Текст книги "Напарница"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 47 страниц)

– Аманда хочет попросить вас представить её другим гостям, – произнесла я вслух.

– Когда закончится первый танец, сударь, – вежливо добавила барышня и потупила взгляд.

– О, разумеется! – всё с тем же неудовольствием отозвался сын синдика, пожимая барышне руку, и отвесил ей сдержанный дейстрийский поклон. Музыканты, явно приготовившиеся играть, замерли, с удивлением глядя на нас, и в зале послышались шепотки. – Я буду счастлив оказать вам эту услугу.

– Я так благодарна вам, сударь, за вашу любезность, – прошептала Аманда и очаровательно покраснела. Дрон смутился.

– Хозяюшка, вы простите меня? – ещё раз поклонился он Аманде и повернулся ко мне. – Ивона, прошу вас, окажите мне честь и согласитесь танцевать со мной первый танец.

– Охотно, сударь! – ответила я и, приняв предложенную руку, поднялась с кресла, сделала глубокий острийский реверанс и позволила себя вывести на середину зала. Гости – вернее, молодая и танцующая их часть – разом облегчённо выдохнули: задержка показалась им опасной, а начинать первый танец без хозяина дома в Острихе считается не просто невежливым, а даже оскорбительным, и любого наглеца ожидал бы смертельный поединок. Скрипачи картинно взмахнули смычками, кларнетист поднёс свой инструмент к губам, и заиграла, наконец, музыка. Дрон Перте подхватил меня, приобняв за талию и повлёк через вихрь танца, от которого я неделей раньше непременно бы сломала ноги в тщетной попытке исполнить все необходимые па.

– Благодарю вас, сударь, – еле дыша, произнесла я, когда Дрон, закончив танец, подвёл меня обратно к моему креслу. Вампир научил меня танцевать, но я как-то не думала, что мои ноги, простите за вольную подробность, не привыкли к таким движениям, и теперь едва только не подламывались. – Этот танец… был… незабываемым…

– Где вы научились танцевать, Ивона? – вместо ответа шепнул сын синдика.

– Сударь?

– Я спросил, где вы научились танцевать, – безжалостно повторил авантюрист. И немедленно добавил:

– Вы ведь за этим выходили из дома той ночью… когда вернулись красная от поцелуев и сама не своя?

– Тише, сударь! – испуганно оглянулась я на Аманду. Но та стояла возле кресла с вежливой улыбкой и смотрела в другую сторону, не собираясь нам мешать.

– Вы не возмутились, – отметил Дрон Перте. – Теперь я понимаю, почему во время танца у вас было такое отстранённое выражение лица. А теперь скажите честно – это того стоило?

– Простите? – притворилась ничего не понимающей я.

– Умение танцевать – оно стоило вашей крови? Стоило насыщать мертвеца и целовать его в холодные губы?

– Сударь!

– Отвечайте, Ивона! Чёрт возьми, вы живёте в моём доме!

Но отвечать мне не пришлось: усталые ноги меня едва держали, от волнения и утомления после танца тесный корсет показался жестокими оковами, и я, теряя сознание, повисла на руке своего мучителя. Аманда немедленно выскочила из-за кресла, подхватила меня под руку и, бросив на Дрона Перте возмущённый взгляд, помогла сесть.

– Не хотелось бы показаться невежливой, сударь, – холодно проговорила барышня, – но я решительно настаиваю, чтобы моей подруге был предоставлен покой и оказана необходимая помощь.

Она достала платочек, флакончик лавандовой воды и принялась протирать мои виски, время от времени похлопывая по щекам.

– Если вы непременно желаете оказать помощь, милая барышня, – в тон Аманде отозвался Дрон, – то позвольте мне внести свою лепту.

Мне хотелось запротестовать, попросить их обоих отойти и прекратить привлекать ко мне внимание, но, увы, я была слишком слаба, и могла только осознавать происходящее, не слишком надеясь повлиять на события. Потому Дрон, не встретив никакого сопротивления, отстранил барышню от кресла и принялся помогать сам, в меру своего разумения. Он наклонил меня вперёд, насколько это позволял корсет и быстро ослабил шнуровку. Я вздохнула, чувствуя, что, наконец, могу дышать и говорить, и немедленно потребовала от сына синдика оставить меня в покое.

