Текст книги "Одиссея батьки Махно"

Автор книги: Сергей Мосияш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц)

– С кем?

Звонила знакомая телефонистка Зина. Она велела передать вам, что немцы собираются идти на Дибривку, готовят пушки.

– Не сказала, когда выступают?

– Сказала, что дня через два. Она обещала ещё позволить, когда они выступят.

– А ты что? На телефоне?

– Да, я местная телефонистка.

– Спасибо, милая, за сообщение. Всё, что узнаешь нового, докладывай мне сразу в любое время суток.

– Хорошо, – отвечала девушка.

Нестор, собравшийся уже укладываться на столе, заметил, что девушка мнётся, не спешит уходить.

– У тебя что-то ещё есть?

– Да. Но... Я не знаю как сказать... Оно личное, для вас.

– Личное? – насторожился Махно. – Что с мамой, с братом?

– Не, не, не, – замахала девушка руками. – Совсем другое, но тоже неприятное.

– Ладно, говори. Кстати, как тебя звать?

– Тина.

– Говори, Тина, не тяни.

– Ваша жена, Нестор Иванович, вышла замуж.

– Кто это тебе сказал?

– Зина же. Ей, жене вашей, сообщили, что вы убиты, и она вышла за какого-то коммунара.

– Но у неё ж мой ребёнок.

– Он умер, едва родившись.

– Ну что ж, – помолчав, заговорил Махно, – не станем винить её. Время такое, Тина, время. А она живой человек. Правильно сделала, не стала ждать покойника.

Нестор расстегнул ремень, снял вместе с портупеей и кобурой, положил под голову.

– Мне можно идти? – тихо спросила девушка.

– Да, Тина, ступай. Будем отдыхать. С утра дел невпроворот.

Девушка вышла бесшумно, даже дверью не скрипнула. Махно лёг на кобуру и мгновенно уснул. Показалось, что только закрыл глаза, как его тронули за плечо. В полумраке увидел у самого стола силуэт девушки.

– Тина? Что случилось? Сообщение?

– Нет. Я принесла вам подушку, Нестор Иванович. Нельзя же без неё. Вот.

Подушка оказалась огромной.

– У-ух, – обрадовался Махно и молвил игриво: – Тут на двоих места хватит, – и ухватил мягкую тёплую руку девушки. – Ну?!

– Я только разуюсь, – прошептала Тина и склонилась над ботинками, развязывая шнурки.

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ

СПАСЕНИЕ МОСКВЫ

Нам не страшна та Красная Армия, которая стоит

на фронте, нам страшна армия, стоящая в тылу.

А.И. Деникин

1. И только...

Отряд Махно уходил ночью в степь берегом реки, провожаемый зловещим заревом пожарищ пылавшей Дибривки. Там хозяйничали оккупанты.

– Надо было всё же дать им бой, – ворчал Щусь.

– И положить весь отряд, – отвечал ему в тон Махно. – У них пушки, пулемёты. А у нас? Половина отряда с палками.

– Обидно, – не унимался Щусь. – Жгут ведь гады.

– Ничего, ничего, Феодосий, от этих пожаров тоже великая польза нашей революции.

– Смеёшься, батько?

– Не смеюсь, а точно тебе говорю, чем больше они будут зверствовать, тем выше будет волна крестьянского восстания, тем больше будет бойцов в нашем отряде. И только.

Начался почти безостановочный рейд Махно по уездам губернии. В каждой деревне Нестор устраивал митинги, вбивая в лохматые крестьянские головы простые и понятные им истины: «Всякая власть – враг народа! Поэтому подлежит ликвидации. Кто душит вас налогами? Власть! Кто насылает на вас карателей? Всё она же. Кто отнимает у вас хлеб, ваши копейки? Опять же она».

Словно снежный ком, катящийся с горы, разрастался махновский отряд. Уже более сотни тачанок колесило по дорогам гуляйпольщины, появляясь там, где их меньше всего ждали. Помещики, заслыша имя Махно, бежали из своих поместий куда глаза глядят. Застигнутые расстреливались без всякой пощады, со всем семейством.

Перед своей вольницей батько Махно тоже выступал с вполне понятными лозунгами: «Наш враг буржуи и капиталисты. Запомните! Если кто из вас обидит крестьянина или бедняка, собственной рукой расстреляю из этого маузера».

