Текст книги "Напарница"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 47 страниц)

Дрон Перте смутился: ни в Острихе, ни в Дейстрии даме никогда не было нужды брать с собой деньги, отправляясь на прогулку с кавалером, и мои слова не могли не быть поняты юношей как упрёк в полном отсутствии воспитания. Однако он быстро овладел собой.

– Прошу прощения, сударыня, я неверно выразился. Разумеется, я буду счастлив купить вам целебной воды, а также угостить вас чаем с пирожными в кондитерской, если вы окажете мне честь заглянуть в неё на обратной дороге.

Предложение было принято с подобающей случаю благодарностью, но про себя я дала твёрдо решила и впредь не давать этому, по рекомендации госпожи Дентье, «милому юноше» возможности нарушить в моём отношении правила хорошего тона.

Дальнейшая наша прогулка была не лишена известной приятности, которую может доставить общество красивого молодого человека в погожий весенний день. Острих, а в особенности приморские его города, расположен заметно южнее Дейстрии, и сегодня это как никогда ощущалось в воздухе, в уже распустившейся листве и тепле, исходящем от утреннего солнца. Море, прежде виденное мной только на картинках в детских книжках всего два или три раза в жизни, произвело на меня сильнейшее впечатление. Огромное, бескрайнее, я долго подыскивала название цвета, чтобы описать его наилучшим образом, пока невольно не рассмеялась от собственной находки: море было цвета морской волны, и говорить тут больше было нечего. Пройдя по выдающемуся в водную гладь пирсу, я остановилась на самом краю, но вскоре была вынуждена отступить от наползающих на доски волн. Я жадно вглядывалась в даль, туда, где бесконечная синева неба сливалась с бесконечной синевой воды. Море. Дейстрии так и не удалось к тебе пробиться, нам так и не удалось изведать радость от встречи с тобой. Море.

Сын синдика, по всей видимости, понимал моё состояние, поскольку, едва только набережная показалась впереди, он прекратил поддерживать ту пустую светскую беседу, которую мы завели после неприятного разговора о деньгах. Нам повезло: мы почти не встретили отдыхающих, которые обычно прогуливались по этому участку морского берега, любуясь его красотами. Дрон Перте молча сопровождал меня по пирсу, и так же молча тронул за локоть, вынуждая отойти от самого края на более сухое место. Прошло, наверное, не меньше четверти часа, прежде чем я повернула к своему спутнику счастливое лицо и позволила увести себя прочь. О деле мы заговорили только в кондитерской.

– Итак, сударь, – нарушила молчание я, помешивая ложечкой горячий шоколад – невероятно густой, одновременно и горьковатый и приторно-сладкий напиток, который принесли мне по настояниям Дрона Перте. – Вы говорили о деньгах, которые мои друзья просили передать вам. Позвольте в ответ напомнить их просьбу об услуге, которую вы как будто намеревались им оказать.

– Как будто, сударыня? – удивился сын синдика. – Боюсь, вы неверно меня поняли. Я самым твёрдым образом собираюсь выполнить своё обещание и хотел только узнать, когда им удобно будет со мной встретиться. Вы понимаете, о чём я говорю – некоторые адреса, по поводу которых вы просили меня навести справки.

– Почтовые… – вырвалось у меня, я хотела докончить – станции, – но тут Дрон неожиданно прервал меня, накрыв мою руку своей. От изумления я осеклась и не могла выговорить ни слова, никогда прежде ни один мужчина – я имею в виду из живых людей с тёплой кровью – не допускал в отношении меня подобного выражения симпатии, столь же приятного, сколь и вопиюще дерзкого, ведь я не давала оснований…

Дрон же, добившись молчания, как ни в чём не бывало, подхватил мои слова, многозначительно покачивая головой:

– Почтовые переводы, сударыня? – спросил он, незаметно для чужих глаз поглаживая пальцами мою руку. От этого, казалось бы, незатейливого жеста мне стало совершенно не по себе, и я закусила губу. Мужские пальцы были горячими, сильными, и их прикосновение ничуть не походило на прикосновение ледяной костистой руки вампира. Дрон Перте снисходительно мне улыбнулся, вгоняя в ещё большее смущение. – Нет, боюсь, они меня не устроят. Я предпочёл бы получить банковские билеты любого острийского банка от поверенного ваших друзей.

