Текст книги "Одиссея батьки Махно"

Автор книги: Сергей Мосияш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 37 страниц)

18. До последней минуты

Доклад начальника контрразведки Зиньковского о разоблачении целой группы террористов, присланных Чека для ликвидации Махно, не понравился Нестору:

– Какие у тебя доказательства, что они посланы Чека?

– Все семеро признались на беседе.

– Знаю я твои «беседы», на них и бочка признается, что она сноха Петлюры.

– Обижаешь, Нестор Иванович, а агенты у меня для чего? Именно благодаря им я этих бомбистов и заарканил.

– Кем были посланы?

– Манцевым.

– Опять Манцев?

– Опять. Что делать, у них, чекистов, работа такая.

– Чёрт его знает, – наморщился Нестор, – у них там, в Харькове, левая рука не знает, что делает правая.

– Что-то не верится, – хмыкнул Зиньковский.

– Что не верится? Рыбин только что говорил по телефону с Раковским, тот сказал, что уже подписан четвёртый пункт договора, что вопрос о вольной Советской территории решён положительно. Аты: «не верится».

– Дай бог нашему теляти волка съесть.

– Ну и где ж твои «бомбисты»?

– Там, где им и положено быть.

– Ладно. Вижу, хлеб не зря едите, – проворчал Махно, и было непонятно не то в похвалу, не то в упрёк. Зиньковский не стал уточнять, понимая состояние батьки, не хотевшего верить в очередное предательство большевиков и лелеющего мысль о «Свободной Советской Территории». Ну никак не хотел батька лезть на ссору с большевиками, и даже прибывших на гуляйпольщину продотрядчиков не стал расстреливать, а призвав к себе старшего из них, сказал:

– У нас, голуба, принято за всё платить. У вас есть деньги платить за хлеб? Нету.

– Но у нас разнарядка, товарищ Махно, выгребать излишки.

– Хлеб лишним, брат, никогда не бывает. Это тот же товар, за него платить надо. Вот ты кто по профессии?

– Я металлист, слесарь.

– Ну вот, мы с тобой почти коллеги, я был литейщиком. Тебе за работу платили?

– Платили. А как же?

– Мне тоже платили. Почему же мы не должны платить крестьянину, товарищ? Он что, у бога телёнка съел?

– Но это ж для армии, товарищ Махно.

– Ну и что? Чем же мы тогда будем отличаться от бандитов, если станем у мужика отбирать его добро, мол, для армии?

– А что ж я скажу начальнику тыла?

– Так и скажи, мол, на заготовку деньги нужны. А прибудешь с деньгами, сам найду тебе хлеб не дорогой и хороший.

После того как продотряд был выдворен с гуляйпольщины, Щусь спросил Махно:

– И ты, думаешь, убедил их?

– Не думаю, но знаю, что надо приучать их к мысли, что у нас бесплатно хлеб брать нельзя, что здесь Свободная Советская Территория. Пусть привыкают.

25 ноября, во время совещания в штабе, туда влетел разведчик, сообщил встревоженно:

– Со стороны Орехова идёт конный отряд красных.

– Большой? – спросил Нестор.

– Не менее двухсот сабель.

Щусь, взглянув на Махно, молвил с едва прикрытой насмешкой:

– Уж не твои ли продотрядчики с карателями.

– Без паники, – сказал Махно. – Виктор, Лева, живо к штабу 10 пулемётов.

Через десять минут махновский штаб ощетинился стволами, даже на крыше из слухового окна выглядывало рыльце «Максима».

Махно спросил Белаша, вошедшего в комнату:

– Пулемётчиков предупредил, чтобы без команды не стреляли?

– Предупредил, только по твоей команде.

– Добро, – сказал Нестор, вставая из-за стола и подходя к окну. В конце улицы показались конники в остроконечных шлемах с красными звёздами. Ехали не спеша, стараясь держать в рядах равнение.

Возле штаба, отмеченного чёрным знаменем на фронтоне, остановились. Красноармейцы слезли с коней, встали около, держа их под уздцы.

– Виктор, иди встреть, видишь, командир идёт к крыльцу, – сказал Махно. – Пусть пропустят.

Все расселись. В дверь вошёл командир в длинной шинели с саблей на боку, взял под козырёк, представился:

– Командир эскадрона Мартынов. Я к товарищу Махно.

– Я слушаю вас, комэска.

