Текст книги " Камень третий. Дымчатый обсидиан "

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 43 страниц)

Глава тридцать вторая. Цветочный мёд

Дни пути тянулись неспешно, без происшествий. Для каждого наемника в караване это был просто подарок судьбы. И люди искренне радовались ему. Даже Невен и Золх, двое любителей рассуждать о маневрах, на которые способны веталы, как-то притихли и больше не поднимали сомнительную тему.

Неуместное, гнетущее чувство терзало одного только Кангасска. И он не мог этого объяснить. И причины найти не мог. То и дело он возвращался в своих мыслях к последнему прочитанному им письму Максимилиана и, кажется, начал понимать юного миродержца…

Предчувствовать беду среди всеобщей радости – высшая форма одиночества. Предчувствовать беду – как предчувствует осень березовый драк. Предчувствовать…

С чего бы? Ведь все хорошо! Дети тьмы не показываются и не пытаются нападать. Что же до отношения к Кангасску в караване, то оно изменилось к лучшему. Вначале Керто, Беввирре и Шонн, а потом и все остальные прониклись приятельской симпатией к Ученику миродержцев, быстро оценив, что, несмотря на странную репутацию, он очень душевный собеседник и честный малый.

Эанна полностью пришла в себя на второй день. Вид у чарги был потрепанный: в рыжей шерсти засохла глина, а о страшных ранах напоминали свежие рубцы на шкуре. Кангасск поначалу котенка, едва оправившегося от ран и последствий магического лечения, пожалел и решил работой не нагружать. Но когда Эанна принялась со скуки нарезать круги по лесу, шкодничать и, требуя внимания, игриво прихватывать хозяина то за штанину, то за голенище сапога, Кан понял, что чаржью живучесть он крупно недооценил, и решил призвать свою подопечную к дисциплине.

С этого момента Ученик миродержцев ехал верхом на чарге и тряску на спине тарандра вспоминал, как страшный сон. Иногда он сажал впереди себя Тимай; нести двоих Эанне было пока тяжеловато, так что через пару часов такой езды чарга упрямо останавливалась и, припав на передние лапы, начинала урчать и жаловаться. Тогда девчушка пересаживалась на тарандра или же, если караван двигался медленно, Кангасск спешивался и шел рядом, положив ладонь на холку чарги. Иначе никак: смирная и послушная рядом со своим хозяином, Эанна совершенно дичала в его отсутствие. Стоило отойти ненадолго, как она уже, рыча и поднимая шерсть на загривке дыбом, не подпускала к себе никого.

…Кангасск быстро научился понимать ее без слов. К примеру, взгляд, полный вселенской печали, означал, что котенка следует отпустить на охоту. Возвращалась Эанна неизменно сытая и довольная. От нее пахло кровью и мокрой шерстью, а рыжая шкура по обыкновению оказывалась заляпана свежей грязью, точно одёжка непоседливого ребенка.

«Все дети одинаковые,» – заметил однажды Керто Харадин, грустно улыбнувшись.

С неизменным терпением пожилой амбасиат каждый раз пытался завоевать доверие строптивой чарги. Все было безуспешно, конечно же: фырканье и рычание в награду за все труды. Но Керто лишь посмеивался над собой и кивал Кангасску. О даре Ученика он больше не упомянул ни разу. Зачем? Они уже друг друга прекрасно поняли – нет нужды трогать эту тему снова. Тем не менее, каждое слово, каждый жест выдавали Керто… Он был внимателен, отзывчив – видимо, то обстоятельство, что при всем желании, он ничем не может помочь Кангасску, не давало ему покоя. Кан искренне ценил заботу, конечно же. Но его проблем Керто разрешить действительно не мог.

…Как не хватало сейчас Учителя… Влады… Ее слова, ее взгляда, да хотя бы просто ее присутствия… Да и суровый непреклонный Серег тоже разрешил бы все вопросы одним махом… Или молодой – к моменту ухода, двадцатитрехлетний – Макс Милиан, не по годам мудрый парень, сказал бы что-нибудь дельное. Но они ушли. Оставив полный загадок Омнис; письма, стихи, книги… и светлую память – клеймо Ффара на душе последнего Ученика…

Дни шли… Старая дорога выбралась из болот – и вскоре вдали показался разрушенный Кириак. Само поселение давно разнесли по камешку, но небольшой, ощетинившийся сосновыми кольями форт, что помнил Максимилиана и финал семилетней войны, был цел. В пустых бойницах, точно в глазницах черепа, дремала тьма, а сквозь трещину, раскроившую стену надвое, сочился алый закатный свет.

