Текст книги "Стражи границы (СИ)"

Автор книги: Нина Скипа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 40 страниц)

– Помимо естественного желания познакомиться с родителями моего доверенного секретаря, я хотел обсудить с вами, господа, еще один вопрос. Милан, как я понимаю, еще не успел сообщить, что собирается жениться. И свадьба состоится месяца через три…

– Через два, – поправил Милан. – Будем их брать тепленькими, пока не опомнились.

– Думаешь?

– Иногда. Главное, не проговорись об этом Лерочке.

– Милан! – ахнула Белослава.

Милан снова замолчал. Вацлав ободряюще сжал его пальцы. Как там, в Трехречье.

– Ну, значит, через два, – спокойно продолжил Вацлав. – Просто, на этот раз, я хотел лично проследить, чтобы об этом Милан предупредил вас заранее.

Милан бросил на мага вопросительный взгляд. Тот снова сжал его руку.

– Вы простите нас, господа? Нас ждет мой брат.

Вацлав встал и кивнул Милану. Тот тоже встал. Вацлаву показалось, что Милан почувствовал облегчение.

Выйдя из дома, Вацлав весело спросил.

– Подвезешь меня, мой мальчик? Я без экипажа.

– С удовольствием. Садись.

– По-моему ты устроил совещание сегодня еще и потому, что не рвался к своим.

Милан пожал плечами.

– Просто ко мне всегда относились как к никчемному бездельнику. Я не говорю, не любили. Любили, конечно. Но с изрядной толикой презрения. И, думается, Светик отразил общее мнение.

Вацлав хмыкнул.

– Что ж, в чем-то они правы. Купец из тебя никакой.

– Представь теперь, что они будут говорить о властьпридержащих.

– А вот тут ты ошибаешься, мой мальчик. Как раз здесь вступят в дело родительские чувства, и они будут с гордостью говорить, что их Милан теперь большой человек. И ведает наукой в правительстве…

* * *

Итак, мне удалось, наконец, познакомиться со спутником и спасителем моего брата. Нет, я вовсе не имею в виду ту вечеринку, когда все дружно перепились и забуянили. Но Милан теперь временно устроился у меня, чтобы упростить процедуру согласования различных вопросов. А работал уже не в доме Вацлава, который теперь был его домом, а на обычном рабочем месте.

Я быстро понял, что именно так привлекло к Милану моего брата. Милан относился и к Вацлаву, и ко мне, как к людям, а не как к высокопоставленным лицам. Пусть отношение к Вацлаву сложилось постепенно, но Вацлав говорил, что Милан его разгадал довольно-таки скоро. По крайней мере, именно с этим он связывает упорное нежелание молодого человека перейти с ним на ты. Дескать, с князем не положено. И вообще, раз князь, то терпи. Куда тебе деваться?

Когда Милана нет рядом, я прекрасно понимаю, что именно в нем привлекает меня. Он не старается за мной ухаживать как за болячкой. А я настолько привык, что со мной, в мои тридцать семь, обращаются как с восьмидесятилетним старцем, что чувствую себя польщенным, как старый дед, которому отпускает комплименты молоденькая девочка. Когда его нет рядом, я даже думаю, что он просто не любит ухаживать за больными, поэтому оставляет это многочисленным любителям этого вида спорта. Но когда он начинает маячить перед глазами со своей веселой улыбкой и забавными высказываниями, у меня опять поднимется настроение, и я сам принимаюсь ухаживать за ним, чтобы он не забывал ко мне дорогу.

В последнее время я чувствую себя гораздо лучше, собственно, с каждым днем силы все более возвращаются ко мне. Вернее, не возвращаются, их у меня отродясь не было, а просто так прибывают. Я стараюсь меньше носиться с собой, меньше себя жалеть, но к этому нужно привыкнуть. Может быть, поэтому я и хочу куда-нибудь уехать? Что бы привыкнуть к новому, сильному телу?

