Текст книги "Напарница"

Автор книги: Наталья Авербух

Рассказ шестой. Вампиры Остриха

 
Причудливо тасуется колода.
Рядясь в одежды праздничных рубах,
Скрывают лик свой и палач, и прах,
Что улыбается ещё, не зная брода
Реки кипящей. Пойте о грехах!
Мешайте драки кровь и кровь, что на ветвях
Останется, ветвях и судьбах рода.
Любовник и валет – причудны роли,
Нас выбирающие, тайный жребий наш.
Но звон монет, и томной плоти раж
Готов сменять на смутный шанс, и то ли
О сердце бьётся совесть, то ль кураж:
Пойти ва-банк и тайный шпионаж
Отринуть для иной, рисковой доли.
Чернее ночи масть – король пиковый.
Его в насмешку, видно, вознесла судьба
Ребёнком. Да при том была добра
Настолько, что пути сюжет не новый
Продлила – Смерть в подоле принесла
К брегам совсем иного ремесла
Под клёкот сов и пенье волчьей своры.
Над ними туз тузов – законодатель.
Владетель прав, пред кем склонится ниц
Не то что сброд, а сам наследный принц,
Коль встречу предначертает Создатель.
Даров его и гнева сторонись!
Не верь словам, пусть речи рвутся ввысь,
Но вниз сведут, будь Проклятый неладен!
Меж карт игрой напуганая дама.
Её рубашку сдёрнувший игрок
Бросает в закипающий поток
Интриг и сплетен. Друг, убойся срама,
Что в горле костью станет поперёк.
Не торопись брать на себя залог
Чужой свободы, коль своей так мало.
Причудливо тасуется колода.
Кто с кем разделит свой последний кров,
Кто вознесётся в худшем из миров,
В ком верх возьмёт звериная порода?
И кто, не тратя времени и слов,
Преломит хлеб с последним из врагов,
Себя вверяя новому восходу?
Идёт игра.
Роскошна и пуста,
Как вальс подлунный пепла. И зола
Чуть теплится дыханием костра
Вдали от сна
Владык и королей,
Особ подгнивших голубых кровей,
Что и на ложе, где царит морфей,
Скрипят зубами. Шепчутся – убей! —
Их порожденья – рыцари ножей,
Доносов, писем… Только между нами:
Им не помочь тебе. Ты понимаешь, Ами?
Быть может, милосердием соря,
Как ветошью нелепой и никчемной,
Удержат вражью руку, и петля
Скользнёт над головою юной серны.
Но за спасение назначена цена…
И дух и плоть сожнут, когда придёт страда.
Я вопреки законам книг нетленным
Прошу: откройся!
Голос твой тогда
Заплачет, милое дитя:
– О, Боже, Боже мой, останови меня!
 

«Колода»

Садовников Александр

Сравнивая между собой две страны, вы никогда не составите полного перечня сходных и различных моментов, если не уделите внимания оборотной стороне жизни. Разумеется, мне не «посчастливилось» близко общаться с так называемым преступным миром, однако взамен могу немало рассказать о ночной не-жизни, которой мне не раз приходилось быть свидетельницей как у себя на родине, так и в Острихе.

Должна заметить, не-мёртвые обеих стран, разумеется, вовсю перенимают присущие своим согражданам пороки, добавляя к ним свои собственные, естественно происходящие от свойственного вампирам паразитического образа жизни. Так, например, в Дейстрии мало кто из не-мёртвых погнушается облегчить свою жертву на сколько-то крон, за тем, впрочем, исключением, что среди мужчин, особенно молодых, грабить незамужних девушек считается всё же не совсем прилично.

А в Острихе, с его пристрастием к серебряным монетам, любой вампир глубоко оскорбится при одной только мысли о краже. С другой стороны, не-мёртвые Остриха все связаны с фальшивомонетчеством и мало кто из них бывает беден – тогда как в Дейстрии считается непатриотичным «подрывать благосостояние родной страны».

