Текст книги "Напарница"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 47 страниц)

– Нет, Ами, – раздражённо ответил на промелькнувшую у меня в мыслях догадку. – Я вовсе не мог переодеть тебя здесь днём, хотя, согласен, так было бы гораздо удобнее. Но в дом не проникает туман, во всяком случае, здесь его гораздо меньше, чем на улице.

– Туман так много значит для тебя? – уточнила я, поворачиваясь, чтобы напарнику было удобнее расшнуровывать мой корсет. На этот раз мы не торопились, и избавление от стягивающего рёбра орудия пыток было скорее приятным – во всяком случае, я блаженно вздохнула, когда обрела свободу.

– Туман так много значит для любого вампира, – пояснил Беренгарий. – Мастер мог бы раствориться и в лунном свете, и даже слиться с закатными лучами, да и мой наставник тоже, во всяком случае насчёт луны я не сомневаюсь. Но для большинства остаётся только туман. Зато в такие дни солнце не насылает оцепенения. И не спрашивай, пожалуйста, почему – я всё равно не знаю, моя дорогая. А теперь снимай-ка юбку, тебе всё равно не слишком идёт.

Когда я переоделась в лёгкую кружевную сорочку, вполне подходящую к моему нынешнему общественному положению, напарник кивнул мне на кровать и сам уселся на край, по своей неприятной привычке скинув камзол и туфли.

– Каюсь, я был неправ, – тяжело произнёс он после долгого молчания. – Не подумал, что эта жадная старуха будет тебя задерживать. И перестарался с обратным внушением. Ты сильно расстроилась?

Послушно усевшись рядом с напарником, я нерешительно положила руку ему на плечо.

– Нет, что ты, – неубедительно солгала я. – Только в первую минуту… от неожиданности.

– Глупенькая, – тепло улыбнулся вампир. – Дурочка ты моя. Не волнуйся, скоро всё закончится, и мы сможем отдохнуть.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась я, но вампир легонько толкнул меня в грудь, заставляя откинуться на спину.

– Я велел тебе ложиться спать, – неумолимо заявил он, – а вовсе не сидеть, тратя последние отведённые для сна часы на бесполезную болтовню.

– Но разве?..

– Спи, – внушительно заявил вампир, поднявшись, уложил мои ноги на кровать и укрыл меня одеялом. – Все разговоры потом. Спи, маленькая моя.

– Ивона, дорогая моя, – с некоторым сожалением обратилась ко мне хозяйка Тадье сразу же после завтрака. – Нам приходит время расстаться.

– Марта, о чём вы говорите? – немедля насторожилась я. – Что-то стряслось? Надеюсь, ничего серьёзного?..

– Как сказать, – с сомнением ответила добрая женщина. – Но тебе надо на время вернуться домой, моя милая.

– Но, Марта, почему?

– Старик Дарьен убит вчера утром, – коротко пояснила хозяйка Лекен. – А это значит, что тебе следует вернуться домой.

В этот момент мы как раз дошли (добрались ощупью, будет сказать вернее) до терявшейся в тумане беседке, и я поспешила зайти внутрь и сесть, чтобы переварить ожидаемое, но всё равно потрясшее меня известие. Вот ещё один человек убит из-за меня. Ради меня. Господи, неужели это никогда не закончится?

– Постойте, Марта, я не вполне вас понимаю. Вы говорили, что мне не следует находиться в столице, пока Дрон Перте бросает вызов бедному хозяину Дарьену и пока он дерётся с ним на дуэли. Но теперь-то мне зачем уезжать и почему именно домой? Ведь я могу оставаться вне столицы и сейчас…

– Не можешь! – решительно заявила любовница бывшего синдика столичных стрелков. – Ивона, милая моя, ты совершенно не знаешь наших привычек и правил. Девушка, за чью честь был убит человек, должна убраться к себе домой. Это что-то вроде ссылки, добровольной, если дуэль была честной, потому что тогда ни у кого не будет к тебе вопросов. И потом, такая «ссылка» покажет стрелкам, что ты не скрываешься от них, а находишься там, где тебе и положено быть, и в любую минуту готова дать показания. И, наконец, так ты полнее покажешь свою непричастность к совершившемуся: во время переговоров и дуэли не была в столице, а после, не зная ни о чём вернулась домой. Понимаешь меня?

