Текст книги "Двадцать один год (СИ)"

Автор книги: Мелания Кинешемцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)

Было отчаянно больно думать о нем и еще больнее – видеть его с Черри, наблюдать за её кошачьими нежностями и его веселой снисходительностью к ней. Джеймс был деликатен и старался поменьше попадаться Лили на глаза, но не смог бы спрятаться от нее совершенно. Напрасно Марлин твердила, что Пенни нельзя увлечься серьезно и Поттер наверняка просто дразнится, напрасно Алиса так пыталась отвлечь, что даже вызвала недовольство Фрэнка. Мери предложила поговорить с Пенни серьезно, так, чтобы та “перестала рот разевать на чужой пирог”.

– Как с Эльзой, что ли? – усмехнулась Лили печально.

– Ты что, сбрендила? – замахала Мери руками. – Я такого больше никогда не сделаю. Сейчас как вспомню – мутит, хоть эта Смит тварь была та еще. Нет, я б этой Черри просто грамотно объяснила, что такие парни не по ней…

– Не надо, – поморщилась Лили. – Что это такое, в конце концов: по ней – не по ней? Им хорошо – ну и пусть будет хорошо. Лучше расскажи мне про море.

Вздохнув, Мери стала рассказывать, как сначала жила на маяке, как помогала отцу подавать сигналы судам и какое море в штормы черное и злое, потом – как отца уволили, к чему-то придравшись, и они, поселившись все же у моря, стали вместе ловить рыбу. У них был баркас, который Мери водила не хуже отца. Она завела кучу друзей из ближайшей деревни, и с её подачи они играли в пиратов и мореплавателей, а как-то на баркасе отправились в путешествие.

– Посмотреть хотели, где же море кончается, – объясняла Мери со смехом. – Ну, далеко уплыть не успели – перехватили нас. Ладно еще с баркасом не случилось ничего. А ты расскажешь, как в детстве жила? У тебя папка врач, да? У меня подруга в деревне есть, тоже врачом хочет стать.

И Лили рассказывала про Коукворт, про ночные дежурства отца и красавицу-мать, даже про Петунию, так и не признавшую в ней сестру, даже про Файерсов – умолчала только о дружбе с Северусом, а Мери с несвойственной ей тактичностью спрашивать не стала.

Вечерами Марлин, собираясь на свидание с Сириусом, делилась свежими сплетнями. Гестер Хорнби с феерической скоростью наживала врагов. Вскоре после инцидента с хаффлпаффками её и двух её подруг облила водой Плакса Миртл – привидение девочки-дурнушки, обитавшее в неработающем женском туалете на втором этаже. Характер у Миртл был непредсказуемый, но обычно она просто вопила, постепенно переходя на слезные жалобы на судьбу. Но когда Гестер с подружками, Аделиной Макс и Муфалдой Трип, забежала в туалет посекретничать, Плакса неожиданно рассвирепела и так окатила слизеринок водой, что они промокли до нитки.

– А может, они и не секретничали, а дразнили её и чем-то швырялись, – рассуждала Марлин. – Это вероятнее. Миртл треплют часто. А еще Джуди рассказывала, она слышала, как Плакса кричала что-то вроде: “Опять ты! Убирайся!”

– Может, она за кого-то приняла Гестер? – удивилась Алиса. – Вот только за кого? А вообще это ужасно, девочки. Ведь Миртл на вид не больше четырнадцати. Так рано умереть… Что только с ней случилось?

– Повесилась в туалете от несчастной любви, – Марлин принялась красить ресницы.

– Ты не шути, – мрачно осадила её Мери. – Я слышала, убили её, Миртл вашу. Так что не смешно.

– Убили? – ужаснулась Лили. Перед глазами всплыло лицо миссис Файерс в гробу, потом коридор Хогвартса и покрытые простыней носилки. – За что убили? Кому она помешала?

На это девчонки ничего ответить не смогли.

