Текст книги "Двадцать один год (СИ)"

Автор книги: Мелания Кинешемцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 37 страниц)

– Эванс? – он машинально пропустил её вперед, слегка поклонившись. – Тебе что-то нужно?

– Я… Я от девочек. Мы вот тут собрали… Для Ремуса…

– Иди сюда, Эванс, – Джеймс соскочил с кровати друга, где было расположился в ногах, и забрал из рук Лили свертки. – Давай возьму, чего ты.

Она осмотрелась с некоторым облегчением. Беспорядок кошмарный, но в целом обстановка чем-то ей неуловимо нравилась. Петтигрю, пристроившись на ковре, приложил палец к губам: Ремус, бледненький, спал, завернувшись в одеяло.

– Он не слышит ни шиша, – ухмыльнулся Поттер. – Разбудить, или как?

Лили помотала головой.

– Просто скажите, чтобы мы все желаем ему выздороветь и больше не болеть.

С того дня статус Лили как полностью, безоговорочно своей на факультете восстановился, как восстанавливается вещь под воздействием Репаро. Дружбу со слизеринцем, правда, ей не забыли, нет-нет да и проходились на этот счет, однако ни о долгих обидах, ни тем более о бойкотах речь не заходила. И Лили наконец смогла насладиться в полной мере и прелестями шумной и дурашливой девчачьей дружбы, когда меняешься заколками и выбалтываешь самое сокровенное единым махом, и суматошной гриффиндорской жизнью. Вместе с Мери она по выходным тренировалась в полетах и готовила плакат и флажки к очередному квиддичному матчу. Вместе с Марлин пускалась в игры, основанные большей частью на воображении Маккиннон, одновременно богатом и болезненном. В фантазиях Марлин существовала целая страна, населенная чванливыми дворянами, жадными купцами, угнетенными батраками и лесными партизанами – единственными, кто вступался за обездоленных. Часами сидя у окна спальни или бродя по коридорам, девочки представляли себя дочерьми богачей или нищими крестьяночками, барышнями на выданье или партизанками, не признающими семьи, и иногда воображение заносило столь далеко, что Лили по-настоящему горько рыдала от того, что продажный судья велел арестовать её ни в чем не повинного жениха, или хватала Марлин за плечи и трясла, видя в ней ненавистную соперницу за чье-то неведомое сердце.

Марлин охотно играла роли жестокие. Сегодня она, надменная знатная дама, приказывала дать пятьдесят плетей провинившемуся слуге, а завтра, став партизанской атаманшей, командовала расстрелом проникшего в лагерь шпиона. Что до Лили, она, как могла, смягчала любые резкие краски, которыми могли заиграть образы её героинь; ей нравилось быть доброй и милосердной. Когда удавалось отговорить Марлин от очередной варварской выходки, становилось приятно, словно и впрямь спасла кого-то.

Вот с Алисой по-прежнему общались скупо. Лили любила играть с Хиндли – его хозяйка лишь улыбалась, но любой разговор завершала быстро, правда, мягко. Иногда Лили подсаживалась к ней в библиотеке: Алиса улыбалась, приветливо кивала, но почти все время занятий помалкивала. Лишь однажды, наблюдая, как Лили играет с лазилем, повязав на ниточку фантик, вдруг вздохнула (они в это время были одни):

– Не сердись, что я молчу все время. Просто, знаешь, мне стыдно немного. Я так завидую тебе и Марлин, что даже злюсь.

– Завидуешь? Чему?

– Вы красивые.

За уроками и играми, ожиданием квиддичных матчей и напряженной зубрежкой перед контрольными, перепалками со Слизерином и потехами, на которые не скупились неугомонные Поттер и Блэк, истаяла зима, и вот уже весна разыгралась, звеня дождями и ручьями, молодая и свежая. Близились пасхальные каникулы.

Две недели прошли так тяжко, что у Лили и Северуса не было времени парой слов переброситься, но в день перед отъездом они выкроили часок, чтобы сбежать из замка и отправиться бродить по окрестностям.

Запретный лес пел на разные голоса и благоухал клейкими распускающимися почками. Среди сырых листьев пробивались, бледнея в лесной тени, подснежники; Северус сорвал для Лили один, и она закрепила цветок в волосах. Девочка дотрагивалась до шершавой коры и словно чувствовала, как в глубине стволов венозной темной кровью растекается оживляющийся сок.

