Текст книги "Трон императора: История Четвертого крестового похода"

Автор книги: Николь Галланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)

Балдуин Фландрский обратился к Грегору с просьбой приглядеть за порядком во время капитуляции, которая должна была начаться на следующее утро. Грегор с благодарностью принял поручение. Дело не очень достойное, зато позволит ему проявить рыцарство – по-божески обойтись с побежденными, исполняя при этом долг воина. Все это он объяснил мне, оставив напоследок лучшую новость:

– Это означает, что, как только они сдадутся, мне будет позволено войти в город прежде остального войска. Другими словами, прежде чем кто-либо другой сумеет добраться до Джамили.

– Тогда возьми меня к себе в слуги, господин, – сказал я, понимая, что раз не смог помочь городу, то должен попытаться помочь хотя бы одной душе.

Тем же вечером, еще до наступления темноты, в лагерь прибыл венецианский гонец, нанятый одним частным лицом за большие деньги, чтобы распространить по всей Адриатике некое заявление. Этим частным лицом оказался богатый купец по имени Барцицца. А заявление гласило, что примерно два месяца назад у него пропала рабыня, хорошо одетая женщина лет тридцати, родом из Леванта. [22]22
  Историческое название Восточного Средиземноморья.


[Закрыть]

За ее поимку и благополучное возвращение была объявлена огромная награда.

17

Десятки людей приходили в наш шатер под разными неубедительными предлогами, чтобы посмотреть, по-прежнему ли у нашей Лилианы есть та тихая подружка, что была с ней на «Венере». Отто поставил Ричардусов у обоих входов в шатер, и те объясняли, что принцесса уже поймана и возвращена в Венецию.

Двигало им отнюдь не человеколюбие. Он хотел сам поймать Джамилю и потребовать награду, как только город сдастся. Но лишь мы знали, где найти ее, после того как распахнутся городские ворота.

– Это практически каннибализм! – заверещал я, бросился на Отто, вцепился в шею обеими руками и попытался как следует его встряхнуть. – Там, на корабле, она стала членом твоего клана. Тебе следовало бы подумать о том, как спасти ее, а не наживаться на ее страданиях!

Отто оторвал мои руки от себя, оттолкнул, почти не прилагая усилий, и, швырнув на пол, придавил мне горло обутой в сапог ногой.

– Я не чудовище, – спокойно возразил он. – Посмотри правде в лицо, бритт, ее все равно поймают. А раз так, то пусть лучше мы выгадаем от этого. В конце концов, именно благодаря нам она почувствовала, хоть и ненадолго, что такое свобода.

Я возмущенно зарычал, а он подумал, что я задыхаюсь, и убрал ногу.

– Знаешь, мне пришла в голову хорошая мысль, – продолжал Отто, стараясь меня улестить. Он предложил мне руку, но я не принял. – Что, если ты пойдешь со мной и мы вместе доставим ее куда нужно?

– Ты и вправду думаешь, что я на это соглашусь?

– Она доверяет тебе. Для нее же будет лучше, если ее вернут хозяину в сопровождении знакомого лица.

– Перестань говорить о ней как о домашней скотине! – с отвращением произнес я, поднялся с земли и стер с горла песчаный след, оставленный его сапогом.

– А как же мне о ней говорить? Она не принцесса и даже не дама. Обыкновенная иудейка.

– Говорите потише! – сердито прошипел Грегор, отрывая взгляд от переносного алтаря, у которого проводил большую часть всех вечеров. – Хватит с нас и тех слухов, что бродят по лагерю об обитателях этого шатра. Нечего давать дополнительную пищу для разговоров тем, кто любит подслушивать.

Я постучал по плечу Отто, требуя его внимания. Он в мгновение ока перехватил мою руку и вывернул, так что мне пришлось прижаться к нему, иначе моя кисть оказалась бы сломанной.

– Не смей тыкать пальцем в благородных господ, мелюзга! – весело предостерег он и отпустил меня.

– Тебе не удастся вернуть ее хозяину, если я доберусь до нее первым, – сказал я, потирая руку.

– Это вызов? – ухмыльнулся он.