Вацлав все еще вытаскивает меня трижды в день медитировать на травке, а в остальное время мы с Яношем гуляем по парку. Одному мне скучно, а у Яноша для меня всегда полно различных историй. Конечно, в сентябре начнется новый учебный год и Янош не сможет уделять мне столько времени, но пока что, я раз в кой-то веки воспользовался своим положением короля и похлопотал о его зачислении в университет на нужный курс по результатам собеседования, которое провели в рамках вступительных экзаменов. Выяснилось, что образование в Угории немного хуже, чем у нас, так что Яношу придется вернуться на четвертый курс да еще досдать несколько экзаменов. Янош уже начал заниматься в свободное время. Я предлагал ему поступить на третий курс, но Янош сказал, что и так потерял уже два года. Никогда не мог понять этого выражения. Об этом я честно и сказал молодому человеку.

– Как ты можешь говорить, что потерял два года, Янчи? Ведь ты их прожил, и не все за это время было плохо. Я понимаю, что ты можешь сказать, что кое-чего за это время могло бы и не случиться. Например, уверен, что ты никогда не стремился встретиться со мной.

– Не знаю, но как-то принято в эти годы уже заканчивать учебу и приступать к работе. Людей моего возраста, не зарабатывающих себе на жизнь, все искренне считают тунеядцами. Но вы правы, Яромир. Обычно говорят, потерять год, когда имеют в виду учебу в каком-нибудь учебном заведении, хотя это скорее следует отнести к безвременно почившим. Правда, с ними сложнее. Никогда не знаешь, сколько именно лет они потеряли.

– Они ничего не потеряли, Янчи. Они нашли досрочное освобождение. А слова «потерять год» можно отнести только к больным людям. Только они, мой мальчик, живут и не живут одновременно.

– Не будьте таким мрачным, Яромир. Пока человек живет, остается надежда. Вот возьмите меня. Когда меня приговорили к пожизненному рабству, я мечтал только о скорой смерти, но буквально через несколько дней я встретился с вашим братом и у меня снова появился интерес в жизни. Да еще какой! С Вацлавом не поскучаешь.

Я присел на лавочку. Все ж таки надо меньше себя жалеть. Вот сейчас отдохну чуток и совершу небольшую пробежку. Если Янош позволит. Иногда у меня возникает чувство, что молодой человек при работе. Следит, как бы я чего не отчудил. Нет, не в политическом смысле. В этом Вацлав мне полностью доверяет. А вот в личных вопросах он не верит мне ни на грош. Я ему уже сто раз говорил, что могу медитировать на травке и без присмотра. В конце концов, я тоже в свое время закончил магический университет. Нельзя быть королем, не имея разностороннего образования. Я не говорю, что нужно знать досконально решительно все. Но иметь хотя бы самое поверхностное представление обо всем просто необходимо.

Я встал.

– Пробежимся до той березки, Янош?

Янош недоверчиво уставился на меня своими огромными, синими глазищами.

– Вы уверены, что вам можно бегать?

Так я и думал.

– А ты уверен, что нет? Честно говоря, не занимался этим лет так… – я принялся подсчитывать в уме и сбился. – В общем, много.

Мне стало интересно, станет ли Янош меня останавливать и я все-таки побежал. Непривычное занятие слегка прочистило мне мозги, и я сообразил, что не бегал уже около двадцати лет. Я запыхался, но зато почувствовал себя на эти самые двадцать лет моложе. Прекрасно, все-таки, быть здоровым.

Я добежал до березки и остановился, опершись о ствол. Янош подбежал одновременно со мной и стал рядом.

– С вами все в порядке?

Я кивнул. В конце концов, молодой человек не виноват, что Вацлав попросил его присматривать за мной. Не стоит отягощать его участь. И так Яношу приходится несладко. Он оторван на всю жизнь от семьи, друзей, знакомых, должен заново устраивать свою жизнь по совершенно незнакомому ему укладу. Он не знает наших обычаев, которые, как известно, сильнее законов, и законов, которые действуют там, где не хватает обычаев. Думается, Вацлав так и рассчитал. Он прекрасно знает, что я, не задумавшись, пошлю на фиг всех своих штатных служащих, включая медперсонал, но Яноша побоюсь обидеть. Как это он говорил? Раб – существо деликатное, о нем некому заботится, кроме хозяина. И пусть рабом Янош успел побыть только те несколько минут, когда его дядюшка Гойко писал купчую, заботится о нем, кроме нас с Вацлавом и Миланом, и правда некому.