Поняв свою оплошность, я молча кивнула и попыталась высвободить руку, однако сын синдика не дал мне такой возможности. Несколько мгновений я тщетно напрягалась, при этом стараясь не привлечь к нам постороннего внимания, потом сдалась. Тотчас же Дрон Перте, прощально сжав пальцы, отнял руку.

Я взяла чашку с шоколадом и сделала глоток, скрывая за ним смущение.

– Как скажете, сударь, – не сразу сумела произнести я. Улыбка сына синдика сделалась и вовсе оскорбительной, и я постаралась всем своим видом выразить своё негодование. Наглые заигрывания Дрона Перте заслуживали самой суровой отповеди и, не заметив ни малейших признаков раскаяния, я решилась высказаться вслух. – И, пожалуйста, сударь, впредь воздержитесь от подобных… – я не сразу нашла нужное слово, – от подобных поползновений в мой адрес.

– Поползновений, сударыня? – удивлённо поднял брови сын синдика. – Я готов покорнейше извиниться перед вами, если что-либо в моём поведении вызвало ваше неодобрение, однако, поверьте, сам я не вижу ни малейших причин для возмущения.

Я покачала головой, дивясь его наглости и сопутствующему ей успеху. Возражать было нечего, а за упрёк в недопустимо дерзком прикосновении справедливо бы последовал упрёк в недопустимой болтливости, ведь именно то самое прикосновение, по поводу которого я так возмущалась, помешало мне произнести лишнее.

– Итак, сударыня, позвольте мне вернуться к прежней теме нашего разговора. Госпожа Дентье говорила о бессоннице, которая, увы, грозит подточить ваше здоровье и пагубно сказаться на вашей внешности. Мне хотелось бы выразить надежду, что, по крайней мере, этой ночью вам удастся вкусить все прелести сна. Это было бы неудивительно после нашей с вами долгой прогулки.

Задохнувшись от возмущения, я всё же нашла в себе силы кивнуть в знак согласия. Сын синдика, по всей видимости, только что весьма тонко прошёлся по моей внешности, а я не имела никакой возможности призвать наглеца к ответу. Вместе с тем он явственно намекал на день и час встречи, и мне оставалось только молча ждать, когда господин информатор соизволит высказаться определённее.

– Вместе с тем, я осмелюсь высказать дерзкую надежду, – продолжал Дрон Перте, взяв мою руку в свои и с видом полнейшего почтения поднося её к губам, – что череда пленительных снов с вашим участием вроде того, который посетил меня позапрошлой и в особенности прошлой ночью, не прекратится. Ах, сударыня! – патетически воскликнул сын синдика. – Если бы человек мог бы сам решать, когда и кому он явится во сне, с каким жаром я умолял бы вас навестить меня хотя бы следующей ночью!

– Следующей, сударь? – попыталась улыбнуться я, но губы мои дрожали. На один миг меня сковал ледяной страх, будто Дрону Перте известно о тесных узах, сковывающих меня с не-мёрвыми, которые, как известно, обладают властью являться во сне тем, с кем перед тем днём встретились глазами. Однако я быстро сообразила, что речь идёт о дате будущей встречи. – Почему не этой?

Дрон вернул мне улыбку.

– Потому что, милая барышня, в Острихе дворянин не каждую ночь может провести во сне. Итак – мы договорились, вы приснитесь мне следующей ночью! Учтите, сударыня, я намерен уснуть ровно в полночь.

Я почувствовала, как горячая краска заливает щёки, и смущённо отвела взгляд. Дрон Перте, наконец, прикоснулся к моей руке губами – они были мягкие, тёплые и неожиданно нежные и нисколько не утишали моего смущения.

– Я сделаю всё, от меня зависящее, сударь, – выдавила я фальшиво игривым тоном, и Дрон Перте театральным жестом прижал мою руку к своему сердцу.

