Текст книги "Напарница"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 47 страниц)

Разумеется, вампир не собирался отпускать меня одну бродить по предрассветным улицам острийской столицы, где гуляющая без сопровождения женщина считалась законной добычей первого же мужчины, который пожелает предъявить на неё свои права. Дав мне отбежать от дома и слегка остыть от негодования, вызванного его очередной шуточкой, вампир догнал меня и весьма бесцеремонно обнял за талию, притягивая к себе. Месяц назад, наверное, я бы замерла от одного прикосновения, с ужасом гадая, какое ещё издевательство вздумает учинить надо мной напарник. Сейчас же я немедленно успокоилась от одного только прикосновения сухих костистых рук к своему телу и откинулась назад, упираясь плечами напарнику в грудь. Запрокинула голову и вгляделась в тёмные глаза, смотревшие на меня с тем же голодным обожанием, что и в первые минуты нашего знакомства.

– Хорошая моя, – нежно произнёс вампир. – Устала?

– Очень, – с готовностью пожаловалась я, разворачиваясь в его объятьях. Не-мёртвый крепче прижал меня к себе и виновато погладил по плечу.

– Потерпи.

– Сколько? – сказала я с горечью, изумившей меня саму.

– Ами, девочка моя, о чём ты? – спросил вампир не столько удивлённым, сколько встревоженным тоном.

– Я спрашиваю, сколько мне ещё терпеть, – так же горько продолжила я. – Неделю? Месяц? Год? Десять лет? Всю жизнь? Конца-края этой работе не видно, и всегда сплошные треволнения. Вечная спешка. А не то ты пропадаешь, и я должна жить под чужой личиной и ждать. И терзаться: а вдруг меня разоблачат, а вдруг с тобой что-нибудь случилось, а вдруг тебе это надоело ещё раньше, чем мне, и ты бросил меня, а вдруг…

– Ш-ш-ш-ш, Ами, не так быстро, – остановил поток моих жалоб вампир и нежно поцеловал мои веки, заставляя тем самым закрыть глаза. Я глубоко вздохнула, останавливая подступающие к горлу слёзы. – Глупенькая, ну, чего тебе волноваться? Я никогда не брошу тебя, мы всегда будем вместе, девочка моя, всегда, всю твою жизнь и всю мою не-жизнь, слово вампира.

– Обманешь… – прошептала я, обвивая шею напарника руками. – Найдутся… соображения. Уйдёшь, даже попрощаться забудешь.

– Не забуду, глупенькая, – засмеялся вампир. – И не уйду. Ну, Ами, хорошая моя, что с тобой, что на тебя сегодня нашло? Неужели этот тип так тебя расстроил?

– Я устала, – прошептала я. – Не могу больше притворяться. Не могу вечно что-то из себя изображать, всегда на виду, всегда рядом чужие. И каждый хочет построить мою жизнь, как ему больше нравится, и всем наплевать, что по этому поводу чувствую я. Паршивая жизнь, Гари, паршивая. Не могу больше, не могу…

– Ш-ш-ш-ш, Ами, дорогая. Ты всё можешь, ты же сильная, девочка моя, ты со всем справишься. Возьми себя в руки, хорошая, успокойся.

– Не могу, – шептала я, не открывая глаза. – Не могу. Не хочу идти дальше, шагу больше не ступлю. Сил моих больше нет… Мне так хорошо здесь, с тобой, и совсем не хочется думать ни о доносах, ни о шифрах, ни об интригах, ни о контрабанде. Пожалуйста, ничего не говори, прошу тебя.

Вампир исполнил эту просьбу, и некоторое время мы действительно молчали, пока, наконец, я не открыла глаза. Напарник с тревогой вглядывался в моё лицо и, поймав мой взгляд, серьёзно произнёс:

– Да, ты в самом деле выглядишь неважно, дорогая. Загорела немного на солнце, но похудела и осунулась больше прежнего, да и тени под глазами тебя не красят. Так в самом деле не может дольше продолжаться. Что же, хорошая моя, давай заключим сделку.

– Моя кровь в обмен на твою свободу, – подсказала я. – Мы с тобой это уже проходили, не так ли? Ты забрал и мою кровь, и свободу, и меня самоё. Что ты ещё хочешь взять? У меня ничего больше не осталось.

