Текст книги "Напарница"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 47 страниц)

– Мальчики доносят, красавчик наш всерьёз затеял жениться. По бабам больше не ходит, то и дело выводит в свет свою малютку и, по всему видать, глаз на неё всерьёз положил. – Произнеся это, наёмная убийца хрипло рассмеялась.

– Малютку – это Ивону, а, Беата? – с лёгкой улыбкой спросил вампир.

– Её самую, – подтвердила убийца. – Молодой Перте словно с цепи сорвался… или напротив, на неё привязался. Чего не сделаешь ради любви!

– Не смешно, Беата, – нахмурился мой напарник. – Рассказывай о его незаконных делах, сердечные меня не волнуют.

– Ой ли? – с деланным сомнением спросила убийца. – Не о твоей ли подружке трещит весь город, мол, околдовала заезжая красавица сердце нашего распрекрасного кавалера? Или ты решил выдать замуж свою малютку, а там и отправить молодого хозяина Перте на тот свет? Потому и привёл девочку учиться?

– Перестань болтать! – рассердился вампир. – Говори дело, которое тебе поручили, а мои дела оставь решать мне!

– Как прикажите, милостивый хозяин, – подмигнула Беата. – Коротко говоря, Дрон Перте, как приехал, не виделся ни с кем из нашей братии, не писал им писем и не получал ни от кого. Решил, видно, сделаться добродетельным. С благородными всегда так: в молодости шумят, а после женятся, заводят семью – и прости-прощай вольное житьё! Про его батюшку тоже слухи ходили, а теперь взгляните-ка на него!

– Про батюшку мне неинтересно, – отмахнулся не-мёртвый. – Это всё, о чём ты узнала?

– Ты обещал оставить мне жизнь, кровосос, она дорогого стоит, – отвечала наёмная убийца. – А после ты обещал деньги, и они стоят ещё дороже, а твоя красивая подружка даже была так добра, что просила спасти меня – я этого не забываю.

– Вздор! – воскликнул напарник. – Беата, я говорил тебе – мне не нужна твои напыщенные клятвы, они ничего не стоят. Бойся меня и надейся на мои деньги – вот всё, чего я хочу.

– Экий ты несговорчивый, кровосос! – в тон ему воскликнула Беата. – Я ж так и делаю, как ты велишь: я боюсь, как бы твоя служанка не стала тебе не нужна и хочу заработать ещё. Среди контрабандистов у меня осталась парочка друзей, они всё сделают, если я попрошу, и будут молчать, если я дам денег. Ты ведь хотел знать, для чего Перте оставил твою малютку и уехал в столицу, будто бы по срочным делам, не так ли?

– У тебя есть друзья? – удивился вампир. – Бывшие любовники, надо понимать, которых ты не стала травить в обмен на вечную дружбу?

– Не совсем так, вампирчик, не совсем так. Так как, стоит моё усердие жизни и талеров?

– Особенно талеров, моя дорогая, – усмехнулся вампир. – Но сначала нужно узнать, что принесло тебе это усердие. Итак?

– Мои друзья – люди маленькие, – сообщила Беата, поворачиваясь к трюмо, чтобы достать заветный ларчик с печеньем. – Они не могут видеть того, что происходит за закрытыми дверями, но…

– Но?.. – подхватил вампир.

– Но я теперь точно знаю, о чём договаривался со своим хозяином молодой Перте, – закончила наёмная убийца и отправила в рот печенье.

Всё это время я сидела на неудобном табурете и боялась шелохнуться, слушая разговор, для которого вовсе не требовалось поднимать меня с постели, разговор, в ходе которого я то и дело должна была сносить оскорбления. Обещание напарника отдать меня в ученицы Беате наполняло меня страхом. Что я делаю? Неужели я могла себе представить, что когда-нибудь дойду до… такого?! Слова убийцы относительно переговоров Дрона с хозяином контрабандистов заставили меня встрепенуться, и Беата бросила в мою сторону быстрый взгляд, непонятно что выражавший.

– И о чём же, моя дорогая? – вкрадчиво спросил мой напарник.