– Это факт.

– Пусть это будет вызов, – дерзко сказал Отто. – Если первым ее найду я, то награда целиком достанется мне, и ты не будешь поднимать шума. Если же ты найдешь ее первым…

– Мы с ней убежим вместе, и ты не станешь нас преследовать, – договорил за него я. – Очевидно, мы не можем дольше оставаться на корабле теперь, когда за ее голову объявлена награда.

– По рукам, – весело сказал Отто и протянул мне ладонь.

Я пожал ее.

У нас с Грегором уже вошло в привычку появляться у городских ворот рано утром, еще затемно. Там собрались сотни две рыцарей его ранга, вооруженных мечами, кинжалами и копьями, в подбитых алой тканью доспехах, чтобы их узнавали во время передачи города как задарцы, так и победители. Грегор одолжил мне красный плащ, чтобы я сошел за его оруженосца, но нас никто ни о чем не спросил. Утро было холодным и безветренным, но город давно проснулся и пребывал в лихорадочном ожидании. Мы не услышали ни криков, ни воя, потому что задарцы были стойким и гордым народом. Лишь изредка пищали перепуганные дети да тихо всхлипывали юные девы, и сам воздух был напоен не только сыростью, но и грустью. Я сразу вспомнил родину, когда англичане все-таки одолели нас три года назад. Нет, тогда было гораздо хуже: запах горящего дерева, горящих волос, костей и плоти, сладковатое зловоние крови и крики… Я потер лицо, пытаясь прогнать воспоминания. Стены Задара были невысокими, зато в глубину уходили шагов на десять – в них были устроены складские помещения, где хранились товары, доставляемые морем, а также материалы для кораблестроения. Войдя в город, мы оказались перед плотной толпой задарцев, успевших выстроиться за воротами. Они ждали со своими семьями, повозками, скотом и домашним скарбом. Охране у ворот было велено не выпускать их еще около часа, поэтому весь юг города был запружен людьми – взволнованными парами, плачущими детьми, бормочущими стариками.

Мы пошли вверх по наклонной улице, неловко пробираясь сквозь толпу будущих беженцев. Я буквально кожей ощущал их ненависть, отчего у меня сжималось сердце. Не так давно сам был на их месте. Подойдя к воротам, они подвергнутся обыску: их повозки обшарят, нет ли каких ценностей, и если что найдут, то тут же отнимут. А потом их отпустят на все четыре стороны – иди куда хочешь в преддверии зимы. В свое время англичане обошлись с нами суровее. Они хотели истребить все наше племя.

Дорога, ведущая от ворот, была одной из двух основных улиц, пролегавших с юга на север через весь город. Если верить рассказу молодого Ричарда, побывавшего здесь с Джамилей, нам нужна была вторая, расположенная ближе к гавани: там стояли дома купцов. Мы долго плутали по холодным узким грязным переулкам. Пересекли рыночную площадь, пропахшую гниющим мясом, а потом узкий косой переулок между двумя светлыми домами из известняка вывел нас на другую площадь. В конце ее начиналась та улица, которую мы искали. Она была забита телегами, лошадьми и испуганными пешими людьми.

Многие купцы устраивали на первых этажах своих домов нечто вроде склада. Как раз такой дом и был нам нужен. Мы свернули налево, где толпа уже начала редеть, и принялись считать деревянные ворота, пока не достигли нужных (опять-таки по рассказу юного Ричарда).

Ворота, достаточно широкие, чтобы проехала небольшая повозка, были не заперты. За ними начиналась крытая галерея размером с комнату, которая примыкала не к дому, а вела во двор. Со двора доносился голос Джамили.

Потом я увидел ее в длинном темном одеянии с восточным рисунком. Еще там была женщина постарше, совсем смуглая, и две девочки. Все они держали поводья осла и, все как одна, заверещали, когда мой мрачный, облаченный в алое спутник шагнул во двор. Осел вырвался и исчез в тени конюшни. Джамиля встревожилась, но я подал ей знак – дескать, все в порядке. Она начала что-то громко объяснять, перекрывая женские крики, на языке, которого я прежде не слышал, – гортанном и в то же время музыкальном. Она старалась успокоить своих товарок. Я впервые видел ее такой оживленной.