Те же различия наблюдаются при сравнении правил пристойности в обеих странах. Разумеется, даже самая жёсткая мораль не может заставить вампиров Дейстрии перенести свои визиты на более приличное время, и являются они преимущественно по ночам, и, конечно же, редко дают своим жертвам возможность привести себя в подобающий для приёма гостей вид. Не стоит, я думаю, объяснять, что для укуса нужен открытый участок кожи там, где под ним проходят кровеносные сосуды, и в этом плане не-мёртвые также вынуждены нарушать правила приличия. Молодым, между тем, подобные непристойности кажутся увлекательными, и в своей юности вампиры Дейстрии склонны обнажать жертву более, чем это вызвано целями насыщения, ласкать попавшего к ним в руки человека и бросаться нежными прозвищами и обещаниями, которые легко забываются обеими сторонами. При этом серьёзного чувства – и даже скоропалительной страсти – у них нет, и всё описанное остаётся не более чем игрой, злой шуткой, которая не стоит того, чтобы её помнили. Ленясь расстёгивать многочисленные крючки и самим снимать одежду со своих жертв, дейстрийские вампиры обычно приходят глубокой ночью, когда люди спят в своих постелях, переодевшись для сна в зачастую очень лёгкие ночные сорочки.

Что касается Остриха, то там считают исключительно дурным тоном являться в комнату спящего человека, который, переодевшись в ночную одежду, лежит в постели. Думаю, не последнюю роль в этом играет суеверие «устриц», из-за которого они застёгивают воротники своих ночных сорочек серебряными застёжками, и даже самые бедные всё-таки находят полгроша на покупку перевитых серебряными нитями завязок, которые, понятное дело, вампирам развязывать совершенно не хочется. Поэтому – а, может, по какой-то другой причине – все неофициальные визиты, даже наносимые людьми, происходят поздним вечером после захода солнца или ранним утром до его восхода – когда человек ещё не лёг или уже поднялся. Острийская одежда, столь открытая с целью своевременного выявления вампирского укуса, весьма удобна и для нанесения этого самого укуса, и, по сути, если не-мёртвый торопится, он может вовсе не раздевать свою жертву. Вместе с тем правила острийского приличия не запрещают почему-то наносить визиты полностью обнажённому человеку, и также раздеваться во время наносимого визита – если это происходит по взаимному согласию и одновременно всеми присутствующими, то есть я имею в виду, и гостьей, и хозяином или наоборот.

Во время визитов, наносимых острийскими вампирами своим жертвам, также говорятся нежные слова и происходят вещи, приличные только между мужем и женой, и дело обычно заходит намного дальше, чем это бывает в Дейстрии. Удивительно, но при том отношении к не-мёртвым, которое царит среди «устриц», их молодёжь достаточно часто вступает в любовную связь с вампирами, и не находит в этом ничего странного или нездорового. Разумеется, подобные связи не имеют официального статуса, и дети от них не рождаются, а острийские мужья обычно достаточно благоразумны, чтобы не требовать… как бы это помягче сказать?.. от своей жены целомудрия до свадьбы и не возмущаться, если им вдруг покажется, что дорогая супруга во время девичества не слишком строго вела себя в отношении мужчин. Точно также раздельные спальни, которые выделяются в Острихе в каждом хоть сколько-нибудь зажиточном доме, не мешают женщине или мужчине продолжать своё и после заключения брака, хотя убей меня Бог, если я понимаю, какой смысл в таком случае вообще связывать себя подобными обязательствами!

Однако, разумеется, нет никакого смысла осуждать мораль чужой страны, и для нас с вами будет лучше всего вернуться к сходным и различным обычаям не-мёртвых в интересующих нас государствах. Если говорить о сходстве, то, несомненно, наиболее общим моментом будет так называемое право мёртвых – нормы, по которым вампиры судят себе подобных. Насколько я поняла из достаточно путанных объяснений напарника по дороге в Острих, эти нормы едины во всех странах, где доказано существование не-мёртвых, и, после того, как путешественники откроют для нашей географии новые горизонты, по их стопам отправляется парламентёры от вампиров – предложить своим собратьям единое юридическое пространство – кажется, так это называется. Наставник моего напарника в человеческой жизни был путешественником (отсюда смуглость его лица и небрежность в одежде), а после смерти сделался таким вот парламентёром, пока не решил осесть на родине и не завёл ученика – с весьма печальным исходом для себя, как вы помните.