Маузер в руках батьки был очень убедительным аргументом, тем более что из него Нестор Иванович навскид пробивал подкинутую шапку или рукавицу.

За ним безуспешно гонялся вооружённый до зубов карательный полк, имевший в своём распоряжении не только пушки, пулемёты и кавалерию, но и броневики на резиновом ходу.

Не брезговал Махно и банками, деньги ему тоже годились. С самого начала он положил за правило: за фураж и продукты, за постой и уход за ранеными платить крестьянам. «Мы – не власть, – говорил Нестор, – чтобы обдирать мужиков. Если не возьмут денег, надо обязательно поблагодарить. И только».

Частенько посреди степи останавливали пассажирский поезд. Махно командовал Чубенке:

– Алёша, на кассу.

И тот мчался со своими помощниками к почтовому вагону, «снимать кассу». Самые ушлые хлопцы шли по вагонам, успокаивая пассажиров:

– Спокойно, граждане, нам нужны только офицеры и буржуи. Остальных не касаемо.

Офицеров выталкивали из вагонов и тут же расстреливали. У буржуев проводили экспроприацию:

– Делиться надо, граждане.

На перегоне между Чаплином и Синельниковом остановили поезд, в котором ехала делегация Белого Дона на переговоры с гетманом. Генерал, возглавлявший её, выразил протест:

– Мы дипломатическая миссия и имеем иммунитет.

– Ваши офицеры, отстреливаясь, ранили у меня двух бойцов, – сказал Махно и съязвил: – Оттого у вас теперь иммунитету нету. – И приказал: – В расход. И только.

Всю делегацию расстреляли, а Лепетченко принёс Нестору крохотный браунинг с выложенной перламутром рукояткой.

– Возьми, батька, генеральскую цацку.

Махно повертел в руке браунинг, сказал с восхищением:

– Делают же, гады, такую красоту. А? Тина, держи подарок.

– Спасибо, Нестор Иванович.

В каждом селе, где только была телефонная связь, Тина отправлялась на почту, садилась к телефону и, пользуясь тем, что была заочно знакома почти со всеми работниками связи губернии, выясняла обстановку.

Возвращалась Тина к штабной тачанке с обстоятельным докладом батьке. Выслушав её, Нестор хвалил:

– Умница.

Иногда чмокал в щёчку, не стесняясь присутствующих. Впрочем, адъютанты и все штабные относились к этому вполне лояльно: жена батькина. А то, что не венчана, кому какое дело.

Разведка у Махно была поставлена на широкую ногу и даже не его стараниями. Все мирные крестьяне, а особенно женщины, считали своим долгом сообщать батьке, где стоят немцы, куда двинулись, сколько у них пушек, сколько солдат, коней, где «ховаются гетманцы».

Именно это помогало Махно избегать встреч с большими силами врага и захватывать врасплох малые подразделения.

А однажды Тина сообщила:

– Нестор, в Гуляйполе только караул остался.

– А полк?

– На Орехов двинулся.

– Что они там потеряли?

– Кто-то им сказал, что там Махно.

– Эге, орлы, даёшь Гуляйполе, – весело сообщил Нестор своим командирам. – Аллюр три креста. Марченко с конницей вперёд, мы следом.

И запылили тачанки, и перекликались меж собой весело бойцы:

– Даёшь Махноград!

За несколько дней до этого Махно отпустил в Гуляйполе Тютюника повидать старуху-мать и заодно разведать обстановку.

В Гуляйполе Марченко во главе конницы влетел почти без единого выстрела. Постовые на въезде быстро сориентировались и закричали едва не хором:

– Ми стреляй нихт!

А когда появились тачанки, по улицам уже бежали мальчишки, вопя от восторга:

– Наши-и-и-и... Ур-ра-а-а, наши-и-и!

На крыльце дома, где размещался штаб, стоял Марченко. Он, видимо, ждал Махно, чтобы ему доложить. Но на лице его Нестор не увидел радости.

– Что случилось, Алёша?

– Тютюник... там на площади... Повешен.

– Пантелей?

– Да, да, – кусая губы, отвечал Марченко. – Это он отправил немцев на Орехов, чтобы от нас отвести.

Махно засопел, хмурясь, и спросил:

– Караул взял?

– Да. Все сдались.

– Расстрелять.

– Батько? Нестор Иванович, ты что? Я им жизнь обещал.

Нестор вдруг сорвался, закричал:

– Ты им жизнь, а они Пантелею?!