– Погодите немного, сударыня, – с чуть заметной усмешкой ответил Дрон Перте. – Хотелось бы всё же удостовериться, что вы пришли в себя… или перестали притворяться.

Отстранив руки молодого человека, я с негодованием выпрямилась и поспешила опереться на спинку кресла, чтобы не дать ослабленному корсету сползти вниз.

– Позвольте вам заметить, милостивый хозяин, – гневным шёпотом, по-острийски, отозвалась я, – моя личная жизнь – это моё и только моё дело, и ваше любезное приглашение потеряло свою ценность в тот самый момент, когда вы стали предъявлять ко мне такие требования, которые в вашей стране не предъявляются даже законной жене!

– Вот вы как заговорили, – так же шёпотом отозвался Дрон Перте. – Давно пора, хозяюшка, роль оскорблённой недотроги подходила вам куда меньше.

– Сударь! – воскликнула Аманда, которая, не слыша подробностей разговора, всё же заметила охватившие нас чувства.

– Дрон! – с тем же упрёком окликнула сына жена синдика.

– Прошу прощения, я забылся, – достаточно громко, чтобы его могли расслышать обе женщины, отозвался сын синдика и поклонился обеим. – Матушка, вы совершенно правы. Хозяюшка, преклоняюсь перед вашей мудростью. Ивона, надеюсь, вам теперь лучше.

– Благодарю за заботу, милостивый хозяин, – холодно отозвалась я.

– В таком случае позвольте пригласить вас на второй танец, – поклонился мне Дрон Перте.

– Сударь, как вы можете! – запротестовала Аманда.

– Милая барышня, поверьте, – поклонился в ответ Дрон Перте, – я никогда не осмелился бы произнести подобное приглашение, если бы танец, который я мечтаю танцевать в обществе вашей подруги, не был бы полной противоположностью первого. Также позвольте вас заверить, что я помню своё обещание, и обязательно вас представлю, как только выдастся подходящий момент.

– Сударь! – запротестовала я, глядя, как Аманда опускает голову, надеясь скрыть набегающие на глаза слёзы. – Я ещё слишком слаба, чтобы принять ваше приглашение. Окажите мне услугу, пригласите Аманду на этот танец, убеждена, от танца с ней вы получите не меньшее удовольствие, чем от моего общества.

– Ивона, дорогая! – запротестовала Аманда, но Дрон, к моему удовлетворению, уже склонился перед ней в церемонном поклоне и отошёл объявлять танец не раньше, чем добился согласия.

Скрипки, чуть-чуть не попадая друг другу в такт, играли музыку для красивого плавного танца, пришедшего в Острих откуда-то с северо-востока и только недавно появившегося в Дейстрии. Жена синдика оглянулась по сторонам, хлопнула в ладоши и что-то шепнула подошедшей к ней горничной. Та понятливо кивнула, быстро удалилась, а после подошла ко мне, держа в руках красивый кружевной палантин.

– Накиньте, хозяюшка, – тихонько посоветовала она, – и пойдёмте со мной. Я помогу вам привести себя в порядок.

Когда я вернулась, танец уже закончился, и Дрон Перте, верный своему слову, обходил с Амандой гостей, вновь разбившихся на небольшие группки по пять-шесть человек в каждой. Я хотела снова занять своё кресло, но меня подозвала к себе жена синдика и попросила подержать её карты, пока она будет обмахиваться веером.

– Ивона, дорогая, – тихо шепнула почтенная дама, – кто эта милая девушка, с которой разговаривает мой сын?

– Как, хозяйка, разве он не представил её вам? – изумилась я.

– Ещё не представил, моя милая, – раздражённо отозвалась острийка, – да только толку с того представления! Такая-то оттуда-то, дочь таких-то! Я желаю знать в подробностях, кто эта девушка и откуда!

– Её имя вы, разумеется, слышали, – едва скрывая раздражение, ответила я. – Позвольте вас заверить, что Аманда в высшей степени достойная девушка, прекрасно образованная, умная (её красота не нуждается в рекомендациях) и происходит из в высшей степени достойной семьи.

– Это только слова, моя дорогая, – поморщилась жена синдика.

