Текст книги "Чистая душа"
Автор книги: Мирсай Амир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 41 страниц)
С детских лет они знали друг друга.
У Камиля в первую мировую войну убили отца. Во время голода в 1921 году умерли мать и родные, он остался сиротой и был отдан в детский дом. Из детского дома попал в интернат при семилетней школе в городе Ялантау.
Тут и познакомился с Фуатом. Они было одноклассниками.
Отец Фуата был учителем, сын с детства сдружился с книгами. Еще будучи трех-четырех лет, он удивлял родителей и гостей своими познаниями: знал все буквы, помнил много стихов, умел найти на карте города, озера и реки. И в школе обращал на себя внимание. Способного мальчика приметил заведующий учебной частью.
Часто он беседовал с Фуатом, как со взрослым, и любил хвалить его перед учителями и учениками: «Фуат будет большим человеком нашей нации, он прославит нашу школу…»
Камиль тоже был способным учеником, и Фуат невзлюбил его, но старался не показывать этого, делая вид, что не замечает своего соперника. Но скромность Камиля взяла верх над заносчивостью Фуата. Он не стеснялся обратиться к Фуату за помощью, когда чего-нибудь не понимал. Постепенно мальчики сблизились. Фуат пригляделся к Камилю, заговорил с ним по-товарищески, стал делиться своими мыслями и переживаниями.
Заносчивого Фуата школьники не любили. А Камиль не только прощал ему все капризы, но при случае и защищал его от резких нападок товарищей. А случаи эти все учащались.
Школа в ту давнюю пору работала еще по старым программам. Уделялось немало внимания религиозным обычаям и связанным с ними бытовым пережиткам.
Но жизнь не стояла на месте. Укреплялась Советская власть, и, словно ворвавшийся в распахнутые окна чистый воздух, пришли перемены и в школу. Старые воспитатели вначале противились свежим влияниям. Точно оберегая детей от насморка, пытались закрывать окна, отгораживались от жизни. Но время взяло свое.
В эти годы в городе был открыт молодежный клуб. При клубе была создана комсомольская ячейка. Ячейка начала устраивать спектакли, концерты, литературные вечера. Перед каждым спектаклем устраивались доклады. О чем только не говорилось в этих докладах! Об истории революционного движения, о происхождении вселенной, о появлении человека на земле, о пользе физкультуры, о вреде курения, пьянства, веры в бога… Устраивались диспуты о любви, о новой морали. Горячие шли споры.
И школьники с охотой стали бывать на этих вечерах.
Камиль был старше других интернатских мальчиков и быстро сошелся с активистами клуба, особенно с секретарем кантонного комитета комсомола Петей Башкирцевым.
Башкирцева знала и любила молодежь всего кантона.
Где только не бывал и чего только не делал этот парень, сын слесаря судоремонтного завода в затоне Ялантау. Он вырос, шныряя с соседскими мальчишками в окрестностях города, по берегам Камы; в этом же городе начал ходить в школу, тут же встретил революцию; после гибели отца в гражданскую войну почти мальчиком ушел на фронт, а по возвращении организовал первый комсомольский комитет в Ялантау. Он с детства знал татарский язык, его одинаково хорошо понимала и русская и татарская молодежь.
Однажды вечером, после очередного доклада, Башкирцев вышел из клуба и, заметив среди молодежи Камиля, улыбнулся ему, как давнишнему знакомому: «Как дела, Камиль?» Они пошли вместе. В какую сторону пошли – Камиль не помнил. Ему было хорошо. Еще бы – такой человек, как Башкирцев, знает тебя! И даже называет запросто, по имени, – Камиль!
За беседой не заметили, как попали в городской сад.
– Почему в комсомол не вступаешь, Камиль? – спросил Башкирцев.
– Как-то все… Не знаю, примут ли?
– Почему не примут? Ты что, сын кулака?
– Нет. У меня еще мало знаний…
– Будешь учиться.
– Нам ведь не разрешают отлучаться из школы.
– Кто?
Камиль из осторожности промолчал.
