Текст книги "Напарница"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 47 страниц)

Прочесть свою добычу я так и не сумела: Грета сопровождала меня как тень или как надзиратель. Единственный плюс, который я видела в этом молчаливом надзоре, это невозможность и для бесценной сестрицы сделать что-то тайно от меня. Писем, во всяком случае, она больше не писала; прощаясь с хозяином гостиницы, вынула первое из-за корсажа и попросила его отправить.

Молчание похитительницы меня настораживало и пугало: неужели она слышала наш разговор с вампиром? Или письмо всё же было проверкой? А Грета всё молчала, будто сердилась на что-то или мысленно готовилась к неким тяжёлым испытаниям. Заговорила, только когда горничная принесла с кухни её мопсика, куда его, как и вчера, забрали вечером покормить и всячески обиходить; к тому же собаки в комнатах не дозволялись.

– Ах ты мой бедный, – засюсюкала эта странная женщина. – Всю ночь провёл на кухне, без мамочки, скучал, наверное, ангел мой?

– Вот уж нет, барышня, – почтительно присела горничная. – Как покушал, помылся, так сразу же и уснул без задних лапок!

– Вот как? – бросила на неё Грета быстрый взгляд. – Надеюсь, вы ничем таким не поили мою собаку?

– Что вы, барышня! – испугалась горничная, ожидавшая чаевых за свой добродушный рассказ. – Как можно!

Грета смерила бедную девушку ещё одним злющим взглядом и буквально вырвала корзинку из рук.

– Ну, хорошо же.

Сказав это, она молча пошла к ожидавшей нас у дверей коляске; на горничную было жалко смотреть. Нисколько не бережливая, Грета между тем не считала нужным поощрить прислугу за оказанную помощь… что бы там напарник не говорила, но вела себя «сестрица» скорее как «устрица», чем как дейстрийка. Уж я-то знаю, как важно для бедных людей денежное поощрение от богатых господ и как часто «устрицы» с вызывающей наглостью пренебрегают этим обычаем! Повинуясь внезапному порыву, я порылась в сумочке, достала монету в двадцать филлеров и сунула её в руку горничной, уже успевшей утратить всякую надежду на вознаграждение.

– Моя сестра благодарит за внимание к её пёсику, – тихо сказала я. Двадцать филлеров – это, конечно, меньше, чем горничная рассчитывала получить сначала, но больше, чем она предполагала получить потом. Вот только что интересно – Грета на сонное зелье намекнула, чтобы оправдать свою скупость или хотела точно знать, почему мопсик не лаял этой ночью? Хотелось бы знать… но с чего я взяла, что острийские мопсики лают на вампиров так же как и те страшные собаки, которых привёз к Таспам Шерен?

– Тирса! – сердито окликнула «сестра». – Поторопись, пожалуйста, надо приехать в П*** до темноты!

Я послушно кивнула и села в коляску. До темноты – значит, сестрица хочет приготовиться к встрече дорогого гостя. Но что она собирается делать?

Мне всё-таки очень хотелось верить, что напарник не пойдёт из-за меня и собственной бравады прямиком в расставленную ловушку.

– Зачем ты дала денег этой девчонке? – резко, но не зло спросила меня Грета, когда мы отъехали от гостиницы. Я пожала плечами.

– Положено, вот и дала.

– А, так ты считаешь меня жадной! – с вызовом бросила Грета. Я собрала всё своё достоинство для подходящего ответа:

– Вовсе нет, Грета, дорогая моя. Ты была занята мопсиком, – я погладила псинку по голове, – а у меня были свободны руки, вот и всё. Какие счёты между сёстрами?

Грета смерила меня тяжёлым взглядом, в котором ясно читалось сомнение в моей умственной полноценности.

– Ты знаешь, кому я писала письмо? – безо всякого перехода спросила она. Сердце у меня ёкнуло, но я постаралась сохранить невозмутимый вид.

– Нет, сестрица, ты мне не рассказывала, – спокойно ответила я. – Кому же?

– Тебя это не касается! – отрезала моя похитительница.

