Текст книги " Камень третий. Дымчатый обсидиан "

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 43 страниц)

Глава шестидесятая. На краю

Край мира… во все времена был такой край. Белое пятно на картах, разрисованное диковинными тварями, никогда не существовавшими где-либо, кроме воображения картографа. И кажется, что перешагнешь рубеж – и ни одна из проблем известного мира не последует за тобой; что там, вдали, в неизведанных землях все можно начать заново…

Тарандра, купленного в Табириуме, погубила вчерашняя вьюга. Денег у Кангасска оставалось еще прилично (когда-то он удивлялся, что миродержцы их не считают, а теперь пришел к этому сам), с лихвой хватило бы на нового ездового зверя. Однако Гиледа сказала, что это не нужно: в горах тарандр все равно не пройдет. Кан послушал ее доброго совета и приобрел в Малом Эрхе пару широких лыж – самое то, чтобы добежать по снегу до края известной земли.

Прошлое не хотело уходить просто так, оно сочилось из всех щелей памяти; оно цеплялось за каждую вещь и мысль, не давая забыться и думать о будущем.

Лыжи… удивительное северянское изобретение, позволяющее лететь вперед, скользя по самой поверхности снега, в котором иначе увяз бы по пояс… Едва встав на них, Кангасск вспомнил, как вместе с Орионом, сыном звезд покорял на таких же горные склоны близ Серой Башни – до войны. А после, – такой неуклюжий с одной рабочей рукой, выезжал на лыжные прогулки с упрямцем Лайном, сыном Ориона Джовиба, и Милией…

Милия… что она будет думать об отце, который появился в ее жизни на короткие полгода, а затем ушел как не был? Забудет? Или затаит обиду навеки… Сердца коснулся сырой холодок Нарры, напомнив ненавязчиво: не забудет; более того, будет ждать и верить, а подрастет – отправится на поиски.

Поиски… ты можешь обманываться, Кангасскнемершгхан Дэлэмэр, что все, кто возьмется тебя искать, сделают это ради наследника миродержцев, ради Триады, ради контроля над Ничейной Землей. Ты можешь не верить в друзей в своем равнодушии, своей слепоте, но в дочери усомниться ты не можешь: она будет искать не Ученика, которому оставлены сила и власть, не великого гадальщика, носящего три обсидиана сразу… она будет искать отца, которого просто любит.

…Кангасск бежал вперед, и заветный рубеж приближался, медленно, но верно.

Ты уже уходил из известного мира, Ученик. Давно, три тысячи лет назад, бросив все. Только не за горы – за океан. Ты нашел там изумрудный Ффархан, неизведанные земли, неизвестный народ – драконов, но покой? но смысл? но веру? Их – нет. Так зачем снова…

«Всегда был слабым… – вполголоса укорил себя Кан. – Хоть сейчас… хоть что-то довести до конца, раз решил…» Сказал так – и замолкли все голоса: Нарры, совести, памяти… Оставайся, оставайся один, если это то, к чему ты стремишься…

Не сказать, что стало легче; скорее наоборот… однако Кан упрямо повторил «Пусть…» и приложил все усилия, чтобы раствориться в этом неподвижном мире, что притаился у подножия гор Фумо, окутанных сверкающим снегом, самым ярким и чистым во всем Омнисе. Где тишина осязаема и заполняет все пространство вокруг, как вода; где ощущение времени сужается до столь ценимого мастерами клинка «здесь и сейчас», когда бежишь на лыжах, слушая стук собственного сердца, и дыхание твое обращается в летучий пар, возносящийся к небесам…

О да, отчаянье способно перерастать в торжество «всему наперекор», но такого торжества не хватает надолго, оно подобно бегу из последних сил.

На первом же привале Кан осторожно заговорил с Гиледой. О какой-то ерунде, о чем-то, что тут же забылось, но никогда еще в жизни он не обдумывал и не взвешивал столь тщательно каждое слово.

Путь с ней… Жизнь с ней… И эти осторожные слова призваны были наладить мостик меж двух душ, чуждых друг другу.

Так уже было, но только не с ним…

 
Мой взгляд взывает к небесам,
Взывает к небесам!
Я вижу в отсветах зари
Любимые глаза.
 