Я неуверенно кивнула. Свою речь Марта наверняка заготовила заранее, иначе не смогла бы найти столько объяснений обычаям своей родины: человек ведь не пытается искать причины тому, почему его соотечественники ведут себя как его соотечественники, а не как иностранцы, и не может вот так вот сходу это объяснить.

– Отлично! – просияла хозяйка Лекен. – Тогда иди к себе и собирайся. Я уже послала записку тебе домой, и к обеду они пришлют за тобой экипаж.

– О, Марта, вы так добры…

– Ничуть! – решительно отвергла благодарности почтенная дама. – Мне всё это ничуть не трудно, к тому же…

– Да, Марта? – предупредительно спросила я.

– Обожаю встревать в дела, которые меня не касаются, – обезоруживающе улыбнулась хозяйка Тадье. – Давно у меня не было столько хлопот, как сейчас. Знаешь, девочка, только так и стоит жить, уж поверь старухе.

Едва мы отъехали от рва, опоясывающего Туманный остров, как напарник остановил карету и помог мне перебраться на козлы. Нам слишком многое надо было обсудить, и тратить дорогу на разглядывание пейзажа не было никакого смысла. Тем более, что сквозь туман всё равно ничего нельзя разглядеть.

– Ты не права, – возразил вампир, обнимая меня за талию. – Во-первых, мы могли бы разговаривать мысленно, если бы в том возникла нужда, а во-вторых – я могу показать тебе в тумане любые пейзажи, какие только захочешь.

– Тогда зачем же? – зябко поёжилась я, прижатая к противоестественно холодному телу напарника.

– Вот зачем, – усмехнулся вампир, целуя меня в шею. Остановить его я не успела, да и не очень старалась. Туман вокруг нас окрасился алым, закружилась голова, во всём теле появилось уже знакомое ощущение лёгкости и блаженства.

«Хорошая моя, – раздался в голове непривычно нежный голос напарника. – Хорошая… И только моя. Наконец-то…»

– Ну, прости, Ами, я не удержался, – расстроенно извинялся напарник некоторое время спустя. Каким-то чудом ему удалось успокоить лошадей, едва не взбесившихся, пока вампир пил мою кровь («я же не знал, что это на них так действует!»), и даже, свернув с нужной дороги, отыскать придорожную таверну, хозяин которой за отдельную плату согласился напоить нежданных посетителей горячим шоколадом. – Я виноват, я дурак, я не должен был злоупотреблять твоей кровью, и, конечно, мне не следовало делать этого на дороге, и ты права, нам надо поговорить, а не отвлекаться… Ами! Ну, не смотри на меня так!

Отвечать на взволнованный монолог напарника не имело смысла, как не имело смысла ни упрекать его ни обижаться. Я молча сидела перед ним в грязной таверне, слабая и бледная после очередного «злоупотребления». Обычно Беренгарий довольствовался самой возможностью ощутить на губах вкус моей крови, но теперь, по собственному признанию, «не удержался». Молча сидела, сжимая чашку с шоколадом, слишком тяжёлую для моих ослабевших рук, и даже, кажется, ни о чём не думала. И уж точно никак не смотрела на напарника – хотя бы потому, что мой взгляд упирался в стол и не поднимался на собеседника.

Сам вампир, удивительно огорчённый собственной небрежностью – а, может быть, её последствиями, судить трудно, – сидел передо мной, пользуясь тем, что в таверне, при её открытых окнах, было полно того же самого тумана, что и на улице. Хозяину заведения, как и немногим посетителям, были отведены глаза – на случай, если они заметят, что в нашей паре расплачивался не мужчина.

– И не только глаза, – машинально поправил напарник, прервав свои извинения. – Ещё и уши, чтобы не подслушивали.

Я невольно рассмеялась и поперхнулась шоколадом. Напарник поспешно хлопнул меня по спине, заставив поперхнуться во второй раз и, повернув к себе лицо за подбородок, заглянул в глаза.

– Мир?

– Мы не ссорились, – напомнила я. Вампир невесело улыбнулся.

– Да, дорогая, но лучше бы мы поругались, я бы не чувствовал себя такой свиньёй, как сейчас.

