Текст книги "Чистая душа"
Автор книги: Мирсай Амир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 41 страниц)
Из школы Сании не захотелось возвращаться домой, решила зайти в городской Совет. Она добросовестно выполняла обязанности депутата, и в городском Совете ее любили.
Газиз Баязитов при встрече всегда приговаривал! «Какая понадобится помощь – обязательно заходи ко мне». И Сания частенько заходила к нему по делам, связанным с заявлениями и жалобами избирателей. И председатель никогда не отказывал ей в помощи.
Так было раньше. А что ожидает ее сейчас?
Баязитов встретил ее, как всегда, приветливо.
– Добро пожаловать, родная Сания, заходите! Как ваша маленькая? Растет? Крепко вас держит?
Сания поняла этот вопрос Баязитова в буквальном смысле и улыбнулась.
– Если схватит палец, ни за что не оторвешься, сразу рев поднимет…
– Я так и думал: нашу депутатку, видно, маленькая крепко держит. И на минутку даже не может зайти… Ведь давненько мы с вами не встречались?
Сания покраснела.
– Давненько, Газиз-абый. Сама чувствую, что нехорошо. Хочется узнать, не накопились ли дела по моему округу.
– Дел, моя милая, невпроворот!
Он рассказал, что многие депутаты уехали на фронт и товарищи, оставшиеся здесь, берут на себя депутатские обязанности уехавших, проверяют, как живут семьи красноармейцев, в чем нуждаются, на что жалуются.
– Вот сейчас перед нами еще одно важное дело. В наш город прибывает большая партия эвакуированных. Целый пароход! Надо выяснить, какие у нас возможности для размещения их. Вам, Сания, придется начать с этого.
– А у кого квартира попросторнее, у того можно освободить комнату?
– По законам военного времени мы имеем право административным путем уплотнять жильцов. Но это мероприятие надо провести тактично, как подобает настоящим советским людям, и сделать все, чтобы принимали прибывших на добровольных началах, как гостей.
Сания поняла, что хотел сказать Баязитов.
– Да, – сказала она, – мы их встретим как своих. Нельзя смотреть на них как на пришельцев. Думаю, что они не почувствуют этого, Газиз-абый. Я завтра же обойду своих избирателей, узнаю, сколько человек они могут принять у себя…
8От Баязитова Сания вернулась домой. На кухне дымилась картошка, шумел примус, из комнаты доносился детский плач.
Сания убавила огонь на примусе и поспешила к ребенку. Ольга Дмитриевна перепеленывала Розочку.
– Ой, Ольга Дмитриевна, задержалась я, – сказала Сания. – Извините, сколько хлопот вам доставила! Дайте теперь я сама…
– Ничего, бывает. – Ольга Дмитриевна, как всегда, была ровной. – Не пригорела бы картошка! – вспомнила она и ушла на кухню.
Ребенок жадно прильнул к груди матери.
– Сердечко мое, как проголодалась!
С салфеткой в руке пришла из кухни Ольга Дмитриевна.
– Проголодалась девочка! Смотри-ка, даже голоса не подает.
– А где Хасан?
– Вышел поиграть. Его я покормила. Вот и обед поспел. Хотя картошка пригорела, ничего, можно есть. Идемте.
За едой женщины разговорились. Сания рассказала о школьных делах, о посещении Баязитова.
– Теперь мне редко удастся бывать дома. Завтра надо будет договориться, чтобы Розочку взяли в ясли. Дома мне оставить некого. Насчет вас, Ольга Дмитриевна…
Ольга Дмитриевна прервала ее:
– Когда я найду своих земляков, возможно, поеду к ним… А пока прошу вас, если хотите, чтобы мне было хорошо, считайте меня полноправным членом своей семьи…
– С удовольствием, Ольга Дмитриевна.
– И как вы считаете: если бы на моем месте была ваша сестра или мать, вы приняли бы их помощь в домашней работе, в уходе за детьми?
– Это, конечно, так.
– Так вот – спокойно выходите на работу. Знаю, что теперь у вас дел будет много. Не беспокойтесь о доме и о Розочке. Будете приходить покормить ее, об остальном я буду заботиться…
– Ольга Дмитриевна…
– Поймите, Сания, сейчас у меня, кроме вас, нет никого близких. В эти дни я не учительница и не жена секретаря райкома, а простая домохозяйка. И, как договорились, член вашей семьи.