– Нет, Ами, – засмеялся вампир. – Не так. Ты возьмёшь себя в руки, моя хорошая, будешь умницей и пойдёшь сейчас к этой почтенной даме, хозяйке Тадье, разыгрывать свою роль. А за это, когда ты сумеешь отвязаться от её забот (это будет нескоро, предупреждаю тебя), мы устроим небольшие каникулы, как у детей в дорогих пансионах. Хочешь, Ами?

– Каникулы? – недоверчиво спросила я, не знавшая ни каникул, ни выходных дней, ни отпуска с десяти лет.

– Именно, моя хорошая, – подтвердил вампир. – Поселимся в своём доме, запрём двери и не будем ни с кем разговаривать. Ну, Ами, соглашайся!

Я тяжело вздохнула.

– Не смешно, Гари. Я слишком хорошо тебя знаю, и будет намного лучше, если ты скажешь мне всю правду. Зачем нам надо ехать в этот проклятый дом, который навязал нам Мастер?

Напарник выглядел раздосадованным.

– Нельзя быть такой умненькой девочкой, – проворчал он. – Я-то надеялся тебя хоть немного порадовать.

– Странные у тебя представлении о радости, – отметила я. – Итак, к делу! Чего ты от меня хочешь?

– Потом скажу. – Напарник сделал страшные глаза. – И, честное слово, от тебя ничего не требуется! Ты будешь отдыхать, никого не изображать, и наслаждаться жизнью.

– Надеюсь, ты не попытаешься приставить меня к прессу? – подозрительно уточнила я. – Честное слово, я совершенно не разобралась в его устройстве, и вряд ли когда-нибудь смогу освоить всю его механику. Или ты собираешься снова уехать, оставив меня одну в этом ужасном доме?

Вампир рассмеялся.

– Нет, Ами, вовсе нет. Ты будешь отдыхать и ровным счётом ничего не делать. И я всё время буду находиться рядом, а, кроме меня, ещё полный штат прислуги, которую нанял Мастер, и тот смешной юноша, инженер, ему выделили комнаты во флигеле. Но ты не будешь с ними встречаться, разве что сама захочешь. Честное слово, Ами, я понимаю, что это не совсем то, о чём ты мечтала, но ты будешь отдыхать, пока тебе самой не надоест. Соглашайся, девочка моя! Ну же!

– А у меня есть выбор? – уныло проворчала я. Напарник немедленно просиял, быстро и болезненно поцеловал меня в щеку и подтолкнул к дверям дома хозяйки Тадье, у которого мы непонятно когда и как успели очутиться.

«Старая Марта», как она сама себя называла, вступилась за меня с со всем пылом своей страстной натуры. Про таких людей в старинных авантюрных романах писали, что у них «горячая кровь» – в противоположность холодной вялой крови людей равнодушных и себялюбивых. Кровь в жилах госпожи Тадье, казалось, кипела и бурлила, толкая её на самую широкую благотворительность. «Старая Марта» не была настолько богата, чтобы помогать деньгами, но в её доме мог найти приют и обиженный, и несчастный, и бездомный, словом, любой нуждающийся в помощи. Как это согласовывалось с вечной нехваткой у доброй женщины денег, оставалось загадкой для всех её многочисленных знакомых. Полагаю, она попросту не платила по счетам, а торговцы предпочитали оставаться в дружеских отношениях с любовницей синдика столичной гильдии городских стрелков (который, кроме того, управлял городскими стрелками по всему Остриху). Даже после того, как прежний синдик подал в отставку, Марта Тадье пользовалась огромным уважением в среде столичных служителей порядка – каждого из которых она знала и в лицо, и по имени, многих из которых поддерживала в неизбежные для каждого человека трудные минуты. Злые языки поговаривали, что хозяйка Тадье была любовницей всей столичной гильдии, но в это не верил никто, даже сами сплетники и их слушатели.

Ещё не закончился день, когда весь город узнал, что у порочного ревнителя серебра на этот раз «не прошёл номер». Его привели в чувство, но, даже пожелай он обвинить меня в том, что я его опоила, ему не удалось бы этого сделать. К Марте приезжала жена пожилого сластолюбца и, рыдая, чуть только не целовала мне руки: теперь она могла развестись с мужем и никто бы ей и слова не сказал поперёк: доказанная супружеская неверность являлась недостаточным основанием для окончательного разрыва, но разразившийся нынче скандал оправдал бы и убийство.

