Текст книги "Чистая душа"

Автор книги: Мирсай Амир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 41 страниц)

10

С тяжелым чувством вышла Сания из кабинета Забарова. Шла под красиво зеленеющими кленами, не думая, куда идет. Поднялась по широким ступенькам и села на деревянную скамейку под еще более красивыми липами. «Дура, дура! – ругала она себя. – Подумаешь, мир рушится. Ведь это первое мое появление в обкоме. А с каким вопросом пришла? Кем предстала перед секретарем обкома? Сплетницей, ябедой!.. Ну, впредь не будешь ходить с мелкими вопросами!..»

Она сидела в Ленинском саду, как раз против памятника Ленину. И мысли ее стали возвращаться в прежнее русло. «Да что я такого сделала, чтобы так строго судить меня? – думала с обидой. – Если пошла посоветоваться с секретарем обкома по вопросу, который тревожил меня, разве это преступление? Нет, с этим Забаровым что-то неладное делается… А может, ничего не делается, может, он и прежде был таким? Я ведь до сих пор видела его только издали. А если посмотреть вблизи?..»

Сания вспомнила человека, который без разрешения вошел в кабинет Забарова. Ему, видимо, тоже Забаров не понравился. Кто же этот человек? Кто бы ни был, во всяком случае, он, видимо, по положению не ниже Забарова.

О том, кто был этот человек, Сания узнала на следующий день, на заседании пленума. Это был первый секретарь областного комитета, который начал работать совсем недавно.

Он сделал доклад об итогах весеннего сева. Ни о международном положении, ни о делах на фронте или в тылу он, пожалуй, не сказал ничего нового для Сании. Но, когда она прослушала выступление секретаря, в ней как-то укрепилась уверенность в себе. Захотелось вернуться в Ялантау и работать еще лучше.

Возможно, Сания так и уехала бы, ничего не узнав о нем. Однако после пленума первый секретарь вызвал Башкирцева с Санией к себе. Тут-то Сания и увидела его вблизи. Складки его лица были крупными и неровными, как в увеличивающем зеркале. Даже на первый взгляд ей показалось, что он рябой. Однако Сании понравилось его мужественно-грубое, хмурое лицо.

Секретарь предложил Башкирцеву и Сании сесть и перешел прямо к деловым вопросам.

– Товарищ Ибрагимова! – начал он и добавил: – Сания Саматовна! Что же вы там смотрите? Почему у вас народ стоит в очередях за хлебом? И даже бывают дни, когда многие вообще не могут получить по карточкам хлеб. В чем дело?

Для Сании это было неожиданным. Она думала, что раз ее вызвали вместе с Башкирцевым, ей много говорить не придется. А секретарь обкома обратился с первым вопросом прямо к ней. Башкирцев же сидел молча, словно его дело не касалось.

Секретарь обкома спросил, сколько жителей в Ялантау, сколько эвакуированных. Расспросил, сколь ко тонн хлеба выпекается в сутки, сколько магазинов в городе. Сания ответила на эти вопросы, как школьница, хорошо выучившая урок.

– В магазине хлеб отпускается по установленным нормам, – сказала она. – А вот число получающих хлеб больше. Откуда-то берут лишние карточки.

– А вы куда смотрите?

– Мы усилили контроль, но результатов не видно. Очевидно, очень ловкие жулики орудуют с поддельными карточками.

– А куда смотрит милиция? Следственные органы? Прокурор?

Прокурор… Сания заколебалась. «Может быть, как раз к слову пришлось бы высказать свое мнение о Мухсинове?!» – подумала она. Но тут же отказалась от своей мысли. Однажды ведь обожглась на этом.

Что сказать? Было бы лучше, конечно, если бы ответил Башкирцев, но он по-прежнему молчал.

– Ну, что скажете?

– Если возьмемся по-настоящему, думаю, что с жуликами справимся. Может быть, и вы из Казани поможете. Если приедут более опытные люди, вероятно, скорей вскроют то, что нам не удается.

– Такую помощь придется оказать, даже если не попросите, – сказал секретарь. – Но и вам самим надо действовать. Не дожидаться.

Затем секретарь обкома перешел к другому вопросу:

– У вас плохо обстоит дело с оказанием помощи семьям фронтовиков. Что можете сказать?