Предложение Ольги Дмитриевны временно разрешило трудный вопрос. Сания была ей искренне благодарна.
Положив в люльку сладко спавшую Розочку, она подошла к окну. Заходило солнце. По противоположной стороне улицы шли женщины. Некоторые встречали возвращающихся коров, другие устало брели с полевых работ. Среди них Сания узнала нескольких своих избирательниц и вспомнила о поручении Баязитова.
Обойти избирателей и поговорить о размещении эва куированных Сания рассчитывала завтра. Однако, увидев возвращавшихся с поля женщин, она подумала, что днем, возможно, дома многих не окажется. И Сания решила, что надо успеть повидать работающих в колхозе сегодня же. Она стала тут же собираться. Надо было составить форму заявления.
«В городской Совет депутатов трудящихся. От гражданки… проживающей по улице…» – записала Сания на листке бумаги.
Хорошо. А дальше о чем писать? Говорить ли о патриотических побуждениях или по-деловому изложить основную мысль? Ведь от имени кого пишется?
Сания, словно вспомнив что-то, вдруг встрепенулась, лицо ее оживилось. Она вписала адрес своего дома там, где были обозначены точки.
«…от Ибрагимовой Сании Саматовны…»
И больше она не задумывалась над тем, как ей написать.
«Учитывая, что к нам приезжают люди из тех районов, где идет война, и что им негде жить, считаю своим долгом протянуть руку братской помощи соотечественникам, оставшимся временно в тяжелом положении: могу освободить одну из трех своих комнат…»
Сания задумалась. Одну из трех? А что делать тем, кто имеет две комнаты?
И написала еще, что вторую комнату она предоставила Ольге Дмитриевне, но, если это нужно, готова освободить и ее – все они будут жить в одной комнате.
Покончив с заявлением, Сания позвала Ольгу Дмитриевну и сказала, о чем думает побеседовать со своими избирателями.
– В таком случае, конечно, лучше самой показать пример, – сказала она и прочитала Ольге Дмитриевне только что написанное заявление. – Как вы считаете?
Ольга Дмитриевна затруднилась ответить.
– Хозяйка квартиры вы, Сания Саматовна, – сказала она, – вы и решайте.
– Но ведь мы же согласились, что вы будете членом нашей семьи.
Ольга Дмитриевна ласково улыбнулась:
– Что мне вам сказать, хорошая моя Сания?
– Уместимся в одной комнате? Не поссоримся?
– Все будет хорошо!
Сания решила сперва обойти живущих в домах коммунального хозяйства – их было удобнее собрать для беседы. С проживающими в собственных домах было труднее – с ними придется толковать поодиночке.
Будучи депутатом, она не раз устраивала собрания жильцов коммунальных квартир. Приходилось каждый раз объявлять за день вперед, а перед собранием посылать специального человека для оповещения. Даже и в этом случае приходили не все: кто еще не покушал, кто собрался в баню, кто не управился со скотиной… Словом, проходило не меньше часа, пока соберется народ.
«Если в мирное время было так, – подумала Сания, – то теперь будет еще труднее: ведь многие ходят работать в колхоз, устают, недосыпают».
Но вышло не так, как ожидала Сания.
Женщина-управдом давно знала Санию.
– Все будет в порядке, – сказала она, – быстренько соберем.
Не прошло и пяти минут, как стали подходить женщины.
Было видно, что появление депутата заинтересовало хозяек, – им хотелось услышать что-то новое, бодрящее, что хоть немного подняло бы настроение. Но никто из собравшихся не торопился задавать вопросы.
У Сании потеплело на душе. Перед ней сидели женщины разных возрастов. Но даже и самые старшие из них вот уже четверть века живут в Советской стране! А большинство их принадлежит тому поколению, которое вообще росло в советское время. Были тут и такие, которые учились и окончили школу у Сании. Говорить с ними будет нетрудно, эти поймут.
Конечно, ничего нового о положении на фронте она сообщить не могла. Только объяснила известное, как понимала и чувствовала сама. Но слушали ее внимательно.
Предложение приютить у себя эвакуированных было принято без возражений. По-деловому стали обсуждать, кто и сколько человек может взять…
Когда попросила слова Хусна, Сания несколько насторожилась, Это была женщина шумливая, невоздержанная на язык, во всем она видела только отрицательные стороны.