– Бежим обратно, Янчи!

Я на бегу влетел прямо в объятия моего брата.

– Ого, какая темпераментная встреча! – засмеялся Венцеслав.

Милан поздоровался и принялся скептически меня оглядывать. Вероятно, моя физическая форма не произвела на него впечатления.

– Ромочка, мне кажется, тебе надо погодить с бегом. Дело не в здоровье, дело в образе жизни. Ты даешь на сердце неоправданно большую нагрузку. Не стоит забывать, что апологет бега трусцой умер на беговой дорожке от того самого инфаркта, от которого хотел убежать. Лучше больше ходить. У тебя же прекрасный парк, Ромочка, гуляй – не хочу. Уверен, ты даже не представляешь себе его истинных размеров.

Милан неисправим. Ему очень понравилось, что Вацлав называет меня Ромочкой, и он тоже зовет меня так, когда чем-нибудь озабочен или же хочет придать большую убедительность своим словам.

– Я бы гулял, – я поймал себя на мысли, что оправдываюсь перед секретарем моего брата и улыбнулся. – Я бы гулял, Милан, но Вацлав приходит ко мне в полдень на дневную медитацию, так что я не могу далеко удаляться от дворца.

– Я всегда подозревал в тебе склонность к тирании, Вацлав, но никогда не думал, что она доходит до такой степени.

– Склонность? – улыбнулся Венцеслав.

– Нет, тирания. Яромир прекрасно помедитирует в одиночестве. Но ему же невыносимо скучно бродить каждый день по одной и той же тропинке. А ходить полезно. Ноги – второе сердце, Славочка.

Вацлав поморщился и засмеялся. Так называл его Володимир. Восприемник Души Трехречья. Почему-то это больше никому в голову не приходило. Да и Володимир, думается, называл его так только потому, что Вацлав называл его Димочкой.

– Слушай, Яромир, давай завтра устроим пикник. Выберемся пораньше, выедем за город, а хочешь здесь, в парке. А, впрочем, зачем в парке? Покатаемся, погуляем. Захватим корзинку для пикника – подарок Володимира. Знаешь, она двухсторонняя. С одной стороны это термос, с другой – холодильник. Так как?

Разумеется, я согласился. Последний раз я был на пикнике примерно тогда же, когда и занимался бегом. А все почему – не правильно подбирал себе знакомых. С кем я раньше знался? С серьезными людьми, которые говорили со мной исключительно о серьезных вещах. А вот Вацлав познакомился по газетному объявлению с первым встречным и, какой успех! Может и мне объявление дать? Ищу друга по интересам. У самого интерес к жизни отсутствует. К самоубийству тоже. Но нет, надо оставить эти мысли, это меланхолия, это нехорошо. Завтра поедем на пикник, через пару месяцев приедут девочки, надо подготовиться к их приезду, потом свадьба, а потом… Да, ведь потом я и правда могу куда-нибудь поехать. Конечно, Вацлав прав, и ехать в экипаже, или, тем более, идти пешком, дело нестоящее. Я не в такой физической форме, и в таких годах, что уже никогда ее не обрету без нанесения значительного ущерба здоровью. Уж настолько-то в медицине я понимаю. Конечно, я буду вести более подвижный образ жизни, чем вел до сих пор, но спортсмена из меня не выйдет. Но ведь остается море. Я могу взять любой корабль, оборудовать его по своему вкусу, загрузить какие никакие товаришки для торговлишки, чтоб не скучно было, и плыть. Плыть куда глаза глядят и даже еще дальше. Я ведь свободен. Черт возьми, я свободен!

Глава 4 Проблемы – существа парные. Правда, о наличии у них души или там свободы воли можно спорить…

Вечером, после самого обычного, читай, в меру хлопотного рабочего дня, Милан ехал в Медвежку, во дворец Яромира, где он обосновался на время, оставшееся до приезда их с Вацлавом любимых женщин. Так было проще получать у Вацлава необходимые консультации по тем вопросам, которые тот взвалил на его плечи, и, к тому же, они с магом совместно готовились к приему своих невест. Милан сидел на козлах и правил четверкой шестимерок. На заднем сидении у него лежали папки с делами, о которых он хотел посоветоваться с магом. Все-таки магического образования Милан не имел, он должен был приступить к учебе в магическом университете только осенью, а решать вопросы, связанные с магией, нужно было уже сейчас. Конечно, в основном ему помогали многочисленные секретари и помощники князя Венцеслава, а теперь доверенного секретаря князя. Но пост министра по делам науки был в большей степени политический, чем научный, поэтому ряд вопросов Милан хотел обсудить с Вацлавом и Яромиром.