– А если у вас в школе будет комсомольская ячейка? – задал вопрос Башкирцев.
Камиль удивленно посмотрел на него.
– А что? – сказал секретарь канткомола. – Разве не найдется у вас ребят, которые вступили бы в комсомол?
– Почему не найдется? Очень даже хорошо было бы, если бы у нас в школе была ячейка.
– А как посмотрят на это учителя?
Камиль опять промолчал.
– Что ты скажешь о Салими?
Вопрос насторожил Камиля. Салими был учителем естествознания. Недавно на уроке один из учеников задал ему вопрос: «Мугаллим-абый, есть бог или нет?» Салими покраснел, надулся и, выкрикнув: «Не сметь хулиганить!» – вышел из класса.
«Видно, Башкирцев слышал об этом, – подумал Камиль. – Что сказать? Можно ли ему, ученику, осуждать учителя?»
– Любят у вас этого учителя? – спросил Башкирцев.
– Как сказать… Нехорошо получилось, конечно, что он в горячке оборвал урок…
– Как? Когда? Почему?
Оказалось, что Башкирцев ничего не знает. И Камилю пришлось подробно рассказать об этом случае.
Когда они попрощались, Камиль остался один в городском саду. Разговор оставил глубокий след. Камиль неожиданно почувствовал себя не бесправным и робким пареньком среди сотни ребят, а, наоборот, ответственным за все, что определяет жизнь этого большого коллектива. Башкирцев дал ему понять, что он должен иметь определенное мнение не только о том или другом ученике, но и о каждом из учителей, что с его суждениями считаются комсомольские руководители.
Как оказалось, Башкирцев толковал не только с ним, но и с другими учениками. Вскоре среди ребят в школе почувствовалось брожение. Авторитет учителей пошатнулся. И воспитатели зашевелились. Пошли строгие приказы, запрещения учащимся заниматься чем-либо другим, кроме уроков, уходить из школы без разрешения. Но это мало помогало. Вопросы, обсуждавшиеся в клубе, проникали и в школу. Стали обычными среди учеников горячие споры. И даже учителя не могли остаться в стороне…
До этого Фуат слыл примерным учеником. Он считал недопустимым оспаривать авторитет учителей. В возникавших спорах превосходство всегда было на его стороне, поскольку и учителя его поддерживали. Но это превосходство было недолгим. Вскоре в школу пришли новые учителя. Сменился и заведующий. Старые программы ломались. В школе была создана комсомольская ячейка. Все это сильно подействовало на избалованного вниманием Фуата. Его перестали ценить. Среди товарищей появились обидчики. Мальчик почувствовал себя одиноким. Но все же он не хотел так легко потерять свое положение. Долго он ходил, ни с кем не разговаривая, раздумывал про себя и, наконец, подал заявление о принятии его в комсомол. Многие в ячейке сомневались – принять ли его?
И тут Камиль выступил в его защиту. Ему казалось, что нельзя отталкивать такого способного парня, что в будущем он себя оправдает. Камиля поддержали, и Фуат был принят в комсомол. Окончив школу, он поступил в педтехникум в Ялантау. А Камиль как лучший ученик после окончания школы уехал учиться в Казань. Будучи студентом, он женился на Сании – она училась в том же институте.
6Встреча с Фуатом напомнила Камилю прошлое.
Между ними не было дружбы, не осталось и общих интересов. Когда они случайно встречались, чувствовали, что им не о чем говорить. И только воспоминания о мальчишеских годах тонкой ниточкой связывали их.
Так было и теперь, когда они отправились собирать дрова для костра.
Камиль подобрал несколько прутьев, попробовал сломать.
– Сырые, не будут гореть. Пойдем подальше.
– Боюсь запачкать костюм.
– А ты сними.
– Неудобно.
– Ладно, я пойду один.
Камиль направился в зеленевшую неподалеку рощицу.
Здесь, под кустами, было достаточно сушняка, принесенного половодьем.
Камиль начал собирать дрова. Поблизости послышался свист. Через некоторое время на полянке показался красивый паренек в белой безрукавке и в берете набекрень.