Неприятности, пережитые Гестер по милости хаффлпаффок и Миртл, вскоре окупились радостным для нее известием: завидный жених Энтони Гринграсс, которого так и не заполучила ставшая уже легендарной Эльза Смит, достался ей. Обоим пришли письма о том, что семейства Гринграсс и Хорнби заключили помолвку между детьми. На Энтони известие не повлияло, разве что он стал чуть более раздражительным, зато Гестер чуть не лопалась от гордости. Она принялась контролировать каждый шаг Энтони, ревновала его к Летиции, с которой он патрулировал коридоры, и к любой первокурснице, с которой он заговаривал по долгу службы. Она требовала ухаживаний и подарков, а добившись первого приглашения в Хогсмид, немедленно объявила себя первой красавицей и королевой Слизерина. Спорить с ней осмеливались немногие, но одна девица смириться с победой Гестер никак не могла.

Девицу эту звали Стелла Булстроуд. Была она невысокого роста, очень плотная, с маленькими глазками и грубыми черными волосами. Твердо усвоив, что Булстроуды – не последний род среди “священных двадцати восьми”, с первого курса она требовала уважения к себе, в случае чего в письмах жалуясь родителям на недостойное обхождение. Обладая характером довольно активным и властным, Стелла смогла сколотить небольшую компанию подружек, в основном младше и беднее себя, но основное внимание все-таки приковывала не она: сначала ей мешала Эльза Смит, а теперь вот – Гестер Хорнби. И если с Эльзой тягаться было бесполезно и страшно, то Гестер, при склочном характере, особенной угрозы вроде бы не представляла. Стелла стала громко рассуждать в гостиной и в спальне, что не входящие в список “священных двадцати восьми” (а Хорнби таки не входили) должны быть счастливы, что их вообще допустили на Слизерин, а не оставили с грязнокровками. Она старалась толкнуть Гестер при входе в Большой зал или подставить подножку на лестнице. В ответ Гестер приказывала подручным (она не маралась сама) подбрасывать Стелле слизняков в туфли, по ночам мазать ей волосы джемом, а на уроках красочно и громко описывала, как повезет домой трофей – “шкуру жирной коровы Стеллы”. “Фрейлины” Хорнби, высокая тоненькая Аделина Макс, похожая на призрака, и юркая востроносая Муфалда Трип, также чуть не до драки враждовали с подругами Булстроуд – напоминающей мопса Имельдой Пак и длиннолицей четверокурсницей Эллой Крэбб.

Наблюдая за их враждой, Лили, при всем своем горе, не могла удержаться от смеха: поведение их казалось ей совершенно детским, уровня разве что первокурсников, но никак не барышень, которым в этом году сдавать СОВ. Ни одна сторона не вызывала у нее сочувствия: частенько, отвлекаясь от вражды, они с одинаковым наслаждением шпыняли какую-нибудь магглорожденную вроде несчастной двоечницы Лиззи Дирборн.

Впрочем, Лиззи также вела себя небезупречно. Обходя коридоры по вечерам, Лили заставала, как кто-нибудь из мальчиков тискает хорошенькую хаффлпаффку в нише, причем мальчики каждый раз были разные. По праву старосты Лили снимала с Хаффлпаффа баллы, водила нарушителей то к профессору Спраут, то к профессору Макгонагалл. Лиззи краснела, не поднимала глаз, но снова и снова принималась за старое.

И все-таки ничьи выходки и ничьи рассказы не могли отвлечь Лили от мысли о том, что ночью Джеймс опять пойдет на свидание к Пенни.

Дошло дело и до декабря. Под потолком Большого Зала закружились белые мошки. Первый день зимы начался с совершенно неожиданной и неуместной новости, объявленной Дамблдором после завтрака.

– Как вы знаете, – начал директор негромко, но все, кто был в Зале, мгновенно обернулись к нему. – Как вы знаете, весной 1945 года был побежден Гриндевальд. К сожалению, в силу различных обстоятельств, – Дамблдор лукаво покосился в сторону Макгонагалл, и она приняла безмерно строгий вид, – мы не смогли вовремя отметить годовщину этого события. Однако, как мне кажется, не нужно точности в датах, чтобы чтить память героев, сражавшихся с ним, многие из которых были не старше вас. Поэтому в этом месяце после экзаменов мы проведем Рождественский бал в честь победы над Гриндевальдом и в честь вашей прекрасной, неповторимой юности, друзья.

Мальчики в большинстве своем встретили новость сдержанными улыбками. Только Питер Петтигрю расстроенно забормотал, что ему нечего надеть и танцевать он не умеет. Зато Нелли и Джуди завизжали от восторга и кинулись обниматься, Марлин очень выжидающе посмотрела на Сириуса, и за другими столами девичьи лица все ярче расцветали счастьем. А Лили не радовалась. Она мечтала когда-то танцевать с Джеймсом, но ведь он не пригласит её. Он пригласит Пенни.