– У нас в Дейстрии упоминание северных провинций говорит о многом, – отозвалась я, – а имя Таспов открывает двери в лучшие дома. Они, может быть, немного провинциальны, но уж Аманды-то это никоим образом не касается, она выросла в столице и получила прекрасное воспитание!

– О ком вы говорите? – обратилась к нам пожилая дама, чьего имени я, увы, не запомнила. К тому моменту только она и госпожа Перте остались за карточным столом: хозяйка Дентье и другая столь же малознакомая мне дама покинули его до моего возвращения. – О той девочке, которая скрывает шею и плечи, словно боится дурного глаза? – И она разразилась неприятным смехом.

– Да, дорогая Генриетта, именно о ней, – подтвердила Августа Перте.

– Ну, так я тебе сразу скажу, нечего твоему сыну терять с ней время! Я, слава богу, бывала в Дейстрии, и в столице тоже, и видела эту девицу! Бряцала на рояле на каждом балу, притом за деньги. Безродная и нищая к тому же!

– Генриетта, дорогая! – укоризненно воскликнула жена синдика.

– Вам не следует так говорить, милостивая хозяйка, – отозвалась я, чувствуя сильнейшее желание стереть гаденькую улыбочку с лица почтенной дамы. – Позвольте вас заверить честью, Аманда никогда не лжёт и не приукрашивает истины. В каком бы качестве вы ни видели её в столице, сейчас она богатая наследница большого состояния.

– О! – отозвалась жена синдика.

– Хм! – поморщилась почтенная дама.

– Не знаю всех подробностей, но её годовой доход составляет не менее двух с половиной тысяч крон в год, – поспешила добить почтенных дам я. – Где-то около шести тысяч марок, я полагаю.

– О! – с завистью простонала почтенная дама. Жена синдика выронила веер и схватила меня за руку.

– Это правда, Ивона? – с трудом проговорила она. – Ты точно знаешь?

– Не совсем, хозяйка, – отозвалась я. – Мне всего лишь известно, кто оставил Аманде наследство, а это были очень богатые люди. Возможно, я и преуменьшила размер их состояния.

– О! – выговорила Августа Перте. Почтенная дама бросила карты на стол (чего категорически нельзя было делать по правилам игры) и поспешно удалилась. – Но, Ивона, милочка, почему эта девушка так странно одета?

– Так принято одеваться в Дейстрии, – ответила я, но этим явно не убедила хозяйку. – К тому же при её слабом здоровье было бы опасно зашнуровываться в корсет, знаете ли.

– О, да, – с сомнениями проговорила жена синдика. – О, да, я погляжу, эта девочка такая бледненькая и худенькая… Вы тоже худы, милочка, но эта!

– В Дейстрии не зазорно быть стройной, – ответила немало уязвлённая я.

– Да-да, конечно, милочка, я понимаю, разные страны – разные вкусы, – поспешно согласилась Августа Перте. – Кто, вы говорите, её опекун?

– Я этого не говорила, – поспешно возразила я. – И, сколько я знаю, у неё нет опекуна.

– Как можно? – поразилась жена синдика. – У такой молоденькой девочки – и нет опекуна?!

– Никто не подумал упомянуть это в завещании, – пожала я плечами.

– О! – ахнула Августа Перте. – Ивона, деточка, я вас умоляю, попросите Дрона представить мне эту девочку! Как можно, в конце концов, так забывать о родной матери!

– Непременно, хозяйка, – слегка поклонилась я. – Но вот они и идут сюда.

– Матушка, – проговорил действительно подошедший к нам сын синдика. – Позволь представить тебе Аманду Тасп-Рофан, дейстрийскую путешественницу и подругу нашей дорогой Ивоны. Аманда, имею честь представить вам мою матушку, хозяйку Августу Перте.

Уже и «Аманда»! Быстро сын синдика встал на короткую ногу с моей барышней!

Сама барышня, покраснев, присела перед хозяйкой дома и пожала протянутую руку.

– Сударыня! – по-дейстрийски начала она, но тут же поправилась и перешла на острийский с тем немного неправильным произношением, какое бывает у человека, изучившего язык по книгам. – Милостивая хозяйка! Познакомиться с вами для меня истинное счастье! Позвольте поблагодарить вас за приглашение на этот чудесный праздник!

От этой похвалы Августа Перте раскраснелась и потрепала девушку по руке.