Паренек шел, раздвигая руками высокую траву. Он шел с гибким прутом в руках и на ходу сшибал головки цветов. Камиль узнал его – это был Шакир Мухсинов, сынок прокурора.
«Откуда взялся этот красавчик? – подумал Камиль. – Видать, в хорошем настроении».
Камиль хотел окликнуть его, но удержался. А Ша кир, не заметив директора, прошел мимо и потерялся в кустах.
А через некоторое время, когда Камиль, нагнувшись, собирал сучья, поблизости зашуршали кусты и в высокой траве показалась голова девушки. Девушка словно из сказки – с веночком из луговых цветов в волосах, с прелестным личиком. Ба! Да ведь это Миляуша! Только час назад они вместе плыли через Каму. От кого-то прячется или кого-то ищет? Что-то проказливое в ее улыбке… Вот она пошла в смородинные кусты, но наперерез ей выбежал парень в голубой майке.
– Ой, Рифгат! Больше не буду… Пусти!
Рифгат обвил ее руками. Девушка пыталась вырваться. Но, казалось, не очень-то решительно… Лица их сблизились. Парень вдруг прижался щекой к ее щеке и поцеловал в губы. Казалось, девушка обессилела. Потом вдруг, словно очнувшись, с силой высвободилась из объятий парня.
– Что ты со мной сделал, Рифгат? – сказала она, и в голосе ее прозвучали слезы.
Закрыв глаза, она бросилась бежать.
Рифгат стоял в замешательстве.
– Миляуша! – крикнул он вдогонку. – Подожди, не трону…
Он растерянно двинулся вслед девушке.
Камиль нечаянно оказался свидетелем этой сцены. Ему было и неловко, и немного смешно. Вот как! Ведь до сих пор он считал их, Миляушу и Рифгата, скромными и дисциплинированными учениками. А тут ему пришлось убедиться, что детство их кончилось, что они переходят в категорию взрослых. Радоваться этому или осуждать?..
«Сегодня они уже не ученики моей школы, – подумал Камиль с облегчением. – И не надо ломать голову мне, директору, какие меры следует принять…»
Но не успел он отойти, как на полянке показалась другая девушка, в простеньком сатиновом платьице.
Камиль узнал ученицу девятого класса Кариму. Что с ней? Уж не плачет ли?..
Директор насторожился. Он не раз думал о том, что эта чернявая девушка из ближнего колхоза выглядела невестой, казалась старше своих подруг-одноклассниц.
– Карима! – окликнул Камиль.
Девушка, услышав голос директора, вздрогнула и, словно в чем-то провинившись, густо покраснела.
– Камиль-абый? – пробормотала она, И, пересиливая себя, улыбнулась.
– Ну-ка, с кем это ты тут?
– Никого нет, Камиль-абый.
– Одна совсем?
– Я вот… черемшу собирала. Угощайтесь! – Девушка протянула Камилю зеленый пучок дикого лука.
– Нет, – сказал Камиль, – спасибо. А почему ты плакала, Карима?
– Разве я плакала, Камиль-абый? – смутилась Карима. – Я не плакала. В глаз мошка попала…
– Смотри, мошка – это нехорошая штука. Не ходи одна, не отделяйся от товарищей. Иди!
Камиль вспомнил Шакира, только что перед этим попавшегося навстречу. Франт, свистун!.. От непонятнотревожного подозрения директор остановился. Не обидел ли девушку этот легкомысленный парень? Шакиру что, он уже ушел из школы. А Кариме еще учиться надо, окончить десятый класс… На мошку сваливает… А вдруг в самом деле что-нибудь произошло между ними?..
7Опасения Камиля были не напрасными. Хотя Карима и Шакир вернулись на берег поодиночке, в кусты они ушли вместе.
Карима давно любила Шакира.
Началось это так.
Зима только установилась, выпал первый снег.
Как только прозвенел звонок на большую перемену, все ребята выбежали на улицу и стали бросаться снежками. Игра увлекала. Под конец озорные ребята стали толкать друг друга в рыхлый снег. Карима скатала снежок и ловко швырнула в Шакира.
