Текст книги " Камень третий. Дымчатый обсидиан "

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 43 страниц)

Глава сорок шестая. Терпкий привкус

Тяжелый плащ, подбитый мехом белого волка… меховые сапожищи… легкий кожаный костюм – сняв зимний плащ, в таком можно ходить дома…

Наслаждаясь уютным, добрым теплом, которое хранила его северянская одежда, Кангасск Дэлэмэр с легкой грустью подумал, что уже мало похож на кулдаганца. Даже густой пустынный загар давно сошел – теперь он, потомок Дэл и Эмэра, бледен лицом, как настоящий северянин. И тепло… он научился ценить тепло, тогда как для пустынника ценнее всего прохлада.

…Над Башней сиял великолепный зимний день. Солнце грело скупо, но светило с праздничной яркостью, заставляя искриться снег и края нежных перистых облаков. Столь чудная погода выманила из серых стен не одного лишь Кангасска.

Возле самой Башни играли в снежки местные ребятишки. Их было немного: Милия, Лайнувер, да несколько их юных приятелей-драконов, которые в человеческом облике выглядели не старше, чем на двенадцать лет.

Студенты и некоторые молодые ученые, также высыпавшие на улицу, подошли к развлечению более основательно: занялись постройкой двух снежных крепостей, явно замышляя потешную войну. Впрочем, не каждого прельстило подобное занятие: со стороны гор ветер то и дело доносил радостные вопли тех, кто отправился кататься там на лыжах.

Средь этого праздника жизни чинно бродили ученые дамы и мужи; не иначе, вели беседы о судьбах мира и чистой науке.

А Кангасск… он чувствовал себя островком посреди реки, и это было одинокое чувство. Как Орион и Астэр тысячи лет живут с таким?.. Впрочем… они есть друг у друга, им куда проще…

Входные двери Башни сегодня не закрывались: все время кто-то слонялся туда-сюда. Мимо Кангасска прошли Нирк Мисаль, его сестры и толпа старших учеников… Кан через полчаса уже устал здороваться; к тому же, он не знал по имени половину людей их тех, кто его столь сердечно приветствовал.

Но вот в дверях появилась Карина, и оба Ориона шли рядом; муж – по правую, сын звезд – по левую руку. Маленькая Мералли, завернутая в меховой плащ (а то и в два, судя по тому, какой внушительный и пушистый получился сверток), весело попискивала на руках у матери. Воистину, день выдался прекрасный. И Карина с дочкой, такие счастливые, давно не вспоминают, как прошлись по краю смерти каких-то три месяца назад…

Кан приветствовал всех как можно сердечнее, но, похоже, грусти своей ему полностью скрыть не удалось.

– Как рука? – с напускной беспечностью поинтересовался Орион Джовиб. По хитрому прищуру сразу становилось понятно, что у него на уме нечто веселое.

– Нормально, – браво хмыкнул в ответ Кангасск.

– Ну тогда хватит киснуть, пошли бороться! – громогласно объявил мореход и, не дожидаясь, пока его друг придумает, что возразить, немедленно перешел в наступление.

Кангасск, по-прежнему державший правую руку на перевязи, тем не менее, не собирался так просто дать вывалять себя в снегу, так что шуточная потасовка затянулась.

– Орион! – с укором окликнула мужа Карина. – Ну что ж ты как мальчишка до сих пор! – впрочем, по голосу было ясно, что она едва сдерживает смех.

– Вали его, папа! – с радостным криком подбежал поболеть за отчима Лайнувер.

– Папа, дава-а-ай! – в свою очередь поддержала Кангасска Милия.

…А ведь это на самом деле было весело! И вскоре Кан почувствовал, как боевой азарт камня на камне не оставил от всех печалей.

Воин остается воином, даже когда в нем просыпается шкодливый мальчишка и сражение – шуточное… так что кое-какие рукопашные приемы все-таки шли в ход, и со стороны это смотрелось захватывающе, особенно для тех, кто в бою еще ни разу не был.

В итоге в снегу вывалялись оба поединщика, но положен на лопатки был все-таки Кангасск.

