Текст книги "Стражи границы (СИ)"
Автор книги: Нина Скипа
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)
Глава 6 О пользе взаимопонимания
Мы вышли из дворца, с трудом подавляя вздохи облегчения. За воротами, под пальмой уютно расположились мои телохранители и Миндон. В виду обеденного времени, они трапезовали. Завидев нас, они вскочили с места, и Миндон немедленно поднес мне корзинку.
– Господин Яромир, господин Ратмир завернул для вас завтрак. Покушайте, прошу вас.
– А остальным? – поинтересовался я, садясь на пышную, зеленую травку.
– Мы взяли еды для всех, господин Яромир. Но господин Ратмир особенно подчеркивал, что мне следует накормить вас.
– А почему он поручил это тебе? – заинтересовался я.
– Просто я дежурил на камбузе, господин Яромир.
К слову сказать, Миндон любил дежурить на камбузе больше чем где бы то ни было. И второй помощник капитана Милорад с удовольствием шел навстречу пожеланиям новичка и отправлял его в помощь нашему коку Ратмиру. Заодно Миндон мог перекусить лишний раз, что ему было отнюдь не вредно. Вот только основной работой Миндона было сопровождение нас по Бирме, и дежурить на камбузе ему приходилось в свободное время.
Мы наскоро перекусили прямо под стенами дворца бирманского махараджи и отправились на корабль. Я хотел отоспаться. Ноги гудели, как церковный колокол перед заутреней.
За следующий день мы закупили бальзамов, договорились на будущее, и хотели было отчалить в тот же вечер, но Янош предложил посетить бирманский театр. Поэтому решили провести еще одну ночь в Ауклаке. Наутро нужно было ехать, но я запретил меня будить, а проснуться соизволил около полудня. Встал, принял душ, высунулся на палубу и сообщил Лучезару, что, пожалуй, пора бы и ехать. Вот только пусть Ратмир пошлет кого-нибудь за свежей зеленью.
Лучезар согласился и я пошел в сторону кают-компании, подумывая не то о завтраке, не то об обеде. Вдруг я увидел Миндона, понуро бредущего из своей каюты. Он был почему-то одет в какие-то лохмотья. Я присмотрелся. Этот костюмчик мы прикупили ему в первый день нашего знакомства.
– Ты куда это направляешься, Данушка? И почему в таком виде?
Миндон уныло пожал плечами.
– Господин Всеволод предложил мне высадится. Или здесь, или в Рангуне. Я лучше здесь…
– Но что ты на себя надел?
– Нормальная одежда. Вы мне сами ее купили.
– Миндон! – окликнул кок, – сходи за свежей зеленью.
– Простите, господин Ратмир, господин Всеволод выставил меня, так что я ухожу.
– Куда? – спросил Ратмир.
Миндон снова пожал плечами.
– На берег. А дальше по берегу.
– Куда? – переспросил я.
– Мне, в сущности, некуда идти, господин Яромир. Простите.
Я оглядел Миндона. Мда, Данушка с Севушкой сыграли в испорченный телефон. Сева хотел как поделикатнее, а получилось наоборот. И Миндон решил, что полковник попросту вежливо вышвырнул его за борт.
– Вот что, Данушка, пошли-ка со мной.
– Я лучше пойду, господин Яромир.
– Куда? – вмешался кок. – Да еще и без обеда!
– Спасибо, господин Ратмир, но, честное слово, кусок в горло не полезет.
Я решительно ухватил Миндона за руку.
– Ну-ка идем. Иди, иди. И учти, пока ты на корабле, ты в моей юрисдикции, что бы кто тебе не говорил.
Миндон неохотно пошел за мной. Я заглянул в кают-компанию и никого там не увидел. Тогда я пошел в каюту Всеволода. Честно говоря, я злился на него так, что с трудом сдержался, чтобы не сказать ему официальным тоном «господин полковник». Но сказать такое Севушке, это значит кровно оскорбить его. И ведь Севушка не из тех, кто смолчит. Он не Лучезар. Скажет мне в ответ «ваше величество». И что мне потом делать? Говорить ему «вы» до самого Китая?
– Севушка, ты мне не можешь объяснить, какого черта все это значит? Зачем ты выкинул Миндона с корабля?