– Ты не свинья, – запротестовала я. – Ты просто…

– Вампир, – закончил вместо меня напарник. – Но чувствую себя настоящей свиньёй, а не приличным не-мёртвым. Мальчишкой, не разменявшим и первый десяток после превращения! До сих пор не понимаю, как я мог так забыться!

– Мы оба устали, – мягко ответила я, тронутая его расстроенным видом. Прежде Беренгарий никогда не задумывался, как отразится на мне его способ насыщаться – разве что боялся разоблачения. – И потом, ты ведь…

– Схожу по тебе с ума, – грубовато закончил вместо меня напарник. – Но, девочка моя дорогая, твоя кровь – это далеко не главное твоё достоинство. И люблю я тебя не за то, что ты такая вкусная.

Это признание поразило меня до глубины души, а Беренгария, казалось, смутило. Он густо покраснел, чего, я была уверена, вампиры не могут в силу самой своей природы, а после порывисто прижал меня к себе с такой силой, что я не задохнулась.

– Всегда удивлялся, как тебе удаётся так точно меня понимать, – пробормотал он. – Ты ведь не можешь прочесть мои мысли.

И, прежде, чем я успела найти слова для ответа или хотя бы обнять своего расчувствовавшийся напарника, он отпустил меня, придержал, мешая мне упасть от неожиданности и, отвернувшись, бросил через плечо:

– А теперь пойдём, до дома ещё далеко ехать.

– Что теперь? – с некоторой робостью спросила я, когда молчание сделалось непереносимым. Напарник крепче прижал меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.

– Ничего, родная. Старый Дарьен убит, я наведался к нему ещё раз – и домой, и на службу, и окончательно замёл следы. Теперь наш долг перед общиной выполнен, и мы можем с чистой совестью наслаждаться заслуженным отдыхом.

– Это ты называешь «чистой совестью»?! – ужаснулась я, делая безнадёжную попытку отстраниться.

– А как же? – последовал холодный ответ. – Мерзавец доигрался. Если бы хоть одна из его жертв оказала бы серьёзное сопротивление или подняла бы шум после, с ним было бы покончено давным давно. Поэтому, пожалуйста, избавь меня от глупых мыслей, мол, мы его спровоцировали, а без нас он бы жил ещё да жил.

– Ты ещё будешь заявлять, будто мы сделали доброе дело, – хмыкнула я, несколько успокоенная привычным назидательным тоном напарника.

– Справедливое, – так же холодно поправил меня он. – Добрым дело было бы, если бы мы вмешались в разгар «соблазнения» другой наивной дурочки. И, запомни, Ами, Дарьен знал, что ждёт подобных ему мерзавцев. Вот увидишь, никто не будет поднимать шума из-за его смерти, только проверят, не заплатила ли вдова Дрону Перте за избавление от обузы.

– А она, разумеется, не заплатила, ведь Дрон Перте так любит подраться и так благороден, что ему не нужны взятки… – подхватила было я, но была перебита вампиром:

– Взятки от старухи, когда он надеется выйти на молодую? Именно, Ами, ты делаешь успехи!

– Хочешь сказать, он будет искать нас и дальше?

– Не хочу, – вздохнул Беренгарий. – Но будет, и от этого никуда не деться.

– Но, Гари, мы могли бы…

– Не могли! – резко оборвал меня вампир. – Если мы будем убегать и прятаться от твоего ухажёра, он решит, будто мы его боимся. И будет искать уже всерьёз. И найдёт в самый неподходящий момент. Ты этого хочешь?

– Тебе, конечно, виднее, – уныло пробормотала я.

– Вот именно, Ами! – решительно отрубил напарник и, для компенсации своей невежливости, прикоснулся губами к моему виску. Губы у него были мягкие, нежные и тёплые, совершенно такие же, как у человека. Помнится, Мастер однажды объяснял мне: тепло не-мёртвые возвращают себе вовсе не из-за того, что в их жилах течёт кровь, высосанная у людей. Нет, просто подпитка ускоряет движение их собственной и возвращает утраченное тепло. И ещё что-то совсем малопонятное о таинственной силе, гонящей кровь по сосудам, хотя сердце остановилось давным-давно. От всех этих подробностей становилось дурно.

– И не надо забивать ими голову, – посоветовал вампир. – Принимай нас такими, какими видишь, а детали оставь для Мастер и Греты, которая учится у него лечить вампиров.