– Хаха! – ликующе рассмеялся Орион и помог другу встать на ноги, затем, обернувшись к сыну звезд, многообещающе изрек: – Ты уж долечи ему руку, тезка, чтоб мы как-нибудь сразились по-честному.

– Всему свое время, – расплылся тот в острозубой улыбке и скрестил на груди руки, глядя, как Милия заботливо отряхивает плащ отца от налипшего снега.

– Заметано! – подмигнул Джовиб и поспешил откланяться: – Вы тут пока погуляйте, а мы одежку просушим и присоединимся, – с этими словами он, не церемонясь, взял Кангасска за плечо и потянул за собой. Уже у самых дверей Башни он добавил: – …И еще, пожалуй, по элю замахнем для согреву…

Кангасск понимающе улыбнулся в ответ: теперь, когда веселый азарт оставил его, он ясно понимал, что ему собираются сказать.

…Глоток эля Ученик все же сделал, но после благоразумно отодвинул кружку.

– Ну что, гадальщик, – лукаво подмигнул ему Орион, – у меня для тебя хорошая новость. Сам знаешь, поди?

– Списки готовы, – высказал свое предположение Кан.

– Верно, – Орион осушил свою кружку и потянулся за кружкой друга, уяснив себе, что тот пить больше не будет и намерен безжалостно оставить добрый эль выдыхаться. – Я даже думал отдать их тебе сегодня, да вот приятель мой настаивает, чтоб ты забрал их сам. И чтобы пришел один.

– Значит, пойду один, – подытожил Кангасск.

– На подходе к Безлюдному Северу есть городишко – Табириум, – пояснил Орион. – Он назначил встречу там, в таверне.

– Звать-то его как? – Кан хмыкнул, весьма скептически, ибо таинственность сего нежданного «помощника» начала его раздражать.

– Фрил… – пожал плечами Джовиб. – Так он себя называет, и только на это имя отзывается теперь. Раньше его звали иначе… сам поймешь, на месте.

Комментарии Кангасск решил оставить при себе, лишь загадочно поднял правую бровь. Вид у него при этом был на редкость угрюмый.

– Это было одно из условий: чтобы я молчал о его настоящем имени, – развел руками Орион. – Не знаю, зачем ему это надо. Одно скажу: бояться Фрила у тебя нет оснований. Я знаю его давно. Почти столько же, сколько Милиан… Милиан учился у него в свое время…

Казалось, Макс Милиан Корвус и Орион Джовиб всегда существовали в разных мирах: столь редко мореход упоминал о своем старом знакомом. Словно и не состояли они в одном Ордене… и не воевали потом на одной войне… А если и упоминал, то вскользь и таким холодным тоном, на какой только был способен. Кангасск не раз уже замечал такое. И все гадал, что может быть тому причиной…

– Хорошо. Покажи мне Табириум на карте и я отправлюсь сегодня же, – решил Кангасск.

…Пока Орион разворачивал на столе оминсийскую дорожную карту, Ученик бросил краткий взгляд за окно. За кружевом снежных узоров сиял все тот же радостный день. Приглушенный, сквозь стекло доносился смех… По ту сторону окна даже время шло иначе; быстрое, радостное, летящее…

«А ведь раньше я даже мечтал о путешествиях и готов был бежать куда угодно,» – с грустью подумал Кангасск. Да, когда-то он умел перечеркивать все одним решением… Когда-то он схватил рюкзак и оружие и бросился за незнакомой воительницей в Горелую Область. Глупый был. И решение – глупое, поспешное… но, воистину, самое верное в жизни… Что изменилось?.. Теперь покидать мирное, обжитое не хочется отчаянно. Должно быть, это и означает фраза «тяжел на подъем»…

– Вот он, Табириум, – Орион ткнул пальцем в карту. Городок был столь мал, что даже название, вынесенное на ее поля, над невзрачной точкой заменяла цифра. – Это самая граница Безлюдного Севера, дальше только Башня.

– Сколько он будет ждать меня там? – спросил Кангасск, мысленно переводя расстояние в дни пути.