– Видеть рядом с собой такое свежее личико только в радость, моя милая! Садись возле меня, дорогуша, а Дрон принесёт вам воды, вы, должно быть, устали.

– Разумеется, матушка, – поклонился сын синдика. – Ивона, я надеюсь, вы составите мне компанию?

Почтенная дама смерила сына укоризненным взглядом, но я подала ему руку и позволила себя увести.

– Вижу, вас уже привели в порядок, – заметил Дрон Перте. – Как вы себя чувствуете?

– Отлично, сударь, но не уверена, что выдержу ещё одну порцию ваших ревнивых упрёков.

После этих слов я ожидала взрыва негодования со стороны своего собеседника или едкого ответа, призванного поставить меня на место, но Дрон неожиданно рассмеялся.

– Сдаюсь, сударыня, – выговорил он. – А теперь будьте добры объяснить, что вы наговорили моей матушке.

– О, сударь, я всего лишь выполняю вашу просьбу. Вы просили сделать так, чтобы Аманда вышла за вас замуж, я так и делаю. Первый шаг, мне кажется, разумный – убедить вашу мать в выгоде такого брака.

– И как, у вас получилось? – живо спросил Дрон Перте.

– Сложно сказать, сударь, но, думаю, состояние в пятьдесят тысяч марок удовлетворит аппетиты вашей матери. И, думаю, понравится не только ей.

Сын синдика остолбенел.

– Сударь? – предупредительно окликнула я его.

– Откуда вы взяли такую сумму? – требовательно спросил Дрон Перте.

– Я слышала, как читали первое завещание, – пожала плечами я, – и знаю состояние всех родственников Аманды, включая тётушку, оставившую второе наследство. Если я и ошиблась в своих расчётах, то ненамного.

– В таком случае я не могу поверить в вашу искренность, сударыня, – сделал вывод Дрон Перте. – Ни одна женщина не пойдёт на то, на что идёте вы. Сделайте милость, объяснитесь.

– О, сударь, тут нечего объяснять! У меня, пожалуй, есть к вам всего две просьбы, два вполне безобидных желания.

– Прошу вас, – поклонился сын синдика, – располагайте мной как угодно.

– Вы очень добры, сударь. Итак, первое желание состоит в том, что вы перестанете изводить меня своей ревностью, в вашем положении совершенно неприличной.

– Считайте, что оно уже исполнено, сударыня, – снова поклонился Дрон Перте. – А второе?

– Во-вторых, я настоятельно прошу вас, приобретя влияние на Аманду, отучить её совать нос в чужие дела, в особенности, в мои.

– Вы жестоки, – улыбнулся авантюрист. – Неужели вам не льстит такая нежная дружба?

– Которой вы и Бломель желали воспользоваться в своих целях? О, нет, сударь, я предпочитаю, чтобы это дитя оставалось у себя дома, где бы он ни был, и не рисковало, проникая в тайны, которые её не касаются! Однако, ваша матушка просила принести ей воды.

– О, конечно! – засмеялся сын синдика. К тому моменту мы уже вышли из зала и прошли сквозь комнату с бутербродами, в которой стояли и графины с водой. Дрон Перте остановил лакея, шепнул ему несколько слов и снова повернулся ко мне. – Не хочу мешать матушке беседовать с её очаровательной гостьей. В конце концов, от меня она никуда не денется: слишком проста.

– Сударь, если вы будете допускать подобные выражения!.. – пригрозила я.

– Вы постараетесь помешать моим планам? – подхватил сын синдика. – Но, Ивона, чего же вы хотите? Ваша очаровательная подруга мила, тонка, прекрасно воспитана, но, чёрт возьми, до чего же наивна! Один танец, несколько комплиментов вам, вашей дружбе с ней, её прекрасным глазам – и вот мы уже друг для друга «Дрон» и «Аманда», я прижимаю её руку к груди и шепчу на ушко то, что в ваших книжках называется «вечными пустяками»!

– Со мной вы себе подобного не позволяли, – признала я.

– Вы шарахались от каждого прикосновения, – со смехом напомнил авантюрист. – А ваша подруга боится оттолкнуть человека, который был столь добр к вам. Именно к вам, прошу заметить.

– Ещё один повод держать её подальше от меня, – проворчала я. – Эй! Послушайте, сударь, что означает ваше поведение?!

