Текст книги "Чистая душа"

Автор книги: Мирсай Амир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 41 страниц)

13

Как попал к Баязитову этот злосчастный шарф?

Перед тем как отправить на фронт собранные у населения города теплые вещи, их пересчитывали. Это дело было поручено товарищам, работающим в аппарате горисполкома. Секретарша Баязитова Раиса Лазаревна также участвовала в этом деле. Среди множества различных вещей ей особенно приглянулся этот шарф. Она была из тех женщин, кто не может равнодушно смотреть на красивые вещи.

– Ах, какая чудесная, тонкая работа!

Взяв шарф в руки, она долго восхищалась им, как восхищаются произведением искусства. Она прикладывала его к щекам, к шее и с сожалением положила в общую кучу. Редкостный шарф исчез с глаз, но Раиса Лазаревна уже не могла его забыть. В ее голове вдруг мелькнула мысль: «Эх, где бы найти такой шарф и подарить Газизу Закировичу!» Именно в эти дни Баязитову стукнуло сорок лет, и Раиса Лазаревна по этому случаю искала для него подарок.

«Если бы найти такой шарф!» – повторяла она мысленно.

И эта мысль очень быстро подсказала ей решение. По мнению Раисы Лазаревны, это было маленькое и безгрешное желание. «Шарф можно обменять, – подумала она, – для фронтовика какое значение может иметь тонкость и красота отделки шарфа? Новый он будет или немного подержанный – не все ли равно?» Шарф мужа Раисы тоже хорош. Фабричная работа, но из отличной шерсти, правда, немного поношен, но вовсе не плох…

И Раиса Лазаревна, не долго думая, осуществила свое решение.

Таким образом шарф попал в ее руки. Теперь Раиса Лазаревна ждала удобного момента, чтобы подарить его Газизу Закировичу. Баязитов, конечно, не спросит, откуда этот шарф. Только он не любит принимать приношения от своих подчиненных, Раиса Лазаревна это хорошо знала. Поэтому она преподнесла свой дорогой подарок не самому Баязитову, а передала его жене.

– Газиз Закирович у нас очень щепетильный человек, – сказала она. – И верно, человеку на его месте нельзя быть иным. Но поймите, Гульниса Галимовна, я ведь от чистого сердца. Передайте ему сами мой подарок. Это ему очень хорошо от простуды.

Жена Баязитова была женщиной доверчивой. Она не отказала в просьбе Раисе Лазаревне.

– Отклонить подарок, который дают от чистого сердца, – значит обидеть человека, – сказала она мужу.

И Раиса Лазаревна, увидев на следующий день на шее Баязитова подаренный ею шарф, была очень довольна.

14

Сам Баязитов, конечно, и не подозревал, что у этого шарфа была столь длинная и сложная история. И когда Башкирцев сказал: «Расскажите, что случилось», – Баязитов не растерялся. Пока тянулось заседание, он успел оценить свое положение и сделать выводы.

– Я виноват, товарищи, что принял этот подарок. Я не знал, что он взят из вещей, которые должны быть отправлены на фронт. Даже в голову не пришло, что такое случиться может! – И он рассказал, как получил шарф из рук жены, сообщив также, от кого он был передан.

Баязитов умолк. Все молчали.

– Но это меня не оправдывает. Я должен был знать, – добавил Баязитов, – и если об этом говорят в народе, мне простым возвращением шарфа положение не исправить. Чтобы исправить положение, мне нужно идти на фронт – это будет самый лучший выход. Надеюсь, партия мне это разрешит.

В кабинете некоторое время царила тишина. Наконец Башкирцев встал.

– Да-а-а-а, – протянул он. – Товарищ Баязитов, по-моему, правильно сознает это. Шарф сам по себе пустяковая вещь. Но ведь это не просто шарф, а подарок для фронта. Дело связано с самыми святыми чувствами народа. А что касается просьбы отправить его на фронт, этот вопрос может решить только обком.

15

Шел четвертый час ночи. Пожимаясь от декабрьского мороза, члены бюро выходили на темную, пустую улицу. Последним вышел Башкирцев. Только ему и в этот час не удалось уйти. Вдогонку послышался голос дежурного:

– Товарищ Башкирцев, вас к телефону.