– Не заморачивайся этим, – отмахнулся Джовиб. – Возьми трансволо. Только тезку моего не проси; я бы не хотел, чтобы он заинтересовался Фрилом; ни к чему это. Проси любого старшего магистра в Башне, тебе никто не откажет. За запретный радиус не переживай; с тебя – разрешение на трансволо, с мага – само трансволо, и все в порядке. Вчера только у тезки вызнал, что так можно. Мага отпусти потом; обратное трансволо тебе Фрил обеспечит. К обеду обернешься. А я тут развлеку всех, чтобы не задавали лишних вопросов… идет?

– Идет. Спасибо, Орион…

Трансволо открылось в белоснежную круговерть метели. Ветер швырял в лицо мириады колких снежинок; трепал мех на плащах. Магистр Чинуа отпустила несколько нелестных слов в адрес местной погоды и посетовала на то, что сосредоточиться на магии в таких обстоятельствах будет непросто – добавится еще десять минут к подготовке трансволо, как минимум. В таверну строгая жительница Серой Башни идти отказалась наотрез, мотивировав свое решение тем, что этот город ей сразу не понравился.

Кангасск отрицательных эмоций по поводу Табириума не испытал, но с тем, что тут довольно-таки мрачно, согласился бы…

Города ушедшей эпохи – древние, строившиеся без спешки, с тщанием и любовью, – уютны, каждый по-своему. Даже промышленный Люменик. Даже известная теснотой улиц Фираска… И столица Теней – Лур, он тоже по-своему органичен и красив.

Но перелом эпох даром не прошел. Это отразилось и на городах, появившихся во время войны и после. Людей, лишившихся своих родных городов и деревень, меньше всего заботили в то неспокойное время удобство и красота новых поселений. Какой там… быстрее отыскать подходящее место, разбить лагерь и начать строить стены!.. потом – впихивать в эти стены уродливые каменные и деревянные домики с маленькими окнами-бойницами, и каждый укрепить так, чтобы он был небольшой крепостью. Все эти тесные убежища обычно уходят под землю на пару этажей. Неказистая коробка на поверхности – лишь верхушка дома.

Табириум был воплощением «архитектуры страха» военного времени. Лишь два здания немного разбавляли мрачную картину: церковь Единого – каменная, изящная, с круглым витражным окошком над входом; и – таверна «Сорок Злых Сальваторов» (вот же название! определенно, своя история за ним кроется). Похоже, они были построены здесь уже после войны.

…Узкие извилистые тропки оплетали городские улицы хитрой паутиной. Местами Кангасску было проще пройти по сугробам, чем разбираться в ней. Благо, у таверны дорога была хорошо утоптана: сразу видно, место довольно посещаемое… не в пример стоящей поодаль церкви. Однако, переступив порог этой таверны, Кан поразился тому, как пуст общий зал: видимо, затянувшаяся метель всему виной. За кружечкой местного эля коротали время лишь три человека. Кангасск не стал скромничать и позволил предчувствиям говорить в полный голос. Так что к Фрилу он подсел сам.

– Здравствуй… Фрил… – приветствовал он незнакомца.

– Здравствуй, Ученик миродержцев…

Человек, откликавшийся на имя Фрил, поднял глаза и задумчиво посмотрел на Кангасска. А после сладко потянулся, разминая затекшую спину, и устроился поудобнее, положив на стол локти.

…Он еще не был седым, несмотря на то, что скоро должен был отметить пятый десяток лет. Одежда его, невзрачная и простая, была, тем не менее, идеально чиста и аккуратна («запах» магии и незримые следы часто применяемого к ней заклинания ресторации говорили сами за себя). Нет, это не бродяга и не вор – это маг… и человек, привыкший когда-то к богатой жизни и высокому положению, которое ко многому обязывает (в том числе и к тому, чтобы всегда выглядеть безукоризненно). В пользу этого говорил и взгляд Фрила: гордость, воля и сила читались в нем ясно. Но, похоже, судьба здорово потрепала этого человека, надломила что-то в нем… потому и было в его глазах нечто отчаянное. Так смотрит тот, кто все потерял и держится храбро лишь из гордости и упрямства.

– Будем знакомы, я Галан Браил… – сказал маг… и протянул Кангасску руку.

Это был не просто знак приветствия, начавший в последнее время завоевывать популярность в Омнисе. Нет. Галан вложил в него особый смысл, и Кан это понял.

