твёрже сказал Белаш.

– Что тебе Гавриленки мало?

– Он штабной работник.

– Ладно, бери кого хочешь, – отмахнулся Нестор. – Сколько у тебя в рейд намечено?

– Группы Петренко и Забудько, это шесть тысяч штыков, две с половиной тысячи сабель и два батальона пулемётного полка.

– А Чалого куда?

– Он в Новониколаевке, мы двигаем туда, и он к нам там присоединяется.

– Так, слушай приказ: вы должны по частям уничтожать синельниковскую группу, в состав которой входят дроздовская, марковская дивизии, а так же Донской конный корпус Морозова. Главное направление – на Александрове к, оттуда – на Орехов, а там прыжок к Гуляйполю. Буду ждать твоих реляций.

– Постараюсь, Нестор Иванович.

– Постарайся, Виктор, не должны мы перед ними ударить лицом в грязь. Хорошо бы первыми выйти к Перекопу. Эх, чёрт, не вовремя меня продырявили.

– А когда тебя вовремя дырявили? – усмехнулся Белаш.

– Это точно, – улыбнулся через силу Нестор. – Всегда не ко времени. Но нынче что-то плохо зарастает, в кость угодило. Красные обещают какого-то доктора прислать, знатного. Может, поможет, а то и оттяпает поаккуратнее.

Согласно приказу КомЮжфронта Фрунзе, Повстанческая Армия под командованием Белаша выступила 22 октября в 4 часа утра. Было темно, холодно, с низких туч сыпал нудный дождь.

– Добрый хозяин в такую погоду собаку не выгонит, – ворчали бойцы, рассаживаясь по тачанкам.

– Говори спасибо, что грязь не месить.

– Да, в моих дырявых чоботах самый бы раз.

Более сознательные, дымя цигарками, материли Врангеля, виня во всём чёрного барона: «Шоб ему повылазило».

Рейд в тыл белых был обеспечен переходом на сторону повстанцев Чалого, занимавшего участок фронта у Новониколаевки. Так что пересекли линию фронта без выстрелов и потерь, наоборот, с прибылью в две с половиной тысячи штыков. Именно это обусловило первые, сравнительно лёгкие победы. Вечером в Михайлове-Лукашеве повстанцы окружили два полка дроздовской дивизии. В какие-то полчаса полки были разгромлены, офицеры расстреляны, в плен сдалось около 4 тысяч рядовых, тут же влитых в Повстанческую Армию. На 8 орудий пополнилась артиллерия.

На рассвете, 23 октября, напали на станцию Софиевку, куда только что прибыл 2-й Дроздовский полк, и солдаты ещё не успели высадиться из вагонов да и не спешили высаживаться под дождь и снег.

Но когда по эшелону ударили пулемёты и пушки повстанцев, солдаты высыпались горохом, многие убегали под пулями прямо в степь.

Белаш призвал к себе Чубенку, только что по договору с большевиками освобождённому из тюрьмы, приказал ему:

– Возьми хлопцев из железнодорожников, забейте паровозами входные стрелки, чтоб не выпускать бронепоезда. Да побыстрей. Если отстанешь, двигай на Александровск.

На следующий день, рано утром, был атакован Александровск, здесь довольно упорное сопротивление оказали марковцы и 7-я кавдивизия белых, но атака во фланг кавалерии Марченко решила дело в пользу повстанцев.

Штаб 1-го корпуса белых едва успел выскользнуть из города в сторону Ново-Григорьевки, сопровождаемый убегающими остатками кавдивизии. Не давая врагу опомниться, повстанческая кавалерия ворвалась в Ново-Григорьевку, изрубив часть марковцев и взяв в плен 500 кавалеристов.

Вечером влетевших в Камышеваху повстанцев встретили радостные крики:

– Наши! Ура-а-а!

Оказалось, что здесь базировался сформированный Врангелем отряд махновцев под командой Яценки, заочно осуждённого Советом к расстрелу.

Яценко пытался бежать, но его поймали свои же и притащили в штаб к Белашу:

– Берите злодия.

– Ну что, Яценко, помнишь как Тарас Бульба спрашивал Андрея: «Не помогли тебе твои ляхи?»

– Не помню, – просипел Яценко, зверовато косясь в сторону Каретникова, расстёгивавшего кобуру. Перехватив его взгляд, Белаш обернулся, всё понял.

– Погоди, Семён. Не здесь. Дай хоть приговор огласить.

– Оглашай, – глухо ответил Каретников, доставая маузер.

– Яценко, постановлением совета Повстанческой армии батьки Махно, ты за предательство и распространение листовок, порочащих честное имя Нестора Ивановича, приговорён к расстрелу. Всё. Выходи во двор.

Расстреляв во дворе Яценко, Каретников вошёл и сказал:

– Его группу передать Чалому.

Белаш усмехнулся, подумал: «Не может отрешиться от должности командарма», но вслух согласился:

– Да, разумеется.

– И немедленно на Орехов.

В Орехове, захваченном практически без потерь, получили приказ командюжа Фрунзе: «...Командарму Повстанческой продолжать энергичное выполнение поставленной ранее задачи, двигаясь в направлении Орехов, Большой Токмак, Мелитополь и далее, громить тылы противника (штабы, обозы, связь, железные дороги)... и по возможности 29 октября овладеть Крымским перешейком».

– Эк он скачет, – проворчал Каретников. – Не поймал – ощипал.

– Это как сказать, – не согласился Гавриленко. – Он даёт направление на Орехов, а мы уже тут. Так что не поспевает за нами товарищ Фрунзе.

В Орехове Белаша застал телефонный звонок Махно, начал он с ругачки:

– Чёрт побери! Полдня ловлю вас. Дерменжи надо втык дать за такую связь. Безобразие!