Башкирцев вернулся.

В трубке послышался знакомый грубоватый голос:

– Петр Тихонович?

– Да, слушаю.

– Что делаешь в такое время? Почему не спишь? Вон, слышу, петухи у вас поют.

– Товарищ Чурин?

– Он самый. Видно, дел много? Не успеваешь?

– Хватает, Заки Салимович.

– А как завод?

– О каком заводе спрашиваете?

– Новый. Точных механизмов.

– Прибывшие цехи пущены в ход. Ждем остальных. Здание готово. И люди найдутся.

– Это хорошо.

Эти вопросы, конечно, были не главные. Башкирцев знал обыкновение Чурина поговорить о том о сем.

– Вот что, Петр Тихонович, извини, пожалуйста, что ночью беспокою. У вас заготовлено мясо для Казани. Не отправлено оно?

– Заки Салимович, я ведь теперь в горкоме работаю, а не в райкоме.

– А-а, в самом деле, я совсем забыл об этом. Ладно. Давно ли ушел из райкома? Ты, должно быть, знаком с этим делом?

– Насколько знаю, мясо на этих днях должны были отправить. В колхозах мобилизовали двести подвод… Подождите, я позвоню в райком, сейчас все выясним… Нет, и там не спят… Вы из Казани говорите? Из своего кабинета?.. Сейчас выясню и доложу.

Заместитель председателя Совета Народных Комиссаров Закир Салимович Чурин звонил из Казани, из своего кабинета. Около него сидел директор завода точных механизмов Аркадий Андреевич Губернаторов.

Глава восьмая
ДОРОЖНЫЕ МУКИ

1

Последний эшелон с заводским оборудованием прибыл в Казань до конца навигации. Однако сразу перегрузиться с железной дороги на воду не было возможности – не хватало барж.

Когда Аркадий Андреевич Губернаторов подъезжал к Казани, на Волге уже появилось «сало» – по воде плыла ледовая кашица. Это означало конец навигации.

У Аркадия Андреевича сразу упало настроение. Он принялся отчитывать Карпова за то, что тот не требовал баржи более решительно. Но не в этом было дело. В эти дни к председателю Совнаркома приходило множество людей, и каждый что-то доказывал и требовал. Карпов присоединился к этим просителям: «Нам надо скорее в Ялантау, чтобы начать выпуск военной продукции. Если не дадите барж, навигация кончится и мы застрянем здесь». Чувствуя большую ответственность, он не стеснялся и говорил резко. Но у председателя Совнаркома твердый порядок.

– Вашему заводу уже выделена баржа, – сказал он. – Ялантау недалеко, дня через два баржа вернется. Иначе не можем.

И чтобы успокоить, добавил:

– Еще есть время, ваше положение не такое страшное.

Даже если бы Аркадий Андреевич сам был здесь, больших результатов и он не добился бы.

Неожиданно ударили холода – и река замерзла. Заводское оборудование, отправленное с последним эшелоном, не дождавшись возвращения баржи, осталось лежать на берегу Волги. Водный путь оборвался, а санный еще не установился.

Аркадию Андреевичу хотелось скорее уехать в Ялантау и проверить, в каком состоянии находится оборудование завода, отправленное в первую и вторую очередь. Но это желание осуществить не удалось: грузовая машина вскоре по выходе из города завязла в снегу и была вынуждена вернуться обратно. Оставалась связь по телефону. Сообщение Башкирцева о том, что цехи завода, прибывшие в Ялантау, неплохо устроены, его не успокоило. Наоборот, беспокойство усиливалось оттого, что последний эшелон застрял надолго. Директор сердился. Ему казалось, что, если бы местные власти вовремя оказали помощь, все было бы по-другому. Но после разговора с председателем Совнаркома стало ясно, что председатель сделал все, что было в его возможностях, обвинять было некого.

В один из дней ожидания поездки в Ялантау Губернаторов встретил своего старого знакомого, директора смежного завода, связанного по производственной линии с заводом точных механизмов.

