Текст книги " Камень третий. Дымчатый обсидиан "

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)

– Не могу обещать, – покачал головой Бриан. – Мало ли чем обернется дело. Но буду иметь в виду.

– Понимаю, – кивнул Кан и тяжело вздохнул. – Что ж… спокойной ночи. Завтра все кончится, так или иначе…

Сидя на полу, слушая спокойное дыхание спящих, созерцая висящий над ладонью Лихт, стигийским зрением чувствуя где-то вдали одинокий маячок неизвестного, Флавус был странно спокоен. Казалось бы, произошло тревожное, неожиданное событие, готовое перевернуть всю его жизнь… он рискнул оставить город без семи ветеранов, он поставил на карту свой пост командующего ополчением, да и жизнь – если окажется, что все догадки по поводу владеющего магией стига были верны… Откуда же такое спокойствие, безмятежное, почти счастливое?.. Флавус сам себя не понимал. Просто эти дни кардинально изменили что-то… что-то, что давно следовало изменить.

С грустной улыбкой он вспомнил, как провожала его Гравианна, необычайно взволнованная, искренняя… да, стоило обратиться в своих мыслях к дому, всегда вспоминалась именно она… и спокойно, без сомнений и колебаний решил: «вернусь – предложу ей стать моей женой; давно пора».

А статус командующего ополчением… ха!.. воистину, несчастный человек тот, кто цепляется за власть… шут с ним, со статусом…

Глянув на Кангасска, который спал, привалившись к пушистому боку своей чарги, Флавус вспомнил и о загадочном Кулдагане, на который за всю жизнь не взглянул ни разу, сколько ни мечтал.

…Давно, очень давно мир не казался бывалому Охотнику таким большим…

Лихт не пригодился этой ночью: Флавус так и не уснул.

Утро выдалось кристально-прозрачным, морозным: зима не спешила отказываться от своих прав на эту землю и в очередной раз давала весне бой. В небе, похожие на белые перья, плыли высокие, редкие облака. Ни снежинки не кружилось в воздухе… в такую погоду глазастые винтовки Сэслера правят миром…

Перед началом похода и Кангасску предлагали взять такую. Он отказался, не сумев толком объяснить, почему…

Одинокую черную точку – бредущего по снежной равнине путника – заметили через пару часов пути: по отношению к нему отряд Флавуса находился на возвышенности, что давало хороший обзор. Глянув в бинокль, Кан лишь пожал плечами: точка и точка, что тут еще скажешь. Что до Флавуса, то он прильнул к Глазу винтовки надолго. Самые нетерпеливые – Джелона и Нау – уже принялись ходить из стороны в сторону, точно волки в клетке, когда командир наконец-то решился дать ответ… Впрочем, ответ этот никого не порадовал: «Не могу разобрать. Надо подойти ближе».

Слово Спектора – закон… Подошли ближе. Теперь Кангасску в бинокль виделся уже человек: тот кутался в теплый плащ и брел по щиколотку в снегу. Харуспексы дружно молчали, впрочем, с некоторых пор Кан перестал обращаться к ним за советом…

На этот раз, когда Флавус опустил винтовку, вид у него был хмурый и – если чувствовать по-амбасиатски тонко – под маской этой скрывалась растерянность.

– Ну? – скрестив руки на груди, требовательно произнес Ирэй… на него с удивлением оглянулись остальные: пожилой Ирэй-Охотник был обычно столь молчалив и спокоен, что от него подобного нетерпения никто не ожидал.

– Ир, не нервничай так… – озадаченно произнес Горф, самый молодой из ветеранов отряда.

– Я не уверен… – Флавус Бриан сжал кулаки в невольном жесте отчаянья.

– Не уверен? – подозрительно прищурилась Джелона. – Как так?

– Не знаю… – мотнув головой, выдохнул Флавус. – Вроде бы человек. Но… не знаю…

– Не нравится мне все это, – проворчал Нау Тирран.