Но и Хусна на этот раз заговорила по-другому:
– Когда есть несчастные люди, потерявшие свой кров, как им не помочь? Стыдно отказать!
И Хусна тут же сказала, что согласна устроить у себя трех-четырех человек, а если нужно, то и больше.
– Очень хорошо! – похвалила ее Сания. – Напишите заявление.
– И напишу, за этим дело не станет, – махнула она рукой. – Но вот что хочется еще сказать товарищу депутату: хотя мы простые домохозяйки, но пусть не принимают за совершенно темных. Вот сказали, что надо помогать колхозу. И мы пошли. Не хотели, а все же пошли. И будем ходить, что в силах – будем делать. Не такое время, чтобы отказаться. Только нам почаще бы, как сегодня, объясняли и хорошенько рассказывали о положении. А то кто чего только не наплетет! Находятся такие, которые говорят, что немец подходит к Казани. Говорят, что и на Каму упала бомба. Вот так, Сания, если почаще будешь приходить к нам, все будет хорошо…
Разве она не придет? Конечно, придет!..
10Пообещав своим избирателям прийти снова, Сания направилась домой. Настроение у нее поднялось. Как хорошо бывает после задушевного разговора с людьми…
Уже спустилась темнота, хотя время было еще не позднее.
Сания шла вдоль дощатого забора, когда до ее слуха донесся плач ребенка. Она невольно остановилась, вспомнив о своей Розочке. Навстречу шла женщина с ведрами на коромысле. Знакомым голосом окликнула:
– Здравствуйте, Сания-апа!
– Не Фания ли это? – спросила Сания, вглядываясь. – Вы как тут оказались?
– Да вот наш дом.
В городе многие жили в собственных домах.
Поговорив с Фанией, подумала: «Надо бы завтра побывать в этих домах – посмотреть, как живут».
– Как ваша Розочка? – спросила Фания.
– Растет, спасибо. А как ваш?
– Очень уж ревун. Слышите, ревет…
В это время из-за забора послышался пронзительный женский голос:
– Невестка, с кем там точишь лясы?
– Меня кличут, – заторопилась Фания, – пойду.
– Погоди, дай и я зайду посмотрю твоего мальчишку.
За воротами низким, приглушенным басом залаяла собака. И, стараясь перекрыть собаку, снова закричала женщина:
– Где пропала, невестка? Не слышишь? Ребенок от крика надорвался!
Фания, видимо, стесняясь постороннего человека, сдержанно ответила:
– Сама говоришь, мама, что ребенок без плача не растет, что же прикажешь делать?
Свекровь по ее голосу поняла, что она не одна, и прикрикнула на собаку: «Но, Черноух!» Затем, изменив голос, спросила:
– Кто там с тобой?
Сания узнала ее по голосу: это была Хадича, бойкая на язык женщина.
– Это я, Хадича-апа, – сказала Сания, – ваш депутат из горсовета. Зашла узнать, как поживаете. Здравствуйте.
– Пожалуйства, милости просим.
– Не сердитесь, что пришла не вовремя, Хадича-апа, если прийти засветло, не знаешь, будете дома или нет. Думала: зайти или нет? Но тут встретила Фанию и решила зайти. Только сейчас узнала, что Фания ваша невестка…
– Милости просим, – повторила Хадича. – Невестка, да иди ты, забери скорей ребенка! Ведь горло сорвал.
Сания продолжала:
– Давно хотела посмотреть вашего ребенка, ведь мы в одно время с Фанией рожали. Крепкий голос. Ничего не скажешь, голос мальчика. Покажи-ка мне крикуна.
– Есть уж что показывать, – проворчала Хадича, – ведь весь обмарался…
– Чего не бывает с детьми, Хадича-апа! – И, увидев ребенка, похвалила его – Попра-а-авился! Тьфу, не сглазить бы! Очень славный ребенок…
Фания завернула его в одеяльце и села кормить.
– Смотри, как жадно сосет, – отметила Сания.
– Слава тебе господи, хоть ревет, а поправляется, – добавила Хадича.
Потом Сания спросила об отце ребенка и, узнав, что он жив, здоров и часто шлет с фронта весточки, порадовалась с женщинами. Пожалела про себя, что все еще нет писем от Камиля. И снова перешла к расспросам о житье-бытье.
Хадича обстоятельно отвечала на ее расспросы, однако, чувствуя, что депутатка явилась неспроста, держалась настороженно.