– Товарищ Махно, Нестор Иванович, я тоже анархист, хотя и служу в Красной Армии. Я провёл среди бойцов разъяснительную работу о программе анархизма, и они все со мной согласились, одобрили эту программу и на собрании решили перейти на вашу сторону.

– Но я не могу вас принять.

– Почему?

– У нас договор с Советской властью, точнее, с большевиками о союзе для борьбы с белыми, и там оговорено – другу друга бойцов не переманивать.

– Но вы же нас не переманиваете, мы переходим к вам добровольно.

– Нет, товарищ Мартынов, я не могу нарушать договорённости.

– А они могут.

– Что вы имеете в виду?

– То, что завтра, 26-го, красные наметили нападение на Гуляйполе с целью уничтожения вашего отряда и вас лично.

Махно переглянулся с командирами. Уловив в этом взгляде недоверие, Мартынов сказал:

– Я знаю, у вас под рукой не более 300 сабель, и именно поэтому я решил присоединить к вам свой эскадрон. Будь у меня дивизия, я бы ни мгновения не задумываясь, привёл её под ваше знамя. Я такой же анархист, как и вы. Укажите мне помещение? пожалуйста, где бы я мог расквартировать эскадрон.

– Товарищ Мартынов, я благодарю вас за доверие ко мне, – заговорил Нестор раздумчиво. – Это вопрос настолько серьёзный, что я не могу решать его единолично. У нас есть штаб, Реввоенсовет, вот члены его почти все здесь. Не обижайтесь, мы должны это обсудить.

– Я понимаю, Нестор Иванович, – сказал Мартынов. – Я подожду.

Когда за комэском закрылась дверь, Махно сказал:

– Чего молчите? Говорите.

– Что-то тут нечисто, – сказал Зиньковский. – Завтра нас должны громить и вдруг сегодня к нам переходит красный эскадрон.

– Ты полагаешь – провокация?

– Вполне возможно,– ушёл от прямого ответа Зиньковский.

– А ты, Виктор?

– А что, у Левы есть логика. Мы принимаем эскадрон под свою команду, а завтра красные, обвинив нас в нарушении союза, нападают на нас. 42-я дивизия, практически обложившая нас со всех сторон, в два счёта раздавит нас как котят.

– Григорий Иванович, а ты что думаешь?

– А мне кажется этот комэск честный парень, – сказал Серёгин. – По-моему, такой не способен на провокацию.

– Ну вы не гадайте на бобах: способен – не способен. Предлагайте хоть что-то, – сказал Махно. – Гриша, может, ты подскажешь командирам?

– Я думаю, хлопцев надо принять, – сказал Василевский.

– А как обвинят нас в нарушении статьи договора?

– А не располагать их в Гуляйполе, отправить на постой в Шагарово. Приклеив к ним пару наших хлопцев с контрразведки. Уверен, они уже к утру будут знать, что из себя представляет этот эскадрон. Не может так быть, чтоб кто-то из рядовых не проболтался. А о зачислении их в махновцы пока объявлять не надо. И всё.

– Во разумная голова, – похвалил Нестор адъютанта. – Так и сделаем. Лева, выдели для сопровождения эскадрона двух-трёх своих самых надёжных хлопцев. Виктор, объяви комэску наше решение.

В сообщение Мартынова не хотелось верить, но с застав, стоявших в степи, шли доклады, что полки 42-й дивизии действительно подтягиваются со всех сторон к Гуляйполю. Это настораживало. Поэтому штаб и Реввоенсовет не хотели расходиться, многие проверяли личное оружие, рассовывая по карманам запасные обоймы.

– Видно, спать не придётся, братцы, – сказал Нестор. – Айда ко мне чаи гонять.

Кто-то заикнулся: не худо бы принять и по чарке. На что батько твёрдо заявил:

– Никаких чарок. Вот коней подседлать следует. Гриша!

– Я понял, батько, – и Василевский отправился седлать коней.

Всем штабом отправились на квартиру к Махно, где Галина сразу поставила самовар. За чаем стали рассуждать о складывающейся ситуации. Многие сомневались в надёжности большевиков:

– Нет, не дадут они нам покоя, братцы.

– А что, если махнуть нам в Турцию?

– Зачем?

– Как зачем? Кемалю помочь, он поднял революцию против колонизаторов. Ему бойцы знаешь как нужны.

– Только нас там не хватало. У себя надо разобраться, своих доморощенных колонизаторов прогнать.