– В таком случае я буду надеяться увидеть вас в том же милом домике, где вы приснились мне вчера, – подмигнул он. Я, едва живая от мучительной неловкости, могла только в очередной раз кивком подтвердить готовность быть приятной своему кавалеру.

– Прекрасно, сударыня! – заверил меня сын синдика и, к моему облегчению, выпустил мою руку. – Теперь позвольте говорить начистоту.

Гадая, что может последовать за таким вступлением, я выразила желание выслушать всё, что Дрон Перте сочтёт нужным мне сообщить.

– Думается, – с суховатой важностью начал сын синдика, – что мне стоит пролить свет на обстоятельства нашего с вами знакомства, ибо вы, как приезжая, не знающая обстоятельств здешней жизни, и как юная особа, лишённая благотворного влияния близких людей, особенно нуждаетесь в добром совете.

Такое начало ошеломило меня ещё больше, и я смогла лишь невнятно пробормотать слова благодарности за его доброту.

– Ивона, – совсем уж интимно обратился ко мне Дрон Перте, наклоняясь через стол. – Моя матушка давно подыскивает мне невесту, однако во всём Острихе не найдётся девушки, готовой выйти за меня замуж, а матушка всё же не так жестока, чтобы сосватать мне вдову с тремя подбородками. – Он мимолётно улыбнулся, и я, не удержавшись, хихикнула в ответ на эту незамысловатую шуточку. – Я беден, отец мой получает недурное жалование, но после его смерти денег едва хватит, чтобы матушка могла вести привычный образ жизни, ни в чём себе не отказывая. Родовые имения наши давно проданы, а к банковскому делу душа моя не лежит, меж тем жизнь, которую я веду, наводит всех на печальные мысли о мотовстве.

– Дрон, – невольно в тон ему отвечала я, – помилуйте, к чему вы всё это мне рассказываете? Разумеется, меня весьма удручают все эти обстоятельства, но…

– Матушка мечтает найти мне невесту из отдыхающих здесь дейстриек, и вы, с вашим состоянием, кажетесь ей вполне подходящей кандидатурой, – продолжил свою речь сын синдика.

– Я?! – вырвалось у меня восклицание. Несмотря на то, что сказанное Дроном Перте подтверждало мои собственные догадки, нельзя не признать, что откровенное признание меня ошеломило. – Но я ведь не…

– Вот именно, – холодно оборвал сын синдика мой бессвязный лепет. – Я совершенно не планирую женитьбу на ближайшие годы, однако в угоду матери вынужден буду за вами приударить. Надеюсь, вы правильно поймёте моё поведение, и между нами не будет никаких недоразумений.

Каюсь, я с трудом сдержалась от того, чтобы не выкинуть что-нибудь предосудительное, например, не плеснуть в наглую физиономию собеседника полуостывшим шоколадом. Мне было в равной степени неприятно выслушивать как то, что меня считают дурочкой, готовой пойти за мота и бездельника, так и то, что самому моту представляется возможным играть моими чувствами и жертвовать моим спокойствием в угоду матери. Однако, подумав, я оценила то своеобразное благородство, с которым Дрон Перте раскрыл свои планы, тем более, заблуждение окружающих давало нам без помех договариваться о будущих встречах.

– Однако, – с неожиданной вкрадчивостью проговорил сын синдика, вновь беря меня за руку, – всё сказанное вовсе не означает, что я не почёл бы за великую честь снискать вашу благосклонность… – Он расчётливо умолк, одарив меня недвусмысленным взглядом и поглаживая мою руку своими аристократическими пальцами.

Несколько мгновений я в немом изумлении вглядывалась в лицо собеседника, ожидая найти в нём какое-либо извинение его невозможной дерзости, а после вырвала руку с такой силой, что опрокинула чашку шоколада, и он пролился на колени незадачливого соблазнителя. Это, к моему облегчению, заставило сына синдика изменить выражение лица и, пока вокруг нас суетились слуги, он молча сверлил меня самым негодующим взглядом, какие я вообще видела за всю свою жизнь.

– Знаешь, Ами, – говорил мне напарник, когда мы в назначенный день – точнее, назначенную ночь, разумеется, – направлялись к месту встречи с информатором, – я готов согласиться с тобой – всё это слишком подозрительно. Сведения будто бы подлинные, но мне не нравится этот человек, и как он заигрывает с тобой – тоже.

