Текст книги " Камень третий. Дымчатый обсидиан "

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 43 страниц)

– Первого Спектора создал я, – продолжал Немаан. Странно, но он пустился в подробные объяснения вместо того, чтобы просто подтвердить догадку Кана. Неужели Триада и вправду мешает ему?.. – …и, как видишь, через своих Спекторов я узнал о людях куда больше, чем за все предыдущие годы. Мне не было нужды больше «воевать» с вами; и держать при себе людей, как я держал твою Занну, тоже было ни к чему. Не так давно я поэкспериментировал с магией правды, ты этот эксперимент помнишь. Первый блин комом, как говорится. Сейчас я куда более искусен в этом деле. И могу изменять память так, как сочту нужным, причем без тяжелых последствий для человека.

Думаю, теперь все лишние вопросы отпали и нет необходимости продолжать по пунктам. Я намерен взять твой облик, воспроизвести твой характер и воспользоваться тем влиянием, что ты имеешь в мире. Ты все равно отмахиваешься от своей власти, так к чему тебе за нее держаться? Я сделаю все в лучшем виде. Омнис будет жить под моим правлением и жить хорошо. Небольшие коррективы в памяти всех твоих знакомых – и я – полноценный Кангасск Дэлэмэр. Что до тебя, то Омнис большой. Забирай свою любимую женщину и отправляйся на любой край света, куда пожелаешь. Память я и ей, и девочке, а хочешь – и тебе немного поправлю, дабы тебя не так грызла совесть. Вы будете счастливы.

Это твоя мечта, Кан. Уж кто кто, а я прекрасно знаю, чего ты всегда хотел.

Молчишь?.. – Немаан резко посуровел. – Ну что ж, тогда говорить буду я. Ты симпатичен мне, Дэлэмэр, и я не особо лукавил, когда звал тебя другом. Но я тобой пожертвую, если ты откажешься. Вновь испытаю вашу человечью жалость, но пожертвую, не сомневайся. Сейчас меня держит то, что Дымчатый Обсидиан я могу получить лишь с твоего добровольного согласия, так же как ты от Малкона его получил. Но откажись, и все будет примерно так… Я убью тебя, Кан, и заберу диаду – Холодный и Горящий, это уже неплохо. Триаду с моим стигийским камнем они составят слабенькую, но это лучше, чем ничего, мне вполне хватит на ближайшие несколько тысяч лет. За это время я найду подход к Нарре. Что до твоей женщины, то я буду для нее тем Кангасском, каким ты никогда не мог быть. Тем, о ком она мечтала. Даже интересно будет узнать, каково на вкус это ваше человечье чувство – любовь. А для Милии и Кангасси я буду отцом. Тебя они даже не вспомнят. И никто не вспомнит. Осознаёшь, каков у тебя выбор?

Кангасск молчал. И безумная ярость, несколько минут назад готовая захлестнуть его, оборачивалась ледяным спокойствием. Безлюдные горы, скованные вечным льдом, спокойны так. И любого, кто явился покорить древний ледяной край, ждет неминуемая смерть, среди тишины, под ярким, ничего не согревающим солнцем… Кангасск Дэлэмэр еще не помнил себя таким…

Тем временем Немаан сменил облик…

– Таким она меня помнит, – произнес он с улыбкой, представ перед Учеником юным Дэлэмэром, черноволосым, смуглым от кулдаганского загара; без шрама на лице; со здоровой правой рукой, способной держать меч… – И таким меня будут помнить все остальные. Хотя… – стиг задумался, и, следуя его мыслям, смуглое человечье лицо, преломив бровь, перечеркнул свежий шрам. – Шрам хорош. Пусть будет…

Кангасск пристально смотрел в глаза этого получеловека. Глаза, зеленые и ясные, как у него самого. И холод, уже жгучий, безжалостный и свирепый, терзал его душу. Выбор. Перекресток. Узел, от которого разбегаются в разные стороны мириады серебристых нитей. И ошибиться сейчас наследник миродержцев, при всей своей неопытности и молодости, не имел права.

