Текст книги " Камень третий. Дымчатый обсидиан "

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)

Глава тридцать седьмая. Свидетель

Молодой инквизитор… раньше подобное звучало бы просто дико. Молодым до войны мог быть фрументар, ибо Алая Стража и Фрументария – отдельные структуры. Инквизитор же обязан для начала пройти все ступени Охотничьего мастерства, а это долгий путь.

Но война, где на долю боевого мага сражений за месяц выпадало больше, чем за год в мирное время, сместила все границы и заставила Охоту и Инквизицию сильно помолодеть. По ступеням Охотничьей иерархии молодежь уже не поднималась, а просто летела, порой перепрыгивая одну-две…

Суррон Тибальт никогда подобного не одобрял. Да, юнцы нахватались боевого опыта невероятно быстро. Да, боевые заслуги их велики… Да, почти весь старый состав Серой Охоты погиб в первые два года войны… Но: инквизитор – это не дикий файзул, гордо пересчитывающий свои бои, шрамы и трофеи. Инквизитор – это состояние души. И до него нужно дорасти.

Скрипнула дверь. Ронита Гарра, держа обеими руками целую гору пухлых папок и картонных футляров с кристаллами, вошла в кабинет и прикрыла дверь ногой, при этом изловчившись не потерять равновесия и ничего не уронить.

– Добрый день, Суррон, – прозвучал из-за кипы бумаг и коробок тонкий девичий голос, в котором, тем не менее, было достаточно уверенности и силы.

– День добрый, Ронита, – степенно ответил Суррон Тибальт.

Вот и живой пример «молодого инквизитора». Роните двадцать пять лет. Причем девушка явно чувствует себя на своем месте и даже общается с Сурроном на равных… И Ронита не одна в столичном отделении: молодежи в Инквизиции теперь очень много.

Суррон не раз и не два ловил себя на мысли, что все молодые инквизиторы напоминают ему фрументаров… иными словами, недавних детей, которым поручили слишком ответственную работу и дали многовато власти. Тем не менее, в сообразительности им не откажешь. Приходилось признавать, что эти люди, недалеко ушедшие от детства, обладают живым умом и порой спасают своими неожиданными догадками самые безнадежные дела. Да, и особенно поражает их неиссякаемая энергия: Суррон уже удостоверился, что порой двенадцать часов работы его молодые подчиненные – Ронита Гарра и Саарин Травель – выдерживают совершенно спокойно, тогда как самому Тибальту, инквизитору старой закалки, приходится поддерживать силы красной сальвией: возраст, все-таки…

– Что-нибудь произошло, пока меня не было? – спросила Ронита, попутно разбирая на столе дела и кристаллы. – Что-нибудь новое сообщили?

– Нет, – буркнул Суррон, с досадой вспомнив о том, сколько дней уже прошло впустую.

– Я тут решила поднять старые дела, – с оптимистической ноткой в голосе произнесла Ронита. – Рано или поздно всплывет что-нибудь, я думаю. Если хорошо искать, не бывает проблем без решения и вопросов без ответов!

– Бывают… – нахмурился Суррон. Ронита оставила в покое пыльные бумаги и вопросительно посмотрела на него. Саарин, собиравшийся войти в кабинет, остановился на пороге. – Бывают проблемы без решения и вопросы без ответов, – с горечью продолжил инквизитор. – Бывает и зло, которое всегда остается безнаказанным… что бы мы ни делали…

Я до сих пор иногда открываю дело с номером 1010, где среди погибших числится мой брат… За два года до войны целая боевая семерка и один студент погибли на границе Ничейной Земли при загадочных обстоятельствах; парня перед смертью пытали… и что бы я ни делал, как бы ни добивался правды, все было напрасно. И не потому, что искал плохо или улик было недостаточно. А потому, что те, кто стоит выше меня, были заинтересованы в том, чтобы убийца остался безнаказанным. Я просто уверен… Тогда каждое мое действие встречало со стороны Совета преграды или в лучшем случае равнодушие…

И таких дел много… Боюсь, это дело – такое же.

– Почему? – подал голос Саарин Травель. Кажется, он не совсем понимал, о чем речь. – Все только-только пошло на лад, мы нашли свидетеля…

– Кто свидетель? – усмехнулся на это Суррон. – Ученик миродержцев!.. Я даже на допрос его не вызвал, а пригласил…

– То есть, он может и не прийти?.. – Ронита скрестила на груди руки и исподлобья посмотрела на Суррона.