Горечь потерь… Память – об Ордене Горящего Обсидиана, о Максе Милиане, о времени, когда все было и могло быть иначе.

И Ученик пожал эту руку; слабо – ведь его правая рука до сих пор скверно слушалась, – но пожал… Он должен был видеть в этом человеке врага. Должен был винить его во многом. Но не мог. И даже почувствовал, что ему жаль Фрила-изгнанника, искренне жаль.

Обошлись без лишних слов. Видимо, Галан и так получил от этой встречи то, что хотел.

Опытный маг, он готовил трансволо, не прекращая неспешной беседы. Он ничего не просил, ничего не утверждал, говорил только о списках: скопированные из разных источников, они требовали вдумчивого изучения и знания некоторых сокращений и хитростей, чтобы можно было разобрать, что к чему. Это и объяснял Галан Браил. И Кангасск, в свою очередь, не задавал посторонних вопросов.

Наконец трансволо было готово. Тридцать одна минута. Почти рекорд.

– С твоего разрешения, Ученик, – грустно усмехнулся Галан и уточнил: – запретный радиус.

– Разрешаю… – согласился Кан.

– Тогда до встречи…

Ученика миродержцев приняла звездная бездна трансволо. Странное чувство охватило его, когда он вновь взглянул на списки и мысленно вернулся в таверну забытого небесами Табириума… странное… Хитрый коктейль из разочарования, грусти и жалости, с терпким привкусом недоброго предзнаменования…

Глава сорок седьмая. Подвиг не отменяет кары

«Письма к Кангасску Дэлэмэру

год 15005 от п.м.

сентябрь, 12, Цитадель Владиславы

Есть одно давнее сказание, сложенное еще в эпоху покорения Севера… Сам понимаешь, Кан, тогда людям несладко пришлось, каждый клочок земли приходилось отвоевывать у детей тьмы, дисциплина была железная, нравы жестокие… Так вот, сказание это о парне, который заснул на посту и прозевал атаку. Но потом он сражался так отчаянно, что сумел переломить ход битвы и обратить детей тьмы в бегство. Маг он был талантливый и увел свои силы почти в ноль, но исправил то, что натворил. Много воинов, которых нападение застало врасплох, полегло по вине этого парня, но те, кто выжил, смотрели на него как на героя, потому что никогда еще не видели, чтобы столь юный маг сражался так отважно.

Тогда к любимцу толпы вышел Инквизитор. И сказал так: „Ты герой, ты сражался превосходно и спас всех нас, за это я тебя награжу“. Воины возликовали. Под радостные крики толпы Инквизитор вручил ошеломленному парню свой посох и повысил его в звании. А потом жестом заставил всех вокруг умолкнуть и продолжил: „Но ты уснул на посту, и пятидесяти жизней стоил нам твой сон. За это я приговариваю тебя к смерти“. И испепелил героя на месте. Многие плакали о нем.

…А теперь вернемся в наши дни… и я скажу: ныне, как и в древности, подвиг не отменяет кары…

Не так давно я призывал к смещению Советов. И дождался этого дня.

Не было суда, не было показательных речей. Судьба шести человек решалась под багровым закатным небом на Восьмом Холме Назаринов, где шел разговор между мной и моими родителями. Им непросто смотреть на меня как на равного, я чувствую это каждый раз. Но они не выдают этого ни единым словом. Правда, меня и Горящего не обманешь… сегодня отцу не раз хотелось проорать мне в лицо: „Заткнись, щенок!!!“

Да, разговор был непрост.

„Смертная казнь!“ – сказал отец, и тон его не подразумевал возражений. В отличие от мамы, которая решила судьбу своего Совета, Южного, куда как мягче, он избрал высшую меру.

Мама хотела возразить, но я опередил ее… я не позволю родителям ссориться сейчас, и если кто-то должен получить сполна за то, чтобы советники остались живы, пусть это буду я.

„Я виновен в случившемся не меньше их, – сказал я. – И должен быть осужден вместе с ними. Но я прощен мамой и тобой, толпа носит меня на руках, воины идут в бой с моим именем… Как бы истинный Инквизитор поступил на твоем месте, отец? Подвиг не отменяет кары…“

Этой фразой я привел его в тихое бешенство… Гнев Инквизитора подобен пламени, в которое вылили кувшин масла. Он страшен… Но чего бояться мне? Я уже отбоялся свое, и терять мне нечего. Так что я был холоден под гневом отца. Холоден и спокоен. И улыбка моя, которая казалась ему наглой, на самом деле вмещала лишь усталость.