Я пожала плечами и отвернулась к своему окну. Не хочет говорить – зачем тогда спрашивала? При этом, естественно, я боялась, как бы Грета не разгадала мой фокус с подменой… нет, всё складывается до необыкновенности подозрительно! Почему она села за письмо именно в это утро?

«Сестрица», между тем, почувствовала, что перегнула палку и осторожно приобняла меня за плечи.

– Не сердись, Тирса, сестричка, – попросила она почти без фальши. – Я волнуюсь. Про того человека, которого мы видели в Л***, уже два дня ничего не слышно и, ты знаешь, это меня не радует, а пугает! Что он задумал, куда делся?

Я тихонько вздохнула, подлаживаясь под задушевный тон «сестрицы».

– Может, потерял наш след и отстал?

Грета отозвалась на это предположение истерическим смехом.

– Он? Он?! Ох, Тирса, сестричка, такие люди следа не теряют! Такие люди как гончие!

Я пожала плечами.

– Ты же говорила, что сможешь себя защитить.

Грета, к моему удивлению, чуть отвела взгляд.

– Защитить-то могу… но, кроме пистолетов, есть и другое оружие.

После этого она повернулась к своему окну и до конца пути больше со мной не разговаривала.

По существу, странное поведение Греты можно было легко объяснить не столько враждебностью по отношению ко мне, которой она, кстати, больше не выказывала, сколько всё сильнее и сильнее охватывающим её нервным напряжением. Она боялась господина с империала в Л***, она боялась вампира – и всё же ей предстояло помериться умом или даже силой с обоими противниками. Признаться мне в подстроенной ловушке она не хотела, но вот беспокойство её было искренним и неподдельным. Грета напоминала натянутую струну, она словно готовила себя к некому тяжёлому испытанию. Принимая во внимание её планы – так оно и было.

В П*** мы приехали в полном молчании, но без той раздражающей фальши, которая опутывала наши отношения до сих пор. Сегодня, видя «сестрицу» напряжённой и собранной, я впервые прониклась к ней если не симпатией, то уважением. «Домик», а точнее, большой двухэтажный дом, у которого мы остановились, находился, собственно, не в самом городке, а чуть поодаль и был окружён великолепным садом. Как я ни напрягала все свои чувства, мне так и не удалось понять, есть ли в доме серебро и рябина: этого умения я, как теперь оказалось, была лишена. Странно, что я не обратила внимания, как всё меньше влияния на меня оказывает парадная серебряная посуда в том доме, где я без напарника провела месяц до нынешнего задания… наверное, потому, что исцеление было постепенным. Теперь же, я, как выразился мой напарник, отличалась от человека только в худшую сторону: если сравнить меня с той же Гретой, то мои способности постоять за себя были крайне малы. Её «лакеи» отвели меня в комнату наверху, предназначенную для двоих, и посоветовали умыться и переодеться к ужину, который вскорости будет подан. Пока я рассеянно осматривала комнату, прикидывая, как бы мне выполнить совет при отсутствии умывального таза, пришла горничная и принесла всё необходимое. Она же вызвалась мне помочь с переодеванием и причёской, а после предложила провести меня по дому, чтобы я могла осмотреть его. От обоих предложений я отказалась, сообщив, что привыкла заботиться о себе сама и что слишком устала в дороге для новых впечатлений. Тогда девушка встала у дверей, сложив руки на груди, и уставилась на меня подозрительным взглядом.

Сдержав нервный смешок, я позвонила в звонок для прислуги, но на зов явилась почему-то сама Грета, которую я и попросила избавить меня от раздражающего общества горничной. Нам обеим досталось по укоризненному взгляду, и «сестра» устало спросила:

– Тирса, родная моя, разве у тебя пропал голос, и ты не можешь распорядиться самостоятельно? Отошли её сама, я хочу, чтобы ты чувствовала себя как дома, пока мы здесь останавливаемся.

Я отдала необходимое распоряжение и добавила с несколько неловким смехом:

– Прости, сестрица, мне на мгновение показалось, будто эта особа намерена не спускать с меня глаз.

У «сестрицы» вырвалось раздражённое восклицание.