Даже для Кангасска маленькая гордая крепость значила много, а уж люди воевавшие и вовсе остановили тарандров и, спешившись, склонили головы в память о последнем миродержце… великом полководце, поэте и человеке, имя которому – Макс Милиан Ворон.

Никогда еще Кангасску не доводилось слышать столько военных сказаний, как в этот вечер, под стенами кириакской крепости… Какие слова, горькие и искренние, звучали над пламенем костра! И как блестели глаза говоривших – словно в них стояли слезы.

И кто-то сказал: «Ты их наследник, Дэлэмэр. Ты наша надежда…» У Кангасска сердце дрогнуло, когда он это услышал, и тяжелое предчувствие вновь дало о себе знать… Что-то должно было случиться в ближайшее время. Неминуемо. Но сейчас, даже чувствуя всю тяжесть ответственности, что камнем легла на плечи, Кангасск уже не допускал мысли: «Я не готов»… Так бутон назарина не имеет права на сомнения – он должен цвести, стоит появиться первому лучу солнца: он задуман для этого, создан для этого, и выбора у него нет…

Путь от развалин Кириака до Нави занял еще четыре дня: смешно сказать, но дороги туда не было вообще. Потому и получилось так долго. Но удача хранила маленький караван, и затянувшееся путешествие никому не было в тягость. Особо суеверные (среди простых вояк, лишенных подсвеченных амбассой талантов, магической защиты и природного иммунитета Марнсов, таких полно) даже начали поговаривать о том, что удачу приносит Ученик миродержцев. Кан лишь горько смеялся над этим…

– …Мы будем в Нави на закате, – задумчиво сказала Кангасску Тимай.

Она сейчас ехала верхом на чарге, а Кан, по обыкновению, шел рядом. Не по годам серьезная и рассудительная, как все, кто зовет Марнадраккар своей родиной… и очень милая, несмотря на болезненную бледность лица: дань постоянной охоте на детей тьмы и подтачивающему силы кашлю. В ее глазах отражалось спокойствие бывалого воина и печаль, которую Кангасск сам до конца не понимал.

Тимай часто говорила с ним, но больше любила слушать. Возможно, впервые в жизни Кан чувствовал, что ему тоже есть что рассказать. Ему, проспавшему войну и шесть тяжелых лет послевоенного мира!.. Ему, увидевшему собственную дочь уже взрослой и знающему о ее детстве лишь из писем Макса!.. Ему – было что рассказать…

Когда закончились истории из жизни, подаренные кратким временем Ученичества, Кангасск, удивляясь самому себе, пустился в рассказы об иных мирах. Сигиллан, Саренга… и многие, многие другие. Они всплывали в памяти один за другим. Увиденные за тринадцать лет странного сна. Однажды, в силу своей доверчивости, Кан рассказал Тимай и про мир-первоисточник. Он и представить не мог, какой это произведет эффект… наверное, признайся он девчушке в любви и пообещай ей половину Омниса в подарок, восторг был бы меньше… Смутившись, Кангасск отвел взгляд – и увидел шагающего рядом Немаана: в глазах того тоже был восторг, но иного рода – как если бы к этому сильному чувству примешали что-нибудь не вполне достойное: жадность или коварство. Но это быстро прошло, и маг, рассмеявшись, шепнул Кангасску на ухо: «Осторожнее, Кан. Она и так уже пойдет за тобой на край света!» – и, крепко хлопнув друга по плечу, прибавил шагу; пару секунд спустя он уже беспечно болтал о чем-то с Киртом.

Странная печаль в глазах… «О Небеса… – вздохнул Ученик. – Не надо…»

Проницательность иллюзиониста Кангасска неприятно удивляла каждый раз. Этот знаток людских душ частенько бесцеремонно открывал чужие тайны и совершенно не понимал намеков на то, что этого делать не стоит.