========== Глава 42. Бал ==========

Декабрь проходил в неприятной атмосфере всеобщего волнения по пустяковому поводу. Собственно, в другое время Лили, возможно, повод пустяковым бы не сочла и охотно приняла бы участие в предпраздничной радостной суете (из-за которой, к неудовольствию Макгонагалл, ученики совсем позабыли о занятиях). Сейчас же, едва она слышала очередной девичий щебет о том, кто кого пригласил на бал или какое лучше надеть платье, испытывала сильнейшее желание снять с факультета легкомысленной девицы кучу баллов. Сама Лили, естественно, ни на какой бал идти не собиралась. Что там может быть интересного? Джеймс будет танцевать с Пенни-Черри… Может быть, вальс, или, что хуже – танго. На спаренных с Хаффлпаффом занятиях, когда Джеймс, сидя всего через три парты, украдкой обнимал за талию Пенни и что-то шептал ей на ушко, Лили давилась слезами, иногда смахивая влагу с глаз, чтобы не закапать пергамент.

И вот, когда она сообщила уже всем подругам, что на бал не пойдет, явилась судьба в скромном облике Ремуса Люпина и распорядилась по-своему. Патрулируя с Лили коридоры Хогвартса, Люпин, всего пару раз заикнувшись и почти не покраснев, попросил, как он выразился, “оказать ему честь” и пойти на праздник с ним. Даже поклонился слегка. Отказать ему было неловко – и Лили согласилась. А все оставшееся время мысленно ругала себя: и за то, что теперь придется-таки смотреть на Джеймса с Пенни, и за то, что навязалась Люпину, а сама-то и танцует кое-как, и платья-то праздничного у нее нет. Парадные туфли – белые лодочки – были, а о бальном платье ни она, ни её родители, разумеется, не подумали: все эти годы в нем не было нужды.

Вернувшись в гостиную, Лили заставила Марлин оторваться от волшебных шахмат, в которые последнюю учил играть Сириус (неизвестно, кстати, зачем – Марлин отлично играла сама), утащила в спальню девочек и объяснила, во что успела ввязаться. Относительно танцев Маккиннон только посмеялась: – мол, половина Хогвартса не знает, на сколько тактов вальс – а насчет платья призадумалась.

– В Хогсмиде магазинов одежды нет. Можно, правда, взять платье на прокат, в Хогвартсе есть такая услуга, но подумай, сколько раз это старье надевали до тебя. У тебя ведь есть какие-то деньги? Поговорим с Макгонагалл, думаю, она войдет в положение и отпустит нас к мадам Малкин.

– Несовершеннолетних?

– Я свяжусь с Люси, договорюсь, чтобы она нас сопровождала.

Вероятно, Марлин и Лили были не первые, кто обратился к Макгонагалл с подобной просьбой, потому то, поворчав, что Дамблдор придумал способ отвлечь студентов от занятий, она с крайне недовольным видом посещение Косого переулка разрешила. В ближайшее воскресение в Хогвартс явилась Люси Маккиннон, забрала падчерицу с подружкой и через камин “Сладкого королевства” переправилась с ними в Косой переулок.

…Никогда прежде Лили не видела этого места зимой и поразилась пряничной сказочности, которой придал ему кружевами укрывший витрины снег, озаренный декабрьским несмелым солнцем. Румяные от холода волшебники, отряхивавшие плечи и шляпы от сыпавшегося с крыш инея, сплошь выглядели добродушными отцами и почтенными матерями семейств, только и мечтающих поскорее и повеселее встретить Рождество. За стеклами уже мерцали наколдованными огоньками наряженные ели.

Люси – ей в этом году исполнилось тридцать пять – поправилась, стала бодрее, уверенней и уже не так заметно хромала, а может, походку скрадывала тяжелая зимняя мантия. Женщина доставала падчерице только до плеча, о чем та не преминула пошутить, но Люси лишь добродушно отмахнулась. Вообще, кажется, в волшебном мире она за время замужества успела замечательно освоиться: в магазин мадам Малкин вошла, словно в квартиру к старой знакомой, расцеловалась с хозяйкой, подвела к ней Лили и спокойно объяснила положение.