– К вам поступают жалобы? – спросила Сания.

– Конечно.

– Пишут, очевидно, те, кто еще не получил помощи. А те, кому оказана помощь, не пишут.

Сания посмотрела на собеседника: повысит он голос или нет?

Нет, секретарь обкома голоса не повысил. Тем не менее предостерегающе заметил:

– Не торопитесь оправдываться. Если в один дом привезли дрова, в другом от этого теплее не станет. Если какая-то семья, имея право на помощь, не получила ее, вы виноваты.

– Я это знаю, – согласилась Сания. – Конечно, есть у нас недостатки. Известно и то, кто тут виноват.

– Кто же?

– Начальник ремстройконторы у нас плох.

Секретарь обкома стал расспрашивать о городском хозяйстве. Сания все хорошо помнила и отвечала без затруднений.

– Вот со школьными помещениями у нас трудновато, – добавила она. – Все лучшее забрал завод точных механизмов.

– Ну что ж! Этому заводу надо создать все условия, – возразил первый секретарь. – Сейчас это самое важное предприятие в Ялантау.

– Этот завод у нас дорогой гость. Самые лучшие здания – ему. Лучшие квартиры – ему. Вся электроэнергия – ему. Очень трудно у нас с электроэнергией, – пожаловалась она.

Секретарь обкома, очевидно, знал об этом.

– Хорошо, поговорим в Совнаркоме, – коротко сказал он.

Затем стал расспрашивать Санию о ее жизни, о семье.

Сания не жаловалась. Сказала только, что из-за отсутствия председателя ей трудновато одной справляться с работой.

– Боюсь, что не успею все сделать.

– Найдем председателя, – успокоил секретарь обкома. – Но пока придется управляться вам одной. Думаю, не подкачаете.

– Постараюсь не подкачать.

Секретарь обкома, нахмурив брови, посмотрел на нее.

– Только говорят, что вы слишком правдивая, честная.

Сания недоуменно посмотрела на Башкирцева – тот спокойно улыбался.

Секретарь и сам улыбнулся.

– Или слишком впечатлительная.

Сания промолчала, не зная, что сказать.

– Это неплохо, сказал секретарь, впечатлительность дело не страшное, со временем проходит.

Сания вышла от первого секретаря в приподнятом настроении.

– Я не поняла одного, – спросила она Башкирцева. – Почему он все время говорил только со мной? А я думала, наоборот, что он будет говорить с вами.

Башкирцев усмехнулся:

– «Наоборот» уже было, Сания Саматовна.

– Как?

– Все, что вы ему говорили, он уже знал.

– Значит, он с вами уже разговаривал? А меня проверял?

– Не только вас…

– Ясно!

Насчет Мухсинова Сания ни слова не сказала и Башкирцеву. Решила сначала выяснить, верно ли, что отцом ребенка Каримы является Мухсинов. Если это окажется неправдой, она решила забыть и о бесстыдном поступке Мухсинова на пароходе.

Надо было расспросить Кариму, и Сания решила сделать это не откладывая.

Глава седьмая
У НАРОДА ТЫСЯЧИ ГЛАЗ…

1

Карима ждала возвращения Сании из Казани.

Она радовалась, что живет у Гашии, была благодарна ей за заботы. Гашия даже не давала ей стоять в очереди за хлебом. «Не ходи, простудишься, захвораешь», – приговаривала она и сама приносила хлеб. И даже делилась с Каримой молоком и маслом.

Поначалу Карима принимала все это как проявление доброты Гашии. Но со временем в душу закрались подозрения. Ведь сейчас все еле-еле сводят концы с концами. Почему так хорошо живет Гашия? И почему она так щедра ко мне?..

Она невольно стала приглядываться к тому, как живет Гашия, где бывает, с кем общается. Однажды заметила, что у Гашии в руках очень много хлебных карточек. Где она их берет?

И когда Гашия усердно угощала ее, Кариме стало казаться, что она ест добытое нечестным трудом. Она прямо спросила об этом у Гашии:

– Разве у вас не две карточки? Откуда вы береге лишние?

Гашия поняла ее вопрос по-своему: значит, Кариме нужна лишняя карточка.

– Коли тебе надо, доченька, я достану, – сказала она. – Откуда лишние? От тебя скрывать не стану. Две-три штуки приходится покупать. За это, конечно, теперь не особенно хвалят. Да что поделаешь? Надо ведь! Государство от этого не обеднеет.

– Как же так?

– Очень просто. Ведь кто продает карточку? Может быть, уезжает человек. Или у него есть свой хлеб, Если бы не продал, сам получил бы по этой карточке, Он ли получит, я ли получу – для государства безразлично. Я так считаю.

Такое объяснение несколько успокоило Кариму.

Но было подозрительным, что к Гашии постоянно ходят какие-то незнакомые люди. Известная своим добродушием Гашия далеко не всех гостей встречала приветливо. Некоторых тут же выпроваживала. Многих посетителей, словно что-то скрывая от Каримы, даже не впускала в комнату, а пошептавшись в сенях, отправляла назад.

Особенно подозрительным показался Кариме один гость. Уже с первой встречи ей не понравились его масленые черные глаза. О чем они говорили в тот день с Гашией, Карима не слышала. Когда она пришла, Гашия выпроваживала гостя.

– Это и есть твоя квартирантка? Хорошо, отлично. Будем знакомы, – Ахметшай-Ахмет.

Ахметшай, не отрывая глаз, смотрел на Кариму.

– Смотри, Гашия, поглядывай за своей жиличкой. Как бы женихи не повадились… Красивую девушку пустила.

Гашия заметила, что Карима недовольно поморщилась.

– Не шути так, Карима скромная девушка.

Карима слышала, как он сказал на прощание:

– Если что надо, не стесняйся, Гашия. Что в наших силах – сделаем.

– Спасибо, что не забываете…

Когда Ахметшай ушел, Гашия сказала:

– Хороший человек, не забывает меня. Сколько уж прошло после смерти мужа. Сейчас работает на хорошем месте. Спасибо ему.

В другой раз Карима невольно подслушала их разговор. Гашия и Ахметшай стояли в сенях, думая, что их никто не слышит.

– Ну как твой чирей? – спросил Ахметшай.

Гашия ответила двусмысленно:

– Оберегаюсь. Боюсь, как бы не испортить настроение…

Какой чирей? Гашия никогда на это не жаловалась.

– Не собирается прорваться? – спросил Ахметшай.

– Надо, чтобы прорвался сам, торопить нечего. Хуже будет…

– Неужели хуже?

– Как знать! Ничего не поделаешь. Божье наказание…

Карима кашлянула. Голос Гашии сразу изменился, она тут же перевела разговор.

– Спасибо, большое спасибо! До зимы просохнет.

Ахметшай стал прощаться.

– Посидел бы хоть немного, – предложила Гашия.

– Некогда, сама заходи. И Нурания будет рада.

– Передавай ей привет. Как поживает Фахри-бабай?

– Что ему сделается?

Карима теперь не сомневалась, что между Гашией и Ахметшаем, помимо давнишней дружбы, есть какая то другая, подозрительная связь.

2

В тот день, когда Сания вернулась из Казани, Карима вышла с Азатом в садик Камиля. Сания, заметив ее, подошла и, как всегда, стала расспрашивать о житье-бытье.

– Гашия не обижает? – спросила Сания.

– Не-ет! Даже слишком добра ко мне. Только вот, не знаю, как сказать… такое дело… неудобно…

– Если неудобно, не говори, – сказала Сания – А ну-ка, покажи Азата!

И она внимательней, чем обычно, стала разглядывать ребенка. «Да, похож…»

Ребенок действительно чем-то напоминал Мухсинова. Только это было основательно исправленное, подчищенное его повторение.

– Уже и смеяться умеет. Ну-ка, Азат, улыбнись! – Карима звонко прищелкнула языком.

Азат, не зная, на ком остановить свои синие глаза, весело открыл беззубый ротик. И еще больше стал похож на Мухсинова.

Сания стала серьезной.

– Послушай, Карима, – заговорила она, – почему твой ребенок должен расти так, без отца? Тебе незачем скрывать имя отца. Ты живешь в Советской стране.

Карима потупила взгляд и умоляющие проговорила;

– Сания-апа, я же просила вас не спрашивать об этом. Не могу сказать. Пожалуйста, не допытывайтесь.

– Хорошо, – сказала Сания все так же серьезно, – спрашивать не буду. Но я и так знаю: отец Азата – Мухсинов!

Карима, закрыв лицо руками, опустила голову.

– Верно ведь? Мухсинов?

– Как вы узнали?.. Он мне… не велел… – И Карима громко заплакала.

– Не плачь, – сказала Сания, – и ничего не бойся.

Сания была удовлетворена. Она заранее была уверена в правильности своих подозрений, но, услышав подтверждение от самой Каримы, почувствовала, что гнев ее вспыхнул с новой силой.

Даже не заходя домой, направилась в горком.

Башкирцев был у себя.

– Я с плохими новостями, Петр Тихонович.

Башкирцев встревожился:

– Что случилось?

– Чрезвычайно грязный факт. Позорный! Я говорила вам как-то про Кариму, Та самая наша ученица, что родила «незаконного» ребенка.

– Ну-ну? Что с ней?

– Я выяснила, что отец ребенка – Мухсинов. Да, наш уважаемый прокурор.

Башкирцев пожал плечами:

– Что-то не хочется верить этому.

– Я и сама сначала не верила, – сказала Сания, – Слышала от других, что ребенок похож на Мухсинова. Тогда я не только не поверила, но даже внимания на это не обратила. Только вот когда мы с ним ехали на пароходе в Казань… После одного случая… Не знаю, как вам сказать…

Башкирцев неожиданно пришел ей на помощь.

– Можете не говорить. Мне все известно.

– Известно? – удивилась Сания.

– Про это уже знают в обкоме.

«Значит, Забаров сказал, – догадалась Сания. – Тем лучше».

– Так вот, после его выходки на пароходе я перестала сомневаться. А сейчас сама Карима мне подтвердила.

– Нда-а! – тяжело вздохнул Башкирцев. – Этого я не ожидал. И Мухсинов молчит? И даже помощи не оказывает?

– Где там! Так запугал Кариму! Если б я сама ей не сказала, скрывала бы до сих пор.

– Что же с ним делать? Это ведь страшный скандал!

– Чтобы не давать пищу для сплетен, лучше поговорить с самим Мухсиновым. Пусть даст объяснения.

– Да, вы правы! Это позорный случай для всей нашей организации. Просто уму непостижимо!

Башкирцев тут же взял трубку и вызвал Мухсинова…

3

Прокурор не замедлил явиться.

Он вошел, по-обыкновению, живой и бодрый. Башкирцев и Сания встретили его молча. Мухсинов не обратил на это внимания.

– Как дела? – заговорил он. – Какие-нибудь новости?

– Новости-то есть, но, кажется, не особенно новые, – загадочно сказал Башкирцев.

Мухсинов спокойно уселся в кресло против Башкирцева.

– Что же это за устаревшие новости?

– А вспомни-ка свой молодецкий поступок год тому назад.

Мухсинов, нахмурившись, задумался. Затем пожал плечами и развел руками.

– Не знаю, что вы имеете в виду. Не могу припомнить ничего такого…

– Если не можете припомнить, мы вам поможем, – сказала Сания. – Речь идет о вашем поступке, про который, как вы полагаете, никто не знает.

– Ну ладно, бросьте шутить! – рассердился Мухсинов. – Зачем играть в прятки!

– Что ж! – Башкирцев решил больше не тянуть. – Речь идет о твоем неслыханном беспутстве. О твоем надругательстве над школьницей, ученицей девятого класса.

– Ничего не понимаю! Какая ученица? Что с ней случилось? Ничего не знаю.

– Знаете! – сказала Сания. – Речь идет о Кариме.

Сания ожидала, что, услышав имя Каримы, он смутится, растеряется. А Мухсинов и глазом не моргнул. Он смотрел на Санию глазами невинного ребенка.

– Вспомнили теперь?

– Да, знаю эту девушку. Знаю, что у нее есть ребенок. Кто отец ребенка – неизвестно, и про это знаю.

– Так вот, теперь стало известно, кто является отцом ребенка.

– Что? – спросил Мухсинов с любопытством. – Неужели кто-нибудь из наших?..

Сания поразилась, как умело притворялся Мухсинов невинным.

– Ну, скажите уж! – с улыбкой попросил Мухсинов.

– Говорят, что отец ребенка – вы.

Мухсинов весело рассмеялся.

– В самом деле? Вот это здорово! И как же это вы узнали?.

Он так искренне смеялся, что это заставило было Санию заколебаться, но она тут же взяла себя в руки.

– Не паясничайте, пожалуйста, товарищ Мухсинов, с вами говорят серьезно.

– В самом деле? Вот спасибо! Значит, вы обо мне столь высокого мнения? Значит, я еще могу завлекать молодых девушек? А я-то полагал, что не могу увлечь даже женщин постарше… ха-ха-ха!..

– Значит, вы отказываетесь? – спросил Башкирцев.

– Категорически!

– А ведь мать ребенка сама призналась.

– Не может этого быть!

Сания поддержала Башкирцева:

– Карима сама мне призналась. Она лгать не будет. Конечно, для вас это очень печальный факт. И не только для вас… Но что поделаешь! Ее ведь никто силой не заставлял говорить этого.

Мухсинов стал серьезным.

– Не знаю, – озадаченно произнес он. – Если никто не заставлял, никто не подучивал, как могла бы она решиться сказать такое?

– Это и так видно. Ребенок очень похож на вас, все это говорят.

– На меня похож?

– Как две капли воды. Давно все говорят. Спастись от народной молвы очень трудно.

– Где эта бессовестная? – закричал Мухсинов. – Давайте ее сюда! Пусть скажет, глядя мне в глаза!

– За этим дело не станет, – сказал Башкирцев, – Пригласите ее сюда, товарищ Ибрагимова.

Сания вышла. Башкирцев молчал. Слышно было только неторопливое тиканье старинных часов.

– Н-да-а-а! – сказал Мухсинов. – Мне и в голову не приходило, что Ибрагимова способна так ловко плести интригу. Вот тебе и правдивая, честная женщина!

– Не торопитесь делать вывод, товарищ Мухсинов.

– Мстит она мне, что ли? Неужели думает, что кто-нибудь поверит ей, глупая?

Башкирцеву, видимо, не хотелось, чтобы о Сании говорили плохо.

– Трудно поверить, что это правда, – сказал он. – Но, во всяком случае, Ибрагимова…

В этот момент Сания вернулась, и опять установилась тишина. И теперь надолго. Наконец сообщили, что Карима пришла.

– Пусть войдет, – сказал Башкирцев.

Тик-так… тик-так… – в тишине выговаривали стенные часы.

4

Высокая белая дверь открылась, и на пороге появилась Карима с ребенком, завернутым в лоскутное одеяло. Она сделала несколько шагов и нерешительно остановилась. Посмотрела на сидящих у стола ясными черными глазами. Ее лицо, зардевшееся от смущения, казалось особенно молодым и привлекательным.

Даже Мухсинов, который решил заранее сердито распечь Кариму, увидев ее, такую милую и красивую, невольно смягчился. Однако он не показал теплых чувств, шевельнувшихся у него в душе.

– Подойдите ближе, – мягко обратился к Кариме Башкирцев.

Карима подошла к столу.

– Не смущайся, ты ведь теперь не ребенок, – сказала Сания. – Вон отец хочет посмотреть на Азата.

Карима повернулась к Мухсинову. Мухсинов мрачным взглядом смотрел на нее.

– Скажи-ка, дочка, – начал Мухсинов тихим, но угрожающим голосом, – кто научил тебя такой пакостя?

Карима испуганно прижала к груди ребенка.

– Говори: кто научил? – повторил Мухсинов.

– Никто не учил, – прошептала Карима.

– Не может быть! Не верю!..

В глазах Каримы сверкнули злые искорки.

– Я ведь никого не виню. Зачем вы ко мне привязываетесь?! – Она резко повернулась к двери.

– Погоди. – Сания встала с места. – Погоди, Карима! – Она обняла ее за плечи и вернула к столу, – Ты не бойся, скажи правду. Почему не говоришь? Боишься?

– Я ведь уже все сказала вам, Сания-апа!

– Сказала, правда. А вот Мухсинов не хочет признавать Азата своим сыном. Почему ты боишься прямо сказать при нем?

Карима посмотрела на Санию изумленными глазами.

– Что вы говорите, Сания-апа? – испуганно воскликнула она. – Он ведь его отец!

– Чей отец?

– Шакира…

Карима уткнулась лицом в одеяльце и, зарыдав, бросилась к двери.

Оторопевший Мухсинов быстро пришел в себя. Он тут же догнал Кариму:

– Постой, не спеши. Ну-ка, дай взглянуть… Это сын Шакира?

Притихшая Карима не сопротивлялась. Мухсинов взял ребенка на руки и тоненько присвистнул.

– Вот так здорово! Значит, ты говоришь, Шакир – его отец?

– Шакир, – виноватым голосом призналась Карима.

– Шакир? Так зачем ты скрывала? Вот глупая! Э-э-э!.. Значит, сын Шакира… следовательно, мой внук?.. И на меня, говорят, похож?

Башкирцев, в недоумении наблюдавший за этой сценой, подошел к ребенку.

– Дайте-ка взглянуть на него… Эге, и правда, это же твоя копия, Мухсинов! Смотри-ка ты!..

– Это же чудо! Чудо это! – повторял Мухсинов, явно не скрывая своей радости. – Гляди, гляди, смеяться уже умеет! Ах ты чертенок! – Он осторожно приблизил ребенка к себе и поцеловал в лобик. – Мой внук, а? И похож на меня… А я, дурак, всю жизнь, слепой болван, круглый ду… ду…

Подступившие слезы недали ему продолжать. Карима взяла ребенка из его рук, а Мухсинов обнял ее и ласково похлопал по спине.

– Идем-ка со мной, обрадуем бабушку.

– Ой, не надо! – испуганно попятилась Карима, – В другой раз…

– Идем, идем!

Мухсинов даже не попрощался с Башкирцевым, он вышел из кабинета, таща за собой Кариму.

В кабинете опять стало слышно тиканье часов.

5

– Ну, Сания Саматовна, что вы скажете? – спросил Башкирцев.

– Снимите меня с работы, Петр Тихонович, – сказала она тихим, безнадежным голосом. – Я не могу…

– Вот те раз! А что случилось?

– Я действительно не стою того, чтобы занимать такое большое, ответственное место. Теперь всякий скажет, что я мелочная, кляузная баба.

Башкирцев сделал недовольное лицо.

– Вот как? – проговорил он сердито. – Я не думал, что вы можете так загордиться.

Загордиться? Что угодно, но такого обвинения Сания никак не ожидала.

– Не понимаю, Петр Тихонович, при чем тут моя гордость?

– Вы стали председателем городского Совета. И, как видно, почувствовали себя вождем, который должен стоять выше будничных дел и простых чувств, свойственных каждому. Дескать, раз вы вождь, руководитель, – значит, ни в чем не можете ошибиться?

– Почему я не могу ошибиться? Разве я об этом говорю?..

– Не говорите, но я это вижу. Вы думаете, жизнь должна быть такой, как вы хотите, не может и не имеет права быть иной… Да, да! Раз вы убеждены, что кто-то подлец, этот человек безусловно должен быть подлецом. Не имеет права быть иным. Если же в действительности он окажется не таким подлецом, как вы думали, это вас обижает. Ущемляет ваше самолюбие, И вы готовы не на шутку обидеться. Не надо. «Раз человек, которого я считала дурным, оказался не таким – не буду председателем». Отставка!.. Ну? Не смешно ли? Разве это не зазнайство!

Сания не сразу нашла ответ на нападение, начавшееся с такой неожиданной стороны. Башкирцев же продолжал развивать свою мысль до логического конца:

– А если бы Мухсинов оказался именно таким подлецом, как вы думали, вот бы вы обрадовались! Да?

– Я об этом даже и не думала, – возразила Сания.

– А надо думать, надо обдумывать вопрос всесторонне. И, если вдуматься глубже, у вас нет никаких причин падать духом. Вы безусловно имели основания заподозрить Мухсинова. И вы правильно сделали, что так поставили вопрос. И если прокурор оказался не таким уж дурным человеком, как мы думали, это для нас только радость…

И Сания поняла – то, что она считала самокритикой, оказывается, вовсе не самокритика, а своего рода рисовка и зазнайство.