– Как скажешь, Гари, – согласилась я, сама не желая углубляться в обсуждение жизнедеятельности не-мёртвых. – Тогда поговорим о чём-нибудь другом. Зачем тебе снова понадобился Шерен, ты ведь обыскал его ещё в Дейстрии?

– Во-первых, Ами, тебе ли не знать, что человек не берёт с собой все тайные записи в путешествие, – немедленно отозвался напарник, как будто довольный переменой темы. – А во-вторых, есть дела, о которых тебе лучше не знать.

Да… не очень-то довольный, скажем прямо.

– Я не прошу раскрывать мне государственные тайны, – слегка обиделась я. – Но в Дейстрии ты ведь уже проверял Шерена на связь с контрабандистами и теми мерзавцами, которые…

– Помню я, помню, – досадливо поморщился Беренгарий. – И как мы по-дурацки украли пистолет, помню тоже. Но, Ами, хорошая моя, я ведь о тебе беспокоюсь. Есть вещи, которые лучше не знать, так безопаснее. Ами, родная!

– Как будто бы, если я ничего не знаю, мне поверят на слово и не будут допрашивать и пытать, – раздражённо проворчала я, успев уже устать от вечных тайн и собственной неосведомлённости.

– Если ты предпочитаешь получить сведения, которые можно будет выплёвывать в пыточной вместе с зубами, моя дорогая… – холодно начал вампир и осёкся. – Проклятье! Ами, прости, я не хотел тебя пугать!

– Да? – сумела выдавить я и слабо улыбнулась. – А по виду и не скажешь… И, потом, ты уверял, будто я умру раньше, чем меня начнут допрашивать!

– Я солгал, – нарочито равнодушно заявил напарник. – Хотел тебя успокоить.

– Ты выбрал не лучший способ! – возмутилась я. – Я из-за твоей заботы несколько ночей не могла уснуть от страха!

– Наверное, – с той же прохладцей признал Беренгарий. – Тебе следовало попросить меня, я бы мгновенно устранил твои трудности.

– Вот ещё! – фыркнула я и отвернулась, более задетая тоном, нежели высказываниями напарника самими по себе.

– Будет, Ами, не дуйся! – взмолился вампир и поцеловал меня в макушку. – А что касается Шерена, то тут нет ничего загадочного. Твой галантный кавалер Дрон Перте, если помнишь, перед нашим отъездом сдал всех причастных к контрабанде лиц.

– И Шерен – один из них, да? – не оборачиваясь, предположила я.

– Именно, дорогая. Но только дела обстоят гораздо хуже. Ума не приложу, как же нам с тобой лучше всего поступить…

– О чём ты говоришь? – испугалась я явственной тревогой, звучавшей в голосе напарника.

– У нас дома готовится переворот, – пояснил Беренгарий. – Таспы и им подобные собираются свергнуть правительство, а контрабандисты подготавливают для этого почву. Поставляют оружие на случай народных протестов, переводят деньги и всё в таком роде. Гензерих Шерен – одно из самых главных лиц в этой грязной истории.

– И ты искал доказательства в его бумагах? – уточнила я.

– Нет, я искал конкретные детали, – поправил напарник. – В доказательствах я уже давно не нуждаюсь. Но нам надо знать, кто во всём этом замешен, какими путями передаются деньги и оружие и когда именно планируется начать активные действия. И с чего, кстати говоря.

– И ты ты уже всё знаешь? – жадно спросила я. Подумать только, в моих руках оказалась тайна государственного масштаба, я знаю вещи, касающиеся судьбы моей родной страны. Я – бедная девчонка-сирота из шляпной лавки!

– Ты – сотрудница бюро безопасности, – строго поправил меня напарник. – Какая разница, кем ты была раньше? Нет, дорогая, всего я не знаю, скоро буду знать. Тут переживать не из-за чего, только вот успеем ли мы вовремя доставить сведения домой?..

– Тогда, может, тебе стоит вернуться? – предложила я, в глубине души содрогаясь от перспективы вновь остаться в одиночестве и ждать, ждать, ждать… – Ведь ты можешь добраться до бюро быстрее почтового голубя, не говоря уже о курьерах!