11Жалкой выглядела здесь Фания.
Недавно еще она была школьницей, обучавшейся у Сании. На таких, как она, делали ставку – считали счастливым молодым поколением, которому открыты все пути.
Правда, многие оправдали надежды. А вот она, Фания, оказалась смирной, безвольной невесткой, живущей в кабале у злой свекрови, как бывало в старое время. Если бы захотела, могла бы жить по-другому, но она даже не желает этого. Конечно, она любит своего Салиха. Из любви к нему не хочет портить отношения с его матерью. И продолжает тянуть лямку, подчиняясь капризам старухи. Нигде не работает, только по дому. Ладно, сейчас не время упрекать ее за это. Мать, кормит ребенка. Но ведь у нее и свекровь еще крепкая, могла бы справиться с домашней работой и за ребенком присмотреть. Да ведь у Хадичи есть и дочь, взрослая девушка. Говорят, она ходит помогать колхозу. Это хорошо, но по вечерам и она дома. Что же они тут втроем делают? Как живут?
Обо всем этом осторожно выспрашивала Сания, а старуха скупо отвечала. Оказалось, что, когда сын был дома и работал шофером, сколотил довольно крепкое хозяйство. Во дворе у них породистая молочная корова, теленок, свинья, много кур. Около дома огород. Все трое, оказывается, живут только этим, все силы, все заботы отданы хозяйству.
Сания пожалела, что ее ученица жила в этом замкнутом мирке, вне общественных интересов. Значит, дело воспитания таких, как Фания, еще придется продолжать.
Сания оглядела квартиру. Три комнаты, кухня, еще какая-то темная комната, вроде чулана, большие сени… Что ж, живут не в тесноте!
И прежде чем перейти к главному вопросу, Сания спросила, напоминая, что она не только гостья, но и представитель власти:
– Как, Фания, не нужна ли вам помощь от горсовета? Не стесняйтесь обращаться в городской Совет, ведь вы – жена фронтовика.
Свекровь, державшаяся настороже, не замедлила ответить вместо невестки:
– Спасибо, милочка Сания, в такое тяжелое время не годится беспокоить Совет просьбами о помощи.
– Почему не годится?
Хадича все в том же холодном тоне сказала:
– Уж постараемся как-нибудь выкрутиться. Хорошо, если сам Совет не попросит у нас помощи.
Санию словно укололи иголкой: она выпрямилась, лицо ее помрачнело, брови нахмурились. Точно говоря: «Не ослышалась ли я?» – она удивленно посмотрела в глаза Хадичи. Та густо покраснела под ее укоряющим взглядом и стала оправдываться:
– Что? Разве я что-нибудь не так сказала?
– Нехорошее слово вы сказали, Хадича-апа! – промолвила Сания, незаметно для себя переходя с ней на «вы». – Очень нехорошее слово. Ваше ли это слово? Нет, наверно. Так не может говорить мать, проводившая на священную войну своего сына!
– Ай, алла-а-а! Да что же я такого сказала? Ведь я…
Сания уже не слушала ее:
– Что плохого, Хадича-апа, если наше правительство попросит помощи у народа? У кого же еще оно будет просить? Да еще в такое трудное время… Мы сами должны предложить ему нашу помощь, не ожидая просьб. И почему же не попросить? Имеет право просить. У нас правительство не буржуев, а народное…
Все более горячась, Сания задела и Фанию.
– И тебе должно быть стыдно, Фания! Ты ведь училась в советской школе и должна понимать, что такое Советская власть! Плохо, что ты живешь, не признавая никого, кроме своей свекрови, своей коровы, своих кур.
Поначалу Сания старалась взвешивать свои слова, чтобы не задеть Хадичу, а теперь ей было трудно сдерживать себя. С каждым словом она сильнее ощущала свою правоту, от этого говорила смелее и тверже.
Хадича больше не оправдывалась. Она только во все глаза смотрела на гостью. И Сания, выговорившись, вдруг смягчилась. Уже спокойно она сказала о том, зачем пришла сюда. Только со следами упрека в голосе добавила:
– Об этом с вами и говорить неловко. Если вы заранее мне говорите, чтобы Совет не попросил у вас помощи…
И Хадича поняла, что еще может оправдаться. Она вздохнула и сразу стала добросердечной.