В каждом жесте чувствовалась природная грация, и управлялась она с женщинами очень лихо: брала каждую за подбородок, чтобы привлечь к себе внимание, гладила их руки и лица, подталкивала к повозке в угловой конюшне, чтобы они сели в нее и вели себя тихо.

– Прошу вас, позвольте им уйти, – обратилась Джамиля к Грегору, явно нервничая, чего я прежде за ней не замечал. – Они напуганы и никому не верят. Пожалуйста, подтвердите, что я их не предаю.

У Грегора был жалкий вид.

– Лучше бы нам пошевеливаться, иначе Отто окажется здесь через минуту-другую, – предупредил я, – и попытается сдать ее за вознаграждение.

– Какое вознаграждение? – встрепенулась Джамиля.

– Нас догнал Барцицца, – сказал я.

Она побледнела. Уловив тревогу Джамили, старшая из девочек начала плакать, и, похоже, ее мать собралась присоединиться к ней. Джамиля вновь принялась ими заниматься, убедив вернуться в повозку.

– Погоди, дай угадаю, – обратилась она ко мне довольно сухо. – У тебя, конечно, есть план.

– Даже еще лучше, – ответил я. – У меня есть слово чести Отто, пообещавшего, что если я найду тебя первым, то смогу увезти, а он не станет нас преследовать.

Моя речь становилась тягучее меда и в конце концов оборвалась, когда Грегор с мученическим выражением на лице шагнул к Джамиле и медленно, словно извиняясь, сомкнул огромную ручищу в красной рукавице на ее локте. Никогда раньше Джамиля не казалась мне такой маленькой и хрупкой.

– Ты никуда не идешь, – сказал он. – Теперь я за тебя отвечаю, пока не смогу передать заботам маркиза Бонифация.

– Что? – пронзительно вскрикнул я и метнулся к нему, пытаясь вцепиться в рукоять меча, но он свободной рукой легко перехватил обе мои руки, так что вытянуть меч мне не удалось.

– Не делай так, – предостерег он. – У меня нет выбора. Это мой клятвенный долг.

Я вырвался из цепких пальцев и принялся колошматить кулаками по его груди. Вначале он, к моей радости, охнул, но потом перестал обращать на меня внимание. Я длинно выругался на всех языках, какие только знал.

А Джамиля, напротив, полностью овладела собой.

– Сначала выведи их, – сказала она, – потом поговорим обо мне.

От ворот донесся громкий долгий звук трубы, не давший мне возможности ответить. За ним последовало другой, потом еще один и еще – со всех концов города, из-за городских стен и с венецианских кораблей.

Задар только что официально капитулировал.

Теперь начнется разграбление города.

В ту же секунду мы услышали, как распахнулись наружные ворота. По галерее протопали сапоги, и появился Отто. Он запыхался, глаза его сияли, но радость быстро сменилась раздраженным разочарованием. Вместо приветствия Отто прокричал нечто несуразное по-германски, глядя только на меня и не видя ни брата, ни Джамилю.

– Я первым прошел через ворота, когда пустили воинов! Разрази меня дьявол, как ты умудрился обойти меня? Все равно тебе ни за что не доставить ее домой. Кто-нибудь из тех выродков, что рыщут сейчас за воротами, обязательно украдет ее у тебя, так что лучше отдай мне ее сразу. Проклятье!

– Он никуда ее не повезет, Отто, – сказал Грегор.

Увидев, что Грегор держит Джамилю за локоть, Отто изумился, а потом заулыбался.

– Братец! – воскликнул он (к нему снова вернулось хорошее расположение духа). – Молодец! Я понятия не имел, что ты способен на такие уловки. Не стал с нами биться об заклад, а сам помог мне, не вызвав у него ни тени подозрения! Хитрюга! Пошли же, доставим ее посланнику Барциццы.

– Она не идет к Барцицце, она отправится к маркизу Бонифацию, – сказал Грегор.

Отто, быстро смекнув, что к чему, моментально помрачнел.