«Какое значение имеет моя жизнь? С ней я простился вчера… – подумал он, уже не сомневаясь, что мыслей его не слышит никто во всей Вселенной. – Мои Учителя поступили бы так, как лучше для Омниса. Они всегда так поступали. И я должен…»

– Я передам тебе Нарру, – кивнул Кангасск, когда стиг уже начал терять терпение: все-таки от роли вспыльчивого наемника-Немаана он еще не успел отойти.

– Мудрое решение, – расплылся в улыбке тот, кого можно было бы назвать теперь лже-Дэлэмэром. – Говори. Я жду…

– Погоди. Я еще не вполне уверен в тебе… – несколько охладил его пыл Ученик.

– Дьявол раздери тебя, Дэлэмэр!!! – вспыхнул стиг. – Я и так на многое пошел, чтобы ты мне поверил! И твои харуспексы не соврут – я сдержу слово!

– Да, – отозвался Кан примиряюще. – Харуспексы подтверждают твои слова. Потому мне нужен лишь последний жест твоей доброй воли.

– Валяй… – стиг шумно выдохнул. – Что ты хочешь?

– Я не оставлю Омнис стигу, – тоном, не подразумевающим возражений, произнес Кангасск. – Потому мне нужно доказательство, что ты человек, окончательно и бесповоротно.

– Много просишь… – огрызнулся лже-Дэлэмэр, впрочем, не очень убедительно это прозвучало.

– Не много, – мотнул головой Кан. – Я так понимаю, сейчас ты не раздроблен, а един… Так вот, я хочу твой последний стигийский камень. Тот самый. Белый харуспекс Илианн.

– Подлый ход, – стиг презрительно сплюнул.

– Ничего подобного, – улыбкой ответил ему человек. – Ты же хотел сменить свою природу? Вот и держи слово. Чтобы никаких больше «походных форм». Повторяю: стигу я Омнис не оставлю. Ну? Я жду.

С минуту Кангасск наблюдал целую гамму эмоций на «своем» юном лице. Да, пожалуй, теперь от человека это существо отделял и вправду всего один шаг – белый харуспекс, позволяющий плодить в любых количествах стигийские камни…

Наконец стиг подставил равнодушному провальному солнцу открытую ладонь, дабы человек видел и не сомневался. И белый обсидиан – тысячелетняя надежда и проклятье всего рода Занны, появился над рукой лже-Дэлэмэра. Миг спустя, тот сгреб его в кулак и швырнул Дэлэмэру настоящему, который, не сводя взгляда с врага своего, поймал камень на лету.

– Доволен? – ухмыльнулся стиг. – Теперь я человек. Не могу бродить по мирам, создавать жутких «монстров» и читать твои глупые мысли…

Он хотел сказать еще что-то, но осекся, когда Кангасск сдвинул крышку стеклянного колодца и занес над ним руку с белым харуспексом.

– Мысли? – у Кана даже голос изменился, когда он заговорил вновь. – Ты и так не уже мог их читать, – с этими словами наследник миродержцев разжал кулак, позволив белому камню Илианн плюхнуться на самое дно колодца, уходящего вглубь пустыни, в извилистый лабиринт водяных пещер. Затем безжалостно подытожил: – Иначе не сделал бы этого.

Почувствовав цепкий холодок на запястьях, лже-Дэлэмэр с ужасом посмотрел на свои руки. Магические браслеты, вьющиеся серебристыми змейками, медленно таяли, исчезая из виду, но оставляя ощущение тяжести и вечного плена. Он не сразу опомнился, этот новый человек. Древний, прошедший несчетное количество миров, но едва познавший жалость и лишь мечтающий о любви, в точности как парень возраста примерно того же, что и запомнившийся десятилетней Занне Кангасск…

Что до самого Кангасска, то он спокойно обошел остолбеневшего от отчаянья лже-Дэлэмэра и разбудил Занну с девочкой, сняв магический сон. Разбудил и велел уходить.

Однако они, с удивлением и ужасом поглядывая на юную копию Кана, не ушли далеко, остановились возле спящей Эа, недалеко от того места, где спали. Времени отчитывать их не было, ибо бывший стиг пришел в себя…

– Ты хотел быть человеком. И теперь ты человек, – сказал Кангасск без злобы, почти с сочувствием. Лишенный магии и своей стигийской натуры, лже-Дэлэмэр больше не казался ему опасным. – Живи, учись, будь счастлив. Я не трону тебя. И никто не тронет. У тебя внешность кулдаганца-полукровки, у которого смешаны черты прародителей. И никто не увидит ничего странного в том, что ты похож на меня.