 
Нет, не тревожь, не шевели
Углей в седой золе,
И утешение Любви
Замена на земле…
 

Мералли… ее слова. Три с лишним тысячи лет понадобилось, чтобы осознать их по-настоящему. И смириться так же…

– Гасс… – прервала его Гиль.

– Что? – устало отозвался Кан.

Повисла короткая пауза.

– Пошли, – сказала Сохраняющая Жизнь, сдержанно, но настойчиво. – Просто пошли дальше.

– Понял, – нахмурившись, произнес Ученик; закинул сумку через плечо и поднялся на ноги.

Больше он даже не пытался заговорить. На последующих привалах сосредоточенно грыз сухой паек; не переча, заклинал Южные Лихты, чтобы согреть воду во флягах… и – ни слова.

Когда розовые закатные отсветы коснулись снежных шапок на вершинах, изгнанники достигли края и остановились у подножия горного рубежа.

Тогда затянувшееся молчание нарушила Гиледа. Можно было только удивляться тому, как ее голос, который Кангасск помнил лишь мягким и мелодичным, вдруг зазвенел холодной сталью и обрел непререкаемый тон.

– Здесь должен быть проход, – сказала она, – который ведет в сеть пещер под горой и выходит на поверхность по другую сторону хребта. Надеюсь, это правда… по крайней мере, выбирать не из чего; судя по всему, путь единственный. Ну, спасибо, что проводил.

– Что?.. – резко обернувшись, бросил Кан.

В этом порыве давешний молчун и грубиян стал прежним на какой-то миг, но этого мига хватило, чтобы заставить Гиледу заговорить мягче.

– Гасс… – вздохнула она и с нажимом произнесла: – Кангасскнемершгхан Дэлэмэр… тебе незачем туда идти, пойми же!

– Ты догадалась… – Кан ответил невеселой усмешкой. – Я знал, что ты куда умнее, чем хотела казаться.

– Ранняя седина; приметный шрам на лице; покалеченная рука… и все эти разговоры о возрасте… Головоломка сложилась довольно быстро. Ты не умеешь врать…

– Хорошо, – Кангасск тряхнул головой и выставил вперед ладонь, соглашаясь со всем и сразу. – А теперь забудь все это. Какое значения все титулы и легенды будут иметь за горами… содержания в них ноль, даже по эту сторону. Забудь, оставь в покое… я Гасс – и все на этом.

– Нет, – решительно и жестко возразила Гиледа. – Если ты ничего не понял до сих пор, я поясню. Ты уже не главный стабилизатор в мире, как сказал Макс Милиан, пусть так. Но, даже если опустить восторги гадальщиков насчет Триады, которую ты носишь, ты все равно один из самых могущественных людей Омниса.

– Но…

– Не перебивай! – еще суровее сказала она. – Вспомни Ничейную Землю, где ты вырос. Множество разрозненных сообществ. Одни только кулдаганцы делятся на горожан, нарратов и Странников. Дальше – больше. Гадальщики, ныне навийцы; выходцы из Марнадраккара; теневая братия Лура, Гуррона и Пиратских Гаваней; Сохраняющие Жизнь, в конце концов. Ни Советы, ни Сальватория во главе с твоим братом никогда не сумеют объединить их, никогда. Другое дело – ты: ты связан с ними всеми (даже нынешний теневой король Лура называет тебя своим другом!), а также с обоими Советами, с детьми звезд, с изумрудными драконами… И – ты бессмертен. Без тебя, Кангасск, Омнису не быть единым никогда. Люди будут делить земли и воевать, как в мире-первоисточнике. А теперь подумай, имеешь ли ты право просто бросить все и уйти? И о дочери вспомни…

Кан опустил голову и тяжело вздохнул, выпустив в морозный воздух облачко пара. Скверное, удушливое чувство вины сдавило ему горло; даже если бы он знал, что сказать сейчас, вряд ли смог бы внятно произнести пару фраз. Почему, ну почему она оказалась права…

– Я не от хорошей жизни иду по Сапфировому Пути, Кангасск, – печально произнесла Гиледа; во взгляде ее так и читалось «Ну не упрямься, пойми же меня, глупый…» – То, что я сделала, не прощается. То, что я знаю – тем более… Я знала твоего отца, и дела его Ордена не были для меня чужими… Знала и тех, кто хотел, чтобы ты не проснулся, и тех, кто предсказывал твое правление…

– Кто ты, Гиль?.. – кажется, Кан впервые назвал ее по имени, и это было лучше всех предыдущих попыток установить взаимопонимание: подбора слов и разговоров ни о чем.