– Зачем? От Бонифация награды не жди, он тебе не Барцицца, а деньги нам очень нужны! Они нужны армии, чтобы расплатиться с долгом. Для Бонифация она ничто, если она не настоящая принцесса.

На лице Грегора промелькнуло какое-то странное выражение. Думаю, он испытал облегчение, лишний раз услышав, что Джамиля никакой не козырь в политической игре, но при этом, наверное, почувствовал себя глупо.

– Если она не принцесса, то и для Барциццы она ничего не значит, – сказал я.

– Барцицца пока не знает, что она не принцесса, – сказал Отто. – Нам нужно поменять ее на деньги, пока до него это не дошло.

– Пока вы здесь заняты обсуждением, разрешите мне помочь моим друзьям подготовиться к отъезду в дикие края, – попросила Джамиля напряженным голосом.

– Даешь слово чести, что не сбежишь? – Грегор бросил на нее строгий взгляд.

– Мое слово чести более ценно, чем моя личность? – сухо осведомилась она. – Советую вам, господин, довериться моему благоразумию: я не убегу, потому что пытаться бежать было бы глупо.

Она дернула руку, и он отпустил ее. Джамиля дала знак старшей девочке, чтобы та поймала поводья осла, но животное пошло семенить по кругу и резко меняло направление каждые несколько шагов, упрямо пытаясь отделаться от девочки. А мы стояли и смотрели.

– Ты не смеешь сдать ее за награду, когда знаешь, что женщина ничего не стоит, – выговаривал Грегор брату. – Это мошенничество, это бесчестно.

– А разве не бесчестно обращаться с невинной женщиной как с бездушной собственностью? – возмутился я.

– Никакая она не невинная женщина, она пленная, – буркнул Отто.

Младшая девочка схватила осла за ухо и потянула. Животное яростно заорало, щелкнуло зубами, пытаясь укусить ее, и вырвало поводья из рук старшей сестры. Потом затрусило в сторону, возмущенно тряся головой. Девчонки загнали осла в галерею.

– Она попала в пленницы только потому, что все решили, будто она королевских кровей, – возразил я.

– Она только потому и жива, что все решили, будто она королевских кровей, – поправил меня Отто.

– Следовательно, можно сделать вывод, что раз я не принадлежу к королевской семье, то мне следует умереть, – заключила Джамиля и, шагнув к Отто, покорно протянула руки. – Так почему бы вам, господин, не последовать своей моральной алгебре и не расправиться со мной собственноручно?

– Что еще за моральная алгебра? – У Отто был недовольный вид.

Она презрительно на него взглянула и повернулась ко мне.

– Где только таких находят? – спросила она, к моей радости.

– В болоте, – ответил я, решив при случае выяснить, что такое алгебра. – Пошли, отведем тебя в безопасное место.

– Не тратьте понапрасну время на меня. Займитесь лучше остальными, теми, кто есть на этом дворе.

Осел рысью вернулся во двор, преследуя девочек, которые заливались слезами от страха и горя. Судя по шуму, доносившемуся с дороги, исход жителей города подходил к концу, зато волна мародерства приближалась. Вопли раздавались через два дома отсюда, эхом разносясь по каменной улице. Их прерывали злобные голоса, выкрикивавшие угрозы. Джамиля нетерпеливо потопталась на месте.

– В доме припрятано серебро, и я покажу вам, где именно, если поможете матери и детям благополучно выбраться отсюда, – неожиданно сказала она.

– Значит, ты не бежишь с ним? – с надеждой спросил Отто, указывая на меня.

– Нет, – ответила она.

Он порывисто шагнул к ней, что мне очень не понравилось, и я метнулся, чтобы преградить ему дорогу.

– Ты дал слово. Я первым добрался до нее.

Рука Отто уже тянулась к мечу.

– Наше пари остается в силе только в том случае, если ты сбегаешь с ней, – объявил он с дотошностью законника, характерной чертой истинного католика. – Если она никуда не бежит, то это вне действия нашего договора, поэтому он отменяется, и я могу передать ее людям Барциццы за вознаграждение.

– Какой же ты осел! – закричал я как резаный и набросился на него.