– Слушаю, Нестор Иванович, – сказал Белаш.

– Это я тебя слушаю. Докладывай, как дела?

– Покуда хорошо. Тьфу, тьфу не сглазить бы, – в нескольких словах Белаш обсказал успехи группы.

– Как там Каретник?

– В каком смысле?

– В самом прямом, боевом.

– Отлично, Нестор Иванович.

– Передай ему командование и гребись ко мне.

– Значит он опять командарм? – обрадовался Белаш.

– ВРИД пока, так ему и скажи: временно исполняющий, чтоб не очень задавался. Куда нацеливает вас Фрунзе?

– На Большой Токмак. А что?

– Вы не плохо шагаете. Я доволен. Может, всё же отвернёте на Гуляйполе. А?

– Надо посоветоваться.

– А я что тебе плохой советчик?

– Нет, что вы. Но с вридом-то надо... может, вы ему сами скажете.

– Я с тобой советуюсь, ты пока командарм.

– Как у вас с ногой?

– Ты зубы не заговаривай, отвечай, возьмёшь Гуляйполе?

– Постараюсь, Нестор Иванович.

– Витя, я тебя прошу, я туда сразу Ставку перенесу. Понимаешь? На Родине у меня и нога болеть перестанет. Выдели особую группу для этого, назначь командиром Чалого, он, замаливая грехи, будет землю рыть. Да, ещё приятная новость – Володин выступил против белых от Никополя, пытается разгромить Кутепова.

– Ну, этот зверь опытный, – сказал Белаш.

– Да, конечно, – согласился Махно. – Будем надеяться пробьётся. Оставляй за начштаба при вриде Гавриленку и давай в Ставку. Тут без тебя всё замерло.

Каретников спокойно выслушал сообщение о своём назначении ВРИД командарма, но, приняв командование, тут же, наперекор батькиному совету, сказал:

– Группа Чалого пойдёт на Токмак, а Гуляйполе пусть берёт Гавриленко. Всё.

От Орехова до Новониколаевки было 50 вёрст строго на север, по степи, и Белаш уже решал задачу, как туда добираться, когда в штабе появился весёлый Марченко:

– Товарищи командиры, вам часом генеральский автомобиль не нужен?

– Где ты его взял?

– У белых отобрал. Катаются, понимаешь, по степи два полковника с генералом. Мы их остановили, генерал как гаркнет: «Кто такие? Какой части?» Я ему кажу: «Махновцы». Не верит дурень, пришлось маузером убеждать. Так нужен вам автомобиль? А то на него уже Петренко зарится.

– Конечно, нужен, – обрадовался Белаш. – Мы с Василевским на нём в Новониколаевку махнём. Батько зовёт. Спасибо, Алексей, выручил, в самый раз подоспел.

– То не я, товарищ Белаш, то генерал, – усмехнулся Марченко.

Гавриленко перед посадкой, хихикнув, предупредил:

– Гляди, Виктор Фёдорович, не завёз бы он вас к Кутепову, беляк всё же.

– Ему что? Жить надоело? – отвечал Белаш, застёгивая пуговицы на полушубке.

– Кланяйтесь батьке, скажите завтра к завтраку мы ему Гуляйполе преподнесём.

– Не болтай, – осадил его Каретников. – Не поймал – ощипал.

Взяв с собой Василевского и двух ординарцев с пулемётами, Белаш помчался на север в генеральском автомобиле, восседая рядом с водителем-беляком, одетым во всё кожаное.

ВРИД решил проучить самонадеянного начальника штаба и, едва отъехал Белаш, приказал ему:

– Бери полки Ищенки, Сафонова и Клерфмана, ступай на Гуляйполе, – и не отказал себе в удовольствии подкусить: – Да не оставь батьку без завтрака.

– Будь спок, Никитич.

Не мог Семён так скоро забыть и простить Нестору костыль, брошенный ему в лицо: «Чёрт колченогий, мог запросто морду разбить. И из-за чего? Из-за какого-то капитанишки».

Однако вскоре выяснилось, что против Врангеля воюет только Повстанческая Армия, союзница – Красная Армия не спешит вступать в бой с белыми.

– Эге. Нашли дурней, – кряхтел Семён Каретников. – Ты вот что, Гавриленко, коли начальник штаба, придумай отговорку для Фрунзе, чтоб он не очень-то понужал нас. Где ж его Первая и Вторая Конные?

– Они через Днепр никак не перескочат. Идя с польского фронта, грабиловкой занялись, в Первой Конной, в дивизии шлёпнули комиссара.

– Ого, знать, допёк он их.

– Ну большевики построили эту дивизию у железной дороги вроде для смотра. Подогнали два бронепоезда, навели все пулемёты, и Ворошилов объявил: «Если не выдадите зачинщиков, всё будете сейчас расстреляны!» Вот так целую дивизию к расстрелу присудили.

– Откуда это тебе известно? – нахмурился Каретников.

– Я же начштаба, Семён Никитич, всё обязан знать. Фрунзе-то рассчитывал этими Конными армиями отсечь белых от Крыма, чтоб не дать им утянуться туда. Задумка-то хорошая, а исполнение? Случись всё по этому плану главкома, как бы хорошо получилось. Мы б с севера давили золотопогонников, Конные армии с юга. А после дорога в Крым была бы открыта. А теперь что?

– Что?

– Врангель в Крым утекает, теперь на перешейках грядёт великое побоище. А комюжу мы составим телеграмму, что боеприпасы у нас на исходе, а оно так и есть, что люди и кони вымотались. Мы за 4 дня почти 200 вёрст по тылам прошли.

– Хорошо. Составляй и проси пушки и траншейки, на Перекопе понадобятся.