– Выкинул? – удивился Всеволод. Он перевел взгляд на Миндона и побелел. – Что все это значит, Миндон?
– Но вы же предложили мне уйти.
– Я спросил тебя о дальнейших планах. Мы сегодня же уезжаем из Ауклака и покинем Бирму разве что после короткой остановки в Рангуне. Чтобы подкупить свежей зелени. Хочешь – оставайся с нами, хочешь – иди своей дорогой. Так как, Данушка?
Миндон вздохнул.
– Мне некуда идти, господин Всеволод.
– Так куда ж ты шел?
– Сошел бы на берег, как вы велели, а там пошел бы по берегу вслед за вашим «Переплутом». Я же говорил, что в мое послушание входит служить тому человеку, с которым я столкнусь при выходе из храма.
– Мне кажется, что ты будешь служить мне гораздо лучше, оставаясь на корабле, – проворчал Всеволод.
Я сел на кровать. Каютка Всеволода была всего четыре квадратных метра и переизбытком мебели не страдала.
– Удовлетвори мое любопытство, Данушка. Зачем ты подался в послушники?
Миндон смущенно улыбнулся.
– Знаете, господин Яромир, это от отчаяния. Мне все не везло, за что бы я ни брался. Под конец я стал писать белые стихи. И знаете, это у меня получалось! Но издатели не хотели их брать. И тогда я решил пойти в монастырь и достичь совершенства. Стать Буддой.
– Надеялся, что если ты обретешь бессмертие, то тогда сумеешь дождаться выхода своих стихов? Не в этом тысячелетии, так в следующем? Не за качество, так за древность?
Миндон рассмеялся. Кажется, он воспринял мой комментарий спокойно.
– Прочитай мне что-нибудь из того, что написал, Данушка, – попросил я.
– Итак, вначале было Слово, – начал Миндон. – Многие спорят какое же это было слово? Одни говорят Созидание, другие – Мир, однако никто не сказал, как же прозвучало это слово там, где ничего нет, в пустоте.
Так что же, вначале был Бог? В начале Начал? Но было ли вообще это Начало?
Нет, все-таки, вначале был Сон и была Мысль. И это была не мысль Созидания, а Фантазия Того, Кому некуда спешить. Фантазия Того, Кому было страшно тоскливо ощущать одну Пустоту, абсолютную Пустоту и ничего кроме этой всеобъемлющей Пустоты.
Был Сон, и была Мысль. И эта Мысль постепенно стала изменять этот вечный Сон, и Сон стал Созиданием. А мысль, меняя Сон, изменяла Созидание. И вот Пустота заполнилась Миром, Мир населили Создания. И у всех Созданий Мира было только одно общее с Создателем и всем сущим в Мире – Сон и Мысль. И Сон этот Созидание.
Поэтому говорят, что все, что возможно измыслить, все, что Кто-нибудь или Что-нибудь может представить, существует в одной из Реальностей. И бессмысленно молиться Богам. Ибо не знаем мы, в чьем Сне мы живем. Во сне Существа подобного нам, и потому, сочувствующего нам, или во Сне Существа такого же далекого от нас, как Камень, и просто взирающего на нас с отстраненным любопытством.
И бесполезно молиться Богам. Можно лишь стремиться к тому, чтобы Сущее в Твоем Сне, обрело Мир и счастье.
Возлюби ближнего своего, как себя самого. В этом и заключается Великая Тайна Вселенной. Возлюби Ближнего твоего, созданного Сном твоим и Мыслью, чтобы он познал Счастье, в котором отказано тебе. Тогда ты будешь счастлив счастием Творца.
– М-да, – протянул я. – Занятно. Значит ты певец субъективного идеализма?
– Да в общем нет, – обыденным тоном, совсем не таким, каким только что читал свои белые стихи, ответил Миндон. – Просто мне это показалось неплохой идеей.
– Но в общем, если в стране принято уважать религию…
– В стране принято уважать деньги! – вспыхнул Миндон.
– Ну, тогда тем более понятно. Ладно, Данушка. Иди, переодевайся. За участие в сегодняшнем мероприятии тебе полагается дюжина нарядов вне очереди. На камбузе. Тебе тоже, Севушка. Будешь драить палубу рядом со мной.
– Тиран, – засмеялся Всеволод.