В разгар чаепития на пороге появился улыбающийся Клейн в сопровождении нескольких товарищей с мешками.

– Всё, братцы. 4-й пункт подписан. Нам отвалили 100 миллионов, вот они. Выдали 500 сабель, 300 седел, – заявил Клейн. – Так что живём!

Поднялся радостный шум и Щусь предложил:

– Ради такой новости стоит и по чарке. А? Батько?

– Может, и стоит. Но это что же получается, выходит, Мартынов провокатор. Лёва?

– Утром выясним, Нестор Иванович, что это за птичка.

Галина принесла четверть самогону, разливал по чаркам Зиньковский.

– Ну за что пьём? – поднял Лёва свою чарку.

– Как за что? За нашу Вольную Советскую Территорию. Дожали-таки большаков.

– А куда им было деться? Без нас бы они с Врангелем не справились.

– Жаль Володин не дожил до торжества.

– Сам виноват. Рано выступил, Кутепов на него весь корпус обрушил, а самого расстрелял в Мелитополе. Мы всего на сутки опоздали, а то б спасли Володина.

– Лёва, наливай по второй. Помянем не доживших.

Но по второй выпить не пришлось, в избе появился встревоженный Дерменжи:

– Мы только что перехватили телеграмму Фрунзе Южному фронту.

– Давай её сюда.

Махно взял телеграмму и, клонясь к свету лампы, висевшей над столом, начал читать вмиг притихшему застолью:

– Приказ армиям Южного Фронта. 1 час 35 минут 26 ноября 1920 года. Требования РВС Южфронта, предъявленные 23 ноября командующему Повстанческой Армии Махно, о расформировании партизанских отрядов, производящих бесчинства, им не выполнены. Вместо этого Махно открыто выступил против Советской власти и Красной Армии...

– Он что там спятил? – не выдержал Белаш. – Что он там брешет?

– Погоди, Витя, – осадил его Нестор и продолжал: – ...объявив мобилизацию в районе Гуляйполя и начав враждебные действия нападением на отдельные отряды Красной Армии. Ввиду изложенного приказываю: 1) Войскам фронта считать Махно и все его отряды врагами Советской республики и революции. 2) Командирам всех частей Красной Армии, имеющих соприкосновение с махновскими отрядами, таковые разоружать, оказывающих сопротивление уничтожать. Командующий армиями Южного фронта Фрунзе.

Закончив чтение, Нестор обвёл всех своих сторонников хмурым взглядом, встретился глазами с Дерменжи.

– Твой перехватчики часом ничего не напутали?

– Нет, я сам её принимал.

– Лёва, а теперь что думаешь насчёт Мартынова? Уж не для «соприкносновения» ли он послан?

– Чёрт их разберёт. Какая-то каша. Клейну дают для нас 100 миллионов, сабли, сёдла – и тут же этот приказ.

– Миллионы и сёдла для усыпления нашей бдительности. И только.

– А что я говорил? – неожиданно молвил Василевский. – Разбили Врангеля – конец союзу. Нам-то что. Вот каково сейчас Каретнику.

– Каретник прорвётся, не мальчик, – уверенно сказал Махно. – Вот нам с тремя сотнями кисло будет.

– Надо отзывать полк Савонова из Пологов, – сказал Балаш, – и Клерфмана из Малой Токмачки.

– Давай действуй, Виктор. Лёва, ты выяснил, кто нас окружает?

– На станции Гуляйполе Петроградская бригада курсантов. С Пологов – 42-я дивизия, с Фёдоровки – Богачарская бригада, с Покровки – Интернациональная кавбригада.

– Выходит, обложили нас?

– Выходит, – согласился Зиньковский.

С рассветом загремела канонада со стороны Пологов, и из Гуляйполя поскакали курьеры к Малой Токмачке отзывать полк Клерфмана. Полк уже был окружён превосходящими силами противника и капитулировал, но сам Клерфман, возглавив конную группу в 300 сабель, пробился и прискакал в Гуляйполе.

– Ну что там? – спросил его Махно.

– Даже пленных ставят под пулемёты, сволочи.

– Это приказ главкомюжа Фрунзе. Формируйте со Щусем конную группу хотя бы в тысячу сабель. Будем прорывать кольцо. Оставаться здесь нам нельзя, артиллерией развалят и сожгут село, а нас перебьют. Выход один – прорыв. А там соединимся с корпусом Каретникова и ещё поглядим, кто переважит.