– Ты мне льстишь, – засмеялся напарник, но смех вышел каким-то невесёлым. – Нет, Ами, я тебя не оставлю. Мне, видишь ли, тоже не нравится Дрон Перте и то, что он снова появился на нашем горизонте.

– Тогда возьми меня с собой! – страстно выкрикнула я. – Беренгарий, прошу тебя, давай уедем вместе, ведь мы нужнее дома, а тут только тратим время!

– Глупенькая, – уже искренно засмеялся напарник. – Милая моя, что ты себе вообразила? Неужели ты думаешь, будто судьба целой страны может зависеть от одной маленькой глупой девочки и старого кровососа? Или мы с тобой единственный оплот Дейстрии, или некому, кроме нас, собирать сведения для правительства?

– Но, Гари…

– Не дури, Ами, – мягко, но решительно потребовал вампир. – Время личного героизма давно прошло – если вообще когда-то существовало. Это воздух Остриха ударил тебе в голову, с их вечными поединками чести, похищениями женщин и тому подобной ерундой. Но это только игра, наносное. В жизни, Ами, – даже в Острихе – в делах всё решает ежедневный труд, а вовсе не бессмысленное геройство.

– Но, Гари, послушай… – смущённо пробормотала я, не зная сама, как собираюсь возражать. – Не может же быть, чтобы…

– Может! – отрезал напарник. – Сказки про героев рассказывают затем, чтобы поднимать рядовых в безнадёжные атаки. Но мы с тобой не солдаты, и здесь не поле боя, поэтому, будь добра, не глупи и не рвись на подвиги.

– Но ведь я вовсе не…

– Ты всего лишь мечтаешь отделаться от нелюбимой работы любой ценой, – безжалостно заявил напарник. – Извини, но пока придётся потерпеть. Ты нужнее здесь. Просто поверь мне на слово, дорогая. А собранные сведения я перешлю в посольство, пусть уходит в Дейстрию по дипломатическим каналам – так будет и быстро, и надёжно, и мне не придётся бегать, как ошпаренному, туда-сюда через границу. Поняла?

– Поняла, – обиженно подтвердила я, весьма задетая преподанным уроком.

– Вот и умница, – тепло улыбнулся вампир. – И прекрати, наконец, дуться!

«Домой» мы попали за два часа до ужина, и в моём распоряжении было достаточно времени, чтобы прийти в себя, помыться и переодеться с дороги. Дом был полон тумана так же, как и сад, и дорога, и улицы столицы и вся местность в радиусе двадцати миль. Поэтому передвигаться приходилось так же на ощупь, как мы делали это возле гостиницы на Туманном острове – зато дом был наполнен мужскими голосами, обсуждавшими судьбу несчастного ревнителя серебра, и один из них был голосом моего напарника.

Когда я спустилась к ужину, из вампиров в столовой не было никого, зато возле стола в ряд выстроились слуги, приветствуя новую хозяйку. Тут была Жани, девушка, чуть не убившая кровника, желающего «произвести осмотр» на предмет вампирских укусов, Анита, сестра священника (потому до сих пор ходившая в чёрном от горла до пят), сбежавшая в ранней юности из дома с одним из не-мёртвых и проклятая за то своей семьёй, старик Тивен, официально служащий «защитником дома», что позволяло повесить над дверью шпагу, а на самом деле мирно доживающий свой век в тепле и уюте, и двое детей. Девочка Юна, пятнадцати лет, чьи родители были казнены кровниками за связь с вампирами и Клод, мальчишка лет тринадцати, с такой же печальной судьбой, как и у всего штата прислуги в принадлежавшем мне доме. Мастер, вручая свой подарок, отдельно поставил условием, что я не прогоню никого из служащий у него людей и не попытаюсь без его разрешения нанять новых. Впрочем, им об этом никто ничего не говорил, что разумно.

Кроме прислуги в столовой присутствовал молодой хозяин Лирье, подающий надежды инженер-гидравлик. Пока меня не было дома еду ему приносили слуги во флигель, но теперь было решено соблюсти форму и устроить парадный обед.

