Текст книги "Напарница"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 47 страниц)

– Не продолжайте, Ивона, прошу вас, – тихо произнёс сын синдика и до боли сжал мою руку. Я благоразумно замолчала, и до дома синдика мы добрались в полной тишине, причём Дрон демонстративно не разговаривал со мной весь вечер и следующее утро.

– Итак, Ивона, – обратился ко мне Дрон Перте, нарушая мой послеобеденный отдых, – вы готовы пойти купаться? Сейчас самое подходящее время, чтобы научиться плавать.

Это заявление исторгло у меня слабый стон, боюсь, прекрасно расслышанный моим собеседником. Напарник не появился и этой ночью, и не пожелал ответить на мои отчаянные призывы о помощи. Проигнорировал меня и Мастер, который – я уверена! – с интересом наблюдал развитие событий, не желая вмешиваться ни во что, если только моей жизни не грозит опасность. В возможность для меня утонуть сегодня в море он явно не верил.

– Мне почему-то казалось, – ответила я, когда молчание становилось уже неприличным, – что вы со мной не желаете разговаривать, сударь.

– Вам именно казалось, – произнёс сын синдика. – Собирайтесь, Ивона, я подожду вас внизу, только, пожалуйста, не задерживайтесь. Нет смысла возиться с причёской и выбирать лучший наряд: на наших пляжах это не принято.

Должна признаться, моих знаний не хватало, чтобы подготовить меня к тому, что представляет из себя пляж в острийском курортном городке. Моему воображению представлялись ярды золотистого песка, на котором беспорядочно валяются обнажённые мужчины и женщины, предаваясь на глазах у всех откровенному разврату. На деле я увидела два с половиной рода мелкой гальки, которая, как оказалось позже, неприятно раздражает босые ноги. На этой гальке то тут, то там располагались складные креслица дам и циновки кавалеров, действительно размещённые вперемешку, безо всякого порядка. Ближе к воде стояли ровным рядком будочки, которые Дрон Перте назвал кабинками для переодевания. Оставив меня одну, он удалился в сторону внушительного павильона, располагавшегося в стороне от пляжа, и вскоре вернулся в сопровождении миловидной девушки в коротком чёрном платье.

– Ивона, эта девушка поможет тебе переодеться, – бросил сын синдика, – следуй за ней.

И ушёл, оставив меня в обществе пляжной служанки и пакета с купальным костюмом.

– Добрый день, хозяюшка, – присела девица в почтительном реверансе. – Прошу вас… я покажу вам вашу кабинку.

Покорно шагая за служанкой (и едва не ломая себе ноги, оскальзываясь на гальке), я прикидывала величину платы за её услуги, а также за аренду кабинки – на какое, хотелось бы знать, время? Спрашивать всё это у нанятой Дроном девицы мне совершенно не хотелось. Что же, очень скоро я узнаю ответ хотя бы на часть своих вопросов.

Служанка помогла мне расшнуровать корсет и удалилась, оставив меня самостоятельно наряжаться в зелёный костюм, подобранный мне моим фальшивым женихом. После знакомства с Гретой я отрицательно относилась к мнимым родственным связям, и сделанное со стороны сына синдика предложение не увеличивало моего доверия к этому человеку. Положительно, он смеётся над всем, и даже над, как обычно говорят священники, таинством брака. Впрочем, для «устриц», наверняка, в браке не было ничего таинственного, коль скоро это не более чем способ передачи состояния из рук в руки. Я некоторое время порассуждала о том, насколько авантюрист верит в реальность моих денег (если верит, то его предложение становится, по крайней мере, понятным), и как раз убирала волосы под чепец, когда кабинка неожиданно стронулась с места и поехала вниз, под уклон в сторону моря. Напуганная неожиданным движением, я метнулась к дверце, но её неожиданно заклинило. Я уже хотела начать стучать и звать на помощь, как стук раздался снаружи – по противоположной от двери стенке. Кабинка тем временем остановилась, снаружи раздался скрип железных петель и дерева о дерево, а после голос Дрон Перте произнёс:

– Ивона, вы уже оделись? К вам можно?