– Но не они же, то офицеры, батько. Командир полка приказал.

– Среди пленных есть офицеры?

– Есть.

– Сколько?

– Двое. Начальник караула и какой-то интендант.

– Веди обоих к виселице и расстреляй под Пантелеем.

– Но...

– Никаких «но». Исполняй. Хоть это будет малой платой за его молодую жизнь.

Махно повернулся круто и направился к своей тачанке. Увидев подъехавшего Щуся, сказал ему:

– Феодосий, едем на телеграф.

Прибыв на телеграф, они прошли в аппаратную. Телеграфист, увидев их, вскочил.

– Сиди, друг, – кивнул ему Нестор. – Стучи в Александровск. Так, – он на насколько мгновений задумался. – Пиши. Военному коменданту города Александровска. Повстанческая армия свободной Гуляйпольской территории требует немедленно освободить из тюрьмы всех гуляйпольцев, томящихся там со времени Украинской Рады, особенно ниже названных товарищей – Саву Махно, Филиппа Крата, Прохора Коростылева, Александра Калашникова, Михаила Шрамко. При невыполнении требований штаб повстанческой армии двинет свои силы на Александровск, и тогда не будет никакой пощады ни лично вам, ни всем врагам трудового народа. Подписи батько Махно и адъютант Щусь.

Телеграфист кончил стучать, спросил:

– И это всё?

– А что ещё надо?

– Ну, я думаю, запросить ответ на ваше требование.

– Да, да, ты совершенно прав. Стучи: ответ ждём у аппарата.

Постояв несколько минут возле телеграфиста, Махно сказал:

– Мы будем на крыльце. Позовёшь, когда придёт ответ.

– Хорошо. Я им ещё напомню.

У крыльца уже были Каретников, Лепетченко, Чубенко и ещё несколько гуляйпольцев.

– Алёша, – обратился Махно к Чубенко. – Надо организовать похороны Пантелея. Чтоб с оркестром, с салютом, как положено. Матери его выдай две тысячи.

– Исполню, Нестор Иванович.

– Семён, озаботься заставами.

– Да я уж выслал разъезды в сторону Полог и Орехова, – сказал Каретников.

Среди толкущихся гуляйпольцев началось вдруг какое-то движение, перепирательство.

– Что там случилось? – спросил Махно.

– Да вот, Нестор Иванович, с немецкой колонии Горькой ходок со слезницей. На твоих хлопцев брешет бог весть шо.

– Что там?

– Давай выходи, говори.

Перед крыльцом появился мужчина в приличном одеянии, чем всегда отличались немецкие колонисты.

– Нестор Иванович, позавчера на нашу колонию налетел отряд, – начал он нерешительно. – Стали требовать деньги, отбирать драгоценности, говорят, мы, мол, махновцы, что ты велел вроде всё отбирать. Убили двух человек, насилуют наших девушек.

– Так и говорят? – нахмурился Нестор.

– Да, да, мы махновцы, говорят. Пьют. Куролесят.

– Сколько их?

– Двадцать два человека.

– Ну что скажешь, Каретник? – взглянул Махно на Семёна.

– Что говорить? Это не наши. Какие-то уголовники под тебя работают.

– Т-так. – Нестор обернулся к Щусю: – Феодосий, бери своих и с этим ходоком живо в Горький. Арестуй бандитов. И если всё так, как он говорит, расстреляй моим именем прямо там на площади, сказав народу, что это не махновцы, а самозванцы-бандиты. И только.

2. Взятие Екатеринослава

Как и предсказывал Нестор насчёт Скоропадского, гетман не долго продержался у власти. К ноябрю восемнадцатого армия оккупантов, поддерживавшая его и усмирявшая волнующееся население, сама заразилась революционным духом. Солдаты открыто не подчинялись офицерам, часто полки самовольно уходили к железнодорожным станциям, силой занимали эшелоны и требовали отправки домой. Иногда доходило до перестрелок между офицерами и солдатами. На этой мутной волне и укатил в Германию Скоропадский. В Киеве гетмана свергла Украинская социал-демократическая партия, возглавляемая Петлюрой и Винниченко и провозгласившая образование Украинской народной республики с верховной властью Украинской Директории.

Первым же декретом новой власти была амнистия политическим заключённым.

Вернулся домой из Александровской тюрьмы и Сава Махно вместе с другими гуляйпольцами. Заросший, худой, грязный, обовшивевший, явился он на родное подворье. Нестор отправился со старшим братом в баню «отпаривать тюремные косточки».