– Приветствую прекрасную хозяюшку этого дома, – галантно проговорил инженер и поклонился. Целовать даме руку он не стал, оглядел меня с головы до ног с хмурым видом, противоречащим тону его приветствия, и уселся, не дожидаясь, пока я сяду первая. Мальчишка-слуга, густо покраснев, выдвинул во главе стола стул для меня, бормоча нечто невнятное насчёт того, что я могу чувствовать себя как дома.

– Благодарю, – как можно более приветливо ответила я и заняла своё место. В острийских загородных домах принято, чтобы на парадные обеды слуги приглашались наравне с хозяевами – при условии, что в доме нет никого постороннего. Поэтому я тепло улыбнулась собравшимся, заверила всех в несказанной радости от встречи и предложила приступать к ужину. Слуги с поклонами расселись – оставив несколько стульев между нами свободными.

В прошлый свой приезд я не успела рассмотреть всю компанию, а инженер и вовсе ко мне не пожелал выходить, поэтому теперь я могла наверстать упущенное.

Инженер-гидравлик был ещё молод. Рыжеволосый, что в Острихе редкость, весь усыпанный веснушками: и лоб, и щёки, и нос, и руки, и не удивлюсь, если всё остальное тело также ими покрыто. Когда он говорил, видны были торчащие вперёд зубы, причём один находил на другой, и это придавало юноше несколько забавное выражение. Самого хозяина Лирье собственная забавность, похоже, только расстраивала, так как он держался весьма холодно, любой вопрос высокомерно игнорировал, а в ответ на обычную застольную просьбу передать масло или, скажем, повидло, сначала окидывал презрительным взглядом бледно-карих глаз, потом бурчал что-то невнятное и только тогда выполнял. Неприятным человеком был этот инженер-гидравлик, которого вампиры наняли для поддержания нормально работы своего пресса, взамен предоставляя кров, полный пансион и возможность сколько угодно изобретать гидравлические машины. Два живущих в доме вампира, Герман и Карен, помогали Лирье строить свои изобретения – как и выполняли починку пресса по его указаниям, когда в том возникала нужда. К столу вампиры, естественно, не являлись: не-мёртвым не доставляет никакого удовольствия наблюдать, как люди поглощают пищу, которую сами не-мёртвые уже есть не способны.

Старик Тивен, по обязанности снимающий перевязь со шпагой только перед тем, как сесть к столу, был давно уже не способен причинить кому-либо вред с помощью оружия: у бедолаги тряслись руки. Наблюдать, как несчастный ест, половину роняя мимо рта, было невероятно тягостно, и, наверное, было бы совершенно невыносимо, если бы справа от него не сидела Юна, то и дело вытирающая «защитнику дома» подбородок, а слева – Клод, возвращающий рассыпанную по скатерти еду обратно в тарелку. Полное отсутствие брезгливости на лицах обоих детей, а также привычная ловкость, с которой они помогали Тивену, не забывая при этом есть самим, указывали на немалый опыт.

Мальчишка был темноволосый, с конопатым носом и широко расставленными голубыми глазами. Глядя на его чистую, свежеумытую физиономию, сложно поверить, что до десяти лет Клод побирался на улице, ни в одном месте не ночуя дважды, пока ребёнком не заинтересовались «кровники», убеждённые, что жизнь без крыши над головой есть несомненное доказательство контактов с вампирами.

Что касается Юны, то ей недолго оставалось считаться ребёнком: девочка уже почти превратилась в девушку, о чём недвусмысленно свидетельствовали и рост, и фигура, и взгляды, которые она кидала на всех встреченных ею мужчин. Светловолосая, среднего роста, ещё тоненькая, но уже округлившаяся там, где это положено природой, Юна производила впечатление не самой удачной служанки в доме, в котором живут представители сильного пола. Будь моя воля, я бы отправила её к матери с советом поскорее подыскать надежного жениха, но, к сожалению, так далеко моя власть не распространялась, да и некуда было девочку отсылать.

Анита прятала волосы под чёрный чепец, как это было положено сестре священника. Бледная как смерть из-за частого «общения» с вампирами, она сверкала глазами, такими же чёрными, как и её одежда, следя, чтобы за столом всё происходило «как полагается». Когда тарелки пустели, Аните хватало одного взгляда, брошенного на Жани, чтобы с её помощью убрать грязную посуду на кухню и принести новые блюда.