– М-м-можно, – нетвёрдо произнесла я, и только сейчас поняла, что в дощатой задней стене кабинке была вторая дверь, которая, быть может, исправна, и через которую я смогу выбраться наружу. Она в самом деле оказалась исправна, но путь к свободе преграждал Дрон Перте и многие мили – тысячи миль водной глади за его спиной. Сын синдика был обнажён до пояса, и мне потребовалось некоторое усилие, чтобы не смотреть на его голый торс. Впервые, подумалось мне, я видела неодетого мужчину так близко. Чёрно-серые клетчатые штаны, едва достигающие коленей, уже успели намокнуть, и, по сути, не служили особенным утешением по части приличий. Моё лицо так и пылало от стыда, и я не сразу поняла, чего хочет от меня этот мужчина, галантным жестом протягивая руку.

– Ну же, Ивона, – поторопил меня сын синдика, и я вспомнила, что на мне надето немногим больше, чем на нём. – Не стоит приходить на пляж только ради сидения в душной кабинке. Идите ко мне.

– Э-э-э… сударь…

– Ивона, не будьте ребёнком! – потребовал Дрон. – Или прикажите вынести вас на руках?

Возмущённая этой угрозой, я сделала два шага, отделявших меня от двери, и Дрон посторонился, пропуская меня к ступенькам, ведущим под воду. На ум приходили страшные рассказы про морских разбойников: кажется, именно так они отделывались от своих пленников.

– Осторожней, тут глубоко, – предупредил сын синдика, когда я ступила на первую ступеньку.

– Э… – бессмысленно ответила я, поспешно отдёрнув ногу, чуть было не опущенную на вторую ступеньку. Она то и дело захлёстывалась волнами, и мне почему-то стало казаться, что, едва я встану на неё, как тут же пойду на дно. Сын синдика снова подал мне руку, но я предпочла проигнорировать этот жест: от накатившего страха у меня не находилось никаких сил отвечать на чьи бы то ни было ухаживания. Смотреть на море с берега гораздо приятнее, чем знать, что вот-вот придётся оказаться буквально внутри этого огромного количества воды.

Дрон Перте пожал плечами, отступил назад на шаг, потом ещё на один – и скрылся под водой. Я закричала от неожиданности, но он тут же вынырнул и подгрёб ближе, держась у самых моих ног.

– Не бойтесь, Ивона, – мягко проговорил авантюрист. – В море трудно утонуть, особенно в такой спокойный день, как этот.

– Спокойный?! – ужаснулась я, глядя на набегавшие на ступеньки волны. Одна даже лизнула мою босую пятку, заставив меня тихонько взвизгнуть.

– Спокойный, Ивона, – твёрдо произнёс авантюрист и, ухватившись за лесенку кабинки, снова поднялся из воды. Я отвела взгляд, чувствуя, как краснею всей кожей. – Неужели вы настолько боитесь воды? Ну же, посмотрите на меня и скажите прямо!

– Боюсь, сударь, – решительно призналась я, встретившись с авантюристом глазами. Он усмехнулся и смерил меня таким внимательным взглядом, как будто сейчас увидел в первый раз в жизни, и этот взгляд, голодный, как у вампира, алчный и повелительный, заставил меня поёжиться и отступить на шаг. Вернее, попытаться, потому что позади меня была кабинка, и я едва не упала в море, потеряв равновесие. Дрон Перте придержал меня за талию.

– Уберите руки, сударь! – потребовала я. – Как вам не стыдно!

– Мне очень стыдно, Ивона, – с готовностью признал сын синдика, увлекая меня на следующую ступеньку. Вода оказалась чуть прохладной, и заставляла меня то и дело отдёргивать ноги, вызывая этой пляской усмешку авантюриста. – Если бы я сейчас не вмешался, вам пришлось бы научиться плавать немедля, а так вы простоите тут до самого вечера.

– Не собираюсь стоять тут до самого вечера, сударь, – с достоинством ответила я, вызвав на лице авантюриста ещё одну улыбку. – Позовите служанку, я хочу немедля одеться и ехать домой! Сыта по горло вашим купанием!

