Текст книги "Убийство по-домашнему"
Автор книги: Патрик Квентин
Соавторы: Крейг Райс,Мэри Барретт
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)
Теперь я понял, почему она и Селена так легко согласились с планом Марни спрятать меня в вилле доктора Крофта. Им, в первую очередь, нужно было успокоить меня, так как они знали, что прежде чем дело дойдет до реализации каких бы то ни было планов, меня уже не будет на свете.
Марни с самого начала была права. Френдов можно было охарактеризовать только одним словом: дьяволы.
Это письмо написала Селена. Слово «зачемже» неопровержимо указывало на это. Однако это не означало, что она действовала в одиночку. Я мысленно представлял себе лицо миссис Френд, обнаруживающей за рамкой фотографии письмо, когда инспектор Сарджент склоняется над моим мертвым телом. Я видел его так отчетливо… С мокрыми от слез глазами она читает дрожащим голосом письмо и шепчет: «Бедный мальчик… мой бедный любимый мальчик!»
В письме упоминается, что я не буду ждать результатов вскрытия. Или другими словами… я должен совершить самоубийство раньше. Вероятно, сегодня вечером.
«Я выбрал совершенно безболезненный способ».
Они уже даже знали, каким способом убьют меня. Каким чудом я могу расстроить им этот план, если ничего, абсолютно ничего не знаю о нем!
Я неподвижно сидел в своем несчастном кресле, ясно отдавая себе отчет в том, что я совершенно лишен возможности самостоятельно передвигаться из-за гипса.
Я ощутил пронизывающий страх.
Внезапно до меня дошло, что плеск воды в ванной прекратился несколько минут назад. Я засунул письмо обратно в карман пиджака.
Я вспомнил вчерашние слова Марни: «Наступит минута, когда ты сам убедишься в том, кто такая Селена, и плача придешь ко мне…»
Марни… Да, Марни!
Дверь ванной открылась, и в комнату вошла Селена. Она завернулась, как в тогу, в пурпурную банную простыню; одно плечо у неё было обнажено. Светлые волосы она собрала высоко на макушке. Она была просто чудо! Она выглядела прекрасно – как римская императрица.
– Привет, дорогой, – чарующе улыбнулась она. – Вот твоя мнимая жена!
Но это не была моя мнимая жена. Это был мой плач.
Глава 22
Селена стояла в мягком свете лампы, находящейся на столике между нашими кроватями. Она вынула из портсигара две сигареты, закурила их, потянувшись через кровать, вставила одну из них мне в губы.
– Закури…
Она немного полежала на спине, с наслаждением потягиваясь на покрывале в серебристую и желтую полоску и не переставая улыбаться мне.
– Наша последняя ночь, – тихо сказала она. Села на кровати и подтянула колени к подбородку. Её лицо оказалось совсем близко от моего. Она нежно пощекотала губами мое ухо.
– Может быть, я позову Йена, чтобы он помог тебе раздеться и лечь? В этом кресле у меня к тебе нет совершенно никакого доступа.
Когда я выберусь из кресла и окажусь в клетке, дверца ловушки захлопнется, подумал я. Поэтому я ответил ей такой же улыбкой и сказал:
– Еще минуточку, Селена! Когда я сижу, я чувствую себя более мужественным.
– Ах, ты! – Она села ко мне на колени и обняла меня за шею. От неё пахло шампунем и нагретой простыней. – Тебе очень неудобно?
– Нет…
– Я не травмирую твою больную ногу? – Она гладила меня по щеке.
– Как ты думаешь… где может быть сейчас Горди? – рискнул я задать вопрос.
– Ох, Горди!.. Не будем говорить о нем. Кого это может интересовать? – Она смотрела мне в глаза, одновременно обрисовывая пальцем контуры моего носа. – Скажи мне, ты не считаешь, что Нэйт вел себя сегодня как ребенок?
– Ты так думаешь?
– Ну, весь этот скандал…
– Действительно.
– Надеюсь, ты не злишься, что я его поцеловала? Что бы там ни было, а он нам нужен. Я вынуждена быть с ним милой.
– Я не имею ничего против того, чтобы ты целовала Нэйта.