– Значит, так… – Бриан быстро взял себя в руки заговорил совершенно иным тоном. – Пусть даже это человек, Спектор, но у меня к нему есть куча вопросов, начиная с того, что он здесь делает. Задержать его нужно в любом случае. Так что сейчас пускаем тарандров… и чаргу… бегом и нагоняем его. Разбираться будем на месте. На подходе задействуем щит, чтобы не было никаких неожиданностей.

– Флавус, – подал голос Ученик.

– Что, Кан?

– Я не Сальватор, но… если позволишь, говорить с этим Спектором буду я…

…Он не пытался убегать и не метался на месте как человек, застигнутый врасплох: завидев, что к нему приближается отряд из восьми всадников, он просто остановился, спустил на землю тяжелую дорожную сумку и стал ждать. Молча наблюдал, как все они спешиваются, как семеро из них задействуют магический щит, а восьмой направляется к нему.

– Здравствуй, Кангасск, – с легким укором произнес путник, спокойно глядя Ученику в глаза.

– Немаан? – спросил тот, чувствуя, как наливается тяжестью ком в горле.

– Да, это я, – ответил путник. – Не узнал в гриме?.. один момент…

Он безмолвно провел пару магических манипуляций и предстал перед Кангасском в привычном облике… Немаан Ренн, только не столь потрепанный жизнью, как Немаан настоящий… Немаан Ренн, принявший амнистию и воевавший годами… Из-под плаща виднелась драконья браня работы Двэма Дэлэмэра, та, которую Кан видел еще на Тартене, когда шел с караваном в Нави.

– Здравствуй… Немаан… – упавшим голосом произнес Ученик.

– Какие у тебя суровые друзья-приятели, – не без иронии произнес Немаан, бросив краткий взгляд в сторону боевой семерки. – Сдается мне, они думают испепелить меня на месте. Или банально пристрелить…

– Нет… – попытался вставить слово Кангасск.

– Что – нет?!! – взорвался Немаан; несносный характер был все еще при нем. – Или я не знаю Сальваторов?!

– Не ори на меня… – сдержанно, но очень сурово предупредил Кан. Странно, но пыл иллюзиониста это чуть остудило.

– Я узнал, где твоя Занна, – сказал он тихо. – Не веришь мне, гадальщик? И харуспексам тоже?

Сердце глухо ухнуло; в груди стало горячо и больно… Даже если бы этот хитрец врал, надежда перевесила бы все равно. А так… судя по всему, он говорил правду.

– Но я жить хочу, – продолжал Немаан. – А заодно проверить, насколько ты мне друг…

– Кангасск! Отойди! – окрикнули Кана из-за спины; он обернулся.

– Не… не надо… – Ученик от волнения запнулся на половине фразы и, еще сам толком не понимая, что делает, заслонил собой Немаана. – Не трогайте его!

Теперь за спиной у Кангасска стоял Немаан, а сам он глупо пытался противостоять боевой семерке, закрывая собой того, кого считал другом… до сих пор!.. вопреки всему… Чистой воды безумие.

– Каковы наши шансы? – хохотнул за его плечом Немаан.

Кангасск не ответил. Вглядываясь в лица семерых магов, он пытался найти слова…

Горф, Ирэй, Лильна, Нау, Зенраш, Джелона, Флавус… они смотрели сосредоточенно и, казалось бы, бесстрастно. Но, будучи амбасиатом и гадальщиком, Ученик знал, что их сердца колотятся так же часто, как и его сердце, а чувства еще более противоречивы. И среди этих чувств есть страх… Миг – и Кангасск понял, кого они боятся: не бродягу-Спектора, не стига… а его, Ученика миродержцев…

– Они боятся тебя, – шепотом заметил Немаан. – Так что используй момент. Любой твой приказ будет исполнен, если подашь себя правильно.

– Ты стиг… – бросил ему Кан.

– Был, – беспечно отозвался иллюзионист. – Теперь предпочитаю называть себя человеком.

