Текст книги "Убийство по-домашнему"

Автор книги: Патрик Квентин

Соавторы: Крейг Райс,Мэри Барретт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)

Глава 13

Они закрылись на ключ у себя в комнате и высыпали на кровать Дины содержимое пухлого конверта: письма, записки, документы, газетные вырезки. Эйприл наугад выбрала одну из вырезок.

– Дина, посмотри на эту фотографию! – воскликнула она.

Фотография изображала мужчину средних лет, очень привлекательного, в военном мундире. Над фотографией была надпись: «Осужден военным трибуналом».

Под фотографией – фамилия: полковник Чарльз Чандлер.

– Не понимаю, – сказала Дина. – Кто это?

– Присмотрись внимательно, – посоветовала Эйприл. – Представь себе это лицо с седыми волосами и маленькой бородкой.

– Ах! – воскликнула Дина. – Мистер Черингтон!

– Точно: Карлтон Черингтон III, – торжественно объявила Эйприл.

Дина ошеломленно уставилась на нее.

– Но ведь это бессмысленно. Что он сделал?

Эйприл быстро пробежала взглядом всю заметку.

– Он украл много денег. Пятнадцать тысяч долларов. Это произошло пять лет назад, судя по дате на газете. Сначала он убеждал всех, что сейф в штабе взломали грабители, но потом оказалось, что это он взял деньги, неизвестно для чего, потому что их так никогда и не нашли. Военный трибунал уволил его из армии.

Она взяла в руку другую вырезку, приколотую к первой.

– Его арестовали и посадили в тюрьму. Приговор: четыре года. Тут о нем всякое написано. Он с отличием закончил Уэст-Пойнт, и проявил героизм на фронте во время мировой войны, и его отец был уважаемым офицером, и так далее.

– Четыре года? – задумалась Дина. – Но ведь они живут здесь уже почти три года!

– Погоди минуточку, – сказала Эйприл, читая третью и последнюю вырезку, очень короткую. – Его досрочно выпустили из тюрьмы.

– Ага, – поняла Дина. – И тогда он сменил фамилию и поселился здесь. Кстати, он выбрал себе красивую фамилию!

– Это уж наверняка придумала она: миссис Карлтон Черингтон III, – продекламировала Эйприл. – Вот видишь, она не бросила мужа в беде. Интересно, что он сделал с теми деньгами.

– Наверное, давно истратил, – сказала Дина.

– На что? – спросила Эйприл. – Прошу тебя, воспользуйся тем, что мы из вежливости называем в семье твоим умом. Они поселились здесь сразу же после его освобождения из тюрьмы. За это время они не могли истратить такую сумму. Домик они сняли маленький и скромный. Готова поспорить, что они тратят на себя не больше двух тысяч в год. Она вечно ходит в одних и тех же старых платьях. Они не нанимают уборщицу даже раз в месяц. Единственное их увлечение – выращивание красивых роз.

– Может, он должен был уплатить карточные долги? – предположила Дина.

– Он? – воскликнула Эйприл. – Мистер Черингтон? То есть полковник Чандлер. Разве так выглядит картежник?

– Ну, нет, – согласилась Дина. – Нет, не имею понятия, на что он мог истратить такую сумму. И знаешь, Эйприл, у меня в голове не укладывается, что этот очаровательный старый джентльмен…

– Он вовсе не старый, – сказала Эйприл. – Присмотрись к фотографии. Пять лет назад ему не было пятидесяти лет. – Она прищурилась. – Есть только одно объяснение загадки этих денег: миссис Сэнфорд шантажировала его.

– Это кажется логичным, – сказала Дина. Глядя на ворох бумаг, разбросанных на одеяле, она добавила: – Давай приниматься за работу, Эйприл, не можем мы просидеть здесь до вечера.

Почти все записки, письма и вырезки были снабжены сверху фамилией, написанной синими чернилами, мелким резким почерком. Эйприл выбрала пачку с фамилией Дегранж.

Маленькая коллекция, посвященная Пьеру Дегранжу, состояла из нескольких писем, подписанных именем Джо и начинающихся словами: «Любимая Флора!» В них было множество личных неопределенных намеков, таких как: «Я рад, что ты снова написала мне…», «Как ты развлекалась в Калифорнии?», «Помнишь ли ты замечательный коньяк у Гавела?», «Довольна ли ты по-прежнему своим супружеством?», «Ты не забыла очаровательный вечер, который мы провели на Кони-Айленд?» Письма были написаны на фирменной бумаге одного из нью-йоркских отелей.