На следующий день – и на всю последующую неделю – только и разговоров было, что обо мне и моей удаче. Всё это время я находилась под бдительным присмотром почтенной женщины, которой моя воспитательница, госпожа Кик не подала бы руки, случись им быть знакомыми. «Старая Марта» оставила меня у себя ночевать, да так и не отпустила домой, сколько я ни убеждала её, что загородный дом нуждается в присмотре хозяйки. Утро начиналось – не в пример госпоже Денье – не раньше, чем я проснусь сама, и Марта настояла, чтобы я, не вставая, дёргала за шнурок звонка, вызывая прислугу. Одна и та же – единственная – пожилая служанка, шаркая ногами, поднималась в мою комнату, вносила кувшин с водой для умывания, а после помогала одеться. В утреннем платье я спускалась вниз, выслушивала мнение хозяйки относительно моих ясных глазок и свежего личика, и приступала к завтраку. Готовила хозяйка Тадье сама, и весьма неохотно, поэтому мне частенько приходилось довольствоваться чаем и сваренным вкрутую яйцом, к которому добавлялись ломтик хлеба и листик салата. Глядя на моё вытянувшееся лицо, «старая Марта» весело смеялась, отправляла меня наверх одеваться, а после, взяв под руку, вела «наносить визиты». Она умела так тонко рассчитывать время нашего появления, что нас непременно приглашали к столу. Некоторые друзья, впрочем, относились к категории «особых», и у них в гостях мы не только не напрашивались в гости, но и категорически отказывались от угощения. Жизнь сделалась ленивой и, в целом, приятной, хотя частенько за обедом я гадала, удастся ли сегодня поужинать. К вечеру, впрочем, в двери обычно стучалась закутанная согбенная фигура, несущая завёрнутый в тёплый платок котелок, от которого исходил аппетитно пахнущий пар. Это «по жребию», как туманно объясняла хозяйка Тадье, заботились о своей благодетельнице простые люди.

Собственного выезда у «старой Марты» не было, как не было и денег, чтобы содержать карету, кучера и лошадей. В Дейстрии женщине её достатка и положения пришлось бы останавливать кэбы или вызывать их к своему дому каждый раз, когда она собралась бы куда-нибудь поехать. В Острихе же никто не видел причины наёмным экипажам колесить весь день по городу в ожидании, когда они кому-нибудь понадобятся. Желающие могли обратиться на биржу и получить коляску с утра до вечера или с вечера до утра, и она будет оставаться в их полном распоряжении весь день (или всю ночь). Услуга стоила не так уж дёшево, и кучерам было строго-настрого запрещено брать посреди улицы «попутчиков». Поэтому хозяйка Тадье с вечера решала, собирается ли она пройтись пешком или с шиком проехаться в роскошной коляске (последнее желание чаще всего возникало в дождливую погоду).

Идиллия, разумеется, закончилась – как это всегда бывает – когда однажды утром госпожа Тадье, в кои-то веки приготовившая приличный завтрак, осторожно поинтересовалась:

– Ивона, милая моя девочка, не хочешь ли ты рассказать про кавалера, который навещает тебя по ночам?

Я испуганно отпрянула, попыталась что-то возразить, но поперхнулась, и была вынуждена покорно терпеть, как «старая Марта» хлопает меня по спине, помогая прокашляться. Едва ко мне вернулся дар речи, хозяйка Тадье приложила палец к губам и попросила:

– Нет, милая, не возражай и не спорь. Ты испугалась, бедняжка, но, поверь, я последняя женщина в столице, которую будет возмущать твой ухажёр, будь он хоть домушник, хоть вампир, хоть трубочист, хоть сумасшедший. Красть у меня нечего, а что касается остального – полагаю, и вампир, и трубочист, и сумасшедший не польстятся старыми костями, такими, как я и моя бедная Клара.

Кларой звали служанку.