«Она воин, хоть и кроха такая, – заметил Немаан вечером того дня, ни с того ни с сего. – Такие в бой идут с именем любимого на устах. А тебе она ничего не скажет…»

Спокойствие и печаль… Потому что этот день пути – последний…

– Рассказать тебе что-нибудь, Тимай? – ласково спросил Кангасск. Вечно быть причиной чужой грусти… таков удел последнего сына Сайнара, клявшегося в свое время ни за что не повторять пути отца.

– Нет, не надо, Кан, – покачала головой Тимай. Во всем караване Ученика Миродержцев звали так только она и Немаан. – Почему-то сейчас не хочется историй… хотя потом я буду жалеть об этом: тебя очень интересно слушать… Но лучше скажи, что ты будешь делать дальше? Останешься в Нави? Или пойдешь с караваном обратно?

– Честно говоря, не знаю, – Кангасск виновато улыбнулся и пожал плечами. – А ты?

– Я? – грустная Тимай улыбнулась. Не сказать, что улыбка вышла веселой, но глаза хрупкой девушки озарил едва уловимый внутренний свет. – Для начала я отведаю цветочного меда. А там видно будет.

– Цветочного меда? – с удивлением переспросил Ученик.

– Да, – бодро отозвалась Тимай. – Это традиция гильдии Астраха: угощать медом тех, кто прошел новый маршрут впервые. И тех, кто встретил пришедших. Будет праздник.

– Праздник? – сдержанно рассмеялся Кангасск.

– Ага. Потому к тебе просьба: не исчезай до конца праздника. Обещаешь?

– Обещаю.

Произнося это, Кангасск себя прямо-таки ненавидел. И отца заодно… А потом перед мысленным взором предстала безлунная ночь, где в дрожащем тумане мерцали десятки красных голодных глаз, и – хрупкая фигурка с коротким мечом, одна против всех… Хриплый, срывающийся голос, далекий, как эхо, прокричал в кишащую тварями тьму: «Кангааааск!!!»… и все пропало.

Осталось три года, девять месяцев, восемь дней… время пошло… И ничего нельзя изменить.

Марнс, даже юный, не боится смерти. Марнс смеется в лицо детям тьмы… Но как же все это несправедливо…

…Под порывами северного ветра скрипели древние сосны; алое солнце садилось за горизонт, окрашивая во все оттенки заката добротный деревянный город с высокой стеной, увенчанной смотровыми башенками. Нави принимал торговцев медового пути. Расцвеченный белыми Лихтами караван вошел в открывшиеся ворота под тихие приветствия встречающих и неуемный стрекот ночных сверчков.

И прежде, чем были расседланы тарандры и разгружен товар, в руках гостей и хозяев появились незабвенные березовые плошки, в которые каждому наливали прекрасного цветочного меду – кто сколько хотел.

– Дошли! – сказала Тимай, угощая своим медом Ученика миродержцев.

– Дошли… – машинально повторил он и пригубил тягучий сладкий напиток.

Нави обладал духом, чем-то похожим на дух старого Таммара. И это наводило на мысли…

Возможно, предсказание, посетившее Кангасска недавно, именно этому духу и обязано своим появлением на свет. И – ни один гадальщик не замахнулся бы на такое, – но Кан был слишком зол, чтобы оглядываться и размышлять: он сказал себе – так быть не должно! Не должно!

– Тебе не нравится мед? – Тимай заглянула Кангасску в глаза и поразилась тому, насколько дик его взгляд. – Ты морщишься…

– Мед прекрасный! – воскликнул Ученик почти с отчаяньем. – А ты… ты будешь жить долго и счастливо, Тимай! У тебя будет лучший в мире муж и трое прекрасных детей. А внукам ты будешь рассказывать о своих победах, об иных мирах и, может быть, о глупом Ученике миродержцев и о его рыжей чарге… Я говорю тебе, так будет!

– Ты… ты что… – сбивчиво произнесла Тимай и выставила вперед ладошку, призывая Кангасска успокоиться.

– Он гадальщик, – сказал чей-то строгий и недовольный голос.