Пусть я негодяй, да и мои подзащитные далеко не невинные жертвы, я не мог отправить на смерть тех, кто учил меня. Предавший учителя – навеки проклят; всем миром и самим собой.

„Ты хочешь казнить заговорщиков, отец, – сказал я тихо, но твердо. – Но ты даже речи не ведешь о Сайнарнемершгхане Сайдонатгарлыне, главе моего Ордена, ибо он отец Кана, так ведь? – я не удержался от легкой усмешки. – И брат его Гердон Лориан, виновный куда больше, тоже вне твоей кары. В чем причина? Если в том, что он работает на благо Севера, тогда и Совет свою вину искупил: Зонар, Мадвид, Андроник… они не скрылись от тебя, хотя могли… вместо того, чтобы спасать свои жизни, эти люди занимались делами Омниса все эти годы. И вряд ли их вклад в войну меньше, чем вклад Гердона… Или, быть может, все дело в том, что мама замолвила за Гердона слово и с тех пор он под ее защитой?“

Отец молча взирал на меня с высоты своего роста. Глаза пылали синим. Значит, дьявольски зол… но держится. Настало время завершать речь:

„…Тогда я беру этих троих под свою защиту. Если решишь казнить их, казни и меня…“

Мама собиралась сказать что-то: я почувствовал. Стыдно использовать Горящий против собственных родителей, но я уже настолько сжился с этим, что не останавливаю себя порой… „Не надо, мама, не вступайся, – сказал я прежде, чем с ее губ слетело хотя бы слово. И добавил: – Пока этот треклятый обсидиан собирал по кускам мою душу, я умер девять раз. Если будет десятый, я не расстроюсь. Омнису придется чуть тяжелее без меня, чем со мной; мне же – все равно…“

Страшные слова. Жестоко было произносить их при матери. Но я такой.

…А смерть… я давно живу так, будто уже умер. И порой… даже желаю смерти, когда все будет забыто, смыто, начато заново…

Ход мой сработал: отец уступил и заменил смертную казнь для Серого Совета на каторгу. Такая же участь предназначалась и для Айрин, Киаф и Галана – советников Юга. Что до браслетов, то они были наложены на всех шестерых еще два с лишним года назад

А теперь подведу итог. Отец был прав, желая им смерти. Ибо даже без магии эти люди способны на многое. Я знаю. Но я пошел на этот риск. Счел, что так будет справедливо. Прав ли я был, решит время. И ты, Кангасск.

Не удивляйся, если однажды те из осужденных советников, что пройдут живыми войну и каторгу, будут искать твоего доброго расположения. Новый бессмертный, ты для многих будешь предметом раздора, как золотая жила или не поделенная территория. И кто-то преуспеет. С этого момента их судьба окажется в твоих руках.

Я спокоен за тебя. Да, Галан и Андроник умудрялись танцевать на лезвии бритвы, заменяя ложь иносказаниями и недомолвками, так что не замечал Горящий. Но против трех обсидианов такая тактика не пройдет, уж поверь.

Макс М.»

– Как твоя рука, Кангасск? – задумчиво хмурясь, спросил его сын звезд.

Ученик молчал, мысли его были далеко. Стоило смежить веки, как пред глазами начинали мелькать рукописные строчки Списков, наедине с которыми он провел уже две недели и четыре дня с тех пор, как получил их от Фрила. Имена, имена, чужие, незнакомые… пометки на полях… багровые штампики: «мертв», «сослан», «пропал без вести»… и ни одного намека на Занну!..

– Кан?! Ответь! – Орион повысил голос. Высокомерные нотки на краткий миг выдали в нем былого пиратского адмирала. Видимо, он это заметил, ибо тон сменил сразу же. – Мне необходимо знать, в каком направлении двигаться дальше. Потому что пока я большого прогресса не вижу…

– Рука… – опомнившись, повторил Кангасск. – Ах, да… ну что, кружку могу в ней держать. Меч не поднимаю пока. Три пальца до сих пор не чувствую.