– Ах, вот как, – засмеялся авантюрист и резко дёрнул меня на себя. Разумеется, я немедля упала ему на грудь, и забилась, как рыба, пойманная на крючок. – Тш-ш-ш, Ивона, всё хорошо…

Негодяй сделал несколько шагов назад и снова погрузился под воду, на этот раз вместе со мной. Я забилась ещё сильнее и в страхе уцепилась за его плечи, от волнения не обратив внимания на то, что впервые в жизни прикасаюсь к обнажённой коже постороннего мужчины. Вода была со всех сторон, поднимаясь до самого подбородка, и я вытягивала шею, опасаясь захлебнуться.

– Ивона, прошу вас, – несколько принуждённо проговорил сын синдика. – Вы задушите меня и утопите нас обоих в паре ярдов от берега!

– Уберите… – совершенно нелогично выдохнула я, и не думая ослаблять хватку. – Немедленно уберите! Я не хочу!..

– Ивона! – Негодяй встряхнул меня как котёнка и силой разжал мои руки. – Успокойтесь вы, наконец! Вот, смотрите, я вас держу, и вода вас держит, и вы вовсе не тонете, и не можете утонуть, в этом месте едва мне по грудь будет. Расслабьтесь и прекратите брыкаться.

– Отпустите меня немедленно! – потребовала я, едва убедившись в правильности слов авантюриста. – Как вам не стыдно?

– Вы не боитесь утонуть, если я вас сейчас отпущу? – скептически уточнил сын синдика и рук не разжал.

– Лучше утонула бы! – выдохнула я, но брыкаться всё же прекратила.

– Тш-ш-ш-ш, дорогая моя, тише, – прошептал Дрон Перте неожиданно серьёзно. – Клянусь честью, вам ничего не угрожает.

– Вы сказали бы это в любом случае, – нашла в себе силы возразить я. Сын синдика как-то очень тепло засмеялся и сделал несколько… гребков?.. кажется, это так называется, отплывая подальше в море.

– Расслабьтесь и позвольте морю вас нести, – посоветовал авантюрист, помогая – или лучше сказать «заставляя»? – перевернуться на спину. – Оно даже корабли выдерживает, уж вас-то точно не потопит. Ну, как, получается?

Я не ответила – волна захлестнула моё лицо, и я обнаружила, что морская вода совершенно вредит глазам, не говоря уже о весьма сомнительных вкусовых качествах и ужасающе неприятных ощущениях при попадании в нос. Сын синдика придержал меня, пока я откашливалась, отфыркивалась и протирала глаза, а после увлёк ещё дальше в море.

Одевшись и выйдя из кабинки, я старалась не смотреть на сына синдика, который поджидал меня в двух шагах от двери. Я так устала, что едва передвигала ноги и была вынуждена опереться на предложенную мне руку.

– Понравилось? – улыбнулся сын синдика. Мне ничего не оставалось, кроме как молча кивнуть и отвести взгляд. Всё ещё не верилось, что под ногами твёрдая земля, по которой можно идти, и что только от меня зависит моё равновесие, во всяком случае, телесное. О душевном лучше всего и не думать: мой разум полностью был захвачен мягким покачиванием волн, бесконечно синим небом надо мной и всем тем ощущением потери себя, не воспринимаемой как потеря, которое наступает, когда вы перестаёте думать и начинаете наслаждаться купанием. Дрон Перте подарил мне прекрасные, может быть даже самые прекрасные часы в моей жизни, и сейчас я скорее ненавидела его за то наслаждение, которое испытала благодаря ему. В этом было нечто настолько неправильное, что я даже не обратила внимания на изменившуюся манеру разговаривать, вежливый тон, полный как будто искреннего интереса к моей персоне, а не к хранимым мной тайнам. Говорить не хотелось, но, увы, сын синдика не был настроен молчать.

– Ивона, а кем были ваши родители?

Я вздрогнула. Вздохнула. Сил на бурные чувства уже не хватало.

– Никем особенным, – глухо проговорила я. – Они рано ушли из жизни, отца я даже не помню. Говорили, что он упал с лошади на охоте. Говорили, что он был дворянином, но за брак с матушкой его лишили наследства. Помню, мы даже несколько лет жили во флигеле большой усадьбы… там ещё сад был таким заросшим, что я всерьёз считала его лесом… первое время мне его очень не хватало.