– Аркадий Андреевич! – обрадовался тот. – А мы потеряли вас из виду.

– Не мудрено! – сказал Аркадий Андреевич. – Одна часть моего завода в Ялантау, другая – здесь, на берегу. На открытом воздухе. Транспорт режет, Ведь железной дороги туда нет. Не проедут ни машина, ни телега, ни сани.

– Отлично, Аркадий Андреевич, вы нам тут очень нужны. Пока установится дорога, вы могли бы выполнить наши срочные заказы. Давайте пойдем к председателю Совнаркома вместе. Если удастся найти какой-нибудь сарай или склад да обеспечить вас током…

И они вместе пошли к председателю Совнаркома.

В итоге станки завода точных механизмов были установлены в одном из складов на товарной пристани и через несколько дней пущены в ход. Изготовление необходимых деталей началось.

Но это положение было временным. Аркадий Андреевич продолжал искать способы отправки оборудования в Ялантау.

2

Входя в кабинет Чурина, Аркадий Андреевич про себя подумал: «Если уж сам председатель Совнаркома ничего сделать не мог, что же может сделать его заместитель?..» И, даже увидев крупную, энергичную его фигуру, Губернаторов не хотел обманывать себя большими надеждами.

Голос Чурина соответствовал его фигуре: металлически твердый и ясный бас. Чурин говорил по-русски с характерным татарским акцентом, но, как показалось Аркадию Андреевичу, это нисколько не мешало ему объясняться и даже как бы скрашивало его речь.

Сразу же начался деловой разговор.

– Понимаю ваше состояние, – сказал Чурин, – но думаю, и вы понимаете наше положение. Сейчас выясним…

Чурин взялся за трубку.

– Соедините с Ялантау… Башкирцева дайте мне.

Закончив телефонный разговор, повернулся к Аркадию Андреевичу;

– Нашелся выход. На днях к нам из Ялантау придут двести возов с мясом. Погрузите что можно на эти подводы – и отправитесь. Лучшей возможности не будет.

– Спасибо, Заки Салимович! – обрадовался директор. – Лучшего мы и не ждали.

– Сейчас вам нужно готовить людей в дорогу. Знаете, какая у нас зима! В московских пальто ехать нельзя.

– Да, об этом надо будет подумать. Ведь у нас есть женщины с детьми.

Чурин написал записку какому-то председателю артели и кстати посоветовал взять в дорогу несколько ящиков водки.

Когда обоз пришел в Казань, лошади выглядели обессиленными. Овса им давали по мерке, а ведь они прошли длинную дорогу. Сани также не были приспособлены для таких тяжелых грузов, как станки. Вдобавок обозники в один голос говорили, что дорога плоха – вся в рытвинах и ухабах. Пришлось разобрать станки и грузить по частям. Погрузкой занялся Карпов, следивший за тем, чтобы не перепутать и не растерять деталей.

Наконец все было готово, Аркадий Андреевич принял на себя руководство этой экспедицией.

У жены Карпова и еще нескольких женщин были грудные дети. Для них выделили отдельные сани, набитые доверху сеном.

– Зароетесь с головами – мороз не возьмет, – советовали им.

А обозники подшучивали над пассажирами:

– Как бы не пришлось лошадям помогать!

– Ничего, теплее будет! – бодрились москвичи.

Обоз двинулся.

3

Аркадий Андреевич пробежался вдоль обоза, вытянувшегося по улице Свердлова. Он не чувствовал холода и расстегнул шубу. Но когда обоз вышел в открытое поле, морозный ветер заставил поднять меховой воротник и нахлобучить поглубже шапку-ушанку. Выехав вперед, он легко, по-юношески, спрыгнул с саней и, стоя возле дороги, стал оглядывать одну за другой подъезжающие подводы.

Ехавшая на передней подводе женщина с ребенком зарылась в сене и накрылась брезентом. Теперь она пыталась раскрыть полог и посмотреть на директора, но кучер – женщина, закутанная до глаз шалью, сердито ее осадила.

И Аркадий Андреевич поддержал возницу.

– Правильно! – крикнул он. – Крепче держи их, московских дамочек! Это им не в метро ездить!