– Смотри-ка, волос единорога, – Северус снял с замшелой коряги нечто, похожее на длинную шелковую белую нить. – Какой смелый, близко к людям подошел. Лили, дай-ка руку.

Девочка подчинилась, и Сев обвязал волос вокруг её запястья.

– Носи. Это на счастье.

– И себе повяжи.

– Тут второго нет.

Из леса они вышли к озеру, к деревянным мосткам. Уселись, свесив ноги. Туфля Лили соскользнула и повисла, девочка вернула ее на место, но подумала и разулась совсем, а после вытянула носок, стараясь коснуться воды.

– Холодно же, – проворчал Сев.

– А я уже хочу купаться. Скорей бы лето. Почему ты не купаешься вместе со мной? Ведь вдвоем веселей.

Он поморщился.

– Лили, я же не умею плавать.

– Разве это беда? Я тебя научу. И раньше бы научила, да ты все отказывался. А на пасхальные все-таки не поедешь?

Он прикрыл глаза.

– Мне будет лучше остаться тут.

– А мне там одной будет скучно. Да еще Туни…

– Но ведь всего неделю.

Темное зеркало воды отражало набегающие тучки. Когда ветер дул чуть сильней, поднималась рябь, и к низким волглым сваям прибивало обломки ивовых прутьев.

– Пойдем, что ли. Дождь собирается.

Они еще не дошли до ворот замка, когда увидели, как трое мужчин в ярких мантиях – Лили видела такие на колдографиях в газетах и знала, что их носят авроры – выводят за локти профессора Фенвика. Несмотря на холод, он был без плаща, в одной тонкой мантии, с непокрытой головой и скованными за спиной руками. Рядом шел, глядя на арестованного с тихой грустью, директор Дамблдор.

На секунду дети застыли, затем Северус, сорвавшись с места, кинулся на одного из авроров и, как клещ, вцепился ему в мантию, не давая ступить ни шагу. Другой с трудом оторвал мальчишку и отбросил в сторону. Сев вскочил, выхватив палочку; двое авроров переглянулись в нерешительности, но третий взял наизготовку палочку собственную. Лили и Дамблдор не шевелились: она оцепенела от страха, директор по-прежнему с кроткой печалью наблюдал за происходящим.

– Мистер Снейп, – раздался спокойный голос Фенвика. – Вы мне не поможете. Опустите палочку.

Дрожащая рука Северуса сникла.

– За что они вас?

– Произошла ошибка. Я уверен, в течение суток все выяснится. Ступайте в замок. Не забудьте, после каникул вы обещали мне сделать доклад о том, являются ли привидения темными существами.

Авроры потянули Фенвика дальше. Северус глядел им вслед, задыхаясь, едва не крича. Лили обвила руками его шею, припала к груди друга, слушала бешено колотящееся сердце и беззвучно ныла от того, что больше помочь не может ничем. «Ты хотела, чтобы Фенвика арестовали», – шепнула ей память, и Лили зажмурилась от стыда. Она ведь в шутку подумала тогда, никак не рассчитывала, что и в самом деле… Если Северус узнает, он, наверное, её не простит.

Дамблдор, поглядев немного на детей, скрылся, а они стояли на улице, покуда не начался дождь.

========== Глава 13. Слабость ==========

Когда неделю спустя Лили вернулась в Хогвартс, Северус показал ей подборку «Ежедневного Пророка»: он сохранял теперь каждый номер. В одном из них на первой полосе была статья про Фенвика: его обвиняли в том, что якобы именно он зимой проклял дверь в «Дырявом котле». В аврорат поступило анонимное донесение, а при обыске у профессора нашли артефакты со следами тех же проклятий, что были применены при совершении преступления.

– Но это еще ничего не доказывает! – лихорадочно шептал Северус. – Помню, к отцу приходил один маггл, бывший полицейский, и он говорил, что полиция, если им непременно нужно арестовать человека, может и сама что-нибудь ему подбросить. Не думаю, что аврорат так не поступает.

– А зачем им это нужно, Сев?