– …Кан, отойди! – крикнула Лильна. – Это стиг. Не верь ему!

– Зачем я тебе? – шепнул Кан, и не думая двигаться с места.

– А ты недоверчив! – усмехнулся Немаан и продолжил с вызовом: – Тогда я просто скажу тебе, где твоя Занна… если только это тебя держит, чтобы ты не шагнул в сторону…

– Кан, отойди! – повторил Флавус.

– Нет!

Страх – великая вещь… Где это видано, чтобы один человек, практически беспомощный в магии, сдерживал целую боевую семерку?.. А ведь если бы не Флавус, они бы так и не сдвинулись с места… Ученик миродержцев! наследник! что будет, если вызвать его гнев… не лучше ли не предпринимать ничего?.. или сделать так, как он хочет…

Флавус наплевал не все это и заставил себя увидеть ситуацию, как есть.

Не церемонясь, он выбросил вперед левую руку, отпуская в полет петлю левитации, и, поймав в нее Дэлэмэра, просто и бесхитростно сдернул его с места. В следующий миг он уже жал на курок, целя в лже-Немаана… Выстрел из тяжелого Баргеса, какой носят обычно охотники на стигов и детей тьмы, редко какая броня выдержит… И Двэм, делая свою, «драконью», рассчитывал на удар клинка, который будет соскальзывать по гладким стальным чешуям, а уж никак не на мощную огнестрелку…

Кангасск, связанный петлей, не сумел даже выставить руки – так и упал, проехавшись лицом по снегу; снег же, оттаявший два дня назад и теперь прихваченный утренним морозцем, превратился в колючее льдистое крошево, не преминувшее изрезать кожу в кровь…

Прогремел выстрел, отразившись далеким эхом в холмах близ довоенной Дэнки…

Кангасск оставил бессмысленные попытки освободиться и замер, растянувшись на снегу. Кричать, вырываться, пытаться что-то сделать?.. уже поздно. На смену отчаянью пришло холодное равнодушие – к миру, к себе, ко всему…

Петля ослабила хватку, а миг спустя исчезла совсем. Кан поднялся на ноги и, ладонью стерев с лица кровь, обернулся… Что он хотел увидеть? Мертвого стига, чтобы навсегда успокоить совесть? Или живого Немаана, человека…

Пропитанная кровью льдистая крошка напоминала россыпь крупных рубинов. Немаан, еще живой, лежал на спине и обеими руками пытался зажать рану на груди…

– Что это за существо?! – услышал Кангасск сдержанный возглас Лильны.

– Стиг, – безжалостно констатировал Флавус.

– Но… он умирает как человек, – развел руками Гроф и, прищурившись, подошел чуть ближе.

Эти слова вывели Кангасска из забытья. Решительно преодолев те пять шагов, что отделяли его от Немаана и оставив позади семерых магов, Ученик склонился над умирающим.

Ей-богу, если это и был стиг, даже сейчас он не отличался от человека… и лицо его выражало страдание, настоящее, не наигранное. У Кана сердце сжалось при виде него. И, как бы там ни было, Дэлэмэр чувствовал себя виноватым… виноват, не прав… а как, как он должен был поступить?!.

– Немаан… – шепотом позвал Ученик.

– Кангасск… – вымучив улыбку, протянул тот. Слова давались ему тяжело. – У тебя… такая сила, такая власть… а ты… эх… Нет, я знаю, о чем ты подумал! – предупредил стиг, уже не пытаясь скрывать того, что способен читать поверхностные мысли. – Не надо анок меллеос… я… я еще не настолько человек, чтобы лечиться им… и вряд ли… буду…

– Прости…

– Охо-хо! – Немаан кашлянул. – Прощение!.. Этого я никогда не умел… А твоя Занна…

– Ты вправду знаешь, где она? – без всякой надежды спросил Кан.

– Их две… – иллюзионист закрыл глаза и довольно улыбнулся. – И одна уже давно рядом с тобой. Ее и спроси, где другая…

Немаан затих… Протянув руку, Кангасск опустил капюшон на глаза покойному.