– Запросто, – мрачно усмехнулся тот. – Такая вот ирония. Три года Ученичества… по сути, самый «недоученный» Ученик миродержцев… ни маг, ни воин. Вы с Саарином запросто притащили бы его сюда за шиворот. Но ты сама представь, что будет, если тронуть Ученика… – инквизитор с особой иронией выделил последнее слово.

– Все равно. Даже если так… – категорично отозвалась Ронита. – Прийти и дать показания – в его интересах.

– Наследник миродержцев должен беречь свое доброе имя, – вторил ей Саарин. – Это вопрос чести.

– …Я не привык слишком полагаться на человеческие честь и совесть, – помолчав с минуту, сдержанно произнес Суррон. – Я слишком стар и слишком много повидал такого, что вообще отучит верить людям… Что ж… если есть на то воля Единого, пусть в данном случае я окажусь не прав, а вы – правы…

– К тому же, – сочла нужным добавить девушка, – быть может, Дэлэмэр и не замешан в этом деле.

– Быть может, – кивнул ей Суррон Тибальт. – Увидим…

Кангасск порядком поплутал по городу, прежде чем нашел здание, где располагалось столичное отделение Инквизиции. Сложенное из блестящего дымчато-серого камня, оно, тем не менее, не выглядело ни мрачным, ни хмурым и уж тем более не походило на крепость. Окна нижнего этажа были витражные и изображали сюжеты такой недавней, но все же ушедшей эпохи: здесь были Влада и Серег, и образно представленная система трех Хор, и первая война, закончившаяся появлением Кулдагана и закрытием Провала… пройдясь мимо этих окон, о многом можно было подумать, пожалеть, помечтать.

Здание закона и порядка рассказывало каждому прохожему славные моменты омнисийской истории, а часы на его башенке степенно отсчитывали время.

«Инквизитор – это состояние души…» – так писал Макс. Кажется, Кангасск немного его понял, проникнувшись особой атмосферой этого здания и крохотного парка рядом. Нечто притягательное, манящее, воодушевляющее…

…Знать бы только, откуда это противное жжение в груди. И почему, при всем искреннем восхищении, на душе так горько…

Они встретили Кана у дверей – моложавый мужчины лет тридцати и девушка, которой на вид едва ли сильно за двадцать («двадцать пять» – подсказал харуспекс безжалостно). Теперь Кангасск понял, что имел в виду Орестес Роум, когда в беседе вскользь упомянул о том, что Инквизиция и Охота здорово помолодели после войны…

– Я Ронита Гарра, – представилась девушка и кивнула в сторону мужчины: – А это мой коллега Саарин Травель.

– Кангасск Дэлэмэр, – кивнул Кан.

Несколько мгновений он изучающе смотрел на них, а они – на него. И каждый делал собственные выводы. Ученик, дав волю интуиции наррата и гадальщика, чувствовал настороженность Рониты и вполне благодушное расположение Саарина. Но, надо отдать должное этим двоим в форменных инквизиторских куртках, – ни одной эмоции не отразилось на их лицах слишком явно. Айгир, Ваннах, Орестес… даже стоя во главе Севера, эти трое до сих пор сохранили простую и искреннюю непосредственность, свойственную обычным боевым магам, привыкшим к взаимовыручке и взаимному доверию. Ронита и Саарин были другого склада. Несмотря на молодость, истинно инквизиторские черты у них уже присутствовали.

– Я пришел так быстро, как только смог, – предупредил назревающий у Рониты вопрос Кан. – Весть получил вчера.

– Хорошо, – девушка кивнула. – Суррон Тибальт ждет тебя.

Странно, но, плутая по Столице после совещания с братьями и сестрами, Кан представлял человека, с которым должен был встретиться, совсем иначе. Отчего-то ему казалось, что Суррон Тибальт должен быть чем-то похож на немаановского Тартена. Быть может, все дело в том, что Кангасск часто возвращался к Немаану в своих мыслях. Да, судьба столкнула его с этим бродягой-иллюзионистом совсем не надолго, но… просто Кан еще не зачерствел душой настолько, чтобы легко расставаться с людьми, которым многим обязан; которым доверял свою жизнь.