– A-а, ты так! – бросился он вдогонку.
Поймав ее, хотел свалить на снег, но Карима не поддавалась, она была сильной девушкой.
– Сдавайся!
Шакир крепко охватил ее руками, и ему удалось повалить Кариму на кучу снега. Только она поднялась, он снова обнял и свалил ее.
Так они провозились до конца перемены. Кариме было весело и приятно. Она была тронута тем, что после звонка на урок Шакир не убежал, а поднял ее и старательно отряхнул с нее снег.
С этих пор Шакир и запал в душу Каримы. Правда, он ни разу ни словом не обмолвился о любви. Все же ее чувство к этому симпатичному парню с каждым днем усиливалось.
Вместе с любовью к Шакиру в душе Каримы жило и другое чувство, беспрестанно терзавшее ее, – ревность. К этому были основания. Говорили, что Шакир дружит с Миляушей, сама Карима видела и знала об этом. Они бывали вместе в кино, в театре, ходили на каток, на лыжные прогулки; если в школе устраивали какой-нибудь концерт, он садился рядом с ней, приглашал танцевать. Правда, все это было на глазах у других. Казалось, о чем беспокоиться Кариме? В одном классе учатся, почему бы им не бывать вместе? И что удивительного, что он уделяет Миляуше больше внимания? Не один Шакир, а и другие также. Ведь она дочь Баязитова!..
Шакир становился все смелее с Каримой. И это Карима находила вполне естественным; он ведь уже не мальчик.
Он даже при ней не совсем приличные анекдоты рассказывал. А Кариме только бы посмеяться. Она ведь не какая-нибудь аристократка, чтобы по пустякам обижаться, – она выросла в колхозе, среди крестьян, и все видела и знала. Раз Шакиру нравилось смешить ее, так почему бы ей не посмеяться?..
А вот сегодня…
Потому ли, что Шакир был в берете, ей показалось, что сегодня он особенно красив – нельзя было оторвать глаз от него. Все его одноклассники, окончившие школу, пошли к реке купаться. Но Шакир остался с Каримой. Незаметно для других пригласил ее пойти на луг. Разумеется, Карима была согласна. Но все же для виду покапризничала.
– Нет, – сказала она, – почему я должна с тобой идти? Плыви со своей Миляушей на ту сторону Камы!
– Нужна мне эта Миляуша! – сказал Шакир. – Пусть с Рифгатом плывет, Не только на ту сторону Камы, хоть на край света…
Карима торжествовала. Она больше не упрямилась (чего доброго, взаправду Шакир пойдет к Каме). Они незаметно углубились в кусты.
На излучине реки, в густых кустах, так много укромных мест… Шакир совсем разомлел. Он уже не мог держаться спокойно. И обычная разговорчивость пропала. Голос стал тише и мягче, вкрадчивее.
Если человек не любит, разве он будет вести себя так?
Они прошли сквозь колючие кусты шиповника и ежевики. Крапива обжигала ноги. Остановились у большого куста смородины на краю оврага, заросшего травой. Оба стесненно молчали.
– Как здесь хорошо! Никого нет, – сказал Шакир, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Давай посидим!
И, быстро примяв траву, показал Кариме место рядом.
Карима опустилась.
– Знаешь, Карима… я тебя люблю.
– Обманываешь!
– Люблю. Говорю тебе: люблю! А ты?
– И я, – чуть слышно сказала Карима.
Шакир торопливо обнял ее за плечи. Лицом прижался к ее лицу. Щеки обоих горели. Губы Каримы непроизвольно потянулись к губам Шакира. Но когда тот крепко обнял ее прижал к себе, испуганно прошептала:
– Не надо!
Она дернулась всем телом, порываясь уйти, однако встать не смогла – сил не хватило. Только сказала Шакиру:
– Посиди спокойно! – и попыталась отвести его руки.
Но Шакир уже не мог сидеть спокойно. Он еще крепче стиснул ее в объятиях, стараясь положить на траву. Карима упиралась руками и отворачивалась, но тут же почувствовала, что силы ее слабеют.