– Ты… ты… – новый человек задыхался от гнева и отчаянья, не в силах произнести ничего больше. В глазах его блестели злые слезы.

– Через свою гордость переступить непросто, – вернул Кан его же слова. – Но тебе придется это сделать. Тогда ты будешь жить. Теперь ты смертен, как и подобает человеку, и жизнь у тебя одна. Сделай правильный выбор.

Неизвестно, чего это стоило бывшему Немаану, но он сумел совладать с эмоциями; восстановил дыхание; заговорил сурово и решительно.

– Нет, друг мой. Ты напрасно полагаешь, что я проделал такой долгий путь и затратил столько сил только ради того, чтобы Ученик-недоучка влез в мои расчеты. Признаюсь, я надеялся, что ты говоришь правду. Вы, люди, называете это доверием, но, как оказалось, я недостаточно вас изучил и зря опробовал неизвестное ощущение. Но это интересно. Внезапное возникновение браслетов миродержца не так любопытно, как скорость, с которой вы, люди, учитесь лгать. Впрочем, это не имеет значения. Да, я просчитался, но твоя смерть вернет мне все, что я потерял. Браслеты держатся, пока жив наложивший их. Ты калека, а память мастеров меча, живших задолго до тебя, я не потерял вместе с камнем. Да, кстати, по поводу камня – бросать его в колодец было глупо. Петля левитации – это человеческая магия, но, как ты уже убедился, я неплохо в ней разбираюсь, и, в итоге, я его достану. Впрочем, и Диада меня устроит на первое время. Решай, Дэлэмэр, я и так говорил с тобой слишком долго, – стиг угрожающе понизил голос. – Сними браслеты и отдай мне Нарру, пока я еще предлагаю по-хорошему.

– Память мастеров меча, говоришь? – Кангасск коснулся ладонью рукояти сабли и не сдержал ехидной ухмылки: – А это тело ты приучил к такой памяти? Успел? Не думаю…

– Что ж, ты выбрал… – мрачно произнес стиг и потянул меч из ножен…

Меч… в точности такой же, какой прихватил с собой юный Дэлэмэр, когда спешно покидал родную оружейную. Даже его стиг не поленился скопировать.

«Бедный мальчик! Ай-яй-яй, а я-то думал, мы с тобой поговорим на языке магии. А так… смотри-ка, узнаёшь меч?» – чужое воспоминание вспыхнуло в серебристой оправе нитей судьбы и погасло. Не время сейчас для прошлого, совсем не время.

Кангасск знал, что прав относительно памяти тела, однако даже это обстоятельство помогло ему мало: первую рану Ученик получил почти сразу же, отведя клинок, метивший в шею и упустив момент, когда стиг, даже не пытаясь преодолеть сопротивление, просто перенаправил удар вниз, по ногам… Закрыться успел, благо сабля куда маневреннее, чем копия его прежнего меча, однако колена не сберег. Теперь на каждый шаг оно отзывалось адской болью. На сколько же шагов его хватит…

…«Уходите,» – он сказал. А куда уходить и зачем? Их с дочерью судьба решится здесь, Занна знала это.

Судьба…

В тот памятный день, когда Занна, еще маленькая девчушка, взялась гадать кулдаганскому парню и увидела след своей судьбы в его жизни, она просто испугалась и поспешно закрыла глаза на все остальное. Поспешно – пока новые события не открылись ее взору… Повзрослев, она жалела об этом. А сейчас жалела особенно, ибо то, перед чем стояла она, наследница древней династии Илианн, куда страшнее простой неизвестности, в которой живут люди, не знавшие никогда опасного дара – умения гадать…

Когда-то было так…

…Был город Таммар. Был родной дом, ничем не отличающийся внешне от других домов на той же улице. И старая мудрая бабушка – Элиза Илианн – рассказывала любопытной черноволосой внучке о ее судьбе. Рассказывала нараспев, словно древнюю сказку. Долгими бархатистыми вечерами. Смешивая воедино дальнее и ближнее будущее, как художник смешивает краски.