– А вот об этой милой девочке, твоей подружке, – безмятежно отвечала убийца, хрустя печеньем. Он, видишь ли, доказывал, что и Товаль со своими кандалами, и Грета с её женской хитростью, и Бломель с решительностью и шпагой, все они провалились, и он теперь хочет попытаться в одиночку. Мол, там, где не помогла сила, поможет доброта и любовь. Взамен он дал ещё одну клятву в верности – хозяин, уж наверное, со счёта сбился, сколько их получал. Перте обещал действовать в интересах хозяина и просил оставить твою малютку за собой. Ещё денег просил, и от того, видать, хозяин ему и поверил. Денег не дал, дал людей, от которых собирается избавиться, и предупредил, что у Товаля свои планы. Так что, кровосос, ты был последний дурак, оставляя свою подружку в лапах молодого Перте! Ведь того-то он и добивался своим спектаклем с похищением девочки.

– Добился и успокоился, – усмехнулся вампир. – Я был последний дурак, когда решился позлить его – если, конечно, этот мальчишка опасен.

– Ещё как опасен, кровосос! – заверила Беата и, повертев в руках печенье, решила не отправлять его целиком в рот, а откусывать по кусочку, как принято среди благородных дам. – Его прочат во второго Бломеля, а тот не только владел пистолетом и шпагой, он к тому же интриганом был тем ещё.

– Я убил Бломеля, – спокойно напомнил вампир. – Но на всякий случай – если Дрон Перте задумает какую-нибудь гадость в отношении Ивоны – дай мне знать немедленно, или…

– Или умру, – перебила его Беата. – Придумал бы что-нибудь новое, кровосос! Если кто-то будет угрожать тебе – я помогу из страха, а твоей девочке – из благодарности, хоть ты в неё и не веришь. Положись на Беату, дружок, со мной не пропадёшь!

– Подозреваю, те, кто правда пытались на тебя улечься, в ту же ночь расставались с жизнью, – парировал вампир, и я покраснела, догадываясь, на что намекает напарник. – Итак, Беата, ты знаешь, чего я хочу.

– Следить для тебя за молодым Перте, – проговорила наёмная убийца, и вампир кивнул. – Но учти, кровосос, если ты надеешься получать новости из столицы – можешь об этом забыть. Мои друзья чуть не попались в тот раз, и хозяин не спускает с них глаз. Им не хотелось бы получить такое же поручение, как тем ребятам, которых пристрелил наш красавчик, будто бы за то, что они похитили твою подружку.

– Жаль, – потянул вампир. – Очень жаль. Про Товаля они тоже ничего не знают?

– Если и знают, говорить не захотели, – пожала плечами убийца. Вампир скрипнул зубами, но настаивать не стал.

– Ну, что же, Беата, свою жизнь ты отрабатываешь сполна. А теперь вернёмся к делу, из-за которого я привёл Ивону. Что скажешь?

– Для драки твоя малышка не годится, – внимательно оглядев меня, заявила убийца. – Если ты рассчитывал, что я смогу натаскать её на поединки, ты ошибаешься. Да я и сама не слишком гожусь для драки, сам понимаешь, кровосос, не то ремесло.

– Но что-то ведь ты можешь сделать, – настойчиво произнёс вампир.

– Нет, – отрезала убийца и без предупреждения занесла руку, как для удара. – Вот, смотри.

Я не успела ничего понять, когда воздух рассёк свист, и мимо моего виска пролетел метательный нож. Вампир оказался рядом прежде, чем оружие пронеслось мимо, но ничего не сделал, чтобы меня защитить. Не раньше, чем нож брякнул об пол, напарник заговорил и потребовал объяснений.

– Ничего с твоей малюткой не случилось, – безмятежно отозвалась убийца. – Разве дёрнулась бы под удар, но этого я не боялась.

– Ты могла меня убить! – вырвалось у меня.

Вампир успокаивающе положил руку мне на плечо.

«Я бы не позволил», – передал он и до боли сжал руку.

– Я жду, Беата, объясни свою выходку.

– А ты не понял? – недовольно поморщилась убийца. – Умная бы не шевельнулась: поняла бы, что я целюсь мимо. Нервная бы скатилась в сторону: не смогла бы усидеть. Ловкая поймала бы нож. Дура дёрнулась бы под удар. А твоя малютка не шелохнулась потому только, что слишком испугалась. Чему её учить? Я научу, но она в любой драке сначала замрёт, а потом будет слишком поздно.