Его слова меня поразили: вот уж не думала, что напарник вслух выскажет своё неодобрение по такому, мягко говоря, личному вопросу. Он, разумеется, всегда смеялся над моим желанием вступить в брак, но чтобы негодовать по поводу чьих бы то ни было ухаживаний…

Я вспомнила горячие пальцы Дрона Перте, его пожатие, и закусила губу. К счастью, проводив меня до дома госпожи Дентье, он откланялся, на прощание включив меня в число приглашённых на званный обед в доме синдика. Наверное, он так и не простил мне испачканный костюм, а, может, поторопился приударить за другой приезжей барышней из Дейстрии – госпожа Дентье говорила мне вечером, что девушка живёт чуть ли не на другом краю города, так богата, что провезла через границу лакея и владеет какой-то доходной недвижимостью на севере нашей родины. Словом, невеста хоть куда, на такой не стыдно жениться промотавшемуся авантюристу.

– Я рад твоему настроению, милая моя девочка, – пробормотал вампир. – Сын синдика желает обрести над тобой власть, и заигрывает именно с этой целью. Его откровенность насчёт намерений матери была очень ловким ходом: теперь ты из вежливости не будешь уклоняться от его любезностей, а там, кто знает?..

– Прекрати, – оскорбилась я. В тоне вампира слышалось нечто новое для меня, и это нечто не сулило ничего приятного в будущем. Напарник кивнул то ли моим, то ли своим мыслям, и, остановившись, развернул меня к себе, больно сжав мои плечи.

– Во всяком случае, Ивона, я тебе напомню – хладнокровие и послушание, вот что будет теперь твоим девизом.

– Нет никакой нужды в этом напоминании, – ответила я, но эти слова прозвучали неестественно даже для меня. Сын синдика нисколько не занимал мои мысли и, уж конечно, я не собиралась ни выходить за него замуж, ни поддаваться его вульгарным заигрываниям. Но, пожалуй, я не отказалась бы от ещё одного пожатия или взгляда, который он мне подарил в самом начале разговора.

– Вот об этом я и говорил, – ворчливо произнёс напарник и втолкнул меня в дверь. По счастью, дом, где проходили наши с Дроном встречи, никто не додумался снабдить рябиной в чердачном окне, и вампиру не составило труда снова пробраться внутрь – теперь уже не дожидаясь моего зова.

Дрон Перте ждал меня в комнате и, при моём появлении, демонстративно посмотрел на свисающие с пояса часы.

– Вы не слишком-то пунктуальны, сударыня, – холодно произнёс он, поднимаясь с кресла и делая шаг навстречу мне.

– Моя наставница, – отвечала я, покорно позволяя избавить себя от плаща и усадить в кресло, – всегда говорила мне, что барышне ни к чему являться на встречу вовремя: тогда кавалеры совсем перестанут её ценить.

Я не добавила, что госпожа Кик после этой сентенции указывала на разницу между продавщицей в шляпной лавке и девушкой из хорошей фамилии и выталкивала меня на улицу задолго до необходимого времени.

– У вашей наставницы старомодные представления, – отозвался Дрон Перте. – Сегодня барышням следует являться на встречи минута в минуту – тогда кавалеры будут уважать их за пунктуальность.

– Я постараюсь учесть вашу мысль, сударь, однако сложно отказаться от старых привычек.

Сын синдика неодобрительно покачал головой, а я задумалась, каким образом мот и повеса может быть настолько пунктуальным, и даже проповедовать это качество для окружающих. Ясно, что Дрон Перте, известный синдику городских стрелков, известный своей матери, госпоже Перте, известный госпоже Дентье и всем тем барышням, не желающим вступать с ним в брачный союз, имеет мало отношения к тому человеку, который убил троих на площади Трёх свечей и который продавал нам своих бывших – бывших ли? – товарищей-контрабандистов. Однако кто же он на самом деле – вот вопрос, на который мне необходимо знать ответ.