– О! Я бы предпочла, чтобы ты был против! – Она надулась. – Я хочу, чтобы ты ревновал меня. К каждому мужчине, который прикоснется ко мне. Любимый, будь ревнивым!
Губы Селены скользнули по моей щеке и страстно прижались к моим губам. У меня в голове промелькнула мысль: «Неужели это уже начало?!» Неужели это вступление к «безболезненному самоубийству»? Я подумал также о Марни, о молоденькой Марни, спящей где-то в другом крыле дома. О Марни, которая сказала «дьяволы».
– Любимый. – Губы Селены теперь были возле моего уха. – Когда все закончится, ты пришлешь мне письмо, хорошо? Напишешь, где ты. Ведь ты обещал мне. Или, может, не обещал?
– Конечно, Селена!
– О, я прекрасно знаю, что ты считаешь меня глупой… Что у меня куриные мозги. Ты сам мне это говорил. Наверняка ты будешь кричать на меня и издеваться надо мной… Но я прошу тебя, скажи «да».
– Я ведь уже сказал.
– Любимый!
Я взял её за шею и отодвинул её голову назад, так что мы теперь смотрели прямо в глаза друг другу.
– Знаешь, что тебя угнетает, Селена? Ты влюбилась в меня.
– Да. Я чувствую, что влюбилась в тебя.
Трудно в это поверить, но когда она так смотрела на меня, на её длинных ресницах заблестели слезы. Её очарование действовало на меня, как виски. Я размышлял над тем, что бы я чувствовал, если бы мог верить ей. Внезапно она скривилась.
– Какая я идиотка! Нужно что-нибудь выпить. Тебе я тоже дам.
Она спрыгнула с моих колен и выбежала из комнаты. Я чувствовал странную опустошенность, я был потрясен. Так значит, это и есть тот самый способ? Напиток? Старый испытанный способ – отравленный напиток? Собрав всю силу воли, я старался овладеть собой. Однако ситуация этому совершенно не благоприятствовала: женщина, которую ты почти любишь, должна тебя убить.
Мысль о Марни уже превратилась в какую-то манию. В эту минуту мне требовалось нечто большее, чем собственная хитрость. Мне требовался союзник. Могу ли я верить Марни? Она ведь тоже из семьи Френдов. Но кому еще, кроме неё, я могу верить? Я вспомнил её черные ироничные глаза и почувствовал себя немножко лучше.
Встреча с Марни должна состояться в тайне. Селена не должна об этом знать. На ночном столике у моей кровати стоял неубранный поднос с лекарствами, еще с тех времен, когда миссис Френд изображала мою сиделку. Я увидел маленькую коробочку со снотворным. Взял оттуда два порошка, а остальное с трудом положил на место. Развернул левой рукой бумажки и высыпал порошки себе на ладонь. Пустые бумажки спрятал в карман.
Тем временем вернулась Селена с напитками. Я с удовольствием заметил, что она принесла чистое виски. Улыбаясь, она подошла ко мне. Один бокал поставила на стол, а другой протянула мне.
– Выпей, любимый.
– Нет. Еще не сейчас.
– Почему?
– Сначала вернись на свое место, – сказал я, слегка постучав кулаком по коленям.
Она хрипловато рассмеялась. Поставила свой бокал на столик рядом с моим и уселась ко мне на колени. Моя левая рука находилась у неё за спиной, возле самых бокалов. Она сидела, повернувшись спиной к столику, и не могла ничего видеть. Селена прижималась щекой к моему лицу. Нежные шелковистые волосы щекотали мне ухо. Я насыпал белый порошок в свой бокал, размешал пальцем, а потом осторожно поменял местами бокалы. Сделать это было легче легкого.
– Любимый, – шептала она мне в самое ухо. – Как чудесно будет выбраться отсюда… Я не выношу всю семью Френдов. Никогда не любила их… – Она подняла руку, чтобы погладить меня по голове. – Я вышла за Горди только потому, что оказалась буквально на улице и думала, что он богат. Отвратительный спившийся тип. В самом деле! А Марни – это маленькая хитрая коварная крыса! Миссис Френд – фальшива, как кошка. Большая толстая кошка… – Она крепче прижалась ко мне. – Ох, любимый, как было бы замечательно вырваться от этих Френдов!