– Неважно, – покачала головой Гиледа. – Пусть мое настоящее имя умрет вместе с памятью обо мне и, услышав его, ты никогда не узнаешь, что это я… Ты пойми одно: у меня нет другого пути, кроме Сапфирового. У тебя же – есть. Не беги от него. Да, тебе двадцать один, тебе непросто… но… мир знал куда более юных правителей. Возвращайся…

Правитель. Как может стать им тот, кто никогда не стремился править?..

«Кангасск… У тебя… такая сила, такая власть… а ты… эх…» Опять эта фраза… вечный упрек, вечное сожаление. Возможно, Немаан был прав: нельзя пренебрегать тем, что дано тебе. И нельзя бежать от себя…

– Я могу все исправить, – горячо произнес Кан, сжав кулаки. – Если у меня столько власти, как ты говоришь, ее с лихвой хватит, чтобы ты спокойно вернулась в Омнис. До войны Влада взяла под свою защиту Гердона Лориана. В войну Максимилиан запретил казнь Серого Совета… А я возьму под свою защиту тебя, Гиль, и никогда не спрошу о том, что ты совершила.

– Кангасск… – Гиледа с виноватой улыбкой протянула руку и ласково коснулась его щеки. – Ты так похож на своего Учителя… Милый мой, власть – это еще не все. Кроме нее есть и совесть. Я не могу вернуться, пойми… поверь. Я должна уйти, нельзя иначе.

– Зачем?!! – вспылил Кан. – Чтобы заблудиться и погибнуть в этих проклятых пещерах?!

– Возможно, – ответила Гиледа уклончиво. – Но я сделаю все, чтобы этого не произошло.

– Не ходи… – с безнадежностью в голосе пробормотал Кан.

– Не отговаривай… – отозвалась Гиль, ухмыльнувшись.

Спорить с ней оказалось не проще, чем со стариком Осаро, неуязвимым для любых аргументов, как вода, которая поглощает все удары. Так что через полчаса Кангасск сдался.

На прощание Гиледа поцеловала его… Страстный, горячий и… чужой поцелуй. А после Кангасск отрешенным взглядом провожал ее, уходящую, и бессмысленные мысли проносились в его сознании мертвенно-блеклым листопадом. Путь с ней… Жизнь с ней… Отныне все было скомкано и пущено по ветру, и впереди не виделось ничего.

Что-то заставило Кана встрепенуться, мимолетная интуитивная вспышка, не успевшая оформиться ни в слово, ни в образ, лишь мелькнувшая среди бессвязной череды воспоминаний, точно искра. Миг спустя Ученик сорвался с места и догнал Гиледу.

Та встретила его обреченным вздохом: не хватало еще повторять все сказанное вновь… Однако Дэлэмэр не стал заводить разговора ни о Сапфировом Пути, ни о возвращении…

– Возьми, – сказал он кратко, протянув Гиледе флягу с хитрой костяной крышкой: под такую запирают только анок меллеос… – Больше мне нечего тебе дать, – с сожалением добавил Кан и пожал плечами, – при всей моей, как ты говоришь, власти.

– Спасибо, Кангасскнемершгхан, – тепло улыбнулась Гиль, принимая подарок. – Подвиг не отменяет кары, как говорят на Севере, но все равно я рада, что перед уходом сделала хоть что-то… хорошее… вернула Омнису тебя… Прощай.

Гиледа… имя как река. Только теперь Кангасск смог смотреть ей вслед спокойно. Анок меллеос – ценный подарок, но не в этом дело. Последнее слово всегда должно быть сказано – только и всего. И последний дар – сделан. Тогда в душе утихает негодование, оставляя лишь грусть и память. Тогда перестаешь роптать на судьбу и корить себя, и отпускаешь уходящего с миром…

«Пусть мое настоящее имя умрет вместе с памятью обо мне и, услышав его, ты никогда не узнаешь, что это я…» А какое оно, настоящее?.. Кангасск уже не хотел этого знать. Для него эта женщина навсегда останется Гиледой, чужой и прекрасной; подарившей отчаявшемуся Ученику одну ночь, один день и веру в себя…