– Но ты могла бы… – настаивал вампир.

– Нет, – отрезала убийца. – Как ты просил, я покажу твоей девочке несколько рецептов, которые сделают любой обед с ней… незабываемым для кавалеров. Если очень хочешь, научу, где спрятать стилет. Но, если твоя девочка умна, она вообще не окажется там, где ей придётся им пользоваться.

– Но я вовсе… – запротестовала я.

– Запомни, хозяюшка, – хрипло проговорила Беата. – Бей быстро, бей первая, бей без предупреждения, бей, куда я покажу. И сразу убегай, второй удар будет для тебя западнёй. Всё поняла?

– Но, послушай, я вовсе не хочу… – не успокаивалась я.

– Не бойся, хозяюшка, – засмеялась убийца. – Заставить убить может только случай, я всего лишь научу, как встретить его во всеоружии. Ну, что, кровосос, – обратилась она к моему напарнику, – доверишь мне свою малютку?

– Разрешите откланяться, дамы, – вместо ответа произнёс вампир и словно бы растаял в воздухе, на глазах у нас превратившись в облачко тумана. Миг – и туман развеялся, будто его здесь и не было никогда. Исчезли даже сброшенные в начале разговора туфли.

– А теперь, хозяюшка, покуда нас не перебивают, бери табурет и садись сюда, посмотришь мою кухню, – как ни в чём ни бывало предложила Беата и указала на заставившие трюмо скляночки. – Это тебе не шпагой размахивать, наше ремесло требует соображения.

На следующий день Августа Перте напомнила мне обещание помогать ей с организацией концерта.

– Разумеется, милостивая хозяйка, я к вашим услугам, – вежливо отозвалась я, гадая, чего ещё потребует от меня эта женщина. После вчерашней оплошности с почерками мне меньше всего хотелось ещё раз попасть впросак каким-нибудь схожим образом. Но, к счастью, оказалось, ничего страшного от меня не требовалось: всего-навсего сопроводить Дрона Перте, пока он будет от имени матери совершать визиты к тем дамам, которых никоим образом нельзя пригласить письменно.

– Мне казалось, сударь, наша свадьба отменяется, – уже на улице проговорила я, когда, опираясь на руку сына синдика, вышла вместе с ним из дома его родителей.

– Вы совершенно правы, сударыня, – сухо отозвался сын синдика. – И, пока мы с вами одни, позвольте напомнить вопрос, адресованный вашему хозяину. Где и когда мы можем поговорить о деле?

– В самом скором времени, сударь, – заверила я, к своему стыду успевшая забыть и о деле и о поручении Дрона Перте. Но какой, скажите на милость, смысл покупать у авантюриста сведения, коль скоро он обманывает нас и ведёт игру заодно со своим хозяином?

– Меня не устраивает этот ответ, сударыня, – настаивал сын синдика. – Извольте передать, что я желаю как можно быстрее получить обещанные деньги.

– Я передам, сударь, но вы должны понимать: не я решаю такие вопросы. Возможно, придётся и подождать.

– Вы смеётесь надо мной! – воскликнул сын синдика. – Мне деньги нужны сейчас, немедленно, я не могу больше ждать! Знаете, сколько я задолжал в местных лавках?!

На нас стали оглядываться, и Дрон Перте был вынужден перейти на острийский, чтобы несколькими словами о «том дне, когда он сделается счастливейшим из смертных» объяснить ситуацию для прогуливающихся мимо сограждан. Избавившись от постороннего внимания, мы продолжали разговор.

– Уверена, ваши кредиторы подождут хотя бы до благотворительного концерта, – заметила я, – а там вы будете не столь стеснены в средствах.

Сын синдика остановился и впился в меня взглядом, как раньше смотрел на письмо, в котором я нечаянно подделала его почерк.

– Что вам известно, сударыня?

– О, разумеется, ничего, Дрон Перте! – легкомысленно отозвалась я, чувствуя, что случайное замечание попало в больное место. – Ну, за исключением простой мысли: не будет человек вроде вас вмешиваться в женские дела даже если он души не чает в своей матушке. Скажете, я ошиблась, сударь?