Как я уже говорила, за разговором мы покинули бальную залу, прошли через комнату для бутербродов и свернули по коридору в сторону подсобных помещений. Дрон Перте, непринуждённо поддерживая разговор, завёл меня в небольшой закуток с диванчиком и второй дверью сразу за ним. Мой возглас относился к тому, что авантюрист, вместо того, чтобы пропустить меня в эту дверь, быстро её захлопнул, так же, как закрыл перед тем и ту, в которую мы вошли. Таким образом, закуток превращался в тесную комнатушку, большую часть которой занимал диван, и которая не оставляла возможности для какого бы то ни было манёвра.

– Я полагал, вы не откажетесь со мной поговорить, сударыня, – хладнокровно заявил сын синдика.

– Мы с вами не раз и не два имели возможность побеседовать как наедине, так и в обществе, сударь, – холодно ответила я. – Не вижу никакого смысла в вашей выходке.

– Ну, скажем, мне захотелось выкинуть что-нибудь эдакое, – примирительно проговорил сын синдика и знаком предложил мне сесть на диван. Я отрицательно покачала головой. – К тому же днём рядом с нами слишком много… общества, вы столь предупредительно не соглашаетесь остаться со мной вдвоём. А ночью… ночью мне не улыбается сделаться жертвой вашего зубастого приятеля.

– Послушайте, сударь! – гневно воскликнула я, но сын синдика взмахнул рукой, словно отстраняя любые возможные возражения.

– Дрон, – мягко поправил он и с размаху уселся на диван. – Просто «Дрон», прошу вас. И садитесь рядом, разговор будет долгий и… занимательный.

– Мне нечего с вами обсуждать, – отчеканила я, пытаясь повернуть ручку и открыть дверь. Разумеется, из этой попытки ничего не вышло. Я могла бы воспользоваться отмычками, но это означало бы выдать себя… даже если проигнорировать тот очевидный вывод, что Дрон Перте непременно постарается мне помешать. – Немедленно откройте дверь и выпустите меня!

Дрон только улыбнулся и похлопал по дивану возле себя.

– Я закричу.

Дрон улыбнулся ещё шире. Потом поднялся, сделал шаг ко мне (я неудобно упёрлась спиной в дверную ручку) и опустился на колени.

– Сударь! – запротестовала я, но сын синдика, не обращая на мои слова никакого внимания, взял мои руки в свои и поднёс к губам.

– Ивона, – прошептал он и поднял на меня глаза – совершенно шальные, такие были у моего напарника, когда тот шептал о своей жажде. Только у вампира глаза тёмные, а у Дрона светлые, холодные… были холодными, пока их не затуманила страсть.

– Сударь, оставьте эти жесты для своих любовниц! – произнесла я, к собственному удивлению, далеко не так громко и не так решительно, как мне бы хотелось. Сын синдика вместо этого принялся покрывать мои руки поцелуями, а после заявил нечто и вовсе несусветное.

– Ивона, любовь моя! Дорогая, любимая, самая прекрасная женщина на земле!

– Сударь! – пролепетала я в неубедительной попытке высвободиться. – Дрон! Пожалуйста!

– Я люблю тебя! Ты как солнце, ты осветила мою жизнь, я дня не могу провести, не видя твоего лица, не слыша твоего голоса, я никто, если не могу целовать твои руки, краешек платья, ноги, землю, по которой ты ступаешь!

Слова сына синдика не расходились с делом, и он в самом деле склонился к моим ногам, чтобы целовать сначала подол платья, а после и ноги, которые он так аккуратно разул, что я даже не пыталась сопротивляться.

– Дрон, прошу вас! – простонала я. – Сюда могут войти, нас могут услышать!

– Не бойся, любовь моя, – ответил Дрон Перте, проводя руками по моим ногам. – Никто сюда не войдёт, я запер дверь, и нас никто не услышит…

– Вы не раз проверяли это, сударь, не так ли? – резко спросила я, внезапно почувствовав отвращение при мысли, что я далеко не первая (и тем более не последняя) оказалась заперта наедине с авантюристом в этой комнатушке с диванчиком. – Уберите ваши руки, сударь, и давайте прекратим этот нелепый фарс! Отпустите меня немедленно, иначе я буду кричать и стучать в дверь. Учтите, я не шучу!