– А мы ещё при гетмане требовали у Александровского коменданта вернуть вас домой, угрожая уезду оружием. И знаешь, что он ответил? Очень даже вежливо сказал, мол, пока я комендантом, ни один волос не упадёт с головы наших заключённых. Но отпуск им может дать только суд, и я, мол, сразу, с удовольствием исполню постановление суда. Так что с нами, брат, считаются.

– Считаются, говоришь? А чего ж Каховскую не отпустили?

– Это ту, которая стреляла в генерала?

– Нуда.

– Вот сволочи. Впрочем, не верю я в социал-демократство Петлюры. Хамелеон. Он ещё в Центральной Раде ходил в министрах и при гетмане был не последним. А в Директории на самом верху оказался. Шовинист. Такие не исправляются. Мы ещё хлебнём с ним.

– А може, всё устроится?

– О чём ты говоришь, Сава? Директория хочет оторвать Украину от России. А кому это в Москве понравится? Опять «кацапы та жиды, геть с неньки Украины». Мы это уже слышали. С Дона начинает давить Деникин. С ним тем более никакого мира не будет. Так что драка грядёт великая, и первейшая наша забота теперь – оружие.

В штабе гуляйпольских повстанцев появился посланец Екатеринославских большевиков, поручик Просинский. Проверив его полномочия, Нестор спросил:

– Мы послали вам своего представителя, вы ввели его в Ревком?

– Да, товарищ Марченко – член Екатеринославского Ревкома.

– Так, что у вас стряслось, товарищ Просинский?

– Ещё в первой половине декабря по решению городской конференции коммунистической партии большевиков у нас прошли выборы в Екатеринославский совет рабочих депутатов. Заседание совета началось 21 декабря, но явились петлюровцы и разогнали его.

– Этого стоило ожидать, – заметил Махно.

– Большевики призвали трудящихся в знак протеста объявить забастовку. Петлюровцы разгромили ревком и его членов изгнали из города.

– И где вы сейчас? – спросил Махно.

– Мы в Нижнеднепровске. На заседании ревкома было принято решение звать вас на помощь.

– А у вас что, своих сил нет?

– В нашем распоряжении всего две роты.

– М-да. Чем же Петлюра отличается от Скоропадского, – задумчиво молвил Нестор. – Тем, что объявил амнистию? Так и то, я слышал, На ней настаивал Винниченко, а Петлюра упирался.

– Ну так как, товарищ Махно? Поможете?

– Помочь мы готовы, но вот с оружием у нас трудно.

– Господи, в Екатеринославе оружия навалом. Петлюровцы недавно белогвардейский корпус разоружили. Винтовок горы, пулемётов десятки, пушки.

– Ну что, Петя, – взглянул Махно на Лютого. – Попробуем?

– Надо помочь. Тем более что Каретник со своим отрядом уже в Синельникове. Это же в двух шагах от Екатеринослава. Да и оружие нам не помешает.

26 декабря Махно с батальоном гуляйпольцев и отрядом Каретникова прибыл в Нижнеднепровск. На вокзале их встретил Марченко.

– Ну, Алёша, какова здесь обстановка?

– У большевиков, если с полтысячи бойцов наберётся, так это хорошо. Прибыл ещё эсеровский отряд – человек двести. И вот вы с Каретником. Одна надёжа, что в городе помогут подпольщики.

– А они там есть?

– Есть, говорят.

– Сколько?

– А кто их считал? Но откладывать нельзя, батько, ни на день.

– Что так?

– Из Кременчуга полковник Самокиш ведёт отряд сичевиков для укрепления петлюровского гарнизона. Нам до его прихода надо выхватить из города оружие.

– Так ты считаешь, что большевики не удержат город?

– Они надеются, что им Харьков поможет. Идём, батько, ревкомовцы вас ждут.

Когда они вошли в комнату, где заседал Ревком, состоявший более чем из десяти человек, с председательского места поднялся бородатый мужчина в полувоенном френче, представился:

– Военком Мартыненко.

– Батько Махно, – подал ему руку Нестор.

Военком стал представлять ему других членов, и когда дошёл до комиссара тюрем Степанова, Нестор прищурясь отчеканил:

– Товарищ Степанов, как только возьмём город, извольте выпустить из тюрем всех.

– Но, товарищ Махно, там же есть элементы...