– Что ж, выпьем за это, – предложил я. – Чтобы вырваться от Френдов!
Она рассмеялась и, повернувшись к столику, взяла в руки оба бокала. Подала мне тот, который считала моим. Мы одновременно подняли бокалы вверх. Её темно-пурпурные губы приоткрылись. Я подумал: если в моем бокале был яд, то, значит, я убийца!
– До дна! – сказал я, и мой голос показался мне странно чужим и жестким.
Она подняла бокал к губам и выпила его полностью. Я сделал то же самое.
– Б-р-р! Ну и крепкое! – Она вздрогнула и поставила оба пустых бокала на столик. Когда она снова повернулась ко мне и обняла меня за шею, лицо у неё изменилось… оно стало серьезным.
– Знаешь, любимый…
– Что, Селена?
– Что я говорила это серьезно.
– Что ты говорила серьезно?
– Что люблю тебя. – Она коротко рассмеялась. – И что я действительно никого так не любила. Наверное, я в самом деле шлюха. Да, наверняка. Видишь ли… я… Я была бедной. – Она играла моим галстуком. – Я всегда считала, что мир должен обеспечить меня средствами к существованию. В принципе я презирала всех мужчин и старалась только использовать их в своих интересах. И тут вдруг… появился ты!
Я внимательно наблюдал за ней, зная, что вскоре произойдет. Лоб у меня от напряжения покрылся морщинами.
– Появился я… – произнес я.
– Ты – это нечто совершенно другое. Нечто совсем другое, с чем я еще не освоилась. Это почти, как боль, мой дорогой… как боль…
Глаза Селены, пристально глядящие в мои глаза, стали почти умоляющими.
– Скажи мне, это наверное, любовь… правда? Если даже болит, это должна быть любовь?
– Откуда мне знать?
Веки Селены опустились, словно внезапно стали тяжелыми, её взгляд затуманился.
– Но ты не любишь меня, правда? Смешно, но только сейчас я ясно осознала это. Забавно, правда? – Она рассмеялась странным неестественным смехом. – Но это неважно. Если кого-то действительно любишь, не думаешь о взаимности. Но ты меня желаешь. Я знаю. Я чувствую это. Это так, как в той песенке… Любимый, ты не считаешь, что это точно так, как в той песенке?
– Я не знаю, о какой песенке ты говоришь, Селена.
– Ну… песенка. Обыкновенная. Ты ведь знаешь песенки… Ну, такая, что… он может приходить домой, когда захочет… то есть мой парень, Джо… Синди Лу принадлежит Джо, так уж получилось, и с этим ничего не поделаешь…
Её губы нашли мои и крепка прижались к ним.
– Любимый… люблю тебя… люблю тебя… люб…
Я ощущал её тепло и вес; сквозь красную простыню я чувствовал её груди. Обнаженным плечом она касалась моего подбородка, руки все еще импульсивно обнимали меня за шею. Через несколько секунд я почувствовал, как её пальцы разжимаются. Руки безвольно скользнули по моей шее. Со слабым вздохом она откинулась назад и соскользнула с моих колен. Она лежала на ковре у моих ног.
Волосы Селены, собранные в узел на макушке головы, рассыпались и были похожи сейчас на зеленом фоне ковра на тонкие серебряные проволочки.
Она не умерла. Она спала.
Она не собиралась меня отравлять. И я её тоже не отравил.
Я почувствовал огромное облегчение.
Однако мои чувства к Селене были слишком сложны, чтобы сейчас размышлять над ними. Важной была только угрожающая мне опасность. Я объехал вокруг лежащей на ковре Селены и двух кроватей и направил кресло к комоду, где в ящике лежал пистолет Горди. С оружием в руках я чувствовал бы себя значительно увереннее.
Я выдвинул ящик, однако пистолета в нем не оказалось. Постепенно утрачивая надежду, я обыскал все возможные места, где он мог быть, не исключая небрежно разбросанной одежды Селены. Конечно, я ничего не нашел.
Теперь я четко понимал, что это не Селена, а кто-то другой собирался убрать меня «безболезненным способом». И что для этой цели он собирался воспользоваться пистолетом Горди. Горди, совершающий самоубийство собственным пистолетом! Что могло быть убедительнее для инспектора Сарджента?