– Ох уж эти слуги! Уверяю тебя, я таких распоряжений не давала. А теперь ты извини меня, мне надо отдать ещё несколько важных распоряжений, я спешу. Встретимся за ужином, хорошо? Я пришлю за тобой человека.

Оставшись одна, я первым делом проверила комнату на наличие потайных ходов, глазков и прочих способов подсмотреть и подслушать за слишком беспечными пленниками. Ничего не обнаружилось, хотя помещение и не внушало мне радужных надежд: окна зарешёчены, крепкие двери с тяжёлым засовом, что, вообще-то, редкость в частных домах. Дверей, говоря по совести, было две: вторая вела на заднюю лестницу, на которой скучал один-единственный «лакей». При виде меня он вскочил на ноги с занимаемого им стула, отдал мне почтительный поклон и снова уселся. Я закрыла дверь, обратив внимание на маленькую защёлку в верхней части. Эта дверь оказалась со смотровым окошком, причём запиралось оно снаружи. Да уж… хорошо здесь подготовились к встрече дорогих гостей. Хотелось бы знать, этот дом всегда принадлежал Грете или был заранее переделан под нужды сегодняшнего момента?

Сейчас, однако, окошко было закрыто, и постороннее внимание мне нисколько не грозило. Быстро приведя себя в порядок, я развернула добытое утром письмо и пробежала глазами.

Первый листок содержал краткую инструкцию кому-то переслать остальную часть по «известному адресу», а также напоминание, что читать эту самую остальную часть ни в коем случае не рекомендуется. Я посмотрела адрес. Или я ошибаюсь, или это не частный дом, а государственная почтовая станция. Кто знает, может, дальше письмо должно было отправиться в готовом конверте?..

Острийские буквы прыгали у меня перед глазами, руки затряслись от волнения, когда я только вчиталась в текст. После невнятных заявлений относительно необходимости с кем-то как-то скорректировать дальнейшие планы, я наткнулась на строчки, посвящённые моей особе: «…девочка слишком робка, чтобы быть использована для серьёзной работы как в прошлом, так и в будущем; она подозрительна, но столь нерешительна и безынициативна, что мне не составило труда увести её за собой, и теперь мне вряд ли будет сложно подчинить её своему влиянию. Однако она решительно отказывается сообщить какие бы то ни было подробности о своём чудовище; по её словам, это существо, полностью лишённое чувств и привязанностей, что не соотносится ни с наблюдаемым мной поведением, ни с теми сведениями, которые мы получили ранее. Также она не сообщила ничего о сути своих предыдущих заданий, хотя, я полагаю, могла бы пролить свет на некоторые несообразности…»

Я перевернула листок и пробежала глазами последнюю страницу: «…возможно, в дальнейшем целесообразно будет подвергнуть её…»

Тут в коридоре послышались шаги, и я поспешно сложила письмо и спрятала за корсаж. Ну, «сестрица», этого я тебе никогда не забуду!

Каковы бы ни были намерения Греты относительно меня, за ужином она не выказала никакой враждебности, хотя и сидела молча, полностью погружённая в свои мысли. Я начинала лучше понимать её игру: «сестрица» действовала не от себя, а от какого-то острийского лица (я подозреваю всё же контрабандистов), с которым делилась своими планами. Одно мне не нравилось. Почему же она оставила письмо у меня на глазах и почему не пыталась скрыть содержание ни одним из известных мне способов? Или боялась, что зашифрованное послание привлечёт к себе больше внимание, будучи вдруг перехваченным? Но есть же в таком случае и невидимые чернила…

Оставалось только пожать плечами. Возможно, у этой организации нет невидимых чернил, а, возможно, пересылку через своего человека на почтовой станции они считают вполне надёжным прикрытием. Во всяком случае, уж это-то не моё дело, и гадать по этому поводу не стоит.

После ужина меня проводили в комнату, где я коротала время за чтением глупенького романа, купленного ещё в книжной лавке в Л***. Потом пришла Грета и объявила, что нечего тратить газ, пора спать.