Поднявшись на ноги, Ученик обвел взглядом семерку. Боевые маги больше не скрывали своей растерянности; впервые за много лет они столкнулись с тем, чего не могли понять. И кто знает, что было для них более удивительно: стиг, использующий магию и незримый для чарги… или человек, скорбящий по стигу…

– Это стиг, глядите, кто сомневается, – хмуро произнес Флавус, кивнув в сторону лже-Немаана. – Тоже тает, как туман… все они такие…

На исчезновение погибшего стига Кангасск смотрел с тяжелым чувством… так чувствует себя каждый, кто начинает осознавать, что дело, за которое он сражался, – лишь пустой звук… и все, что казалось правдой, весьма далеко от нее…

Тело лже-Немаана таяло, расползаясь мутной туманной дымкой. Рубиновые россыпи его крови – тоже… Он весь был одна большая иллюзия иного мира; даже одежда и туго набитая дорожная сумка так же растворились в кристально-чистом воздухе весеннего дня. Лишь броня работы Двема Дэлэмэра осталась: Немаан не врал, что купил ее…

И последнее – стигийский камень. Перламутрово-блестящий, он беззвучно упал в снег, впитав последние струйки тумана. Глядя на этот камень, Кангасск ни за что не усомнился бы, что он живой. «Жизни» в нем, похожем на застывшую каплю, было даже больше, чем в горящем обсидиане с его красным нутром, пульсирующим в такт биению сердца носителя.

Опустившись на одно колено, Кан поднял камень и броню: та, за исключением развороченных на груди чешуек, была цела… Дэлэмэр сам не понимал, зачем так поступает, почему не может просто уйти и оставить все как есть… но возражать ему никто не стал.

Исцарапанного, покрытого коркой запекшейся крови лица коснулось лечебное заклинание. Подняв взгляд, Кангасск благодарно кивнул Ирэю. Тот лишь пожал плечами в ответ и, поразмыслив, с отеческой заботой добавил еще и заклинание успокаивающее.

Отряд Флавуса взял курс на Ивен.

Глава пятьдесят пятая. Серое с серебром

Россыпь стальных чешуек поблескивала на ладони. Одна большая, две средних и две малых. Работа тонкая, но Кангасск справился с ней ничуть не хуже, чем Двэм; не поленился даже потратить лишний день на то, чтобы вытравить кислотой тонкий извилистый узор по краю каждой. А уж с какой радостью он провел день в ивенской кузне, пока ковал и полировал эти пять чешуй да помогал потом местному мастеру в его работе! Он ничего, ничего не забыл за прошедшие годы; и левой руке молот был столь же послушен, сколь раньше – руке правой… Смешно сказать, а ведь было время, когда Кан почти ненавидел свое ремесло…

Пекло кузни, как ни странно, прекрасно остужает пыл. Горе, гнев… они буквально растворились в пламени и звонких, мерных ударах молота. Конечно, мучаясь с кислотой и узором, Дэлэмэр злился будь здоров, но… уже профессионально, а не так – разрушительно и жутко, как два дня назад. От такой злости руки не опускаются – напротив, тянет работать усерднее.

Двухдневное погружение в работу подействовало на Кангасска волшебным образом. Для начала – он вновь стал похож на самого себя… спокойный, немного задумчивый, терпеливо ждущий – как истинный Ученик миродержцев.

…Расположившись на кухне, Кангасск взялся чинить «трофейную» броню. Поврежденные чешуйки он снял, а дыру в самой куртке заровнял заклинанием ресторации. Чешуйки теперь можно было нашивать новые, чем Кан и занялся без всякой спешки, то и дело вытягивая шею и бросая взгляд на плиту, где на медленном огня тихонько булькал файзульский чай.

Флавус, заглянувший на кухню в поисках завтрака, с удивлением услышал:

– Доброе утро!