Взгляни Кангасск на нее как Сальватор, – задействовав простейшее ищущее заклинание, – увидел бы магические браслеты, серебристыми змейками обвившие тонкие запястья. Вспомни он об обсидианах, оставленных на дне сумки, мог бы узнать, с кем столкнула его судьба. Судьба, а не случайность, ибо не существует случайностей для тех, кто коснулся Горящего…

…Трое Фрументаров было в Алом Совете – Айрин Уар, женщина с железной волей; Галан Браил, хитрец, умевший ходить по краю лжи и правды, обманывая даже харуспексы; и Киаф Нанше – самая тихая и скрытная из всех. И самая молодая. Она знала, о чем говорила, вспоминая молодых правителей: ей самой едва исполнилось восемнадцать, когда алый плащ Совета Юга лег ей на плечи.

С тех пор многое было. Сотрудничество с Орденом, мечты о новом мире, доходящие до фанатизма. Крах всех надежд. Война. Ссылка… Пустота никому не нужной свободы. Тени. Путь Сохраняющей Жизнь… И теперь – Сапфировый Путь. Все уложилось в тридцать шесть лет…

Оставшись один на один с суровыми горами, искристым снегом и подступающей ночью, Кан вскоре задумался о вещах более насущных. Отдых. Ужин. Ночлег… Поворачивать обратно сейчас было бессмысленно: могущество настоящей, дикой ночи Кангасск осознал еще тогда, когда впервые покинул родной Арен-кастель. Это ночь, свободная от света городских фонарей и уютных окон; скрывающая все очертания, погружающая одинокого путника в чернильный мрак, над которым торжественно сияют звезды, соединенные извилистым шлейфом звездной пыли. Даже Лихт, поднятый над ладонью в такой ночи, будет чудовищно одинок и слаб; он просто захлебнется в темноте, выхватив из нее десять шагов пространства и сделав еще чернее все, что вокруг.

В подобное слепое путешествие Кангасск хотел отправляться меньше всего. Дело даже не в страхе перед кромешной тьмой… Шутки с горами плохи, так вполне можно не дожить до утра: свалиться куда-нибудь в темноте, переломать ноги, а потом, беспомощному, замерзнуть насмерть будет проще простого.

Потому последний закатный час Ученик потратил на поиски убежища. Многого он от судьбы не требовал: всего лишь защиты от ветра, известного своей способностью моментально разворовывать любое тепло, хоть обычного, хоть магического происхождения. Вначале поиски были безуспешными, но, как только в сознание Кана закралась мысль о том, чтобы последовать за Гиледой в пещерный лабиринт, даже просто ради ночлега под его сводами, убежище отыскалось почти сразу. Крохотная пещерка с узким входом, промерзшая насквозь. Однако для мага, пусть и неопытного, это не проблема. Несколько огненных сфер оставили лишь воспоминание от льда и воды, в которую он превратился, а горка Лихтов исправно грела Кана всю ночь. Устал он изрядно и телом, и душой, потому заснул почти сразу, свернувшись на меховом плаще, как кот.

Цепкий, навязчивый сон закружил его в мешанине красок и образов, диких, причудливых, изменчивых. Время сместилось вновь. Песни арена звучали в переплетении дымчатых пещер, отчаянно цвел Кулдаган, бежали облака над Пятой горой; Максимилиан, ухмыляясь превращал диадемовый посох в сияющий стальной росчерк, отзывавшийся глухой, полузабытой болью в правой руке; Влада вела Ученика через рыжий, ликующий мир Саренги; Серег, держа на вытянутой руке хоровую оправу с выгнутыми лапками, поднимал на него хмурый взгляд; Немаан тряс тонкий стволик молодого березового драка, и желтые листья летели по ветру, сверкая на солнце, как золото… золото мертвецов…

«Кангасск!» – позвал голос. Сквозь пелену образов Кан едва вспомнил недавнее прошлое. Занна, это она звала. Снова и снова.

Еще некоторое время ушло на то, чтобы осознать: это не сон…

Глава шестьдесят первая. Друг

Вот и ты на Краю, Занна Илианн, наследница древней династии, отказавшаяся от всего… от дара, от родового имени, от надежды… и от мечты, исполнившейся несвоевременно и не так… Можно ли все вернуть? Догнать уходящее? Дозваться до него…

…Каждый протяжный крик, взлетая ввысь, возвращался холодным эхом. И только. «Поздно. Он ушел…»

– Кангаааасск! – позвала она в вновь.