– Я надеюсь, сударыня, вы достаточно выспались прошлой ночью, чтобы не торопиться этой как можно скорее оказаться дома в своей постели? – прервал задумчивое молчание сын синдика. Я невольно покраснела от дерзости подобного вопроса, и в первое мгновение смогла только покачать головой. Слава Богу, выспаться мне удалось, и госпожа Дентье вчера долго мне хвалила целебную силу морского воздуха, однако всякие упоминания постели звучали у Дрона Перте как-то вопиюще безнравственно.

– Я не предполагала сегодня задержаться сколько-нибудь дольше, чем в прошлую нашу встречу, сударь, – после недолгого размышления проговорила я. – Даже, пожалуй, рассчитывала управиться с делами быстрее, ведь сегодня нам не нужно обмениваться паролем и тратить время на недомолвки.

– Вы прямо подходите к вопросу, сударыня, – ответил Дрон Перте. – Но, может быть, вы согласитесь отведать фруктов или выпить вина?

Я покачала головой.

– В таком случае, сударыня – вот бумаги, которые вы просили. Здесь все адреса и имена людей, которые этим занимаются. Рассчитываю получить не меньше двухсот марок за всё, учтите это. Но, пожалуй, триста меня устроили бы больше.

Я не ответила, с жадностью разбирая документы. За адреса я обещала всего сто пятьдесят, и теперь следовало решить, подразумевают ли адреса имена людей или, быть может – нужны ли имена людей, если будут адреса, по которым несложно через полицию навести справки. Другими словами – стоит ли тратить на Дрона Перте гигантскую сумму в триста марок.

Напарник читал бумаги – моими глазами, как и в прошлый раз, – невероятно долго, то и дело заставляя меня вернуться к уже отложенным и время от времени досадливо хмыкая. Несколько раз нас прерывал Дрон Перте, которому непременно надо было узнать, от чего у барышни так сильно болит голова во время работы, и это, разумеется, не облегчало моей задачи. Как я смогла понять, адреса оставались адресами – названия провинций, краёв, деревень и номера домов, а имена оставались именами – они мало что говорили мне, да и напарник не узнал ничего такого, что изменило бы его представление о контрабандистах. Сведения, по всей видимости, вполне надёжные и добротные, и почему бы не отдать за них запрошенную сумму?

«Сто шестьдесят, от силы сто семьдесят пять марок, – процедил мой напарник. – И предупреди, пожалуйста, что не будешь с ним больше встречаться, пока эти сведения не пройдут тщательную проверку».

«Ты спятил! – ахнула я. – Куда я смогу спрятаться от него, когда госпожа Дентье и госпожа Перте нас так старательно сводят?!»

«Откажись под любым предлогом, Ами. Он мне не нравится».

«Но… – замялась я. – Послушай, проверка может занять недели и даже месяцы».

«Вот именно» – довольно ответил напарник.

«Да, но за это время Дрон может передумать!»

«Вот уже и «Дрон», – желчно ответил вампир. – Нет, уж поверь мне, никуда он от нас не денется. Мне не нравится скорость, с которой ты проматываешь деньги и, поверь, в бюро нас тоже не поймут».

Эта мысль меня несколько отрезвила: в самом деле, та быстрота, с которой сын синдика принёс нам новую порцию бесценных сведений, настораживала, ведь за это время он никуда не отлучался и сложно представить, чтобы он успел снестись с кем-то письмом за каких-то двое суток – если этот кто-то не ждал неподалёку, разумеется.

– Сударыня! – в который раз воззвал ко мне Дрон Перте и, не слушая моих возражений, наполнил бокал красным вином. – Вам дурно, не отрицайте. Выпейте вина, станет легче.

Я уже было поднесла бокал ко рту, когда в голове раздался протестующий вопль напарника. От неожиданности моя рука разжалась, и бокал полетел на пол, где и разбился, превратившись в залитые вином сверкающие осколки.

– Вы определённо плохо себя чувствуете, – произнёс сын синдика, однако, к моему удивлению, отошёл к своему креслу. Я массировала виски: крик вампира снова явился причиной жесточайшей головной боли.

