Текст книги "Одиссея батьки Махно"

Автор книги: Сергей Мосияш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 37 страниц)

2. Московские встречи

Лишь на третий день отыскал Нестор Аршинова – своего друга по каторге и учителя. Адрес его подсказали в Федерации:

– Аршинов – комендантом в отеле, что у Триумфальной площади.

– Да не комендант я, – засмеялся при встрече Аршинов. – А ради экономии живу у коменданта, тем более что он тоже был с нами в Бутырке.

– Кто?

– Бурцев.

– Ну тогда и меня приютите, надеюсь.

– Конечно. О чём речь.

Комендантская комнатёнка была невелика, но постель для Нестора приспособили между диваном Аршинова и столом. К вечеру Махно притащил свой чемодан с тамбовскими булочками, и они перед сном попили втроём чаек с сахарином, раздобытым Бурцевым на базаре. Хвалили булочки:

– В Москве такие разве что вожди едят.

– Да, скудновато у вас тут. Ещё ж и Украину немцам подарили, – пенял Махно. – Эдак, глядишь, через год-два перемрёте как мухи.

– Ты нас не пугай. Лучше расскажи, как там у вас?

– У нас на Екатеринославщине всё помаленьку налаживалось, в нашем уезде несколько коммун образовали, к севу готовились. Даже с вашей Прохоровской мануфактурой обмен наладили, мы им хлеб, они нам мануфактуру.

– Ну и как?

– А так. Властям не понравилось, что без них, видишь ли, обошлись. Арестовали вагоны с товаром. Пришлось силой отбирать. Правильно Кропоткин говорит, всякая власть – враг народа. И вот, пожалуйте, Брестский мир и у нас немцы. А хлеб вместо Москвы на Германию поплыл. Это как?

– А что с коммунами? – спросил Аршинов.

– Отступали вместе с войсками. Я свою первую отыскал аж в Царицыне, пристроил там на хуторе. Пусть переждут. Не вечно ж под немцем будем. Поднимем народ – выгоним.

Ночью, когда уже улеглись, Нестор признался Аршинову:

– Я, Пётр Андреевич, наверно, нынче отцом стал.

– Ну да? Почему наверно-то?

– Да в коммуне-то моя жена Настя на последнем месяце, вот-вот родить должна. Плакала. Просила остаться, подождать.

– Чего ж не остался?

– Так я к концу июня должен уже в Гуляйполе быть. А мне хочется с Петром Алексеевичем повидаться.

– С каким Петром Алексеевичем?

– Ну с Кропоткиным. Он же сейчас, кажется, в Москве?

– Да, в Москве. Но слышал я, собирается переезжать в Дмитров. А зачем он тебе?

– Ну как же. Наш теоретик, глава русского анархизма, поговорить с ним, посоветоваться. В Федерации-то нашей чёрт ногу сломит, кто во что горазд, всяк своё молотит. Оттого, наверно, и бессильны мы. Вон, большевики с левыми эсерами мигом революцию оседлали, теперь попробуй скинь их.

– Они сами себя съедят, Нестор. Грызутся меж собой. Добром это не кончится.

– Возможно. Но, думаю, анархистам и это не будет на пользу. Слишком мы разобщены.

А вы здесь, Пётр Андреевич, извини, занимаетесь болтовнёй. В Федерации разговаривал с анархистами. О чём, думаешь, горюют? О средствах. Мол, деньги нужны. Для чего? – спрашиваю. Газеты печатать. Это что? Большевики нас пулями, а мы их газетой. Так что ли?

Через день Махно отправился на Большую Никитскую в гости к патриарху анархии Кропоткину. Шёл с сердечным трепетом: как-то примет его старик, удостоит ли вниманием, что ни говори, революционер-то – революционер, а всё же из князей.

Но увидев доброжелательное лицо хозяина, открывшего ему дверь, Нестор как-то сразу успокоился и, поздоровавшись, представился с некоторой рисовкой:

– Ваш верный последователь, Нестор Махно.

– Очень приятно, – улыбнулся Кропоткин. – Проходите, товарищ Махно. Извините, мы тут уже сидим на чемоданах. Вот в это кресло, пожалуйста.