В праве мёртвых, кстати, нет ни полслова о любви или браке – согласно своим законам, вампиры не ведут общего хозяйства и не имеют общего имущества ни с кем, исключая деловых партнёров. Исключение составляют и отношения «учитель-ученик», не менее важные для не-мёртвых, чем отношения между родителями и детьми у людей. Умерев и сделавшись живым мертвецом, вампир среди своих новых собратьев считается таким же беспомощным, как и новорождённый младенец, и пройдут многие годы, прежде чем он вернёт себе право считаться совершеннолетним – даже если на момент смерти человек был седым стариком, благо, после «посвящения» частично возвращается если не молодость, то её внешние признаки.

Здесь, однако, следует обратить внимание на некоторую разницу между правом живых и правом мёртвых. У людей – я говорю о законах Остриха и Дейстрии, хотя они, конечно, различаются в мелочах, – человек, ещё не считаясь полностью взрослым, может вступить в брак в достаточно юном возрасте при том условии, что он телесно и духовно созрел для определённых взаимоотношениях с противоположным полом, но не ранее шестнадцати лет для женщин и семнадцати для мужчин. Тех же, кто вступает в брак или упомянутые мной отношения с лицами противоположного пола, не достигнув необходимой зрелости, общество осуждает, на их же супругов или соблазнителей обрушивается карающая мощь закона. У вампиров вовсе нет нижней границы для… нет, не вступления в брак, ибо их право не знает законных уз между мужчинами и женщинами, но для начала любовной связи. Фактически, даже очень юный и незрелый вампир может иметь любовницу или любовника, в зависимости от пола, и в этом никто не видит ничего дурного. С другой стороны, телесно вампиры выглядят достаточно зрелыми по всем законам, и самые из них юные на вид всё же умерли уже достаточно взрослыми для брака. Это не означает, что вампиры не пьют кровь детей и подростков, но они, несомненно, достаточно строги в том, чтобы не делать себе подобных из юных созданий, а становиться не-мёртвыми из-за чрезмерно частых визитов вампиров, как это иной раз случается с людьми, дети не могут.

Возвращаясь к юридическим нормам, следует отметить, что для не-мёртвых основным «родством» являются, как я уже говорила, отношения учителя и ученика, и в случае окончательной гибели одного из них, его имущество переходит во владение второго – но только если ученик ещё не считается взрослым. В противном случае всё, чем владел погибший, должно быть поделено между членами его общины – группы вампиров в той местности, где он проживал или распределено между любыми людьми или не-мёртвыми согласно его завещанию. Имуществом вампиры могут владеть самым разным – от ценных бумаг до земельных участков и, конечно же, их законы предусматривают права собственности и на отмеченных вампиром жертв. Подобное отношение – архаизм, как уверяли меня – создаёт определённые неудобства для тех не-мёртвых, которые заводят любовные связи с человеческими мужчинами или женщинами, точнее говоря, неудобства могут быть у тех неосторожных, что согласились принимать по ночам живого мертвеца. Жизнь, даже для вампира, полна превратностей, и несложно представить себе, каким ударом может стать для какой-нибудь несчастной, если одновременно с печальным известием о смерти возлюбленного её поведут на поминки в качестве главного блюда! Ведь любовь вампира оставляет на человеке ту же печать, что и простое желание пообедать.

Обычный выход из подобных недоразумений – завещание, в котором будет прописана свобода жертвы после смерти опасного возлюбленного, но, сами понимаете, некоторые беспечные не-мёртвые, особенно в молодости, находятся в том опасном убеждении, будто будут жить вечно.