Однако без труда можно было отобрать фразы, относящиеся к Пьеру Дегранжу, потому что все эти фразы кто-то подчеркнул синими чернилами.

Таинственный художник, о котором ты упоминаешь, мог бы быть, судя по описанию, Армандом фон Гене, который несколько лет назад нелегально проник из-за границы в нашу страну и которого с тех пор безуспешно разыскивает полиция… Если это он, нет ничего странного в том, что он выдает себя за француза. Дело в том, что его мать француженка, и он воспитывался в Париже. Мы собрали много сведений о нем, относящихся к тому периоду времени, когда он еще не исчез. Пожалуйста, напиши мне все, что узнаешь о нём, возможно, это будет сенсационный газетный репортаж…»

В другом письме: «…если этот Дегранж – Арманд фон Гене, то он скрывается не от ФБР, а от вражеских агентов, которые давно разыскивают его, имея приказ убрать этого человека. Если это он, у него были причины отрастить бороду».

В следующем письме: «…да, фон Гене располагает довольно значительными суммами денег. Известно, что, убегая из Европы, он вывез драгоценности, унаследованные от матери…»

Потом: «…Нет, фотографии этого фон Гене у нас нет, однако его можно опознать по особой примете. У него на левой руке длинный косой шрам от локтя до запястья, след от поединка. Обязательно напиши мне тотчас, если этот Дегранж окажется разыскиваемым Армандом фон Гене. Для газеты было бы большим успехом, если бы мы первыми решили эту загадку…»

– И наконец: «…Жаль, что этот художник, как ты выяснила, не Арманд фон Гене! Я лишился сенсационного репортажа! Но если у него нет шрама на руке, мы, совершенно очевидно, зря подозревали его».

Эйприл оторвалась от писем и сказала:

– Пьер Дегранж пытался проникнуть на виллу на следующий день после убийства Флоры Сэнфорд. Ты видела его когда-нибудь с подвернутыми рукавами, Дина?

– Нет, – ответила Дина, – но ведь…

– Ясно, как Божий день, – сказала Эйприл. – Пьер Дегранж – это Арманд фон Гене, скрывающийся от вражеских агентов, которые решили его убить. Флора Сэнфорд разгадала его тайну. Она также узнала, что у него есть деньги.

– А когда деньги закончились, – дополнила Дина, – она пригрозила, что выдаст его. И тогда он застрелил ее.

– Это ужасно! – вздохнула Эйприл. – Должно быть, он знал, что у миссис Сэнфорд имеются какие-то письменные доказательства, достаточные, чтобы его скомпрометировать. Иначе он не пытался бы проскользнуть на виллу после убийства. Если это он убил ее, он был готов на все, чтобы только найти и уничтожить эти документы. Наверняка он не остановился бы даже перед тем, чтобы поджечь дом. Убийство не имело, бы смысла, если бы в результате он не избавился от документов, которые могли разоблачить его.

– Наверняка, ты права, – сказала Дина. – Однако я не могу представить себе этого приятного тихого человека в роли убийцы.

– У него на руке имеется шрам, полученный во время поединка, – напомнила ей Эйприл.

– Ты так думаешь?

– Положись на меня, – заверила Эйприл. – Уж я-то это проверю.

– Как? – спросила Дина.

– Еще не знаю, – ответила Эйприл, – но я что-нибудь придумаю.

Дина положила на кровать пачку документов, касающихся Дегранжа.

– Значит, я была права, – сказала она. – Миссис Сэнфорд была шантажистка!

– Причем додумалась до этого самостоятельно! – подтвердила Эйприл. – Ты просто гений! – Она немного поколебалась, не сказать ли сестре о том, что она тоже догадалась, и об истории с Рупертом ван Дьюсеном. Однако решила пока что молчать.