– Не знаю… Мало ли, у кого на него зуб. Но он точно не виноват, такого просто не может быть!

«Да, мало ли кому он еще насолил, – подумала Лили. – С таким-то характером». Он ловила себя на мысли, что Фенвика даже и не жалко, а того, кто решился сделать злому человеку ответную гадость, она понимает. Но вслух об этом заявлять, пожалуй, нельзя, и не только потому, что Северус не желает видеть недостатков учителя. На каникулах у Лили был разговор с отцом.

Отец только что выспался после ночной смены, вышел в сад, примостился на скамеечке у розовых кустов. Цветы распустятся еще не скоро, шипы пока что кажутся туповатыми.

Лили примостилась рядышком, прижалась к отцовскому плечу, сомлела под теплой большой рукой.

– Папа, можно спросить?

– Естественно.

– Желать человеку зла – это очень плохо?

Отец грустно улыбнулся, сцепил руки в замок.

– Я, наверное, должен сказать, что желать зла нельзя никому. Но вряд ли хоть кто-то смог бы всю жизнь воздерживаться от дурных мыслей. Так вот, одно дело – подумать о человеке скверно, даже сгоряча пожелать ему свернуть шею. А другое – что-нибудь сделать, чтобы он её действительно свернул. Понимаешь?

– То есть за мыслями мы следить не можем, поэтому за них не должно быть стыдно?

– Должно быть, Лили. Должно. Согрешить можно и в мыслях. Но людям вредят не наши мысли, а наши дела.

Итак, о профессоре Фенвике все же не следовало плохо думать. Но корить себя особенно не за что, ведь Лили не подбрасывала ему проклятые артефакты и не писала анонимку в аврорат. К тому же может оказаться, что он действительно виновен. Недаром он так выпытывал у учеников на первом уроке что-нибудь о темной магии. Из разговоров учеников Лили поняла, что ненависть к магглорожденным и пристрастие к темной магии как-то связаны между собой. Так что, если профессор Фенвик был темным магом, то и расистом наверняка тоже был. Этим, кстати, и может объясняться его вечная неприязнь к Лили.

Северусу, конечно, Лили опять же ничего не сказала. Беднягу и так задразнили за то, что он был любимым учеником преступника. Особенно Поттер с Блэком старались: то Таранталлегру наложат, то водой обольют, то мантию подожгут. Северус не терпел, отвечал, как мог, но их было больше, а если угроза им становилась чуть серьезней, к потасовке присоединялся еще и Ремус Люпин. Петтигрю, ходивший за ним тенью, обычно оставался в стороне. Как-то раз, слишком, видимо, испугавшись за приятелей, Петтигрю закричал с перепугу. Прибежала Чарити – та самая староста Хаффлпаффа ,в одном купе с которой Лили и Северус возвращались с зимних каникул. Приход старосты, однако, не пошел гриффиндорцам на пользу: Чарити сняла с них по пять баллов и отругала на чем свет стоит:

– И вы себя считаете храбрецами! Да вы мародеры самые натуральные.

– Да, – вскинул подбородок Сириус. – Мы мародеры. Отныне так и будет именоваться.

А через две недели после приезда Лили, утром, за завтраком Гестия Джонс, спешно листавшая «Ежедневный Пророк», охнула:

– Посмотрите-ка… Професор Фенвик…

Газета пошла по рукам. Довольно быстро номер дошел до первокурсниц. Оказалось, что Стюарт Фенвик был вчера убит при попытке к бегству.

Алиса заморгала, зажала рот рукой, подавляя слезы. Мери протянула:

– Значит, вот оно, проклятье…

Эммелина отгребла кудрявую волну волос от лица:

– По-вашему, проклятие виновато, что он стал преступником?

– Если он им был, – подал голос Ремус Люпин. – Ведь если о человеке что-то говорят, это не значит, что так оно и есть, правда?

Патрик Спиннет что-то возмущенно ответил, ввязались Сириус и Поттер, началась перепалка, но Лили уже не слушала. Она смотрела на слизеринский стол, туда, где виднелась неподвижная, ссутуленная фигурка Северуса. Девочка колебалась. Наконец она поднялась, быстрыми, хоть и неуверенными шажками пересекла зал и оказалась рядом со слизеринцами.