– Я повторяю: всех, – отрубил Махно.

Степанов обескураженно взглянул на военкома: что, мол, городит этот батько? Мартыненко примирительно махнул ему рукой:

– Ладно, ладно, Леонид, без работы не останешься. Товарищ Махно, на заседании ревкома единогласно решено назначить вас главнокомандующим Советской Революционной рабоче-крестьянской армией Екатеринославского района.

– Спасибо за доверие, товарищи. – Нестор сел к столу на председательское кресло. – Мне сдаётся, вы уже обсуждали, как вернуть Екатеринослав.

– Да, тут высказывались соображения, – сказал Мартыненко.

– В моём штабе принято серьёзные задачи обсуждать коллегиально, – заговорил Махно. – Помните: одна голова хорошо, а две лучше. Каковы ваши соображения?

– Я предлагал ночью перейти реку по льду и атаковать позиции петлюровцев, – сказал Мартыненко.

– Я тоже согласен с военкомом, – вставил Панченко.

– Может, есть другие предложения? – спросил Махно, оглядывая членов ревкома и командиров. – В таком случае, поскольку я главнокомандующий, прошу слушать меня. Во-первых, переход по льду не годится. Петлюровцы на белом снегу будут щёлкать нас, как куропаток. А если ещё ударят снарядами, наделают полыней, то половину бойцов утопят. Поэтому сделаем так: пускаем по железной дороге через мост поезд с ремонтными рабочими. За их спинами укроется отряд гуляйпольцев под моей командой. Поезд должен проскочить до вокзала. Неожиданное появление на перроне повстанцев, я уверен, вызовет среди петлюровцев панику. Мы мгновенно захватываем вокзал, развиваем успех. Где у них главный штаб?

– Провиантская, десять.

– Этот штаб на первом этапе становится главной целью повстанцев. За нами по мосту переходят отряды Каретникова и советские роты Соколова и Панченко.

– Когда начнём? – спросил Соколов.

– Завтра в 5 утра. Как раз первый день Рождества и петлюровцы меньше всего будут готовы к бою. Наверняка многие перепьются, – Махно усмехнулся. – Вот мы их и поздравим с праздничком. Товарищи Соколов и Панченко ведут свои роты на мост по моему сигналу. Я пущу ракету.

– Но, товарищ Махно, охрана на мосту может поднять тревогу, увидев поезд.

– Охрану надо приучить к нему. Для этого пусть сегодня же ремонтники два-три раза продефилируют туда-сюда на платформе, прищепив к ней три товарных вагона, в которые я утром и погружу свой отряд.

Когда стали расходиться с совещания, Махно уже на улице сказал Марченко:

– Алёша, найди Чубенко и организуй с ним бригаду из наших здоровых хлопцев. Как только мы высадимся на перроне, пусть они сразу загружают в вагоны оружие, патроны и обмундирование. В драку чтоб не лезли. Обойдёмся без них.

Грузились гуляйпольцы в вагоны без четверти пять, рассветом ещё и не пахло. На паровоз, к машинисту, Махно послал Чубенко:

– Ты был машинистом, знаешь эту премудрость. Проследи, чтоб поезд остановился точно у перрона, и потом заставишь проманеврировать куда надо к складам с оружием.

Через мост проехали, не увидев ни одного из сторожей, видимо, собравшихся в караульные будки и отмечавших Рождество.

На перроне городского вокзала, куда выскочили из вагонов гуляйпольцы, никого не оказалось, но перрон был завален винтовками и обмундированием.

– Чубенко, за дело! Остальные за мной! – крикнул Махно и, вынув маузер, ворвался в вокзал. Из вокзала кинулись к выходу на площадь находившиеся там петлюровцы, толкаясь и давя друг друга. Большинство их были без оружия.

Едва оказавшись на площади, Махно крикнул:

– Лютый, ракету!

Хлопнула ракетница, взвилась искрящаяся звезда, и только теперь засвистели пули.

Как и полагал Махно, петлюровцы отстреливались вяло, лишь на Провиантской из штабных окон застрочили пулемёты, сразу уложив на землю атакующих.

Нестор, увидев две пушки, бросился к ним.

– Кто командир?

– Я, – явился перед ним фейерверкер.

– Шаровский?! – ахнул Нестор. – Ты, сукин сын?!

– Я, Нестор Иванович. Командуйте, чё надо.

– Видишь пулемёты? Дай пару осколочных по штабу.