Если уж у нас зашла об этом речь, то, наверное, стоит вернуться к различиям и добавить, что вампиры в Дейстрии редко вступают в иные отношения друг с другом, чем весьма прохладная дружба, деловое партнёрство и, разумеется, отношения между учителем и учеником. Однако в Острихе не-мёртвые могут вполне искренне любить друг друга, звать спутника жизни (или лучше сказать «не-жизни»?) мужем или женой и вести себя так, словно их любовь и правда была официально скреплена законом. Такие пары по возможности ведут общее хозяйство и на случай гибели одного из них составляют завещание в пользу друг друга. Весьма трогательно, хотя, признаться честно, в исполнении вампиров выглядит несколько нелепо.

Забавной стороной юридической жизни является тот факт, что ученик погибшего вампира, будучи официально признанным наследником, не может вступить в права собственности, не являясь совершеннолетним и правоспособным – при этом совершеннолетний ученик уже не может претендовать на какое бы то ни было наследство. Для решения подобного недоразумения общиной, к которой принадлежал погибший учитель, назначается опекун, берущий на себя обязанность вырастить чужого ученика и присмотреть за его собственностью до достижения «ребёнком» совершеннолетия. В случае возникновения каких-либо споров – скажем, ученик горячо протестует против назначенного опекуна или опекун просит освободить его от подобных обязанностей – община обращается к некому внешнему арбитру, которым издавна считается Мастер.

Вообще говоря, Мастер вампиров – это должность, чем-то напоминающая синдиков острийских гильдий или общественного судью в Дейстрии – то есть уважаемое лицо, достигшее среди себе подобных наивысшего уровня компетентности в общем деле, а также способное и желающее разрешать споры, принимать решения и заниматься другими подобными делами. В принципе, не-мёртвые, будучи очень мало привязанными к общественным формам жизни, не слишком нуждаются в руководстве, однако ряд вопросов – о том, брать ученика или не брать, можно ли взять второго ученика при не достигшем зрелости первом или кому позаботиться об осиротевшем юнце – должен быть решён достаточно авторитетной фигурой. Следует отметить, что обычно вопрос об ученичестве решается не-мёртвыми просто – они видят подходящего человека и, заманив в достаточно тёмное и безлюдное место, совершают над несчастным необходимые для «посвящения» действия, и для всего этого не слишком нужен совет или помощь кого-то постороннего. Однако Мастер может вмешаться, если какой-то вампир невнимательно следит за своим подопечным, подвергает его жизнь опасности или, к примеру, отказывается позаботиться о том бедняге, которого своими визитами довёл до могилы. Во многом власть Мастера – это власть авторитета, и ему редко приходится ссылаться на закон, когда он объявляет свои решения.

Во всех же случаях, когда речь не идёт об учениках и обращении с жертвами, а также об урегулировании споров между вампирами, проживающими в разной местности, не-мёртвые подчиняются главе своей общины, которого выбирают обычно более или менее справедливо из наиболее умелых и разумных собратьев. Такой глава должен следить за порядком в своей местности, принимать путешествующих, разрешать или запрещать охоты со смертельным исходом и заниматься тому подобными текущими делами. В сущности, авторы готических романов достаточно точно описали подобную фигуру, и нет никакой необходимости останавливаться на ней подробнее.

Также, я думаю, нет необходимости касаться столь излюбленных авторами готических романов тем, как боязнь серебра, рябины, текущей воды, солнечного света и священных символов (из чего любой из нас может сделать весьма нравоучительный вывод), равно как и прославленной скорости, с которой не-мёртвые передвигаются в минуту опасности или желая совершить нападение. Могу только добавить, что в спокойной ситуации вампиры, напротив, весьма ленивы и едва ли не заторможены, и каждым своим жестом словно говорят «нет никакой причины торопиться». Их можно понять – обладая способностью мгновенно оказываться в нужном месте, они привыкли начинать движение в последний момент и даже на несколько мгновений после того, что людям может показаться последним моментом. Так человек, торопящийся на конку, проезжающую недалеко от его дома, выйдет заранее и будет суетиться, если он ходит медленно, и, напротив, нисколько не будет торопиться, если он уверен в своей способности сделать решающий рывок, как только конка покажется из-за угла.