На этот раз я уснула быстро, даже не дожидаясь, когда ровное дыхание «сестрицы» сделается беззвучным. Что мне снилось, сказать трудно, кажется, что-то необычайно приятное, пока вдруг в сон не ворвался истошный лай и не менее истошный вопль моего напарника:

«Ами! Проснись, кому говорят?!»

Я попробовала шевельнуться, открыть глаза, но с удивлением обнаружила, что не могу этого сделать. Между тем мопсик – его тявканье я уже успела выучить – лаял не переставая, а чуть погодя послышался голос Греты – громкий, нервный и слегка дрожащий от напряжения:

– Я знаю, что вы здесь, господин Вампир! Я знаю, что вы здесь! Отвечайте!

Однако напарник не внял этому призыву.

«Ами! Проснись, я приказываю!»

Но даже ради спасения своей жизни я не могла даже шелохнуться.

– Вы пришли за своей девчонкой, господин Вампир? – продолжала Грета. – Она не проснётся! Я усыпила её, и если она не выпьет противоядие, то умрёт через два часа. Вы слышите меня, господин Вампир? Отвечайте!

«Ами, проснись!!!»

– Вы молчите, господин Вампир! – вскричала Грета. – Что ж, тем лучше. Девчонка умрёт и, клянусь Богом…

– Ну-ну-ну, сударыня, – послышался незнакомый мужской голос. Глубокий и низкий, он одновременно внушал и спокойствие, и странную нервную дрожь, которая пробрала меня даже сквозь оцепенение. – Не стоит бросаться угрозами и пугать моего юного друга. Конечно, вы, с вашим нежным женским сердцем, не сможете обречь на смерть столь юную девушку. А посему…

– Кто вы?! – пронзительно закричала Грета. – Я вас не знаю! Я не звала вас! Убирайтесь отсюда, немедленно! Слышите? Убирайтесь! Вон!

И моя отравительница отбежала в дальний угол комнаты.

«Вставай, Ами, просыпайся!» – продолжал требовать напарник.

– Вы не можете войти сюда, вас не пустит святость распятья! – заявила Грета таким тоном, словно не была уверена в знании вампирами этого правила. – Убирайтесь! Я буду говорить только с молодым, тем, который служит в бюро и утащил девчонку из дома на севере. Убирайтесь немедля!

«Да вставай ты, кому говорят!!!»

«Не стоит так горячиться, мальчик мой, – словно бы возразил ему тот самый глубокий и низкий голос. Раздаваясь в моей голове, он не причинял такой боли, как голос напарника, но звучал отчётливо и ясно. – Прошу вас, барышня, поднимитесь с постели и подойдите к двери».

Так и не сумев открыть глаза, я, в самом деле, поднялась и направилась к двери – той самой, выходящей на заднюю лестницу (она в свою очередь заканчивалась крошечной прихожей, две двери из которой вели в кухню и комнаты для прислуги, а третья – на улицу).

– Тирса! – буквально зазвенел голос отравительницы. – Стой!

Я не ответила: просто была не в состоянии это сделать. Молча подошла к двери и попыталась открыть. Куда там! Тяжёлый засов не поддался на мои усилия, будучи скреплен огромным висячим замком. Грета визгливо расхохоталась.

– Не знаю, как вы это сделали, господа вампиры, но ей не выйти отсюда. А утром я просто убью её. Тирса, ты слышишь меня? Тирса! Прекрати!

Всё это больше всего смахивало на дурной сон или не менее дурной фарс. Лай, крики, угрозы, уже не один, а два голоса, раздающиеся в моей голове…

Мне всё это снится или я уже потеряла рассудок? Ах, как бы мне хотелось проснуться сейчас в моей комнате при шляпной лавке, проснуться Амалией Вайль и больше никогда в жизни не брать в руки готических романов, навевающих столь дурные и тягостные сны!

«Сожалею, сударыня, – сочувственно произнёс глубокий голос. – Но вам всё же надо открыть дверь».

На ощупь найдя в своей причёске шпильку, удерживающую узел под чепцом, я наклонилась к замку и принялась вслепую ковыряться в нём.