– Это мы запросто, – кинулся Шаровский к прицелу. – Для своих не жалко.

И влепил точно два снаряда по окнам штаба. Пулемёты смолкли. Гуляйпольцы поднялись в атаку.

– Спасибо, Вася! – крикнул Махно Шаровскому. – Ты реабилитирован.

Медленно занимавшийся рассвет застал Екатеринослав в трескотне перестрелки. Стрельба слышалась со всех сторон, то учащаясь, а то почти затихая. К вечеру смолкла.

Махно не поленился, отыскал Шаровского.

– Вася, все пушки кати к вокзалу, там наши грузят оружие в вагоны. Снаряды тоже не забудь.

Комиссар тюрем товарищ Степанов явно не спешил исполнять приказ главнокомандующего, поэтому на следующий день с утра все тюрьмы и подвалы с заключёнными открывали гуляйпольцы.

– Выходь, товарищи. Батько Махно не велить по тюрьмах сидеть. Та швидчей, швидчей.

Город мигом наполнился лихой публикой, знавшей одно ремесло – разбои и воровство. За старое они и принялись ещё «швыдчей». Двое из них тащили узлы от базара и наскочили на Махно. Оба ражие, здоровые, Нестор им едва по плечо был.

– Эт-то, что такое?! – спросил он строгим голосом, но, увы, едва ли не женским.

– А тебе что за дело, сопляк? – прорычал один.

– Дай ему, Митька, по мусалу за любопытство.

Лютый, стоявший за спиной батьки, потянулся было к кобуре, но не успел. Махно сам среагировал мгновенно и уложил обоих из револьвера.

Тут же нашлась и хозяйка узлам: она бежала за грабителями, и боясь их, и на что-то надеясь.

– Ой, хлопчики, – причитала она. – Великое вам дякуй. Ци злодии мого чоловика трохи не забили. Ой, шо ж творится! О, господи!

Она схватила спасённые узлы и побежала назад, продолжая причитать.

Махно хмурясь сунул револьвер в карман.

Лютый решил польстить батьке:

– Доброе дело створил, Нестор Иванович.

– Уж куда добрей, – проворчал Махно.

На следующий день грабители подожгли на базаре несколько лавок, пытаясь поживиться в суматохе. В ревкоме Мартыненко, подзуживаемый Степановым, выговаривал Нестору:

– Разве ж так можно, товарищ Махно, без согласия ревкома, самовольно выпустить всю сволочь на улицу?

Батька хмурясь сидел на краю стола и писал воззвание: «...При занятии города Екатеринослава доблестными партизанскими революционными войсками, во многих частях города усилились грабежи, разбои и насилия... Я, именем партизан всех полков, объявляю, что разбои и насилия будут мною пресекаться в корне. Каждый преступник, особенно прикрывающийся именем махновца, будет расстреливаться. Главнокомандующий батько Махно».

– Прошу немедленно отпечатать и расклеить по городу. Я уже двух таких шлёпнул. А если понадобится, и двести пущу в расход.

Сразу же по взятии города был создан новый Екатеринославский губернский ревком во главе с военкомом Григорием Мартыненко, в который вошли только большевики.

Явившийся в гостиницу Марченко, кривясь в усмешке, сказал Нестору:

– Выкатили меня, батька.

– Откуда?

– Как откуда? Из ревкома.

– Почему?

– Кажуть, наша программа им не подходит.

– Чего они там мудрят?

– Та не расстраивайся, они и эсеров ни одного не включили.

– Да я пойду им накачаю права, – возмутился Махно.

Однако Щусь и Каретников стали его отговаривать:

– Брось, Нестор, не связывайся. Нам же, главное, оружие вывезти.

– Нет. Зло берёт: они кировать[9]9
  Кировать – управлять.


[Закрыть], а мы воевать. Вот почему, братки, я ненавижу власть. Кто в неё лезет? Лицемеры и карьеристы.

В гостинице Нестора отыскал Белаш.

– Виктор, – обрадовался Махно. – Где ты пропадал?

– На Кубани.

– Как там?

– Они скорей Деникина поддержат, чем нас.

– Чёрт с ними, казаки есть казаки. Тут вот большевики нарываются на ссору.

– Да я уже в курсе.

– Откуда?

– Да в отрядах повстанцы ропщут: мы, мол, воевали, а в «галихвах» «большаки» красуются.