Я выехал из спальни в коридор и тщательно закрыл за собой дверь. В коридоре было темно, но в окна просачивался лунный свет. Я легко передвигался по пушистому ковру, не нарушая ночной тишины. Доехал до поворота коридора, ведущего в другое крыло дома. Комната Марни была первой слева. Следующая дверь вела в комнату миссис Френд. Я заметил все это, когда мы с Марни шли к Йену.
Я тихо повернул ручку двери, ведущей в комнату Марни, и слегка её толкнул. Было совершенно темно. Я переехал через порог и как можно тише закрыл за собой дверь.
Подъехал вплотную к кровати Марни. Сквозь раздвинутые оконные занавески падал лунный свет. Я отчетливо видел молоденькое спокойное лицо спящей Марни. Слегка прикоснулся к её плечу. Она даже не шевельнулась… Я повторил этот жест и почувствовал, как она замерла под одеялом. Я знал, что она проснулась и сейчас громко закричит.
– Марни… это я… Не бойся… – тихо сказал я.
– Ты? – неуверенно спросила она. Повернулась на бок и включила ночник.
Черные волосы окаймляли её маленькое личико. Без грима она выглядела лет на пятнадцать. Она чуточку подозрительно смотрела на меня. Не менее подозрительно, чем я на неё. Нерасчетливая доверчивость могла стоить мне жизни.
Когда мы так смотрели друг на друга, я заметил возле неё что-то розовое, прислоненное к стене. Это был большой потрепанный матерчатый заяц с большими ушами. Марни спала здесь в темноте с игрушкой! Все мои подозрения развеялись в мгновение ока.
– Помнишь наш договор? – спросил я. – Я сказал, что когда Селена меня отравит, я приползу к тебе за противоядием.
Я вытащил из кармана письмо самоубийцы и бросил его на одеяло. Она вынула листок бумаги из конверта и, поднеся его к лампе, прочитала. Потом подняла ко мне побледневшее лицо.
– И ты… ты случайно это нашел?
Я рассказал ей обо всем с самого начала.
– Это написала Селена. Я понял это по грамматическим ошибкам. Ты говорила, что она что-то затевает. Видишь, что она задумала? Я должен совершить самоубийство сегодня ночью. Когда завтра явится инспектор Сарджент с результатами вскрытия, все будет прекрасно и гладко устроено.
Казалось, она не слушает то, что я продолжал рассказывать о Селене и исчезнувшем пистолете. Она сидела неподвижно, глядя на меня и судорожно сжимая в руке письмо. Внезапно она бросила его на одеяло и обвила руками мою шею.
– Слава Богу, что ты вовремя все сообразил!
Из её груди вырвался короткий всхлип. Молодые неопытные губы прильнули к моей щеке.
– И ты пришел с этим ко мне… В горе ты пришел ко мне…
Глава 23
Она прижалась ко мне всем телом, словно неожиданно исполнилась её мечта, в осуществление которой она никогда не верила. Несмотря на беспокойство, я чувствовал себя польщенным и одновременно слегка сконфуженным. В последнее время моя мужская гордость постоянно находилась под угрозой со стороны миссис Френд и Селены. Теперь, рядом с этим юным существом, дрожащим от тревоги за меня, я чувствовал себя увереннее. Так уж бывает в жизни. Те, кого мы любим, всегда предают, а те, о ком мы не заботимся, всегда готовы прийти на помощь.
– Не тревожься, любимая, – сказал я, гладя ее темные густые волосы, – ведь я еще жив.
Она подняла на меня испуганные глаза.
– Но ведь невозможно, чтобы кто-то был настолько подлым – сказала она.
– Но ты ведь говорила, что они дьяволы. Помнишь? И ты не ожидала этого?
– Никогда в жизни. Я знала, что Селена что-то затевает, но мне бы никогда не пришло в голову нечто подобное.
– И они при тебе никогда ничего не говорили на эту тему?
– Ну что ты! Ты ведь сам убедился в том, какие между нами отношения, и знаешь, что они никогда при мне не осмелились бы… – она вздрогнула. – И что же ты теперь собираешься делать? Обратиться в полицию?
– И позволить арестовать себя по обвинению в мошенничестве относительно Лиги Чистоты? Нет уж.