– Тирса, не смей! – прокричала Грета, почему-то опасавшаяся подойти ко мне и воспрепятствовать моим попыткам открыть дверь лично. Естественно, я не ответила и вообще не выказала никакой реакции на этот запрет. Внезапно я, безо всякого намерения и желания совершить именно это движение, шарахнулась в сторону и, потеряв равновесие, упала на пол. Вслед за этим послышался металлический звон, а Грета издала яростный крик, мопсик же затявкал ещё громче и истошнее, чем до того. Я же по-прежнему вслепую нашарила на полу упавший металлический предмет – это оказался стилет, длинный и тонкий, и поднялась на ноги.

«Окошко, Ами, открой нам смотровое окошко, быстрее!»

– Не входите! – снова закричала Грета, когда я, просунув стилет в щель, подцепила и отбросила защёлку. – Это мой дом, и я вам запрещаю!

Она не дождалась ответа, а я почувствовала, как меня толкают в грудь, отстраняют, а потом подхватывают ледяные руки напарника. Вслед за этим глубокий голос прикрикнул на мопсика, отчего бедный пёсик поперхнулся лаем и замолчал. Между тем голос небрежно уточнил:

– Это она?

Дождавшись, по-видимому, кивка, голос с удовлетворением заметил, что так и предполагал с самого начала, а после поблагодарил за двойной подарок.

– А теперь избавьтесь от этих предметов, сударыня, и подойдите ко мне. Я собираюсь с вами познакомиться самым тщательным образом.

Деревянный стук и металлический звон, по-видимому, свидетельствовали о том, что и рябиновое, и серебряное распятья оказались на полу, потом послышались шаги, дважды скрипнула кровать, еле слышный вскрик Греты – и всё сменилось тишиной и покоем.

Не знаю, сколько времени прошло до того, как я открыла глаза, но, когда я это сделала, моя самозваная сестрица мирно спала на своей кровати, заботливо укутанная в одеяло, а у моего изголовья сидел и хмурился напарник.

– Как я тебе и говорил, – донеслось из противоположного угла комнаты, где я, протерев глаза, обнаружила сидящего в кресле незнакомого мужчину: до того неподвижность делала его практически невидимым. – Прелестная эта дама, говоря грубым языком картёжников, блефовала, в чём ты сейчас и имеешь возможность убедиться. Усыпляющих ядов такого действия в природе не существует, а если бы и существовало, то спящая жертва была бы лишена возможности выпить противоядие.

Незнакомец издал лёгкий смешок и перевёл на меня изучающий взгляд.

– Однако не стоило этой даме, имея столь сильный… хм, столь сильное предубеждение против таких, как мы, устраивать на нас же ловушку. – Он цокнул языком и покачал головой – медленно, явно театральным, отрепетированным жестом. – Бедняжку подвели нервы, барышня, нервы – вот причина многих человеческих неудач.

Под его взглядом я покраснела и попыталась усесться, что мне удалось, однако, только с помощью напарника. Усевшись, я подтянула до подбородка одеяло и как могла вежливей кивнула сидящему в кресле мужчине.

– Добрый вечер, сударь, – тихо и слегка запинаясь проговорила я.

– Добрый вечер, сударыня, – приветливо кивнул мне незнакомец. – Позвольте мне просить прощения за визит в столь неурочный час, но, как вы сами понимаете, прийти в другое время попросту не в моих силах.

Я растерянно кивнула и вопросительно оглянулась на напарника. Тот раздражённо передёрнул плечами и взглядом указал мне, чтобы я слушала незнакомца.

– Итак, – своим глубоким тоном продолжал тот, – что мы с вами, барышня, имеем для рассмотрения в данной ситуации?

– Что? – тупо спросила я.

– Мы имеем вас, барышня, подвергавшейся смертельной опасности со стороны вот этой особы – без сомнения, очаровательной, но весьма сомнительной в смысле морали и нравственных устоев. Вы согласны с этим рассуждением?

– Да, но, сударь, при чём тут…

Незнакомец погрозил мне пальцем и чуть улыбнулся, обнажая длинные клыки необыкновеннейшей белизны.