– О, Марта, вы невероятно добры, – выдавила я из себя, – но, боюсь, вы напрасно…

– О, Ивона, – передразнила меня добрая женщина. – Мне не шестнадцать лет, как ты пытаешься меня уверить. Неужто ты думаешь, я не заметила, в какие дни ты торопишься поскорее удалиться в спальню вечером? И что именно после этих вечеров ты встаёшь очень поздно, бледная и уставшая, но со счастливой улыбкой на лице? А Клара в такие дни жалуется, что твои волосы спутываются в такой дикий колтун, что на приведение причёски в порядок уходит не меньше четверти часа, а иногда и больше.

– О, – только и сказала я. – Мы и в самом деле были непростительно беспечны.

– Не переживай, моя дорогая, – засмеялась хозяйка Тадье. – Я не выдам ни тебя, ни твоего ухажёра. Кстати, мы могли бы позвать его к вечернему чаю?..

– О, нет, Марта, вы так любезны, но я вынуждена… мне придётся… очень жаль, но…

– Ясно, – оборвала меня добрая женщина. – Кем бы ни был достойный юноша, он не собирается показываться мне на глаза. Я почему-то и не сомневалась.

– Мне, правда, очень жаль! – воскликнула я, чувствуя, что из моих глаз катятся слёзы. Хозяйка Тадье положила руку мне на плечо и протянула платок.

– Не переживай, девочка. Я уж как-нибудь потерплю, и любопытство меня не съест. Твой ухажёр мне нужен был для дела, но, может быть, ты сама ответишь на мой вопрос?

– Какого дела, милостивая хозяйка? – настороженно спросила я. Марта укоризненно погрозила мне пальцем.

– Ай-ай-ай, Ивона! Вот как ты относишься к своим друзьям! Неужели ты так обиделась на мою бесцеремонность? Право слово, если ты скрываешь своего ухажёра – хотя я, убей меня бог, не понимаю, зачем нужно таиться! – старая Марта не проронит ни словечка! Ивона, дорогая, ты могла бы убедиться в том, что я умею хранить тайны.

– Да, милостивая хозяйка, – безучастно ответила я, ничуть не убеждённая этими уговорами. – Но вы говорили о деле.

Марта в отчаянии всплеснула руками.

– Бесстыжая маленькая упрямица, вот ты кто! – упрекнула она меня, но без особого негодования. – У меня очень простое дело к твоему ухажёру, и ты, надеюсь, передашь ему мой вопрос.

– Непременно, милостивая хозяйка, – кивнула я, и Марта только в последнее мгновение удержалась от того, чтобы дать мне подзатыльник.

– Хорошо же, – проворчала она. – Итак, хозяюшка, не будете ли вы столь любезны спросить вашего кавалера, собирается ли он драться за вас на дуэли?

– Он?! – поразилась вопросу я. – Но, Марта, о чём вы говорите!

– О дуэли, – неодобрительно покачала головой добрая женщина. – Я не очень-то их одобряю, но тебе было нанесено оскорбление, и, дорогая, кто-нибудь из мужчин должен вступиться за твою честь.

– Но, Марта!.. – запротестовала совершенно шокированная я. – Вы ведь знаете, что я ничем…

– Я знаю, – прервала меня хозяйка Тадье. – И весь город знает. Однако дело есть дело, и дуэль есть дуэль. Мужчина оскорбил тебя – он должен быть наказан. Хочет ли этим заняться твой кавалер?

– О, Марта… – с сожалением пробормотала я, чувствуя себя определённо героиней старинного романа. Оскорбление, честь, поединок… Всё это было безумно странно, но, надо признать, красиво. Пока не касалось меня самое. – Он, может быть, и хотел бы, но…

– Я понимаю, дорогая, – улыбнулась добрая женщина. – Опекуны – это так неудобно! Послушайся моего совета, и убеди дядюшку передать тебе права на твоё состояние, иначе твой бедный друг так до конца ваших дней будет обречён лазить к тебе тайком в форточку, когда мог бы объявить тебя своей публично. Он ведь не женат, я надеюсь?

– Н-н-нет, – с трудом выдавила я, подавленная неожиданным вмешательством почтенной дамы, и её деловой хваткой, которою предугадать было просто невозможно. – Он… я… словом, всё очень сложно.