– Это так странно, – сказала Дина. – Она ведь много лет жила по соседству…

– По соседству всегда кто-нибудь живет, – заметила Эйприл. – Прекрати переживать только из-за того, что ее убили. Не проходит и дня, чтобы кого-то не убили. Когда-то я искала для мамочки статистические данные в «Мировом альманахе» и узнала, что в 1940 году от рук убийц погибло восемь тысяч двести восемь человек только в Соединенных Штатах. Что уж говорить обо всем мире! Подумай, сколько человек по этой статистике погибает ежедневно!

– Ты могла бы точно подсчитать, будь у тебя карандаш и листок бумаги, – сказала Дина.

– Ну, хватит об этом, – быстро ответила Эйприл. – Но перестань огорчаться из-за смерти миссис Сэнфорд. Ты ведь сама знаешь, какая она была плохая.

– Знаю, – сказала Дина и задрожала от страха.

– Помнишь, как она нас выставила, когда мы вежливо попросили несколько нарциссов, чтобы украсить торт в мамин день рождения?

– А помнишь, как она угрожала нам вызвать полицию, когда Арчи забежал на ее газон в погоне за Хендерсоном? – спросила Дина.

– Она всегда прогуливалась в красивых нарядах, поэтичная, словно лилия, – добавила Эйприл. – Но мамочка говорила, что у миссис Сэнфорд такой оригинальный цвет волос только благодаря дорогостоящему парикмахерскому искусству.

– Ну, многие женщины осветляют себе волосы, – возразила Дина. – Нужно все же признать, что Флора Сэнфорд была очень симпатичная, хотя и слишком худенькая и болезненная на вид.

– Спорим, что мистер Дегранж не считал ее симпатичной! – сказала Эйприл. – И мистер Черингтон. И, – тут Эйприл подняла вверх один из множества документов, – этот человек…

«Этот человек», как оказалось, был невинным на первый взгляд руководителем торговой фирмы, владельцем маленькой виллы, мужем и отцом нескольких маленьких детей. К сожалению, у него была еще одна жена в Рок-Айленде в штате Иллинойс. Он женился на этой двадцатидевятилетней женщине, когда ему был двадцать один год, и прожил с ней только шесть недель. Поскольку у него не было денег на развод и алименты, а женщина работала официанткой в каком-то заведении и довольно неплохо зарабатывала, он официально не оформил развод, просто уехал и сменил фамилию.

Они также обнаружили в бумагах Флоры Сэнфорд документы, обвиняющие врача, который фальсифицировал свидетельство о смерти, чтобы старая вдова не потеряла право на возмещение ущерба, поскольку страховая компания отказывалась платить в случае самоубийства.

Была здесь также солидная пачка неосмотрительных писем одной известной в обществе дамы, фотографию которой девочки не раз видели в воскресном приложении «Таймс» и которая не хотела, чтобы стало известно, что ее мать была горничной в дешевом отеле в Цинциннати.

Был документ, свидетельствующий, что одна немолодая уже учительница английского языка, работающая в весьма пуританском воспитательном заведении для девушек, была когда-то задержана полицейским патрулем в нелегальном азартном притоне, куда она вошла, полагая по своей наивности, что это приличный ресторан.

– Миссис Сэнфорд не брезговала массовой продукцией, – заметила Эйприл. Она перелистала бумаги и вытащила другую пачку писем. – О, здесь кое-что интересное.

Она прочитала письмо, написанное фиолетовыми чернилами на фирменной бумаге дорогого нью-йоркского отеля.

«Любимая Флора!

Ты была права в своих предположениях относительно этого угрюмого адвоката Холбрука. Это его дочь! Однако насколько я смогла разобраться в деле, старик скорее предпочел бы умереть, чем признаться в своем родном городе, что это его родная дочь. Должно быть, он чокнутый; я бы на его месте гордилась такой дочерью. Когда она танцует этот свой номер, с тремя павлиньими перьями и ниткой жемчуга, публика вскакивает с мест и устраивает ей овацию. А сколько она зарабатывает! Если ее годовой доход уложить доллар к доллару, получится цепочка не короче общей длины всего атлантического флота. Люди бывают разные, этому ее отцу наверняка не нравится, что она сменила уже трех мужей, но, моя дорогая, как может женщина приобрести опыт, пока не научится на собственных ошибках! Может, ее старику также не нравится огласка, которую она получила, но, по моему мнению, любая реклама хороша, если она привлекает толпы зрителей и деньги в кассу. Любимая Флора, надеюсь, что данная информация даст тебе возможность заставить этого субъекта бесплатно заняться твоими юридическими делами. Огромное тебе спасибо за десять долларов, которые ты мне прислала, они очень пригодились! Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь?