Вот и поймите логику людей. Скажи я ему «господин полковник» Севушка решил бы что я невесть что имею в виду. А на предложение отдраить палубу он отреагировал веселой улыбкой. И ведь знал, ракшас, что я не шучу.
Миндон же и вовсе выскочил из каюты Всеволода счастливый. Я услышал, как он радостно сообщил:
– Господин Ратмир, господин Всеволод позволил мне остаться, а господин Яромир приписал меня к камбузу на целых двенадцать дней!
– Вот и отлично, – ворчливо отозвался кок. – Иди, переодевайся и топай на камбуз. Надо вымыть зелень к обеду.
– Я мигом, господин Ратмир.
Я помолчал, прислушиваясь, потом посмотрел на Всеволода.
– Ну, надо же, поэт! Кто бы мог подумать?
– А мне из-за этого поэта две недели придется палубу драить, – притворно вздохнул Всеволод.
Я хлопнул его по плечу и встал.
– Ничего, не надорвешься. Разве что малость жирок растрясешь.
– Жирок? – оскорбился Всеволод.
– А что же? Только не говори, что у тебя мускулы. Все равно не поверю.
Я вышел из каюты, оставив Севушку возмущаться на просторе по поводу моих высказываний.
Через полчаса мы все-таки приступили к обеду. С этими моими друзьями я остался без завтрака, но ничего не поделаешь – спать надо меньше. Милочка с насмешливым сочувствием повздыхала и сообщила, что, дескать, кто спит – тот обедает. А в моем случае – завтракает.
Всеволод выбрал момент, когда наши сотрапезники покончили с супом и собрались приступить к жаркому и обратился ко второму помощнику капитана.
– Милорад, с сегодняшнего дня я поступаю в твое распоряжение на целых две недели.
Боцман чуть не поперхнулся мясом и торопливо его запил вином.
– Вы шутите, господин полковник?
– И рад бы, – сокрушенно вздохнул Всеволод. – Господин Яромир влепил мне дюжину нарядов вне очереди и пообещал, что все это время мне придется посвятить надраиванию палубы до зеркального блеска.
Милорад недоверчиво посмотрел на Всеволода, потом бросил вопросительный взгляд на меня. Убедившись по моему лицу, что все сказанное – правда, он усмехнулся и покачал головой.
– Плавание на «Переплуте» пошло вам на пользу, господин Яромир. Теперь вашим любимым способом порицания стал наряд вне очереди. Сегодня я уже слышал от Миндона, что вы и его порадовали тем же. Интересно, что бы вы сделали, будучи на суше? Вряд ли вы заставили бы господина полковника мыть ваш дворец.
– Избави меня все боги местного пантеона от подобного безумства, Радушка! Мне бы такое и в голову не пришло. А если бы пришло, то тут же сбежало бы, устрашившись последствий. Так что мне пришлось бы ограничиться выговором.
Всеволод улыбнулся.
– Хорошо, что мы на «Переплуте», господа. Но все-таки, Радушка, после обеда я вступлю в ряды ваших подчиненных.
– После обеда вы будете час отдыхать вместе с господином Яромиром, – проворчал боцман. – А потом – пожалуйте ко мне. Работы у меня на всех хватит.
– Не сомневаюсь, – автоматически отозвался полковник.
Я рассмеялся.
До Рангуна мы добирались дней пять. Вроде бы шли на этот раз по течению, и остановок делали меньше, чем на пути сюда, но река – не море, господа. Ох, не море. Идти по незнакомому фарватеру ночью Лучезар категорически отказался, так что на ночь приходилось делать остановки сразу же, как только темнело.
Тем не менее, в общем и целом, плавание проходило успешно. Мои штрафники исполняли наложенные на них взыскания с таким энтузиазмом, словно я их премировал. Миндон окончательно вошел в норму, так что уже на подступах к Рангуну стало ясно, что ему нужно слегка обновить гардероб. Правда, когда я упомянул об этом, послушник смутился чуть не до слез.
– Господин Яромир, прошу вас, не нужно на меня тратиться. Меня еще с прошлого раза совесть грызет. Позвольте мне лучше взять иголку и нитку и попробовать расставить то, что вы мне купили.
– Перебьешься, Данушка, – отозвался я. – Сам же говорил, что я тебе купил одежду для своего престижа.