Те сдавленно захмыкали. Кто-то прыснул в кулак. Её рассматривали, как голого розового червяка, извлеченного из земли. Эльза зашептала Электре что-то вроде: «Грязь не может отлипнуть от грязи». Северус не оборачивался. Лили остро захотелось уйти, но тут сидевшая рядом с ним Летиция Гэмп, тяжело насупившись, подвинулась и указала Лили на свободное место.

Девочка положила ладонь на плечо другу. Он напрягся, но не шевельнулся. Свесившиеся пряди волос скрывали лицо.

– Северус… – Лили погладила мальчика по руке. Он слабо дернулся.

– Все нормально. Поди к своим, на уроке встретимся. Поди. Все нормально.

И потом очень долго, до конца года, ходил совершенно тихий, сосредоточившийся на какой-то мысли, которая его грызла. Она одна занимала Сева на занятиях, из-за нее он почти не отвечал на новые и новые шутки Мародеров (впредь компания Поттера, Блэка, Люпина и Петтигрю именовала себя именно так), из-за нее, видимо, почти молчал на прогулках с Лили, хотя прежде соловьем разливался. В конце концов Лили приревновала.

– О чем ты думаешь? – спросила она однажды вечером, когда они сидели на обогретой почти летним солнцем площадке Астрономической башни. – О Фенвике, да?

Угловатое лицо Северуса дрогнуло.

– О нем, – хрипло ответил мальчик. – Вот почему, а? Почему, если человек изучал темную магию, то он сразу преступник?

– А разве нет?

– Нет! – Северус так разволновался, что ударил по камням кулаком. – Я говорил со Слизнортом. Многие директора Хогвартса темную магию знали.

– Ну и что? Папа говорит, вовсе не обязательно, что человек, занявший высокий пост, действительно хорош. Часто бывает совсем наоборот.

– Да разве в этом дело? Они никаких преступлений не совершали, хоть и были темными магами.

– Может, мы просто не знаем?

Северус горько покачал головой.

– Не было никаких четких доказательств. А человека убили. Понимаешь? Убили, и все.

Сжав кулачки, он быстро отошел к краю площадки, стоял некоторое время в стороне, на ветру. Лили не подходила. Она понимала, что он плачет, но утешить было нечем, да и самой ей Фенвик был слишком неприятен, чтобы сожалеть, что вредный учитель в школе больше не появится.

Она вытянулась на теплых камнях, прикрыла глаза. Почувствовала, как Северус лег рядом.

– Вот если бы я был сильным, – прошептал он. – Я бы раскидал этих тварей, и он бы сбежал…

– Сбежал бы? А если он в самом деле преступник?

– Да вообще, знаешь… Мне все равно…

Лили показалось, что камни под ней стали холодными. Она не шевельнулась, не ответила, но запомнила его слова накрепко. Пригодится потом.

Первый год, придавив напоследок контрольными, закончился. По его итогам победителем стал Гриффиндор, причем Гестия поздравляла первокурсников с тем, что они принесли факультету довольно много баллов по сравнению с предшественниками. «Вы очень сильный поток. Давно не оказывалось на одном курсе таких способных ребят». Слизерин оказался вторым, Рейвенкло – третьим, а Хаффлпафф – на последнем месте. Старшеклассники посмеялись, уверяя, что это традиция.

Глядя на празднующих гриффиндорцев, на слизеринцев, разозленных, что их обошли, на хаффлпаффцев, принявших поражение так, будто это привычное дело, Лили невольно подивилась. Если верить тому, что говорят о качествах, присущих ученикам разных факультетов, лидировать неизменно должен Рейвенкло – факультет умников (пренеприятных, отметила девочка про себя, один пакостник Обри чего стоит, но все же умников), а старательные хафлпаффцы быть вторыми. Однако же орлиный и барсучий факультет задвинуты в тень и словно даже не возражают. В глазах некоторых старост заметна досада, но протестовать бесполезно. «

Они приучены не вылезать вперед», – подумала Лили, и ей вспомнился полный боли взгляд Петунии, когда пришедшие к Эвансам гости, наспех кивнув старшей девочке, неизменно умилялись младшей. «Быть в тени стыдно и больно, да. Верно, они и не считают себя достойными лучшего. Особенно хаффлпаффцы. Да ,пожалуй, за это слизеринцы презирают их. Пастор Грей сказал бы, что хаффлпаффцы смиренные, а слизеринцев мучает гордыня. А гордый смирного всегда презирает. Или даже не так. Слизеринцам кажется, что в гордости – сила, и чем сильнее человек, тем больше он давит слабых».