Влада и Серег – двое, что старше самого Омниса, – тоже не умели быть равнодушными… так стоит ли их последнего Ученика винить за это?..

…Итак, на загадочного Тартена Суррон Тибальт совершенно не походил. Ростом этот хмурый зеленоглазый старик был едва ли выше Кангасска; телосложением молодому оружейнику он значительно уступал. Должно быть, в молодости Суррон был крепок телом и ловок – низкорослые воины ловкостью обычно и компенсируют недостаток роста и силы, – но сейчас, когда возраст уже близился к веку, облик его стал… призрачным, чуть ли не полупрозрачным, иначе и не скажешь. Лишь яркие, зеленые глаза до сих пор блестели живо, свидетельствуя о светлом разуме и непримиримом характере этого человека.

Кангасск с некоторой иронией поразмышлял над тем, кем он сам выглядит для Суррона. «Недоучка. Калека. И подозрительный тип…» – подумалось. Мысленно посмеявшись над собой, Кангасск немного воспрял духом.

– Спрашивай… – пожал плечами Ученик, сев напротив старого инквизитора. Ронита и Саарин расположились поодаль, заняв пару откидных стульев у стены.

– Для начала тебе следует знать, что врать Инквизиции бесполезно, – сухо заметил Суррон.

– Я знаю, – просто отозвался Кангасск. – Мой Учитель – Серег – тоже был инквизитор…

Кан произнес это без всякого умысла, но эффект был… Ронита и Саарин многозначительно переглянулись. Тибальт же остался непроницаемо суров; комментировать сказанное он не стал и повел разговор дальше.

– Ты вызван по делу о пропаже Виля Ненно, Кангасск Дэлэмэр, – сказал инквизитор. Учеником миродержцев он Кана не называл принципиально, ясно давая тому понять, что перед законом равны все.

– Я немного знал Виля, – охотно отозвался Кан. – Еще до войны шел с его первым караваном в Хандел. В последний раз я слышал о нем от Саланзов из лурианского торгового представительства. Они мне сказали, что Виль пропал.

– И что ты ответил на это? – задал Суррон наводящий вопрос.

Кан мысленно ругнулся: инквизиторская манера задавать вопросы, на которые заранее известны ответы, его раздражала. К тому же, его явно собирались ловить на слове.

– Я сказал тогда, что два дня назад видел Виля и говорил с ним, – честно ответил Кангасск.

– Где ты видел его? – требовательно спросил Суррон.

– В таверне на торговом тракте. Я там остановился на ночлег.

– Кто еще был там?

Немаан… мелькнула шальная мысль. Не за ним ли охота? Даже если и нет, то, учитывая все его проблемы с законом, под магией правды он выдаст столько всего, что впору навеки отправиться на рудники… А значит, одно слово Кангасска может сейчас стоить человеку жизни. А ведь если бы не Немаан, Кангасск бы здесь не сидел: весьма сомнительно, что головорезы Кайсана пощадили бы его тогда…

И чему уступить? Закону? Совести?

«Нет, – решил Кангасск, – я не сделаю этого. Не знаю, как он поступил бы на моем месте, а я предавать друга не собираюсь…»

– Наемники Виля, – ответил Ученик совершенно правдиво, ибо Немаан к названной категории относился тоже, если вспомнить его рассказы.

Кажется, Суррон поверил. Кивнул.

Далее последовал трехчасовой разговор, где у бедного Кангасска была выспрошена каждая мелочь. Дотошного старика интересовало все, вплоть до погоды. То, что постоялый двор выглядел заброшенным, показалось ему особенно важным обстоятельством. Ронита и Саарин, услышав это, перебросились парой фраз.

К концу третьего часа Кан уже сидел, облокотившись на стол, и, понуро опустив голову, боролся с голодом и сном одновременно.

– Свободен, – сказал вдруг Суррон и, встав со своего кресла, отвернулся к окну, давая понять, что разговор закончен. – Ты можешь идти, Дэлэмэр.

– Подожди, – упрямо произнес Кан, наперекор своему желанию оказаться отсюда как можно дальше. В его усталом голосе вновь зазвучали решительные нотки. – Виль был моим другом. Я имею право знать, в чем дело?