– Первое время? – мягко спросил Дрон Перте.

– Когда родные отца не захотели нас дольше терпеть. Они сняли нам коттедж в соседней провинции… на другой её стороне. И на этом их попечение о нас закончилось: окончательно разорились.

– А ваша мать? – участливо подбодрил меня сын синдика. – Кем она была?

– У матушки были родные в столице. Стряпчие, у них контора на Яблоневой улице, до сих пор процветает. Но матушка, конечно, не была очень уж богата, и не так много принесла в приданое отцу. Дед был, что называется, непутёвым младшим братом, и немного внёс в благосостояние общего дела. Матушка тосковала в деревне, поэтому написала моему дяде, своему кузену, и он приехал забрать её из коттеджа. Меня решили пристроить к делу, и я гордилась, что могу помогать матушке… но дела наши были в ужасном состоянии, и все её деньги пошли на уплату долгов, так сказал госпоже Кик мой дядя, когда возвращал меня с похорон. Госпожа Кик потом говорила, может, родня нас просто ограбила, при жизни матушка не была мотовкой, а отец не так уж много успел потратить…

Дрон Перте промолчал, и я, скосив глаза на его лицо, заметила выражение нерешительности, сын синдика явно не знал, куда могут деться деньги у женщины, в одиночестве воспитывающей ребёнка. Мне лично казалось, что матушка задолжала за аренду коттеджа и, возможно, наши деньги ушли именно туда, но рассказывать об этом не хотелось.

– И вы всё детство провели без родных? – нарушил затянувшееся молчание сын синдика. – У этой шляпницы, как её?.. госпожи Кик?

– Не всё детство, – рассудительно ответила я, – только с десяти лет. Но да, с тех пор я не видела никого из родных, не знала ни свободных дней, ни отпусков, и не слишком надеялась их получить. Возможно, сложись всё иначе, я сумела бы что-то скопить из того жалования, которое мне платили, и, быть может, хозяйка упомянула бы меня в своём завещании. У неё, кажется, был племянник или кто-то в этом роде, который должен унаследовать лавку после смерти тётушки и поэтому, разумеется, мне пришлось бы искать другую работу.

– Разумеется? – непонимающе переспросил сын синдика. Я снисходительно улыбнулась.

– Сударь, быть может, вы не очень хорошо представляете себе такую жизнь, однако разумная девушка не станет служить в доме, где есть молодой мужчина, а племянник хозяйки был старше меня всего-то на два, или три года.

– Ах, да! – поддакнул Дрон Перте как-то очень неискренне. – Разумеется, это ведь неприлично.

– Нет, сударь, – забывшись, твёрдо ответила я. – Это опасно. Госпожа Кик показывала мне девушек, которые пренебрегли этим правилом. Одна стояла на Липовом бульваре, и распахивала пальто перед каждым мужчиной, который даже случайно обращал взгляд в её сторону. Рядом, в Башмачном переулке у неё была небольшая каморка, и она водила туда тех, кому нравились её немытые… – Я вовремя вспомнила, с кем разговариваю, и оборвала свою излишнюю откровенность. – Тех, кто хотел провести с ней время. Как правило, ей оставляли немного денег за усердие. К тому же хоть кто-нибудь да кидал ей хотя бы два филлера в награду за её представление с пальто. Она ведь под ним ничего не носила и вечно мёрзла, бедняжка.

Дрон Перте хмыкнул, и я густо покраснела, стыдясь той вольности, которую только что допустила. Странное состояние безволия и томной лени, охватившей меня после купания, постепенно проходило, и я не знала, от чего больше смущаться – от упоминания продажной женщины или от самого факта рассказа о своей жизни. Сын синдика немедленно посерьёзнел.

– А что же остальные девушки? – спросил он.

– Остальных я сама не видела, о них писали в полицейской хронике.

– Участвовали в бандитских налётах? – улыбнулся Дрон Перте, и я особенно ясно поняла, какая пропасть нас разделяет.

– Нет, сударь, – сухо отрезала я. – Их вылавливали под мостом – голых с перерезанным горлом.