Махно опустился в глубокое кресло, Кропоткин сел напротив и, потирая сухонькие старенькие руки, спросил с искренней заинтересованностью:

– Вы откуда, товарищ? Вижу, что не москвич.

– Я с Екатеринославщины, из села Гуляйполе. Там ещё после февральской революции мы организовали секцию анархистов, отобрали землю у помещиков.

– Уже после февраля?

– Да, после февраля. Организовали три сельскохозяйственные коммуны, стали готовиться к севу...

– Это интересно, – вскинул седые брови старик. – Очень интересно, товарищ Махно. Насколько мне известно, ни Керенский, ни Ленин ещё и не думали об этом. На каких же условиях гм... основаниях вы их утверждали, коммуны эти?

– Ну как? Мы обобществили инвентарь, скот, поделили землю.

– А помещиков куда? Хозяев старых?

– Ну, им тоже предложили вступить в коммуну.

Кропоткин тихо засмеялся.

– А что? Равенство так равенство, мы им тоже земельный пай выделили.

– Ну и как они?

– Да посбежали все.

– Что? Без сопротивления?

– А мы их всех сначала разоружили.

Кропоткин, покачивая головой, улыбался поощрительно:

– Ну, товарищи, ну, молодчики... А как же губернское начальство? Оно-то чью сторону приняло?

– Конечно, не нашу. Грозить нам стали. А мы создали свой вооружённый отряд, а уезд объявили вольной территорией.

– Соня, – позвал негромко, но весело Кропоткин, и когда из кухни появилась жена, сообщил ей: – Слыхала, на юге на Екатеринославщине своя Парижская коммуна появилась. Вот товарищ Махно оттуда. Рассказывайте, товарищ, рассказывайте.

– А что рассказывать, – вздохнул Махно. – Сами знаете... Брестский мир. Немцы на Украине, где нам было устоять перед регулярной армией.

– Выходит, товарищ Махно, инициатива снизу из народа может давать свои плоды?

– Может, Пётр Алексеевич, вполне может. Если б нам не мешали.

– Это ещё раз подтверждает наш тезис, что всякая власть убивает инициативу масс. Любая, будь то диктатура, монархия или даже парламент.

– Я вот в чём колебался, Пётр Алексеевич. Когда меня стали избирать в председатели разных комиссий, подумал: соглашаясь стать начальником, не нарушаю ли наше отрицание власти. Какой же я после этого анархист? Даже пробовал отказаться из-за этого.

– Зря, товарищ Нестор, зря. Если вы, становясь начальником, продолжаете проповедовать наше учение, более того, внедряя его в жизненную практику, честь и хвала вам. Я рад, что в вашем лице вижу практика-анархиста. Плохо то, что к нашему движению лепятся деклассированные элементы. Это и дало повод большевикам устроить в апреле разгром наших секций. Я протестовал, но Ленин отмолчался, а Дзержинский сказал, что де «в ваших секциях окопалось ворье и убийцы», и, увы, где-то был прав. Впрочем, и среди большевиков достаточно хлама. Но они у руля, стало быть, вне критики. Когда-то Жан Жак Руссо заметил, не помню дословно, но в том смысле, что изберите в парламент хоть ангелов, у них скоро отрастут рога и когти. А большевики, захватившие власть, далеко не ангелы. И когти выпустили сразу, что-то будет впереди. Боюсь и думать. Я ведь тоже ответственен перед грядущим.

– Вы? – удивился Махно. – Вы-то причём, Пётр Алексеевич?

– Как, дорогой друг? Я всю жизнь звал революцию, радовался её приходу. Она позволила мне вернуться на Родину. А тут что? То была царская диктатура, теперь якобы пролетарская. И какая из них хуже, ещё надо посмотреть.

– Пётр Алексеевич, я хочу пробраться на Украину, чтобы поднять крестьян на борьбу с оккупантами, что бы вы мне посоветовали?

– Э-э, нет, товарищ Нестор, советовать здесь я не берусь. Это огромный риск для вашей жизни, и решать должны вы сами. Вы, я вижу, человек действия, и революции будет жаль терять вас. О-о, а вот и чай! – воскликнул Кропоткин, увидев жену, явившуюся с подносом.