Жани из всех была самой незаметной личностью. По-острийски полненькая, румянная, с копной светлых волос, она прятала глаза за ресницами и на каждое слово отвечала поклоном и согласием – вне зависимости от того, что ей говорили.

– Благодарю за гостеприимство, хозяюшка, – прервал Лирье мои наблюдения. – Не могли бы вы уделить мне ваше бесценное внимание и обсудить вопросы арендной платы, коль скоро вы вступили во владение этим домом?

Говоря это, инженер издевательски улыбался. Я опешила.

– Но, хозяин Лирье, дорогой мой, я не собираюсь пересматривать договор! Всё остаётся в силе, как и было при прежнем хозяине…

– Я собираюсь, – оборвал меня инженер. – Прежний хозяин здесь не жил, и не тревожил нас своими визитами. Вы же собираетесь поселиться тут постоянно, что делает предлагаемый по условиям аренды флигель менее привлекательным.

– Хозяин Лирье, помилуйте!.. – пробормотала я, не зная, чем ответить на подобные инсинуации. Инженер вносил арендную плату только на бумаге, на самом деле это община платила ему за согласие жить здесь и участвовать в производстве фальшивого серебра. Также ему предоставлялась возможность заниматься своими опытами, созданием и испытанием машин, которые были настоящей страстью Лирье. Как же я могу теперь снизить арендную плату? Вероятней всего, наглый инженер намекал на то, что моё присутствие его стесняет, однако я была лишена возможности избавить острийца от упомянутого неудобства.

– Прошу прощения, хозяюшка, – настаивал Лирье, нагло улыбаясь, – но я хотел бы обсудить этот вопрос немедленно – чтобы впоследствии никакие недоразумения не омрачали наше знакомство.

– Обсуждай, – предложил раздражённый голос моего напарника, и Беренгарий, казалось, соткался перед нами прямо из воздуха, приковав к себе взгляды всех собравшихся. – Обсуждай, если уж так приспичило. Только не с женщиной, а с мужчиной, как мужчине и полагается. Ты полагаешь, мы тебе мало платим?

– Не имел чести быть представленным, – процедил Лирье, отводя взгляд.

– Зато я был весьма наслышан, – парировал мой напарник. – Моё имя Беренгарий, и я в той же мере воспитанник Мастера, что и эта девушка. Все свои дела она ведёт через меня, и вопросы аренды тоже поручает мне. Не так ли, Ивона?

– Д-да, но… – пробормотала я, обиженная тоном напарника не меньше, чем перед тем наглостью инженера.

– Вот и отлично, – прервал меня вампир. – Анита, я думаю, ты и твои друзья могут нас оставить. Ивона, дорогая, иди к себе, я скоро подойду. Лирье, я весь внимание. Итак?

– Опять дуешься, – вздыхал напарник часом позже в моей комнате. – Ами, глупенькая, я могу считать тебя мудрейшей женщиной на земле, но ты не переломишь этим острийского презрения к твоему полу! Неужели тебе так хотелось доказывать свой ум и деловую хватку – которой, кстати говоря, у тебя нет и в помине?

– Разумеется, не хотелось, – раздражённо отозвалась я. – Но ты бы мог не отсылать меня вон, будто я маленький ребёнок или твоя рабыня.

– Для меня ты и то и другое, – холодно отозвался вампир. – Ами, девочка моя, не пытайся настаивать на человечном обращении. Я с первых же минут знакомства тебе объяснил, что вовсе не человек. Помнишь?

– Такое забудешь! – поёжилась я, в который раз вспоминая подвал, в котором состоялось наше знакомство. Холодная жестокость похитителей, цепи, темнота и голодный обожающий взгляд вампира.

– Я ничем не лучше этих подонков, – шепнул напарник в наступившей тишине. – Только я люблю тебя, а они никого не любят.

– Любишь… – удивлённо повторила я, отводя взгляд. – Ты никогда прежде не говорил о любви. О наследстве, о голоде, об ответственности, о праве собственности – но не о любви.

– Ну, так говорю сейчас, – буркнул вампир и отвернулся. Я робко коснулась его плеча.

– Ты сердишься на меня?

– Нет, – безразлично ответил Беренгарий, не глядя на меня. Шевельнул плечом, сбрасывая руку.

– Тогда в чём же дело?..

– Ни в чём.