«Там снотворное, Ами, я тебя заверяю, он подсыпал туда снотворного!» – мысленно выкрикнул напарник, и я удивилась его горячности. Поведение Дрона Перте в некотором роде доказывало заявление вампира: вряд ли сын синдика отказался бы от возможности оказать помощь даме, будь она предложена с чистым сердцем. Да и к тому же я как будто не видела, чтобы Дрон Перте пил вино сам.

– Прошу вас, сударь, не повторять больше таких шуток, – тихо произнесла я, отпихивая ногой осколки. И получила ещё одно доказательство правоты вампира в склонённой голове собеседника. – Вы получите сто пятьдесят марок, сударь, как мы с вами и договаривались, из них я сейчас отдам вам половину в качестве задатка.

– Сударыня! – возмущённо привстал мой информатор.

– Вы должны понимать, сударь, – спокойно продолжала я, – поспешность, с которой вы предложили следующую свою услугу, и самый характер предоставленных вами сведений побуждает нас к осторожности. Я не могу дать вам больше семидесяти пяти марок до того, как мои друзья проверят эти данные.

– Вы, кажется, считаете меня лжецом, сударыня? – произнёс Дрон Перте так тихо и грозно, что, не охраняй меня в темноте вампир, моя кровь застыла в жилах.

– Вовсе нет, – живо возразила я, – но мои друзья не имели счастья познакомиться с вами так же близко и могут не понять причин моей искренней симпатии к вам, равно как и моего доверия.

Дрон Перте криво усмехнулся, принимая упрёк в свой адрес. Я уж было совсем расслабилась и решила, что дела, кажется, идут на лад, как сын синдика поднялся с кресла и медленно потянул шпагу из ножен.

– Как мы с вами сошлись во время нашей прошлой встречи, сударыня, вас до смешного легко ограбить. Мне нужны триста марок немедленно, а не по частям, и я намерен добыть их у вас.

– Вы не сделаете этого, – твёрдо произнесла я, не чувствуя, впрочем, такой уверенности. Разумеется, напарник рядом и всегда может меня спасти, да только вот очень больно ранил этот холодный взгляд сына синдика: я словно была препятствием на пути к намеченной цели, препятствием, через которое он собирался хладнокровно перешагнуть.

– Могу я поинтересоваться, сударыня, кто или что может мне помешать осуществить моё намерение? – сухо проговорил он, однако полностью шпагу так и не извлёк.

– Быть может, ваша совесть и честь благородного человека? – предположила я, постепенно всё больше и больше раздражаясь от нелепости этого фарса. Если бы я серьёзно верила в грозившую мне опасность, я, разумеется, переживала бы другие, более сильные чувства, однако же я верила скорее в своего напарника и поэтому могла испытывать только глухую досаду от неизменной театральности острийца. – Вы знаете, на моей родине никто не кичится так, как у вас, своим дворянским званием, и никто не провозглашает столь трепетного отношения к слабому полу, но дейстрийский дворянин скорее умрёт с голоду, чем попросит денег у дамы, и даже последний бродяга не будет грабить женщину с оружием в руках.

Последний пассаж не больно-то соответствовал истине, для пущей правдивости мне следовало добавить – не будет грабить женщину, когда можно ограбить мужчину – или признаться, что бандиты Дейстрии считают возможным запугать женщину парой крепких словечек и тем простым фактом, что и без оружия мужчина намного сильнее женщины. Однако маленькое приукрашение действительности, которое я себе позволила, возымело необходимое воздействие – Дрон Перте дёрнулся, как будто я его ударила по лицу, убрал руку от эфеса шпаги и отошёл от меня к окну.

Не зная, что сказать или сделать, я выложила на стол обещанные семьдесят пять марок и один серебряный грош сверху, и убрала бумаги в свою сумку. Наступившая тишина действовала на нервы, и слышно было, как под полом противно скребётся мышь.

– Хотел бы я знать, – нарушил молчание Дрон Перте, – кто тот мужчина, который заставил вас принять этот образ жизни, что вы храните верность ему и его интересам? Ваша стойкость, ваша храбрость непостижимы для женщины, любая бы предпочла отдать мне деньги, но спасти свою шкуру. Кто же тот мужчина, ради которого вы терпите моё общество?