– Вы уж извините, чай у нас ныне суррогатный. Найти настоящий невозможно. Да и про сахар давно забыли. Вот с сухариками.

– Что вы, что вы, – смутился Нестор. – Если бы я знал...

После чая, поблагодарив Кропоткиных, Махно поднялся. Хозяин пошёл провожать его, пожимая за дверью руку, сказал ему:

– Нужно помнить, дорогой товарищ, что наша борьба не знает сентиментальностей. Самоотверженность, твёрдость духа и воля на пути к намеченной цели побеждают все. Желаю вам на этом пути успеха, вы достойны его. Прощайте.

– До свиданья, Пётр Алексеевич. Спасибо вам, что вы... есть. Что вы с нами.

По дороге к отелю Махно мысленно повторял слова патриарха, сказанные напоследок, стараясь запомнить их как политическое завещание, чтобы в дальнейшем следовать ему.

3. У вождей

Махно, заметив, что Бурцев становится день ото дня мрачнее, спросил Аршинова:

– Что это он? Осерчал что ли?

– Полагаю, тяготится нашим присутствием. Ведь он комендант и как бы покрывает твоё незаконное проживание здесь. Узнают чекисты, ему может нагореть за это.

– А как быть?

– Сходи в Моссовет, попроси ордер на бесплатную комнату. Ты же председатель Гуляйпольского Совета. Документы-то есть?

– Есть.

– Вот и сходи.

В Московском Совете один из секретарей, ознакомившись с документами Махно, сказал:

– Без разрешения ВЦИК, товарищ, мы не имеем права выделить вам бесплатную комнату.

– А где находится ВЦИК?

– В Кремле. Я вам выпишу туда пропуск. Во ВЦИКе вам сделают отметку на документах, и тогда мы выпишем вам ордер.

Нестору пришлась по душе эта бюрократическая процедура: «Раз в Кремль, значит, вполне возможно, удастся повидаться со Свердловым».

Поэтому при входе в Кремль он, подавая пропуск, сказал:

– К товарищу Свердлову.

Чекист, сидевший в будке у ворот, выписал ему ещё один пропуск, буркнул:

– Там отметите. Проходите.

Красноармеец с винтовкой проверил эти пропуска.

– Куда мне идти? – спросил Махно. – Где ВЦИК?

– А вот во дворе, на второй этаж. Там увидите.

Махно поднялся на второй этаж, дивясь полному безлюдью в коридорах и тишине во дворце. Несколько мгновений помедлил, выбирая направление: в какую сторону идти. Повернул налево.

Спросить было некого, поэтому читал таблички на дверях «Библиотека», «ЦК партии», «Секретариат». Табличку «ВЦИК» не увидел и решил зайти в комнату ЦК партии.

Подошёл к двери, прислушался. Ни звука. «Да есть ли там кто?» На всякий случай постучал в дверь и услышал: «Войдите».

В комнате сидело три человека, работали с бумагами.

– Здравствуйте товарищи, – сказал Нестор. – Скажите, пожалуйста, где находится ВЦИК?

– Я вам покажу, – поднялся из-за стола один. В нём Махно признал Бухарина, которого уже видел на одном из митингов. – Идёмте.

Они вышли в коридор.

– Вы откуда, товарищ? – спросил Бухарин, направляясь к лестнице.

– Я с Екатеринославщины, с Украины.

– У-у, – остановился у лестницы Бухарин. – Это любопытно. Как там у вас?

Это «коридорное» мимоходное любопытство не понравилось Нестору.

– Не мёд, – ответил коротко. – Вы обещали показать ВЦИК, товарищ.

– А вот в ту сторону коридора, вторая дверь, – сказал Бухарин и стал быстро спускаться по лестнице вниз.

Махно вошёл в кабинет. За столом сидела молоденькая девица.

– Что вам нужно?

– Я хочу видеть председателя Исполнительного Комитета Совета рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов товарища Свердлова.

– Ваши документы, – сказала девушка.

Проверив пропуска и документы Махно, она что-то записала себе в тетрадь. Выписала какую-то карточку и, вернув всё это Нестору, сказала:

– Вот здесь номер комнаты секретаря ВЦИК, пройдите к нему.