– Кормите меня, как на убой, вы тоже для престижа, – возразил Миндон.
– А как же! Это как я буду выглядеть, если моих людей будет ветром качать?
Думается, первые три ответа, пришедшие в голову послушника, были не слишком почтительны, так что пока он подыскивал четвертый, я отошел.
Нужно сказать, что Миндон прочно обосновался на камбузе. Он работал там так, что Милораду не пришлось назначать других помощников нашему коку. Тем просто нечего было делать. И при этом послушник никогда не упускал случая лишний раз перекусить. А так как он сумел ловко втереться в доверие к нашему коку Ратмиру, то проблем с этим у Миндона не возникало. Наоборот, ему доставались булочки и пирожки с пылу, с жару, молоко и простокваша из холодильника и все «блины комом», которые случались у нашего кока. Я имею в виду не только натуральные блины, но и случайно рассыпавшиеся котлеты или некрасиво разломившееся мясо. Ратмир придерживался мнения, что еда на тарелке должна выглядеть как произведение искусства, а Миндон – что еды должно быть много. А если учесть, что Ратмир был настоящий мастер своего дела, то я ничуть не удивлялся, что наш послушник изрядно раздобрел.
Одно время я переживал, что применил к послушнику насильственные меры, и приказал вымыть его своим телохранителям. Как оказалось, на эту тему мне лучше было не расстраиваться. Мои телохранители повели себя вполне корректно, а Миндон отнюдь не был принципиальным противником чистоты. Он даже по собственной инициативе стал соблюдать более строгое послушание, чем то, что я вменил ему в первый день нашего знакомства. Учитывая, что он целый день работал на камбузе, а потому уже к обеду успевал основательно прокоптиться, Миндон взял за правило принимать перед обедом душ. Так что мылся он теперь трижды в день. Будем надеяться, что этот подвиг зачтется в его будущей жизни с большим счетом, чем воздержание от воды для умывания в течение предыдущих шести лет жизни. Подобный поступок, я имею в виду, разумеется, воздержание от воды, не что иное, как глупость, а она, как известно, не прощается. Иначе, зачем бы бог дал нам мозги, если не для того, чтобы думать? А так бездарно распоряжаться даром божьим – самое настоящее расточительство. А расточительность, равно как и скупость, один из самых страшных грехов во всех религиях, о которых мне доводилось слышать.
Впрочем, я не претендую на энциклопедические познания ни в этом вопросе, ни в каком другом. И даже не потому, что по утверждениям древних, во многом знании много печали, а печалей, при моем образе жизни, и без того хватает, а просто потому, что я никогда не мог понять страсти к бессмысленному накоплению знаний. На мой взгляд, здесь имеет место быть целых два смертных греха – скупость и гордыня. Оно конечно, не погрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься, посему для спасения души согрешить никогда не вредно, но я всегда предпочитал более приятные и менее обременительные грехи. Например, лень, обжорство, сластолюбие и что там еще? В общем, мне хватает.
Всеволод тоже принялся за корабельную работу с невиданным энтузиазмом. Конечно, к нам снова присоединился и Янош, но этому-то я не удивился. Скорее, я удивлялся, что Сева и Янош находили время и для занятий боевыми искусствами. Да и рвение Севушки на этом новом поприще вызывало у меня некоторое недоумение. Перед входом в Рангун, я все-таки не выдержал и выразил свои чувства. Всеволод расхохотался.
– Так мне ж тоже скучно, Яромир. Я бы и сам давно уже прибился к команде, да мне казалось, что вы хотите от меня отдохнуть. А теперь вы так просто от меня не отделаетесь! Так что кому из нас вы влепили взыскание, это еще вопрос.
– Ну, заслужили-то мы его оба. Вот только мне некому дать дюжину нарядов вне очереди.
– Как это некому? – засмеялся Всеволод. – А Милорад? Хотите, я ему насплетничаю, что своими глазами видел, как вы сорили на палубе? Он немедленно удовлетворит ваши честолюбивые устремления по поводу мытья палубы… Хотя, зачем вам? Вы ее и так каждый день драите.
– Да, мою, – самодовольно ответил я. – Зато посмотри, какие у меня теперь мускулы!