– Я буду тебя крепко любить, – прошептал Шакир, тяжело дыша.
В эту минуту Карима поняла, что судьба ее решена, – она знала, чем все это кончится. Но в ней заговорило благоразумие.
– Если хочешь меня любить, женись! – сказала она.
– А как же! Обязательно женюсь.
– Когда?
– Скоро!
– Подождем до женитьбы, Шакир!
– Не могу я, пойми, Карима! Если ты не будешь моей, я не знаю, что будет со мной… Я заболею, умру!
Если человек не любит, разве он может так говорить, так страстно уверять?..
…Когда Шакир встал, они даже не смогли посмотреть друг другу в глаза. Кариме почему-то хотелось плакать, а Шакир стоял, мрачно отвернувшись. Оба молчали.
Но через некоторое время лицо Шакира прояснилось, он стал прежним, самоуверенным. Нарвал букет цветов и поднес Кариме. Пошутил о чем-то как ни в чем не бывало.
Они прошли через луг и опять углубились в заросли кустарника. Снова сели в скрытом месте. Теперь Шакир стал совсем другим.
Он осмелел, руки его уверенно охватили талию Каримы.
– Стыдно мне, Шакир.
– Ну, теперь уж…
Возвращались на берег поодиночке: Шакир сказал, что так лучше.
– Нас не должны видеть вместе, – сказал он, – Вообще никто не должен знать, что между нами близкие отношения. Узнают, когда это будет нужно…
Карима по своему истолковала его слова: «Беспокоится, чтобы обо мне плохо не подумали…»
8Рифгат искал Миляушу. Непонятно, куда она скрылась. Неужели убежала? Неужели всерьез рассердилась?
«Как же это я не удержался? – терзался раскаянием Рифгат. – Ведь с утра ходили вместе и так весело разговаривали. Как же все получилось?»
Вернувшись с другого берега Камы, Рифгат и Миляуша оделись и отправились на луг. Они собрали охапку цветов, уселись в тени густого вяза и сплели для Миляуши венок.
– Что за аромат! – восхищалась Миляуша, поднося к носу белый цветок. – Нет, стану я биологом…
Снова завели они старый спор.
– Опять ты о биологии! – с раздражением сказал Рифгат. – Согласились на химию – и дело с концом. Вместе будем учиться.
– А Шакир уговаривает на геофак.
– Да, конечно, поступить на геофак легче. Вот он и говорит.
– Шакир неплохо окончил школу. Почему ты против него?
– Шакир, Шакир… Надоело. Шакир – красавец. Шакир всем хорош…
– Ты что? Никак, ревнуешь?
– Почему бы и не ревновать? Только и слышу – Шакир да Шакир!
– А Шакир меня попрекает: «Все Рифгат да Рифгат!» Погоди-ка, куда он пропал?
– Я его сегодня не видел. Видно, приревновал к тебе, обиделся и ушел.
– Нет, на самом деле, куда он девался?
– Чего ты беспокоишься? Он нарочно тебя интригует.
Рифгат помолчал, потом спросил прямо:
– Скажи откровенно, Миляуша, кто тебе больше нравится – я или Шакир?
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Мне надо знать…
– А если я скажу, что Шакир?
– Тогда прощай. Я не буду приставать к тебе. И поезжай хоть в консерваторию.
– А если скажу, что Рифгат?
– Тогда – на химфак. И мы до конца будем вместе.
– Для меня вы оба хорошие мальчики.
– Мы уже не дети, Миляуша!
– Вот как? Ты уже стал взрослым? А ну-ка, догоняй!
Миляуша вскочила и с заячьей легкостью помчалась к зарослям смородины. Рифгат кинулся за ней, а Миляуша перебегала от одного куста к другому. Наконец ему удалось догнать ее.
И он поцеловал Миляушу… И вот она исчезла. Неужели всерьез рассердилась?
– Ми-ля-уша-а! – кричал он.
Кто-то откликнулся басом, явно передразнивая его:
– Что-о-о, мой мальчик?