Дрон Перте наконец-то послушался и, отпустив мои ноги, медленно поднялся… чтобы тут же заключить меня в свои объятия.

– Вы, кажется, не верите мне, сударь? – сердито спросила я, упираясь руками в грудь авантюриста. Несомненно, в этом положении я была лишена возможности стучать в дверь руками, но, в конце концов, у меня есть ещё и ноги! – Я последний раз предупреждаю и сейчас закричу. Ну же!

– Ивона, любовь моя! – прошептал вместо ответа сын синдика, придвинувшись ко мне так близко, что его губы едва не касались моих. – Поверь мне, я никогда ничего подобного не испытывал. Да, ты не первая, но я ведь никогда не скрывал этого от тебя!

– Попробовали бы вы это скрыть, – с затруднением произнесла я, не сумев ни оттолкнуть авантюриста, ни отодвинуться самой. Моя голова упиралась в выступ на двери так же неудобно, как спина в дверную ручку.

– Ты знаешь всё, – так же жарко шептал Дрон. – Ты знаешь, кем я был, и как зарабатывал деньги. Ты знаешь, как я развлекался, и даже знаешь, с кем. Но, Ивона, поверь, я устал от всего этого! Знаю, я кажусь тебе подлецом, мерзавцем, негодяем, и, знаю, я и есть всё это, но, молю, послушай меня, сжалься, пощади! Я люблю тебя, ты моя жизнь, никто и никогда не был для меня так дорог, как ты! Ивона, прошу…

Его губы были тёплые и мягкие, а поцелуи жаркими, и вскоре моё лицо пылало, как в огне. Голова кружилась не меньше, чем от власти вампира, и я едва осознавала, что в спину мне больше не упирается дверная ручка, а в голову – фигурный выступ двери, и я как будто сделалась невесомой и не касаюсь ногами пола… а потом чужие руки уверенно распустили шнуровку корсета, и я почувствовала под спиной мягкую поверхность дивана.

В этот самый момент, как в плохом романе, с шумом повернулась ручка двери, но дверь, разумеется, не поддалась. Сразу же за этим томный мужской голос проговорил, как будто задыхаясь от страсти:

– Я уверен, дорогая, про это место никто не знает! Дурак лакей, забыл ключи. Сейчас, я живо его приведу и заставлю открыть!

Дама, по-видимому, что-то ответила, но её голос не проник в наше с Дроном убежище. А мужчина поспешил её заверить:

– Откроет, любовь моя, не сомневайся! Я обещал ему два талера за труды, и кому захочется отказываться от такого?

Потом за дверью раздался неприлично громкий звук поцелуя, заставивший меня выпрямиться от ревности и оттолкнуть сына синдика. Ему мужчина, быть может, и был незнаком, но я-то хорошо узнала этот голос! Что он, чёрт возьми, делает днём в доме синдика?! И кто это с ним?!

Дрон Перте превратно понял мой жест как знак боязни разоблачения и поспешил окликнуть незваного гостя.

– Хозяин! Прошу прощения, не знаю вашего имени!

– Вот так дела! – притворился удивлённым мой напарник. – Да тут никак занято!

– Поверьте, мне очень жаль! – отозвался сын синдика, кусая губы.

– Что поделать! – очень натурально вздохнул вампир. – Такова жизнь! Кстати, милостивый хозяин, не вы ли, простите, Дрон Перте?

– Разумеется, нет, милостивый хозяин! – на всякий случай соврал сын синдика. – Я такой же гость, как и вы, и успел вперёд вас сунуть лакею два талера. А почему вы приняли меня за него?

– Да я не принял, только матушка молодого Перте потеряла его и теперь собирается искать по всему дому. Вот я и подумал: если его нигде нет, а тут кто-то заперся…

– Ха-ха-ха! – ненатурально рассмеялся сын синдика. – Вы правы, вывод напрашивается. Но я, право же, не он!

– Да я понял, приятель! Уж простите, что помешал вашему отдыху, ухожу уже!

За дверью воцарилось молчание: звук шагов не проникал в нашу комнатушку. Но Дрон Перте казался не расположенным к продолжению начатого разговора, он отстранился и поспешно пригладил волосы.

– Проклятье, Ивона! – прошептал он. – Матушка всё испортит! Сидите здесь, я найду её и успокою, а потом вернусь к вам!