За купанием мы пропустили вечерний чай и встретились с семьёй синдика только за ужином. Родители Дрона встретили нашу отлучку как нельзя более понимающе: они хихикали при взгляде на нас, подмигивали и намекали на столь чудесно проведённое время, что было ясно: они не верят в невинность наших дневных занятий. В конце ужина, прошедшего столь же весело для одной пары, сколь утомительно для другой, Дрон поднялся из-за стола, не дожидаясь позволения отца и, жестом отказываясь от десерта, произнёс:

– Матушка, Ивона устала, и ей всё это неинтересно. Я провожу её в спальню.

Лица родителей сначала вытянулись, сражённые неприкрытым упрёком сына, но после упоминания спальни они снова заулыбались, и позволение удалиться было дано.

– Ты, конечно, сказал нашей дорогой Ивоне о званом вечере? – окликнула нас матушка Дрона, когда мы уже собирались покинуть столовую.

– О званом вечере? – удивлённо переспросила я, а Дрон вежливо ответил:

– Нет, матушка, прошу меня извинить.

– Ну, так не забудь всё рассказать! Ивона, дитя моё, вы ведь не откажитесь принять участие в нашем маленьком торжестве? Оно будет в конце недели, послезавтра, кажется.

– На третий день, матушка, – поправил её Дрон и вывел меня из комнаты прежде, чем она успела возразить.

– Званый вечер! – повторила я, когда могла надеяться, что мои слова будут услышаны только непосредственным собеседником. – Как странно, но в честь чего?

Дрон Перте взглянул на меня с явным изумлением.

– Дорогое моё дитя, – фамильярно начал он, – а вы не догадываетесь?

– Нет, сударь, – холодно ответила я, вызвав ещё одну улыбку авантюриста.

– Матушка хочет показать всем, что мы помолвлены, – улыбнулся сын синдика. – Ей кажется, что после всего того внимания, которым мы вас окружаем, вы уже не решитесь пойти на попятный.

– Сударь! – взмолилась я. – Вы же это не серьёзно!

– Я как нельзя более серьёзен, сударыня, – отвесил сын синдика лёгкий, дейстрийский поклон. – В самом деле, не вижу причины, по которой бы вам не согласиться на моё предложение.

– Сударь! – протестующе взмолилась я.

– Ивона, дорогая, – заулыбался авантюрист, – я клянусь честью, что, связавшись со мной, вы не окажитесь ни на бульваре, ни под мостом.

– Сударь! – в третий раз повторила я, теперь уже возмущённо.

– Простите меня, – тихо ответил Дрон Перте, неожиданно согнав с лица улыбку. – Я как-то не думал о вас в таком качестве.

– В каком, сударь? – вскинулась я, но сын синдика покачал головой и взял мои руки в свои.

– Бедная девочка, – тихо произнёс он. – В каком же окружении тебе пришлось расти…

– Но… сударь… – оторопела я. Сын синдика разжал руки и прошёл мимо меня в свою комнату, которая располагалась буквально напротив моей. – Дрон Перте! Дрон!

– Кстати, Ивона, – с прежней своей улыбкой произнёс авантюрист. – Вы умеете танцевать?

– Простите? – поразилась вопросу я.

– Танцевать, сударыня, – повторил сын синдика, насмешливо улыбаясь. – Знаете ли, обычное занятие на званых вечерах, помогает молодёжи узнать друг друга с лучшей стороны.

Давно уже мы с сыном синдика разошлись по своим комнатам, но я никак не могла унять охватившего меня беспокойства. Меня смущала несомненная ласковость, звучавшая в голосе Дрона Перте – уж поверьте мне, я отличу её от фальшивых заигрываний развратника, – и теперь я не находила себе места. Голос, прикосновения, значительные взгляды, заботливость во время купания, участие, которое он проявлял к моему рассказу и, наконец, всё повторяющиеся разговоры о браке – всё это тревожило и смущало рассудок. Неужели сын синдика в самом деле желает… Зная обо мне всё, слыша, кто я такая и что я такое, не смутившись от рассказа о весьма низком происхождении и полном нужды детстве…

«Ами, Ами, о чём ты только думаешь? – оборвала свои смелые мысли я. – это человек насквозь лжив, и его доброта – только ещё один способ поймать тебя в ловушку!»