У моста через реку Псёл Милан остановил лошадей, привязал их к ближайшему фонарю и зашел на мост. Река Псёл и правда, заслуживала к себе подобного внимания. Если бы не государственная политика Верхней Волыни, тщательно оберегавшая эту реку, включая ее пойму, незаинтересованный наблюдатель принял бы ее за ручей, оставшийся после недавнего дождя. Но река эта служила естественной границей между городом Медвежка, в котором располагалось правительство и резиденция королей Верхней Волыни и Медвенка, где сосредотачивались основные университеты и научные центры страны, и резиденция младшего брата короля, князя от науки.

Мост через реку Псёл был единственной связью между двумя городами. Ни паромной, ни лодочной переправы через реку не было – она была несудоходна. Конечно, ее можно было без труда форсировать вброд, как в свое время и сделал первый князь Верхней Волыни Владис. Но кому, без особой на то необходимости, захочется пачкать туфли?

Милан постоял несколько минут над рекой, полюбовался на цветущие травы и кусты, вспоминая переправу через другую реку в Гуцулии, потом собрался уже возвращаться в экипаж, когда заметил идущего навстречу ему своего самого старшего брата Истислава. Истиславу было чуть больше тридцати. Он был немного выше Милана и несколько шире его в плечах, а так, внешне, он был очень похож на брата. Разве что Милан был несколько красивее. Зато у Истислава, в отличие от его брата, хватало деловых способностей, он был преуспевающим купцом, хотя уже лет пять назад отделился от отца и вел дела на свой страх и риск. Истислав вообще любил риск. В последние пару лет он даже занялся импортом.

– Привет, Милан!

– Привет.

– Ты даже не зашел ко мне, когда вернулся в Медвежку.

– Я делаю это каждый день. Не думал, что ты захочешь меня видеть у себя так часто.

Истислав засмеялся.

– Ты не изменился, Милан.

– Подвезти тебя до дома?

Истислав кивнул.

– Я ждал тебя. Родители рассказывали, что ты заходил, и я тоже захотел тебя увидеть. Только мне сказали, что ты теперь поселился в королевском дворце. Там я тебя навестить не мог.

Милан пошел к своему экипажу. Истислав подошел вслед за братом, оглядел экипаж, лошадей и уважительно присвистнул.

– Ого, настоящие шестимерки! А Светолик говорил, что ты приезжал на четырехмерной запряжке. Я думал, Светик лучше разбирается в лошадях.

– Я действительно приезжал к родителям на четырехмерках.

– Круто, – признал Истислав. – Но зачем тебе столько лошадей сразу?

– Чтоб были, – Милану совершенно не хотелось объяснять, что лошади – подарок Венцеслава. В конце концов, это касалось только их с Вацлавом и никого больше. – Садись, подвезу.

Милан сел на козлы и предложил брату занять заднее сидение. Истислав предпочел сесть рядом с Миланом.

Милан тронул лошадей. Некоторое время братья ехали молча, потом Истислав заговорил.

– Вижу у тебя на груди высший орден страны. Поздравляю тебя, братишка.

Милан автоматически потер больное место на груди. Вацлав прочитал ему на этот счет целую лекцию, рассказывая о пробитой аорте, слегка потерявшей эластичность из-за отсутствия крови, о том, что лечить его, Милана, пришлось подручными средствами, то есть кровью самого Вацлава, потому как кровь Милана утратила жизнестойкость. Теперь маг лечил Милана различными бальзамами и эликсирами. Милан морщился, но пил. Все было бы ничего, но к перемене погоды, или там от волнения, грудь начинала болеть.

Истислав понял жест брата.

– Ты был ранен?