Сын звезд вполголоса выругался и звонко припечатал стол ладонью.

– Я зол, – сказал он с раздражением. – Так и кажется, что каждый раз смотрю и не замечаю чего-то важного!..

– Мне тоже… – отрешенно проронил Кан: о своих Списках он был такого же мнения.

– Ты о чем? – с подозрением спросил Орион, искоса глянув на друга.

– Так, ни о чем… – вздохнул тот.

– Ладно, – сдался сын звезд и встал из-за стола. – Расходимся. Мне надо подумать. А ты – разрабатывай руку.

– Как скажешь… – странным тоном ответил Кангасск; голос его был холоднее стали.

Он шел по коридору, тяжело печатая шаг. На пути встречались люди, много людей, но он не замечал никого, словно вернулись давние времена, когда Башня была пуста. Кан видел себя морем, что отступает, оголяя каменистое дно, – лишь затем, чтобы, поднявшись исполинской волной, броситься на берег и смести с него все… Пустынник, пробывший в море всего три дня, где ты видел это?.. Видел – тысячи лет назад. И помнил – как сейчас.

Распахнув дверь своей комнаты, Кангасск решительным шагом пересек ее и сгреб со стола ненавистные списки…

…Правая рука была слаба, и это добавляло жару в молчаливую злость Кана: целиком пачка списков не поддалась: пришлось разделить ее надвое… Вскоре все, что неимоверным трудом добыл Галан, превратилось в ворох обрывков на полу гостиной.

И тогда гнев сменился безразличием… Взглянув на пустой камин, Кангасск подбросил в него дров; следом полетела маленькая огненная сфера – жалкий результат четырех месяцев учебы у магов Башни… Занявшемуся пламени Ученик принялся скармливать бесполезные клочки бумаги… если уж рушить за собой мосты, то рушить основательно…

«Успокоился?!» – со злобной усмешкой сказал себе Кан, когда понял, что не добился ровным счетом ничего.

Он хотел все бросить, сдаться и спокойно жить дальше, забыв о Занне, потому что давно научил себя оставлять в покое то, чего изменить нельзя, – как Сигиллан, навеки ставший для него символом неизбежности… Но не сумел… и уже не отличал слепую веру от обсидианового предчувствия…

Списки не могли помочь. В них нет ни слова о маленькой гадалке. Сжигай их, не сжигай – все равно, и Кан, уже с полной отрешенностью, отправлял горсти бумажных обрывков в камин…

– Ты что?! – с удивлением произнес Джовиб, в один прыжок оказавшись рядом.

Кангасск отвел взгляд от пляски каминного пламени и в упор посмотрел на друга.

– Ее нет в этих списках, – заявил он.

– Хех… – Орион вздохнул и неспешно опустился в кресло. – Может, и была, – сказал он, пожав плечами, – теперь уже точно не узнаешь…

– Мне нужно снова видеть Фрила, – требовательно произнес Кангасск.

– Зачем? – усмехнулся в ответ Орион. – Если ты думаешь, что он тебя обманул…

– Не думаю, – отрезал Кан. – Я одно знаю: это не все списки. Есть еще.

Орион встретился с ним взглядом. Нахмурился… Что бы он ни думал сказать по этому поводу, он оставил свои слова при себе.

– Хорошо. Я свяжусь с ним…

Кангасск лишь благодарно кивнул.

…Пять минут спустя он уже стоял у распахнутого окна своей комнаты. Буря миновала, оставив в душе неприятное, саднящее чувство, и теперь Ученик всматривался в мир за окном так жадно, словно пытался утопить это чувство в холодной синеве неба, в бесконечности белоснежных пустошей и изумрудной зелени лесов…

…У подножия Башни Милия Дэлэмэр играла с чаргой. Поначалу нетерпимая к кому-либо, кроме хозяина, Эанна стала верной подругой его дочери. Большой, рыжий котенок… Пожалуй, любой другой отец запретил бы ребенку играть с существом столь когтистым, зубастым и сильным, но только не гадальщик, видящий линии судеб. И только не хозяин чарги, доверяющий своему зверю…

Глядя на прыжки и ужимки Эанны, столь похожие на кошачьи, Кангасск с грустью вспомнил Экспоната – кота Серега, существо больше магическое, чем живое. Не надо долго думать, чтобы догадаться, какова оказалась участь бедняги во время коллапса…

Это был кот, пестрый, как щука, серый с темными пятнышками. И, несмотря на свои двести лет возрасту, – кот самый обычный. И все же… Символ прежней Башни, безлюдной, пронизанной холодом по утрам, когда на нижних этажах открывались все окна; и – мечта о бессмертии для сына, воплощенная в существе из плоти, крови, и хоровой магии… Его больше нет.