Взгляды старых друзей встретились. В молчании прошла добрая четверть минуты. Затем Кангасск отложил работу и, не глядя протянув руку, снял с огня ковшик с чаем.

– Доброе утро, Кан… – запоздало отозвался Флавус, присаживаясь за стол. – Больше не в обиде на меня, я смотрю…

– «Обида» – неверное слово, – возразил Кангасск и, разлив молочно-белый, источающий аромат пряностей файзульский напиток по кружкам, продолжил: – Я тебе благодарен, Флавус, правда. Просто я… как бы это сказать… выпал из реальности на пару дней.

– Понимаю… – Флавус кивнул. – Ты искренне считал Немаана другом. Не говоря уже о том, что раньше вообще не сталкивался со стигами… Впрочем, тут даже мы, ветераны, были в шоке. Это необычный стиг, более чем… Я сотни раз видел, чтобы эти твари принимали облик людей, любимых кем-то, и использовали эффект узнавания. Но чтобы они завоевывали доверие вот так, практически с нуля – это я впервые вижу. Да и умирал он… почти как человек…

– Значит, они изменились, – холодным тоном заметил Кангасск.

Флавус нахмурился, но вслух не сказал ничего, лишь шумно вздохнул и осторожно пригубил горячего чаю.

– Я думал об этом, – продолжил Ученик. – Чем их меньше, тем они умнее, как ты говорил… Возможно, то, что мы видим сейчас… – он помедлил. – …еще один этап их развития. Они становятся слишкм похожи на людей, если, конечно, Немаан не единичный случай. Но, как бы там ни было, сдается мне, он – как березовый драк – первый признак чего-то.

– Боюсь, это вопрос не ко мне, Кан, – покачал головой Флавус. – Ты бы лучше с Сильвией поговорил об этом.

– Я говорил с ней, – Кангасск тихо усмехнулся и развел руками. – Она ответила то же самое: что вопрос не к ней. Флавус…

– Да?

– Ты упоминал как-то, что Гердон Лориан в свое время серьезно занимался проблемой стигов…

– Да, – с некоторым удивлением отозвался Бриан; похоже, он успел забыть, что говорил это Кангасску.

– Где я могу найти его? – подавшись вперед, задумчиво произнес Ученик.

– В пригороде Столицы, – отозвался ивенский командир с плохо скрываемым пренебрежением. – У него там так называемая Академиа Палюстрис. Здоровенное такое здание со стеной и рвом, страшное, как моя жизнь… в общем, мимо не пройдешь.

– Эхе… – весело ухмыльнулся Кангасск. – Похоже, ты не очень-то любишь старину Гердона!

– Да ну его, старого пройдоху… – отмахнулся Флавус. – Давай лучше чай пить.

Прихлебывая сытный степной чай, каждый погрузился в собственные мысли. Что до Кангасска, то в своих размышлениях он все чаще возвращался к событиям двухдневной давности. Во всем безумии, произошедшем близ старой Дэнки, был момент… который не давал Ученику покоя до сих пор…

«У тебя… такая сила, такая власть… а ты… эх…» – голос умирающего лже-Немаана звучал в сознании Кангасска вновь и вновь. И каждый раз Дэлэмэр пытался ухватить за хвост ускользающий смысл этих слов, с завидным упорством видя в них больше чем пустое сожаление. Впрочем, все было бесполезно. Слова оставались просто словами…

Сдавшись, он отпустил беспокойное воспоминание, и, наверное, оттого невольно взглянул на все случившееся шире… Догадка пришла из ниоткуда, безжалостная и суровая…

– …А ведь они испугались меня, Флавус, – произнес Кан с болью и горечью.

– Кто? Ты о чем? – вскинул голову Бриан; видно было, что столь резкая перемена в настроении друга нешуточно насторожила его.

– Я о боевой семерке, – пояснил Кангасск.