Милан молча кивнул. А что он мог сказать на эту тему? Что то ли он высунулся за пределы защитного поля Вацлава, то ли маг не выдержал напряжения и слегка ослабил свою защиту? Они не знали, что произошло на самом деле. Но стрела Аввакума попала в грудь Милана и пробила аорту. Если бы Стас не подхватил его на руки и не удержал уходящую жизнь и если бы Вацлав не смог срастить стенки кровеносных сосудов, то говорить вообще было бы не о чем и некому. Рассказывать все это Милан не хотел, а сказать про смертельную рану – а, пустяки, царапина! – было фальшиво и глупо.

– Не знаю, что за гадостей наговорил тебе Светик, но сдается мне, что такой орден заслужить не так-то просто. Кстати, ты единственный член нашей семьи, когда-либо удостоившийся такой чести.

– Спасибо, Стив.

– Не за что. Так где ж ты все-таки был?

Милан пожал плечами.

– Венцеслав не поручал мне распространять эти сведения.

– Венцеслав, – задумчиво проговорил Истислав. – Ты приобрел себе высокопоставленного друга. Только, знаешь, у князей не бывает друзей. А кровь – не вода.

Милан улыбнулся.

– Кровь не вода, Стивушка. Лучше расскажи, ты еще не женился?

– Не успел. Да еще и рановато. Мама говорила, что князь сообщил, что женит тебя? На ком?

– Женит? – удивился Милан.

– Но он же лично сообщил нашим родителям, что ты женишься.

– Ну и что?

– Сверни направо, Милан. Зайдешь ко мне на чашечку чая?

– Спасибо, Стивушка, но меня ждут.

– Конечно, князь и король важнее родного брата.

– Я так не сказал, – возразил Милан. – Но и ты ведь разыскал меня не тогда, когда я нуждался в твоем приглашении на чашечку чая, а сейчас, когда я нуждаюсь разве что в совете какую запряжку взять следующим утром. Может быть, на этот раз я могу тебе чем-нибудь помочь? У тебя закончилась виза?

– Я продлил визу незадолго до твоего возвращения, Милан. А что касается того, что я не разыскал тебя тогда, в Медвенке, то и ты ведь не стремился меня найти. А я просто считал, что тебе нужно дать возможность выплыть. Я в тебя верил и не ошибся.

– Что ж, может ты и прав, – медленно проговорил Милан. – Заходи как-нибудь, посидим, поговорим. Выпьем вина.

– В королевский дворец?

Милан улыбнулся и покачал головой.

– Нет, конечно. Туда я не имею права никого звать. Но после свадьбы я снова поселюсь в Медвенке. И там я с радостью накормлю тебя ужином.

– Насколько я знаю, в Медвенке ты жил в доме князя.

– Совершенно верно, – Милан обрадовался неожиданной догадливости брата. – Я буду там жить до тех пор, пока князь не уволит меня.

– Постой, – обеспокоился Истислав, – Милан, ты ведь собрался жениться, тебе бы надо завести собственный дом. Слушай, я знаю, что тебя никогда особенно не прельщали занятия коммерцией, но подумай, если ты вступишь со мной в долю сейчас, то мы составим неплохую пару. От меня деньги и решение всех финансовых вопросов, от тебя – имя и идеи. Твое имя, кстати, дорого стоит, братишка. Зеленой Веткой никого не награждали уже больше ста лет.

– Спасибо, Стив, но с этим предложением ты немножко запоздал. Впрочем, Вацлав сообщил о моем назначении сразу же после моего награждения Зеленой Веткой. А до этого мое имя не стоило ровно ничего.

– После путешествия князя имена его спутников котировались неплохо, – возразил Истислав.

– Именем Венцеслава я торговать не уполномочен, – холодно возразил молодой человек.

– Если ты вспомнишь, я никогда и не предлагал тебе ничего подобного, – в тон ему ответил Истислав. – А что касается собственного дела, то подумай. В конце концов, это даст тебе независимость. А у государственных служащих ее не может быть по определению. Причем, чем выше ранг, тем меньше независимости.

– У меня есть независимость, Стивушка, – Милан прикоснулся к драгоценной веточке на своей груди.