– Я здесь, Занна… Не кричи в горах, так и лавину спустить недолго… – простуженный голос; чуть насмешливый и в то же время грустный.

Занна обернулась: Ученик миродержцев собственной персоной. Стоит, как ни в чем не бывало гладит по голове безумно счастливую чаргу. Старая досада всколыхнулась на миг, но гадальщица заставила ее вновь улечься: и без этого непросто будет…

– Здравствуй… – пожав плечами, произнес Кан. Глядя на Занну, настороженную, чем-то похожую на готовую прыгнуть кошку, он поостерегся пока спрашивать что-либо.

– Здравствуй, – кивнула Занна.

С минуту они молча смотрели друг на друга. Кангасск заговорил первым, не коснувшись, впрочем никаких личных вопросов: он завел речь об Эа…

– Полгода назад Эанна не могла нести двоих, – сказал он, похлопав чаргу по холке. – Помню, ложилась на землю, ворчала и ни в какую не соглашалась нести такую ношу. Однако она здорово подросла с того времени, как я ее нашел. Думаю, сейчас двойная тяжесть ей по силам… – чуть помедлив, Ученик улыбнулся и предложил: – Поехали?..

– Она прекрасно несет двоих, – буркнула Занна, забравшись в седло. Когда Кангасск сел позади и обнял наследницу Илианн за талию, той снова пришлось гасить вспыхнувшее тут же негодование и буквально заставлять себя говорить спокойно: – Сюда мы ехали втроем… впрочем, Кангасси весит всего-ничего… но двоих взрослых Эа несет спокойно.

– Ясно… Подрос котенок… – задумчиво произнес Дэлэмэр. Да, харуспексы все еще покоились на дне сумки, но амбасиатское чутье позволяло ему прекрасно улавливать чужие эмоции. Сразу ясно: Занна едва держится, чтобы не сорваться и не наорать на него снова. С чего вдруг такие жертвы?.. или это просто оборонительная позиция?.. Хотелось спросить, кто был тем вторым «взрослым», но Ученик сдержался: не время еще для вопросов.

«Эа нас объединяет…» – беззвучно ухмыльнувшись, подумал Кангасск. Должно быть, Занна подумала то же самое, ибо дальнейший разговор шел о чарге и только о ней, держась этой темы, как река – русла. И это стало своего рода спасением для них обоих, первой дощечкой будущего моста.

Сама рыжая «спасительница» шустро бежала по снегу, поднимая в воздух легкие утренние снежинки, и благоразумно делала вид, что все произносимое ее не касается. А разговор шел все свободнее… чарги – существа замечательные. Часами можно сравнивать файзульских и обычных; вспоминать смешные случаи, обсуждать чаржьи характеры и имена… и грустить о судьбе, постигшей этот народ в войну…

…Настал момент, когда стало возможно говорить о том, о чем лишь хмуро молчалось пару часов назад. И Кангасск выжидал не зря: Занна все-таки сделала первый шаг навстречу.

– Расскажи мне, как ты нашел Эа, – попросила она.

Казалось бы, ничего особенного. Даже тон почти не изменился. Но амбасиат различает больше… и это действительно был важный шаг.

– Я шел с караваном в Нави… думал узнать там что-нибудь о тебе, – спокойно ответил Кан. – Эанну мы нашли по пути. Хозяин ее погиб, сама она была ранена. Но двух навок загрызла, прежде чем упасть; да и нам подойти к себе долго не давала.

– Ты знаешь, кто был ее хозяин? – неожиданно холодно произнесла Занна.

– Не знаю точно, – пожал плечами Кангасск. – Мой друг, – и вновь у него голос не дрогнул назвать покойного Немаана другом, – сказал, это был Нарвек Роэль, известный охотник на стигов.

– Нарвек Роэль… – ответила Занна горькой усмешкой. – Да, он так себя называл. Настоящее его имя Алх Аэйферн. Я носила его племенное имя шесть с лишним лет.

– Твой муж… – вздохнул Кан.