– Так я и думала, – суховато подытожила Марта. – Итак, если за тебя не может вступиться твой кавалер, мы предоставим мужчинам самим решать, кто пошлёт старому развратнику вызов.

– Но, Марта, право слово, это вовсе не обязательно… – запротестовала я.

– Это просто необходимо, – внушительно ответила хозяйка Тадье, всем своим видом показывая, что сопротивление бесполезно. – Разумеется, ты ничего не должна об этом знать, и, разумеется, всё время, пока идут переговоры, ты обязана находиться под присмотром. А потому – собирай вещи, девочка! Завтра мы выезжаем!

– Куда? – поразилась я до глубины души. Неужели у старой дамы есть своё загородное поместье?!

– На Туманный остров, – улыбнулась хозяйка Тадье. – Это неподалёку от столицы. Там премилая гостиница специально для таких, как мы, место тихое, и окружено рвом, так что можно гулять хоть до поздней ночи – вампиры нам будут нестрашны!

– Зато комары налетят, – проворчала я, прекрасно зная, что стоячая вода не может служить препятствием для не-мёртвых. Марта весело рассмеялась, будто я невесть как удачно пошутила, и ласково потрепала меня по плечу.

– Такой молоденькой девушке ни к лицу дурное настроение, – наставительно сказала она. – Значит, завтра днём, после обеда, сложим вещи и отправимся на остров.

– Как скажете, Марта, – уныло согласилась я. Опять за меня решают, как мне лучше поступить…

– А, знаешь, она права. – Таковы были первые слова моего напарника этой ночью. Мне оставалось только скрипеть зубами от злости. Даже у него я не могу найти поддержки и сочувствия! – Нет, родная моя, если ты хочешь, чтобы я тебя пожалел – мне не трудно. Однако я совершенно не учёл этого их дурацкого обычая с дуэлями. Хотел бы я быть на месте того идиота… прости, моя хорошая, счастливчика, который прикончит…

– Перестань! – сердито перебила я. – Неужели ты думаешь, мне будет приятно думать, что из-за меня убьют человека?!

– Он знал, чем рискует, – пожал плечами вампир и уселся рядом. – А для нас с тобой невероятно удачно выбранное для дуэли время. Ты даже не представляешь, насколько удачно…

Он блаженно зажмурился, как кошка, перед которой поставили блюдце со сметаной.

– Что ещё? – грубо спросила я.

– Твоя «старая Марта» явно льстила, когда сказала, что по утрам ты встаёшь с блаженной улыбкой, – вместо ответа сухо прокомментировал моё настроение вампир. – Скорее ты просыпаешься с недовольной миной и тут же принимаешься ворчать на бедную Клару, которая, между прочим, ничуть не моложе своей хозяйки.

– Не увиливай от ответа! – потребовала я.

– Дорогая моя девочка, – задушевным тоном, от которого кровь стыла в жилах, ответил вампир. – Позволь напомнить, что я отнюдь не обязан давать тебе отчёт в своих действиях и планах и, коль скоро я несколько раз почтил тебя доверием…

– О! – вырвалось у меня. Напарник, право же, взялся довести меня до белого каления и, признаюсь, преуспел в своём начинании. Он мог бы вывести из терпения даже святого.

– Глупышка, – нежно произнёс вампир. – Хорошо, я намекну. В эту пору в столице Остриха частенько бывает погода, которую называют в нашу честь и, знаешь почему?

– Туман? – предположила я. Напарник кивнул и привлёк меня к себе.

– И-мен-но! Совершенно верно, моя хорошая девочка. Вампирские деньки, как их называют, когда туман укутывает столицу так, что любой не-мёртвый может разгуливать по улицам, совершенно незамеченный.

– И ты придумал для меня новое задание, – обречённо проговорила я, улавливая доказательство своей догадке в азартном блеске глаз своего напарника.

– Нельзя быть такой умненькой девочкой, – проворчал вампир, и я поняла, что угадала.