– Ох, Яромир, лучше не показывайте. При виде ваших мощей у меня портится настроение. А я их и так созерцаю дважды в день во время ваших медитаций.
В Рангуне мы успели не только пододеть Миндона и прикупить свежих фруктов на дорогу, но и навестить нашего торгового партнера Анируду. Анируда не без удовольствия выслушал новости о рекламной компании, которую я провел в столице. Особенно ему понравилось, что я подарил всего два набора – махарадже и его министру торговли. Он считал, что такой дефицит и такая избирательность должна вознести спрос на богемское стекло до небес. И я был с ним совершенно согласен. По горячим следам мы с ним заключили контракт на десять лет на очень выгодных для нас обоих условиях. Верхняя Волынь должна была получать бирманские рубины чуть не по цене богемского стекла. Я, разумеется, преувеличил, но, право же, не сильно.
Узнав же, что мы собираемся плыть дальше, в Китай, Анируда не на шутку обеспокоился.
– В Андаманском море пошаливают пираты, господин Яромир. Как бы они вас не взяли на абордаж. Вам надо или держаться подальше от берега, где поспокойнее, или же отправьте пустой корабль, а сами с грузом пройдите сушей во Вьетнам. Где-нибудь во Вьентьяне соединитесь. Это на реке Меконг. Около Вьентьяна она еще судоходна. А город лежит чуть не на границе с Бирмой.
– Спасибо, Анируда, но я не могу оставить свой корабль, – я развел руками, а Лучезар и Всеволод двумя голодными волками посмотрели на меня. Дай им волю, они бы меня за шкирку стащили с корабля и отправили… Хотя, здесь, кажется, могли возникнуть разночтения. Лучезар отправил бы меня сушей во Вьентьян, а Всеволод, с большим удовольствием, отправил бы меня морем в Дубровник. – Мы пойдем мористее, – решил я.
– Только будьте осторожны, господа. Шторма на море не редкость, – напутствовал нас Анируда.
– Хорошо, Анируда, мы постараемся, – пообещал я. – Пойдемте, господа, я хочу отплыть с первыми лучами солнца.
– Тогда вам придется встать до рассвета, – мстительно проговорил Лучезар.
– Глупости, Зарушка. Что, на корабле больше работать некому?
– А разве вы не захотите попрощаться с Бирмой?
– А что с ней прощаться? – удивился я. – Нам вдоль этой самой Бирмы еще пилить и пилить. Ты что, карту давно не видел?
Лучезар пожал плечами.
– Все-таки вам надо поехать сушей.
– Перебьешься, – хмыкнул я. – Забыл уже, что на «Переплуте» кроме меня нет ни одного врача? Ну, разве что мой массажист и Всеволод. Но ведь они пойдут со мной, в случае чего.
– Не смотря на это, мне без вас было бы не в пример спокойнее, – вздохнул капитан. – Ну ладно, пойдем помористее, и будем шарахаться даже от рыболовецких шлюпок. В конце концов, наш сайк довольно быстроходный корабль.
С этим радужным намерением мы и покинули Рангун. Не знаю кого как, а меня звало море. Такое мощное, красивое, живое и разное. Эх, если б я не был королем, то стал бы капитаном. А в королевской канцелярии появлялся бы только для того, чтобы оформить пропуск во все экзотические страны, в которые только можно добраться по воде.
Глава 7 Вьетнамская граница
Путешествие довольно быстро вошло в привычную колею. «Переплут» скользил по теплому Андаманскому морю, с обязательными остановками на утреннюю и вечернюю медитацию, после которой команда тоже купалась в парусе. Мы, было, уже отвыкли от постоянной работы с парусами, а тут Лучезар посадил на марс впередсмотрящего и шарахался от каждой тени. Посему помощь Всеволода и Яноша оказалась совсем не лишней. И Миндон, заменяя всех на камбузе, кроме своего обожаемого Ратмира, высвободил две пары рабочих рук. Вот только я, по-прежнему, доставлял скорее хлопоты, чем сколько-нибудь существенную помощь. А Всеволод и Янош не висли на снастях как трусы на веревке, или же, по меткому выражению Милорада, как молочная пенка на чайной ложке. Эти эпитеты он обычно относил ко мне.
Правда, на марс Лучезар не пускал ни Яноша, ни Всеволода. Севушка однажды было куда-то полез, но его остановил голос Лучезара.