С ошеломительным проворством он обхватил мое горло, сбил меня с ног и пригвоздил к сырой земле, крепко упершись в грудь коленом. Я попытался вскрикнуть, но не мог даже вздохнуть. Вдруг Отто отпустил меня, развернулся и вцепился в горло теперь уже Джамиле. Мать и дочери заголосили и кинулись в подвал под кухней.

Не успел я подняться с земли, как Грегор обнажил меч и преградил Отто выход на улицу.

– Отто, ты не станешь обманывать венецианского купца, который не сделал тебе ничего плохого, – заявил он. – Если ты отдашь женщину его людям, я сам скажу им, что она не принцесса.

– Глупец! – прошипел Отто.

– Рыцарь, – поправил его Грегор.

Наступила долгая пауза, когда слышалось лишь затрудненное дыхание Джамили, пытавшейся не скулить. Наконец Отто отпустил пленницу, с силой оттолкнув от себя. Она споткнулась, и мне пришлось поддержать ее.

– Я смогу вывести египтянок, поскольку знаком с одним охранником, – пропыхтел недовольный Отто, обращаясь к брату. – Мы оказались рядом во время осады, и я тащил его на себе, когда обрушилась катапульта, так что за ним должок. Если приведу к воротам женщину с дочерьми, то попрошу его отвернуться ненадолго в сторону, пока они не проедут мимо, увезя с собой немного денег.

– А Джамилю сможешь вывести с ними? – спросил я, по-прежнему едва переводя дух.

– Конечно нет, – ответила за него Джамиля, не переставая дрожать. – Одно дело – попросить кого-то закрыть глаза на вдову с дочерьми, провозящими несколько марок, и совсем другое – просить его помалкивать о женщине, за голову которой обещано большое вознаграждение. Останусь здесь. – Она отстранилась от меня, смущенная тем, что я почувствовал ее дрожь. – Видимо, – добавила она, стараясь казаться спокойной и даже веселой, – Всевышний решил, что будет лучше, если за тобой присмотрит кто-то благоразумный.

18

В конце концов нам удалось запрячь осла. Грегор ушел на свой наблюдательный пост, а мы с Отто, неохотно заключив перемирие, отправились провожать египтянок.

Несмотря на капитуляцию, день прошел относительно спокойно, правда, без кровопролития не обошлось. С окон посрывали ставни, деревянные пристройки сожгли дотла, по улицам раскидали мебель. Стоял неистребимый запах гари, так как горело то, чему не следовало бы гореть. На одной из рыночных площадей лежали мертвые изуродованные тела, словно выброшенные куклы. На улице истерично всхлипывала женщина – она не могла шевельнуться, так как обе ее ноги были перебиты. Я подергал Отто за рукав – тот состроил гримасу, но все же последовал за мной. Вместе мы подняли бедолагу и перенесли в повозку. Египтянки встревоженно посмотрели на нее, но возражать не стали. Несколько ребятишек сбились в стайку, зовя родителей, потом бросились врассыпную, как перепуганные цыплята, после чего снова вцепились друг в дружку, со страхом озираясь по сторонам. Я жестом подозвал их, но они умчались прочь с громкими криками. Животных в городе не осталось: их всех либо забрали при бегстве, либо убили для пропитания голодных воинов. Над городом во многих местах поднимались темные клубы дыма от горящих костров. Парочка оруженосцев затеяла драку, пустив в ход кулаки и кинжалы, из-за нескольких горстей серебра, украденных по приказу хозяев из общих военных трофеев, которые предстояло еще поделить в главном соборе.

К вечеру в городе не осталось ни одного задарца, их место заняли воины. Наша маленькая компания устроилась в том самом доме, куда сбежала Джамиля. Я начал было протестовать, но Джамиля быстро меня урезонила, сказав, что если мы уйдем и оставим дом на разграбление другим, то тем самым лишь увеличим страдания хозяев. В конце концов я подчинился ее логике после долгой перебранки с Отто, не считавшим нужным вообще искать какое-то оправдание своим поступкам.