Повеселевший Махно вышел в коридор: «А кто-то толковал, что до них, как до богов, не доберёшься. Вот, пожалуйста. Одно худо, неужто такой пустяковый вопрос, как комната в гостинице, должны решать вожди?»

Секретарём ВЦИК оказался крупный вальяжный мужчина средних лет. Проверив документы Нестора, спросил заинтересованно:

– Так вы, товарищ, с юга России?

– Да. Я с Украины.

– Вы председатель Комитета защиты революции при Керенском?

– Да.

– Значит, вы социалист-революционер?

– Нет.

– Ас коммунистами вашей губернии вы имели какие-нибудь связи?

– Да, имел. Например, с председателем Александровского ревкома Михалевичем.

– Гм. Как крестьяне Юга отнеслись к приходу немецкой армии?

– Резко отрицательно, товарищ. Вместе с немцами вернулись и помещики.

– А какое отношение у крестьян было к Советской власти?

– Да они не успели её ощутить. То Центральная Рада, то немцы, а теперь ещё пал на их шею гетман Скоропадский.

Секретарь улыбнулся нежданно родившемуся каламбуру из уст посетителя, снял телефонную трубку.

– Яков Михайлович, у меня товарищ с юга России... Да. Я так и думал, – и, положив трубку, сказал Махно: – Вами очень заинтересовался товарищ Свердлов. Пройдите к нему. Он ждёт вас.

Председатель ВЦИК встретил Махно у двери, что приятно поразило Нестора: «Какие боги? Отличные товарищи!»

– Проходите сюда, товарищ. Садитесь.

Свердлов сел напротив Махно, поправил пенсне, улыбнулся поощрительно.

– Мне сказали, что вы с нашего бурного Юга, товарищ... Э-э?

– Махно, – подсказал Нестор.

– Товарищ Махно. Чем же вы там занимались?

– Тем же, чем занимались революционные труженики украинской деревни. Мы создавали сельскохозяйственные коммуны, через профсоюзы мы воздействовали на заводчиков и фабрикантов.

– В чём же выражалось это воздействие?

– Как в чём? Заставили повысить рабочим зарплату, например. Выплатить контрибуцию в поддержку революции.

– А коммуны? Вот вы говорите о сельскохозяйственных коммунах. Кто же в них шёл?

– В первую очередь бедняки.

– Что вы говорите, товарищ? Насколько нам известно, ведь крестьяне на Юге в большинстве своём кулаки и сторонники Центральной Рады.

Махно рассмеялся.

– Яков Михайлович, всё это чистой воды враньё. Наш уезд никогда не признавал Раду, не исполнял никаких её указаний. А комиссара Временного правительства я лично выгнал едва не в шею.

– И что, Рада не послала на вас войско?

– Посылала. А что проку? Мы создали свой вооружённый отряд и могли постоять за себя.

– Гм. А что ж ваши отряды не поддержали наших красногвардейцев? У нас есть сведения, что южное крестьянство заражено украинским шовинизмом и всюду встречало экспедиционные немецкие войска и отряды Центральной Рады с радостью, как своих освободителей.

– Плюньте тому в глаза, кто вам это говорит, товарищ председатель. Я лично организовывал крестьянские вольные батальоны для революционной борьбы против немцев и Центральной Рады. Что касается красногвардейских отрядов, они всегда были привязаны к железным дорогам и зачастую, ещё не соприкоснувшись с противником, поспешно отходили. Извините, но крестьянство красногвардейским отрядам не верило.

– Почему?

– Да потому что они держались за железные дороги, я же говорил вам. И отходили, бросая безоружные деревни на произвол судьбы. Какая ж могла быть им вера?

– М-да, – вздохнул Свердлов. – Красногвардейцы – это не армия, согласен с вами. Но сейчас мы создали регулярную Красную Армию, и если южное крестьянство так революционно, как вы его мне представляете, то мы имеем большие шансы, что немцы будут разбиты, гетман низвергнут, и в недалёком будущем Советская власть восторжествует на Украине. Как вы думаете?