– Нет, и будьте вы прокляты! – выругался сын синдика, поняв, что выдал себя, когда задал вопрос. Теперь мне многое становилось понятно: чем бы этот милый юноша не зарабатывал на жизнь, он обладал многими талантами, не только красивым лицом и твёрдой рукой, принесшими ему любовь дам и способность защитить себя от мести их близких. Проще говоря, Дрон Перте затеял неизвестную мне аферу, и собирался немало нажиться на благотворительном концерте, чего, кстати, в Острихе, делать не принято. Полагаю, сын синдика был сильно взволнован, коль скоро позволил себе столь разоблачительную несдержанность.

– Куда вы меня ведёте? – спросила я, поняв, что мы свернули с главных улиц, где стояли самые респектабельные дома, в какую-то глушь, и ни на одном из зданий, мимо которых мы проходили, не было шпаги. – Или решили избавиться, коль скоро не можете жениться?

– Вот уж язык ядовитый! – ругнулся Дрон Перте. – Нет, сударыня, мы с вами идём наносить визит, как и собирались.

– Однако же странное место для приглашённой на ваши концерты, – отметила я, и сын синдика согласился.

– Приезжая, – пояснил он, – вот уж не знаю, почему никто не дал себе труда рассказать барышне, как и что.

– Быть может, и рассказали, но она не послушалась? – предположила я. – А почему мы с неё начинаем визиты? Она какая-то важная особа, что вы не могли отправить ей письмо?

– Она не отвечает на письма, – хмуро ответил сын синдика. – И не принимает гостей.

– Тогда почему же?..

– Потому что, кроме неё, у нас почти никто не может блеснуть музыкальными талантами, – ещё более хмуро объяснил Дрон Перте. – Я слышал, что приезжая барышня замечательно играет на рояле и уговорил матушку устроить концерт, думая улестить её на участие. Но она не дала мне даже попытаться!

– И благотворительный концерт в пользу вашего кармана оказался под угрозой, – заметила я.

Сын синдика напрягся.

– Не только поэтому, сударыня, – холодно ответил он и остановился у дверей дома, настолько грязного, что не представлялось возможным угадать цвет, в который он некогда был покрашен.

– Но если она не принимает гостей, чего вы ждёте от нашего визита? – изумилась я.

– Многого, – коротко ответил сын синдика и взялся за дверной молоток. На стук вышел лакей в острийском костюме, но дейстрийских башмаках и, коротко поклонившись, сообщил, что хозяйка никого не принимает, а если мы к другим жильцам дома, то следовало подойти к крыльцу с другой стороны здания. И хотел уже захлопнуть дверь, когда сын синдика просунул в быстро исчезающую щель ногу и, держась за ручку, настойчиво потребовал приёма. Как бы невзначай он при этом положил свободную руку на эфес шпаги, и лакей отступил внутрь, не решаясь спорить с вооружённым дворянином.

– Вы уж простите, хозяин, – заискивающе произнёс слуга. – Я бы рад пустить, да никого она не принимает, а сейчас и вовсе не может.

– Разве она больна? – уточнил сын синдика и сделал ещё один шаг внутрь.

– Нет, сударь, но она неодета, и…

В глубине дома хлопнула дверь, и лакей облегчённо выдохнул.

– Я хотел сказать, милостивый хозяин, хозяюшка ушла на прогулку.

– А когда вернётся, не знаешь? – усмехнулся сын синдика.

– Не знаю, милостивый хозяин! – подтвердил лакей. Дрон Перте, вместо того, чтобы возмутиться столь очевидной ложью, протянул слуге монету в пять грошей и, кивнув мне, спустился с крыльца. Дверь захлопнулась с неприличной поспешностью, но сын синдика только усмехнулся и подал мне руку.

– А теперь, сударыня, поторопимся, коль скоро мы выманили птичку из гнёздышка.

– Сударь? – возмутилась я. – Вы хотите сказать, что нарочно затеяли этот спектакль и вовсе не надеялись на встречу?