Еще мне пришлось вытерпеть от Джамили немало упреков из-за моей провальной попытки помешать осаде Задара.

– Я ведь просил тебя помочь, но ты отказалась, а потом просто взяла и ушла от нас.

Пока Джамиля пряталась наверху, мы по очереди носили из лагеря наши пожитки. Большая комната располагалась над центральным входом, и, хотя для семерых человек, решивших там перезимовать, она была тесновата, мы убедились, что поместимся. Другие устроились гораздо хуже: армия почти в двадцать тысяч воинов втискивалась в город, рассчитанный на треть этого числа.

Грегор, разумеется, мог бы запросто явиться в самый большой дворец города, прибереженный для его тестя, маркиза Бонифация, но не стал этого делать. Я хотел уберечь Джамилю от внимания вельмож, поэтому с благодарностью принял его выбор, не пытаясь разобраться, чем он вызван.

Лилиана помогла нам обжиться: предполагалось на ночь расстилать тюфяки, а утром скатывать их к стенам, чтобы было на чем сидеть. К большой комнате примыкала комната поменьше, в форме буквы «Г»; на стыке двух комнат был устроен очаг. В маленькой комнате стоял большой тяжелый стол для приготовления еды, место под ним использовалось для хранения небольших сосудов с экзотическими специями и приправами. Джамиля, хорошо знавшая дом, показала, где находится туалет, где разбит маленький огород для зимних овощей, где хранятся продукты для людей и корм для лошадей, где лежат дрова, где расположен склад и где стоит шкаф с медикаментами и музыкальными инструментами, среди которых я заметил громоздкий щипковый инструмент, напоминавший гитару.

– Вот и все, что вам нужно знать, мессиры, – произнесла она, когда мы, окончив осматривать дом, вернулись в главную комнату.

Шесть пар глаз недоверчиво уставились на нее.

– Еще одно, – сказала Джамиля, правильно все поняв, – я должна кое в чем признаться. – Наступила пауза. – Как уже тут говорилось, я не принцесса.

– Ты обязана рассказать нам больше, – велел Грегор.

– Конечно.

Джамиля показала на тюфяки, уже разложенные на ночь. Когда мы все расселись, она судорожно набрала в легкие воздуха.

– Я иудейка.

– Это мы знаем. Дальше.

Грегор не изменил своей манере говорить как старший брат, но слова его звучали грозно – впрочем, это было понятно, учитывая ситуацию.

– Мой отец родился в семье египетского купца. Он и сам был купцом, а еще раввином – наши священники не отгораживаются от мира, как ваши, они живут, как мы, просто гораздо больше знают. Женившись на моей матери, он переехал в Константинополь, центр Византии и величайший город мира. Там я и родилась. – Джамиля помолчала.

– Так почему ты сейчас не там? – поинтересовался Грегор.

– Когда я была еще совсем молодой, там вспыхнуло восстание против чужеземцев. Ходили слухи, что в то время Дандоло, еще не ставший дожем, находился в Константинополе с визитом. Как раз тогда его и ослепили на волне всеобщего насилия. Нас, правда, оно не коснулось, так как иудеи проживали за городскими стенами, на другой стороне бухты. Но родители испугались, и мы убежали в Геную вместе с друзьями, генуэзскими христианами.

– Тогда почему ты сейчас не в Генуе? – не унимался Грегор, словно Джамиля удрала из Генуи специально для того, чтобы досадить лично ему, и теперь он ожидал получить компенсацию.

– Потому что часто так бывает, если ты иудей-купец. Мой отец торговал в основном шерстью и тканями. Мы разъезжали по свету, как того требовали дела, и учили язык каждой страны, куда отправлялись, а также законы, чтобы случайно не совершить чего-то противоправного. Других детей в семье не было, поэтому отец делился своими знаниями со мной: языки, священные книги, а также много чего другого.

– Но почему тот дурак из Венеции решил, что ты египетская принцесса? – упорствовал Грегор, теряя терпение оттого, что ее ответы не проясняют картины.

Она подняла руку, призывая к спокойствию.