– Но ведь они попытаются убить тебя!
– Чтобы это сделать, им вначале нужно усыпить мою бдительность. А я бдителен, Марни. – Я улыбнулся ей. – И кроме того у меня теперь есть союзник.
Она ответила на мою улыбку слабой гримасой. Я видел, что она очень испугалась.
– Там спит мать, да? – Я показал на стенку.
– Да.
– Мне это не нравится… Может быть, в эту минуту она подслушивает нас… Давай переберемся в салон.
– Зачем?
– Чтобы посовещаться.
Она послушно встала и поискала босыми ногами потертые шлепанцы. На стоящем у кровати стуле лежал серый халат, наверное, ровесник Марни. Она торопливо набросила его на себя, чуть сконфуженно улыбаясь мне.
– Я не очень элегантна в частной жизни, – сказала она.
– Это даже лучше. Я научился не доверять элегантности.
– Но мне ты доверяешь?
– Думаю, что да.
Она задумчиво посмотрела на меня.
– Ты вынужден, у тебя нет выбора.
Она подошла к двери и высунула голову наружу. Потом кивнула мне, как заговорщик другому заговорщику, и я выкатил кресло в коридор. Марни быстро вернулась, чтобы погасить лампу и закрыть дверь. Она тихонько толкала кресло, катящееся по залитому лунным светом коридору в маленький салон. Именно здесь состоялся мой первый разговор с инспектором Сарджентом. Марни зажгла только одну лампу и тщательно закрыла дверь.
– Может, лучше запереть на ключ, – сказал я, вспомнив о пистолете Горди.
Она повернула ключ в замке, а потом, съежившись на стуле, внимательно посмотрела на меня. Она перестала подражать Селене. Теперь она была просто обычным ласковым ребенком. Такой она мне нравилась в сто раз больше.
– Ну? – выжидательно спросила она.
Я глубоко задумался. Теперь все казалось мне намного проще.
– Прежде всего, – начал я, – мы уже знаем из письма Селены, что она уверена в неблагоприятном результате вскрытия. Или другими словами, Селена знала с самого начала, что мистера Френда отравили. Когда после встречи с Горди ты вернулась в спальню отца, Селена тоже была там, верно?
– Да.
– Следовательно, существуют только две возможности: либо Селена вошла в тот момент, когда Горди наливал отцу слишком большую дозу дигиталиса, и сориентировалась в ситуации, либо они отравили его вместе. Это кажется мне даже более вероятным. Возможно, они сделали это даже без заранее обдуманного намерения. Мистер Френд заявил им, что намеревается лишить их наследства. Для доказательства этого он позвонил мистеру Петербриджу. Потом попросил лекарство. И тогда они дали ему слишком большую дозу.
Мысли путались у меня в голове.
– Когда все уже было кончено, они поняли, какой опасности подвергаются. Они не были уверены, что доктор Леланд подпишет свидетельство о смерти с диагнозом сердечного приступа. Наверняка не были уверены. Что же им оставалось делать? Если преступление раскроется, подозрение в первую очередь падет на Горди, который является паршивой овцой в семье и известен своими пьяными выходками. О'кей! Поэтому Горди делает вид, что уезжает в Лос-Анджелес на одну из своих эскапад. Если с доктором Леландом все пройдет гладко, он вскоре сможет вернуться. В противном случае спрячется так, чтобы полиция не могла его разыскать. Такой план, естественно, взваливает всю вину на Горди. Но это типично для Селены.
Марни молча слушала, неотрывно глядя на меня блестящими глазами.
– Доктор Леланд подписал свидетельство, – продолжил я, – однако на этом все не закончилось. Ознакомившись с содержанием завещания, Селена поняла, что никто из вас не получит ни цента, если не явится Горди. Пока что ему не угрожала никакая опасность, но тем временем к Нэйту в клинику привезли меня и Селена решила, что будет гораздо удобнее использовать для этих целей меня вместо Горди. После того как я уже сыграю спектакль перед Лигой и если преступление раскроется, я буду вынужден совершить самоубийство как Горди. При этом все будут довольны. Селена получит деньги. Горди будет в безопасности – он начнет новую жизнь в других краях, под другим именем… – Я помолчал. – Ну как, все сходится?