– Разумеется, – не стал отрицать очевидное авантюрист. – Я подметил, что дейстрийская барышня уходит из дома всякий раз, как к ней являются с визитом. Уж не знаю, зачем она это делает, не то из щепетильности, не то боится, что к ней всё же прорвутся силой. Но не мог же я сам останавливать незнакомую девушку на улице и набиваться в знакомство! А вот с вами мы всё проделаем быстро и элегантно.

– Но, послушайте, сударь, мне бы тоже не хотелось насильно набиваться на знакомство с посторонней дамой! – запротестовала я, увлекаемая Дроном Перте по грязной улочке.

– Вам-то как раз и не придётся, сударыня, – загадочно ответил авантюрист, и мы свернули за угол, чуть не сбив с ног хрупкую девушку в дейстрийском костюме для прогулок.

– Прошу прощения, сударыня, – по-дейстрийски извинился Дрон Перте и отвесил самый низкий острийский поклон, на который только был способен. Девушка окинула его равнодушным взглядом, небрежно кивнула, потом так же равнодушно посмотрела на меня. Я попятилась, в тщетной попытке спрятаться отступая за спину своего спутника, но было уже поздно. Лицо дейстрийки прояснилось, и она с громким криком: «Кати!» бросилась мне на шею. Кто-то остановился и с интересом поглядел на нашу сентиментальную группу. Я беспомощно оглянулась на сына синдика, и он действительно не подвёл: одной рукой схватил барышню за запястье, заставив выпустить меня, другой рукой распахнул дверь в стене ближайшего дома и втолкнул нас обеих внутрь. Мы оказались в плохо освещённым помещении, больше всего походившем на низкопробный трактир: о чём говорила и длинная стойка рядом с дверью, и невысокие столики некрашеного дерева, вокруг каждого из которых стояли такие некрашеные скамьи. На стойку опиралась молоденькая девица в непристойно-откровенном платье, а с другой стороны стояли два скрипача и один кларнетист, при виде нас заигравшие разудалую музыку самого скверного качества. Противоположный от музыкантов угол был отгорожен тяжёлой чёрной занавесью, и, повинуясь взгляду сына синдика, именно туда поспешила выскочившая из-за стойки девица.

– Свечу зажжёт, – пояснил сын синдика, бросая заговорщический взгляд музыкантам. Эти простые слова привели опешившую от наглости авантюриста барышню в чувство, и она решительно потребовала:

– Уберите от меня руки, сударь! И извольте объяснить ваше поведение, коль скоро вы благородный человек.

Один из скрипачей опустил скрипку и запел пьяным голосом под аккомпанемент своих товарищей. В двух шагах от чёрной занавеси распахнулась тяжёлая дверь, за которой можно было увидеть высокое крыльцо и улицу чуть пошире той, которую мы только что покинули. В таверну зашла грязная нищенка, распространяя вокруг себя дурной запах, и уселась на ближайшую к двери лавку. Девица выскочила из-за занавеси и бросилась к новой клиентке, а Дрон Перте, не отвечая на вопросы, подтолкнул нас обеих к углу.

– Проследи, – кинул он девице, чьё чёрное платье было ещё более коротким, чем это требует острийская мода даже для низших сословий, и та поспешно закивала, расплывшись в подобострастной улыбке.

– Объяснитесь, сударь! – снова потребовала барышня, когда сын синдика втолкнул нас за занавесь, за которой мы увидели круглый лакированный столик на фигурных ножках и четыре стула, подходившие к нему по стилю. – По какому праву вы позволяете себе подобное обращение?

– Я приношу свои извинения, сударыня, – как ни в чём ни бывало отвечал Дрон Перте, – если испортил чувствительную сцену, которую вам вздумалось разыграть посреди улицы. Но, коль скоро моей спутнице представление не доставляло удовольствие, я решил предоставить вам возможность поговорить наедине, не привлекая лишнего внимания.

– Но, позвольте, сударь, – надменно проговорила дейстрийская барышня, и тут же перевела вопрошающий взгляд на меня. – Кати?

– Вы ошибаетесь, сударыня, – устало ответила я. Больше всего на свете мне хотелось хорошенько пырнуть Дрона Перте подаренным ночью стилетом, но, как учила меня той же ночью Беата, оружие лучше не применять без крайней необходимости или там, где у меня не будет возможности немедленно покинуть место действия. Но нельзя сказать, чтобы сын синдика не заслужил такого отношения! Ведь мы не могли так удачно оказаться возле заднего входа в таверну из-за какой-нибудь глупой случайности!