– Во Франции я вышла замуж за лекаря, с родителями которого мы были знакомы еще в Константинополе. Потом его пригласили на службу к богатому мусульманину, проживавшему недалеко от Александрии, и я поехала с мужем. Многое выучила по необходимости, разбиралась в лекарствах не хуже любого лекаря…

– Да плевать мне на твои знания! – буркнул Грегор. – Как ты одурачила Барциццу?

Джамиля многозначительно посмотрела на него.

– У меня были дети, одногодки детей нашего хозяина, вскоре мне доверили заботиться о всех них. Хозяйка меня любила и сделала своей помощницей. Места там чудесные, хотя мы жили далеко от моря. Я поняла, что предпочитаю жить среди мусульман, нежели среди христиан. А от западных купцов узнала, что христиане отнесутся ко мне добрее, если примут меня за мусульманку. К иудеям у них отношение менее снисходительное. Вам не нужно знать, как я всему этому научилась. Вам не нужно знать ничего другого, кроме того, что пять лет назад явились пилигримы вроде вас, с крестами на рубахах, и без всяких объяснений атаковали. Не было никакого спора, поэтому не могло быть и его разрешения. Ничего не было, кроме бойни. Мужа убили у меня на глазах, детям вспороли животы и бросили на съедение стервятникам – тоже у меня на глазах. Так вели себя пилигримы, такие же, как вы.

В ее голосе не слышалось ни обвинения, ни злобы, но от этого спокойствия хотелось повеситься.

– Не совсем такие, – возразил Грегор, подняв палец.

– В точности как вы. Это были германцы.

Грегор опустил палец.

– Я помню этот поход, – тихо сказал он, обращаясь к Отто.

– Мы тоже хотели в него отправиться в качестве оруженосцев! – ответил Отто. – Вернулись они рано из-за смерти императора. Я тогда еще ревновал, выслушивая все эти истории. Они завоевали какой-то город… кажется, Бейрут…

– Да, Бейрут. Кроме того, от них отделился маленький отряд, двинувшийся на юг, к Египту. Они вышли на нас. Не знаю, что они задумали. Возможно, решили, что мы станем их опорной точкой для завоевания Египта. Барцицца был среди них по своим собственным причинам. Меня заставили переодеться в платье настоящей принцессы, и он угодил в эту ловушку. Я не видела смысла открывать ему правду, поскольку в тот момент вообще ни в чем не видела смысла.

Повисла долгая пауза. У меня защипало в глазах.

– Я… не могу говорить от имени тех, кто тогда действовал, – произнес Грегор почти примирительно. – Могу лишь уверить тебя в том, что отозвался на этот призыв с чистым сердцем и никогда не оскорблю Всевышнего подобным поведением.

– Раз так, то, когда достигнете Египта, навестите наш дом и убедитесь, что кости моих сыновей похоронены как полагается, если вы добрый христианин.

Ее голос звучал сдавленно. Несмотря на внешнее спокойствие, речь давалась ей нелегко.

Грегор резко повернулся ко мне и рявкнул:

– Ну?

– Что «ну»? Ты расстроился, что она не принцесса? Тебя интересуют только девы в беде? Вот уж никак не думал, что ты всего лишь галантен, – мне почему-то казалось, что ты по-настоящему добр.

Грегор одарил меня одним из своих несносных взглядов всепонимающего старшего брата.

– Я имел в виду другое. Мы собираемся вторгнуться в Египет, поэтому так важно, принцесса она или нет. Я должен определить, что с ней делать, при условии что она не принцесса.

– Твоему епископу она все еще нужна ради спасения ее души, – напомнил я Грегору. – Поэтому ты обязан защищать ее, пока мы не доберемся до Иерусалима.

– Теперь я Кастор для твоего Поллукса, [23]23
  Близнецы Диоскуры, дети Юпитера и Леды, герои древних мифов (смертный Кастор и бессмертный Поллукс).


[Закрыть]– криво усмехнулась Джамиля, обращаясь ко мне.

– Скорее, Ромул для моего Рема, – поправил я ее. – А епископ воображает себя матерью-волчицей.