– Что конкретно ты хотел бы знать? – бесстрастно осведомился Суррон, даже не обернувшись.

– Саланзы говорили мне о наемнике из каравана Виля… О парне, который сошел с ума…

– Да. Одижио Серевар. Тебе что-нибудь говорит это имя?

Суррон Тибальт обернулся: кажется, Кангасск вновь стал ему интересен.

– Ничего не говорит, – покачал головой Ученик. – Но я хотел бы его видеть….

Повисла долгая пауза. Три испытующих взгляда уставились на Кангасска. Чувствовалось, что молодые инквизиторы навострили уши, почуяв, что дело приобретает совершенно иной оборот. Но решающее слово все равно оставалось за Тибальтом.

– Хорошо. Даю добро, – изрек он после минутного молчания.

– Я отведу, – с готовностью произнес Саарин…

– …Кажется, моя теория провалилась, Суррон, – сказала Ронита, когда Саарин с Кангасском покинули комнату.

– Скорее всего – да, – заключил старый инквизитор и, скрестив на груди руки, обратил взор на витражное окно, изображавшее первую омнисийскую войну. Сквозь цветные стекла был смутно виден ухоженный столичный парк. Витраж делал его иллюзорно-пестрым. – То, что Дэлэмэр до сих пор жив – явное тому доказательство, – добавил Суррон задумчиво.

– Это даже к лучшему, – вздохнула Ронита. – Значит, это дело рук человека… или нескольких человек. Люди способны на ужасные вещи, но все равно – это просто люди… – она оборвала фразу. – Что-то не так, Суррон?

– Все так… – старик кашлянул. – И все-таки чего-то в данной истории не хватает… У меня плохое предчувствие. Не обращай внимание: кажется, с возрастом я становлюсь мнительным.

– Как скажешь, – с улыбкой отозвалась Ронита. – Думаю, следует подождать, какие новости принесет Саарин.

Глава тридцать восьмая. Потерянный во времени

Дом скорби – тихое место, и каждый камень здесь насквозь пропитан магией спокойствия и сна. Запах трав с «запахом» магии причудливо переплетаются в длинных коридорах, где немного тянет сквозняком и колышутся сонно зеленые занавески на окнах…

Стараясь ступать тише, Кангасск шел вслед за Саарином Травелем и пожилой женщиной – здешним лечащим магом, – которая представилась как Авира Кае.

– …Бедному парню нужен покой, – отчитывала Авира смущенного инквизитора по пути. Голос у нее был недовольный. – Дня не проходит, чтобы к нему не наведался кто-нибудь! Какое тут может быть лечение…

– Мы всё прекрасно понимаем, госпожа Кае, – сказал ей Саарин очень мягко и уважительно. – Но в данный момент Одижио – наш единственный ключ к тому, что произошло.

Видимо, он говорил это уже не раз: никакого эффекта дежурная фраза не возымела. Махнув рукой на учтивого молодого инквизитора, Авира обратилась к Кангасску:

– Скажи, сынок, – лукаво прищурившись, произнесла она, – ты действительно тот самый – последний Ученик миродержцев – или я что-то путаю?

– Действительно, – не удержался от улыбки Кан.

– В таком случае, если ты что-то сможешь сделать для бедного Одижио, сделай. Случай очень тяжелый… Но это просто просьба, – тут же уточнила она.

– К сожалению… – Кангасск всегда боялся давать людям ложную надежду, потому осудил себя жестоко и сразу: – Я всего два года был Учеником… строго говоря, я даже не маг…

– Скромность украшает, – заявила на это Авира, не желая слушать оправданий. Остановившись возле раздвижной двери, она обернулась к Кангасску и Саарину и строго предупредила: – Прошу вести себя тихо, молодые люди. И еще раз напоминаю: с душевнобольным человеком ни в коем случае не следует спорить.

Ученик и инквизитор, не сговариваясь, оба послушно кивнули.

Дверь вела в маленькую светлую комнату, почти без мебели; замкнутый сонный мирок, который делили между собой пять человек – двое мужчин и три женщины. Взгляды их, отрешенные от всего, тем не менее таили в себе безумие. Кангасск чувствовал его – так, как быстроногие кулдаганские ящерки чувствуют слабую дрожь земли, что предшествует землетрясению и не заметна для большинства созданий. Внутреннее горение присутствовало в каждом из пятерых, и лишь магия спокойствия держала его под контролем.