По дороге к станции, однако, тезис о смирении учеников барсучьего факультета продемонстрировал свою несостоятельность. Бертрам Обри громко (и под одобрительные смешки некоторых слизеринцев) разглагольствовал о том, что Хаффлпафф можно бы объявить факультетом умственно отсталых, а еще туда надо бы начать набирать сквибов: все равно барсуки по уровню способностей от них не сильно отличаются. Шедшая за ним Мэрион Риверс слушала-слушала, покрываясь красными пятнами, да и заехала Обри костистым кулаком по затылку. Тот пошатнулся, выхватил было палочку, но второкурсник Гилберт Боунс наложил Таранталлегру, и Бертрам зашелся в безумном танце. Пенни-Черри расхохоталась, кто-то зааплодировал. Если бы Джон Грин, аккуратный беленький мальчик с третьего курса, не позвал старост, неизвестно, сумел ли бы Бертрам добраться до поезда.

– В общем-то, своего ума хаффлпаффцы не доказали, – рассуждал потом Северус в купе. – Слишком легко поддаются на провокации. Но хотя бы не терпят, как овцы.

«Поддаются на провокации… Сев, а кто заставил плеваться слизнями Поттера, когда тот рассуждал, что сделал бы со слизеринцами, будь он министром магии? Кто из-за конфликтов с Мародерами уже испортил отношения с профессором Макгонагалл? Надо же было ляпнуть, что она нарочно их выгораживает…» Но Лили снова промолчала.

Лето вернуло Лили в жизнь, которая успела позабыться – не в атмосферу праздника, но в тягучую и безотчетно безнадежную повседневную жизнь Коукворта, для девочки, однако, разукрашенную горячим летом и праздностью. Приходы кумушек, чаепития, звонки какой-нибудь двоюродной тетушке – у нее юбилей. Собственная комната – то убежище, то клетка – и книги, сюжетов которых вдруг стало остро мало. Отец уходил в смены, мама – теперь Лили было это заметно – скучала, ссорилась с Петунией, сестра пропадала у одноклассниц, ну а Лили с утра убегала гулять с Северусом.

Им все же разрешили уходить за пределы города, и иногда они на попутках добирались до ближайших деревень, бродили по ярмаркам, забавы ради заглядывали в окна домов. Они вновь и вновь возвращались на любимое озерцо и плескались до посинения, до того, что, выскочив на берег, плясали и растирали друг друга задубелыми ладонями. Да – Лили все-таки заставила Северуса учиться плавать.

Уговаривать не пришлось: его после гибели Фенвика своеобразная покорность захватила, покорность человека, оглушенного горем. И вот, когда они отыскали то самое озеро, когда Лили скинула платье и принялась закручивать волосы в «шишечку», чтобы не мешали (а то ужасно длинные отросли), Северус, потоптавшись, принялся раздеваться.

Увидев его без рубашки и брюк, Лили долго боролась со смехом и брезгливостью одновременно. Ребра торчат, плечи согнуты, ножки кривые, слабенькие, кожа чуть не зеленоватая и вся – особенно на спине – исцарапанная. Но раз уж человек дозрел, не отпугивать же его насмешками.

Лили взяла Северуса за руку, ввела в воду. Заставила поплескать на себя немного, чтобы привыкнуть к прохладе.

– А теперь вытяни руки и ляг на живот.

– Как, прямо на воду лечь?

– Да. Не бойся. Вдохни глубоко. Выдохни в воду.

В первый раз, естественно, у Сева ничего не получилось, он нахлебался воды, долго отфыркивался и впредь дышать в воду отказался решительно. Лили растерялась: отец учил её, что плавать, все время держа голову над водой, когда остальное тело «утоплено» – неправильно.

– Ладно. Ложись опять на воду, – она обхватила его. – Не бойся, я держу, ты не утонешь. Двигай руками и ногами – видел, как я делаю?