– Не так быстро, сударыня, рассмотрим всё по порядку. Итак, обнаружив, что вы оказались настолько мягкотелы, что позволили заманить себя в коварную ловушку, наш юный друг встал перед сложнейшей дилеммой – бросить вас в беде, что, сами понимаете, не слишком-то благородно, но зато безопасно – или, рискнуть собой и бесценной для любого из нас свободой. Вы улавливаете логику моих рассуждений?

Я бессознательно покачала головой и снова оглянулась на напарника, который сжал мою руку и взглядом приказал слушать незнакомого вампира в кресле.

– Кхм-кхм, – безо всякой нужды откашлялся он. – Смею заметить, кое-что вы всё же улавливаете. Итак, продолжим. К счастью для него и для вас, я оказался достаточно близко, чтобы прийти на помощь и вырвать вас из рук столь опасной женщины, которой, без сомнения, является наша общая знакомая. Однако! – многозначительно поднял он вверх указательный палец. – Однако некоторая проблема состоит в том, что не-мёртвые, как вы любите нас называть, никогда и ничего не делают даром.

– Никогда и ничего, – эхом повторил мой напарник. Я беспокойно подняла руки к шее – следы прошлых укусов сошли с моей кожи, но не изгладились из памяти. Вампир в кресле грустно покачал головой.

– Благодарю вас, милая барышня, но я уже поужинал. – Он кивнул на постель, где спала – спала ли?! – моя фальшивая сестрица и перевёл взгляд на меня. – О, не волнуйтесь, она жива и к тому же практически здорова, но речь сейчас не о ней. Итак, вы, сударыня. Ради вашей безопасности в этот забытый Богом уголок съехалось сколько-то моих собратьев, включая меня самого, и мы все, до определённой степени рискуя собой, проникли в этот дом, чтобы противостоять угрожавшим вам людям. Что вы на это скажете, милая барышня?

– Я премного благодарна за вашу бесконечную доброту, сударь, – еле живая от страха, пролепетала я. Мысль о том, что в доме, где я нахожусь, хозяйничают вампиры – не один, не два и не три, святый Боже! – эта мысль объяла меня ужасом.

– Пятнадцать, если быть точным, – с отстранённым видом сообщил вампир из кресла. – Не считая нашего юного друга и вашего покорного слуги. Но вам нечего их опасаться, сударыня, поэтому не тревожьтесь. Итак, вернёмся к более ранним событиям вашей жизни. С тех пор, как вас отметил мой старый друг, наставник вот этого мальчика, среди вампиров вы считаетесь его юридической собственностью, каковая, со всем прочим движимым и недвижимым имуществом, перешла по наследству к его единственному на тот момент воспитаннику и наследнику – то есть вот этому мальчику. Он, в свою очередь, распоряжался унаследованным имуществом и собственной жизнью, не принимая во внимание своё несовершеннолетие и юридическую неправомочность своих действий. Вы понимаете, к чему я клоню, сударыня?

– Нет, – резко ответила я, весьма задетая его высказываниями относительно собственности и имуществе. – Но уверена, что вы, сударь, не замедлите яснее высказать свои мысли.

– Вы не должны обижаться на мои слова, – примиряюще произнёс вампир, погладив светлую бородку. – Они относятся к достаточно устаревшим юридическим формулировкам, которые не имели особого смысла ещё во времена моей молодости. Итак, я продолжаю. Поскольку наш юный друг ещё слишком молод, он сам и всё его имущество подлежит опеке, которую, в память о его наставнике, я и решил взять на себя. Однако, как вы сами понимаете, ваше спасение лежит за пределами моих опекунских обязанностей, поэтому…

Рука напарника до боли сжала мою и, обернувшись, я поймала виноватый взгляд его тёмных глаз.

– Ну-ну-ну, не стоит делать такую трагедию из-за пустяков. Говоря без дальнейших околичностей, ваш друг предложил мне разделить с ним ту особую власть, которая позволяет ему без лишних укусов быть в курсе ваших мыслей, местоположения и окружения. Иными словами, с этого дня вы принадлежите мне так же, как прежде принадлежали ему одному и, если вы когда-нибудь захотите, именно мне предстоит честь ввести вас в наш избранный круг. Вы меня понимаете?