Его тон вроде бы и не требовал немедленного ответа, но я не могла не возмутиться столь гнусным намёкам. Предположение, будто в моей жизни был мужчина, которому я была бы столь предана, бросало на меня чудовищную тень, ведь женщина может так сильно доверять лишь отцу, брату, мужу или любовнику, а у меня не было родных. Увы, сын синдика отверг все мои возражения.

– Я знаю, в Дейстрии вы не привыкли признаваться в самых естественных вещах, однако ваше, сударыня, бесстрашие и удачливость в ночных прогулках ясно доказывают на наличие сопровождающего и, может быть даже, не одного. Одинокая женщина будет похищена уже через четверть часа после того, как выйдет из дома после наступления темноты, уж поверьте мне, сударыня.

– Я поражена, сударь, – отозвалась я с ледяной вежливостью. Пожалуй, просьбу напарника не видеться с этим человеком будет не так уж тяжело выполнить! – Сначала вы приписываете мне нарушение морали ради одного человека, а потом заявляете, будто за мной ходит целая толпа! Вам не кажется, что это чересчур – даже в Острихе?

Дрон Перте неожиданно рассмеялся.

– Не кажется, сударыня, – ответил он прежним своим – живым и весёлым – тоном. – У хорошенькой женщины может быть сколько угодно поклонников, и она способна дарить благосклонность как одному, так и нескольким кавалерам. Однако, из уважения к вашим предрассудкам, выскажу предположение, что ваш, назовём его покровителем, мог нанять отряд людей, которые защищали его сокровище от ночных опасностей. В самом деле, не могли же вы надеяться, что вас защитит всего только один человек – после той сцены, которая разыгралась той ночью на площади.

Возмущённая, я вскочила на ноги.

– Сударь, вы перешли всякие границы в своих отвратительных предположениях! Если вы и дальше намерены поддерживать со мной знакомство, извольте удержаться как от грубой лести, так и от гнусных намёков! Если вас настолько интересуют подробности моей жизни – отвечу сейчас, чтобы не оставалось недоразумений – я никому не дарила, не дарю и дарить не собираюсь то, что вы называете «благосклонностью» и надеюсь впредь быть избавленной от всех подобных инсинуаций!

Увы, мой порыв не так уж сильно смутил сына синдика, как мне бы хотелось. Он только рассмеялся в ответ и сравнил меня с каким-то хищным животным из южных краёв – я совершенно не разбираюсь в естествознании – даже которое, по его словам, не могло бы накинуться на него с тем же жаром.

– Однако, сударыня, будь по-вашему, – проговорил Дрон Перте, мимо меня подходя к столу и забирая деньги. – Я позволю себе откланяться и предоставить вас судьбе – или тому человеку, которого в вашей жизни нет, не было и не будет, как вы мне любезно растолковали. Надеюсь ещё не раз иметь счастье беседовать с вами как ночью, так и в дневные часы.

Он поклонился, не делая попытки пожать мне на прощание руку, и покинул комнату, а я со вздохом опустилась в кресло, чувствуя себя непонятно от чего не столько рассерженной, сколько разочарованной и подавленной.

– Мне не нравится этот человек, Ами, не нравится! – твердил вампир на пути к дому госпожи Дентье. Он взял с собой бутылку вина и даже смочил в луже на полу платок, чтобы позже отослать это всё в бюро как подтверждение преступных замыслов господина Перте. – Зачем ему тебя усыплять? Зачем ему с тобой заигрывать? Зачем ты ему вообще понадобилась?! Не спорь со мной! – воскликнул напарник, хотя я и не думала возражать. – Он мерзавец, этот Дрон Перте, он положил на тебя глаз, но, адом клянусь, ты ему не достанешься!

Вампир схватил меня за плечи и больно встряхнул, не желая, по-видимому, умерять свою силу, а после неожиданно прижал к себе, да так, что я едва не задохнулась.

– Прости, – вскоре виновато произнёс напарник. Когда говорят о людях, выражение «чуть не задохнуться» применяется фигурально, но вампир и впрямь мог сдавить меня до потери сознания или перелома рёбер. Когда он разжал свою хватку, у меня как раз темнело в глазах и подгибались ноги.