– Был, – без тени сожаления отозвалась Занна. – Впрочем, мы с Кангасси видели этого бродягу довольно редко. Последние четыре года он вообще не появлялся. Охотился за кем-то особенным, вроде бы… да какое это имеет значение… А чаргу эту я еще котенком-сосунком помню. Алх назвал ее как меня.

– Занна – Эанна?..

– Аэйферны – файзулы, – кивнула она, – самые презираемые из всех племен в степях. Внешне они похоже на Хаков и Джишей, но них свой язык, и звуков «з» и «с» в нем нет. Так что я тоже была для мужа Эанна… и вряд ли более ценная из двух.

«Их две… И одна уже давно рядом с тобой. Ее и спроси, где другая…» А ведь Эа шла даже не к Занне, а к ее дочери, чей запах напомнил ей о прежнем хозяине… Немаан… он и это знал… И, похоже, он и был тем «особенным» стигом, за которым четыре года охотился несчастный файзул, мир его праху. А уж смерть «Нарвека Роэля» вряд ли можно теперь отнести на счет случайности и одних лишь навок…

– А как он тогда называл Кангасси? – нужно было что-то сказать, и это было самым безобидным, что Кан успел выдумать.

– Никак, – хмыкнула в ответ Занна. – Ему дела не было до дочери, просто потому что это дочь, а не сын. Поверь мне, Айэфернов другие файзулы презирают не только за чужой язык…

– Не вспоминай, – с мягкой настойчивостью произнес Дэлэмэр, осторожно обняв Занну. – Все в прошлом… Где ты оставила девочку?

– Не потащу же я ребенка на край света! – тихо возмутилась она. – Я оставила ее в Малом Эрхе, с твоим другом.

– Другом? – неизвестно почему, но, стоило Занне произнести это слово, как сердце Кана прихватил противный холодок предчувствия. Похоже, Нарра не дремал…

– Думаешь, почему я здесь? – Занна обернулась и бросила на спутника странный взгляд. – Я вышвырнула тебя из своей жизни, уже начала успокаиваться, и тут появляется твой друг… представляешь, он меня убедил…

– Как звали его? – холодно осведомился Кан.

– Немаан Ренн.

– Актер?

– Да.

Кангасск с трудом сдержал вздох облегчения. Призраки остались призраками; и хвала Небесам… Тем временем Занна продолжала:

– Он много рассказывал о тебе. И о том, как ты меня искал…

– Да ну? – искренне усомнился Кан. Коссельский актер, настоящий Немаан Ренн вряд ли мог много поведать о том, кого видел лишь пару раз в жизни.

– Он говорил, что путешествовал вместе с тобой. Про навийский караван упоминал тоже… – ответила Занна с уверенностью в голосе. – Знаешь, если бы ты не сидел, как идиот, пять дней на камне, а поговорил со мной так же, все было бы иначе… Он шел с нами до Малого Эрха, без него я бы не добралась сюда, да еще и с ребенком… Ты вообще меня слушаешь?!

– Да… – мрачно отозвался Кангасск. – Эа, прибавь ходу…

– Что случилось?!

– Надеюсь, ничего…

Больше надеяться не на что. Вне всяких сомнений, это Немаан. Тот самый. Его стигийский камень, почерневший, мертвый, хранится у Кангасска где-то на дне походной сумки, и тем не менее… это существо живо до сих пор и идет к какой-то неведомой цели с прежним мастерством… актерским мастерством.

Актер. Да, чистая правда. Но такие искусные спектакли и не снились простым смертным. «Весь мир – театр…» – это не пустые слова для стига.

Еще издали Кан заметил черную рябь над Малым Эрхом, похожую на множество пепельных хлопьев, поднявшихся в горячих потоках воздуха. То были черные и серые птицы: стоило подъехать ближе, как невнятные «хлопья» приняли очертания пикирующих и хлопающих крыльями фигур; тысячи и тысячи птиц кружили над городом. Еще через полчаса пути стали слышны их голодные крики. Эти глупые люди, приехавшие в Малый Эрх верхом на рыжей чарге, попали на чужой пир…

– Птицы… – тревожно произнесла Занна, подняв взгляд в пестрящее крылатыми тварями небо. – Что здесь случилось, Кан? Что с моей девочкой?!