– Ах, Дамблдор, старый хулиган, – засмеялась мадам Малкин. – Умеет же создавать людям трудности. Да, моя прелесть, вы едва успели: бальные платья почти все раскупили. Правда, осталось одно, и мне кажется, это именно то, что вам нужно…

Платье светлого мятного оттенка, с пышной юбкой до щиколотки действительно казалось “именно тем, что нужно”. И по цене подходило вполне, правда, Лили сильно подозревала, что пару галлеонов Люси прибавила из собственного кармана.

В тот день ей еще запомнилось, как из цветочной лавки рядом с магазином мадам Малкин вышел с букетом в руках молодой человек, в котором они с Марлин узнали Джона Грина. Букет, по их представлениям, мог предназначаться только Мэрион Риверс: Джон выпустился, но продолжал переписываться с девушкой, и неудивительно, если он назначил ей свидание в Хогсмиде.

– Вот счастливица-то, – хихикнула Марлин. – Никогда бы не подумала, что ей тоже будут дарить розы.

Лили промолчала. В Мэрион она видела косвенную виновницу того, что Джеймс остался с Пенни, и потому напоминание о счастье Риверс подействовало неприятно.

А неделей позже стало ясно, что завидовали девушки зря. В “Ежедневном пророке” появилась заметка о дате, на которую назначена помолвка Джона Грина с Батшебой Фергюссон.

За хаффлпаффским столом Пенни-Черри зачитала заметку вслух и спросила Мэрион, рада ли та за друга. Та спокойно ответила, что рада весьма, но после завтрака долго рыдала в туалете, на подоконнике. Там её и утешавшую её Алису и застала Лили.

Мэрион уронила на пол очки, закусила стиснутые пальцы, но взрывы плача так сотрясали худенькие плечи. Алиса, обнимая её, шептала:

– Тише. Так бывает, он разлюбил. Надо смириться, что же еще делать.

Риверс замотала головой.

– Он писал, что ждет меня… Только и ждет, когда я закончу Хогвартс…Как же так, зачем было обманывать…

– Может, он и не обманывал. Он в самом деле надеялся, что вы поженитесь, но ему вдруг понадобились деньги, и негде было их достать… мало ли, на что – может, мать заболела.

– Никакая мать у него не болела, – Лили больше не могла слушать утешительно-слащавый бред. – Грин еще в Хогвартсе бегал за этой Фергюссон, все упрашивал, чтобы на его протащила в Клуб слизней. А она ему однажды посоветовала научиться ухаживать за девушками. Потренироваться на ком-нибудь, кто его не оттолкнет. На самой некрасивой.

Алиса беззвучно ахнула. Мэрион подняла обезображенное слезами лицо, посмотрела на Лили остро-больными глазами, подняла очки, деловито умылась и молча вышла. Алиса продолжала в ступоре глядеть на Лили.

– Зачем ты… – выдавила она наконец. – Зачем ты ей это сказала?

Лили пожала плечами.

– Пусть знает правду. Разве лучше, чтобы она обманывала себя?

– Она может перестать верить в то, что достойна любви. Как ты не понимаешь.

– А может, так и лучше? – Лили криво усмехнулась, сама не понимая, что за холодная черная злоба застилает душу. – Стоит ли ей верить в это?

– По-твоему, таких не стоит любить? – спросила Алиса очень тихо.

– Дело не в том, стоит или нет, – Лили сжала пальцами локти: её начинало слегка трясти. – Дело в том, что если бы она не выгнала Черрингтон из спальни, та не явилась бы к Джеймсу, и они…

– Так это месть? – голос Алисы стал спокоен и прохладен.

Лили привалилась к стене, едва сдерживая себя: ей хотелось наброситься на Брокльхерст с кулаками. Алиса в упор глядела большими светлыми глазами. Ярость схлынула, и зареванную Риверс, у которой с этого дня изрядно прибавиться комплексов, уже стало жаль, и за собственный поступок неловко. Но не бежать же извиняться перед этой солдафонкой.

До бала оставалось все меньше времени. Покупка платья окончательно примирила Лили с перспективой праздника, более того, исподволь девушку затянула общая суета. Вместе с остальными она обсуждала прически, смеялась над чужими кавалерами и неудачными попытками приглашений.