* * *

Презирая и дейстрийские, и острийские правила приличия, напарник сидел с ногами на моей постели. Рядом с кроватью на полу стояли, кроме моих собственных, его домашние туфли – уступка требованию не разуваться в присутствии дамы. Сбрасывание с ног домашних туфель к понятию «разуваться» не относилось, и теперь вампир, по его собственным словам, мог чувствовать себя «как дома», навещая меня по ночам. Для достижения этого же чувства он завёл неприятную привычку снимать в комнате не только плащ, но и камзол, и оставаться в одной рубашке, которая не скрывала чудовищной худобы его тела. Что касается меня, то я постепенно перестала при появлении напарника закутываться в накидку или натягивать одеяло до подбородка, и достаточно спокойно терпела бесцеремонное поведение вампира. Больше всего меня интересовал вопрос, куда напарник намерен деть туфли после ухода. Очень хочется надеяться, что он не оставит их посреди моей комнаты.

– Спрячем куда-нибудь, – пожал плечами не-мёртвый на невысказанный вопрос. – Если вдруг кто найдёт – решат, что они принадлежат твоему любовнику, а спросят – скажешь, что это последняя память о каком-нибудь бедном дядюшке или дальнем кузене.

Я покраснела и с достоинством отметила:

– Не стоит шутить такими вещами.

Напарник засмеялся.

– Разумеется, глупенькая моя девочка, твоя репутация будет навек погублена, если у Ивоны Рудшанг заподозрят любовника. Между прочим, твой разлюбезный информатор в его наличии даже не сомневается.

– Не говори так, – попросила я.

Разумеется, мы не уехали после вымогательского заявления сына синдика, и мне до сих пор неприятно вспоминать, как я плакала, умоляла и даже валялась в ногах у вампира, пытаясь уговорить его увезти меня отсюда. Я была готова на всё, я даже просила убить меня или сделать не-мёртвой, лишь бы избавиться от этого кошмара, но напарник был непреклонен. Вопрос разрешил сам Дрон Перте, и до сих пор я чувствую нечто вроде благодарности этому человеку – на следующее утро после нашей прогулки вокруг города к госпоже Дентье явилась его мать и, извиняясь через слово, передала просьбу сына о снисхождении – дела требуют его отлучки на месяц, и поэтому все запланированные встречи придётся отменить. Такое решение несказанно обрадовало меня и несколько насторожило напарника, однако нетрудно понять, насколько мало у нас было возможностей помешать Дрону Перте уехать, даже если бы мы сочли это необходимым.

В отношении шантажа мы с вампиром также расходились во мнениях: я считала, что нужно бросить всё и бежать, потому что вымогатели никогда не останавливаются в своих требованиях, напарник предлагал заплатить деньги хотя бы и из своего кармана, но выяснить, о чём идёт речь. Мол, скрыться никогда не поздно, а сведения получить стоит. Первый разговор на эту тему вышел невероятно тяжёлым, но после отъезда сына синдика, естественно, спор потерял свою остроту, а вампир заскучал от вынужденного безделья. Налаживать отношения со своими собратьями ему было неинтересно: наставник прежде не старался ввести воспитанника в общество и привить тому вкус к общению с себе подобными. Напарника с самого начала растили как сотрудника бюро безопасности, и только в работе и исполнении долга вампир видел смысл своего в остальном довольно-таки безрадостного существования. Мужчинам, впрочем, особенно в юности, вообще свойственно принижать значение простых жизненных удовольствий.

Заскучав, напарник засобирался в Дейстрию – отчитаться перед начальством и получить более чёткие распоряжения, чем, кстати, немало обидел меня, своим поступком напомнив слова наёмной убийцы Беаты. Помнится, она предупреждала: хотя вампир и может быть мне достаточной защитой, он будет снова и снова оставлять меня одну ради сомнительных приключений. Напарник в ответ на эти горькие мысли только посмеялся и посоветовал меньше думать о всяком вздоре, не выходить по ночам из дома и ничего не бояться.