Много чего больше нет. И с этим тяжело мириться.

…Кангасск закрыл окно…

«Письма к Кангасску Дэлэмэру

год 15007 от п.м.

май, 24, Гуррон

В этом городе любят изумрудный цвет. Особенно если дело касается куполов храмов и фонтанных статуй… Милия в восторге… дракошка. Я – не очень. Впрочем, когда я в последний раз был от чего-то в восторге? Не помню. Я устал…

Итак, Гуррон, „младший брат“ Лура всегда и во всем. И сейчас, когда в Луре чуть ли не ежедневно меняются теневые короли, а лязг стали по ночам не дает спать спокойно, Гуррон – столица теней. В Луре своя война. И я заставлю его вспомнить о том, что настоящая угроза не миновала. Гуррон поможет мне в этом.

Сегодня у меня был гость. Вор вором с виду, а манеры все равно фрументарские, как ни крути! Галан Браил, учитель мой и обманщик. Всегда был хитер и красноречив, как Андроник, только куда тоньше и изобретательнее. Когда я был мал, я очень доверял Галану, а тот рулил мной как хотел. Помню, как мастерски, буквально парой фраз он настроил меня против отца. Обычно такое не прощают. Я же слишком устал для долгих обид, потому еще в начале войны простил всех и сразу. Мне уже все равно.

И… знаешь, в какой-то момент я даже подумал, что рад Галану. Не знаю, как это объяснить… Детские воспоминания. В те времена Галан был молодым и талантливым магом, на которого мне невольно хотелось равняться. Я и сам был светлее. Мечтал о чем-то… о чем, не помню. Правда, туман уже тогда периодически на меня накатывал…

Да… пожалуй, я был действительно рад видеть этого пройдоху. До его прихода я жил как в дурном сне, а теперь проснулся немного… интересно, надолго меня хватит?..

Незваного гостя я принял почти дружески, хотя, если верить Горящему, Галан (или Фрил, как он теперь себя называет) – беглый каторжник и гурронский теневой „осведомитель“… плохо, очень плохо: с такой историей, наверное, каждую минуту приходится оглядываться… А придя ко мне, он рисковал жизнью; и его улыбка меня не обманет.

За беседой мы пили вино. В свой стакан я доливал красную сальвию и назариновое масло – по привычке: эти вещи помогают смягчить извечный кашель. Галан долго смотрел на меня, потом сказал:

„Я бы помог тебе… если бы был свободен…“

Искренне так сказал, с горечью. Понимаю, об этом он и хотел просить меня с самого начала – чтобы я, по старой дружбе, снял ему браслеты, – но та фраза сама вырвалась и не была запланирована… Воистину, вернейший шаг: если бы Галан попытался крутить мной, как в детстве, я бы сделал нечто страшное, наверно, ибо порой я на расправу более скор, чем мой отец… „спасибо“ туману.

„Я сниму с тебя браслеты, – сказал я. Он, видимо, не ожидал, что я соглашусь так просто; в глазах его страх отразился. Что он там себе подумал, даже и не знаю. Я же продолжал: – У меня есть предчувствие, что снять их действительно стоит. Но я тебя знаю, Галан. Маг ты – сильный; обещания с тебя брать – бессмысленно: как только меня не станет, они рассыплются прахом…“

И я выдал ему свои условия. Хочет помочь? Пожалуйста; от личного теневого „осведомителя“ не откажусь. Особенно в данной ситуации с Луром и Гурроном. Но, когда Омнис останется без миродержцев… тут я Галана предупредил сразу: в случае чего даже тогда браслеты его не минуют.