Марлин, ясное дело, шла с Сириусом, Алиса – с Фрэнком, а вот Мери пригласила Питера Петтигрю. Да, именно так. Потом она объясняла подружкам:

– Его все равно никто не позовет. Меня тоже вряд ли, боятся меня. И что мы будем стену подпирать, как два дурака?

– Пит, поди, рад, – ухмыльнулась Марлин. Питер, однако, особенной радостью не светился. Очевидно, Мери объяснила ему ,почему приглашает, примерно в тех же выражениях, что и подругам.

Успели они посмеяться и над конфузом, случившимся с пятикурсниками. Традиционно бал открывали лучшие из старших учеников. На пятом курсе первым по успеваемости был Барти Крауч-младший. Позвал он неожиданно для многих унылую Линнет Фоули, однако девица ему отказала: её к тому времени успел позвать Оливер Монтегю. Их в последнее время довольно часто видели вместе. С досады Барти вовсе отказался от участия в танцах, и теперь бал вместо него должен был открывать Регулус Блэк.

– Если его подстилка сделает высокую прическу, он окажется ниже её, – ехидничала Марлин, сидя в гостиной на коленях у Сириуса. – Какой позор для Блэков! Что скажет твоя матушка?

– Будет растягивать братца на дыбе или найдет ему невесту-карлика, – хохотал тот.

Люпин в преддверии бала стал особенно предупредителен с Лили: угощал её добытым на кухне горячим шоколадом, носил за ней сумку и рыхлил за нее мерзлую землю на травологии. Мери часто и с грустным видом шутила, что рыжим везет. А Джеймс… Джеймса Лили видела только на уроках. В остальное время он пропадал Бог весть где.

Праздничный вечер наступил с неожиданной быстротой. Вроде бы день проходил, как обычно – и вот Лили уже мечется по комнате, отыскивая заколки, чуть не налетает на Алису, у зеркала завивая свои жалкие бледные прядки, а затем на Марлин, докрашивающую левый глаз.

они едва успели управиться, чтобы вместе с кавалерами не бежать по залу бегом. Вышли к мальчикам: Лили в мятном платье, с зачесанными вверх волосами и заколкой в виде маленького цветка лилии; Марлин -в алом, восточного кроя, очень шедшего к её матовому лицу, густым бровям и каскаду черных волос; Мери – в белом, коротком и обтягивающем, и лодочках; наконец, Алиса, в светло-желтом платье и с широким серебристым обручем в волосах навевающая мысли о луне.

Сириус, Люпин и Питер были в одинаковых бордовых пиджаках и золотистых бабочках; Фрэнк, не столь легкомысленный, облачился в консервативный коричневый костюм. Лили, улыбаясь, протянула Ремусу руку, и тот приложился губами к запястью.

– Эй, Лунатик, не зарывайся! – Сириус кольнул приятеля в бок.

Но тут и Марлин протянула руку кавалеру, прикрыв лицо широким пунцовым веером, Питер, нелепо поклонившись, подобрался бочком к Мери, и Лили охватил радостный трепет, словно она стояла на пороге новой сказки, в которой точно не будет обид и несправедливостей, отравивших сказку прежнюю.

…Двери Большого зала были распахнуты настежь, и свечи освещали его как никогда прежде светло – не дневным, но и не обычным своим томным светом, а ярче самых мощных электрических ламп. Воздух пах хвоей и воском, корицей и кофе, розами и ландышами – и столь же невообразимой была пестрота нарядом студентов, мелькавших перед Лили, когда она осматривала толпу. Она успела заметить толстушек Эббот, в голубых легких туниках похожих на два воздушных шарика, Линнет Фоули, разрядившуюся в цвета Слизерина – зеленое платье и серебристый палантин, Оливера Монтегю в тяжелом замшевом пиджаке, Гестер Хорнби в белом кружевном наряде, только что без фаты, цеплявшуюся за руку Энтони Гринграсса в черном фраке, Стеллу Булстроуд в чем-то золотистом и Нелли Гамильтон – легкомысленно-коротком, оранжевом, а потом…

Лили повела плечами, из-за невидимого сквозняка и замедлила шаг. Прямо перед ней появился Джеймс, одевшийся, как и друзья, в цвета Гриффиндора, с цеплявшейся за его локоть Пенни-Черри, сегодня кудрявой, как пудель, в розовом пышном платье с малиновым атласным поясом и с пунцовой бегонией в волосах. Лили тотчас убедила себя, что платье безвкусно, вырез до пошлого низкий, цветок наполовину увял и измялся, и вообще такой провинциалке рядом с Поттером делать нечего – но легче не стало. “он будет с ней танцевать. Он будет с ней танцевать”. Каждый шаг стал отдаваться колкой болью в сердце. Лили оперлась на мягкую, теплую руку Люпина, но это не принесло облегчения.