– Но я не вещь и не собственность! – с негодованием, смягчаемым, впрочем, страхом, который внушал мне мой страшный спаситель, воскликнула я. – Я не могу принадлежать ни вам, ни напарнику, ни его наставнику – вообще никому! Я человек!

– Разумеется, – любезно улыбнулся вампир. – Вы человек, а мы, как вы изволите видеть, нет. Однако вы принадлежали своим родителям, принадлежали стране, в которой родились и, когда выйдете замуж, будете, без сомнения, принадлежать своему достойному супругу. Как видите, человек может быть чьей-то собственностью, особенно, если этот человек – женщина.

– Но ведь это совершенно другое дело! – возразила я.

– Разумеется, – ещё более любезно кивнул вампир. – Ни ваши светлой памяти родители, ни ваш будущий супруг, ни один житель вашей страны, будь он рядовым гражданином или представителем закона, не мог, не может и, без сомнения, никогда не сумеет услышать ваш мысленный зов из любой точки земного шара и без малейших промедлений прийти на помощь, как это сделаю я. Никто и никогда не сможет обеспечить вашу, сударыня, ночную безопасность, не защитит – делом, деньгами или советом, как это буду делать я. Вы всё ещё возмущены моими словами, милое дитя?

Я посмотрела в его неподвижные светлые глаза и не знала, что здесь надобно отвечать и надобно ли вообще. Странный тон – то насмешливый, то раздражённый, то как будто хвастливый, а то – заботливый и даже почти нежный. И слова, и речь его… Вампир словно уговаривал, словно просил, а, между тем, по его словам, я уже была его собственность.

– Вам не откажешь в проницательности, сударыня. Да, вы правы, разрешения вашего напарника недостаточно, мне требуется и согласие самой… кхм, жертвы. Полное, безоговорочное согласие. Однако, должен заметить, этот мальчик дал слово за вас обоих. Ну, что скажите?

– Не понимаю, зачем вам это нужно? – проговорила я, силясь собраться с мыслями. Вампир улыбнулся чуть виновато, как будто речь зашла о некой причуде, нелепость которой он вполне понимает, но от которой не в силах отказаться.

– Для коллекции, милая барышня, для коллекции. Такого… экземпляра в ней, пожалуй, не хватает. Так вы согласны?

Я посмотрела в глаза напарника, но ничего не сумела в них прочитать. Он меня не бросил, нет. Он только продал меня, купив за мою… душу?.. Купив за мою душу мою же жизнь. Но так ли это? Ведь ещё вчера…

Напарник покачал головой.

– Нет, Ами, Мастер, – кивнул он на вампира в кресле, – помогал нам уже тогда; усыпить Грету мне пока не под силу. Я ничего не смог бы поделать один.

– Я вас не неволю, – вкрадчиво добавил Мастер. – И даже не буду пугать неприятностями, которые могли бы ожидать вашего друга, если вы, а, следовательно, и он, отвергните моё покровительство. Я всего лишь попрошу вас вспомнить о верности слову и о тех выгодах, которые принесёт вам ваше согласие. Также могу честью заверить вас, что никоим образом не намерен вмешиваться в вашу жизнь за исключением тех случаев, когда вы сами позовёте на помощь. Итак, слово за вами.

Я молчала, вампиры ждали. Насколько реален предложенный выбор, насколько твердо слово вампира, в какую бездну я загоню себя этим решением?

– Что я должна сделать для этого?

– Ничего особенного от вас не требуется, дитя моё, – улыбнулся мастер. – Просто посмотрите мне в глаза и искренне, от всего сердца, скажите, что принимаете моё покровительство.

Я посмотрела в его глаза – светлые, по-старчески выцветшие, на дне словно плескалась тьма и вспыхивали огни адского пламени. Этот значительного вида господин обладал мудростью и злобой многих веков, в течение которых он наблюдал, оценивал, а то и обрывал человеческие жизни. Он мог бы – я чувствовала это – сломать мою волю быстрее и легче, чем я бы сломала спичку, однако давно пресытился подобной властью и тянулся тем, что подобным существам заменяет душу, к чему-то иному. И он спас мне жизнь. И обещает спасать её впредь. И напарник дал ему слово.