«…И придет муж твой издалека. И будет он смуглым от жаркого солнца. И будет зеленоглазым. Великий маг и воин, величайший среди всех, известных миру. От магии будет у него шрам в душе. От стали – на лице… Он придет тогда, когда ты не будешь ждать его прихода. И не понадобится тебе много дней, чтобы узнать и полюбить его, потому что в дальнем прошлом вы встречались не раз…

…Он будет властителем, каких не помнил Омнис…

…Он будет выглядеть человеком, но в душе принесет иное пламя…

…Пустыня обвенчает вас без церемоний, под багровым небом…»

Когда Кангасск получил первую рану, Занна вздрогнула тоже, словно и ей передалась эта боль.

Вот они. Оба. Похожие внешне. Причем тот, кого династия Илианн помнила как незримого отца, отвечает предсказаниям детства куда больше, чем последний Ученик миродержцев, который, по сути, недалеко ушел от простого смертного.

Неужели…

«Он будет выглядеть человеком, но…»

…Лже-Немаан тоже появился нежданно. И завоевал симпатию Занны сразу же. Он предугадывал желания, он развеивал любые сомнения, и, казалось, был всемогущ. Как маг. И как воин.

…Он выглядел человеком и вел себя по-человечески, зачастую увлекаясь эмоциями и смакуя их, словно дорогое вино.

…И теперь – приобрел последние черты. Даже памятный шрам…

Он будет властителем, каких не помнил Омнис…

Миг – и по щекам наследницы Илианн покатились слезы. Привыкшая быть сильной, она давно запретила себе плакать. Но сейчас ни в чем уже не было смысла, в том числе и в старом запрете, что помог выжить и не сломаться за все эти годы. Занна беззвучно рыдала, прижав к себе дочку… в то время как бой в десятке шагов от них подходил к концу…

…Стиг учился быстро. Как мастер-оружейник, одинаково владеющий обеими руками и знающий о каждом оружии понемногу, повертит в руках незнакомый меч, оценив вес, центровку и размах, а уже через пару минут вполне сносно применит его в бою, так и это существо быстро осваивало незнакомое тело. Та же пара минут – и в глазах, зеленых, кулдаганских, – уже не отчаянье, а веселый азарт, словно не о жизни и смерти идет речь. Даже рана, что заставила левую руку без трех пальцев, не волновала лже-Дэлэмэра; а стоило ему перехватить катану здоровой рукой и провести пару ударов, как Кангасск настоящий с горечью осознал, чье мастерство сейчас работает против него… Влады, Учителя… все то, чего он, последний Ученик, в свое время просто не понял.

«Вор…» – мелькнула злая, презрительная мысль, и все померкло перед ней.

Когда Кангасск перенес вес на больную ногу, от злости забыв беречь ее, то, кажется, даже слышал, как хлюпнула кровь, набравшаяся в ботинок… И прием, который последовал за этим, ни один из его учителей не похвалил бы: летящий на него клинок Дэлэмэр, ослепленный злостью, миновал лишь чудом, а уж отбор меча и вовсе начал без всяких правил, забыв все, чему его учили… Сила, помноженная на ненависть, и боль… страшный коктейль, иногда способный заменить недостаток мастерства.

В первый миг Кангасск своего молодого двойника просто снес, в едином порыве. Зеркальный клинок стигийской катаны ткнулся в мертвый арен, погрузившись в него на треть, и локоть, закованный в стальные чешуи, хрустко впечатался в лицо лже-Дэлэмэра. От подобного удара впору растянуться на песке без сознания, однако стиг опомнился на удивление быстро.

К мечу, оставшемуся торчать в багровом арене, он даже не потянулся; для этого потребовалось бы подняться с колен и безоружным преодолеть расстояние в целый шаг… ничтожны шансы успеть все это, когда ты почти слеп от боли, и собственная кровь заливает тебе глаза… Знал бы Кангасск, как все обернется, никогда не носил бы боевой нож за голенищем сапога.

Едва завладев чужим оружием, стиг нанес всего две раны. Первая прочертила кровавую полосу по бедру Кана, заставив его вскрикнуть от боли и припасть на колено, что дало его противнику время встать и замахнуться снова. Вторая рана была смертельна: нож вошел в прореху драконьей куртки, где пуля гробокопателя оставила ее без защитных чешуй. После такого удара встать Кан уже не сумел.