Женщина-кучер шутливо что-то ему ответила, только из-за шали, закрывавшей рот, Аркадий Андреевич не мог разобрать слов.

Следующей подводой правила тоже женщина. Тепло одетая, она сидела недвижно, глядя на раскинувшееся в стороне зимнее озеро. Пассажирка в ее санях лежала без движения, зарывшись в сене. Аркадий Андреевич безмолвно пропустил их мимо.

Третья подвода отставала. Подросток-кучер звонким голосом напевал песенку, напоминавшую порой громкий разговор. Оказывается, он часто прекращает петь, чтобы выбранить свою лошаденку. Вот он сказал «дунгуз»[2]2
  Дунгуз – свинья (тат.)


[Закрыть] – уже известное директору татарское ругательство.

И среди непонятных выкриков мальчугана директор вдруг разобрал грубые русские словечки.

«Ишь ты, ругаться научился, а умеешь ли говорить по-русски?»

Подводы поравнялись. Правил мальчуган с раскрасневшимся от мороза лицом.

– Эй, парень! – окликнул Аркадий Андреевич. – Зачем материшься? На санях женщина.

– Я ведь не их, я лошадь…

– А лошадь за что? Она хорошо идет.

– Не будешь ругаться – не пойдет… Тыр-р-р!

– Ладно, не останавливай, – сказал Аркадий Андреевич и пошел рядом. – Надень получше свой малахай, а то он у тебя, как ворона, машет крыльями. И шарф крепче завяжи.

– Ничаво! – проговорил малый.

Он зацепил вожжи за рожки саней и с кнутом под мышкой спрыгнул на дорогу. Зашагал рядом с Аркадием Андреевичем.

– Товарищ Губернаторов, у вас не будет закурить?

Аркадий Андреевич ответил строго:

– Нет, не курю.

Мальчик смущенно, хлопнул кнутовищем по валенкам, без всякой надобности прикрикнул на лошадь и проговорил, как бы извиняясь:

– Я ведь тоже не курю. Так только, балуюсь от скуки.

– Вот так каждый и начинает с баловства курить-то. В детстве кажется геройством, а повзрослеешь – бросить трудно.

– А вы раньше курили?

– Курил. Научился в твои же годы, потом бросил. Как у тебя с учебой?

– Седьмой класс кончил. Хотел дальше, да не вышло, остался заместо отца в колхозе.

– Отец на фронте?

– В первые дни ушел.

– Колхоз далеко от Ялантау?

– Четыре километра.

– А много таких, как ты, в колхозе?

– Девять мальчишек и четырнадцать девчонок седьмой кончали. Сейчас трое мальчишек и две девчонки в Ялантау. Поступили работать на ваш завод.

– А у тебя нет желания?

– Я хотел на фронт, да сказали, что молод…

Мальчик-возница, снова принялся бранить свою лошадь.

– Но-о, дунгуз! Заснула? Не видишь, что отстала? Садитесь, товарищ Губернаторов! – крикнул он и хлестнул кнутом по задним ногам лошади.

Лошадь дернулась и побежала мелкой трусцой. Возница, прыгнув в сани, сел на край. Следом за ним и Аркадий Андреевич на ходу рухнул в сани.

Женщина подвинулась. Из-под тулупа послышался детский голосок.

– Как настроение, Мария Гавриловна? – спросил директор. – Как себя чувствуете? Мороз не пробирает?

– Пока нет, – ответила жена Карпова. – Только вот сынок плачет. Наверно, слишком укутала.

– И не раскрывайте. Мороз крепчает.

Повысив голос, директор сказал возчику:

– Смотри, парень, не заморозь своих пассажиров.

– Ничаво нам не будет.

– А ты не форси. Говорю, завяжи уши.

– Хорошо, товарищ Губернаторов.

– И не отставай, погоняй лошадь!

Мальчик дернул вожжи и, размахивая кнутом, крикнул:

– На-а, хайван! Не отставай!..

4

Лошадь пошла быстрее. Аркадий Андреевич, соскочив с саней, стал поджидать другие подводы.

– Больше нет? – спросил он последнего возчика.