– Не говори так, Сания родная! Если что я сказала по темноте нашей не так, не думай, что мы враги какие, Коли нужно, возьмите и вселите к нам, места хватит. Если время такое… Ну-ка, невестка, – сказала она уж совсем приветливо, – вскипяти-ка быстренько самовар. За чаем все и обдумаем.
– Сейчас, мама! – Фания начала укладывать в люльку заснувшего ребенка.
Но Сания отказалась от чая и, попрощавшись, сказала:
– Решайте без меня, сколько человек можете принять, а завтра сообщите городскому Совету. Я думаю, одну комнату вы можете освободить.
Сания вспомнила, что ей тоже нужно кормить дочь, – набухшие груди напоминали об этом.
Торопясь домой по уже совсем потемневшей улице, Сания довольно улыбалась: дело сдвинулось с места!
12Не успела позвонить, как услышала шаги Хасана, стремительно сбегавшего по лестнице.
«Чему мальчик обрадовался?» – тревожно подумала она.
– Мама, это ты?
«И голос звучит по-другому… Что-нибудь случилось».
Хасан распахнул дверь.
– Что с тобой? – спросила Сания. – Есть письмо от отца?
– Ну, мама! Хотел тебя обрадовать, а ты уже знаешь откуда-то…
– По твоим шагам узнала, сынок.
Они торопливо поднялись по лестнице на второй этаж, Ольга Дмитриевна подала ей дочку. Казалось, даже Розочка улыбалась ей навстречу.
– Рада, сердечко мое? – прижала ее к груди Сания. – От папы письмо пришло, да? Дайте! Где оно?
– Вот! – Хасан протянул матери сложенное треугольником письмо. – Пишет: «Идем в бой».
– В бой? – Лицо Сании стало строгим. – Ты уже успел прочитать?
– Ведь не заклеено, как же не прочитать? – оправдывался мальчик.
Прижав к себе Розочку, Сания развернула письмо.
«Сания, моя дорогая! Тебе, любимому сынишке Хасану и нашей маленькой Розочке горячий привет от меня. Вот наконец я попал туда, где мне следует быть. Я на фронте. Зачислен в пулеметную роту. Положением своим вполне доволен. Впереди большие дела. Готовимся идти в бой, сегодня нас направляют на передовую. За меня не беспокойся, Сания. Пожелай, чтобы мы быстрей разгромили врага, вот и все. Как твое здоровье? Как дети?
Передай привет всем, кто спросит обо мне. Фуат тоже где-то здесь. Ехали в одном эшелоне, издали видел, но больше не встречал.
Пока до свидания. Желаю всем здоровья, жду письма. Целую вас всех! Камиль».
В конце письма был указан номер полевой почты, рядом зачеркнуто какое-то слово. Вероятно, название какого-нибудь города или района. Должно быть, цензура зачеркнула.
Сания еще раз перечитала письмо.
«Готовимся идти в бой… Сегодня нас направляют на передовую…»
«Будь только живым и здоровым», – мысленно пожелала она.
А Розочка, уже насытившись, с молоком на губках, глядела на мать и улыбалась. На этот раз мать не ответила ей улыбкой. Чистая детская радость как бы усилила ее душевную боль, ей трудно было удержать слезы. Но перед сыном и Ольгой Дмитриевной Сания не хотела показывать тяжесть своих переживаний. Низко наклонившись, она поцеловала дочку в лобик и стала третий раз перечитывать письмо с далекого фронта.
Ольга Дмитриевна поняла ее чувства.
– Вы счастливая, Сания! – сказала она, чтобы как-то ее утешить. – Теперь вы будете переписываться.
Хасан, видимо, тоже почувствовал настроение матери и попытался по-своему успокоить ее.
– Раз пулеметчик, то это очень даже хорошо, – бодро сказал он. – К пулеметчику немец близко не подойдет.
В передней послышался звонок. Хасан побежал открывать. Сания опустила ребенка на кровать и поправила кофточку.
Пришла Фардана.
Она, как всегда, была ровной и благодушной. Со всеми поздоровалась, даже Розочку не забыла.
– Молодец девчонка! – похвалила она, пощекотав ее шейку. – Плевать ей на наши горести! Вон как она славно смеется! Что ей война! Эх, с удовольствием бы стала снова ребенком, честное слово!
– Ты и так все ребячишься, Фардана, – улыбнулась Сания. – Ни о чем не тужишь.