Роняя с губ кровавые капли, он еще некоторое время – как ему показалось, невыносимо долго, – стоял на одном колене, согнувшись, зарывшись бесчувственной правой ладонью в багровый песок. Кажется, даже пытался подняться… Но силы скоро покинули его; последний Ученик упал набок, и арен чужого мира взвыл в тоске и отчаянье, беззвучный для всех, кроме омнисийского наррата, умирающего под чужим солнцем.

Мир всколыхнулся ворохом бликующих перьев, разорванный ффаром, багрянцем и серебром, когда стиг пинком заставил Кана перевернуться на спину. «Тварь… – безнадежно подумал Ученик. – Теперь-то чего тебе?..» Постепенно блики и краски перестали плясать перед взором и сложились в более-менее ясную картину.

Солнце светило слева, и стиг стоял вполоборота к нему, невольно подставив багровому свету как раз ту щеку, которой достался удар. Этот удар изуродовал юное лицо навсегда; и править подобное можно только высокой магией, иначе всю жизнь приедтся носить уродливые шрамы и вспоминать стальные края драконьих чешуй. Конечно, можно позлорадствовать над испорченным ворованным обликом, но Кангасску было не до того…

…Впрочем, и стиг чувствовал себя неважно. Кан здорово приложил его локтем в последний раз, да и прочие раны дали себя знать, стоило отойти горячке боя. Теперь, не имея возможности править свой облик, это существо вынуждено мириться со всей болью и слабостью, которое испытывало сейчас его человеческое тело. Тело двадцатилетнего парня, не искушенного в боях и странствиях: именно таким был Кангасск в двадцать лет.

И мир у лже-Дэлэмэра сейчас плыл перед глазами почти так же, как и у его противника, растянувшегося на песке и теряющего жизнь по капле. Видно было, что он с трудом держится на ногах.

– Отдай мне нарру, – с трудом проговорил стиг; струйка крови потянулась из уголка рта и прочертила гладкий подбородок, но он упрямо продолжил: – И будешь жить. Иначе… – острие клинка, направленное в лицо Кану, служило наглядным доказательством его намерений.

Ученик не ответил. Несколько мгновений Дэлэмэр настоящий смотрел в глаза своему двойнику, а потом… смежил веки и расплылся в улыбке. Недоумения, отразившегося на лице стига в тот момент, он не видел.

Было грустно и смешно вспомнить сейчас, перед смертью то, что он вспомнил: тренировочный бой с Орионом Джовибом, таким же юным, как он сам. Тогда Ученик миродержцев, даже не подозревающий, что скоро его назовут последним, оказывался на земле в восьми случаях из десяти. И тогда Орион, приставив меч к его горлу, торжественно произносил что-нибудь или просто беззлобно смеялся над своим неопытным другом… До тех пор, пока Дэлэмэр, воспользовавшись его беспечностью, просто не извернулся, дав ему хорошего пинка под колено…

«…тогда, на корабле, я, должно быть, тоже свалял дурака. А с тобой так нельзя…»

Память ффара вмещается в ничтожнейшие мгновения настоящего. Сейчас – в один вздох: преодолев боль, которую доставляла рана, Кангасск набрал в грудь воздуха и, следуя тому, что в один голос говорили Влада и Осаро – «Действуй на выдохе, бей с гортанным криком!» – сделал то же, что и на давней дружеской тренировке. Крик, на ничтожную долю секунды оставивший врага в замешательстве, дал ему возможность успеть подбить своему двойнику ноги.

У каждого есть немного сил про запас. И нужно сильно ненавидеть… или любить… чтобы суметь вычерпать последнее… И как не суметь этого, когда за спиной у тебя – любимая и весь мир?..

Все решилось еще проще, чем тогда, разве что встать в полный рост Кангасск не сумел и красиво завершать бой не стал. Сохраняющему жизнь следовало бы пощадить поверженного врага. А Кангасск Дэлэмэр, наследник миродержцев даже не подумал об этом, ни когда наносил саблей первый удар, рассекший стигу грудь, – ни когда добил его уже на песке.