Растревоженным ульем загудело, засуетилось Гуляйполе, носились тачанки, скакали взад-вперёд верховые, у склада Серёгин выдавал сабли и новенькие сёдла, только что привезённые из Харькова Клейном. Срочно формировались эскадроны, в основном уже из опытных бойцов. Пехотинцы набивали подсумки и карманы патронами.

А канонада гремела уже почти со всех сторон, красные сжимали кольцо. Застава со стороны Полог уже вела бой, поливая цепи 42-й дивизии из пулемётов.

В штабе Махно сам ставил задачу на прорыв:

– ... Красные полагают, что мы рванём навстречу нашему Крымскому корпусу, и именно с этой стороны удваивают-утраивают свои силы, но мы ударим туда, где нас менее всего ждут, на северо-восток, на Успеновку. Здесь 18 вёрст, и на конях и тачанках мы их мигом покроем и свалимся совсем неожиданно. А чтобы уж совсем сбить с толку красную кавбригаду, мы пустим в авангарде эскадрон Мартынова.

– Но это же большой риск, Нестор, – сказал Белаш. – А вдруг он... Мы же ещё точно не знаем, с какой целью он перешёл к нам.

– Вот в деле и узнаем. Кстати, Лева, как там твои ребята, ничего такого не заметили?

– Откуда мне знать, ещё и суток не прошло.

– Отзывай эскадрон из Шагарова. Мартынова сразу ко мне.

Едва закончилось совещание, к Махно обратился Рыбин:

– Нестор, позволь мне отъехать в Харьков.

– Зачем?

– Я хочу в глаза сказать Раковскому, что он подлец.

– И только?

– И плюнуть ему в лицо. Ведь он по телефону меня убеждал, что всё в порядке, что нам предоставлена Свободная территория. Подонок. И это председатель Совнаркома.

– Эх, товарищ Рыбин, я сам до последней минуты верил им, пока со стороны Пологов не заговорили пушки. Тебе что? Жить надоело? В общем, так, не отпускаю. А что он подонок, можешь сказать ему по телефону.

Мартынов, выслушав задание Махно, сказал:

– Спасибо, Нестор Иванович.

– За что?

– За доверие. Вы думаете, я не чувствовал настороженность вашего штаба?

– Что делать, товарищ, мы от большевиков столько провокаций пережили. Да вот хотя бы и эта.

– Я понимаю, но вы увидите, на что способен мой эскадрон.

И действительно, выступив в авангарде колонны махновцев и встретив в двух верстах от Гуляйполя Красную кавбригаду, Мартынов разгромил её, разогнал, а остатки преследовал до самой Успеновки. Кольцо было прорвано, повстанцы уходили на северо-восток. А красные, заняв Гуляйполе, как обычно занялись обысками, репрессиями, арестовывая подряд всех мужчин и невольно давая этим возможность батьке Махно оторваться от преследователей.

6 декабря в селе Керменчик, в 140 километрах восточнее Гуляйполя, шло совещание Реввоенсовета повстанцев, решавшее главный вопрос дня: объединение всех разрозненных отрядов.

– ...Мы должны послать к Литвинёнке, он сейчас под Екатеринославом, – держал речь Махно, – звать к нам и отряд Бровы от Павлограда, там же недалеко отряд Пушкарёва. Далее из-под Бердянска идёт к нам отряд Вдовиченки с Подковой и Тарасенко...

В это время в избу влетел разведчик и радостно сообщил:

– Крымский корпус на подходе!

Все повскакивали с мест и, хватая шапки, кинулись из избы, сразу повеселев. Кто-то, выражая общую радость, крикнул:

– Теперь повоюем.

На улице толпился народ, в морозном воздухе над толпой взвивался парок, слышался говорок: «Каретников ворочается. Наконец-то!»

На белом горизонте появились всадники, но их было немного, и толпа стала затихать. Когда до приближающейся группы оставалось с полверсты, от неё отделился всадник и поскакал вперёд. В подъезжающем едва узнали Марченко, с почерневшим лицом с запавшими глубоко глазами.

Подскакав к Махно, он с горькой усмешкой рапортовал:

– Имею честь доложить, Крымская армия прибыла в ваше распоряжение... – и осёкся на полуслове, видимо, скрытая горечь перехватила ему горло.

Махно, насупившись, молчал, слишком тяжёл был удар для него.

– Сколько ж вас осталось? – спросил Зиньковский.