– Прости, – повторил не-мёртвый и, сдёрнув с меня капюшон, растрепал мне причёску под жалобный звон выпавших на мостовую шпилек. – Одним словом, подлец он, твой Дрон Перте. Скажись больной и с ним не общайся.

Выполнить приказ напарника было не так-то просто, потому что наутро госпожа Дентье продолжила выражать бурную радость от самого факта присутствия в городе сына своей драгоценной подруги и расписывать бесчисленные удовольствия, которые меня ожидали в будущем. Сразу же после завтрака за мной зашёл Дрон Перте – любезный, улыбающийся и готовый развлекать меня всеми способами, допустимыми в светской жизни Остриха. На свете, я думаю, не существует таких слов – по крайней мере, мне они неизвестны – которые помогли бы мне отделаться от предложенной прогулки в открытом экипаже. Напрасно я твердила о нарушении приличий – в Острихе это не считалось неприличным. Напрасно заверяла всех в плохом самочувствии – это только подстёгивало моих мучителей. Понимая, что ещё немного – и меня выведут на прогулку силой, я была принуждена покориться неизбежности и с обещанием тут же вернуться поднялась к себе переодеваться. Я с огромным удовольствием улизнула бы, воспользовавшись предоставленной отсрочкой, да только госпожа Дентье предусмотрительно послала ко мне служанку помочь одеться.

– Вы, как будто не расположены сегодня кататься? – вежливо осведомился Дрон Перте, когда мы выехали из города, причём за четверть часа до этого я была едва ли не насильно водворена в его кабриолет.

– Да, сударь, не расположена, – холодно отрезала я. – Вам следовало прислушаться к моим словам и оставить меня в покое!

– Э, – махнул рукой сын синдика. – В такой день грешно сидеть взаперти! Полюбуйтесь, какая красота вокруг! Какой простор! Какой воздух!

День и впрямь был хорош, хорош был и окружающий нас пейзаж: тёплый и одновременно чуть прохладный утренний воздух, широкая долина, по-весеннему радостно окрашенная в нежно-зелёный цвет, ярко-синее небо над головой, высокие горы, виднеющиеся на горизонте… Однако присутствие рядом Дрона Перте словно затмевало солнечный свет, и убивало во мне всякую способность радоваться.

– Куда вы меня везёте? – спросила я, вдоволь налюбовавшись окрестностями. Дрон Перте уверенно правил серой в яблоках лошадью, и его кабриолет весело катился по петляющей по долине грунтовой дороге. Сколько хватало глаз, вокруг не было другого человеческого житья, кроме только что покинутого нами города.

– Куда глаза глядят, – беспечно ответил сын синдика и подхлестнул свою лошадь.

– Это не ответ, – заметила я и замолчала, отвернувшись от спутника и зябко кутаясь в тонкую шаль, купленную в первые дни после приезда: несмотря на тепло, исходящее от солнца, бьющий в лицо ветер заставлял ёжиться от холода. При этом я не могла не заметить, что мой спутник ничего подобного не чувствовал. Впрочем, мужской костюм в Острихе больше защищает от простуды, чем женский: сын синдика, к примеру, носил белоснежную рубашку, малиновый жилет и ярко-жёлтый камзол. Всё это смотрелось по меркам Дейстрии на грани вульгарности, если не сказать хуже, но вполне мило в Острихе. Однако, на мой взгляд, главная несправедливость была в том, что у меня – в согласии с местным обычаем – мёрзли почти что обнажённые плечи. Я с завистью поглядывала на гораздо более тепло одетого спутника. Вот мой напарник, к примеру, обязательно бы снял камзол и накинул бы мне на плечи. Этому человеку тоже стоило бы так сделать – прохлада и отсутствие чужих глаз слегка притупили моё чувство приличия – к тому же Дрон великолепно бы смотрелся без камзола, он ведь прекрасно сложен, гораздо лучше, чем мой напарник, глядя на которого думаешь, что человеческая кровь не больно-то и питательна.