– Да, это похоже на коварство Селены, – сказала Марни.
– Следовательно, все сводится к одному: где сейчас Горди? Твоя мать действительно нанимала частных детективов, чтобы те разыскали его в Лос-Анджелесе? Или это только сказочка, сочиненная для моего бенефиса?
– Нет, она в самом деле велела его искать. Они приходили сюда к нам. Я сама видела двух подозрительных субъектов с сигарами.
– Это означало бы, что твоя мать не принимала участия в заговоре. По крайней мере, тогда еще не принимала. – Мне внезапно пришла в голову новая мысль. – Если бы Горди действительно был в Лос-Анджелесе, эти субъекты обязательно напали бы на его след. Следовательно, его там вовсе не было. Он должен быть в таком месте, откуда может контактировать с Селеной. Как тебе кажется? Есть только одно такое место… Где-то поблизости, где, однако, никому не придет в голову искать его…
Она смотрела на меня, не понимая, что я говорю.
– Не думаешь же ты, что он… в доме?
– Нет. Но он где-то неподалеку. Мать говорила мне вчера, что на задах вашего поместья есть какой-то старый дом, принадлежавший раньше фермеру, у которого отец купил ферму, когда поселился здесь. Тебе что-нибудь об этом известно?
– Конечно.
– Это где-то на половине старой дороги, по которой должен увезти меня отсюда Йен на виллу Нэйта?
– Да… все верно.
– А сегодня вечером, когда ты объясняла Йену, по какой дороге он должен меня везти, ты несколько раз повторила, что это дорога Горди. Помнишь? И когда ты упомянула имя Горди, Йен поставил крестик на твоем рисунке. Этот крестик означал именно тот старый дом?
Марни даже покраснела от волнения.
– Да, ты прав! Но каким образом Йен…
– Кто-то должен доставлять Горди еду, – сказал я, – и передавать известия от Селены. Ты сама говорила, что Йен сделает для каждого все, ни о чем не спрашивая. А если Селена и Йен… – Я не закончил фразу. – Готов поспорить на все, что угодно, что Горди все это время прячется в старом доме.
Марни вскочила со стула.
– А если… если дело обстоит так, как ты говоришь… то что?
– Потом мы подумаем над этим. Сейчас речь идет о том, справедлива ли моя дедукция. Любимая… Ты должна отвезти меня туда, и причем немедленно!
– Ты что, с ума сошел? – вскричала она. – В этом гипсе! Ты не сумеешь в таком состоянии даже сесть в автомобиль!
– Костыли, – сказал я. – Где-то в кладовке за библиотекой есть костыли. Мне говорила об этом твоя мать. А с костылями я смогу передвигаться самостоятельно.
– Но даже если Горди действительно там прячется, у него наверняка имеется при себе пистолет. Как ты будешь защищаться только одной рукой и костылем?
– Несмотря ни на что, мне это кажется более безопасным, чем сидеть и ждать, когда от меня решат избавиться.
Она взяла мою руку и крепко сжала её обеими ладонями.
– Прошу тебя, разреши мне поехать туда одной. Я знаю этот дом. Я выскользну незаметно и поеду по дороге, которая проходит за нашим домом. И посмотрю, есть там кто-нибудь или нет…
Я покачал головой.
– Нет. Это не ты в опасности. Я и без того упрекаю себя за то, что прошу, чтобы ты отвезла меня туда.
– Но…
– Послушай меня, детка. Ты хочешь помочь мне, правда?
Она резко вскинула голову.
– Конечно, хочу… Конечно.
– Тогда сделай то, о чем я прошу тебя. Беги оденься, принеси костыль и фонарик. Чем быстрее мы двинемся в путь, тем лучше.
Она была такая перепуганная, что я подтянул её к себе левой рукой и поцеловал в щеку.
– Будь послушна, Марни. Ну, беги!
Она неожиданно улыбнулась, весело, озорно. Потом повернула ключ в замке и тихонько выскользнула в коридор.