– 250 сабель, – выдохнул Марченко и прохрипел: – Да, братки, теперь-то мы узнали, что такое большевики-коммунисты.

– Мы их давно знаем, – пробухтел Зиньковский. – Одно слово – красные, кровью народной пропитанные.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

ВНЕ ЗАКОНА

Мятеж не может кончиться удачей,

Когда он победит, его зовут иначе.

1. Мститель

Гибель 5-тысячного Крымского корпуса вместе с талантливым командиром Каретниковым ожесточила и без того давно зачерствевшее сердце Махно. Он изменился даже внешне, скорбные складки легли у рта, глаза, казалось, провалились глубже и в них появился холодный, нестерпимый для собеседника блеск. Он не заговаривал о мести, он творил её теперь ежедневно, ежечасно.

Даже в тот день, когда Марченко с Тарановским привели жалкие остатки корпуса и рассказывали, как после Перекопа их беспрерывно терзали 4-я дивизия и Интербригада, как поливали их пулемёты бронепоездов, – кто-то сказал, что с запада появился красный отряд. Махно сел на коня и лично повёл конников в атаку, скомандовав пред тем:

– Пленных не брать.

И красный отряд был вырублен до единого человека.

На совещании штаба Повстанческой армии, состоявшемся сразу по возвращении Марченко, Махно заявил:

– Поскольку мы снова вне закона и лишились практически всей нашей кавалерии, идём на соединение с Азовским корпусом Трофима Вдовиченко.

– Если нам дадут пробиться красные, – вздохнул Серёгин.

– Дадут. Куда они денутся.

– Придётся пересекать железные дороги, красные наверняка будут строить «заборы» из бронепоездов, – сказал Белаш.

– Заботу о железных дорогах возложим на команду Чубенко. Где только увидишь рельсы, Алексей, рви к чёртовой матери. Лева, насколько мы оторвались от красных?

– Я думаю, на один-два перехода, – сказал Зиньковский.

– Посылай во все стороны разъезды, пусть глаз не сводят с красных и при случае хватают «языков». Мы должны точно знать, кто у нас на хвосте и на флангах. Вмени им в обязанность – рвать телефонные провода, выводить из строя телеграфные аппараты на станциях.

– Будем стараться, Нестор Иванович.

– Теперь твоя задача, Исаак, – обратился Махно к редактору Тепперу. – Заготовь текст листовки «Чёрная измена большевиков», в которой изобрази их коварство, подлое нарушение договора, надуманные обвинения махновцев в грабежах и разбоях. Мы за это давно расстреливаем. В общем, возьми у Белаша приказ Фрунзе, там что ни строка – то враньё. Опровергни всё по пунктам.

– А где же её будем печатать, листовку-то? Обоз весь брошен.

– Когда объединимся с Вдовиченко, возьмём Бердянск, там и отпечатаем. Напишешь, дашь мне прочесть.

К Новоспасовке, где, по предположениям, действовал Вдовиченко, шли не прямым путём, а часто меняя направления, путая преследователей и, что не менее важно, иногда являясь там, где махновцев менее всего ждали. По пути почти два полка красноармейцев перешли на сторону повстанцев и были влиты в бригаду Петренко, командовавшего пехотой.

Раза два или три разведчики, следившие за преследователями, докладывали штабу, что за ними идёт киргизская кавбригада.

– Что ж не нападают?

– Наверно, боятся нас или ждут удобного случая.

– Ну, мы ждать не будем. Марченко, тебе кони нужны?

– Хм. А когда они были лишними.

Нападение на киргизскую бригаду было совершено утром, когда кавалеристы готовились к выступлению из деревни.

Строились на единственной улице села. Именно в это время с обоих концов улицы появились тачанки, ударили пулемёты. Первой же очередью был срезан комбриг вместе со своими штабными. С обеих сторон сразу же образовались завалы из убитых коней и всадников, тачанок. Никто не пытался командовать, не было сделано ни единого выстрела. Уцелевшие с ужасом кинулись врассыпную по дворам, огородам, сараям.

В село влетела конница под командой Марченко, получившая указание батьки «без пленных». Изрубили, кажется, всех, не пощадили даже спрятавшихся в камышах, и дивились тому, что «басурманы» даже не отстреливались.

Собрали богатые трофеи: карабины, винтовки, патроны, тачанки с исправными пулемётами и особенно радовались тому, что нашли несколько возов овса.