Я тебе их оставил, Кан. Право накладывать браслеты, запрещающие магию, можно лишь передать, лишившись его. На том свете мне оно будет не нужно. А тебе – пригодится, пожалуй.

Заклинание браслетов очень простое. Столь же простое, как знаменитый Дрейн без согласия донора, доступный лишь миродержцам (о, я помню, как именно им Пай спас весь отряд; вечная память парню… до сих пор не очень-то верю, что он – это тоже я)… и как вход в Провал из любого места Омниса. Дело лишь в праве творить его. Я даю тебе это право. И на браслеты, и на этот Дрейн, и на Провальное заклинание. Если самих заклинаний еще не видел, нарушь правило случайности и просто открой последнюю страницу моего дневника. Первое произносится в шесть слов, второе – в девять, третье – уже не помню, столько раз творил его безмолвно, но оно тоже короткое.

Вернемся к Галану. Как ты понял, браслеты я с него снял…

Знай, Кан, ненавидит ли тебя этот человек, как лютого врага, или любит, как брата, а страх вновь потерять магию сделает его самым верным твоим союзником. А значит, и союзником Омниса. Отныне и навсегда. Вряд ли он осмелится врать тебе или откажется помочь. Более того, он все сделает, чтобы ты был о нем хорошего мнения.

Кажется, я невольно отомстил ему. Что-то не чувствую сладости мести… скорее, сожалею. Я бы выбрал свободу. Но… я никогда не любил магию так, как любили ее Пай и Галан. А она порабощает тех, кто в нее влюблен. Иногда – становится смыслом жизни. И, возвращенная после нескольких лет запрета, становится для обладателя ценнее во сто крат.

Я же всегда относился к ней как к средству, а не как к цели. Гердон Лориан мне в этом плане близок. Кстати, этот омоложенный негодяй даже с браслетами и в самом центре войны счастливее всех на свете. Не думаю, что он хоть сколько-нибудь жалеет о потере магии. Он свободен.

Галан же поработил себя сам. Без браслетов он еще больший раб, чем с ними… Ну да Небо ему судья, он сам этого хотел.

Мне кажется, он еще здорово поможет тебе, друг мой. Об этом я просил его особо.

А если нет… что ж, не думай долго: вешай на него браслеты и всё. Впрочем… тут даже просто пригрозить будет достаточно. Я понимаю теперь: того Галана, которого я знал, больше нет…

Макс М.»

Табириум лежал в сизой мгле. Ветер пылил снегом где-то на горизонте; тяжелые тучи окутали небесный купол. И мороз стоял такой, что глаза начинали слезиться, стоило немного пройтись по улице. Магистр Чинуа, которая вновь вызвалась помочь Кангасску с трансволо, на этот раз преодолела свою неприязнь к подобным городам и устроилась готовить себе обратное заклинание в таверне, пропустив перед этим стаканчик согревающего коктейля.

Фрил появился не раньше, чем Чинуа распрощалась и исчезла. Шагая к дальнему столу, где ждал его Кан, бывший советник ступал тяжело и осторожно… Нет, истинным вором он никогда не будет: походка каторжника остается с человеком навсегда. И руки… такое ощущение, что на них до сих пор висит незримая тяжесть… Так и не сумел забыть…

– Здравствуй, Ученик, – ровным голосом произнес Фрил, присаживаясь рядом. Он умел скрывать свой страх, не выдавая его ни словом, ни жестом, ни взглядом, но Кан все равно чувствовал этот липкий холодок, поселившийся в груди мага. Возможно, раньше Галан Браил и обманывал Горящий. Но с Триадой такое не пройдет.

– Здравствуй, – сказал ему Кангасск, просто, без особых эмоций.

– Орион сказал, ты не нашел в списках того, что искал, – виновато улыбнулся Фрил. – Но это не моя вина. Я сделал все, что мог.

– Знаю, – Кан согласно кивнул. – Дело лишь в том, что это не все списки. Есть еще.

– Это все по гадальщикам, – несмело возразил бывший советник. – Твои харуспексы подтвердят, что я не вру.

– …А также то, что ты отдал мне не всё, что забрал из архивов, – закончил Ученик и, пригубив вина, выжидающе посмотрел на Фрила.