Чувство победы… оно было. Недолго, мимолетно, но оно посетило последнего Ученика. Впрочем, силы вскоре оставили победителя, и он растянулся на песке рядом с мертвецом. Вот теперь все… теперь он сделал все, что мог.

Последним воспоминанием в мире, что стремительно мерк и исчезал, для Кана стали голоса…

Занна плакала и молила сквозь слезы: «Не умирай, Кан! Держись… любимый мой!..»

«Любимый… вот как… Я дождался… жаль, что так поздно…» – отрешенно подумал на это Кан.

И проводил его во тьму и безмолвие… отчаянный крик девочки, молчавшей столько лет… «Папа!!!»

Глава шестьдесят восьмая. Иное пламя

Я встал на путь Сохраняющего жизнь очень поздно, как мне кажется. И то, что детишки, постигавшие смысл учения вместе со мной, принимали сердцем, мне мешал принять на веру разум. И я спрашивал. Спрашивал много.

Какой смысл пытаться сохранить жизнь бандиту, если ты знаешь почти наверняка, что он вернется мстить, когда ты будешь мирно спать в своем доме? Какой смысл умирать на поле боя, запретив себе подло бить врага в спину? Какой смысл вступаться за слабого, если нет шансов выйти из боя победителем? Когда ты умрешь вот так, бесславно и глупо, для кого это будет важно?

Тогда учитель сказал мне: для тебя самого. И я почему-то не отмахнулся от его слов.

И вспомнил их, когда узнал о смерти Хельги, Не Знающей Лжи. Она, наш общий Учитель, наверное, и не могла умереть иначе…

Лон Равьериус, «Книга позднего ученика», глава третья

год 12023 от п.м.

Он ступал по гулким плитам, отполированным до блеска, отражающим небо над головой: сиреневую ночь, полную щербатых лун и мерцающих звезд. Он был здесь и не был. Как во сне, когда присутствуешь, но не видишь себя. Однако шаг его оставался тверд и звучен: тысячекратным эхом отвечали странные плиты, словно передавали весть об идущем друг другу, во все стороны.

– Ты пришел навестить умирающего, Кангасскнемершгхан Дэлэмэр? – спросила рыжеволосая девушка, закутанная в теплый плащ цвета индиго. Она появилась из тьмы, словно призрак, и зашагала рядом. Зрачки цвета темного янтаря, оранжевые и синие ленточки в тяжелых косах, загорелое личико – все в ее облике напоминало о мире далеком и чужом, где слишком много солнца.

Кангасск не ответил девушке: он и сам не знал, зачем пришел сюда. Тем временем она продолжила:

– Даже его родители не пришли, а ты пришел. Он так ждал тебя.

– Кто ты? – спросил Кан и с трудом узнал собственный голос, глубокий, заполняющий все пространство под фиолетовыми небесами.

– Я Саренга, – улыбнулась девушка в ответ. – И тот, к кому мы идем, – Сигиллан.

Миры… Не удивление, но восхищение озарило в тот момент душу Кана. Словно он понял нечто, долгое время не дававшее ему покоя.

– Ты не удивлен, – заметила Саренга. – Ты достиг момента, когда смерть отпускает человека на волю, а не бросает в мир снова. Это время увидеть многое не таким, как ты привык, а совсем иначе. Увидеть, что звезды это не огненные котлы, горящие в вечном холоде, что планеты это не бездушные камни, обращающиеся вокруг светил, и что сами миры – тоже не сеть законов, опутавшая нечто материальное… Как мы выглядим для тебя? Как люди? Что ж, это наследие твоей недавней памяти. Подожди немного – и правда откроется тебе полностью…

Она говорила просто и доброжелательно, уводя гостя все дальше в чернильную пустоту; а сквозь фиолетовое небо проступал тонкий паутинный узор – судьбоносное серебро. В какой-то момент Кангасск осознал, ясно и четко, что у каждой звезды, у каждого мира в этих паучьих кружевах свое место. Некоторых нитей хотелось коснуться: просто чтобы почувствовать их дрожь, или даже что-то поправить. Но Кан сдержался; уже другое чувство намекнуло: не надо.

Казалось, прошла вечность, прежде чем Саренга объявила, что путь завершен. Те же зеркальные плиты, та же тьма вокруг… но появились призрачные образы, возникающие и растворяющиеся в ней. Их было много. И каждый склонялся над худощавой фигуркой, лежащей под белым покрывалом на высокой узкой кровати.