Незнакомец стоял поодаль, скрестив на груди руки. Пожилой, но еще не старый; с курчавыми волосами и аккуратно подстриженной бородкой. Худой, высокий, он смотрел на Кана сверху вниз. Взгляд этого человека был непроницаем, и белые Лихты каравана дьявольскими огоньками отражались в его глазах. Оценивающе посмотрев на Кангасска, навийский гадальщик без всякого снисхождения подытожил:

– …И вправду – очень глупый…

Глава тридцать третья. Дух старого Таммара

– Я долго ждал, когда ты объявишься, – ухмыльнулся незнакомец. – И у меня есть к тебе разговор.

– После праздника, – хладнокровно ответил ему Кангасск.

– Что?! – с вызовом произнес гадальщик. Похоже, давно никто не разговаривал с ним так и подобное обращение задело его за живое.

– Я праздник человеку обещал, – не принял вызова Ученик миродержцев. Обернувшись к Тимай, он подал ей руку и повторил: – Так что – после праздника.

Лишним взглядом Кангасск высокомерного гадальщика не удостоил. Как и тот его – лишним словом… незнакомец просто развернулся и зашагал прочь, поднимая сапогами клубы городской дорожной пыли. Возможно, не стоило с ним ссориться, но Кан подобных ему с детства терпеть не мог и просто не удержался.

Праздник был весьма скромен. Разноцветные Лихты, которые маги каравана щедро развесили по всему городку; нехитрая музыка; и – много цветочного меда. Танцы были тоже, но желающих потанцевать оказалось всего десять пар: в городе было на удивление мало молодежи. В основном суровые, отмеченные аноком меллеосом воины, которые не очень-то охочи до подобных развлечений.

Пожалуй, и Кангасску больше подошло бы их общество, но он обещаний не нарушал. И танцевать пошел, несмотря на неподвижную правую руку и полное незнание танцев: чувство такта, как у всякого, кто умеет обращаться с оружием, у Ученика миродержцев присутствовало, потому, благодаря терпению Тимай, уже через десять минут Кан танцевал вполне сносно.

Что же до девушки, то она была просто счастлива. Даже вечная болезненная бледность, присущая народу Марнадраккара, отступила: на щеках Тимай появился румянец, и это ей очень и очень шло. А Кангасск смотрел на нее – и не верил самому себе: эта судьба не несла печати обреченности, смерти, горя… больше не несла. Оставалось радоваться… и – мучиться вопросом: «Что же я такое сделал?».

Праздник закончился тихо и мирно: без традиционного черного эля, к сожалению многих. Кирт, со свойственной ему суровостью, пообещал, что, как только между Луром и Нави наладится стабильная торговля, эль будет… как и многое другое.

Для отдыха караванщикам отвели небольшой дом, построенный недавно, по всем правилам Дикой Ничейной Земли – с обитыми железом порогами и рамами и множеством ухищрений, о большинстве из которых Кангасск узнал впервые. На комнаты дом не делился, в лучших традициях солдатских бараков времен последней войны, когда ополчение каждого города насчитывало тысячи и тысячи людей, которых только так и можно было разместить на отдых. Но никто не жаловался. Даже наоборот: крыша над головой, крепкие стены, теплая печь – а дело шло к осени (это уже чувствовалось и без предупреждений березового драка), потому ночи становились все холоднее. Что до Ученика миродержцев, то он уснул, едва его седая голова коснулась подушки. Так сладко он не спал уже давно.

Кангасск проснулся одним из последних: большая часть караванщиков уже разбрелась куда-то по своим делам. Торговцы сейчас наверняка развертывают навийское «медовое» представительство, улаживая все формальности, а простые вояки… что ж, эти, скорее всего, гадают. Как же это можно – в кои то веки прийти в город гадальщиков и не погадать!.. К тому же, человек – существо любопытное, этого не отнимешь.

Приподнявшись на локте, Кан увидел клубящийся за окнами непроглядный, молочно-белый туман. При мысли о том, какая сейчас на улице промозглая сырость, его передернуло. Благо, в доме кто-то догадался растопить печь, потому внутри было тепло и уютно. Прямо хоть ложись спать дальше!.. Трое вояк, похоже, так и сделали: решили отоспаться разом за все путешествие.