– Мне совершенно не нравится твоя затея, – возражала я несколько дней спустя. Мы действительно выехали с госпожой Тадье из столицы и поселились в бесконечно милой гостинице на Туманном острове – месте, богатом туманами настолько, что там воздух можно было зачерпывать руками. Кроме нас, там жило ещё несколько молоденьких девушек из хороших семей, которые сразу же признали «старую Марту» своей духовной наставницей, и которым она принялась уделять всё своё время необременённой делами женщины. Я, таким образом, получила некоторую передышку в неусыпном внимании почтенной дамы и, пока она устраивала дневные занятия своих подопечных, могла свободно гулять по острову, не боясь, что моё уединение будет нарушено новоявленными подругами, «наставницей» или прислугой. Кто платил по счетам, оставалось загадкой, но, ко всяком случае, с меня денег не требовали ни тогда, ни после.

– Тебе всё всегда не нравится, – огрызнулся мой напарник. Днём он всегда был не в духе, и особенно он сделался не в духе, когда я отказалась восхищаться его блестящим планом. Но, сказать по чести, мне его план казался довольно-таки тусклым. – И не дерзи, будь добра!

Мне, как и во всех других спорах, оставалось только пожать плечами, за что я тут же была шлёпнута по обнажённой коже – разговор происходил во время переодевания, причём вампир настоял на том, что переодевать меня будет сам, «для большей точности и соответствия образу». Он затянул на мне дешёвый корсет, какой носят служанки в «хороших», но обедневших домах, и оправил ужаснейшую юбку, едва достававшую мне до колен. От колен – уступка приличиям! – шли оборки из старого (но не старинного!) кружева, не скрывающие обнажённых ног. Для «полноты соответствия» мне было не позволено даже надеть чулки, и голые икры диковато смотрелись над деревянными башмаками, в которые мне пришлось обуться.

– Не куксись! – потребовал Беренгарий. – Ты выглядишь точь-в-точь как бедная служанка, которой дали расчёт. Уже не имеешь права скрывать свои ноги, но ещё не привыкла обнажать их полностью.

И он любовно поправил кружево.

– Хорошо тебе говорить… – проворчала я. Наш разговор проходил на берегу, у самого рва, который, естественно, не был никаким препятствием для вампиров. Напарник, злорадно посмеиваясь, рассказывал, что на самом деле гостиница принадлежит пожилой не-мёртвой, которая прячет свой гроб в подвале, и давно уже ни с кем не разговаривает. – Это же не тебе придётся…

– Мне много чего приходилось в жизни, Ами, – оборвал меня напарник, и принялся растрёпывать мои волосы. – И много такого, о чём ты и помыслить не можешь – и слава богу, моя дорогая, – но всё-таки придержи свой язычок, пока я тебя не укусил.

– Не посмеешь, – пробурчала я. Положительно, не только Беренгарий сегодня находился в дурном настроении.

– Укушу, когда вернёшься, – пригрозил напарник. Достав как будто из воздуха гребешок, он начал расчёсывать мои волосы, и на этом все споры прекратились, потому что совершенно невозможно возражать, когда вампир спешно сперва распутывает им же всклоченную шевелюру, а потом заплетает две косички – общепринятую причёску служанок в Острихе. И всё это с обычной для не-мёртвых скоростью и точностью, что, конечно же, даёт прекрасный результат, но весьма незавидные ощущения.

– Хоть целиком съешь, – устало вздохнула я, и напарник, прекрасно улавливающий перемены в моём настроении, оставил причёску в покое – чтобы развернуть меня к себе лицом и заглянуть в глаза.

– Милая ты моя, – проникновенно начал он. Я отвела взгляд.

– Не начинай. Я всё знаю.

– Глупышка! – Вампир поцеловал меня в лоб, а после развернул и снова занялся причёской. – Не переживай, пожалуйста. Всё будет хорошо, и пройдёт так, как надо. Ну, возьми себя в руки!

– Как скажешь, – уныло ответила я. – Но мне всё равно твоя затея не нравится!

– А тебя никто и не спрашивает, – огрызнулся вампир, недовольный таким откликом на его попытку утешить.

Он подвязал косички, так, чтобы они не болтались и «не мешали во время работы», накинул мне на плечи кружевную накидку – такую же старую, как и оборки на платье, и прижал к себе.

– Закрой глаза, хорошая моя, – прошептал он, прижавшись лицом к моей макушке. Я повиновалась, а, когда открыла глаза, уже стояла на улице острийской столицы, окружённая плотным туманом и – совершенно одна.