– Это да, – ледяным тоном отозвался Флавус, в упор поглядев на него. – Мне тоже не по себе тогда стало, честно скажу… Ты мне как брат, Кан… но тогда я впервые осознал, кто ты есть и что ты можешь… Когда ты взял под защиту этого стига, я представил, что он мог натворить… Ты – наследник миродержцев. Знай: прикрываясь твоим доверием, дружбой с тобой, можно весь мир залить кровью. Не позволяй этого никому. И я не только о стигах говорю… Вообще никому.

– Не позволю, – клятвенно пообещал Кангасск.

«Письма к Кангасску Дэлэмэру

год 15004 от п.м.

апрель, 16, Дойр-Кандил, город Странников, Кулдаган

Мир, в котором ты родился, друг мой, – это удивительный мир. Можно потратить жизнь на то, чтобы попытаться проникнуть в его тайны. Я бы не пожалел…

Я здесь, среди людей, которые считают тебя своим, Кангасск, несмотря на то, что ты горожанин. Нарраты, Странники… Война мало коснулась их: раз отведав магии арена, Эльм и его армия с тех пор носу не казали за пределы Горного Кольца. Так что Локи, три тысячи лет назад забравший себе кусок Омниса вместе с ордой стигийских пауков, имел полное право смеяться над всеми опасениями моего отца.

Но смена эпох и для Кулдагана не прошла даром. Самое безопасное место в мире, он принял на себя совершенно особую роль теперь, когда Омнис вновь отведал стабильной магии…

Нарраты и Странники никогда раньше не строили городов. Воздвигая монолитный дом, чтобы отдохнуть в своих странствиях, они всегда возвращали его арену и шли дальше, оставляя за собой лишь следы на песке. Теперь есть город Странников, Дойр-Кандил. Ты жил в нем незадолго до нашей с тобой встречи, друг, и при тебе он, обреченный на возвращение в арен, еще не имел названия. С тех пор город обрел иное предназначение и не просто не обратился в первый аспект – он здорово вырос вширь и ввысь. Те, кто ходил в боевых семерках еще в эпоху хоровой магии, учат здесь, под защитой Странников, новое поколение Сальваторов.

Да, человека не научишь магии за месяц-другой. Взяв на обучение толпу новичков сейчас, мы получим боевых магов лишь через несколько лет, тогда как они нужны всегда…

Пусть учатся. Подождем. Эти два-три года, пока магия обретет прежние стабильность и силу, продержаться нам поможет старый резерв. Первой волной стали маги, освобожденные по моей амнистии. Они полегли в бою почти все. Я знал, что так будет, и они знали, но любовь к магии – безумная штука… Вторая волна идет сейчас – „переученные“. Не-боевых магов в довоенное время в Омнисе была тьма. И обучить их боевым заклинаниям и работе в семерках стало делом нескольких месяцев.

Усмехаюсь… то ли грустно, то ли весело… Знаешь, как выглядит теперь боевая семерка? Пять амбасиатов и два мага. Раньше магов было семь – и каких!.. Само предельное число человек в боевой единице – семь – раньше определялось иначе: уж таковы особенности человеческой психики, что больше семи человек не способны слаженно плести общий узор заклинаний и действовать как один. Сейчас же собственно магией из всех семерых пользуются лишь двое. Что до амбасиатов, то каждый из них – живой стабилизатор, и пять – критическое число для того, чтобы создать стабильное поле. Меньше – единого поля не будет. Больше – уже нет смысла: радиус поля все равно останется таким же – не может оно, естественное, быть радиусом больше десяти метров. А маги… Двое – минимум, который необходим (один атакует, другой защищает), и максимум, который сейчас можно выделить на каждую боевую единицу… слишком уж мало их осталось…

Новые семерки слабы, скажу сразу. Даже с учетом того, что многие амбасиаты взялись за изучение магии или соглашаются на магическое донорство (а оно теперь, как и любые другие заклинания, стабилизатору не вредит). Так что, как правило, начав бой парой разрушительных заклятий, все семеро хватаются за мечи и огнестрелки и превращаются в обычных солдат. Не хватает опыта. Не хватает сил. Да и два адских года с начала войны приучили людей доверять оружию и знахарским эликсирам больше, чем прочим средствам.