– Но, Кати, я узнала тебя! – настаивала Аманда Рофан, барышня, у которой я служила перед отъездом из Дейстрии.

– Сударыня, позвольте вам заметить, что вы ошибаетесь, – не сдавалась я. А напарник уверял меня, будто одежда и причёска совершенно изменят моё лицо, и никто не сможет узнать во мне вчерашнюю компаньонку!

– Позвольте мне рассудить вас, – вмешался сын синдика. – Ивона, дорогая, если вы наполовину задёрните штору, и будете разговаривать тихо, вы сможете обсудить всё, не опасаясь ни чужих глаз, ни чужих ушей. Сам я отойду к стойке и прослежу, чтобы никто не подходил к кабинету. Вы довольны?

– Зачем вы устроили этот спектакль, сударь? – укорила я Дрона, и одновременно с этим заговорила Аманда:

– Ивона? Но как же?.. Кати, что за шутки?

– Позвольте вам представить – Ивона Рудшанг, – поклонился сын синдика. – Что касается меня, то ко мне обычно обращаются по имени Дрон Перте, и я весь к вашим услугам. Моё почтение, сударыни!

С этими словами он действительно покинул «кабинет», оставив нас в полумраке при свете одной-единственной свечи, без всякого подсвечника поставленной на столик.

– Кати… – умиленно протянула барышня Аманда и протянула ко мне руки. – Я искала тебя, я волновалась! Если бы ты знала, что я пережила!

– Но, сударыня, – попробовала возразить я. Барышня разжала объятья и прижала палец к моим губам.

– Т-ш-ш! Я всё понимаю, Кати, но не думай меня провести! – мило улыбнувшись, заявила она. – Неужели ты думала, что я не смогу узнать тебя – под любым именем, в любой стране, в любой одежде!

– Нет, барышня, – тяжело вздохнула я и опустилась на ближайший стул. – Так я не думала.

– И прекрасно! – просияла Аманда, изящно усаживаясь рядом со мной. – Не молчи, Кати, дорогая, рассказывай! Объясни мне, откуда у тебя другое имя, и кто этот молодой человек, который устроил нашу встречу?

– Обязательно расскажу, барышня, – пообещала я, – но сначала, пожалуйста, объясните, как вы меня нашли?

– О, Кати! – тяжко вздохнула Аманда. – Пожалуйста, ты обещала называть меня по имени!

– Как скажите, Аманда, но всё же!

– Какая нелепая сцена, – неожиданно вздохнула барышня. – Как в сентиментальном романе. «О сестра моя! Через горы и леса, по рекам и бездорожью пробиралась я, чтобы спасти тебя от нависшей тебе опасности!»

– Похоже, – засмеялась я, – только так писали ещё в прошлом веке.

– Тем хуже для нас, – улыбнулась в ответ Аманда. – Говорят, для женщины нет ничего хуже, чем отстать от времени.

– Я всегда относила это правило к одежде, – заметила я и только теперь осознала ту неправильность, которую заметила сразу, но так и не успела оценить. Аманда Рофан была одета по дейстрийской моде! И это в Острихе, где женщины законом обязуются носить открытые платья, особенно в домах без вывески со шпагой! Барыш… простите, Аманда, но почему вы в таком костюме?

– Я? – удивилась барышня. – Это ты в странном костюме, Кати! Что побудило тебя одеться в подобный наряд?

– Но, Аманда! – запротестовала я. – Мы же в Острихе! Здесь так все одеваются!

– И даже похуже, – неодобрительно заметила барышня Рофан. – Но здешняя безнравственность не должна…

– Аманда! – взмолилась я. – Разве вы не понимаете? Это Острих! Тут нельзя ходить иначе! Канцелярия крови!..

– Оставим этот разговор, Кати, – решительно перебила барышня. – Я не боюсь ни вампиров, ни канцелярию крови, которая наживается на разжигаемых ими страхах. Я поданная дейстрийской короны и имею право одеваться так, как сочту нужным. И ты, между прочим, тоже.

– Так вы не верите в вампиров, барышня? – поразилась я. – Разве вам не рассказывали?..