– Господин полковник!
Севушка от удивления аж слетел с вант. К счастью, он успел подняться только на две выбленки.
– Ты что, Лучезар?
– Извольте оставаться на палубе, господин полковник, – насмешливо продолжил капитан. – Сверзитесь, вот как сейчас, только откуда-нибудь повыше, а мне отвечать за вас перед господином Яромиром. Он же мне собственноручно голову снимет!
– Прости, Зарушка, я не подумал. Просто я все-таки не Яромир…
– Ага, ты Всеволод. Но это я и без тебя знаю.
Я насмешливо покосился на Всеволода.
– Вот так вот, Севушка. Нечем себя занять – драй палубу!
– Да на ней скоро дыры будут от постоянного мытья!
– Ничего, может, еще и не будут.
Вечерами Миндон иногда читал нам свои стихи. На мой взгляд, они были очень даже неплохие, но я пристрастен.
Чаще же мы просто обсуждали наше путешествие.
– Одного я не могу понять, – сказал однажды Янош. – В Европе ни одной границы прежней не осталось, я уж не говорю о береговых линиях и тому подобных вещах. А здесь? Клянусь, если наложить ту карту Бирмы, которую капитан прикупил в Рангуне на довоенную, береговая линия совпадет до мельчайших подробностей.
– Ага. Только сама Бирма несколько увеличилась. За счет Таиланда. Теперь граница идет вдоль хребта Донгпхраяфай и не с Таиландом, как в старые времена, а с Вьетнамом. Правда, вместо того, чтобы от хребта мирно проследовать вниз по карте, граница зачем-то сворачивает налево и проходит по реке Кхуэной. И опять с Вьетнамом. Бьюсь об заклад, что Малакку тоже прибрал к рукам все тот же Вьетнам. Это было бы логичным продолжением их территории.
– Точно также Малакка могла бы принадлежать Бирме, – пожал плечами Янош.
– Вот и найди ее на карте Бирмы, – посоветовал я. – А что касается береговой линии, то не забудь, мой мальчик, это горы. Конечно, если всаживать одну за одной ядерные бомбы в какую-нибудь гору, ее можно было бы свести на нет, но кто бы стал расходовать дорогостоящее оружие на такую никчемную цель?
– Да, действительно, – согласился молодой человек.
– Честно говоря, меня больше интересует архипелаг Мьей. Название, правда, не выговоришь, но хотелось бы прогуляться по островам.
– И познакомиться с береговым братством, – хмыкнул Лучезар. – Нет уж, господин Яромир, архипелаг мы обойдем десятой дорогой. Мы с вами уже неоднократно слышали об андаманских пиратах. Так вот, я более чем уверен, что они орудуют аккурат в облюбованном вами архипелаге.
– Откуда такая уверенность, Зарушка?
– Ну, это же удобно. Есть где спрятаться, отсидеться, корабль спрятать, наконец.
– Ты говоришь с полным знанием дела, – признал Всеволод. – Тебе уже приходилось этим заниматься, Лучезар?
– Расслабься, Сева, ты не при исполнении, – засмеялся капитан.
– Кто тебе сказал? – удивился Всеволод.
– Ты сам. Помнишь, ты говорил, что ты в отпуске?
– Хорош отпуск, нечего сказать!
– Тебе не нравится? – озабоченно спросил я. – Но тебе вовсе не обязательно плыть с нами. Хочешь, я найму тебе корабль до Дубровника?
– Объединяться-то против меня зачем? – засмеялся Всеволод.
Дней через пять мы прибыли на морскую границу с Вьетнамом. Все мы наслушались историй про андаманских пиратов, посему Всеволод принялся расспрашивать пограничников. Ему объяснили, что во Вьетнаме пиратов нет. Но вот если нам нужно в Индонезию, то там следует поостеречься.
– Интересно, а что же они там делают? – поинтересовался я. – Ну чай, понятно, ну кофе, пряности.
– Табак, – подсказал Лучезар.
– Я не курю.
– Знаю, – вздохнул капитан, – Из-за вас и нам всем пришлось бросить перед этим рейсом. Вы же не потерпите запах табака в кают-компании?
– Ничего, Зарушка, здоровее будете.