Он оказался прав – в том смысле, что со мной действительно ничего не случилось за время его почти полуторанедельного отсутствия, разве что я в нарушения приказа напарника напридумывала себе столько разных ужасов, что к его возвращению почти потеряла сон и аппетит.

– Да уж, в самом деле, – после продолжительного молчания ворчливо отозвался вампир, отвечая наполовину моим последним словам, а наполовину – промелькнувшим у меня в голове мыслям. – Даже самые растленные любовники Остриха не польстятся на тебя сейчас. Полюбуйся, до чего ты себя довела! Бледная, тощая, круги под глазами… Ещё немного – и дождёшься визита «кровников» с проверкой на связь с не-мёртвыми!

– Но я не…

– Не спорь! – резко оборвал меня напарник. – Нельзя так запускать себя, в самом деле.

Мне оставалось лишь пожать плечами и отвернуться.

– Молчишь, – неприятным голосом произнёс вампир. – Это ты можешь – отмалчиваться и краснеть, ты ведь получила хорошее воспитание в своей шляпной лавке, и знаешь, когда барышня должна промолчать, так ведь?

– Плохие новости? – не отвечая на грубость напарника, уточнила я. Вампир изменился в лице, словно собирался вспылить, но внезапно расплылся в улыбке и потянулся ко мне растрепать мои волосы.

– Умница! – с неожиданной ласковостью в голосе произнёс он. – Новости не просто плохие, а отвратительные. Тебе как рассказывать – по степени убывания паршивости или в хронологическом порядке?

– Как тебе будет удобнее, – отозвалась я, не сразу поняв, о чём, собственно, меня спрашивают. Вампир весело рассмеялся.

– Тогда я начну с отравленного вина.

– Отравленного?! – ужаснулась я.

– А чему ты удивляешься? – немедленно отозвался вампир. – Или ты думаешь, твой распрекрасный Дрон Перте никогда не опустится до ремесла отравителя? Слишком низко для такого благородного человека, не так ли?

– Он вовсе не мой и ничуть не распрекрасный, – оскорбилась я. – И, право же, ты мог бы не попрекать меня постоянно этим знакомством, которое ты же сам не позволил мне оборвать.

– Прости, – покаянно ответил вампир и снова растрепал мои волосы. Я невольно улыбнулась, и мир был восстановлен. – Так что касается вина – оно, разумеется, было отравлено, но не ядом, а сильнодействующим снотворным. Остатки из бутылки проверили на крысах и примерно определили, что это был за препарат – мне перечислили несколько со сходным действием. Их принимают для улучшения сна, и сами по себе они безопасны, но в сочетании с вином действуют мгновенно, оглушая на промежуток времени от четверти часа до сорока минут.

– Хорошая у тебя память, – улыбнулась я. Вампир раздосадовано на меня покосился, но тут же заулыбался в ответ.

– Нельзя быть такой умненькой девочкой, Ами, – нежно упрекнул меня он. – Ты права, примерно так мне и сообщили результаты проверки. Однако ты бы лучше подумала не о моей памяти, а о твоём информаторе.

– Он хотел меня усыпить и обыскать, – как можно равнодушнее пожала плечами я, внутренне содрогаясь при одной мысли о чём-то подобном. – Но ведь это не новость: он сам признавался в своих намерениях.

– Это он говорит, будто только обыскать, – буркнул напарник. – Он мог поступить самым разным образом, от совершенно неприличного, о котором я говорить в твоём присутствии не буду, до банального похищения. Ведь он тогда не был наверняка уверен в том, что ты защищена. И его угроза ограбления – она тоже могла иметь целью твой призыв о помощи – и моё появление на сцене.

Кровь бросилась мне в голову.