Рифгат нахмурил брови. Из-за кустов смородины показался голубой берет Шакира. Обмахивая свои широкие брюки ивовым прутиком, медленным шагом он подошел к Рифгату.
– Такой подлости я от тебя не ожидал, Рифгат, – сказал он, и красивые губы его уже не улыбались.
– Какой подлости?
– Мы уже не школьники, давай говорить открыто.
Рифгат молчал.
– Ты знаешь мое отношение к Миляуше, – продолжал Шакир.
– А ты мое…
– Знаю! – сказал Шакир, прервав Рифгата. – Тут мы с тобой в одинаковом положении. Поэтому я держу себя строго с Миляушей. Жду, когда сама Миляуша решит этот вопрос. Это честно и по-товарищески. И ты должен был так поступить. Я бы не мог позволить себе такого свинства…
– Какого свинства?
– Ты ее насильно поцеловал. Я видел!
– Это мое дело!
– Нет, это не только твое дело. Не шути, Рифгат! Я могу забыть это только при одном условии: если ты добровольно уйдешь в сторону, уступишь мне дорогу. Только так! Если ты не примешь это условие, пеняй на себя.
– Ого! Ты угрожаешь?
– Угрожаю. И честно предупреждаю: я тебя уберу с дороги, так и знай. Или, если сможешь, ты меня убери с дороги.
– Дуэль?
– Как угодно назови.
В глазах Шакира засветилась злая искорка. Он неторопливо сунул руку в карман и достал нож.
– Не бойся, я не собираюсь тебя резать! – сказал он.
И молниеносно чиркнул лезвием по собственной левой руке ниже локтя.
– Вот моя кровь, – сказал он. – Клянусь кровью – или ты, или я!
Высасывая показавшуюся из ранки кровь, Шакир резко повернулся и пошел прочь.
Рифгат не ожидал, что дело примет такой оборот, Он не мог скрыть свою растерянность и торопливо окликнул:
– Шакир!
Шакир остановился. Не спеша подошел.
– Так согласен? Или нет?
– Ты в своем уме? Пускай Миляуша сама решает этот вопрос. Вот ты, право, чудак!
Из прибрежного ивняка послышался голос Миляуши:
– Рифгат!
Оба парня притихли.
– Рифга-а-ат!
– Ау-у!
– Иди сюда! – крикнула Миляуша.
– Пойдем вместе, Шакир.
– При условии: с ней об этом – ни гугу! Обещаешь?
– Пусть будет так.
Они спустились к берегу.
– И Шакир здесь?! – обрадовалась Миляуша, – Где ты пропадаешь весь день?
– Мало тут мест, где можно пропадать?
– Ой! Что с твоей рукой?
– Оцарапал.
– Перевязать надо.
– Ничего… до свадьбы заживет.
– Нет, с этим шутить нельзя. Рифгат, найди подорожник. Идем, Шакир, надо промыть рану.
– Да не нужно, Миляуша!
– Идем, идем! – Миляуша потащила Шакира к воде. – Ты, Шакир, наверно, неспроста сегодня пропадал? – сказала Миляуша, осматривая его рану.
– Вы с Рифгатом тоже, наверно, неспроста скрывались?
Миляуша покраснела. Но не успела ответить, как Рифгат вернулся.
– Принес? Дай-ка сюда.
Она взяла несколько листков подорожника, промыла их, в несколько слоев наложила на рану Шакира. Затем достала маленький батистовый платок и сделала перевязку.
– Ну, все, – сказала Миляуша. – Другой раз будь осторожнее!
Она взобралась на песчаный обрыв и загляделась на реку.
– Смотрите-ка, ведь это наши едут!
На рыбачьей лодке Рифгат заметил ребят, вместе с которыми переплыл реку. Они хотели отправиться назад вплавь. Почему же раздумали, почему едут на лодке? И почему все так притихли?
– Да, наши! – сказал удивленно Рифгат. – Что-то случилось!
Миляуша разволновалась:
– Уж не утонул ли кто?..