– Можно рассмотреть поближе?

– Пожалуйста. Он очень красив, не правда ли? Посмотри, как искусно вырезаны листочки. – Вацлав был прав. Милан, прежде всего, оценил художественную строну вопроса.

– Да, – согласился Истислав. – И стоит сумасшедшие деньги. Это ведь изумруды?

– Да, листочки вырезаны из изумрудов, сережки – из топазов.

– Да еще три веточки.

– Орден первой степени с тремя веточками, второй – с двумя, а третьей – просто одиночная веточка, – пояснил Милан. Перед его глазами вдруг снова встала сцена там, в Полесье. Он, Милан, лежит на залитой кровью кровати, а Вацлав прикрепляет к пиджаку Стаса одиночную зеленую веточку, сорванную с ближайшей березы, в знак благодарности за спасение его, Милана, жизни. Стас до сих пор носит в кармане пиджака маленькую березовую веточку. А на лацкане – орден третьей степени из золота и камней.

– Да он стоит целое состояние, – заметил Истислав.

– Его нельзя продать и после моей смерти он вернется в казну, – Милан промолчал о пожизненной ренте. Тысячи корон в месяц вполне бы хватило на безбедное существование и самого Милана и его будущей семьи.

– Ну что ж, надумаешь оставить госслужбу – добро пожаловать в семейный бизнес.

– Даже если я и уйду с работы, в коммерции мне делать нечего, – возразил Милан. – До встречи, Стив.

– До свидания…

* * *

Нечего и говорить, что я воспользовался советом Милана. В следующий же вторник я велел Яношу взять корзинку для пикника, которую подарил Вацлаву Володимир, загрузить ее и мы вышли на прогулку. Брату я оставил записку. Что ушел, де, на экскурсию по собственному парку и прошу до вечера не искать. Сказать это лично, честно говоря, у меня не хватило смелости. Вацлав бы начал заранее беспокоиться и придумывать всякие страхи. Записку я велел отнести к нему во Дворец Приемов, где и располагался его, а когда-то мой кабинет. Чтобы брат не делал лишний конец по городу. Ненужные действия вызывают ненужные беспокойства, а я был уверен, что если бы Вацлав не застал меня на обычном месте, то он бы здорово разозлился. Чем выслушивать все, что он захочет мне сказать, причем давать ему полдня на подготовку, я решил упредить события и несколько обезопасить себя.

Погода была прекрасная, мы с Яношем прогулялись с большим вкусом. Боюсь, молодому человеку все это доставляло меньшее удовольствие, чем мне, все-таки общество сверстников ему было бы приятнее, чем общество пусть еще не старого, но довольно-таки немощного человека, но вел он себя как ангел. Думаю, ему просто приятно было услужить Вацлаву, но мне с ним было весело. В конце концов, я решил побыть эгоистом. Мне не удавалось этого с восемнадцати лет.

Вернулись мы несколько позже, чем я планировал. В основном, потому, что я немножко не рассчитал время. С утра мы очень далеко зашли, потом я медитировал на солнечной лужайке и учил этому Яноша, потом мы обедали, потом прилегли отдохнуть, и уснули. Я проснулся, когда солнце уже начало спускаться с небес.

– Янош, просыпайся, уже вечер!

Янош во сне выглядел еще моложе, чем когда бодрствовал. Услышав мои слова, молодой человек энергично потер глаза и с явным трудом их открыл.

– Яромир? Сколько времени?

– Около пяти. Дома мы будем в восемь, а то и в девять. Вацлав к этому времени успеет снарядить дюжину поисковых партий и разогнать весь мой обслуживающий персонал.

Янош быстро собрал теплые подстилки, сунул их вместе с корзинкой для пикника в пятимерный вещмешок – мы с ним решили, что так будет проще и легче нести, и мы, почти бегом, отправились во дворец.

У порога моей комнаты я знаком велел Яношу остановиться, сам замедлил шаги и прислушался.

– Ты хоть понимаешь, что наделал? – в голосе Вацлава слышалась бесконечная усталость и с трудом сдерживаемая ярость. – Яромир еще не окреп, а ты ему – почему бы тебе не пойти погулять на целый день. А то во дворце скучно. От скуки, черт побери, еще никто не умер!