– А я тебя не задену?

– Чудак! Нет, конечно. Давай.

Пока Лили держала друга, он греб вполне прилично, но едва она – предупредив! – отпустила его – все пошло наперекосяк. Северус охнул, бешено заколотил по воде руками и ногами и опять нахлебался. Пришлось вывести его на берег.

Она ожидала, что после неудачной попытки Сев наотрез откажется снова лезть в воду. Ничуть не бывало: обсох, обогрелся и потащился бултыхаться снова.

Через месяц он уже вполне греб по-собачьи, правда, расслабляться, наслаждаясь плаванием, так и не научился.

Однажды, наигравшись – было прохладно, и купаться не пошли, гуляли в Коуквортском парке – Лили и Северус возвращались домой. Далеко они уйти не успели: прямо на заброшенной детской площадке наткнулись на Тобиаса Снейпа, удивительно трезвого и злого до налившихся кровью глаз. Вцепился сыну в плечи, встряхнул:

– Куда ты деньги дел, паршивец?

– Никуда, – ответил очень побледневший Северус.

– Никуда? Все пособие! Только вчера получил – где оно?

( Пособие по безработице на самом деле спрятала от мужа Эйлин Снейп, пытаясь отложить хоть что-то на хлеб. Её не было дома, она подрядилась мыть полы в каком-то учреждении, и Тобиас, не имея возможности сорвать злость на жене, отыгрался на сыне. Ничего этого Лили не знала).

Девочка в шоке стояла и не двинулась с места, даже когда Северус сделал ей знак, пытаясь показать, что нужно уйти.

– Небось, на мороженое с ней потратили? – Тобиас ткнул пальцем в Лили. Она замотала головой, но он уже не обращал на нее внимания. – Сейчас я тебе задам такое мороженое, мало не покажется! Снимай штаны!

– Папа, – голос Северуса упал, стал чуть слышным. – Пожалуйста, давай поговорим дома.

– Нет уж, на нее деньги потратил – пусть она на твою задницу и любуется! Снимай штаны!

– Лили, – Сев низко опустил голову и не оборачивался. – Иди домой, хорошо?

– Уйдешь – я этого выродка до смерти запорю! – выплюнул Тобиас и рявкнул сыну. – Ну!

Мальчик расстегнул заношенные короткие джинсы, спустил их вместе с сереньким бельишком. Отец его вытащил ремень, а Лили опустилась на траву, обхватив себя руками, и не смогла даже зажмуриться. Она не знала, сколько времени прошло, покуда она сидела и смотрела, как ремень безжалостно хлещет жалкое тощее тело. Потом её вдруг затошнило с такой силой, что она уже не могла оставаться на месте – вскочила, кинулась в кусты, долго бежала, плюхнулась на землю у ручья. Сунула лицо в холодную воду.

Тошнота прошла, Лили успокоилась, и стало стыдно. Нечего сказать, гриффиндорка – оставить друга в такую минуту! А могла бы попробовать хоть как-то помочь. Звать взрослых бессмысленно, никто не станет вмешиваться в семейные дела, но все-таки… Взгляд Лили упал на омываемую водой гальку. Точно! Она наберет камешков и будет кидаться в Тобиаса. Конечно, он бросит сына и погонится за ней, а она сумеет убежать, спрятаться. Набив карманы галькой, девочка поспешила назад к площадке.

Сперва ей показалось, что там никого и нет. Силуэт Тобиаса Снейпа исчезал где-то в конце улицы, а Северуса видно не было. Лишь оглядевшись тщательно, Лили увидела помятую траву, прошла пару шагов и наткнулась на друга. Северус лежал ничком, машинально сжимая в пучок стебли. Почувствовав чье-то приближение, он всем телом прижался к земле.

– Сев, – Лили погладила его по волосам. – Сев, миленький, прости, пожалуйста. Прости, что я убежала.

Он некоторое время молчал, зарываясь лицом в траву, словно наделся спрятаться, затем сдавленно проговорил:

– Уйди, пожалуйста.

– Северус, не надо так. Ну не сердись. Я просто растерялась.

– Уйди! – он замотал всклокоченной головой.