Между тем пары выстраивались. Открывающие бал ученики подошли ближе к центру зала. Септимус Берк стоял рядом с разодетой в фиолетовые волны муслина Мирандой Фиорелли, выглядевший во фраке еще более самодовольным Бертрам Обри держал под руку Электру Мелифлуа, золотистые волосы которой ярко переливались, рассыпанные по сине-зеленому шелку платья. Рядом с безупречно одетым и причесанным Регулусом Блэком ждала музыки Летиция Гэмп. Она, точно, из-за высоко зачесанных волос, в которых покачивалась чайная роза, была повыше своего кавалера, но вообще в тот вечер казалась почти красавицей. Медный оттенок шифонового платья оттенял смуглую кожу, черные глаза были огромны в непонятной печали, кружевные черные митенки подчеркивали хрупкость рук. “Что-то вдовье ней есть”, – решила Лили, стараясь не смотреть в сторону Джеймса и Пенни. Преподаватели уже собрались, Дамблдор что-то вещал по необходимость капли радости в любое трудное время, Слизнорт лукаво щурился, будто сам не мог дождаться начала музыки. От свечей становилось жарко. Истомившись, Лили поправила локон, обернулась к Люпину, чтобы предупредить, что она ненадолго выйдет – и грянул вальс. В замедленных, слегка манерных звуках Лили узнала “Нежность” Шопена.

Выскользнул на середину зала Септимус Берк, ведя свою Миранду, за ним последовали Обри с Электрой, а после закружились Регулус и Летиция. На этих последних невольно залюбовался весь зал: дивились их легкости и грации, отточенности движений, но больше – ожесточенности, с которой оба погрузились в музыку. Они словно танцевали последний раз в жизни – завтра им на эшафот. Отчаяние их не вязалось со светски спокойной мелодией, но все же Лили не могла оторвать глаз и почти пропустила момент, когда настала её с Ремусом очередь выходить.

Люпин, как ни странно, танцевал очень хорошо – двигался мягко и ловко, словно крадущийся хищник. Неспешное кружение немного развеселило, Лили осматривала зал, выхватывая взглядом все новые пары танцующих, даже послала Слизнорту озорную улыбку, которую старик встретил кивком – пока не заметила Джеймса, танцующего с Пенни.

Хаффлпаффки для балов не созданы: Черри сбивалась с такта и путалась в подоле – но Поттер терпеливо и аккуратно вел её, изящно выходя из испорченных па. Несколько раз он явно удержал девушку от падения, хотя Лили показалось, что при этом слегка покраснел от стыда за свою даму. И стало больно уже не от ревности, а оттого, что приходилось наблюдать его в унизительном положении и нечем было помочь.

Шопена сменил Штраус, но у Лили скоро закружилась голова, и Люпин бережно проводил её к стоявшим у стены обитым плюшем стульям. Мери, где-то оставившая Питера, подбежала к ним с тремя бокалами шампанского, которое, по её словам, Слизнорт сам достал из запасов ради праздничка.

– Рем, тебе вот этот, побольше, ты ж мужик, как-никак.

Люпин, покраснев, взял с подноса бокал, который русские назвали бы штрафным. Лили залпом – от нервов – выпила свой, бросила в рот шоколадную конфету. Сначала перед глазами зал слегка закружился, но потом стало гораздо веселее, и проблемы показались пустяковыми, а она себе – сильнее и смелее всех. И когда заиграли “Кумпарситу”, хоть белый танец и не объявляли, она, сверкнув глазами, через весь зал пошла к Джеймсу и на глазах у изумленной Пенни, как умела, сделала реверанс.

– Приглашаю вас, мистер Поттер…

Коротко кивнув Черри, Джеймс взял Лили за руку, за талию и уверенно повел.