Твоя Вивьен».

– Мистер Холбрук! – воскликнула Дина. – Кто бы мог подумать! Значит, у него есть дочь, которая танцует, одетая в три павлиньих пера и нитку жемчуга! Этот богобоязненный мистер Холбрук! Он ведь когда-то строго отчитал Арчи за то, что тот свистел в воскресенье. Он увидел Арчи, когда выезжал из ворот миссис Сэнфорд…

– Никогда заранее ничего не известно! – торжественно заявила Эйприл. Она взяла следующее письмо, тоже написанное фиолетовыми чернилами и на фирменной бумаге отеля.

«Любимая Флора!

Я все сделала так, как ты хотела. Обратилась к ней, сославшись на старое знакомство, поскольку мы когда-то выступали в одном ревю в Мэриленде, хотя она тогда была в кордебалете, а я солировала… Да, да! Встретившись с ней, я сказала то, что ты хотела: что ее старый отец болен, неизвестно, выздоровеет ли он-, что он мечтает получить какое-нибудь известие от дочери. Я сказала, что знаю об этом от одной нашей с ним общей приятельницы и что эта особа согласна стать посредником, поэтому ей нужно передать те несколько слов, которые предназначаются старичку. Она сразу поверила, даже расплакалась и собственноручно написала письмо, которое я посылаю тебе вместе с конвертом, адресованным мистеру Холбруку, как ты и велела. Огромное тебе спасибо за эту сотню, я очень нуждаюсь в деньгах, потому что мне нужно лечить зубы, тем более что ты вселила в меня надежду, что я получу эту роль в Голливуде. Следи за своим здоровьем, любимая Фло, и дай мне знать как можно скорее, получу ли я эту роль.

Вивьен».

К этому письму был подколот конверт, адресованный мистеру Генри Холбруку. В конверте находилось письмо следующего содержания:

«Дорогой, любимый папочка!

Минуту назад я узнала, что ты болен. Умоляю тебя, выздоравливай как можно скорее! Извини меня за все те неприятности, которые я тебе причинила. Когда-нибудь ты еще будешь гордиться мной. Я никогда не совершала и не совершу ничего такого, чтобы тебе было стыдно за меня, даю тебе честное слово! Выздоравливай побыстрее, потому что, возможно, уже скоро я стану настоящей звездой в настоящем театре, и тогда ты, папочка, придешь на премьеру и будешь мне аплодировать!

Искренне любящая тебя дочь Б.»

В следующем письме, также, как и два первых, написанном фиолетовыми чернилами, говорилось;

«Любимая Фло!

Действительно жаль, что она не подписала письмо полным именем и фамилией, но откуда мне было знать, что тебе это так необходимо. В любом случае я бы не решилась попросить ее об этом, раз уж она подписалась только начальной буквой. Не сердись на меня, любимая Фло, ведь я делаю, что могу, и стараюсь по-дружески во всем тебе помогать. Я передала ей письмо, которое ты прислала, написанное якобы рукой ее отца, с просьбой насчет фотографии и автографа. Она расплакалась от волнения. Воспользовавшись замешательством, я сама выбрала фотографию’и подсунула ей ручку, и она подписалась, на этот раз своим настоящим именем. Посылаю тебе эту фотографию. Любимая Фло, если бы ты могла одолжить мне несколько долларов, я была бы бесконечно тебе благодарна. Последние несколько недель у меня была масса непредвиденных расходов.

Всегда искренне твоя Вивьен».

Эйприл перевернула листок, взглянула на подколотую фотографию и присвистнула:

– Вот это женщина!

На фотографии была подпись: Харриет Холбрук.

– Если бы мистер Холбрук увидел ее, – сказала Дина, – он бы, наверное, тут же упал замертво!

– Думаю, что он ее видел, – с выражением ошеломления на лице сказала Эйприл. – Он хотел убедиться, что миссис Сэнфорд спрятала эти доказательства. Поэтому после ее смерти пытался проникнуть в дом. Он ни за что не хотел, чтобы весь мир узнал, что его дочь танцует одетая лишь в несколько павлиньих перьев и нитку жемчуга.