– Думаю, даже епископ согласится, что мы не можем оставить ее при себе, – сказал Отто брату без всякой угрозы; Джамиля поморщилась, но слегка кивнула – видимо, ожидала услышать от него эти самые слова. – Зачем нам кормить лишний рот, когда зима наступает?

– Аргумент неправильный, – сказал я. – Она всегда была неверной, и потому, какая разница, к какому именно племени она принадлежит.

– Разрази меня гром, да огромная разница! Мусульмане – просто неверные, а иудеи убили Христа, – возразил Отто.

– Можно подумать, тебе не все равно… – начал возражать я, но Джамиля жестом призвала меня к молчанию.

– Вообще-то мы этого не делали, но раз вы верите, господин, что все произошло именно так… А что было бы, если бы мы так не поступили? Если бы ваш Господь не принял страдания на кресте, кому бы вы тогда поклонялись?

– Дело не в этом! – фыркнул Отто. – Мы армия, а не богадельня. Мы уже и так взяли к себе одного беглого еретика, и все из-за того, что мой брат – глупец. Нам не прокормить еще один рот. Тем более что ее присутствие здесь не сулит нам никакой выгоды.

– Я не уверен, что это так, – возразил Грегор и благодушно обратился к женщине: – Джамиля, ты знаешь язык египетского побережья?

– Это мой родной язык, – ответила она, настороженно поглядывая то на одного, то на второго германца.

– Возможно, она лжет, – предположил Отто.

– Возможно, это не единственная ее ложь, – сказал я. – Что ей мешает солгать, что она не принцесса?

– Когда вернется Бонифаций, мы предложим ему твои услуги в качестве толмача и проводника, – объявил Грегор, искренне полагая, что оказывает ей благодеяние.

Джамиля задумалась.

– Если, когда он появится, вы не откажетесь от своего намерения, то я согласна.

То, как она выразилась, никому, кроме меня, не показалось подозрительным.

– Значит, остаемся все вместе? – неоправданно весело спросила Лилиана, и ее губы, похожие на лепестки роз, растянулись в улыбке. – До сих пор это была сплошная радость и гармония.

На закате, когда все успокоились, Отто отправился на тесную от церквушек площадь, надеясь узнать, что происходит с добычей. У Грегора не было ни интереса к событиям, ни притязаний на городское добро, зато Отто хотел воспользоваться правом на свою долю в трофеях. Он даже убедил себя, что ему полагается выделить не меньше, чем любому рыцарю, – как-никак он нашел место для подкопа и является наследником большого поместья на родине.

Но вернулся он с пустыми руками и в полном расстройстве. Весь следующий день болтался на большой площади перед церковью Святого Донатия, взяв для компании Лилиану. Грегор тем временем заставил Ричардусов пойти с ним в церковь и вымаливать прощение за то, что натворила армия.

Мы с Джамилей остались в доме одни на несколько часов, и она попыталась вытянуть из меня рассказ о моем прошлом. Я признался, что удрал из своего королевства от англичан-завоевателей и что был повинен в этом завоевании. Но не рассказал ей, почему был повинен, ибо не мог вынести мысли о том, что она станет меня презирать. Я поведал ей, как во время своего побега спас отшельника Вульфстана от англичанина, того самого господина, который завоевал мое королевство, как выходил Вульфстана, вернув его к жизни, и как он помог мне подготовиться к убийству англичанина таким образом, чтобы самому потом умереть.

– Ни один божий человек не стал бы этого делать, – сказала она.

– Это был необычный человек, и молился он необычному богу, – уклончиво возразил я.

Тут, к моему облегчению, наш разговор прервал внезапный приход промокших Отто и Лилианы. На этот раз Отто вернулся с жалкими крохами: ни серебра, ни драгоценных камней, только резной деревянный крест и один глазурованный подсвечник.

– Даже не пара подсвечников, – позже возмущался он, когда пришел Грегор. – Ничего красивого, вроде двух одинаковых, подходящих друг другу изделий, просто кусок глины. И это после того, как я отдал им столько серебра, припрятанного хозяевами дома! Знай я раньше, что меня так обманут, оставил бы его себе.

– И тебя повесили бы за воровство, – терпеливо разъяснил Грегор.