Но… кто знает? Почему бы мне, в самом деле, не согласиться на его предложение? Время идёт, я не молодею, и на какой брак смогу рассчитывать через… сколько лет?.. к тому моменту, когда мы, наконец, разберёмся с контрабандистами, не желающими оставлять свои попытки по приручению моего напарника? Да и… быть может, сын синдика сумеет защитить меня лучше, чем это делает вампир, постоянно бросающий меня на произвол судьбы ради каких-то непонятных мне интриг. Дрон Перте не вполне честен, но это не самый худший порок, он по-своему порядочен и держит слово, он считает своим долгом защищать женщину и никогда бы не позволил себе её ударить. Сын синдика властен, но его мягко высказанные пожелания не идут ни в какое сравнение с мысленными приказами вампира, поработившего и мою душу, и моё тело. Он не слишком богат, но у меня денег хватит на двоих и, уж во всяком случае…

Я оборвала бег своей фантазии самым решительным образом. Боже! И о чём я только думаю! Какой брак, какой Дрон Перте?! Разве может выйти замуж женщина, которая сделается вампиром через десять лет, женщина, всё состояние которой подарено не-мёртвыми и может быть в любой момент отнято обратно?! Да что это я, женщина, чьи мысли каждую ночь читает мужчина, не находящийся с ней ни в родственной, ни в любовной связи?!

«О чём ты только думаешь, Ами?»

К тому же не стоило забывать, что, по грабительским острийским законам, состояние жены принадлежит её мужу с момента свадьбы, а брачный контракт, если и будет подписан, то вряд ли в мою пользу. Дрон Перте будет иметь полную возможность выкинуть меня на улицу в одной сорочке как только ему надоест моё общество, а на порядочность этого господина полагаться ни в коем случае не стоило. Я грустно покачала головой: пленительные грёзы закончились, и реальность, в её неприглядности, встала передо мной в полный рост, как та несчастная с Липового бульвара. Боюсь, Дрон Перте обречён подыскивать себе богатую старуху: я не смогу ответить на его чувства.

Я уже собиралась лечь спать и задёрнула тяжёлый полог своей кровати, когда из всего сказанного за вечер в моём сознании вынырнула мысль, отогнавшая сон лучше полного таза холодной воды: через два дня будет званый вечер, на вечере будут танцы, я не умею танцевать. Продавщице в шляпной лавке это умение без надобности, равно как и компаньонке, и служанке в большом доме. Девушке из хорошей, но бедной семьи умение лихо отплясывать на балах тем более не сгодится, и в итоге некому было восполнить столь ужасающий пробел в моём образовании. Я села в постели и постаралась сосредоточиться на своём напарнике, надеясь мысленно привлечь его внимание.

Вампир явно уже не спал, но не желал откликаться и я с трудом могла уловить его присутствие на самой границе своего сознания. Создавалось ощущение, будто мной недовольны и не желают разговаривать. Я окликнула Мастера, но он, как всегда, промолчал.

«Беренгарий! Гари! – тщетно звала я. – Пожалуйста! Я прошу тебя! Отзовись!»

Равнодушное молчание было уже привычным, но сегодня я неожиданно для самой себя разозлилась не на шутку.

«Ах, так?! Ну, хорошо же! Гари, слышишь, если ты не отзовёшься, я пойду тебя искать на улицу!»

Вампир не ответил и не заинтересовался моей угрозой, поэтому я решительно откинула одеяло, раздвинула полог, зажгла свечу и принялась одеваться.

«Прекрасно! – думала я, уже не обращаясь специально к напарнику. – Пусть лучше меня съедят там, на улице, чем я провалю всю легенду. Кто у них в Острихе занимается шпионами? Канцелярия крови? Городские стрелки? Или есть ещё кто-то, о ком мы не знаем? Представляю, что меня ждёт у них в застенках! Небось врал ведь про остановку сердца, врал ведь! Как про собак тогда, в доме у Таспов, что может усыпить когда угодно! Врал! И всегда врал! Ну, хорошо же, пусть лучше так, чем…»

«Ами!!! – прогремело в моей голове с такой силой, что я, охнув, выпустила из рук нижнюю юбку и, сжав виски, опустилась на пол. – Ами, ты с ума сошла! Немедленно раздевайся и ложись спать! Никуда ты не пойдёшь, даже не думай!»