– Это будет зависеть, Яков Михайлович, от подпольной работы, какая будет вестись там. Я лично считаю, что надо готовить массы к открытому восстанию против оккупантов и гетмана. Без восстания нельзя немцев заставить уйти с Украины. А в силу Брестского мира вы не можете пустить на немцев Красную Армию. Так что основная надежда – революционное восстание крестьян и рабочих. К этому их надо готовить.

Свердлов что-то записал в записную книжку. Взглянул в глаза Нестору:

– Вашу точку зрения я разделяю, товарищ Махно. Но не могу понять, кто вы такой, коммунист или эсер?

Нестор поморщился, помедлил и наконец молвил:

– Почему вас так интересует моя партийная принадлежность? Разве вы не видите по документам, кто я? Какую роль играл в организации революционного движения в нашем крае?

– Извините, товарищ Махно, я никак не думал обидеть вас каким-то подозрением. Мне просто...

– Я анархист-коммунист, товарищ Свердлов.

– Да какой же вы анархист-коммунист, товарищ, если вы признаете организацию трудовых масс на борьбу с властью капитала? – улыбнулся Свердлов. – Для меня это никак не понятно.

– Анархизм, – посерьёзнел Махно, – идеал слишком реальный, чтоб не понимать его.

– Так-то так, но вот вы совершенно не похожи на анархистов, которые осели было тут на Малой Дмитровке.

– Это которых вы разгромили?

– Нуда.

– Разгром вашей партией анархистов на Малой Дмитровке я считаю печальным явлением. Такого в дальнейшем надо избегать хотя бы в интересах революции.

– Ну, вы не в курсе, что это были за анархисты, – пробормотал Свердлов и вдруг, поднявшись, подошёл к Махно, взял за плечи: – Знаете что, товарищ, вы, я вижу, хорошо осведомлены о действительном настроении крестьян. Товарищ Ленин выслушал бы вас с большим вниманием. Хотите я позвоню ему?

– Но я больше того, что рассказал вам, – смутился Нестор, – ничего ему не смогу сообщить.

Но Свердлов уже звонил по телефону:

– Владимир Ильич, у меня находится товарищ с юга России, он привёз весьма важные сведения о крестьянах юга и их отношении к немецкой экспедиционной армии. Да, я так и подумал, что это вас заинтересует... Когда?.. Хорошо, я приду с ним к вам... Договорились.

Свердлов положил трубку:

– Ну вот, товарищ Махно, завтра в час дня зайдёте сюда и мы пройдём к товарищу Ленину. Вот вам пропуск ко мне. Только уж, пожалуйста, не подводите меня.

Нестор взял пропуск и спросил:

– Товарищ Свердлов, я зайду, но как быть с бумагой Моссовету, чтобы дали мне бесплатную комнату? Мне же придётся ночевать в сквере на лавке.

– Не беспокойтесь, товарищ, всё устроим завтра, – Свердлов протянул руку Махно. – До свидания. Жду вас к часу.

«Боится, что я не приду, – подумал Нестор. – «Устроим завтра». Ночуй, где хочешь».

Выйдя из дворца, он прошёл к царь-пушке, постоял возле неё, подумал озорно: « Вот бы залезть в неё да и заночевать. Трудно ему было черкнуть два слова. Страхуется председатель, а ну не приду. А за бумажкой на квартиру, хошь не хошь, явишься. Пойду в дом профсоюзов, переночую у Маслова, товарищ по каторге, не откажет».

Ленин встретил Нестора столь любезно, что у того мигом пропала робость перед вождём. Пожал крепко руку и, не отпуская её, провёл к креслу, поддерживая другой за плечо:

– Вот сюда, пожалуйста, прошу вас. – Кивнул Свердлову: – Яков Михайлович, садитесь и вы.

Сам сел напротив Махно, спросил:

– Вы из какой местности, товарищ?

– Я из села Гуляйполе, Александровского уезда Екатеринославской губернии.

– О-о, самый юг России. Прекрасно. Скажите, пожалуйста, как там крестьяне восприняли наш лозунг «Вся власть Советам!»?

– Крестьяне поняли его так, что вся власть на местах должна осуществляться в согласии с их волей, что они сами должны её выбирать из своих рядов.