– Да, – признала Аманда. Она была всё такой же тоненькой, хрупкой и изящной, как в Дейстрии, всё те же прекрасные глаза, изящные руки, матовая кожа, не знающая румянца. Но куда подевалась её благородная беспомощность! Передо мной сидела девушка, которая, без сомнения, знала, чего хочет и как достигнет желаемого. Подобная метаморфоза пугала и настораживала. Прежняя барышня Рофан проявляла решительность только в тех случаях, когда устремлялась кому-то на помощь. А теперь?..

– Да, мне рассказывали, как ты пропала, – чуть дрогнув, продолжила барышня. – Когда вместо тебя ко мне приехала дядюшкина служанка Пэги и наплела с три короба… Она говорила, что явилось чудовище, о котором ты рассказывала, и утащило тебя, и что это чудовище, уж конечно, заодно с господином Шереном… А потом дядюшка прислал коляску и просил немедленно вернуться.

– И вы вернулись? – уточнила я.

– Разумеется, я не могла отказать дядюшке, – удивилась вопросу Аманда. – Я попросила поехать со мной господина Доринга, чтобы он представлял мои интересы. К тому моменту мы уже решили, что надо потребовать свою долю деньгами, и к тому же доходы за то время, когда дядюшка скрывал от меня наследство.

– И вы потребовали? – не поверила своим ушам я. Не то, чтобы такой шаг казался мне неправильным, но как он не вязался с образом прежней Аманды!

– Нет, – нахмурилась барышня. – Дядюшка встретил меня очень расстроенный, и сказал, что я была совершенно права в отношении жениха, которого он мне предлагал. Это оказался совсем не тот человек, с которым дядюшке хотелось бы породниться. Господин Шерен, как оказалось, сумасшедший, безумец, он притащил с собой какого-то актёра, который представился вампиром и утащил тебя из дядюшкиного дома. Остриец кричал про вампиров, но все слышали, как тот актёр говорил по-острийски, и, к тому же, он размахивал шпагой, а сейчас фехтуют всё больше в Острихе. К тому же служанки – и Мари, и Пэги, и другие рассказывали, как он приставал к ним в коридорах, уговаривая раздеться. Якобы искал следы от укусов вампиров, подумать только! – В голосе барышни сквозило самое сильное возмущение. – Безумец и развратник, к тому же похититель женщин. Дядюшка говорил, его псы не выпускали никого из дома, пока тебя не стало совсем уж бесполезно искать, и в тот же день господина Шерена попросили удалиться, пока дядюшка не поставил в известность власти.

– О… – потянула я, не зная, что и говорить. Мне говорили, что Таспы едва не разорвали сделку с господином Шереном, но мне не приходило в голову, что я была тому причиной. Как, однако, костное сознание так называемых порядочных людей тщится привести мир в соответствие со своими взглядами!

– Дядюшка Тасп был очень сконфужен таким оборотом событий, – как ни в чём ни бывало продолжала свой рассказ барышня. – Мы помирились с ним, и он выдал мне доходы с мельницы, которые мне причитались, но мою долю выкупать не стал. Теперь меня зовут Аманда Тасп-Рофан, и смерть ещё одной – очень дальней, Кати! – тётушки сделала меня до неприличия богатой. Она завещала свои деньги той из племянниц, которая весит не менее семи и не более восьми стоунов,[23]23
  Стоун – дейстрийская мера массы. Один стоун весит около 6 кг.


[Закрыть] и такая одна только и нашлась: я вешу всего семь с половиной стоунов. В другое время завещание могли бы оспорить, согласись, оно достаточно нелепо, но…

– Но на этот раз был не тот случай, – закончила я вместо своей бывшей нанимательницы.

– Именно, – кивнула Аманда, и в этом жесте не было ничего от прежней барышни, пронесшей сквозь все невзгоды и тяготы наивный взгляд не то ребёнка, не то феи из сказки. – Едва закончили с формальностями, как я отпросилась из дома дядюшки и уехала в столицу. Я слышала, там есть агентства частного сыска и, коль скоро я обещала дядюшке не втягивать семью в историю, сообщая полиции о твоей пропаже, я решила обратиться к ним.