– Тут есть еще письма, – заметила Дина, откладывая в сторону фотографию.

Несколько писем было написано такими же чернилами, как и первые, несколько – другими, но все – одинаковым чуть размашистым почерком. Все письма также содержали просьбы относительно денег.

«… дантист говорит, что мне нужно вставить всю верхнюю челюсть, это довольно дорого, а ты ведь знаешь, что я надеюсь получить роль. Пожалуйста, одолжи мне…»

«…опасаюсь, что мое последнее письмо не дошло до тебя, и зря жду ответа. Лечение зубов мне придется отложить на лучшие времена, однако я задолжала за три месяца за квартиру и последний срок уплаты мне назначен на ближайший четверг. Если можешь одолжить мне немного денег, Фло, ради нашей старой дружбы, пришли их авиапочтой, потому что сегодня уже суббота, а дело не терпит отлагательств…»

Ни на одно из этих писем, как следовало из их содержания, ответа получено не было.

В последнем письме, нацарапанном карандашом на листке дешевой разлинеенной бумаги, говорилось:

«…если можешь, пришли телеграфом 25 долларов. Адресуй в ночлежку Армии Спасения…»

Коллекцию дополняла маленькая газетная вырезка: упоминание о самоубийстве некой Вивьен Дэйн, бывшей артистки варьете, которая покончила с собой в номере дешевого отеля.

Дина бросила пачку документов на кровать. Она была ужасно возмущена.

– Так вот какая она была, Флора Сэнфорд! Велела этой Вивьен делать никчемную работу, рисковать, заплатила ей в общей сумме… – тут Дина перелистала письма, проверяя подсчеты, – …сто десять долларов, обещала составить протекцию в Голливуде, причем наверняка солгала, а потом, когда благодаря этой бедняжке узнала все, что нужно, не удостоила ее даже ответом на письма!

– Возьми себя в руки, Дина! – успокаивала ее Эйприл. – Ты разбудишь мамочку.

– Я не могу! – сказала Дина. – Во мне все кипит, когда я думаю об этой Вивьен, о мистере Холбруке, о мистере Дегранже!

– Успокойся, – сказала Эйприл, – нам еще нужно просмотреть много документов.

Дина еще раз гневно фыркнула и наконец затихла.

Эйприл взяла следующую пачку документов. Сверху была подколота фотография формата 8×10, глянцевый снимок, сделанный, вероятно, с помощью фотовспышки и неожиданно для фотографируемых. Здесь также было несколько газетных вырезок. Эйприл посмотрела на фотографию и передала ее Дине.

– Смотри!

– Мистер Сэнфорд! – удивленно прошептала Дина.

– И очаровательная девушка, – добавила Эйприл.

Фотография изображала улочку на тылах театра, там, где был служебный вход. Уолли Сэнфорд был в смокинге, красивая девушка – в светлом вечернем платье и меховой накидке. У нее были длинные темные волосы и очаровательное молоденькое личико. Обоих можно было принять за молодую элегантную пару, спешащую на какой-то вечерний прием, если бы у них не было таких испуганных, растерянных лиц.

Дина прочитала газетную вырезку.

«БЫЛ ЛИ ТАИНСТВЕННЫЙ МИСТЕР САНДЕРСОН

СООБЩНИКОМ ГАНГСТЕРОВ, ПОХИТИВШИХ БЕТТИ ЛЕМОУ?

спрашивает Мариан Уорд.

Два дня назад очаровательная Бетти Лемоу спустилась со сцены, где ей устраивали овации. Она еще раз вышла из-за занавеса, чтобы на авансцене поблагодарить восхищенную публику. Потом направилась в гардероб, чтобы переодеться и во всем сиянии своей красоты встретиться с молодым поклонником, ожидающим ее у служебного выхода из театра.

Костюмерша утверждает, что Бетти Лемоу одевалась и наносила косметику особенно старательно и у нее было прекрасное настроение. Выходя из театра, она весело напевала, а поклонник нежно приветствовал ее уже на пороге. Счастливая пара шла по узкой улочке, когда неожиданно возле них у края тротуара остановился какой-то автомобиль. На глазах у выходящей из театра толпы зрителей вооруженный мужчина заставил Бетти Лемоу сесть в автомобиль. Сопровождающий ее молодой человек исчез в толпе.