– Там очень удобная береговая линия, – пояснил пограничник, которому прискучил наш разговор. – С таким побережьем просто грех не пиратствовать!
– Не погрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься, – автоматически парировал я.
– Вот они и грешат. Только по-другому.
– Жаль, – вздохнул я, – Мне хотелось зайти на Яву, а теперь, вероятно, придется воздержаться.
– Придется, – в один голос согласились Лучезар и Всеволод.
– Скажите, – обратился я к пограничникам. – А Вьетнам ведет обширную морскую торговлю?
– Не сказал бы, – пожал плечами пограничник. – Свой флот во Вьетнаме используется исключительно для внутренних перевозок. Граница-то весьма и весьма протяженная. Есть еще рыболовецкие суда, да купцы промышляют на свой страх и риск. В основном же здесь плавают египтяне.
– Египтяне? – я вопросительно посмотрел на Милочку. – Но почему не местные? Или не китайцы?
– А зачем? – искренне удивился пограничник. – Вьетнамская земля – благодатная, здесь все есть, ввозятся разве что драгоценные камни и золото.
– Замечательно, – протянул я. – А чай?
– Чай здесь и свой растет. А вьетнамский кофе вообще лучший в мире.
– Ну что ж, логично, – хмыкнул я. – В Египте сплошные пустыни, народ зарабатывает торговлей. А здесь те же трудности, что и у нас, в Верхней Волыни. Зачем куда-то плыть, когда и дома неплохо кормят. Можно заработать хоть и не так много, зато и с несравнимо меньшими усилиями. В общем, овчинка выделки не стоит.
Пограничник неопределенно пожал плечами. Если бы дело было на границе Верхней Волыни и Эллады, я бы решил, что мы оторвали парня от партии в преферанс, и ему не терпится вернуться, чтобы продолжить свое высокоинтеллектуальное занятие. Во что же принято играть во Вьетнаме я не знал. Может нарды, или шахматы какие, а может все тот же преферанс.
– Благодарю вас, господин офицер, – вежливо проговорил я. – С вашего позволения, мы пойдем своей дорогой, и не будем отрывать вас от дел.
– Да вы и не отрываете, – неожиданно сообщил пограничник. – Скорее наоборот. Вы не обидитесь, если и я задам вам вопрос?
– О чем речь! – вежливо возразил я.
– Вы действительно верхневолынский король, или только похожи на него?
– Король? – удивился я. – Но вы-то как меня узнали?
– Я коллекционирую деньги разных стран, – объяснил пограничник, – Ваше величество, может быть, вы хотите отдохнуть денек с дороги? У нас здесь очень даже интересно.
– А пустите меня на двенадцатый подводный этаж?
– Как, вы там уже бывали?
– Да, на границе Верхней Волыни с Элладой. А здесь у вас должен быть очень интересный подводный мир, – я бросил взгляд на Севушку и увидел на его лице выражение обреченности. – Хотелось бы мне знать, Стражи границы едины на весь континент, или работают каждый в своем регионе, – продолжил я. – Если едины, то передайте от меня привет Венедиму и Родовану.
Пограничник растерялся.
– Не знаю, ваше величество, – растерянно начал он, но я перебил его:
– Называйте меня господин Яромир. В Верхней Волыни не принято придавать слишком большое внимание придворному этикету. Разве что на приемах.
– Я спрошу, господин Яромир, – пообещал пограничник. – А пока пойдемте со мной. Для начала в первый надводный этаж. У нас прекрасно готовят, господин Яромир.
– Спасибо, господин офицер. А как мне называть вас?
– Ле Лои, господин Яромир. Пойдемте, господа.