«А вот и пойду!» – с детской запальчивостью ответила я и, собравшись с силами, поднялась и продолжила одеваться.

«Ами! Немедленно прекрати! Слышишь?! Я приказываю!»

«Грете приказывай! – невольно вырвалось у меня, но отступать я уже не могла. – Или с кем ты там время проводишь».

«Я провожу?! – возмутился вампир. – Ах ты, неблагодарная взбалмошная девчонка! Немедленно прекрати свои фанаберии и ложись спать!»

«И не подумаю!»

«Ну, Ами! – Негодование вампира превосходило всякое понимание. – Ну, держись у меня! Считаю до трёх – или ты немедленно прекратишь этот позорный спектакль, или…»

«Или что?!» – успела выкрикнуть я, когда обнаружила, что вампир не собирается считать до трёх прежде чем осуществить свою угрозу. Страшная боль, ещё ужаснее, чем в начале разговора, сдавила виски, но хуже того была чужая воля, ворвавшаяся в мой разум и жестоко пытающаяся его подавить. Никогда прежде я не пыталась всерьёз спорить со своим напарником, и поэтому не знала, какую муку причиняет сопротивление его мысленным приказам. То, что я переживала, когда вампир передавал мне свои мысли, было детским лепетом по сравнению с тем, что я ощущала сегодня. Однако я не собиралась сдаваться. Не знаю, что на меня нашло, но я собрала всю свою волю, так долго спавшую – с тех самых пор, как я ввязалась в эту ужасную историю с не-мёртвыми, шпионами и контрабандистами. Стоило напарнику хоть чуточку ослабить давление, как я поднималась и пыталась натянуть на себя свою несчастную юбку, чтобы тут же выпустить её их обессилевших рук. Я уже смирилась с тем, что не только сегодня никуда не пойду, но и вообще, быть может, останусь после этой ночи калекой или безумной, однако никак не могла сдаться на милость победителя и допустить, чтобы меня снова забывали, игнорировали, мучили презрением и молчанием. По моим щекам катились слёзы, но у меня не было возможности поднять руку и вытереть их; силы мои убывали, но упрямство только росло. Я никому больше не позволю вот так вот мной помыкать!

«Довольно! – прогремел голос Мастера, и пытка остановилась. Постепенно исчезала страшная боль и слабость, но вместе с ними уходило и непривычное упорство, с которым я только что добивалась своей цели. – Мальчик мой, о чём ты только думаешь?! Ивона, дитя моё, разве можно так себя калечить?! Немедленно прекратите эту бессмысленную драку!»

Напарник пробормотал что-то извиняющееся, но старый вампир не стал отвечать, сейчас же после тирады исчезнув из моего сознания.

«А ты, Ами, оставайся дома» – проворчал Беренгарий, когда стало ясно, что Мастер больше не будет вмешиваться в наш разговор.

«Нет!» – решительно ответила я и, в который раз поднявшись на ноги, принялась одеваться.

«Наказание ты моё, – тяжело вздохнул вампир. – Глупышка, на твоём месте я бы вовсе не стремился к встрече».

«Ты и на своём не стремишься» – сердито буркнула я. Напарник рассмеялся.

«Хорошо, моя девочка, будь по-твоему. Подожди, пока не догорит свеча, и тогда выходи на улицу, я тебя встречу. Договорились?»

«Обманешь…» – недоверчиво пробормотала я, но напарник не стал отвечать.

– Глупая, глупая девчонка! – раздалось над моим ухом сразу же, как я вышла из дома синдика. – Отвратительно! Безобразно! Безответственная взбалмошность, вот что это такое! Ами, мне придётся доложить о тебе руководству.

Я невольно рассмеялась: за всё время совместной работы напарник ни разу не признавал право своего начальства оказывать на меня какое бы то ни было влияние.