Махно, всегда близко к сердцу воспринимавший настроение масс, направился в ревком с решением устроить там тарарам, несмотря на уговоры товарищей не делать этого.

Едва поздоровавшись с председателем, напористо спросил:

– Товарищ Мартыненко, это отчего же вы не включаете в ревком анархистов?

– Нестор Иванович, – улыбаясь, развёл председатель руки. – А вы? Вы у нас главнокомандующий, можно сказать, первое лицо в городе, а значит, и в ревкоме.

Махно несколько смутился: «А ведь верно», но вслух спросил:

– А почему эсерам отказали? Они такие же революционеры, как и мы. Вместе с нами брали город.

– Вы забыли, Нестор Иванович, о мятеже эсеров в Москве. Они сами себя наказали. И потом, вы же должны понимать: власть ревкома – временная. Наладится жизнь, соберём съезд рабочих и солдат и изберём Совет депутатов, и пусть правят те, кому доверит народ. И, насколько я знаю, ваша программа приветствует избрание снизу. Как видите, мы с вами вместе на одной баррикаде. Кстати, ревком ничего не имеет против того, что вы забираете белогвардейское оружие, но нам бы тоже хотелось иметь запас, оставьте хоть немного винтовок.

– Но ваши роты все при оружии, а у меня, стыд сказать, некоторые с палками и рожнами.

– Конечно, конечно, пики – это анахронизм. Но, видите ли, мы собираемся поставить под ружьё рабочих. Так что надо поделиться.

– Хорошо. Сколько вам нужно?

– Я думаю, с тысячу.

– Ладно. Подвезём.

Едва Махно ушёл, Мартыненко позвал секретаря:

– Пожалуйста, ко мне немедленно комиссара железных дорог Стамо и коменданта станции Орделяна.

Когда вызванные явились, Мартыненко заговорил:

– У нас опять нет контроля. Гуляйпольцы грузят в вагоны оружие, а вы, товарищ Орделян, хлопаете ушами.

– Но, помнится, мы их и звали на помощь, обещая оружие, – обиделся комендант. – И потом, Махно главнокомандующий, я вроде ниже его по должности.

– Он в бою главнокомандующий, а на станции и на железной дороге вы со Стамо главнокомандующие.

– А в чём, собственно, претензии? Не можем же мы заставить выгружать вагоны.

– Никто этого и не велит. Кстати, что они загрузили?

– Несколько пушек, около сорока пулемётов, винтовки, ну и вагон снарядов и патронов.

– Ничего себе. У Махно губа не дура, – председатель задумчиво посмотрел в окно. – Конечно, о выгрузке речи не может быть, это чревато... Но... Где эти вагоны? На каком пути?

– На первом, у платформы.

– Вы что? Соображаете? Вагоны со снарядами у платформы. А ну взрыв? Вы разнесёте вокзал. Товарищ Стамо, что вы-то смотрите?

– У меня не сто глаз.

– Григорий Савельевич, что вы ходите вокруг да около, – не вытерпел Орделян. – Говорите прямо, что сделать с этим махновским составом? Надо под откос? – устроим.

– Но, но, Фёдор, брось эти шуточки.

– Какие шуточки? Я же вижу, Махно вам – кость поперёк горла. Вот и говорите, что надо сделать. Мы здесь все свои.

Махно, открывая совещание своих командиров, начал с поздравления:

– Ну что, товарищи, с Новым 1919 годом. Мы его начали с победы, значит, по приметам, должны весь год побеждать. Теперь мы с оружием, нам сам чёрт не брат. Алёша, ты отправил винтовки ревкому?

– Да, тысячу, как было приказано.

– А нашим безоружным всем выдал?

– Всем, и по сотне патронов каждому. Кроме того, по два ящика на тачанку к пулемётам.

– Отлично. А ещё винтовки остались?

– Полвагона.

– Артиллерия?

– Три вагона пушек и вагон снарядов.

– Шаровский загрузил свои пушки?

– Нет.

Махно поискал глазами Шаровского, нашёл, спросил:

– В чём дело, Василий? Я же тебе сказал: грузись.

– Нестор Иванович, я уже учёный. На фронте так вот погрузили батарею в поезд, а он под откос. А у меня отличные кони, битюги немецкие, на кой мне сдался вагон, который ещё неизвестно, доедет до места или нет.

– Может, ты прав, – пожал плечами Нестор. – Я на войне не был, фронтом не учен.