Я произнесла требуемые слова – произнесла искренне, от всего сердца.

– Отлично, сударыня! – произнёс Мастер, поднимаясь. – Я другого от вас и не ожидал. В этом конверте, – кивнул он на стол, – ваши новые документы, ибо жить под именем Тирсы Банг вы больше не можете. К сожалению, вы опять сирота, но – улыбнитесь, дитя моё! – на этот раз не без состояния. Ваши светлой памяти родители – каюсь, на самом деле я не был с ними знаком, – завещали заботу о вас двум своим старинным друзьям, один из которых, дейстриец, к нашему общему прискорбию оставил этот мир ради гораздо, как учат в церкви, лучшего. Это, как вы можете догадаться, мой друг и наставник вашего напарника. Второй – я – проживает в Острихе (сейчас в Дейстрии проездом, если вас интересует истинное положение дел) недавно решил принять в вас не только финансовое участие, тем более, что деньги весьма не просто пересекают границу. Вы отправились в Острих поближе ко мне, своему опекуну, однако, будучи уже взрослой и самостоятельной девицей, естественно, желаете жить собственной жизнью, что не слишком принято, однако законами дозволяется. Вы, как моя воспитанница (так и рекомендуйтесь другим не-мёртвым, буде они зададут такой вопрос), получаете счёт в одном из надёжнейших острийских банков и доверенность на загородный дом, который я постараюсь обставить к вашему приезду. Устраивает вас такая сделка?

– Я бесконечно благодарна вам сударь, за вашу немыслимую доброту, однако, скажите, чем я могу отплатить вам за столь щедрое покровительство? – ошеломлённо спросила я.

– Ничем, дитя моё, ничем. Ты есть, ты моя воспитанница и последняя память о моём лучшем друге. Постарайся хорошо распорядиться своей четвёртой жизнью.

С этими словами Мастер длинным скользящим шагом очутился возле кровати Греты, единым движением нагнулся и поднял её, так и закутанную в одеяло, и в следующее мгновение уже стоял у двери.

– Мальчик мой, у вас всего четверть часа на сборы. Поторопитесь. Бумаги, о которых ты просил, я пришлю позже и… Прощайте, дети мои… нет, до свидания, и будьте счастливы.

Мастер исчез, даже не потрудившись открыть дверь: просто был – и не был.

– Куда он её унёс?

– Не всё ли равно? – раздражённо ответил напарник. – Вставай, Ами, собирайся, ты же слышала, у нас мало времени!

Я неуверенно выбралась из-под одеяла, а вампир заметался по комнате, собирая мои вещи. Потом выскочил за дверь, давая мне возможность одеться, а после вернулся с умывальным тазиком и кувшином, полным тёплой воды.

– Вот! – торжествующе заявил он. – Можешь привести себя в порядок, только скорее!

Я, едва успев облачиться в третью рубашку и вторую нижнюю юбку и ещё не натянув чулки, почувствовала себя слегка смущённой, однако быстро рассудила, что это, во всяком случае, приличнее, чем расхаживать перед мужчиной в одной сорочке. Или вовсе без неё, как делала бедная Грета.

– Собирайся, Ами, – поторопил меня вампир, – да быстрее, а то укушу, и ты всегда будешь двигаться с моей скоростью!

С этими словами вампир растаял в воздухе, а после я услышала его голос где-то внизу, под окнами.

Оставшись одна, я, наконец, умылась, оделась, причесалась и собрала те вещи, за которые напарник не стал браться. Едва я закончила со всем этим, как вампир появился в комнате и, покачав головой, заметил:

– Опасное это дело. – Он указал на конверт с документами. – Мастер заверил, что под его именем живёт подставное лицо, человек, который заключает сделки, проходит проверку серебром и показывается на люди, но всё равно нехорошо, что твоё имя будет с ним связано. Одно только подозрение… на любого из вас!