– Ты ещё смеёшься! – вампир ухватил меня за запястье неожиданно тёплыми пальцами и повёл за собой, не слишком заботясь о том, чтобы я не споткнулась в темноте. – Да уж, это тебе не под ручку с кавалерами прогуливаться!

– Послушай, Беренгарий… – слабо запротестовала я, понимая, что иметь дело с разъярённым вампиром весьма непросто, когда вы сталкиваетесь лицом к лицу. Наверняка, это он и имел в виду, когда не советовал мне настаивать на встрече. Напарнику было достаточно покрепче сжать мою руку, чтобы сломать запястье, и у меня не было никакой возможности ему сопротивляться.

– Я, кажется, просил меня так не называть! – прорычал вампир, вталкивая меня в какой-то закуток, где при свете фонарей был виден чёрный плащ, небрежно кинутый на деревянную мостовую.

– Гари… – промямлила я, чувствуя, как холодеют руки от страха. Таким я напарника не видела ещё никогда.

– Гари… – передразнил меня не-мёртвый. – Чуть что, так сразу Гари! Значит, ты хочешь научиться танцевать, так ведь?

– Так… – призналась я, опуская глаза под его злым взглядом.

– Прекрасно! – прошипел вампир. – Значит, ты хочешь отплясывать со своим прекрасным кавалером, этим ничтожеством Дроном Перте, а старый дурак в моём лице должен помочь тебе хорошо выглядеть в новом качестве! Это всё, чему ты хотела бы научиться?! Не стесняйся дорогая, признавайся! Может быть, ты хочешь знать, как вести себя, когда тебя обнимает мужчина? Ах, да, я совсем забыл, это ты уже умеешь! А что будет завтра? Первый поцелуй или ты сразу отправишься с ним в постель?!

В следующее мгновение вампир перехватил мою руку, занесённую было для оплеухи, и уже зарычал, придвинув своё лицо прямо к моему:

– Никогда, Ами, слышишь, никогда даже не пытайся меня ударить! Я тебе не паршивый аристократишка, и не собираюсь сдувать пылинки с твоего подола! Если ты ещё раз осмелишься поднять на меня руку!..

– Прекрати! – в отчаянии воскликнула я, даже не решаясь вырываться. Напарник совершенно терял человеческий облик, его острые зубы были оскалены, так, будто он собирался немедленно перегрызть мне горло.

– Я предупреждал тебя, – снова зашипел вампир. – Я предупреждал, что я не в том настроении, чтобы удовлетворять твои пустые капризы. Если тебе хочется флиртовать с этим типом и если ты собираешься замуж, не пытайся вмешивать в это дело меня! Я не намерен, слышишь, Ами, не намерен помогать тебе в этом деле, и ты никогда не дождёшься от меня поддержки в своих шашнях с Дроном Перте и другими подобными ему негодяями!

– Но, Гари, послушай, он вовсе не…

– Он негодяй, Ами, такой негодяй, что ты и представить себе не можешь! Пока ты мирно отсыпалась, я работал, и собрал немало материала на твоего ухажёра. Ты знаешь, Ами, девочка моя, чем он добывал средства к существованию до недавнего времени? Ну же, отвечай!

– Он же контрабандист, – поразилась я вопросу. – Мы же именно поэтому…

– Ничего подобного, – прорычал вампир. – Он входит в состав шайки, потому что его отец – синдик гильдии стрелков в городе недалеко от границы, и почтительный сыночек всегда знает, какой дорогой провезти груз, чтобы его не успели заметить власти. Но не это давало доход твоему распрекрасному Дрону. Хочешь знать – что?

– Что же? – покорно спросила я.

– Твой, как ты его называешь, жених, приезжал в мелкие городки, каких много в этой проклятой стране, и крутил романы с глупенькими девицами, такими же, как и ты, только у них не было напарников, готовых дать мудрый совет. Он обещал жениться на них и бежал вместе с ними, а после посылал родным записки с требованием выкупа и угрозой позора. Родные платили, и почтенный Дрон Перте неплохо жил, пока не примелькался настолько, что родные красивых девушек хватаются за пистолеты при одном упоминании его имени. Почему, как ты думаешь, никто не хочет идти за него замуж?