– Вы считаете, что такое понимание нашего лозунга правильное?

– Да, – твёрдо отвечал Нестор.

– В таком случае крестьянство ваших местностей заражено анархизмом.

– А разве это плохо?

– Я не хочу этого сказать. Наоборот, такое понимание ускоряет победу коммунизма над капитализмом и властью буржуазии.

– Мне это лестно слышать, – улыбнулся Махно.

– Нет, нет, я серьёзно утверждаю, что такое понимание крестьянством нашего лозунга ускорило бы победу коммунизма над капитализмом. Но я только думаю, что такое явление в крестьянстве неестественно.

– Почему, товарищ Ленин?

– Потому что оно занесено в их среду анархистами пропагандистами и может быть скоро изжито. Я даже полагаю, что сейчас под ударами контрреволюции оно уже изжито.

– Простите, товарищ Ленин, но вождю революции нельзя быть таким пессимистом и скептиком.

Тут вмешался Свердлов:

– Так, по-вашему, нужно развивать это анархистское явление в жизни крестьянства?

Махно повернулся к нему:

– Выходит, ваша партия развивать его не будет?

– А во имя чего его нужно развивать? – напористо спросил Ленин. – Во имя того, чтобы раздробить революционные силы пролетариата. Так? Чтобы открыть путь контрреволюции и своей рукой повести пролетариат на эшафот?

Махно помрачнел и ответил сердито:

– Анархизм и анархисты никогда к контрреволюции не стремятся и не ведут к ней пролетариат.

– А разве я это сказал? – спросил Ленин. – Я имел в виду, что анархисты, не имея своей организации широкого масштаба, не могут поднять пролетариат и беднейшее крестьянство на защиту завоеваний нашей революции, на защиту того, что нам всем дорого.

– Вы меня обижаете, товарищ Ленин. В нашей волости именно анархисты защищали завоевания революции, противостояли Центральной Раде и пытались остановить наступление немцев. Другое дело, что не смогли в силу своей военной слабости, но пытались же.

– Насколько мне известно, там сражались и наши красногвардейские отряды с большим революционным мужеством.

– Ах, товарищ Ленин, я участник разоружения казачьих эшелонов, следовавших с противогерманского фронта в 17-м и начале 18-го года, и хорошо знаком с «мужеством» ваших красногвардейцев и особенно их командиров. Мне кажется, вы, имея о нём сведения из третьестепенных рук, преувеличиваете это самое «революционное мужество».

– Как так? Вы его не признаете?

– Признаю, но не таким великим, как вы его себе представляете. А скорее бледным, простите, и ничтожным.

– Вот как? А чем же объясняете?

– Тем, что красногвардейские формирования производились наспех, почти без боевой учёбы. И главное, я уже говорил товарищу Свердлову, что воевали-то они в основном по железным дорогам, не рискуя отходить от них более чем на 10 вёрст. Что ж это за война, когда нет ни фронта, ни тыла, на который можно опереться. О каком союзе с крестьянством можно говорить? Когда в большинстве деревень красногвардейцев не видели, а если и видели, то, извините, в качестве мародёров и грабителей.

– Даже так? – помрачнел Ленин.

– Что же делали революционные пропагандисты по деревням?

– Они были редки и крайне беспомощны. Зато контрреволюционных пропагандистов там хоть пруд пруди. Товарищ Ленин, время требует решительных действий всех революционеров во всех областях жизни и деятельности. Не учитывать это, особенно у нас на Украине, значит, дать возможность контрреволюции, гетманщине укреплять свою власть. Это грозит революционной России потерей Украины.

Краем зрения Нестор заметил, что Свердлов улыбается. «Чего это он? Наверно, рад, что такого информатора вождю приволок».

Ленин, наоборот, сцепив пальцы рук и наклонив голову, думал. Затем выпрямился, сказал Нестору:

– Обо всём, что вы мне здесь осветили, товарищ Махно, приходится сожалеть, – и повернулся к Свердлову: – Реорганизуя красногвардейские отряды в Красную Армию, Яков Михайлович, мы идём по верному пути, к окончательной победе пролетариата над буржуазией.

– Да, да, – согласился Свердлов.