– Ты ведь не предполагаешь всерьёз, будто… – Я запнулась, не в силах закончить свою мысль. – Будто он собирался…

– Не заикайся, моя девочка, тебе это не к лицу, – прервал мои мучительные попытки выговорить невозможное не-мёртвый. – Нет, этого я не предполагаю. Такому человеку как Дрон Перте было бы интересней соблазнить тебя безо всякого снотворного и в постели выведать все секреты, когда ты полностью подчинишься ему. Он достаточно избалован женским обществом, чтобы не прибегать к силе в подобных ситуациях.

Я покраснела ещё мучительней.

– Зачем ты мне это говоришь? – отводя взгляд, неловко пробормотала я.

Вампир неприятно улыбнулся и взял меня за руку. Прикосновение его холодных жёстких пальцев резко отличалось от ласковых пожатий Дрона, и всё-таки оно вызывало невольное доверие.

– Вопрос привычки, я думаю, – отозвался на мои мысли напарник, поднося мою руку к своим губам. Я напряжённо ждала, как он поступит – мне вовсе не хотелось наутро объяснять происхождение отметин от клыков на запястье, да и вообще совершенно не было желания делиться с вампиром собственной кровью. Но напарник только поцеловал тыльную сторону руки – его губы были такими же холодными, как пальцы, и он явно не стремился сделать мне приятное своим движением. – Я заговорил о Дроне Перте и его намерениях только потому, что они очевидны, и ещё потому, что этот человек тебе весьма и весьма приятен. Мне бы не хотелось увидеть тебя… скажем так, потерявшей голову.

– Перестань! – взмолилась я, чувствуя, как слёзы выступают у меня на глазах. – Пожалуйста, никогда не говори со мной так! Ты ведь знаешь, я никогда, никогда в жизни!..

– Не потеряешь голову, – закончил вместо меня вампир. – Разумеется, знаю, но девушки подчас бывают непредсказуемы… Нет, Ами, дурочка, не надо плакать! Прекрати немедленно! Ами!

Разумеется, эти приказы возымели обратное действие, и мой напарник, подсев поближе ко мне, обнял меня и принялся неловко поглаживать по голове. Я зарыдала.

– Ну, что ты, глупенькая? Из-за такой ерунды сырость разводить? – ласково пенял он, не делая при этом никакой попытки успокоить меня своими вампирскими методами. – Ну, будет тебе, малышка, будет. Возьми себя в руки.

– Уедем отсюда, пожалуйста, – просила я, спрятав мокрое от слёз лицо у него на груди. – Делай со мной, что хочешь, хоть всю кровь выпей, хоть бей меня – только увези отсюда. Я не могу здесь больше оставаться, я устала. Убей меня, если хочешь, но не заставляй больше лгать. Лгать и притворяться, притворяться и лгать – говорю тебе, я устала от такой жизни, я не могу больше, не могу, не могу…

– Какие мы добренькие, когда нам что-то нужно, – проворчал вампир, похлопывая меня по спине. – Ну, будет уже, перестань, поплакала – и хватит. Не будем продолжать эту тему – всё давно сказано, и не один раз. Ты прекрасно со всем справляешься, только очень уж нервозна, вот и всё. Ну, Ами? – Он отстранился и заглянул мне в глаза. Я вытерла слёзы и кивнула. – Вот и умница. Не надо больше плакать, моя хорошая. И, пожалуйста, не говори так, будто я собираюсь тебя стукнуть, ты ведь знаешь, я никогда так не поступлю с тобой.

Слабо улыбнувшись, я снова кивнула, и вампир, улыбнувшись в ответ, наклонился поцеловать меня в лоб.

– Хорошая девочка, – прошептал он. Его пальцы скользнули по моим плечам, осторожно распахнули незастёгнутый ворот сорочки, и губы, за мгновение до того едва коснувшиеся лба, теперь прижались к обнажённой шее.

– Не надо, – так же шёпотом попросила я. – Пожалуйста, ты ведь знаешь…

Напарник с явным усилием воли заставил себя оторваться и поднял на меня шальные глаза.