С тихим вздохом Лили поднялась, еще раз поглядела на жалкую растоптанную фигурку. Отвернулась, побрела домой. «Он обиделся, что я его не защитила. Я струсила. Оказалась слабой. В самом деле, слабой быть противно».

========== Глава 14. Лягушачья икра ==========

С момента, когда Лили оставила Северуса на площадке, прошло больше недели, а он все не показывался. Сначала девочка боялась, что он опять расхворался из-за побоев, и собиралась снова отправиться в Паучий Тупик, наплевав на страх перед отцом друга и неприязнь к его матери. Но потом мама, придя однажды из магазина, сообщила, что видела Северуса на улице, но он мало того, что о Лили не спросил, даже попытался, заметив миссис Эванс, затеряться среди покупателей. Девочку словно окатили ледяной водой.

Вот он насколько, стало быть, обиделся: знать её теперь не желает. А хотя за что? Она извинилась, и вообще – многое ли она могла сделать? «Если он такой злопамятный – что ж, у меня тоже гордость есть. Возьму и не буду о нем думать. И скучать не буду. Вот ни капельки! Неужели надеется, что опять извиняться прибегу? Как будто, кроме него, у меня и нет друзей. Как будто мне без него уж так одиноко будет. А вот шиш!» И Лили принялась обзванивать бывших одноклассников – тех из них, с кем были вроде неплохие отношения.

Половина была на отдыхе, кому-то явно не хотелось видеться с Лили, но наконец Джудит Натти согласилась прогуляться.

…Джуди была, как и Лили, рыжая, только другого оттенка, гораздо светлее, почти золотистого, и вся в веснушках, не бледневших даже зимой. Думается, приглашению она обрадовалась не только потому, что появилась возможность безбоязненно перемыть косточки общим знакомым, но и оттого, что о Лили по старой школе ходили разные слухи, и можно было наконец убедиться в их правдивости.

Девочки встретились близ рыночной площади Коукворта. Пообнимались, поудивлялись друг на друга – обе заметно подросли с тех пор, как виделись в последний раз. Купили по мороженому и, болтая ногами, уселись на скамейку. Джуди затараторила:

– Мисс Дэск вышла замуж. Представляешь? И уехала! Говорят, будет жить в деревне. Смешно. Стив Паркинг – помнишь этого гада? – прыгал с крыши вслед за старшеклассниками и сломал ногу. Вот я радовалась! Он меня так доставал! Джули и Кэти обе влюбились в Боба Флеминга. Представляешь? Подкидывали ему записочки, а потом подрались из-за него…

Лили слушала, поддакивала, спрашивала о чем-то, но невольно ловила себя на мысли, что ей в каждой минутой все скучнее. Отвыкла она от пустых сплетен. В Хогварсте даже сплетни – часть боевых действий. А с Северусом они редко обсуждали чью-то жизнь.

Приехал на велосипеде старший брат Джуди, Брендон. Остановился, всем видом показывая, как ему унизительно трепаться с малолетками, но согласился прокатить на раме вдоль улицы сначала сестру, а потом Лили. Собственно, та и сама кататься умела, спасибо Петунии, и все же сидеть впереди, рядом с кем-то теплым и сильным, и только удерживать равновесие и подставлять лицо ласковому летнему ветерку – ощущение непередаваемое. Можно вообразить себя дамой, которую рыцарь везет на коне… На углу улицы она увидела Северуса.

Он стоял у дерева, цепляясь за кору, и следил взглядом за катающимися. Лили слегка вздрогнула – так полыхнули его южные глаза, столько, как ей показалось, ненависти и боли в них отразилось.

– Ты чего дергаешься? – спросил Брендон; его голос уже ломался, часто переходя на басовые ноты. – Шпаненка того испугалась, что ли? Да я же его одной левой размажу, если надо!

Пожалуй, Брендон размазал бы и кого-то покрепче, чем Северус. Рослый и плечистый для своих тринадцати лет, он был, по словам Джуди и по внешнему впечатлению, очень силен. И все же злой и горький взгляд долго обжигал спину.

…Вечером Лили сидела с книжкой в саду, когда услышала тихое постукивание. Так, бывало, Северус вызывал её. Она помедлила, поморщилась. Идти не хотелось – и зла была на него, и, памятуя сегодняшнюю встречу, побаивалась. Однако стук повторился, и Лили, досадливо вздохнув, подбежала к забору. Ну конечно, там торчал Сев.