– И вы обратились?! – ахнула я, представляя, как наёмные сыщики копаются в подробностях моей жизни, вернее, жизней.

– Разумеется, обратилась! Кати, ты ведь не думала, что я могу бросить тебя в беде! – воскликнула барышня с искренним негодованием, и прежняя наивная девочка на миг промелькнула в чертах новой женщины, сидевшей рядом со мной. – Я обратилась, и в несколько агентств, там обещали помочь, но каждый раз присылали мне через пару дней или через неделю вежливое извинение.

– Понимаю, – кивнула я, догадываясь, что Бюро безопасности позаботилось о том, чтобы пресечь мои поиски, не привлекая излишнего внимания.

– Тогда я разместила объявление в газету, – продолжала барышня, и вскоре мне пришло письмо с вырезанным объявлением. Кто-то начеркал на полях, чтобы я обратилась по указанному адресу, и, мол, тогда смогу получить сведения о тебе.

– И вы обратились, – обречённо констатировала я.

– Конечно!

Мне оставалось только хвататься за голову. Барышня, очевидно, не имела никакого понятия, какие опасности подстерегают девушку, наивно ответившую на письмо незнакомых людей, особенно если эта девушка хороша собой и особенно – если богата. Но судьба была явно благосклонна к Аманде, раз она сидела передо мной целая и невредимая.

– Я пришла по адресу, очень приличное место на Бузинной улице, контора на втором этаже, все приятные и любезные люди. Со мной говорил немолодой господин почтенной наружности, наверняка очень занятый человек: у него в глазах чувствовалась какая-то усталость, и он сказал…

Я вздрогнула.

– У него был квадратный подбородок, а волосы тёмные с редкими нитями седины? – быстро спросила я, повинуясь какому-то наитию. – Высокий рост, не меньше двух ярдов?

– Да… – удивлённо подтвердила Аманда. – А в чём дело, Кати, ты его знаешь? Твой знакомый?

– Нет, – хмуро ответила я. Так, значит, эту игру затеял Бломель. Как мне повезло, право слово, что барышня такая наблюдательная, и заметила выражение глаз «почтенного господина». Повезло… И что ты собираешься делать с этим везением, Ами?

Спросив барышню, когда она обратилась в агентство, и получив ответ, я смогла прикинуть: похоже, Бломель затеял игру, как только потерпел неудачу с Гретой. Хотела бы я знать, чего он добивался!

– Господин Доринг отговаривал меня, – внезапно сообщила барышня, не замечая моего вытянувшего лица. – Он говорил, ему известен твой друг и даже дал понять, что тот освободил тебя из рук Шарена и увёз подальше от К*** и поместья Таспов.

– Ну, да, – подтвердила я, вспоминая, что мы с напарником действительно подкинули нотариусу записочку, где сообщали о своей дальнейшей судьбе. – Разумеется, меня спас мой друг, и мы уехали. Вы простите меня, барышня, что я доставила вам столько хлопот, но, когда мой друг нашёл меня, мы были уже далеко от К*** и…

– В сыскном агентстве не слишком поверили в эту историю, – прервала мои извинения Аманда. – Они сказали, что острийцы увезли тебя, и уж непременно в Острих, и обещали навести там справки.

– Да, но, барышня, я ведь…

– Кати, я же просила! – рассердилась моя самозванная спасительница. Прошу тебя, не барышня – Аманда. Аманда. Неужели так сложно запомнить?!

– Да, Аманда, – покорно кивнула я. – Как скажете.

– Ну, вот, – заканчивала свой рассказ барышня. – Тот господин вызвал меня и сказал, что ты нашлась в курортном городке Остриха недалеко от границы. Дал мне своего человека под видом лакея, и мы приехали сюда. Гуго обещал найти возможность снестись с тобой, да что-то не торопился.

– Вот как, – отметила я. Если почтенный господин был Бломель, то лакей Гуго был его человеком. Наверняка бедолага растерялся, когда хозяин был найден со смертельной раной в груди! Небось теперь искал, кому бы продать свою наивную заказчицу… И я готова поставить своё месячное жалование, что лакей нашёл этого человека, и зовут его Дрон Перте! В этот момент скрипки взвизгнули особенно противно, и музыка стихла.