– За мной никого. Садитесь.

– Нет, пробегусь, замерз. Как дела?

– Пока все в порядке.

Это сказал Карпов, – он сидел, подняв высокий воротник шубы, лицом назад. Его нарочно посадили на последнюю подводу, чтобы следить, не отстал ли кто и не упало ли что из поклажи.

Увидев Аркадия Андреевича, он стал высвобождаться из-под полости.

– Сиди! Сиди!

– Немного пройдусь с вами, – сказал Карпов и спрыгнул с воза. – То ли мороз свое берет, то ли он начал стареть, – кровь перестала согревать.

– Тебе жаловаться просто стыдно и грешно! – усмехнулся Аркадий Андреевич.

В разговор включился возчик.

– А вы никогда не верьте человеку, который так говорит о себе.

– Я и не верю. Он самый молодой среди нас.

Карпову было под сорок. Но выглядел он значительно моложе. Только во время этой беспокойной и тяжелой эвакуации осунулся и на лице появились морщинки.

– Или день слишком холодный, или своего тепла не хватает – не знаю, – повторил он.

– День не теплый, – сказал возчик, – но пока жаловаться грех. Вот к вечеру приморозит, кажись. Дело идет к стуже.

– Как бы бурана не было, мороз – полбеды.

– Не говори, директор, в наших местах и сухой мороз страшен. Дорога длинная.

– Как там мое семейство? – спросил Карпов. – Не замерзли?

– Видел. Укрыты хорошо, стужа не проберет, – успокоил директор.

Впереди показался низкий лес.

Аркадий Андреевич стал снова пробираться к первой подводе. Но это дело оказалось нелегким. «Обгоню два воза, на третьем отдохну, так и буду продвигаться вперед», – решил директор. Но только он шагнул в сторону с дороги, обходя первую подводу, как провалился по пояс в снег.

– Ай-ай! Когда успело столько снегу навалить! Вот и попробуй проехать по такой дороге на машине!..

Он опять отстал, и ему пришлось пробежаться, чтобы догнать шедший в хвосте обоза воз. Теперь он старался не отступать с дороги и, держась за оглобли, обошел подводу. А когда подошел к третьей, неожиданно остановился весь обоз.

Что случилось?

Аркадий Андреевич стал пробираться вперед, часто проваливаясь в снегу, и совсем обессилел, пока добрался до головы обоза. Только тут он понял, насколько хлопотливым и трудным выглядит предстоящее дело. Напротив остановился встречный обоз. Ни одна из встретившихся подвод не хотела сворачивать в сторону, чтобы пропустить другую, никому не хотелось завязнуть в снегу. Оба обоза шли с тяжелым грузом: один – с заводским оборудованием, встречный – с хлебом для государственных амбаров. После жарких споров и ругани обозники решили разъехаться по краешку дороги, стараясь не задеть друг друга. Но на узкой дороге два воза не могли пройти рядом, лошади проваливались по брюхо в снег, а сани с тяжелым грузом увязали.

5

На совет к Аркадию Андреевичу собралось несколько человек с обеих сторон.

Каждая сторона приводила убедительные доводы, доказывая, что именно их обоз не может сдвинуться в сторону и что противоположная сторона должна уступить дорогу. Заводские люди говорили, что могут рассыпать и потерять в снегу мелкие детали машин. Ссылались на то, что в обозе есть женщины с грудными детьми. Встречные обозники в большинстве были женщины, и они пытались разжалобить заводских.

– В вашем обозе вон сколько мужчин: если завязнут лошади, вам нетрудно вытащить. А у нас – женщины, что мы будем делать? Околеем на морозе.

– А вы не бойтесь, – сказал Аркадий Андреевич, – мы вас не оставим в снегу, поможем выбраться на дорогу.

Спор решило то, что заводской обоз был гораздо больше. Хлебный обоз свернул в сторону.

Пока разминулись, ушло не меньше часу. И за этот трудный час одни упарились, другие, на возах, стали мерзнуть. А еще через час, когда заводские выбрались из леса на открытую возвышенность, все почувствовали ледяные шупальца мороза и то и дело стали спрыгивать с возов, чтобы пробежаться.