Авира подвела Кангасска и Саарина к худому смуглому парню, который беспокойно дремал в своей койке. Это и был Одижио-наемник…

Едва присмотревшись к бедняге, Кан поспешно приказал всем трем харуспексам замолчать… сразу – как только почувствовал, что чужие бредовые сны коснулись его собственного восприятия. Упаси Небо от такого!..

Если у обычного человека изможденный безумец Одижио вызвал бы жалость, то для гадальщика этот парень являл собой настоящий кошмар. Он казался существом, у которого все нити судьбы связаны в тугой, уродливый узел, где уже не различить ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, словно человек потерян во времени. Должно быть, самому Одижио так и казалось; вряд ли он смог бы внятно объяснить, кто он сейчас – мальчик, юноша или древний старик, – и какой на дворе год. Требовать от него вспомнить, что с ним случилось, – тем более глупо.

– Разбудить его? – осведомилась у Кангасска Авира Кае.

– Нет, – покачал головой Ученик. – Нет, не нужно… Скажи, – обратился он к Авире, – что могло вызвать подобное состояние?

Женщина нахмурилась и в упор посмотрела на Ученика.

– Я могу назвать тебе причину, – сказала она, бросив краткий взгляд на Одижио: тот тихонько постанывал во сне. – Подобные вещи с людьми делает магия правды в больших дозах. Нам не раз приходилось лечить людей, прошедших допрос Инквизиции, – без всякого снисхождения к стоящему рядом Саарину произнесла она. – Если использовалось больше четырех доноров, человека, как правило, уже невозможно вернуть к нормальной жизни. Вот это, – она простерла руку над больным парнем, – происходит с теми, кому насильно подняли на поверхность глубинные слои памяти… Лично я всегда считала подобный «допрос» пыткой.

Саарин шумно вздохнул и одарил долгим взглядом безликий белый потолок. Спорить с упрямой женщиной он не собирался.

Кангасск невольно поморщился: в груди жгло немилосердно, и мысли его посещали одна мрачнее другой. Происходило нечто очень и очень серьезное, но понять и осмыслить этого Кан все еще не мог. Не складывалась мозаика, никак не складывалась…

– Ты можешь помочь ему, Ученик миродержцев? – требовательный голос Авиры вывел Кангасска из забытья. – Можешь?

– Купите ему харуспекс, – неожиданно выдал Кангасск. Брови Авиры Кае удивленно поползли вверх. – Нити судьбы… – Кан закусил губу и пару раз щелкнул пальцами, пытаясь найти нужные слова. – Настоящее, прошлое, будущее… в представлении этого парня они перепутались. Харуспекс расставит все события по местам. Я просто уверен.

– Гадальные камни стоят очень больших денег… – с сомнением произнесла Авира.

– Это не важно, – отрезал Кан. – Обратитесь от моего имени к Центральной Сальватории. Или к Сейвелу Нансару из Нави. Харуспексы будут.

– Хорошо, – тихо произнесла женщина. Кангасску даже показалось, что в ее глазах промелькнул испуг… должно быть, он говорил чересчур резко… или что-то еще не так сделал… некогда было думать об этом.

…Оказавшись на улице, Кан встретил вопросительный взгляд Саарина. Молодой инквизитор ждал объяснений.

– Я его видел, этого парня, – сходу заявил Кангасск. – Вместе с Вилем и другими наемниками.

– Этого не может быть! – возразил Саарин, скрестив на груди руки. – Одижио нашли неделей раньше того срока, о котором ты говорил.

– Виль тоже пропал раньше… – напомнил Кан.

– Да… – вздохнув, согласился молодой инквизитор. – Похоже, я был прав… – он поддел ногой камешек, некстати оказавшийся на дороге, и кашлянул, устыдившись этого детского жеста, столь странного для того, кто носит форму инквизитора. – Все это смахивает на грандиозную иллюзию… Поглядеть бы на человека, который сумел сделать подобное… и знать бы, зачем…

…Немаан…

Кангасск уже промолчал о нем дважды. Обратного хода нет.

И это дело из стороннего неизбежно должно превратиться в личное.