Сегодня я беседовала с костюмершей, помогавшей артистке переодеваться после спектакля, и со швейцаром, попрощавшимся с ней у дверей театра, кто знает, может, навсегда. Оба упомянули о некоем «мистере Сандерсоне».

Упомянутый мистер Сандерсон неоднократно наносил визиты молодой артистке, присылал цветы и звонил ей. Несомненно, именно он сопровождал ее в тот трагический вечер на улочке на задах театра…»

Конец статьи был оторван. В другой вырезке говорилось:

«ПОЛИЦИЯ РАЗЫСКИВАЕТ УИЛЬЯМА САНДЕРСОНА,

ПОДОЗРЕВАЕМОГО В СОУЧАСТИИ В УБИЙСТВЕ БЕТТИ ЛЕМОУ,

сообщает Мариан Уорд.

Полиция пяти штатов разыскивает Уильяма Сандерсона, молодого агента по торговле недвижимостью, замешанного, очевидно, в похищении и убийстве Бетти Лемоу.

Последние несколько недель Уильям Сандерсон в обществе молодой артистки посещал самые дорогие ночные заведения и присылал ей ценные подарки. Работодатель Сандерсона Мистер Дж. Л. Баркер на заданный ему вопрос ответил, что еженедельный заработок Сандерсона не превышал сорока долларов. Несмотря на это, бухгалтерия фирмы не обнаружила никаких злоупотреблений с его стороны. Инспектор Джозеф Донован, проводящий расследование по этому делу, предполагает, что деньги на развлечения и подарки. Сандерсон получал от гангстеров, готовящих похищение.

Сандерсон исчез сразу после похищений артистки, и полиция до сих пор не напала на его след…

– Уильям Сандерсон… – задумчиво повторила Эйприл. – Уоллес Сэнфорд. Он не слишком напрягал фантазию при смене имени и фамилии.

– А чего бы ты хотела? – спросила Дина. – Чтобы он нарек себя Ацидофилусом Макджилликеди? Наверняка у него были метки на одежде и белье, поэтому он оставил прежние инициалы. Кроме того, я не знала, что ты такая ротозейка. Ты что, ничего не заметила?

– А что я должна была заметить? – спросила Эйприл.

– Кто писал эти статьи? Мариан Уорд, горе ты мое!

– Ах! Мамочка! – воскликнула Эйприл. – Это ведь ее журналистский псевдоним!

– И тут имеется еще кое-что о ней – сказала Дина, перелистывая документы.

– Давай! – воскликнула Эйприл, хватая письмо, подписанное именем услужливого Джо и снабженное написанной сверху фамилией: Карстер.

«Любимая Фло!

Да, ты права. Мариан Уорд, которая писала репортажи о похищении Бетти Лемоу, и Мариан Карстерс, с которой ты познакомилась в Калифорнии, одна и та же особа. Она пользовалась девичьей фамилией Уорд, когда после смерти мужа получила работу в редакции. Карстерс был парень что надо! Я хорошо знал его. Позднее Мариан выставили из редакции «Экспресс» за то, что в статье, написанной через два месяца, после убийства Бетти Лемоу, она обвинила полицию в некомпетентности, поскольку та не нашла виновных или даже подозреваемых в этом деле. С тех пор она принялась писать детективные повести под разными псевдонимами. Кое-какие из них я читал, они вовсе не плохие. Странно, что она не написала ничего на материале похищения Бетти Лемоу.

Не собираешься ли ты в ближайшее время, снова приехать в наш город?

Твой Джо».

– По-моему, этот Джо довольно развитый, – с уважением сказала Эйприл, откладывая письмо в сторону. – Жаль, что он помогал Флоре в ее грязных интригах.

– Может, он делал это неосознанно? – предположила Дина. – Наверное, думал, что это обычная – дружеская переписка и безобидные сплетни. Очевидно, они были знакомы поверхностно, и миссис Сэнфорд в поисках информации писала ему невинные на первый взгляд письма. Что-то в таком духе: «Я познакомилась с очаровательной соседкой миссис Мариан Карстерс. Думаю, возможно, она под псевдонимом Мариан Уорд…»

Эйприл несколько раз задумчиво кивнула головой.