И только батько начал свой доклад, как дверь распахнулась и на пороге появился испуганный, бледный Просинский.

– Петлюровцы! – закричал он. – Их видимо-невидимо. Наши бегут. Спасайтесь.

Все выбежали на улицу, с северо-запада сухим хворостом потрескивали выстрелы.

– Что каменцы проспали, что ли? – крикнул Нестор Просинскому.

– Две роты разве устоят против дивизии. Самокиш раздавил их.

– Семён, быстро с тачанками на мост, – скомандовал Махно. – Марченко, к кавалеристам, Чубенко, чеши на вокзал, постарайтесь выхватить эшелон с оружием. Вася, Шаровский, постарайся проскользнуть на ту сторону на своих битюгах, выхвати пушки и снаряды. Пожалуйста!

Со двора вывернула тачанка, впряжённая парой, с Лютым на облучке.

– Батька, сидай.

– Виктор, – крикнул Махно Белашу. – Садись со мной. Да быстрее. Может, проскочим.

Все бежали к реке, к мосту. Но мост был наводнён тачанками и кавалерией. Пешие спускались на лёд и спешили на левый берег. Петлюровцы начали стрелять из пушек, посылая снаряды на реку. Взрывы рвали лёд, образуя полыньи. Бойцы барахтались в тёмной воде, тонули. Над рекой стояли крик и стоны. Гудел мост, трещали поручни. Паника была всеобщей. Никто никого не слушал, все словно обезумели.

С большим трудом под Синельниковом Махно собрал своих уцелевших командиров и повстанцев. Все были удручены. Белаш не удержался, мрачно пошутил:

– Хорошо начали Новый год. По вашей примете, Нестор Иванович, теперь весь год будем драпать.

– Тебе всё шутить, – проворчал Нестор. – Что там в Каменском делали эти роты? Вместо того чтобы наблюдать за продвижением сичевиков, они охраняли ревком. Пока Самокиш не прищемил им хвост.

Лепетченко с Лютым засмеялись, Нестор покосился на них, но смолчал.

– А кто мне скажет, куда Чубенко запропастился?

– Вы ж его на вокзал командировали.

– Командировал. Какой-то состав проскочил через Днепр. Я думал, и он с ним. А его нет.

– Нестор Иванович, – заговорил Белаш, – с такими силами, что мы имеем, нас будут давить всегда. Надо объединяться с другими отрядами. Их же немало. Если сюда сейчас придёт Деникин, он перебьёт всех по одиночке, тем более у него отборная армия, есть полки, состоящие из одних офицеров.

– М-да, – вздохнул Махно, – перспектива невесёлая, с одной стороны петлюровцы, с другой белые, а мы аккурат посередине.

– Вот поэтому надо объединить все отряды под единым командованием, разумеется, под вашим.

– Но как это сделать?

– Надо собрать съезд повстанцев, чтоб от каждого отряда было несколько делегатов, и обсудить.

– Хорошая мысль, – оживился Махно. – Где, думаешь, можно собрать съезд?

– Можно в Гуляйполе, но лучше в Пологах.

– Почему?

– Ну, все командиры самолюбивы, вы же знаете. Будем звать в Гуляйполе, некоторые могут заартачиться: почему съезд у Махно, а не в моей деревне. А в Пологах вроде нейтральная территория, а главное, там железная дорога. Туда и на тачанке можно, и поездом.

– Это резонно, – согласился Нестор. – Молодец, Виктор. Давай и займись этим. На какое число назначим?

– На 3-е января.

– Да ты что? За два дня думаешь успеть?

– Надо успеть, иначе полковник Самокиш опять нас опередит.

– Да этот Самокиш едва нам киш-киш не выпустил. Давай подработаем список отрядов.

Когда они заканчивали, в дверях появился Шаровский.

– Вася! – обрадовался Махно. – Проскочил?

– Проскочил, Нестор Иванович. С грехом пополам, проскочил.

– А Чубенку не видел?

– Не только видел, но и привёз его на лафете.

– Он что? Ранен? Убит?

– Да нет. Живой, но шибко расстроенный: как, кажет, я батьке в очи гляну.

– Я ему не девка в очи заглядывать. Давай, тащи его сюда.

– Токо вы на него не шибко, он не виноватый.

– Давай, давай, там разберёмся: виноват – не виноват.

Чубенко вошёл с таким убитым видом, что Нестору его стало жалко: