Текст книги "Чистая душа"
Автор книги: Мирсай Амир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 41 страниц)
Вернувшись в Ялантау, Газиз отправился в школу. Письмо Миляуши было только поводом. Ему надо было объясниться с Санией.
Он вошел в учительскую и, поздоровавшись с знакомыми учителями, постучался в кабинет Сании.
Первое, что бросилось в глаза, была большая карта на стене, вся утыканная флажками. Куда бы ни заходил он в эти дни, всюду видел такие карты, говорившие о фронтах сражений.
Сания, сидя в директорском кресле, о чем-то разговаривала с молодой женщиной. Лицо ее казалось озабоченным. Женщина, не обращая внимания на Газиза, продолжала свой рассказ.
– Не могу поймать самого. Мать – другое дело, не удивительно, если ее не встретишь, она день и ночь…
Но Сания, заметив в дверях Баязитова, уже не могла слушать посетительницу. Лицо ее прояснилось.
– Газиз-абый! – воскликнула она удивленно и радостно. – Пожалуйста! Проходите!
Привстав, она хотела выйти из-за стола, но снова села.
– Впрочем, одну минуту…
И обернулась к женщине:
– Все-таки, Закия, надо вам поговорить с ним, надо найти этого Алмазова. Знаете, самые верные помощники – сами дети. Они найдут. Вам придется поговорить. А мать… Ладно, завтра найдем. Поговорим. – И, выйдя из-за стола, шагнула навстречу Газизу.
– Хорошо, Сания-апа, я постараюсь, – сказала Закия, поняв, что разговор закончен, и вышла за дверь.
Газиз и Сания остались одни.
– Ну, Сания, какие новости? – спросил Газиз.
– Спасибо, Газиз-абый, все хорошо пока, – сказала Сания. Она говорила с Газизом по-старому, как с близким другом.
Как бы желая показать, что у нее достаточно свободного времени, она уселась удобней.
– Что нового, Газиз-абый?
– Все хорошо. Вот собираюсь в армию. Решил зайти попрощаться с вами.
– Мне остается только пожелать вам доброго пути. Спасибо, что не забыли.
– Мне ведь с вами надо еще объясниться.
Сания ничего не ответила на эти его слова.
– Вы не сердитесь на меня? – спросил Газиз.
Сания давно уже поняла, о чем говорил Газиз.
– Нет, Газиз-абый, – сказала она тихо. – Я ведь теперь знаю все. Может быть, вы сердитесь на меня?
– Если бы я не знал вас, возможно, и обиделся бы. А так… Нет, не могу сердиться. Вы ведь, Сания, человек с детским сердцем.
– Вы хотите сказать, что я слишком доверчива? Но честным быть тоже нелегко.
– Конечно, нелегко.
– Я знаю, что вы ни в чем не виноваты.
– А знаете, ваш подарок для Красной Армии все еще у меня.
Сании стало неудобно, она растерялась.
– Вы пришли вернуть его мне?
– Нет, я не собираюсь никому его возвращать.
– Не понимаю.
– Я так думаю: теперь все равно, как он оказался у меня. Но раз он предназначен вами для человека, сражающегося за Родину, надо и мне быть достойным этого подарка. Если я верну его, значит, я не такой человек или не хочу быть таким человеком! Мне не хочется, чтобы вы так подумали, Сания.
Сания молчала.
– Возможно, это покажется вам смешной фантазией, позерством…
– Нет, Газиз-абый, это показывает лишь то, что вы человек с очень чистой совестью.
– Если вы поняли меня, спасибо, Сания. Вот и все. Прощайте, не буду отнимать у вас время.
– Не спешите, вместе выйдем. – Сания пошла к вешалке, где висело ее пальто. Она повеселела и обрадовалась этому объяснению.
Газиз только на улице вспомнил о письме Миляуши и засмеялся.
– Что с вами?
И он рассказал, что пришел передать ей письмо от дочери и совсем забыл. Если бы не было этого повода, возможно, и не пришел бы.
– Нет, все равно пришли бы. Вы не такой человек.
Газиз проводил ее до дому. У ворот они простились.
Сания осталась стоять, глядя на уходившего Газиза. Газиз перешел на середину улицы и вскоре потерялся в темноте ночи. Только скрип его шагов на утоптанном снегу еще звучал над умолкшим ночным городом.
7Из-за резкого похолодания детей начальных классов не пускали в школу. Вследствие трехсменной работы часы уроков были и так сокращены, а тут на тебе! Вовсе перестали ребята ходить в школу! И неизвестно, надолго ли зарядили морозы…
Сания на себе успела почувствовать, насколько люты были эти неожиданно нагрянувшие морозы.
Утром она выпила горячего чаю и очень тепло оделась. И все же не успела пройти даже квартала, как северный ветер начал обжигать лицо. Сания подняла воротник, повернулась спиной к ветру и пошла боком, отворачивая лицо в сторону. Она шла, не глядя вперед, – перед ее глазами тянулись ограды палисадников, побелевшие от мороза окна или закрытые ставни. На высоком дощатом заборе мелькнули остатки старой афиши: «…Литературный вечер… Муса Джалиль… Поэт Нур Баян». И Сания вспомнила литературный вечер, устроенный еще до начала войны.
В Ялантау из Казани приехали тогда несколько писателей. Это было большим событием для школьников и преподавателей. Сания с Камилем сидели в первом ряду (в те дни было непростым делом получить хорошие билеты на такой вечер). Ах, куда ушли эти дни? Где сейчас эти поэты?!
На противоположном заборе в упор кричали крупные буквы: «Все для фронта!»
Что-то делают фронтовики в такой мороз? Как они терпят?
Сании стало стыдно за себя. Она выпрямилась и пошла, не отворачиваясь от ветра, наперекор разыгравшейся стихии. И вдруг подумала: «В самом ли деле уж такой сегодня крепкий мороз? Не слишком ли мы нежим наших детей?»
У дверей школы встретила заведующую учебной частью в начальных классах Махмузу Салимову. Сания даже не узнала ее. Она всегда опрятно одевалась, ходила прямо держа голову, а сейчас втянула голову в плечи, сгорбилась и шаркала фетровыми ботами на высоких каблуках.
– Махмуза-апа?! Подожди, Махмуза-апа! – крикнула Сания.
Махмуза, еле выговорив: «Зам-м-мерзла!» – рину лась за дверь. Но Сания не пустила ее дальше.
– Стой здесь. У тебя все лицо обморожено. Не входи в помещение, сейчас снегу принесу.
Пока растирала обмороженные щеки Махмузы, в школу вбежали двое учителей. Остановившись в холодном коридоре, они принялись оттирать друг другу носы.
– Ой да ой! Лучше было бы не выходить из дому. Вот это мороз!
– Подумайте о фронтовиках, – сказала Сания.
Эти слова ей пришлось повторять сегодня несколько раз.
У Сании, когда она стала директором, руководство начальными классами ограничивалось тем, что она следила за охватом учебой детей в своем районе и изредка заглядывала в показатели их успеваемости. Она знала, что для директора этого мало. «Надо бы об их работе пообстоятельнее поговорить на педсовете», – думала она беспокойно. Но в условиях трехсменной учебы в таком тесном помещении трудно было выкроить на все время. Если оно и находилось, не оказывалось свободной комнаты, где можно было бы заседать…
И вот пришел на помощь не предусмотренный планом дед-мороз. Свободны учителя и комнаты, можно провести наконец заседание педсовета.
8Сания пригласила учителей в комнату первого класса. Большинство учителей младших классов были пожилые женщины. Как послушные дети, они подчинились приглашению директора. Для учеников младших классов были сделаны низенькие вешалки. Учительницы повесили свои пальто на эти вешалки, затем безмолвно уселись за маленькие парты.
Сания села около стола и сразу заговорила о деле, не придавая собранию официального оттенка.
– Вопрос у нас один, – начала она. – Наверное, помните первое заседание педсовета? Тогда мы говорили о том, как надо связывать школьные уроки с задачами военного времени. Как это нами выполняется? У кого какие недостатки? Кто и в какой помощи нуждается? Чей опыт удачнее?
Сания помолчала, глядя на учительниц и как бы спрашивая: «Ну-те, кто начнет?» Те, в свою очередь, ждали продолжения речи директора. Сания взглянула на завуча:
– Махмуза-апа, вы знакомы с положением во всех классах. Что вы скажете?
Махмуза уже привела себя в порядок. Правда, бумажки, прикрывавшие ссадины на обмороженном ее лице, не украшали его. Нос удалось оттереть, он отошел, только покраснел и немного распух. Махмуза умело забелила его пудрой. Пробор в черных блестящих волосах и толстые косы, аккуратно уложенные в тугой узел на затылке, не только придавали ей строго-опрятный вид, но и делали ее моложе ровесниц.
Она откашлялась и начала говорить четко и уверенно, точно по заранее написанному тексту. Сказала, что учителя младших классов работают не жалея сил, что они следят за детьми своего класса не только в школе, но и дома, что они умеют заменить мать тем, у кого нет матери. Она отметила учительницу второго класса за хорошее ведение политинформаций, в которых удачно увязаны жизнь фронта и жизнь тыла.
– Гульсум-ханум про свой опыт расскажет сама, я лишь коротко остановлюсь на этом.
Крупная, полнотелая Гульсум-ханум сидела недвижно на тесной парте.
– Я не буду также говорить об умении Гульсум-ханум связывать арифметические задачи с эпизодами нынешней войны, об использовании ее опыта в других классах по ознакомлению ребят с жизнью фронта, воспитанию их в патриотическом духе. Самым удачным ее опытом, по-моему, было чтение письма ее сына в классе…
И Махмуза рассказала о письме Рифгата, присланном из танкового училища.
– Такое умное письмо прислал, – восхищалась Махмуза, – что лучше не напишешь! Точно по заказу для чтения детям. Читают в классе и другие письма от фронтовиков. Вот я прочту вам одно из них. Письмо брату-мальчику написал с фронта Юсуф Закиров.
Это имя было знакомо Сании. Юсуф учился у нее. Только она не сразу вспомнила, какой он.
– Вот это письмо! – Махмуза развернула бумажку и прочла – «Дорогой брат Ильдар! Большой привет от меня тебе и всем, кто учится с тобой. Учительнице Гульсум-апе, которая и для тебя и для меня дорога, как наша мать, также большой привет. Меня очень обрадовало, что ты хорошо учишься. Я и товарищам сказал, что ты учишься на «отлично». Они тоже обрадовались. Сказали: «Раз так, значит, победим фашиста…»
Сания улыбнулась, с ней и другие. «Кто же этот Юсуф? Какой же он?» – пыталась припомнить Сания.
А Махмуза продолжала:
– «Вы там, наверное, знаете о положении на фрон те. Удивляетесь и беспокоитесь: почему наша Красная Армия все еще не идет вперед, почему наши города забирают немцы? Да, родной Ильдар, война не игра, оказывается. Враг сильно подготовлен. Очень сильно. Когда наша страна думала о мире, враг все время думал о войне, делал танки. Собрал большие войска. И все же вы не беспокойтесь, ребята. Мы не отдадим нашей земли, мы уничтожим фашистов, их самолеты и пушки. Вместе с товарищем Михаилом мы тоже сожгли один танк. За это нам обоим дали медали. Сейчас враг уже ослабевает. А наша сила растет. Скоро и в наступление перейдем. Увидите еще, когда мы пойдем вперед. Сами удивитесь! И вы там не подводите. Теперь тебе помочь по арифметике я не могу. Значит, сам старайся…»
Письмо было прочитано, а Сания все еще не могла представить себе его автора. Она потянулась к письму, взяла его и, вглядываясь в почерк, сразу все вспомнила.
Вот он кто, оказывается, этот Юсуф! Он был толковым, смирным мальчиком. В нем не было ничего такого, что бы запоминалось. Только вот эта хитросплетенная буква «ж» с завитушками! У какого писаря научился Юсуф писать ее так? Только, наверное, не было учительницы, не сделавшей замечания ему за эту букву. Сании, учительнице русского языка, пришлось вести особо настойчивую борьбу с этим «ж». Упорным оказался, до сих пор не отказался от своего завитушечного «ж».
Сания улыбнулась своим воспоминаниям.
– Это письмо читали в классе?
– Конечно.
– Почему же мне не показали?
– Я отложила до заседания педсовета, – сказала Махмуза и тут же перешла к обсуждению недостатков в работе учителей.
«Сейчас начнет рассказывать о первом классе, – подумала Сания, – станет критиковать Мубину…»
Сания знала о плохом состоянии дел в первом классе. Учительница этого класса, Мубина Джамалиева, не умела ладить с детьми, ее не слушались, не уважали, срывали уроки. Сания пробовала говорить с Мубиной, бывала на ее уроках. Но Мубина сама не могла сказать, почему невзлюбили ее дети. И не только школьники – среди учителей она тоже не пользовалась симпатиями.
«В чем тут дело?»
Сания взглянула на Мубину, как бы ища ответа на этот вопрос.
Как и ожидала Сания, Махмуза поговорила о недостатках в работе начальных классов и действительно назвала имя Мубины – тут в ее голосе сразу зазвучали строгие ноты.
Мубина, как только упомянули ее имя, опустила глаза и уставилась на парту.
– Если говорить откровенно, – закончила Махмуза, – товарищ Джамалиева не любит своих учеников, поэтому и дети не любят ее…
Наступил черед Мубины, но что она могла сказать в свою защиту?
– Что же делать? – беспомощно сказала она. – Я стараюсь, как могу… Прикажете обнимать и целовать их?
– Дети жалуются родителям, что вы их больно хватаете за руки. Бывает это?
– Возможно. Расшумелись раз – я одного решила поставить в угол…
– Как? В угол?
– Ну да, в угол! А он заупрямился, не выходит. Что было делать! Я и вытащила за руку.
– Вот и жалуются на вас.
– Они наговорят!..
Резче всех отозвалась на это выступление Гульсум-ханум.
– Мубина способный человек, – сказала она, – на какой-либо другой работе она, возможно, преуспевала бы, но учительство явно не ее дело. Ты, Мубина, не любишь детей, потому у тебя и работа разваливается.
– Гульсум-апа, – решила поправить ее Сания, – говоря вообще, ваша мысль правильна, но мы не можем сейчас освобождать от работы учителей. Товарищ Джамалиеву нужно поправить. Помочь надо ей…
Но Гульсум не хотела отказываться от своего мнения:
– Разве не найдутся люди, которые могли бы отлично учить в младших классах? Разве мы не знаем ушедших на пенсию учителей с большим опытом? Если поискать, нашли бы! Среди женщин в нашем Ялантау разве нет их? Кто из них в военное время откажется поработать? Ведь губим же детей, товарищи педагоги! Это же первый класс! Не шутка!..
Горячая речь уважаемой учительницы заставила всерьез задуматься Санию. Да, об этом надо подумать. Надо будет поговорить в отделе народного образования.
Когда Сания подводила итоги совещания, речь ее перебили ребяческие звонкие голоса. Сначала за окнами, потом в коридоре поднялся многоголосый шум, Захлопали двери, затопали ноги.
Пришли старшеклассники. Откуда?
9Сания выглянула в коридор. Оказывается, ученики старших классов вернулись с военных занятий. Должно быть, не выдержав холода, пришли пораньше. И, видно, радехоньки – ведут себя шумнее обычного, Вон даже скромный Рамай вприпрыжку отплясывает на середине зала. На ногах солдатские ботинки, отвердевшие от мороза. Грохот в коридоре от них. Рамай выкрикивает: «Ах, ах!» – и хлопает руками, утонувшими в длинных рукавах стеганой фуфайки.
Рядом с ним крутится другой паренек, хлопает руками, точно пытается обнять себя.
А эти схватились за пояса, стали бороться. В них вцепилось еще несколько ребят, и все попадали, образовав изрядную кучу.
Рамай ринулся к ним, но вдруг увидел недвижно стоявшую у дверей Санию.
– Рамай! – негромко окликнула она. – Иди-ка сюда.
Рамай с виноватым видом подошел, стараясь не стучать ботинками. Вскочили и остальные. Шум затих.
– Что происходит? – спросила Сания. – Что за представление?
– Замерзли, Сания-апа. На дворе холодно.
– Сбежали? А где ваша военная дисциплина?
Рамай не ответил, только улыбнулся.
– Где ваш руководитель?
– Товарищ Каратаев здесь. Сейчас все придут.
Шум за дверью усилился, и в коридор ввалилась новая группа ребят.
– Вон и они! – сказал Рамай.
– Не забывайте, что вы в школе.
– Что за шу-ум? – послышался зычный голос Каратаева, и все сразу притихли.
Энергично шагая, в коридоре появился военрук Каратаев.
Сания с уважением относилась к этому человеку, с необыкновенной пунктуальностью выполнявшему свои обязанности.
Старый вояка, Файзулла Каратаев после контузии в гражданской войне вернулся в Ялантау. Когда началась Отечественная война, он был на пенсии, но явился в военный комиссариат и попросил, чтобы отправили на фронт. Вместо этого его послали преподавать военное дело в старших классах.
10Седые длинные усы Каратаева заиндевели и обросли сосульками. Они казались особенно устрашающими на багрово-красном от мороза лице.
«Не слишком ли легко он одет?» – подумала Сания. На командире была старая шинель, подпоясанная широким ремнем, на ногах хромовые сапоги.
Когда Каратаев потянулся рукой к обледенелым усам, Сания обратила внимание на его скрюченные, раскрасневшиеся пальцы.
– Разве перчаток у вас нет? – спросила она.
– В кармане, – сказал Каратаев. И, видимо, не для Сании, а для ребят, сказал погромче: – Не такой уж страшный сегодня мороз.
– Занимались на открытом воздухе?
– Два часа строевых занятий проводили в саду. Еще час теоретической подготовки. Свободные комнаты есть?
– Пусть в четвертый класс заходят, – сказала Сания и пригласила Каратаева в директорский кабинет.
– Вы очень легко одеты, товарищ Каратаев, – заметила Сания, – не бережете себя.
– Мне нельзя тепло одеваться.
– Почему?
– Если бы мне было тепло, ребята, клянусь вам, бросили строй и разбежались бы. А так терпят, видя, что и я терплю.
– Не перегибаете ли?
– Пусть закаляются. Не беда, если и обморозятся.
Сания насторожилась:
– Как обморозятся?
– Двое ребят обморозили носы…
– Эх, Файзулла-абый, – сказала Сания, сокрушенно покачав головой, – так выведете их из строя!
– Ничего не будет, не пугайтесь. Я научил их лечить обмороженные места. Мы должны выпускать закаленных людей, товарищ директор.
– Это так. Однако нужно понимать разницу между взрослыми и детьми. Вы же имеете дело со школьниками, вы педагог!
– Я командир. А теперь военное время. У военного времени своя логика.
– Будьте добры, – взяла твердый тон Сания, – впредь проводить в такие дни, как сегодня, занятия в закрытых помещениях. На это есть инструкции – не нарушайте их.
Каратаев все еще не хотел сдаваться:
– Не все инструкции хороши. Почему бы не проявить инициативу?
– Идите в класс, вас ждут ученики!..
11Устав от забот и проголодавшись, Сания вернулась домой. Мороз на дворе стал еще крепче.
Даже дома Сания долго не могла согреться. Ольга Дмитриевна приготовила очень вкусные щи, но Сания ела без аппетита. «Видимо, устала», – решила она и прилегла на диван.
Она задремала и неожиданно очнулась – будто кто-то с тревогой сказал ей: «Губим ведь ребят, товарищи педагоги, понимаете? Первый класс – это не шутка!» И перед ее глазами возникла классная комната.
Разрешение не ходить из-за мороза в школу не касалось учеников старших классов. Но классы были неполны. Там и сям виднелись пустующие парты. Среди детей, отцы которых ушли на фронт, есть нуждающиеся в зимней одежде. Школа не сумела обеспечить ею, а теперь приходится расплачиваться за это… Что, если мороз зарядил надолго? Это грозит невыполнением учебной программы!.. А ведь Сания, как депутат, должна думать не только о своей школе, но и о всех других.
Не вышел отдых! Сания вскочила и пошла умыться. Она еще не имела готового решения, лишь чувствовала, что должна выйти из дома. Куда? В отдел народного образования? В горсовет?
Хасан и Роза уже спали. Ольга Дмитриевна сидела за столом, перелистывая книгу. Она подняла глаза, когда Сания вошла с полотенцем в руках.
– Вы опять уходите?
Сания не успела ответить – в комнате зазвучали знакомые позывные радиостанции «Коминтерн».
Смутное чувство тревоги, охватившее было Санию, куда-то отодвинулось, и она приготовилась послушать последние сообщения Совинформбюро.
– В последний час…
Сообщение о разгроме врага под Москвой Сания и Ольга Дмитриевна выслушали молча. Услышав первые слова радостной вести, они переглянулись – хотелось тут же поделиться своими чувствами. Но, боясь пропустить хоть одно слово диктора, продолжали настороженно слушать.
И даже когда диктор замолк, заговорили не сразу.
Санию уже не беспокоили старые мысли о школьных делах. Точно все сразу прояснилось. Опять пришла вера в свои силы. Она хотела поздравить Ольгу Дмитриевну с большой победой и не могла – не дали подступившие к горлу слезы радости. Тихонько подошла к кровати Хасана, повесила полотенце и, нагнувшись к сыну, поцеловала его порозовевшее лицо. Тот недовольно поморщился во сне. «Не любит мои поцелуи, – подумала она. – Ох, мальчишка…» И подоткнула край одеяла. Потом повернулась к кроватке маленькой Розочки. Около нее сидела Ольга Дмитриевна. Опершись руками о спинку кровати, она не сводила глаз с личика спящего ребенка, и на ресницах ее повисли капельки слез.
Сания подумала: «У меня хоть дети живы и при мне…» Ей хотелось хоть чем-то утешить подругу.
– Ольга Дмитриевна! Родной вы человек!..
И обе женщины, бросившись друг к другу, заплакали.