– Вацлав, как ты не понимаешь, Яромир не ребенок, он не может поиграть во дворе под присмотром родителей и не почувствовать себя при этом полным идиотом.

– Он не ребенок. Но он нездоров. Я вообще не помню его здоровым, Милан. Но я люблю брата. И если с ним что-нибудь случится по твоей вине…

– Ты уже это говорил, – невежливо перебил Милан. – Не рассчитывай, что я буду просить о помиловании, не дождешься. А с Яромиром ничего не случилось, в этом я просто уверен.

– И где же он?

– Интересно, почему ты не допускаешь мысли, что он может быть с дамой?

– Это не входит в сферу его обычных интересов.

– Ты хочешь сказать, что он интересуется мальчиками?

Милан всерьез заинтересовался этим вопросом. Я тоже. На всякий случай я оглянулся на Яноша и приложил палец к губам. У молодого человека был несколько обескураженный вид. Его невинные синие глазищи были широко распахнуты. Кажется, он всерьез опасался, что я начну совращать его прямо сейчас.

– Нет, Милан, – возразил мой брат. – Я хочу сказать, что у него недостаточно сил для общения с противоположенным полом. В молодости у него были увлечения – девочками – но, к сожалению, он бездетен.

Я подмигнул Яношу. Тот багрово покраснел.

– Хорошо, но ведь с ним должен быть Янош. А он, с его физическими данными, может запросто принести Яромира на руках, ежели с ним что случится.

– Ты слишком уж спокойно об этом рассуждаешь, – Вацлав снова начал заводиться.

– Хватит и того, что ты из штанов выпрыгиваешь. Яромир, может, ты все-таки войдешь?

Я засмеялся и шагнул в раскрытую дверь.

– Не думал, что ты меня видел.

– Я и не видел, пока стоял у окна. Но стоило мне вернуться в кресло, как я тебя заметил. Когда ты жестом призывал Яноша к молчанию.

Я перевел взгляд на Вацлава. Тот стоял у окна бледный и злой.

– И где же ты изволил пропадать, Ромочка? – голосом инквизитора вопросил мой брат. Ежели бы я был мальчишкой, а он моим отцом, я бы уже в штаны наложил от страха. А так, так это было и грустно и смешно. Конечно, Вацлав беспокоится обо мне, но ведь я не ребенок, чтобы отчитываться в каждом шаге. То он спокойно бросает меня на полгода, то он, по образному выражению Милана, из штанов выпрыгивает, когда я задерживаюсь с прогулки.

– Вот что, Славочка, я очень ценю твою заботу, и очень люблю тебя, да что говорить, ты сам все знаешь, но Милан прав. Я не мальчик.

Зря я упомянул Милана. Вацлав бросил на молодого человека такой взгляд, что тот встал.

– Надеюсь, вы позволите мне удалиться, ваше высочество?

Вацлав хотел что-то сказать, но я перебил его. Я видел, что он на взводе и сейчас рассорится с мальчишкой и сам же будет об этом жалеть еще до наступления ночи.

– Молчи, Милан. Сядь и молчи. Вацлав… Ответь мне, почему со мной непременно что-то должно было случиться? Ты лечил меня и знаешь, что сейчас я здоров, как никогда. Единственное, что может случиться в моем парке, так это то, что я не рассчитаю силы и зайду дальше, чем намеревался. И буду часто отдыхать на обратном пути.

– Вацлав, – вмешался Янош, – знаете, вы ведете себя не как врач. Яромир чувствовал себя вполне здоровым, пока не услышал, как вы ругаете Милана. От одного этого и здоровый сляжет.

На этот раз Вацлав бросил испепеляющий взгляд на Яноша. Но тот не оробел.

– И не надо грозить Милану. Сколько я вас знаю, вы все время ему чем-нибудь грозите. Раньше грозились уволить, теперь – наказать. А вы не боитесь, что Милан и сам возьмет, да и уволится? Или вы думаете, что ему не бывает обидно?

Вацлав посмотрел на Яноша, взгляд его смягчился.

– Может быть, для начала, ты все-таки ответишь на мой вопрос, Яромир? Прости, если я что не так сказал. Знаешь, я ужасно переволновался.