«Чувствуется, при следующей встрече у меня к Немаану будет очень много вопросов… – почти мстительно подумал Кан. – Он задолжал мне немного правды, я считаю…»

«Письма к Кангасску Дэлэмэру

год 15006 от п.м.

ноябрь, 1, Файзульские степи

…У каждого человека есть свои страхи… Глупые, бессмысленные, скрытые…

Вот взять меня… Везде, где бы я ни жил, где бы ни останавливался, я приказываю выносить из моей комнаты всю мебель, или же выбираю для себя самый дальний, самый пустой чердак – и чтоб непременно окна были большие и без штор.

Я боюсь замкнутых пространств. Мне важна возможность в любой момент, обернувшись, увидеть небо. И нагромождение вещей тоже вселяет в меня тревогу.

Странно, да? Я убивал – людей; тварей; тварей, похожих на людей… Я многое видел и многого перестал бояться. И – до сих пор живу в полупустых комнатах.

Этого не было у Милиана Корвуса. И ни у кого из Девяти – не было. Это мое. Я принес неразрешенный страх с собой. Из „мира, где все началось“. Это его печать, дань тому, что я там пережил. И только там я смогу это исправить.

Иллюстрация… вот чем является то, что я рассказал. Потому это не просто досужая мысль, что зря занимает твое время, друг мой.

…Мы несем тяжкий груз. Все, кто сменил достаточно жизней; или живет одну слишком долго. Порой до корней своей беды добраться так сложно, что многие даже не пытаются.

Что до меня, то мне кажется, я тащу на плечах целую гору. Что-то я исправлю – здесь, а что-то – только Там… все к тому идет.

…Впервые за долгие годы я иду по земле, где небо огромно и просторно, как купол, и ничто не закрывает горизонта. Земля эта ровна, как стол; ее покрывают ломкие желтые и бурые травы: такова здешняя осень. Подобного простора я не видел уже давно; с ним сравнимо лишь открытое море, каким оно запомнилось Бале Мараскарану, когда тот покидал Черные Острова. Здесь легко и свободно дышится. Даже мне – угробившему легкие подчистую, как почти все Марнсы за эти несколько лет.

Впервые за долгие годы я не окружен многочисленной армией: со мной лишь двадцать воинов и Милия. Это тоже позволяет вздохнуть свободнее – и быть самим собой, не распыляясь на громкие речи и масштабные действия на полкарты. Здесь можно, не повышая голоса, говорить с каждым… я почти забыл, что это такое.

Моя миссия здесь – дипломатическая. И, ступая по файзульской земле, готовясь предстать перед файзульскими вождями, я чувствую, как во мне оживает память маленького Джуэла Хака… три года – те, что были до Черного Алтаря.

Я не знаю, что сказать на это. Я просто молча внимаю памяти трехлетнего человечка, погибшего ради замысла Гердона… ради того, чтобы в этот мир явился я…

…Чувство вины… похожее на снежный ком, оно лишь растет со временем.

Файзульские степи – всепрощающи и творят со мной настоящие чудеса… Но даже они не лекарство – лишь средство облегчить боль; дать еще времени; сберечь немного сил.

Однако я поднял голову и расправил плечи, почувствовав: я еще боец; я еще не догорел.

Даже не обижусь, если ты сочтешь все, сказанное выше, за минутную слабость, что никогда не была к лицу воину. Но что-то мне подсказывает, что ты этого не сделаешь… что ты и сам несешь давний груз на плечах и понимаешь меня.

Потому прими совет: если судьба нежданно предложит тебе короткую передышку, как предложила мне, подведя к мысли обратиться к файзулам за помощью, соглашайся.

Соглашайся, даже если душа требует борьбы, а в груди пылает непримиримое пламя. Подарки судьбы бесценны, Кангасск. И ты никогда не пожалеешь о потраченном времени.

Макс М.»

– Я ждал тебя к ужину, между прочим, – с легким укором заметил Орион Джовиб. Он стоял недалеко от входа в кухню, прислонившись спиной к стене; черный шелк рубашки сливался с густой тенью, и лишь белый дракон, раскинувший на груди вышитые ажурные крылья, был виден в полумраке.