– А как хитроумно она вытянула из него историю этого бедного мистера Дегранжа! – сказала она и со вздохом добавила: – Знаешь, наверное, в том номере «Настоящих криминальных загадок» упоминалось о Мариан Уорд, журналистке, уволенной из редакции за резкую критику полиции, поэтому мамочка не позволила мне это читать.

– Вполне возможно! – согласилась Дина и прищурилась. – Убийство Флоры Сэнфорд как-то связано с делом о похищении Бетти Лемоу. Миссис Сэнфорд хранила документы, где упоминалось об этом деле. Она вышла замуж за Уоллеса Сэнфорда, или за Уильяма Сандерсона. Фрэнка Райли, подозреваемого в участии в том преступлении, убили на этой вилле вчера ночью. Миссис Сэнфорд также пыталась узнать, является ли наша мать той журналисткой, которая когда-то интересовалась тайной Бетти Лемоу.

– И какой из всего этого вывод? – спросила Эйприл.

– Такой, что если мамочка… а вернее мы от ее имени найдем убийцу Флоры Сэнфорд, возможно, тем самым мы разгадаем тайну смерти Бетти Лемоу, и это будет неслыханная сенсация. Подумай, какая это будет реклама для мамочки!

– Мисс Карстерс, – с уважением сказала Эйприл, – вы настоящий гений!

– Благодарю за столь высокую оценку, мисс Карстерс! – ответила Дина. – Но давай продолжим чтение. Может, мы найдем новые улики.

Следующее письмо в пачке было не подписано, и в нем говорилось:

«Фрэнк выходит на свободу в ближайший вторник. Советую тебе быть осторожной. Он может обратиться к отцу этой Лемоу. Ты поступишь предусмотрительно, если отправишься в длительное путешествие. Желаю успеха».

– Вот доказательство того, – сказала Дина, – что Флора Сэнфорд была замешана в дело о похищении Бетти Лемоу.

– Мы знали и без этого доказательства, – ответила Эйприл. – Наверное, она использовала этого Райли как исполнителя, впрочем, возможно, и других людей тоже. Но, очевидно, он не получил слишком много денег, если через год ограбил банк, за что отправился в тюрьму.

– Пятнадцати тысяч долларов, поделенных многочисленной компанией, не хватило надолго, – заметила Дина.

Эйприл показала на письмо.

– Очевидно, у Фрэнка Райли была какая-то причина обижаться на миссис Сэнфорд, – заявила она.

Они нашли также письмо одной сиделки, нанятой богатой дамой в качестве компаньонки. Сиделка отчаянно умоляла, чтобы миссис Сэнфорд не говорила работодательнице, что представленные ею рекомендации были поддельными. Она обещала присылать миссис Сэнфорд каждый сэкономленный цент, если сохранит за собой это хорошее место… Были письма какого-то юноши, который не хотел, чтобы его родители в одном из восточных штатов узнали, что он работает барменом. Были письма банковского служащего, ранее в другом городе и под другой фамилией осужденного за подделку подписи. Была наконец вырезанная из какого-то иллюстрированного журнала фотография и биография восходящей молодой звезды Полли Уокер, а также несколько ее писем.

Согласно этой биографии, осиротевшая в детстве Полли воспитывалась в роскошном пансионате для девушек из лучших семей, а когда ей исполнилось восемнадцать лет, отправилась покорять Бродвей и, начав с маленькой роли, вскоре стала звездой.

Первое из подколотых писем было написано на фирменной бумаге солидной адвокатской конторы.

«Уважаемая миссис!

Я действительно был опекуном Полли Уокер до ее совершеннолетия, другими словами, до прошлого года. Благодарю за то, что вы проинформировали меня о сплетнях о моей воспитаннице. Надеюсь, вы не откажетесь пресечь эти сплетни, во имя тех дружеских чувств, которые вы испытываете по отношению к Полли…»

– Но миссис Сэнфорд вовсе не испытывала дружеских чувств к Полли! – воскликнула Дина. – Совсем наоборот…

– Не перебивай, читаю дальше, – сказала Эйприл.