Головоломка укладывалась так быстро, что я был изумлен ясностью своей дедукции. Если Горди действительно прячется в этом старом доме, то наверняка он должен привести вынесенный мне приговор в исполнение. Я думал только о том, как именно. Может, он должен был прокрасться в нашу спальню и инсценировать самоубийство в кровати, рядом с Селеной? Но ведь ей самой сделать это было бы намного легче. Она сидит у меня на коленях, обнимает смуглыми руками, шепчет на ухо, что любит меня… Неужели она не захотела совершить убийство собственными руками? Неужели ей хватило на это порядочности?
Я огляделся в поисках какого-нибудь орудия защиты. На письменном столе у окна лежал нож для разрезания бумаги. Я подъехал и взял нож в руки. Это было что-то вроде стилета в кожаных ножнах, вероятно, памятка о войне на Тихом океане. Я вытащил стилет из ножен и проверил его пальцами. Он был острый. Я засунул его в карман и сразу почувствовал себя лучше.
Через несколько минут вернулась Марни. На ней были черный костюм и белая блузка. В одной руке она держала электрический фонарик, в другой – костыль. Я попробовал; через минуту я поймал равновесие. Опираясь на костыль левой рукой и волоча правую ногу, я мог кое-как передвигаться. Это требовало немалых физических усилий, но все же получалось.
Марни с сомнением смотрела на меня. Потом, по данному мной знаку, помогла мне сесть обратно в кресло и взяла у меня костыль.
– Все в порядке, – сказал я. – А теперь… в путь!
Марни пошла впереди, а я ехал за ней. Проходя мимо столика, она взяла стоящую на нем бутылку виски и поставила возле меня на кресло.
– Мне почему-то кажется, что это нам пригодится, – сказала она.
Она повела меня через библиотеку на террасу, а потом по покрытой гравием дорожке, ведущей к гаражу.
В лунном свете мы видели все окрестности, а поскольку гараж находился по другую сторону дома, чем комнаты Селены и миссис Френд, риск, что мы их разбудим, был невелик.
Марни вывела автомобиль из гаража. С её помощью и опираясь на костыль, я ухитрился кое-как втиснуться на переднее сиденье. Марни дала мне виски, положила костыль сзади, а потом откатила мое инвалидное кресло в тень, где никто не мог его заметить, даже если бы после нашего отъезда заглядывал в гараж.
Наконец она села за руль и вопросительно посмотрела на меня.
– Все в порядке, – заявил я.
Марни осторожно развернулась на покрытой гравием автостоянке и выехала на подъездную дорожку. Никто из нас не говорил ни слова. Мы молча ехали по старой неиспользуемой дороге, ведущей в направлении пустынных далеких гор.
Теперь я начал думать яснее и спокойнее. Я понял, что со стороны Горди мне угрожает не такая серьезная опасность, как я раньше себе представлял. Их план состоял в том, чтобы убрать меня так, чтобы у инспектора Сарджента не возникло никаких подозрений в том, что это не самоубийство. Другими словами, Горди не мог застрелить меня, особенно в присутствии Марни. У меня улучшилось самочувствие после того, как я втянул её в это дело. Моя схватка с Горди будет скорее схваткой интеллектов.
Дорога казалась мне бесконечной. Мы были в той части южной Калифорнии, где, проехав мимо последнего жилья, человек оказывается на другой планете. По обеим сторонам дороги тянулись заросли, а перед нами возвышались голые горы, напоминающие скелеты чудовищ доледникового периода.
– Тут где-то есть небольшое ущелье, – сказала Марни. – Здесь у фермера была плантация авокадо.
– Мы уже подъезжаем?
– Да.
– Погаси фары.
Несколько минут мы ехали только при лунном свете. Вскоре дорога повернула влево.
– Это здесь, – сказала Марни.
Мы подъехали ко входу в небольшой каньон. Перед нами в лунном свете белели неясные контуры какого-то дома.
– Останови здесь. Лучше, чтобы он нас не услышал.
– А ты сумеешь пройти такое расстояние с костылем?
– Я должен.
Мы увидели густой кустарник. Марни свернула с дороги и укрыла автомобиль в кустах. Она вышла из машины, подала мне костыль и, вытащив ключ зажигания, спрятала его в черный кожаный чехольчик, который держала в той же руке, что и фонарик. Я сунул костыль под мышку, а Марни помогла мне вылезть из машины. В лунном свете её лицо было бледным и напряженным.