Здесь, на возвышенности, гулял резкий ветер. Неожиданно в низине показались крыши деревушки. Все обрадовались возможности попасть в теплую избу, обогреться и перекусить. Дорога пошла вниз, и даже лошади, почуяв жилье, побежали легкой трусцой.

Однако деревня оказалась очень маленькой, чтобы вместить весь обоз. Да и рано еще было останавливаться на отдых. По плану предполагалось остановиться на ночлег в большой деревне, до нее еще было неблизко.

Обоз двинулся дальше.

Аркадий Андреевич сообразил, что в намеченную для отдыха деревню они прибудут затемно, что тогда нелегко будет найти квартиры для ночлега – придется беспокоить уснувших людей. И он решил выбрать лошадь поздоровее, снять с нее часть груза и отправить на ней человека вперед, чтобы заблаговременно договориться с тамошними властями о ночлеге и горячей пище.

Посоветовался с возчиками, и те подтвердили правильность его решения. Только они считали, что лучше всего сможет выполнить эту задачу сам директор. Поэтому, захватив с собой запасы крупы и масла, он выехал вперед. Кучер, шустрый мальчишка, размахивая кнутом, пронзительно свистнул.

Обоз добрался до деревни только к полуночи. К этому времени мороз настолько окреп, что многие обморозили носы, щеки, пальцы. Даже тепло одетые стали коченеть. Все устали и проголодались.

И какова же была радость, когда убедились, что в деревне, несмотря на то, что была полночь, их ждали теплые избы и горячие самовары…

6

В дороге жена Карпова, Мария Гавриловна, немало натерпелась страхов за своего ребенка. Холод сковывал ее до костей. Тревожно думала: «Что будем делать, если придется остаться на всю ночь в санях?» Сын спал. Ее тоже стал одолевать сон. «Что это такое? – испугалась она. – Неужели замерзаю? Ведь говорят, замерзающих клонит ко сну…»

И вдруг над ее головой прозвучал веселый голос Аркадия Андреевича:

– Приехали, Мария Гавриловна, вставайте, вас ждет горячая печка!

Мария Гавриловна стала торопливо разгребать сено. Аркадий Андреевич крикнул мальчику-кучеру: «Эй, парень, отведи своего пассажира!» – и пошел дальше. Его бодрый голос теперь раздавался около других подвод.

С трудом выбравшись из своего гнезда, вырытого в сене, Мария Гавриловна распахнула тулуп. Жгучий мороз охватил всю ее, как огонь. Прижимая к груди сына, она сошла с саней и онемевшими ногами зашагала к дому. Со скрипом раскрылась дверь сеней. Туг же распахнулась другая дверь, и сквозь хлынувший из избы густой пар мелькнул огонек тускло горевшей лампы. Кто-то взял из ее рук Вовочку. Кто-то ласковыми руками снял с нее тулуп. И промерзшую Марию Гавриловну сразу охватила такая теплота, какой она никогда в жизни не испытывала.

Может быть, это во сне? Может, она, крепко обняв ребенка, все еще сидит на жестоком морозе? Мороз дошел до сердца, и она, замерзая, грезит…

Нет, это не сон!

Раньше всего она увидела железную печку посередине избы. Сквозь щели на пол легли полосы огня, а в маленьких дырочках на прогоревшем железе трубы мерцают золотые звездочки.

Нет, это не сон! Сладостная теплота идет от этой печки.

И не только от печки.

Кто-то ласково говорит:

– Раздевайтесь, у нас дом теплый.

Мария Гавриловна оглянулась. Около нее стояла старушка в клетчатой косынке. В стороне, у большой русской печки, молодая женщина держала на руках ее Вовочку.

– Раздевайтесь, – повторила старушка. – Есть теплая вода, умойтесь, закусите.

– Спасибо, бабушка, большое спасибо! – проговорила Мария Гавриловна, расстегивая пуговицы пальто.

И, должно быть услышав голос матери, запищал Вовочка.

– Сейчас возьму, сейчас!

Женщина, покачивая на руках ребенка, засмеялась:

– Ой-ой-ой, крикун! Живой, оказывается! Вон как тебя укутали!