Кангасск чувствовал ее дрожь, ее ужас, нарастающий, разверзающий под сердцем свою ледяную пасть. И ему больших усилий стоило не поддаться тому же чувству: амбасиату это еще сложнее, чем простому смертному. Но кто-то должен был сохранить холодный разум; если еще и он впадет в панику, то дело плохо.

– Стой, Эа… – строго велел Кангасск чарге и обратился к своей спутнице: – Подожди меня здесь. Вместе с Эанной. Тебе не стоит туда ходить.

– Что?! – Занна встрепенулась; голос ее мгновенно приобрел возмущенный тон, словно и не было в нем минуту назад тревоги и растерянности. – Там моя дочь, и я пойду с тобой, понятно?!

– Понятно, – кивнул Дэлэмэр хмуро и, не споря, пустил чаргу бегом.

Он и сам уже подумал о том, что неразумно оставлять сейчас Занну без защиты. Эа, конечно, здорово выросла с тех пор, как сражалась в последний раз, но все же… Здесь произошло что-то жуткое. Кто знает, где сейчас безопаснее: в черте города или далеко за его стенами… Потому Кан и согласился так легко.

…Над растерзанным городом пировали тысячи птиц…

Гордые, хищные; украшение любого герба, эти твари с крючковатыми клювами в голодное время не брезгают мертвечиной. Стоило приблизиться к воротам, как с кровавого снега, оглашая окрестности жалобными криками, поднялась в воздух целая стая.

– Ополчение Малого Эрха… – угрюмо констатировал Кангасск, окинув взглядом распростертые на снегу тела…

Сотня зорких птичьих глаз взирала на пришельцев с пустых стен; нетерпеливые, жадные взгляды. Меж тем, за воротами продолжался пир, и протяжные крики, доносившиеся оттуда, тонкими, резкими росчерками ложились на однотонный, угрюмый фон тишины. Она казалась осязаемой, она давила, она заполнила собой весь видимый мир… Мертвая. Тишина.

– Подай мне сумку… – вполголоса сказал Кан.

Занна, не возразив ни единым словом, повиновалась, лишь спросила:

– Что ты задумал?

Порывшись в сумке, Кангасск вытащил со дна оба харуспекса. Холодный, память о старом Таммаре, и горящий – он, едва оказался на ладони, живо замерцал, подхватив ритм сердца носителя, тревожный, частый, как у человека, который только что бежал или сражался.

Повесив на шею ремешок с харуспексами, Кан едва не пожалел об этом, ибо они вызвали к жизни такой мучительный гадальный бред, какого Ученик еще не помнил.

– Так будет лучше… – отрешенно произнес он.

Конечно, искать девочку даже с тремя харуспексами бесполезно: наследница Илианн в свое время здорово постаралась, чтобы скрыть от любого гадальщика свою судьбу и судьбу своей дочери. Но в любом другом случае, если Триада добавит шансов, Кан готов был терпеть ее безумства.

Спешившись и велев Занне оставаться на месте, Ученик прошел за ворота.

…«Даже снег не скрипит под ногами…» Он действительно не скрипел: месиво кровавых льдинок, в котором по щиколотку тонули сапоги, с бесшумной мягкостью ложилось под тяжелые подошвы…

Все ополчение города полегло здесь, у ворот, часть мирных горожан – тоже, причем люди, казалось, пытались скорее вырваться наружу, чем защитить стены от вторжения. Большинство воинов явно бежало в страхе, даже не пытаясь сражаться: слишком многие оказались поражены в спину. Семь Сальваторов – все представительство Центральной Сальватории в этом Небом забытом месте – лежали поодаль: вот они точно сражались до конца; поднимали щит; плели общий магический узор… «Запах» магии до сих пор витал над площадью… и слой утреннего снега, тонкий и легкий, как пуховая шаль, едва успел прикрыть взрытую боевой магией землю вокруг почившей семерки. Птицы кружили над ними; садясь на землю, боязливо ходили кругами, не решаясь на большее. Обескровленных лиц последних героев города еще не коснулись крючковатые клювы… кто бы мог подумать, что посмертная слава будет такой… Вздохнув, Кангасск отвел взгляд.