Вся наша компания – я, Джамиля, Янош, Всеволод и Лучезар, последовали за вьетнамцем в граничный ресторан. Вообще, устраивать ресторан именно на первом этаже более, чем логично. На первом этаже почти не качает. Если вы не были на морской границе, господа, вам трудно представить что это такое. Но можно попытаться. Море перегораживает сверкающее нечто, по-моему, все тоже море, только восьмимерное. Вы скажете, вода она и есть вода, и как может быть восемь измерений у простой воды. Отвечу сразу – не знаю. Знаю только, что на границах моря имеют восемь измерений. А погранзастава, она же контрольно-пропускной пункт, выглядит вполне заурядно – просто два восьмиэтажных здания, между которыми достаточно места, чтобы мог пройти корабль. Тем не менее, восьмиэтажный дом посреди моря смотрится довольно-таки нелепо. Особенно, если учесть, что он начинается всего в восьми метрах от плещущихся волн. Я однажды измерил это расстояние рулеткой, чем шокировал всех моих спутников и дежурных пограничников. Это было на границе Верхней Волыни с Элладой. Тогда-то мы и узнали, что под водой находится еще двенадцать этажей, правда там обитают стражи границы. И еще туда допускают пограничников в качестве поощрения за хорошее поведение. Туда однажды, как я уже говорил, пустили и нашу компанию. Правда, в награду за плохое поведение. По-моему, для нас сделали исключение не потому, что я король Верхней Волыни, а потому, что я первый человек, которому пришло в голову измерить мостовую. И проделывал я эту нехитрую операцию любимым складным метром капитана Лучезара, потому как ни у кого из моих спутников не нашлось рулетки.
Ле Лои привел нас в отдельный кабинет и пошел распорядиться на счет стола. Из его слов я понял, что садиться с нами обедать он не собирался, поэтому пригласил его присоединиться. Пограничник был польщен оказанной ему честью и с удовольствием сел к столу. Обед был бы вполне хорош, только несколько экзотичен на мой вкус. Мы уже несколько месяцев плавали по восточным морям, но проросшего бамбука, или как это называл Ле Лои, пробовать нам пока не доводилось.
Когда обед уже подходил к концу, и мы перешли к десерту, к нашему столику подошел еще один пограничник, вежливо поздоровался и проговорил:
– Господа Венедим и Родован передают привет господину Яромиру и приглашают посетить двенадцатый подводный этаж нашей границы. Единственное о чем просят стражи, так это не нарываться по-лишнему на китайской границе. Простите, господин Яромир, это слова господина Венедима.
– Я так и понял, – кивнул я, – Значит, сразу после обеда идем вниз?
Пограничник поклонился в знак согласия.
– А еще говорят, что королевская власть в европейских странах номинальная, – хмыкнул Ле Лои. – Вас даже стражи почитают, господин Яромир.
– Мы познакомились благодаря случаю, Ле Лои, – возразил я. – А так-то с какой стати им меня почитать? У них другое начальство. Я к нему ни малейшего отношения не имею.
– И то верно.
– Погодите, Ле Лои, вы ругаете королевскую власть. У вас республика?
– Да, господин Яромир. У нас социалистическая республика.
– Какая? Нет, погодите, я что-то об этом читал.
– Лет семьсот назад, – подсказал Янош.
– Пожалуй, что все восемьсот.
– Социалистическая республика, господа, это значит, что у нас нет ни богатых, ни бедных, у всех равные возможности, и каждый имеет уверенность в завтрашнем дне. Страна процветает, люди трудятся на благо всех и каждого.
– Постойте, – я начал что-то вспоминать. – Но вы сказали, что у вас есть купцы, которые торгуют на свой страх и риск.
– Ну и что? – не понял Ле Лои.
– Разве социализм не отрицает частной собственности?
– Видите ли, когда-то давно действительно считалось, что частная собственность при социализме недопустима. Допустима только личная.
– Это как? – переспросил Янош. Интересно, чему только учат студентов в его родной Угории?
– Ну, штаны, рубаха, стол, стул, кровать, квартира. А потом оказалось, что границу между частной и личной собственностью не так легко провести, как хотелось. Вот допустим огород. Его было приравняли к личной собственности и сказали, что он будет являться таковой, пока ты не нанимаешь работников. А если у тебя вырос отменный урожай и ты не успеваешь его собрать? Жили в те годы бедно, поэтому вопрос питания решили просто. Урожай снимать надо. А какими силами – это как получится. И пошло поехало. Потом наши теоретики исследовали практику и сказали, что в общенародной собственности должны находиться только ключевые производства. Например, разведение четырех– и шестимерных лошадей. А извозом вполне может заниматься и частник. И если этот частник не прокутил заработанные деньги, а скопил и желает расширить дело, то флаг ему в руки! Были только установлены минимальные часовые ставки и максимальное годовое потребление. И то и другое уточняется раз в пятилетку.