– Чем вы думаете заняться в Москве? – спросил Ленин Махно.

– Я здесь долго не задержусь. Согласно решению нашей повстанческой конференции в Таганроге, я должен быть к первым числам июля на Украине.

– Нелегально?

– Да.

Ленин опять повернулся к Свердлову:

– Анархисты всегда самоотверженны, идут на всякие жертвы, но близорукие фанатики, пропускают настоящее для отдалённого будущего... Пожалуйста, товарищ Махно, не принимайте это на свой счёт. Вы, я вижу, человек реальной кипучей злобы дня. На вас можно положиться. Если бы таких анархистов-коммунистов была бы хотя одна треть в России, то мы, коммунисты, готовы были бы идти с ними на известных условиях и совместно работать.

Махно, задетый за живое, ринулся на защиту анархизма:

– Э-э, нет, товарищ Ленин. Анархисты-коммунисты все дорожат революцией и её достижениями, а это свидетельствует, что они с этой стороны все одинаковы...

Ленин засмеялся:

– Ну этого вы нам не говорите. Мы знаем анархистов не хуже вас. Большинство из них если и ничего, то, во всяком случае, мало думают о настоящем. Это и разделяет нас, коммунистов, с ними.

Ленин встал, прошёлся по кабинету взад-вперёд и отчеканил твёрдо, как урок:

– Да, да, анархисты сильны мыслями о будущем, но в силу своей бессодержательной фанатичности реально не имеют с этим будущим связи...

Свердлов с усмешкой обратился к Махно:

– Вы это отрицать не можете. Замечания Владимира Ильича верны.

– А разве анархисты когда-либо сознавали свою беспочвенность в жизни? – продолжал Ленин. – Они об этом никогда не думают.

Видимо, желая изменить тему разговора, Ленин спросил повторно:

– Итак, вы желаете перебраться на Украину?

– Да.

– Желаете воспользоваться моим содействием?

– Очень бы хотелось, товарищ Ленин.

– Яков Михайлович, кто у нас в бюро по переправке людей на юг?

– Товарищ Карпенко или Затонский. Надо уточнить.

– Сейчас же позвоните и узнайте.

Свердлов пошёл к телефону, Ленин обернулся к Нестору:

– Товарищ Махно, вы же видите, как я к вам отношусь, и отношение нашей партии к анархистам не такое уж враждебное.

– А разгон анархистов на Малой Дмитровке?

– Ну, здесь мы были вынуждены, анархисты скрывали там московских и приезжих бандитов. Так что они сами навлекли на себя этот налёт.

– А имеются ли данные, что они скрывали у себя бандитов?

– Да. Всероссийская чрезвычайная комиссия их собрала. Без этого партия не разрешила бы ей действовать.

Свердлов, закончив разговор по телефону, сообщил:

– Непосредственно у дела стоит товарищ Карпенко, а Затонский занимается билетами, паспортами.

– Ну вот, товарищ Махно, завтра или послезавтра зайдите к нему и скажите от меня, чтоб он сделал всё и указал вам маршрут перехода через границу.

– Какую границу? – удивился Нестор.

– Разве вы не знаете? Теперь установлена граница между Украиной и Россией и охраняется она немецкими войсками.

– Ничего себе. Но вы же считаете Украину югом России.

– Считать одно, товарищ, а в жизни видеть – другое. Если Карпенко засомневается, пусть позвонит мне.

Ленин встал, протянул Нестору руку:

– До свиданья, товарищ. Желаю успеха.

Попрощался с Махно и Свердлов. Когда Нестор вышел, Ленин сказал:

– Деловой товарищ, надо будет его перетянуть на нашу сторону.

– Я согласен с вами, Владимир Ильич, такие люди нужны революции. А анархизмом переболеет со временем.

Махно вышел из Кремля, всё ещё находясь под впечатлением встречи с вождём: «Умнючий мужик. Такого не переспоришь».

И уже перейдя Красную площадь, спохватился: «Мать честная, а про комнату опять забыли! Закрутили голову вожди. Ну ничего, пару ночей переночую у Бурцева. Ничего с ним не случится. Расскажу о встрече с Лениным, небось подобреет».