Оглядевшись – названия домов подсвечивались тусклым в тумане светом фонарей – я увидела, что стою у самой цели своего «путешествия» и решительно взялась за дверной молоток.

– Нищим не подаём! – решительно заявила средних лет женщина, открывшая мне заднюю дверь.

– Я не нищая! – немедленно возмутилась я – для этого мне не приходилось ни капельки притворяться.

– О, конечно, – поддразнила женщина, бывшая, судя по заляпанному соусами и вареньем фартуку, в доме кухаркой. – Ты просто хотела узнать, который час, и не пора ли идти в церковь на молитву.

И хотела захлопнуть дверь, но я поспешно скользнула внутрь дома.

– Я уже была на молитве, почтенная хозяйка! – выпалила я. – И хотела бы узнать насчёт работы.

– Хозяюшка, – поправила меня кухарка. – А насчёт работы – это не ко мне. Сейчас позову экономку, но, знаешь, деточка, на твоём месте я бы ни на что особенно не рассчитывала. Хозяин Шерен человек приличный, и, конечно, не польстится на такого тощенького цыплёнка. А делать ты всё равно больше не умеешь…

– Неправда! – закричала я, покраснев от негодования, и чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. – Кто вам дал право меня оскорблять?!

– Что за шум? – раздался властный голос, и в крошечную «прихожую для низшего класса» – слуг и мелких торговцев – вошла немолодая женщина, с головы до ног одетая в чёрное. Судя по платью, она была из семьи священника. Я присела так низко, как этого требовало её положение. – Это кто такая?

– Почтенная хозяйка, я…

– Цыц! – прикрикнула женщина. – Придержи язык, малышка, когда я захочу услышать твой голос, я тебя спрошу сама. Эльза, ну-ка, отвечай, кого ты пустила в дом, и почему не за работой?

Пока кухарка оправдывалась, я украдкой огляделась. Прихожая была небольшая, как и положено, её назначение было единственно в том, чтобы слуги и прочий сброд снимали грязные башмаки, заходя в дом, а также, чтобы вести переговоры с торговцами в те дни, когда идёт дождь, и ни один человек не согласится добровольно мокнуть на мостовой. Кухни в острийских домах обычно располагались или на улице или в доме, но никак не в подвале; более того, подвалов зачастую, как таковых, не было: не так-то легко выкопать достаточных размеров яму в скале, чтобы поставить на ней дом. Итак, дверь, из-за которой появилась одетая в чёрное женщина, скорее всего, вела в «заднюю часть» первого этажа, где проживали немногочисленные, по сравнению с дейстрискими богатыми домами, слуги, где была кухня или выход в неё, и кладовая. На втором этаже, сколько я знала, разделения на «службы» и господские комнаты не было, и поэтому прислуге приходилось ютиться в страшной тесноте первого этажа. Иногда, впрочем, им отводилось отдельное строеньице во дворе, рядом с кухней и кладовой.

– Что косишь? – перенесла своё внимание на меня «почтенная хозяйка». Думаешь, как бы ограбить? И не надейся! Хозяин Шерен держит стороживых псов, и на ночь спускает с поводка в доме и во дворе!

– Я не воровка! – наконец распрямилась после реверанса я и смело посмотрела в лицо своей обвинительнице. – Я пришла просить работы, но ваша кухарка…

– Цыц! – остановила меня властная дама. – Эльза, ты можешь идти; за пригоревшее мясо вычтут из твоего жалования. А ты, малышка, не дерзи старшим. Я экономка в этом доме, зови меня хозяйкой Лекен, и изволь опускать взгляд, когда я с тобой разговариваю, если не хочешь меня разозлить. Поняла?

– Да, хозяйка Лекен, – послушно опуская взгляд, пробормотала я.

– Так-то лучше, – удовлетворённо произнесла экономка. – Итак, ты пришла просить работы. Полагаю, у тебя найдутся рекомендации?

– Разумеется, почтенная хозяйка, – немедленно ответила я и достала из-за корсажа конверт.

– Разумеется! – фыркнула экономка, выхватывая у меня из рук письмо – подлинное письмо от одной милой дамы на юге Остриха, признающейся в весьма печальных обстоятельствах. – Милая, если бы ты видела столько попрошаек, сколько их вижу я, ты бы не была так уверена ни в чём! Хм… Хозяйка Р*** из В***ского лена![27]27
  В***ский лена – область на юге Остриха.