Кангасск уже размышлял над тем, не стоит ли последовать их примеру, когда почувствовал чужой взгляд. Он интуитивно обернулся: у самой печи, красный до кончиков ушей от ее жара, сидел Немаан. Драконью броню он снял, теплую куртку – тоже; линялая синяя рубашка была расстегнута, отчего взору открывалась внушительная коллекция боевых шрамов: похоже, облик Тартена иллюзионист воспроизвел до мелочей. Хайн, к примеру, у него выглядел более небрежно – Кан даже лицо его, серое и неприметное какое-то, успел забыть.

Немаан жестом подозвал к себе Кангасска. Неспешно, зевая и потягиваясь по пути, Ученик подошел и сел рядом.

– Доброго утра, дружище Кан! – вполголоса, чтобы не тревожить спящих, приветствовал его маг.

– Утро доброе, Немаан, – ответив улыбкой на улыбку, отозвался Кангасск.

– На улице такая дрянь, – пожаловался Немаан, – лучше не выходи.

– Да придется, видимо, – Ученик миродержцев с трудом подавил зевок. – Я ж сюда не отдыхать приехал. Про Занну надо порасспрашивать… да еще какой-то местный умник мне «разговор» обещал.

– Это не просто «местный умник», – беззвучно рассмеялся Немаан, – это местный царь и бог – Сейвел Нансар. Глава города Нави, в общем… – маг выдержал многозначительную паузу и, лукаво улыбаясь, добавил: – Как ты лихо его вчера! Прямо-таки спустил с небес на землю!..

– Он меня разозлил, – с досадой признался Кангасск. – Лезет не в свое дело…

– А что за дело? – полюбопытствовал Немаан. – Я подошел, когда вы уже препирались.

– Да так… – Кан замялся. – Я судьбу Тимай предсказал…

– Ох, Кангасск, Кангасск… – посмеиваясь, закивал маг. – Однорукий; седой, как старикан, а женщины все равно от тебя без ума… Завидую…

– Да чему тут завидовать! – буркнул в ответ Кан.

– …А вообще, со стороны Небес, это несправедливо – вручать такой дар закоренелому однолюбу, который к тому же во все тяжкие пускается, чтоб разыскать свою зазнобу! – по лицу Немаана было видно, что он едва сдерживает хохот.

– Эй, давай-ка тему сменим, – нахмурившись, настоятельно порекомендовал Кангасск.

– Предлагай! – беспечно всплеснув руками, отозвался Немаан. – Я тут выпил местной бражки, сыру с хлебом откушал, у печки пригрелся – могу теперь хоть весь день болтать о чем угодно!

– Расскажи мне об этом Сейвеле Нансаре, – попросил Ученик.

– Хе-хе, ты привык, что я ходячая энциклопедия Омниса? – поддел его Немаан. – Ладно-ладно, не злись. Сейчас расскажу, что знаю… Интрига тут ого-го, дружище. И лет ей тысячи две, не меньше. Дело было так: Таммар основали двое… Азария и Самберт, кажется так… и с тех пор их семья – Илианн – из поколения в поколение передавала свои секреты, простым смертным их не доверяли. А Нансары – потомки приемной дочери этой семьи. То есть, часть секретов им досталась от нее. Не знаю, чего они не поладили, но дочь та из семьи ушла, и с тех пор различают две династии: оригинальную – Илианн – и нансарскую. Нансарской где-то две тысячи лет. И все две тысячи лет они боролись за власть в старом Таммаре. Причем, правитель города всегда был простой гадальщик и никакого отношения к ним не имел. Предположу, что династии делили власть иного рода. Чем Нансары отличаются от Илианнов, я понятия не имею, но мира между ними не было никогда. Замечу: несмотря ни на что, оригинальная династия держала Таммар до самого последнего дня. Потому не удивляйся Сейвелу: человек до власти дорвался и загребает ее теперь обеими руками. Это мелкий тиран, со всеми вытекающими отсюда последствиями… – в завершение своего рассказа Немаан весело хмыкнул. Но, заметив, как посуровел Кангасск, спросил уже совсем другим тоном: – Кан? Все в порядке? Или я что-то не то сказал?