– Ты в самом деле безумец, если собираешься идти с этим костылем, – обеспокоенно сказала она. – Ты разобьешься!
Я похлопал её по руке.
– Ни о чем не беспокойся. И прошу тебя, делай то, что я тебе скажу. Нас ждет нелегкое испытание.
Мы вместе начали медленно продвигаться по дорожке, ведущей к дому. Марни подпирала меня справа, что очень мне помогало. Белые контуры строения становились все отчетливее – я различал уже большой старый дом и прилегающий к нему домик поменьше.
– Это гараж, – шепнула Марни. – Тыльную часть дома переделали под гараж.
Все окна были темны. Дом выглядел вымершим. Казалось, сюда много лет не ступала нога человека. Мы подошли еще ближе. Замшелый деревянный забор отделял двор от окрестной пустоши. В заборе виднелась маленькая сорванная с петель калитка и широкий проем для въезда в гараж.
– Сначала гараж, – шепнул я.
Мы прошли вдоль подъездной дорожки; на траве мой костыль не производил ни малейшего шума. Таким образом мы добрались до гаража. Двухстворчатые ворота были закрыты. Марни удалось осторожно приоткрыть их настолько, что она смогла протиснуться внутрь. Она обернулась и помогла мне.
В гараже царила полная темнота, пахло затхлостью и пылью.
– Фонарик, – шепнул я.
Сноп света осветил гараж. Перед нами стоял автомобиль. Новый темно-синий кабриолет, который вряд ли можно было ожидать увидеть в брошенном доме. Марни сдавленно вскрикнула.
– Это автомобиль Горди, – сказала она. – Тот, на котором он уехал из дому.
Она подошла к капоту и через окно осветила внутренность автомобиля. Я последовал за ней. Ключ зажигания торчал на своем месте. Однако в автомобиле никого не было. Марни повернулась ко мне.
– Ты был прав. Горди должен быть в этом доме. – Её голос дрогнул. – Что будем делать теперь?
– В окнах не видно никакого света. Либо он спит, либо пьян. Сколько дверей в этом доме?
– Входная дверь и черный ход.
– А сколько комнат?
– Кухня, гостиная и спальня. В спальне стоит старый топчан.
– Знаешь, куда выходят окна?
Она кивнула.
– Отлично.
– Что будем делать теперь? – еще раз спросила она.
– Убедимся, дома ли он. Если он спит и мы не разбудим его, тем лучше.
– А что потом?
– Потом, – угрюмо сказал я, – ты убедишься в том, что твой брат преступник, а ваша невестка – преступница. Ты боишься?
Рука Марни нашла в темноте мою руку и крепко пожала её. Она выключила фонарик и медленно вышла из гаража. Я ковылял вслед за ней.
Она шла впереди меня, огибая гараж и направляясь к тыльной части дома. В лунном свете я различал три темных окна и едва заметную в густой тени дверь. Марни подошла к последнему окну с левой стороны. Мы заглянули внутрь. В лунном свете, падающем в окно, мы увидели небольшую скупо меблированную комнату. У одной из стен стоял старый потертый топчан, на котором лежал небрежно брошенный матрац. На нем никто не спал. Не было также видно никакой постели. Словно никто не приближался к топчану с того момента, когда предыдущий владелец выехал из дома.
Мы перешли к кухонному окну, а потом к следующему, в которое увидели гостиную безо всякой мебели. Три окна позволили нам осмотреть внутренность всего дома. Одно было ясно: там нет ни Горди, ни кого-либо другого.
– В гараже стоит его автомобиль, – сказала Марни. – Он не мог уйти далеко. Как ты думаешь? Может, он нас услышал и где-то спрятался? – спросила она, и я почувствовал, как она вздрогнула.
– Заглянем внутрь, – ответил я.
Она приоткрыла дверь, при этом заскрипели петли. За дверью находилась кладовка. Ей стоило немалых усилий провести меня через эту кладовку. Мы были в кухне. Здесь пахло тухлятиной и гнилью, словно где-то в углу лежала дохлая крыса.
Марни посветила вокруг фонариком. Никаких консервных банок, никакого мусорного ведра. Словом, никаких следов какого-либо жильца. В спальне – то же самое. С потолка до одного из углов топчана протянулась огромная паутина.