[Закрыть] Слышала эту фамилию, да… да! Не её ли муж недавно разорился?

– Да, хозяйка Лекен, – пробормотала я, густо покраснев. В Острихе считается, что слуги должны оставаться преданными хозяевам и после расчёта – если, разумеется, они расстались без ссор и недоразумений.

– Надеюсь, не из-за тебя! – хохотнула экономка. – Ну, моя дорогая, тебе не повезло, признаю. Но с кем не бывает?.. Теперь вот решила искать счастья в столице? Почему не ближе, хотелось бы знать? Как добиралась? Небось по рукам пошла, а тут и любовник бросил, решила вернуться к прежним занятиям?

– Неправда! – выкрикнула я, в бессильной ярости сжимая кулаки.

– Ну-ну-ну, – посмеиваясь, протянула экономка. – Если неправда, то зачем так волноваться? Однако же отвечай, милочка, не увиливай!

– Хозяйка Р*** была очень добра к нам, – запинаясь, начала я. – Когда слуг пришлось рассчитать, она продала коляску и лошадей. Всё равно они с мужем не могла содержать два экипажа. Часть этих денег потратила на жалование для нас.

– Это я уже знаю! – отрубила экономка. – а вот что ты делаешь, милочка, так далеко от В***ского лена? Решила за лёгкой судьбой податься?

– Вовсе нет, почтенная хозяйка! – вспыхнув, ответила я. – Но в В***ском лене и без того не было работы… многие хозяева разорились. Слуги без места наполнили весь В***ский лен и два соседних… Денег, данных моей доброй хозяйкой, хватало…

– И ты отправилась на север, – закончила за меня экономка. – Так и надо было говорить, а то развела тут рассказ на неделю! Вот что, милочка, я дам тебе грош, и проваливай-ка по добру-поздорову.

– Но, хозяйка Лекен…

– И не спорь! Нет у нас места, милочка, и не предвидится. И так не знаю, чем своих дармоедов занять, а тут ты на мою голову!

В лицо мне полетела монетка, которую я едва успела поймать, и экономка открыла дверь. Отказываться от серебряных денег в Острихе неосмотрительно – вас могут счесть вампиром, поэтому я покорно приняла подачку и, ссутулившись, направилась к выходу.

– Да, кстати, моя милая, – остановила меня экономка. – Ты не ответила, чем ты занималась в доме доброй хозяйки Р***. Неужто и впрямь развлекала её мужа?..

– Как вы смеете! – Отказ придал мне смелости и я, выпрямившись, прямо посмотрела в глаза злой женщине. – Кто дал вам право так обо мне думать?!

– Тихо! – привычно прикрикнула экономка, но в её голосе уже не было прежней уверенности. – Что же ты прикажешь мне думать, милочка? Ты посмотри на свои руки. Разве они похожи на руки честной девушки?

Вздрогнув, я последовала совету. Да, по моим рукам было отлично видно, как давно меня берегли ото всякой ручной работы. Я даже иголку в руках не держала вот уже несколько лет!

– Хозяйка Р*** была богата и щедра, – тихо, с болью в голосе ответила я. – Она держала меня только затем, чтобы я читала ей вслух. Ей нравилось, как я читаю. Хозяйка Р*** говорила: если занимать слуг разной работой, они будут разрываться, и не сделают ничего.

– Прекрасно! – прервала мои трогательные воспоминания хозяйка Лекен. – И ты надеялась, что хозяину Шерену не спится по ночам, и он тоже мечтает о тощей красавице, которая прочтёт ему сказку ангельским голосочком?

– Неправда! – уже всерьёз разозлилась я. – Я умею работать, я знаю всё, что должна знать служанка в большом доме, и поблажек не просила. Отдайте мне письмо, вы его не читали!

– Держи, злючка! – фыркнула экономка, которая, конечно же, прочла в письме госпожи Р*** все подробности, относительно которых меня выспрашивала: так она проверяла мою искренность. – И позволь тебе доложить, ты выбрала не лучший способ искать друзей. А теперь кыш отсюда!