Отмалчивался Ученик миродержцев долго, с каждой секундой все больше напоминая готовый взорваться паровой котел. Пожалуй, Зига-Зига, как минимум, проорал бы какое-нибудь черное ругательство, чтобы выпустить пар, устроив попутно жуткое пробуждение всем, кому выпало несчастье спать неподалеку… Кангасск же сделал глубокий вдох и произнес с поразительным спокойствием:

– Что ж ты раньше не сказал…

– Не сказал чего? – Немаан несколько опешил от такого поворота событий…

– Про главу Нави… – Кан невесело усмехнулся. «И ведь Эдгари молчала,» – добавил он про себя. – Я бы знал, что Занну здесь стоит искать в последнюю очередь.

– Почему так? – иллюзионист задумчиво поскреб затылок.

– Она принадлежит к оригинальной династии, вот почему… – с досадой хлопнув ладонью по колену, Кан поднялся. Затем он прихватил теплый плащ и направился к выходу. – Пойду поговорю с местным тираном… раз уж пришел… – безрадостно сообщил он уже на пороге и, накинув капюшон, шагнул в молочный туман.

…В белом месиве тонули одинаковые улочки, разбегающиеся от центральной площади, словно спицы колеса. И окна домов испускали уютный рыжий свет, рассеивающийся в туманной дымке. Сырой холодный воздух заставлял то и дело покашливать и прочищать горло.

Мрыкнув, из-за угла гостевого дома выскочила Эа – лохматая, рыжая, вся в серебристых капельках туманной влаги. Одним прыжком догнав хозяина, она игриво боднула его в бок; Кан с трудом удержался на ногах. А ведь это просто котенок… и она просто играет!.. Преданности и послушанию такого могучего существа, как чарга, Ученик миродержцев не переставал удивляться.

– Пошли, кроха, – сказал ей Кан, потрепав за мокрый загривок. – Тут у нас пара слов к местному руководству…

Обзор в таком густом тумане был невелик, и с каждым шагом вперед взору открывалось совсем не много пространства, зато ощущаемый лишь носителем харуспекса особый пульс города «звучал» все отчетливее.

Смутное предчувствие теснилось в душе. По сравнению с ним вчерашняя неурядица казалась мелочью. В какой-то момент Кангасск осознал, что совершенно не злится на Сейвела. Что идет к нему с легким сердцем… Это было воистину неожиданное открытие.

– Дэлэмэр! – Кангасска окликнули. Из тумана выступили Кирт и еще двое торговцев. Настроены они были решительно.

– Да? – остановившись, спросил Кан.

– Тебе придется поговорить с Сейвелом, – ледяным тоном заявил глава каравана. – Торговое соглашение на грани срыва из-за вашей ссоры.

– Я как раз к нему, – спокойно ответил Ученик. – Что бы там ни было, думаю, мы решим это дело миром.

– Ты знаешь, куда идти? – Кирт подозрительно прищурился.

– Честно говоря, – хмыкнул Кан, – нет. Но с харуспексом я его найду, не переживай.

Повисла долгая пауза.

– Мне не нравится твой тон, Дэлэмэр, – угрюмо произнес Кирт и скрестил на груди руки. – Ты понятия не имеешь, чего нам будет стоить разрыв торговли с Нави. А Сейвел угрожает прекратить ее даже через трансволо, как было раньше.

– Тогда введи меня в курс дела, – предложил Кангасск, делая шаг навстречу, чтобы можно было разговаривать тише.

– Харуспексы. Они, Дэлэмэр… в них все дело… – понизив голос, сказал Кирт. – Сейчас, когда каждый взялся восстанавливать собственный природный стабилизатор, эти камни – самый ценный товар… Да, залежи холодного обсидиана остались в окрестностях Таммара, но камни, добытые оттуда, никуда не годятся. Они просто не действуют. Как их активировать, мы не знаем. Это один из секретов основателей Таммара, который передавался из поколения в поколение тысячи лет.

Пока обсидиан не активирован, он «спит» и не проявляет никаких особых свойств: ни гадальных, ни лечебных. Так вот: Сейвел и его дочь – последние люди в Омнисе, владеющие секретом активации обсидианов. А теперь оцени, Ученик миродержцев, – с нажимом произнес торговец, – чем грозит твоя вчерашняя глупость!.. Твой титул тебя не извиняет…

– Во-первых, они не последние, – уверенно заявил Кан, вспомнив о семье Занны, – есть еще один человек… – на лице Кирта отразилось тревожное недоумение. Кангасск тем временем продолжал: – А во-вторых, я все улажу.