Скажешь, люди не знают всего этого? Знают. Но ни жалоб, ни возмущения я ни от кого еще не слышал. Напротив…

При всей немощности нынешних семерок, уже само возвращение стабильной магии оказало эффект взорвавшегося Зирорна: такого подъема боевого духа я никогда еще не видел. Одно это обстоятельство уже стоит того, чтобы дело, начатое в Дойр-Кандиле, было продолжено и доведено до конца. Каждый маг ныне – герой, будь он даже сопляк, умеющий лишь зажигать Лихты и огненные сферы, – все равно его чуть ли не на руках носят. Каждый ветеран, служивший Алой Страже или Инквизиции еще до войны – вообще легенда. А Дойр-Кандил… это сердце омнисийской надежды; что-то вроде несуществующего рая на земле. Посмеюсь еще раз: не знаю, кто пустил такой слух, но я то и дело слышу от своих солдат, что в Дойр-Кандиле спишь ты.

Я их не разубеждаю. Ни в чем. Даже в том, что победа не за горами. Вера нужна им, как воздух. Пусть верят, вопреки всему.

Жаль, я не могу так. Я предчувствую тяжелые и суровые времена. Да, мы находим новые силы и новые решения, но наш враг тоже не стоит на месте и, чувствую, ответ будет более чем достойный. Даже Дойр-Кандил не минует чаша сия… Потому любые попытки уговорить меня оставить в городе Странников Милию я пресекаю сразу.

Что-то грядет…

Макс М.»

«Не уезжай так сразу, Кан, – попросила его Гравианна, – останься на нашу с Флавусом свадьбу…»

Конечно, Кангасск остался. Остался, еще не подозревая о том, какая роль выпала ему на этом празднике…

«В Ивене нет церкви, – рассказывала Сильвия, перекладывая вещи в огромном шкафу: искала что-то. – Мы военный город. Командир ополчения у нас за всех: и за полководца, и за главного судью, и за священника… Да, Флавусу случалось благословлять брак. А теперь он сам собрался жениться, так что… – Сильвия Бриан закрыла шкаф и обернулась к Кангасску, зажав под мышкой серый сверток. – Так что я прошу тебя: благослови их с Гравианной… наследник миродержцев. Сам брат не решился попросить, но я знаю, что он будет рад…» – сказала девушка, протягивая сверток Дэлэмэру.

Ученик развернул его… Это был плащ, серый с серебром, какой носят жрецы Единого…

…Блики ффара смешались с бликами моря за бортом. Кан слышал протяжные крики чаек, круживших над дальним мысом, скрип корабельных досок под ногами своих моряков, их сдержанные возгласы… и – громче всего – частый стук собственного сердца.

Прекрасная, светлая, Она стояла рядом, рука об руку с ним. И Орион, сын звезд, облаченный в серое с серебром, раскрыл потрепанную книгу. Его хриплый, просоленный голос… слова свадебного напутствия… и Ее тихое «да» в ответ…

…Едва вынырнув из древней памяти, картина вновь растворилась в сиянии ффара…

Кангасск был ошеломлен. Он не смог ни слова ответить Сильвии – так перехватило дыхание, – но с твердой уверенностью кивнул, согласившись.

И, когда он, накинув на плечи плащ священника, держал в руках Святую Книгу Омниса и читал слова, старые как мир, слова те же самые, что и Орион читал Зиге и Мералли когда-то… сердце стучало так часто, словно хотело выскочить из груди.

Гравианна, Флавус, они стояли перед Кангасском, взволнованные, счастливые – и оттого прекрасные; и смотреть на них было одновременно радостно… и больно. Собственное одиночество – вот что отозвалось острой болью слева от сердца и заставило выступить слезы.

«Объявляю вас мужем и женой…»