– Знаю, – вздохнул Кангасск, устало проведя ладонью по лицу. – Прости… я ужинал с братьями и сестрами: давно их не видел… Когда еще соберемся все вместе…

– Ну и вид у тебя… – не дослушав, буркнул Орион и предположил: – Тяжелый день выдался?

– Ага, – кивнул Кан. – А еще я немного выпил…

– Ну прям! – Орион скептически фыркнул. – Выпил он!.. Не смеши людей: я-то знаю, тебе достаточно пробку понюхать.

– Стакан вина, – упрямо возразил Кан.

Джовиб махнул на него рукой. Видимо, не поверил.

– В общем, голова у тебя пока варит, – заключил он. – Я тут говорил с приятелем о твоей проблеме.

– И как? – с внезапно проснувшимся интересом спросил Кангасск; у него даже взгляд прояснился.

– Он сказал, можно попытаться поднять закрытые архивы, – неспешно продолжал Джовиб. – Дело в том, что одиночные гадальщики – все те, что не вошли в две первые волны ухода из Таммара, были учтены в списках… заинтересованных людей, – какое слово он этим заменил, можно только гадать, – которые пользовались их услугами в своих интересах. По таким гадальщикам должны были остаться архивные записи. Причем, не только в архивах Инквизиции, но и в архивах Теней. Мой друг предлагает составить список таких гадальщиков. Возможно, это даст тебе зацепку.

– Что он хочет за это? – хмуро спросил Кан.

– Я тоже его спрашивал, – усмехнулся в ответ Орион. – Он говорит, что ничего. Мол, надеется установить хорошие отношения с тобой. Кхм… дальновидный парень… В общем, если ты согласен, я даю ему свободу действий. Только учти: все это не вполне законно. Так что?

– Согласен… – не без досады произнес Ученик. – Сколько времени это займет?

– Думаю, месяца три-четыре, а то и больше, – прикинул Джовиб. – Работа предстоит нелегкая.

– Месяца три-четыре?! Это много!!! – Кангасск аж вскочил, но, спохватившись, взял себя в руки и медленно, со вздохом опустился на стул.

– Слушай… – Джовиб сделал пару шагов на встречу и, сев напротив друга, заглянул тому в глаза. – Ты весь на нервах. Хватит травить себя уже. И метаться по миру больше не надо.

Кангасск отвел взгляд. Орион был прав, это приходилось признать.

– Полетели со мной в Серую Башню, – по-дружески предложил Джовиб. – Я тебя с женой познакомлю, с сыном… и… хм… с тестем тоже.

– Ты женат? – удивился Кангаск. Слабая улыбка тронула уголки губ. – Я не знал… А сын… большой? И тоже Орион, согласно традиции?..

– Нет, – покачал головой Орион. – Сын у меня Лайнувер… Традиции я не ломал: мальчонка приемный. Десять лет ему сейчас. Когда я женился на Карине, ему было семь. Он полукровка, как твоя Милия. Отец его – Сейнор – изумрудный дракон; погиб во время войны, сына даже не видел. Я парня усыновил, даже фамилия теперь моя. Вот и получается, что первый сын у меня не Орион и не Зига… Ну да это неважно. Мы с Кариной ждем маленького, – Джовиб улыбнулся; какая-то тихая, светлая радость угадывалась в улыбке бывалого воина, и в тоже время грусть… – Орион… или Мералли.

– Я рад за тебя, – тихо рассмеялся Кангасск, совершенно забыв, как злился на все и вся каких-то пару минут назад, а потом, вспомнив письма Макса, задумчиво произнес: – Лайнувер… Знакомое имя.

– Мало ли на свете Лайнуверов… – нарочито небрежно отмахнулся Орион. Вряд ли он надеялся обмануть Кана этим жестом, скорее просто намекнул не трогать эту тему. – Так ты со мной? В Башню?

– Да, – твердо заявил Кан. – Судьба предлагает мне передышку, – он усмехнулся краем рта, – и я решил не отказываться. Спасибо тебе за помощь… Я дождусь этих списков.

– Ну, – Орион довольно расхохотался и развел руками, – собирай пожитки – отправимся завтра с утра; Ваннах как раз с рассветом встает, вот пусть и состряпает нам трансволо. Я тебе обещаю, ты и не заметишь, как пролетят все эти месяцы!

– Верю на слово! – отозвался Кан.