Он кликнул чаргу и двинулся дальше, оставив Кирта размышлять над своими словами. «Кажется, я превращаюсь в несносного человека,» – с тоской подумал Кан. Он уже не помнил, когда успел так сильно измениться… и даже представить не мог, как оценила бы такую перемену Влада…

Вернувшись в своих мыслях к Занне, Кангасск попытался хотя бы предположить причину, заставившую ее скрываться от мира и стремиться быть забытой всеми… Дэлэмэр думал и так, и эдак, но никак не мог представить, что же могло сломить ту отважную, полную жизни девчушку, которую он помнил…

– …Сейчас придет тот, о ком я говорил, – сказал Сейвел дочери. – Иди впусти его, Миа.

– Да, отец, – послушно кивнула девочка и вприпрыжку направилась к двери.

Открыв ее, Миа Нансар увидела на пороге невысокую для взрослого фигуру, закутанную в видавший виды дорожный плащ. Кангасск замер с поднятой рукой: в тот самый миг он как раз собирался стучать в дверь.

Откинув капюшон, Кан небрежно пригладил взъерошенные седые волосы и улыбнулся встретившей его девчушке. Миа была удивительно похожа на своего отца… и отчего-то это сходство вспыльчивого правителя Нави и милого ребенка заставило Ученика миродержцев относиться к Сейвелу теплее.

– Здравствуй, – почти шепотом произнесла девочка и отступила в сторону, приглашая гостя зайти.

– Здравствуй, – мягко ответил Кан, переступая порог. Вспомнив о чарге, он обернулся и сказал светящимся в туманной мгле зеленым глазам: – Останься там, Эа: иначе затопчешь все в доме.

– Это твоя чарга… – девочка осторожно выглянула за дверь. Чистое, доброе любопытство в один момент заставило ее забыть все нелестные отцовские речи, касающиеся того, кто только что вошел в этот дом. – Пусть зайдет… Это не страшно, если она посидит в прихожей, правда. Жалко оставлять ее на улице в такую погоду… Я ей даже молока принесу…

В тонком голоске было столько надежды, что Кангасск возразить просто не смог.

– Заходи, кроха! – он махнул рукой чарге. Та не заставила себя уговаривать и, с топотом, пробежав мимо маленькой хозяйки дома, развалилась на соломенном коврике у печки.

– Какая славная! – восхитилась Миа, не сводя взгляда с диковинного зверя. – А можно ее погладить?

Эанна подняла голову и, требовательно посмотрев на Кангасска, фыркнула и прижала уши.

– Значит, так… – строго произнес Кан, погрозив ей пальцем. – Не трогать мебель. Не рычать. Не фыркать. Вести себя прилично. Ясно?

Чарга отвела взгляд. Это можно было перевести так: мне все это не нравится, но я, так и быть, послушаюсь. Что ж, прекрасно.

– …Думаю, можно, – ответил девочке Кангасск.

– Спасибо! – заулыбалась она. Но, будучи хорошо воспитанным ребенком, даже сейчас не забыла о своем поручении: – Отец ждет тебя в гостиной, – уважительно сказала Миа.

Повесив на крючок мокрый плащ и сняв сапоги, заляпанные грязью по самые голенища, Кан покинул прихожую.

В гостиной, застеленной роскошными меховыми коврами и освещенной лишь парой теплых Лихтов, его встретил выжидающий взгляд Сейвела Нансара.

– Приветствую, – сказал ему Кан. – Я пришел поговорить, как и обещал.

Сейвел медленно, угрюмо кивнул и опустился в мягкое кресло. Кангасск пожал плечами и остался стоять где стоял. Он ощущал ясно и отчетливо: сейчас Сейвел потихоньку преодолевает собственную неприязнь и готовится говорить бесстрастно и свысока, как и подобает правителю. Почему-то от подобной догадки стало смешно; Кан едва сдержался, чтобы не улыбнуться.

– Я хочу знать цель твоего визита в Нави, – выдал наконец Сейвел. И, подперев кулаком щеку, внимательно посмотрел на своего собеседника.