– Ты бы знала, как я мечтаю о глотке твоей крови, – выдохнул он. – Одна мысль о её вкусе и запахе сводит меня с ума.

Он улыбнулся, как-то очень старательно показывая свои клыки; я отшатнулась – ровно настолько, насколько это допускала жёсткая хватка вампира, – и судорожно всхлипнула.

– Не бойся, – покачал головой напарник, выпуская моё плечо. – Пожалуй, сейчас я злоупотреблять не буду. Итак, о чём мы с тобой беседовали?

Увы, я была не в том состоянии, чтобы отвечать напарнику таким же спокойным тоном. Сердце моё колотилось, и я с трудом удерживалась от слёз – слёз обиды и ярости. Своей выходкой напарник полностью уничтожил то тёплое чувство, которое родилось у меня перед этим.

– Никогда не следует привязываться, моя дорогая, к тому, к чему можно не привязываться, – наставительно заметил он. – А теперь, когда у тебя прошёл приступ сентиментальности, мы продолжим беседу. Ты в состоянии меня слушать?

Я покорно склонила голову. Иногда мой напарник буквально напрашивается на то, чтобы его убили!

– А глупые маленькие девочки напрашиваются на то, что бы их осадили, – парировал не-мёртвый. – Ну же, Ами, перестань дуться! Возвращаясь к Дрону Перте – единственная хорошая новость из привезённых мной – это согласие начальства оплачивать любые требования господина информатора. На днях из Дейстрии будут переведены марки[20]20
  Марка – международная единица веса серебра, одна марка по среднему курсу приблизительно равна четырём десятых кроны.


[Закрыть] и специальный человек оставит банковские билеты в известном мне тайнике. В случае необходимости выпишем ещё. Надеюсь, ты довольна?

– Чем я, по твоему мнению, должна быть довольна?

– Тем, что не придётся платить из своего кармана, глупышка, – улыбнулся вампир.

– Ты так это преподносишь, – нахмурилась я, – как будто мне не о чем больше думать, кроме как о деньгах.

– Разумеется, тебе есть о чём думать, – подхватил не-мёртвый, – например о Дроне Перте…

– Ради Бога, оставь! – не сдержавшись, вскричала я. – Не хочу больше ничего знать об этом ужасном человеке!

– Очень грустно это слышать, – притворно огорчился напарник, – ведь разговор о нём входит в твои официальные обязанности.

– Прошу тебя, перестань!

– Это ты перестань, Ами, перестань паниковать, – поморщился вампир. – Ты ведь не знаешь, какое мне дали распоряжение в нашем бюро.

– И какое же? – подобралась я, сама не знаю чего ожидая, но понимая, что вот-вот услышу нечто совершенно неприятное.

– Нам велено установить слежку за твоим разлюбезным Дроном Перте, – огорошил меня напарник. Я без сил откинулась на подушку и слабо простонала:

– Лучше убей меня, я этого не выдержу.

– Выдержишь, – усмехнулся вампир, – выдержишь. Люди – удивительно выносливые создания, они и не такое выносят.

– Не издевайся, пожалуйста, – попросила я, с трудом поднимая голову. – Я не очень понимаю, как мы можем следить за сыном синдика, если он уехал полмесяца назад.

– Ты очень разумно подходишь к проблеме, – отозвался мой напарник. – Нам с тобой объявлен выговор, лишение премии за уже полученные сведения – начальство иной раз любит экономить на мелочах! – и дано распоряжение выяснить, куда уехал Дрон Перте, чем занимается в отлучке, а по возращении не спускать с него глаз.

– Но это безумие! – ужаснулась я. – Как мы можем… как я могу следить за ним целый день? Если он и не обнаружит слежку… меня ведь должны где-то видеть в это время!

– Разумеется, моя дорогая. У меня дело обстоит проще, за мной не присматривают городские сплетники, но, должен покаяться, тратить все свои ночи на молодого господина Перте я тоже не имею ни малейшего желания.