«К сожалению, эти сплетни соответствуют истине, хотя и не во всех подробностях. Отец Полли не был осужден за убийство своей жены и матери Полли. Ее мать умерла от воспаления легких, когда Полли был всего год, и тогда же отец доверил мне опеку ребенка, так как не хотел, чтобы она выросла, запятнанная именем Бена Шварца. Возможно, вы помните этого скандально известного короля шулеров и контрабандистов, который сегодня отбывает пожизненное заключение в тюрьме Ливенуорт. Перед тем как его посадили, он передал мне все состояние, которым распоряжался, на воспитание и образование Полли.

Надеюсь, вы не откажетесь сделать все, что в ваших силах, чтобы не допустить распространения этих сплетен и сохранить в тайне грустную правду.

Это могло бы не только поломать карьеру девушки, но и нанести ей болезненную рану, напоминая по прошествии стольких лет о трагедии детства…»

Под этим письмом, девочки обнаружили две коротких записки на светло-розовой бумаге.

«Уважаемая миссис!

Конечно, я с удовольствием навещу вас в понедельник в два часа дня.

Полли Уокер».

И другая записка:

«Уважаемая миссис!

Я раздобыла требуемую сумму и явлюсь с деньгами в среду.

Полли Уокер».

Дина и Эйприл посмотрели друг на друга.

– В среду убили миссис Сэнфорд, – сказала Дина. – Полли впервые навестила ее двумя днями раньше. Миссис Сэнфорд показала ей письмо этого опекуна и, наверное, предложила купить это компрометирующее доказательство. А потом, в среду…

– Нет, ведь миссис Сэнфорд, уже не было в живых, когда Полли приехала туда, – напомнила ей Эйприл.

Дина со вздохом засовывала письма обратно в большой конверт.

– Все это ужасно запутано, – сказала она. – Но одна вещь особенно удивляет меня. Помнишь, того молодого человека, о котором писали в газете?

– Фрэнка Райли? – спросила Эйприл.

Дина отрицательно покачала головой.

– Нет, другого. Того, который в соответствии с показаниями вероятного свидетеля признался, что миссис Сэнфорд шантажировала его, но у него было железное алиби. Его звали Руперт ван Дьюсен. Почему в бумагах миссис Сэнфорд нет ничего, что бы касалось этого человека?

– Послушай, Дина… – сделав глубокий вдох, начала Эйприл, – …я наконец должна тебе сказать кое-что…

Однако она не успела признаться, потому что в этот момент внизу раздался энергичный стук во входную дверь. Дина вскочила с места, засунула конверт в мешок для белья и бросилась к лестнице.

– Они разбудят мамочку! – сказала она.

– Внизу есть Арчи, – успокаивала ее Эйприл, мчась за сестрой.

Они услышали скрип открываемой входной двери. У подножья лестницы уже поджидал Арчи.

– Копы! – доложил он.

На пороге стояли лейтенант Билл Смит и сержант О'Хэйр, оба запыхавшиеся и озабоченные, а сержант даже очень бледный.

– Где ваша мать? – спросил Билл Смит.

– Мамочка спит, – ответила Дина. – Она работала всю ночь и прилегла только после завтрака.

– Ах, так! – сказал ошеломленный Билл Смит.

– Скажите, девочки, – вмешался О'Хэйр, – вы все утро были дома?

Обе девочки кивнули, Арчи присоединился к слаженному хору.

– Мы не выходили за порог ни на минутку!

– Может, вы заметили… – Билл Смит замолчал и нахмурился. – У нас имеются основания полагать, что кто-то посторонний крутился сегодня в округе. Кто-то проник на виллу Сэнфордов. Вы не слышали и не видели ничего подозрительного?

Дина и Эйприл сначала посмотрели друг на друга, потом на полицейских.

– Здесь не было ни души, – заверила Эйприл. – Кроме вас, мы не видели никого постороннего.

Билл Смит вытер пот со лба.

– Ну что ж, спасибо. Мы хотели проверить..

Уходя, О'Хэйр сказал лейтенанту:

– Говорю тебе: это дело рук сумасшедшего. Другого объяснения этой загадки нет.

Эйприл подмигнула Дине. Дина подавила взрыв смеха. Арчи, подпрыгивая, начал допытываться:

– Что – это, ну, скажите, что – это?