– Но, Гари…

– Ни в чём, – с нажимом повторил вампир.

– Но…

– Не спорь со мной, глупышка! – потребовал напарник, поворачиваясь ко мне. – Ложись лучше спать: время позднее, а ты и так устала с дороги. Обсудим всё завтра.

– Но, Гари, послушай, я ничуть не устала… – запротестовала было я.

– И, будь добра, прекрати возражать на каждом шагу!

Следующая неделя пролетела, как сказочный сон. Туман был повсюду, и Анита только вздыхала, глядя, во что превращается мебель в доме под разрушительным влиянием растворённой в воздухе влаге. Мне вздыхать было некогда: вместе с туманом я получила общество своего напарника, как он и обещал, когда уговаривал набраться сил для работы. Пока и днём, и ночью царил туман, вампир, казалось, не нуждался ни в еде, ни в воздухе. Засыпая, я видела его в своей комнате, и, просыпаясь, находила его там же. Солнце, едва пробивавшееся сквозь туман, не нагоняло больше на моего напарника обычного дневного оцепенения, и теперь он, если и спал, то как все люди, не холодея и не замирая, ничуть не похожий на мертвеца. Мы гуляли по саду, держась за руки, и Беренгарий, как хвастался по дороге сюда, показывал мне диковинные картины, слепленные прямо из тумана. Дальние страны – дикие пейзажи и города, где дома лепятся один на другой, а улиц почти нет, и поля, вспаханные по какому-то непонятному мне принципу, и дикие звери, подобных которым не встретишь в наших краях: огромные кошки и неправдоподобно мелкие собаки, и жуткие создания с противоестественно толстой кожей, и восхитительно яркие птицы, и смешные юркие ящерицы… А после – люди, одетые в невообразимо длинные куски ткани, в которые они закутывались со странным изяществом, и другие, в чьих странах так жарко, что хватает всего пары листьев – огромных листьев южных деревьев – чтобы сохранять приличия – как они их понимают. И битвы прошлого, и подвиги языческого царя, в честь которого Гари получил своё пышное имя, взлёты и падения держав, о которых я и не знала ничего до сих пор. Я спрашивала, откуда столько сведений у моего напарника, но он только улыбался и коротко объяснял, что за полсотни лет можно выучиться чему угодно, особенно когда впереди вечность.

Мы были счастливы – теперь я не боюсь этого слова – счастливы как дети, хотя ни он, ни я не знали подобной беспечности в первые годы своей жизни, счастливы бесстыдно и не задумывались не только о будущем, но и о том близком моменте, когда туман уйдёт, разведя, разлучив нас на принадлежащую вампирам ночь и оставленный людям день.

Нам не докучал никто – слуги старались не попадаться на глаза хозяевам, не докучал и инженер, поставленный Беренгарием на место (оказалось, Лирье всего лишь просил внести за него взнос в патентный суд,[29]29
  Патентный суд – коллегиальный орган в Острихе, рассматривающий каждое новое изобретение с точки зрения его новизны и полезности. Для того, чтобы собрать патентный суд, необходимо внести немалый взнос, что закрывает дорогу небогатым талантам. Власти при этом заявляют, что изобретатель мог бы сначала доказать жизнеспособность своего творения, добившись у состоятельных людей ссуды.


[Закрыть] когда он «отладит» очередное изобретение). Что касается живущих в доме не-мёртвых, но это были в высшей степени деловые создания, занятые исключительно производством фальшивого серебра и его чеканкой, на чьей работе никак не отразилось появление пары бездельников: им было не до нас.

И так, предоставленные самим себе, мы наслаждались безоблачным счастьем, и я почти не замечала, что мой напарник с каждым днём становится всё более и более нервным и напряжённым, будто его тяготит некое ожидание, о котором он не может ничего рассказать. Пытаясь задавать вопросы, я вызывала лишь улыбку и ласковое ворчание, касающееся моей – очевидно излишней – подозрительности. Напарника не тяготили дела. Каждое утро он отсылал мальчишку с поручениями в столицу, и перед обедом внимательно выслушивал его доклад, предварительно выставив меня из комнаты. От этих разговоров он то мрачнел, то веселел – Клод каждый раз сиял от справедливой гордости незаменимого работника – и сквозь зубы предвещал заговорщикам скорую погибель.