– А я хочу знать, что я тебе сделал, чтобы заслужить такое отношение. И как это связано с тем, что ты отказываешь «медовому пути» в торговле.

Говорил Кангасск Дэлэмэр уверенно, честно и без злобы. И чувствовал при этом себя совершенно свободно.

Ученик Влады и Серега, навсегда сохранивший память о них – великих, могущественных, никогда не требовавших преклонения и не говоривших ни с кем свысока… будет ли он пресмыкаться перед простым смертным?.. Нет. И унижать другого – тоже.

Видеть в любом человеке равного – не боясь его и не возвеличивая себя, – на это способны немногие. И это… всегда восхищает…

И Сейвел тоже взглянул на своего гостя совсем другими глазами.

– Садись, – пригласил он и указал на кресло напротив себя.

Кангасск пересек гостиную… В потрепанной за время похода одежде он уже здорово напоминал бродягу. Нансар это отметил, как и то, что, несмотря на свой жалкий вид, этот наемник держится спокойно и с достоинством.

В душу главы Нави стало закрадываться противоречивое чувство, называемое обычно уважением к врагу. В нем много от искренней симпатии.

…Прошествовав к креслу, Кангасск сел.

– Ты не похож на обычного последователя Крогана, – задумчиво произнес Сейвел

– Я вообще не его последователь, – с кислой улыбкой возразил Кангасск. – Скорее, наоборот…

– Вот как? – в голосе гадальщика зазвучали удивленные нотки.

– Я был у него в храме, – кратко поведал Кан. – Оттуда меня выгнали с позором как исчадие зла. А ученик Крогана еще и догнал меня на дороге и пытался убить. Так что я кто угодно, но не последователь. Ты не за того меня принял.

– Ты не врешь, – подтвердил Сейвел, хмурясь. Его харуспекс не давал повода сомневаться в услышанном. – Что ж, это несколько меняет дело, – навиец смягчился. – Я дам добро на торговлю: теперь я могу быть уверен, что пробужденные обсидианы к Крогану не попадут… по крайней мере, законным путем, – поморщившись, добавил он.

– Ты говорил, что ждал, когда я объявлюсь, – припомнил Кан. – Почему?

– Я ждал, когда Кроган решит ступить на мою территорию. И слышал, что у него есть ученики, достаточно отчаянные, чтобы это сделать, – Сейвел Нансар откинулся на спинку кресла и продолжил: – Он вещает о добре и зле все, что видит. И часто сам тащит зло за собой… Ты сделал то же самое.

– Тимай… – с горечью признал Кангасск. – Да… я знаю… Не удержался.

– Ты изменил будущее этой девушки, – сурово заявил Сейвел. И заговорил с жаром, словно о наболевшем: – То же обычно и делает Кроган: меняет судьбу своими предсказаниями. Говорит то, чего говорить нельзя, не нарушив незримого баланса судьбы… Есть вещи, которые, будучи узнаны не вовремя, ломают человека, оставляют его с чувством обреченности, толкают на необдуманные поступки… Глубинная природа этого явления вообще не ясна. Ясно одно: нельзя сообщать человеку то, к чему он еще не готов. В этом искусство и честь гадальщика. Как для врача, первая заповедь для него – не навреди!..

Твоя вина меньше, чем вина Крогана. Твои слова стали тем перышком, которое перевесило чашу весов в пользу чужого счастья. Ты уловил момент. Почувствовал? Повезло? Неважно… Теперь девушка останется жива. И проживет долгую и счастливую жизнь… Но ты не знаешь, даже не подозреваешь, что еще мог изменить. И чем это обернется.

– Понял… – Кангасск понуро опустил голову и добавил шепотом: – Многое понял…

…И он еще задавался вопросом, что могло сломать такого волевого человечка, как маленькая Занна, оставшаяся в его памяти!..

Гадальщики не заглядывают в собственную судьбу. Для них нет ничего страшнее… Но так случилось, что Занна в судьбе парня, пришедшего погадать к ней, увидела и свое будущее. Все так, как есть. И уже не было рядом ее мудрой бабушки, которая, увидев все то же самое, не сказала внучке ничего лишнего, словно лекарь, умеющий подобрать дозу сильного лекарства так, чтобы соблюсти баланс между лечебным действием и ядом.