Уже перед обедом сияющий Марченко доложил Махно:

– Твоё приказание, Нестор Иванович, исполнено. Вырубили подчистую, бригады нема.

– Молодец, – похвалил Махно. – Теперь коней хватает?

– С избытком.

Однако вскоре в лагере появился старик с длинной седой бородой, приехавший на кобыле.

– Мне бы батьку побачить.

– Я слушаю тебя, отец, – сказал Махно.

– Вот ты какой, Нестор Иванович, – молвил старик с оттенком уважительного удивления.

– Какой? – спросил Махно.

– Ну эдакий... – замялся старик. – В общем... геройский. Я что прибег-то... Давеча твои хлопцы порубали страсть скоко... все плетни, проулки завалили... Нам до весны ховать не переховать мертвяков-то...

– Ну и чего ты хотел? Нам же ещё и хоронить, что ли?

– Да нет, не то зовсим, как бы это сказать... Токо ты не злобись.

– Ну что? Говори, не тяни, старик.

– Ну в общем, я поховав некольких киргизецу подполе... Уж больно ваши злобились, порубали б бедолаг, а они ж люди, живые души.

– Как тебя звать, дед?

– Нечипор я, батько.

– Стало ты жалеешь наших врагов, дед Нечипор, – прищурился, Хмурея, Махно.

– Жалкую, всех жалкую, Нестор Иванович, – отвечал старик. – И тебя тоже.

– Меня? – удивился Махно. – За что?

– Ох, тяжела твоя ноша, сынок. По крови шагать, душу сжигать. Как тут не жалеть? Как-никак, ты заступник крестьянству.

– Ну и что ж ты хочешь?

– Я сулился им, что заступлюсь перед тобой за них.

– Ишь ты, какой заступник.

– Они ж боятся с подпола выходить. А мне чем их кормить? У меня внучка-то впроголодь сидит. А тут дюжина мужиков.

– Так ты что, Нечипор, хочешь, чтоб мы на них тебе довольствие отпустили? – усмехнулся Нестор.

– Что ты, что ты. Я хочу, чтоб вы их в полон взяли, ну и удовольствовали как положено, чай, не объедят они твои тыщи.

– Возьмём. Удовольствуем, – подмигнул Махно своим товарищам.

– Удовольствуем, удовольствуем, – осклабился Марченко.

Нечипор нахмурился, покачал укоризненно головой:

– Эх-хе-хе, Нестор Иванович, безоружных-то побить много ль ума надо. Я думал ты... это самое... а ты, – старик безнадёжно махнул рукой и, повернувшись, поплёлся к своей кобыле.

– Эй, Нечипор, постой. Куда ж ты? – позвал Махно.

Старик остановился, повернулся: ну что, мол?

– Что ж это ты? Разговор не кончили, а ты на попятную.

– Так чё говорить-то? Итак ясно, вы их забьёте, а грех на мне.

– С чего ты взял, что забьём?

– Не слепой, чай, вижу как твои хлопцы оскаляются, – кивнул дед на Марченку. – А я им про тебя-то таких похвал наплёл.

– Ладно, старик, не серчай, накормим мы твоих подпольных сидельцев. Гриша, – обернулся Нестор к Василевскому, – возьми хлопцев из моей сотни, езжай с дедом, заберите у него басурман, приведите, накормите – и на все четыре стороны.

10 декабря командюж Фрунзе связался по телефону с командармом-4.

– Товарищ Лазаревич, по разведданным, Махно направляется на юг, как предполагаем, на соединение с бандой Вдовиченко. Надо воспользоваться этим. Они сами как бы лезут в мешок. Поэтому приказываю вам, чтоб ваши части охватили бандитов и вели наступление плечом к плечу, не давая им возможности выскользнуть.

– Хорошо бы на Бердянск направить несколько бронепоездов, Михаил Васильевич.

– Постараемся. Помимо этого вам в поддержку поступит конный корпус Каширина. Разведку ведите непрерывно. Пора кончать с Махно и всеми его бандами.

– Может, д ля уплотнения фронта стоит передать нам Первую Конную?

– Нет. Будённому дано задание уничтожить бандитов в районе Константинограда, к 16 декабря. Надеюсь, и вы к этому времени управитесь. Приказ вам доставят. И учтите, товарищ Лазаревич, более выгодного положения трудно дождаться. За спиной у Махно море, ему деться некуда. Вы его должны раздавить. 16-го жду победной реляции. Желаю успеха.