Подошел и Кангасск.

Последний посетитель обернулся к нему: подросток с пышной шевелюрой и живым, любопытным взглядом. Встретившись с ним глазами, Кангасск почувствовал некое родство, вспомнил Кулдаган, поющий арен, нарратов и Странников…

– Здравствуй, родной, – приветствовал его подросток. – Я Ле'Рок. Рад видеть тебя.

– И я рад, – отозвался Кангасск.

Ле'Рок же откланялся и растворился в темноте, оставив его один на один с умирающим.

Все эти посетители… эти… миры. Исчезновение образов более не обманывало Ученика. Все они были здесь. И пристально наблюдали за ним сейчас.

– Здравствуй, Сигиллан, – обратился Дэлэмэр к бледному, изможденному парню, лежащему на кровати.

– Здравствуй… – шепотом ответил тот и даже вымучил улыбку. – Омнис привел тебя?

– Нет…

Омнис. Ну да, и он тоже должен быть здесь. Юный мир… наверное, подумалось Кану, он выглядел бы пятилетним малышом, так похожим на Макса Милиана…

– Что стиг сделал с тобой? – спросил Ученик прямо.

– Ты еще во многом человек, Кангасскнемершгхан, мне тяжело объяснить на словах… – Сигиллан устало вздохнул. – Но ты знаешь, как можно уничтожить человеческое существо, даже не коснувшись его тела. Если лишить человека всего, что он любит; если растоптать все, о чем он мечтает; если не оставить ему надежды; если победить и превзойти его во всем; если заставить его любить без ответа или ненавидеть без конца… если лишить его жизнь всякого света…

– Ему нужен был ффар… – кивнул Кан, осознав, что пытается объяснить ему умирающий мир.

– Не просто ффар, но то, откуда он происходит, – Сигиллан произнес это с горечью. – Смысл всего, начало всего. Оно не имеет названия ни на одном из ваших языков. И миродержцы, наши родители, приносят это пламя, сами не зная, отчего оно и как долго ему гореть…

Я боялся, что маленький Омнис повторит мою судьбу, – голос Сигиллана стал тверже; парень даже нашел в себе силы приподняться на локте. Разговор требовал решительности. И взгляда в глаза. – Боялся… Более того: мне казалось, малыш обречен. Потому что исход твоего последнего боя не изменил бы по сути ничего. Ты должен был стать вторым стигом, Кангасскнемершгхан. Триада – путь к стигийским скитаниям. Смерть изменила бы тебя мгновенно, а случись тебе выжить… тысяча лет, или две – и ты переродился бы в подобное существо, даже более сильное и жадное, чем тот стиг, которого ты знал, ибо союз обсидианов трех миров – сам по себе уникален и обладает мощью, которую не с чем сравнить.

– Вот как… – задумчиво произнес Кан. – Я мог стать стигом…

– Мог. Трем харуспексам потребовались бы тысячелетия, чтобы сомкнуться в единое целое. Или твоя смерть, Кангасскнемершгхан. И сейчас ты несешь единую Триаду, ты обладаешь ее силой и свободой, но ты не стиг… хотя, пожелай, и сможешь все, что мог творить он.

– Кто же я тогда?

Сигиллан устало опустился на подушки и поднял взор к небу.

– Я не знаю, – помедлив, ответил он. – Никогда я еще не видел существа, подобного тебе. Ты сияешь…

Кан болезненно сморгнул: свет, видимый ему одному, резал глаза. Сквозь фиолетовую дымку небес проступали все новые нити серебряной паутины, более мелкие, тонкие. Им не было числа. Вскоре уже и сам Сигиллан виделся ему эдаким мотыльком, попавшим в живую паутину, которая пошла узлами и разрывами вокруг него. И – так просто, словно Кангасск-оружейник собирался чинить кольчугу – Ученик подмечал, что местами разрывы кружев судьбы вполне поправимы, а в других случаях… достаточно лишь добавить немного сияющего серебра…

– Омнис говорил, что знает причину, – умирающий мир произнес это уже шепотом. – Спроси его сам.