Как раз в этот момент в избу вошел Карпов.

– Вот они, оказывается, где! – обрадовался он. – Добрались живыми? Устроились?

– Вася, где ты пропал?.. Погоди, что у тебя с лицом? – встревожилась жена.

Карпов тронул щеку, улыбнулся:

– Немного пощипало. Снегом потер, отойдет!

Бабушка усиленно приглашала его раздеться:

– Замерзли, наверно? Одежда-то больно легка…

– Спасибо, – сказал Карпов. – У меня еще дела.

Он сунул руки в большие меховые рукавицы и повернул к двери.

– Надолго, Вася?

– Скоро вернусь!

Карпов вышел и, чтобы не выпустить тепло из избы, поспешно захлопнул дверь. Мария Гавриловна взяла ребенка на руки.

Женщина-хозяйка, кивнув на дверь, спросила:

– Кем он вам приходится?

– Муж.

– Муж? Вот счастливые люди!

Как бы оправдываясь перед хозяйкой, Мария Гав риловна сказала, что мужа не отправили на фронт потому, что он нужный заводу инженер.

– Это большое счастье – в такое тяжелое время иметь рядом мужа, – вздохнула хозяйка.

Оказывается, ее муж отправился на фронт в первые дни войны и она осталась с свекровью-старушкой и тремя детьми. С хлебом туговато, но пока есть еще овощи и картошка, молоко и яйца, жаловаться грех. Колхозные дела идут, хоть мужчин осталось мало. Женщины не сдаются. Сено косят, сами запрягают лошадей, пашут землю…

– Все это ладно бы, – сказала женщина, – да вот тяжко, что от мужа весточки нет. Что на фронте-то делается? Вы там, в Москве, лучше, наверно, знаете.

– Около месяца мучаемся в дороге, Не больше вашего знаем.

За дверью послышались мужские голоса.

Вошли Карпов и Аркадий Андреевич, за ними – мальчик-кучер с мешком на плечах.

Вскоре уселись за стол. На чисто выскобленном столе стоял большой глиняный горшок с горячей пшенной похлебкой. Рядом чугун с рассыпчатой картошкой.

Хозяйка и старушка-свекровь сидели на скамейке около печи, не сводя глаз с гостей. Казалось, они ждали от приехавших из Москвы каких-то больших новостей.

Мария Гавриловна так и поняла их.

– Вот наш Аркадий Андреевич, – сказала она, – недавно из Москвы и слушал там самого Сталина.

С полатей неожиданно для всех послышался удивленный голос:

– Да ну! Не врешь?

Все посмотрели вверх и засмеялись. С полатей, свесив голову, смотрел мальчик, его широко раскрытые глаза в свете лампы поблескивали по-кошачьи. Рядом с ним лежала такая же беловолосая девочка.

Бабушка ворчливо шикнула на них:

– Что это за порядок! Не спят в полночь. Спите, чтобы не слышала вас больше!

Но Аркадий Андреевич улыбнулся и подмигнул мальчику.

В этой деревенской избе, хотя было уже за полночь, долго не могли заснуть.

Карповых положили спать на печку. Сон был сладок.

Только под утро Мария Гавриловна проснулась, – ей показалось, что где-то прогремел выстрел.

– Что это? – испуганно спросила она.

– Э-э-э! Дед-мороз стреляет! Стена трещит… – отозвался чей-то сонный голос.

«Должно быть, лютый мороз! – беспокойно подумала Мария Гавриловна. – Как мы поедем в такую стужу?»

И действительно, день родился еще более морозным.

Когда Губернаторов и Карпов поднялись, в большой печи уже шумливо потрескивал огонь, а хозяйка возилась с горшками. Бабушка выходила давать корм скоту. Только малышей не было слышно.

Карпов разбудил мальчика-кучера и велел запрягать, Мария Гавриловна стала готовиться в путь.

Провожало обоз чуть ли не все село. Женщины, седобородые старики, закутанные старухи, детишки в шубенках – все вышли проводить гостей.

– Счастливого пути вам, московские! – слышались голоса.