– Но, послушайте! – запротестовала я – как и во всех других случаях, совершенно безрезультатно. Дрон Перте поспешно поцеловал меня, вскочил на ноги, распахнул дверь за диваном и выбежал из комнаты. Я осталась одна, и тут же почувствовала себя неуютно без корсета, со смятой блузкой и растрёпанной причёской. Стоило подняться и позвать горничную… я даже начала составлять вполне убедительное объяснение своему внешнему виду: усталость, обморок, отчаянные попытки вернуть меня в сознание… В глубине души я слишком хорошо понимала, насколько это мало похоже на правду и как мало мне поверит острийская горничная. Это заставляло меня лежать, не шевелясь и ждать решения своей участи. Откровенно говоря, «безумная страсть» мне представлялась несколько иначе. Наверное, потому, что даже самые нелепые сентиментальные романы, которые читала госпожа Кик, ничего не говорили о том, как следует себя вести, когда любовник убежал успокаивать свою почтенную матушку.

– Что же ты не зовёшь меня на помощь, хорошая моя? – прямо надо мной прозвучал тихий голос, который не сулил мне ничего хорошего. Дверная ручка не поворачивалась, дверь не скрипела, из чего я могла заключить, что вампир воспользовался своим даром проникать в любые помещения, если они не защищены рябиной.

– Что ты здесь делаешь?! – попыталась вскочить с дивана я, но жёсткая рука – ничуть не менее тёплая, чем руки недавно выбежавшего из комнаты человека, – удержала меня в прежнем положении. – Как ты здесь очутился?!

– По приглашению хозяйки дома, разумеется, – с кривой улыбкой отвечал вампир.

– Ты… её?!. – в ужасе спросила я, но напарник покачал головой.

– Нет, я удовольствовался маленькой служанкой. Даже двумя, если быть совсем точным… но к чёрту точность, моя дорогая! Ты ничего не хочешь мне сказать, а, Ами, хорошая ты моя девочка?

– Н-н-ничего, – пробормотала я, под злым взглядом вампира снова пытаясь поднять и отодвинуться от него как можно дальше. Напарник вновь удержал меня на месте.

– Лежи, Ами, не вставай. Твой замечательный кавалер теперь надолго… обезврежен. Сперва он найдёт свою мать, потом будет отвлекать её от этого коридора, потом ему придётся согласиться составить с ней и Амандой партию в карты, потом к нему подойдёт та маленькая стервочка с почты и попросит объявить следующий танец. Ему придётся согласиться и даже пригласить её на танец, потому что иначе он нарушит сотню незыблемых правил вежливости. Потом он вернётся к матери доиграть партию и сделать пару-тройку очень важных намёков Аманде. Потом вернётся его отец и объявит, что любит смотреть, как танцует молодёжь. Дрону Перте придётся выполнить его пожелание и пригласить кого-нибудь из дам. Готов поставить пару новых сапог, что позовёт он как раз Аманду, тем более, что отец, которому жена кое-что расскажет о твоих откровениях, будет необыкновенно счастлив доставить прекрасной гостье удовольствие. Когда, наконец, у сына синдика будет время вспомнить о тебе, ты давно уже закоченеешь, лёжа без одежды в прохладной комнате.

– Гари, послушай… – пролепетала я. Вампир скинул с плеч камзол и небрежно бросил его на спинку дивана, после чего подсел ко мне, явно не собираясь обращать внимание на мои слова.

– Что касается лакеев, то они уже подкуплены молодым хозяином, и не только сюда не войдут, но и проследят, чтобы никто не появлялся в этой части коридора. Итак, моя хорошая, чего ты боишься или кого ты ждёшь?

– Гари, я понимаю, как это выглядит в твоих глазах, – пробормотала я. – Но, пойми, я ничего…

– Не могла с собой поделать, – закончил вместо меня вампир. – Вот потому-то я, старый дурак, не ложусь спать, как все добрые не-мёртвые, а мчусь сюда, вызволять мою девочку из лап порока. Правда, у меня получается лучше, чем у твоей маленькой барышни?

– Чего ты хочешь? – сдалась я, осознав, что нет таких слов и оправданий, к которым Беренгарий пожелал бы прислушаться.