Да, это только маленькая площадь у ворот, с видом на центральную улицу, но отчего-то Ученик больше не сомневался: весь город мертв. Кто бы ни сделал это, они покинули Малый Эрх… Кто бы ни сделал это, они не спешили… Если нападавшие и потеряли кого-либо, то забрали своих мертвецов. Трофеи их интересовали мало: лишь фляжки с аноком меллеосом были срезаны с поясов ополченцев. Но, прежде чем уйти, неизвестные повеселились вволю… Особенно досталось единственному Спектору Малого Эрха… неестественно вывернутые руки, истерзанное тело… похоже, его пытали, прежде чем повесить на тонкой длинной веревке, спущенной со смотровой башенки. Спекторскую повязку с него сняли, и стигийский глаз, черный, погибший вместе со своим хозяином, чьей кровью он питался, влажно блестел в скупых солнечных лучах этого дня… в отличие от человеческого глаза, этот птиц нисколько не интересовал…

Чем мог несчастный мальчишка вызвать подобную ненависть… и у кого?.. у стига разве что. Впрочем, странное дело, ненависти здесь Кангасск не чувствовал. Это, скорее, не месть, а издевка… над тем, кто войдет в разоренный город.

Сколько лет было этому Спектору? Дэлэмэр невольно спросил себя, и харуспексы дали знать: шесть лет. Столько же, сколько Кангасси… Мысль, посетившая Дэлэмэра вслед за этой, заставила сердце на мгновение сбить ритм…

– Кангасск! – Занна нетерпеливо окликнула его. Ненадолго же хватило ее терпения: вместо того, чтобы ждать за воротами, своевольная Илианн уже стояла в пяти шагах от Ученика, и на лице ее отражалась такая решимость, какой позавидует бывалый воин: беспокойство о собственном ребенке, перешедшее все границы, просто не оставило места страху.

– Что случилось в мире, пока я отсутствовал… за последний месяц? – от неожиданности Кан выдал мысль вслух. – Новая война?!

– Нет, – отрезала Занна. – Я понятия не имею! Я просто хочу найти свою дочь!

– Ты оставила ее в таверне?

– Да!

– Проверим там. Пошли.

…Жизнь – это узор судьбы, серебряная паутина. И там, где единовременно обрываются сотни жизненных нитей, остается зияющая дыра с махровыми краями, трепещущими без ветра. Эта рана затянется; судьбоносные переливы серебра побегут в обход; но пока…

Кангасск шел знакомой дорогой, положив ладонь на холку чарги; чувствуя мелкую дрожь, напряжение, беспокойство своего зверя. Занна шла рядом, сжав выше локтя правую руку Ученика… Испуганный котенок… и женщина, видящая защитника в нем, хмуром и, – Горящий, мерцая в такт сердцу, не даст соврать, – растерянном кулдаганце. Две надежды – как одна… Наверное, это и заставляло Кана если и не быть, то казаться тем, кем он никогда не был… воином и магом, уверенным в своих силах.

Трое живых ступали по мертвой земле; крикливые птицы стаями вспархивали перед ними. Выжженный Зирорном переулок, ведущий к таверне, встретил их стойким густым «запахом» высокой магии, стеклянным блеском стен, отведавших запредельного жара; и фонари, оплывшие, словно свечи, склонили свои железные головы…

Холодный и Горящий безумствовали под молчаливым взором Нарры. Кангасск видел месиво образов, ощущал следы паники и ужаса, которые, казалось, въелись здесь в каждый камень… одного он не видел и не чувствовал: тех, кто это сделал. Надо быть стигом… или гадальщиком династии Илианн, чтобы спрятаться от Триады так.

Это случайное, непреднамеренное сравнение заставило Кана хмуро сдвинуть брови, и отмахнуться от мысли не получилось.

– Не бойся, Занна, – ледяным тоном произнес Кангасск, обернувшись к ней. – Здесь никого нет. Нет смысла хвататься за меч.

– Ты говоришь, как гадальщик, – бросила Занна в ответ, но ладонь с рукояти маленькой катаны все же убрала.

Бесстрастный тон; стекленеющий взгляд; слова, взявшиеся из ниоткуда и сложившиеся в малопонятные отрывистые фразы. Да, она это имела в виду. Однако при всем внешнем спокойствии сердце Кангасска Дэлэмэра отбивало бешеный ритм. Безумие Горящего и равнодушная ясность Холодного, не желающих молчать ни минуты, неслись сквозь сознание Ученика диким ледяным потоком, подобно реке в узком проливе меж берегом Архангела и берегом Дьявола.