– Нет, Сания, всякое бывает. Иной раз и я от тоски не нахожу себе места. Вот пришла к тебе поделиться: мой благоверный-то опередил твоего умника. Вот почитай! – Она достала из рукава сложенное треугольником письмо. – От Фуата.
Сания, в свою очередь, показала только что полученное письмо.
– От Камиля?
– От кого же еще!
– Вот радость! Что пишет?
– Кое-что и о твоем Фуате пишет.
– Не может быть! А почему же Фуат о нем ничего не пишет? Ну-ка, дай сюда.
Сания протянула Фардане письмо Камиля.
– А твой Фуат что пишет?
– Да ну его! Все хнычет, по обыкновению. На, почитай!
13Действительно, письмо Фуата от начала до конца было заполнено жалобами.
«…Не прошло трех месяцев, как я уехал из дома, – писал он, – а пережито столько тяжелого, что не хватит и пяти лет, чтобы рассказать об этом. А худшее еще впереди. Не знаю, удастся ли унести целой голову из этого пекла. Голове много ли нужно? Достаточно осколка с горошину. А эти горошины тут так и жужжат, как пчелы. Чего только не придумают люди, чтобы убивать друг друга! На каждом шагу Азраил витает над нами. Все же ты не торопись вычеркивать меня из жизни. Если даже долго не будет писем, не радуйся, что избавилась от меня. Может быть, еще суждено нам снова встретиться. Видимо, на пользу мне солдатская каша, – как назло, прошли все мои болезни. Оказался здоровым человеком, пригодным для этого пекла. Видимо, так уж предопределено мне судьбой…»
Сания уже раскаивалась в том, что стала читать это письмо. Ей стало неловко, точно перед раздетым мужчиной.
Она быстренько глянула в конец письма: номер почты у Фуата был почти тот же, что и у Камиля. Очевидно, они были где-то рядом. А это что за фраза: «Привет из страны Бюек суганнар»? Как это понять?
– Вот это письмо! – воскликнула Фардана, прочитав письмо Камиля, – Душа радуется! Ох, видно, вся моя жизнь пройдет вот так – все буду завидовать чужим женам, Сания!
– Зачем так говорить, Фардана!
– Ты читала письмо Фуата, разве сама не видишь? Всю жизнь он такой.
– А что значат слова в его письме: «Привет из страны Бюек суганнар»? Может, я неправильно прочла?
– Этого я и сама не понимаю. «Из страны Великих луковиц». Уж не издевка ли тут какая?
В самом деле, что могут значить эти слова? Если бы не Ольга Дмитриевна, «страна Великих луковиц» так и осталась бы для всех загадкой.
– Не Великие ли Луки? – сказала Ольга Дмитриевна удивленно.
И Сания сразу поняла смысл загадки Фуата, Значит, они около Великих Лук? Чтобы не вычеркнула цензура, Фуат попытался обозначить по-татарски свое местопребывание.
– Значит, они воюют в наших краях, – сказала Ольга Дмитриевна. Ей сразу как-то стало приятно. Казалось, между ней и Санией зародилась какая-то близкая до родственности общность. – Значит, Сания Саматовна, ваш муженек в наших местах. Может быть, ходит там, где ходила и я?
Три женщины задушевно разговорились. Благодаря Фардане разговор шел в полушутливом тоне. Все старались уйти от тревожных и горьких дум. Дети спали. Наконец Фардана ушла домой. И Ольга Дмитриевна, пожелав Сании спокойной ночи, улеглась в своей кровати.
Но Сания долго не могла заснуть. В ее голове теснились тяжелые мысли, вызванные словами Камиля: «Готовимся идти в бой». А тут еще письмо Фуата! «…Эти горошины тут жужжат, как пчелы…» Ну что за человек этот Фуат! Не надо было читать его письмо!..
Сания снова достала письмо Камиля. Не торопясь, слово за словом, перечитала его еще раз. И ей стало легче.
«Действительно, плохо иметь такого мужа, как Фуат, – подумала она про себя. – Для этого нужно иметь характер Фарданы. Но даже и она не выдержала сегодня! Неужели, мол, всю жизнь буду завидовать чужим женам?.. – Грудь Сании переполнилась нежностью к Камилю. – Где ты, сердце мое? Что ты делаешь в эту минуту?..»
За окном чернела ночь. Но Сании не хотелось спать. Она достала бумагу и села писать письмо на фронт.