– О, это очень хороший вопрос, моя девочка! – не спеша проговорил напарник и окинул меня голодным взглядом, под которым я почувствовала себя начисто лишённой одежды. Вампир, по своей привычке, немедленно ответил моим мыслям. – А этому горю, как ты сегодня изволила заметить, помочь нетрудно. Иди-ка сюда, моя дорогая.

И я, совершенно неспособная овладеть своим телом, присела, поддаваясь навстречу напарнику, который принялся расстёгивать крючки на боку моей кружевной блузки.

– Пусти! – застонала я, понимая, что, коль скоро мне нечего было противопоставить человеку, перед вампиром я хуже, чем беспомощна.

– Вот уж нет, – зло ответил не-мёртвый, привлекая меня к себе и приникая к моим губам. Сознание затопил красный туман, но укуса не последовало, и мысли не-мёртвого не торопились смешаться с моими. – Ты моя девочка, Ами, только моя, запомни это. И я никогда никому не отдам тебя, слышишь, Ами, никому не отдам, ты понимаешь?! Никому!

Обивка дивана оказалась чуть шероховатой, когда я коснулась её голыми лопатками, а кожа напарника, сначала прохладная, с каждым поцелуем становилась всё теплее и теплее.

– Ты моя, Ами! – выдохнул он, уже не угрожающе, а скорее с торжеством, словно желая словами закрепить свою победу. Я согласно кивнула: спорить с этим мне не приходило в голову с тех самых пор, как вампир объявил мне мою участь в дейстрийском бюро безопасности. Теперь же и вовсе не было сил противиться желаниям не-мёртвого, таким близким и неожиданно понятным. Алый туман рассеялся, но разумнее я от этого, очевидно, не стала.

После званого вечера дни летели за ночами, а ночи сменяли дни, не оставляя времени остановиться и осмыслить произошедшее. Каждое утро к нам с визитом приходила Аманда, желающая как можно полнее возобновить знакомство со мной. Только поэтому синдик и его жена, уже разочаровавшиеся во мне как в возможной невестке, продолжали терпеть меня в своём доме как приманку для новой жертвы своих матримониальных комбинаций. На встречах Аманды с любимой подругой неизменно присутствовал Дрон Перте – всегда вежливый, внимательный и, казалось, начисто забывший и о дейстрийском бюро безопасности, и о вампирах, и о нашем разговоре в закутке с диванчиком. Казалось, никто не заметил моего отсутствия в бальном зале, как и не заметил возвращения рука об руку с вампиром, который настаивал, что не для Дрона Перте учил меня танцам и имеет право на этот знак внимания. После всего сказанного и сделанного у меня не осталось возражений, и я, никем не замеченная, покорно протанцевала с напарником пять танцев подряд, пока не свалилась с ног от усталости.

Теперь же жизнь текла своим чередом, и, если днём я потворствовала ухаживаниям сына синдика, то ночью не без успеха осваивала ремесло убийцы, жестоко и умело преподаваемое Беатой. Ни то, ни другое решение уже не вызывали ни малейших сомнений или сожалений, и, если второе мне казалось необходимым для выживания, то первое скорее забавляло меня. Совесть моя оставалась спокойна: никто не просил Аманду Рофан вмешиваться в мои дела и, пока на неё обращали внимание контрабандисты, я ни на минуту не могла почувствовать себя свободной от тревоги за свою барышню. Дрон Перте, как бы он ни был плох, сумеет защитить свою жену, и также сумеет заставить её полюбить себя. Что касается ответного чувства, то нетрудно будет шепнуть Аманде пару слов на ушко, и добиться выгодных условий брачного контракта. Все возможные опасения снимет договор, при котором деньги остаются в собственности жены, и мужу доверяются лишь проценты с процентов, а после смерти состояние переходит к детям, рождённым в браке, но только лишь после их совершеннолетия. Несомненно, Дрон очень будет любить свою жену, коль скоро не сможет завладеть её деньгами сразу и целиком. Остаётся только черкнуть пару слов нотариусу, ведущему дела барышни, с тем, чтобы помешать ей обращаться за крупными суммами или продавать долю в семейном деле. Одним словом, этот брак, если его правильно устроить, должен был стать источником вечного блаженства для всех заинтересованных сторон. И я прикладывала все усилия, чтобы добиться желаемого.