…Кангасск не ошибся тогда… Душа родного мира предстала перед ним мальчиком лет пяти. Точь-в-точь маленький Максимилиан с древнего фото… Иначе и быть не могло, если миродержцы творили Омнис, думая и тоскуя о потерянном сыне. И слезы этого малыша выглядели не менее искренними, чем у человеческих детей.

– Как хорошо… – он всхлипнул, закрыв лицо ладошкой. – …что ты послушал мою маму. Что поступил, как она учила тебя… Это было… как последнее слово. Оно дало Триаде другой смысл.

Чувствуя, как оцепеневшую душу пробирает дрожь; жмурясь от нестерпимого света паутины, видимого лишь ему одному, Кангасск Дэлэмэр протянул руку и осторожно потрепал мягкие волосы малыша-мира…

Влада. Учитель. С ее необъяснимым состраданием даже к тем, кто несомненно заслуживал жестокой кары. Как прежний Алый Совет. Как Гердон Лориан. Как многие и многие, кого Кангасск даже не знал.

Когда… неужели всего за два коротеньких года ученичества это успело войти в мысли и душу, в плоть и кровь последнего и самого недоученного ученика? Он ведь не задумывался, поступая. Не выбирал. Не рассматривал вариантов. Ни когда защищал стига перед Флавусом, ни когда отказал себе в быстрой победе (что может быть быстрее, чем метнуть нож в спину..), ни когда готов был отпустить его, человека, опасного даже без магии и стигийских камней… Осознал все это Кангасск только сейчас. И поразился самому себе.

– …Ты не уподобился ему, – продолжил его мысль Сигиллан. – Ни в жизни, ни после смерти… Но кто ты теперь, я не знаю. И никто не знает. Хотя мнения дальних миров, вроде тех, откуда приходят наши родители… миров-первоисточников… я не могу спросить… Впрочем… – он издал грустный смешок, – я уже ничего не смогу…

– Сможешь… – с улыбкой возразил ему Кангасск и рассмеялся… всему: себе, осознавшему; миру, утонувшему в свете бесчисленных нитей; необъяснимому спокойствию в душе, какого он, будучи простым смертным, ни в одной из жизней не знал… И заверил того, кто уже утратил для него ясный человечий облик: – Ты будешь жить, Сигиллан. И я – тоже…

Когда четыре щербатые луны Сигиллана обернутся убывающими серпами и выстроятся в одну линию над горизонтом, придет конец всему, и не будет рассвета, лишь ослепительная вспышка сотрет все живое с лица земли…

Конец света давно был предсказан, и с ним смирились, считая последние восходы и закаты умирающего солнца. Но тогда, когда уже не осталось надежд; когда люди Сигиллана послушно склонили головы, готовые безропотно встретить смерть, под линией лунных серпов, предвещавших финальную вспышку, загорелась алая рассветная полоса.

Такого ласкового рассвета никто уже не помнил. И люди подставляли ему холодные ладони и бледные лица, и плакали от счастья, не смея поверить в такое чудо. А спустя минуты над горизонтом, подсветив тяжелые облака, показался рыжий солнечный диск…

– …да я не помню, Флавус, – в которых раз с беспечной усмешкой отмахивался от расспросов друга Кангасск Дэлэмэр. – Занна говорила, что уже плакала надо мной, как над мертвым, когда я открыл глаза и начал нести какой-то бред. Говорил, кажется… «Я построю тебе новый Таммар»…

– Не такой уж и бред, – с веселым ехидством заметил Флавус и, хмыкнув, потянулся за диадемовым сахаром через весь стол. – А то я не знаю, как ты назвал новый город посреди Кулдагана!..

– Мда… – задумчиво протянул Кан и надолго замолчал, приложившись к кружке с крепким чаем. – Вообще я приехал тебе другое сказать…

– Говори, – Флавус пожал плечами.

– Я этого пока не афишировал, – сразу решил оговориться последний Ученик, – но… Стигов не осталось в мире, и Спекторы как таковые не нужны больше. Иными словами, ты свободен, и твоя должность тебя здесь не держит. Просто поезжай в Кулдаган и исполняй свою мечту, ту самую. Мы еще юнцами были, когда ты мне ее рассказал. Так что вперед. Если хочешь, можешь махнуть на трансволо со мной. Подробности на месте…