– Все-таки решил прийти? – Лили не могла сдержать обиды. – Я уж думала, ты меня больше видеть не хочешь.

– Нет, – он тихо покачал головой. Лицо уже не злое и жестокое, как днем – просто грустное. – Слушай, ты извини, я просто…

– Да нет, ладно. Я понимаю. Ты такой, ничего с этим не поделаешь.

Он покраснел и сглотнул.

– Только не надо меня больше пугать, хорошо? Когда я сегодня тебя увидела днем, я подумала, что ты сейчас меня убьешь.

– Я никогда тебе не наврежу. Клянусь.

Она вздохнула.

– Верю. И если я прошу у тебя прощения – уж прощай сразу или говори, что мы не друзья больше, согласен?

– Да тебе не за что было просить прощения! – его глаза вспыхнули. – Ты ни в чем не виновата, и я нисколько на тебя не сердился.

– Зачем же ты меня прогнал?

Он потупился, помолчал.

– Извини. Я такой дурак иногда бываю.

– Заметно, – с легкой улыбкой Лили просунула руку между планок забора. Сев неловко пожал маленькие пальцы. – Ну что, завтра пойдем купаться?

…И летние дни потянулись, как прежде – с прогулками и купаниями, с бесконечной болтовней обо всем на свете и тихими часами, когда так приятно молчать. Северус после затишья фонтанировал идеями. К примеру, однажды он вычитал, что особым образом высушенная лягушачья икра может заменять некоторые ингредиенты в зельях и решил проверить, так ли это. На очередной прогулке в лесу они с Лили полные карманы набили вязкими комочками, перемазали руки слизью и, крайне довольные, предвкушающие эксперимент, разошлись по домам. А поздно вечером дом Эвансов огласился визгом Петунии.

– Лили! Ведьма проклятая, ты чего тащишь домой?

Остальная семья выскочила в переднюю. Туни стояла с вымазанными в слизи руками, а у ног её валялся жакет Лили.

– А собственно, кто разрешил тебе шарить по карманам? – одернула сестру мама. – Ступай к себе. А тебе, – обратилась она к Лили, – придется на сей раз жакет стирать самой. Я тебя научу, как.

Итак, икру пришлось добирать и придумывать, в чем её пронести на сей раз.

Незаметно истончился август. В Косой переулок за учебниками и новой формой (Лили ужасно быстро выросла из прежней) их вместе с Северусом отвез отец. У него был выходной, он решил навестить в Лондоне школьного друга, а Лили и Сев отправились в Гринготс и за покупками.

В «Дырявом котле», где они хотели передохнуть перед походом, было, несмотря на жаркий день, темно и сыровато. Практически пусто, только за одним из столиков поодаль от двери сидело двое мужчин и девочка.

Прежде всего Лили бросился в глаза рослый человек, покрытый шрамами, с каким-то безобразием в лице, настолько отталкивающим, что она не смогла поначалу толком и разобрать, в чем оно заключалось. Лишь присмотревшись, поняла: у человека был обрублен кончик носа, а один из глаз был искусственный, не умещавшийся в глазницу и постоянно вертевшийся, даже западающий за веко. Лили невольно содрогнулась.

Северус почему-то потянул её ко второму выходу, хотя они едва успели присесть – но приглядевшись, она поняла причину его спешки. Девочкой, сидящей между мужчинами и уныло потягивающей лимонад, оказалась Мэрион Риверс; она бросила на однокурсников одновременно холодный и испуганный взгляд, затем сделала знак, чтобы они быстрее проходили.

А между тем её отец – третьим за столом был явно он – плеснул себе в кружку из стоявшей рядом бутылки – у одноглазого была своя фляга – и горько вздохнул:

– У меня этот Фенвик из головы не идет. Вот мы до чего докатились. По первой анонимке хватаем и казним невиновных!

Северус замер у порога.

– Но-но, Боб, ты бы хоть при девчонке не квасил, а то она, как вырастет, мужиков пуще огня бояться будет: вдруг пьяницы, – прохрипел одноглазый. – А вообще тебе с таким настроем при Крауче не работать.