– Просто мы с Яношем заснули после обеда.

Вацлав печально улыбнулся. Казалось, он хотел сказать, что вот, я и сам, де, вижу, что сил у меня немного, и что меня надо беречь, но он сдержался, чтобы не начинать все сначала. Я одобрительно кивнул.

– Поужинаем?

– Давай, – в голосе Вацлава не чувствовалось энтузиазма. Милан встал, собираясь откланяться. – Милан, – продолжил Венцеслав, – пожалуйста, не обижайся на меня. Не сердись. Я наговорил лишнего и чувствую себя виноватым.

Милан вежливо кивнул.

Мда, если так пойдет и дальше, хорошего не жди. Я не хотел, чтобы за мои отлучки из дворца Вацлав спрашивал с Милана. Он, если вдуматься, здесь совсем не при чем. Я вообще знаком с ним около двух недель и он не состоит в штате моих служащих.

– Вацлав, чтобы ты был спокоен, мне надо постоянно находиться в этой комнате?

Вацлав внимательно посмотрел на меня. Мне кажется, он понял меня правильно – или я свободный человек, или же он держит меня под домашним арестом. Но тогда… Что тогда я не хочу думать. Надеюсь, Вацлав тоже.

– Прости, Ромочка. Я вовсе не хочу мешать тебе.

– И если я вышел из комнаты, это ведь не потому, что меня куда-нибудь послал Милан, Янош, Всеволод или любой другой из тысячи наших знакомых?

Вацлав улыбнулся.

– Я не буду больше обвинять Милана за то, что он подбросил тебе эту гениальную идею. В конце концов, ты мог ведь и не следовать его совету, если бы не хотел.

Я кивнул, позвонил и приказал накрывать на стол на четыре персоны. Потом еще раз оглядел потенциальных сотрапезников. Янош извинился и отправился разгружать вещмешок, Вацлав стоял, виновато постукивая по полу ногой, Милан, ого, Милан сидел в кресле, прижав руку к груди.

– Тебе нехорошо, Милан? – забеспокоился я.

– Милан? – Вацлав подошел к нему и протянул руку, пощупать пульс. Милан отстранился.

– Милан, – просительным тоном повторил Вацлав. На этот раз молодой человек протянул руку сам. Вацлав слушал пульс и хмурился.

– Ты слишком много работаешь.

Я расхохотался.

– Ты говоришь это всем и всегда, Вацлав.

– Не всем. Только тебе, когда ты работаешь по двадцать часов в сутки, а остальное время проводишь в глубоком обмороке и Милану, который хватается за все дела сразу, позабыв залечить смертельную рану.

– Ну, во-первых, дела на Милана навьючил именно ты, и рану лечил тоже ты.

Вацлав положил руку на грудь Милана и постоял так несколько мгновений.

– Вообще-то, все не так плохо. Знаешь, я бы сказал, что у тебя наметилось улучшение. Отсюда и боли. Это когда началось?

– Вечером. Когда я встретился с Истиславом.

Вацлав немедленно снова вызверился.

– Я же говорил, что тебе совершенно нельзя волноваться!

– Если ты его еще и за это отругаешь, ему сразу станет лучше, – заметил я.

– Ох, Милан, – Вацлав сел на ручку кресла.

– Все в порядке, Славочка, – улыбнулся молодой человек.

Мда… Мне просто необходимо сделать отсюда ноги, как выражается наш Янош. Вацлав говорит, что Янош пользуется лексикой Милана, а от последнего можно ждать чего угодно.

Но я, пожалуй, сделаю вот что. Завтра же напишу Лучезару – капитану королевской яхты, в Дубровник. Лучезар подберет мне корабль, составит проект необходимых усовершенствований, а я, тем временем, разработаю маршрут. Жаль только, что довоенные карты не всегда совпадают с действительностью, а новых никто не нарисовал. Ну ничего. Посмотрю на все собственными глазами. Так даже еще интереснее.

Ларочка и Лерочка должны прибыть где-нибудь в августе, свадьба состоится тогда же, значит, в сентябре я свободен и могу плыть куда хочу. Вспомнить бы еще, что и где я читал про муссоны…