Оба вскинули подбородки. Лили, инстинктивно угадывая движения, мягко и легко гнулась на резких поворотах. Поттер шел жестко, стискивая ей кисть почти до боли, то отстраняя партнершу, то прижимая к себе. Вот он откинул её назад так, что прическа слегка разбилась – вот привлек к себе, и сквозь ткань её платья и его костюма она ощутила, как горяча его кожа. Дух захватило. В конце танца он снова привлек Лили к себе, так тесно, что стало больно ребрам – какие у него сильные были руки! – и прошептал:

– Эванс, люблю я тебя. Правда, люблю. Только не пей больше и не глупи. Все будет хорошо.

Горячие губы обожгли уголок её рта, скользнули по щеке, по шее. Ослепленная и оглушенная, Лили стояла посреди зала. С потолка сыпалось конфетти. Люпин куда-то пропал. Часть парочек разбрелась, другие по углам прохлаждались напитками – наверное, отнюдь не только сливочным пивом. А Лили, прижимая руки к груди и ощущая странную вялость в ногах, тем не менее чувствовала, что парит над землей – и жизнь была готова отдать тому, кто подарил ей это давно забытое ощущение полета.

========== Глава 43. Клайд, Роберта, Сондра ==========

Утро пахнуло подтаявшим снегом, насыпавшимся в открытую форточку. Лили, продрав глаза, обнаружила себя, растянувшуюся на диване в гриффиндорской гостиной. У нее в ногах, сжавшись в комочек и уткнувшись лицом в локти, дремала растрепанная Нелли Гамильтон. Прямо на полу бледнело платье Алисы: она припала к плечу богатырски храпевшего Фрэнка. В опрокинутом кресле устроился Питер. На первый взгляд в комнате больше никого не было.

Лили потерла виски. Кажется, вчера после танцев Мародеры угощали своих смешанным с медовухой шампанским…. А может, они туда подлили еще и огневиски… В общем, она помнит, что она опять – на сей раз без музыки – прошлась с Джеймсом в танго, потом он и Сириус подняли её и на плечах протащили по коридору, а она хохотала и болтала ногами (кстати, где её туфли?), потом то же самое проделали с Марлин, а Люпин и Мери к тому времени давно куда-то делись. Потом Мародеры отыскали Бертрама Обри и раздули ему голову: вроде он осмеял Питера, пробовавшего пригласить Электру станцевать с ним не то польку, не то джигу. Потом все очень быстро бежали…. Не то от Макгонагалл, не то от Филча. Еще вроде валялись в снегу, быстро замерзли, Джеймс её отогревал – ну да, она сейчас лежит на его бордовом пиджаке. А где он сам?

– Эванс, водички дай, – прохрипели из угла. Лили моргнула, ущипнула себя: там точно никого не было видно.

– Поттер, ты чего хулиганишь? Тебя здесь нет!

– А-а… – Джеймс возник, точно из воздуха. – Ну теперь я есть. Дай попить, пожалуйста.

Фыркнув на вежливого Поттера, Лили сползла-таки с дивана, отыскала графин с водой, стакан, налила и, склонившись к Джеймсу, напоила его. Мурлыкнув, он откинулся к стене.

– Я раненый солдат на поле боя, – запел он хрипло. – Сестричка Джейн воды мне подала…

– Какая такая Джейн, – вздохнула Лили. – Где ты Блэка с Ремом потерял?

Он надул и сдул щеки.

– Как бы тебе это сказать поделикатнее? Короче, утешься тем, что им сейчас хорошо.

– И Рему? – с подозрением спросила Лили.

– А то! Мери ему скучать не даст.

– При чем тут Мери?

Джеймс только развел руками.

– Ох, Эванс…

Удалось кое-как растолкать Алису, Фрэнка, Нелли и Питера, но завтрак все пропустили: так тошнило, что есть не хотелось никому. Девчонки с ужасом разглядывали себя в зеркале. Парни прижимали ко лбу холодные компрессы.

К полудню явились остальные старшекурсники, в том числе и Сириус с Марлин, и Ремус с Мери. Последние выглядели очень странно: Ремус как будто под гипнозом обчистил прохожего и теперь страшно стыдился, а Мери, хоть и хотела его поддержать, но сама – удивительное дело – смущалась. Что до Блэка с Маккиннон, то они успели попасться Макгонагалл.

– Мы выслушали, во-первых, что из-за напившихся гриффиндорцев отложили отбытие поезда до завтра, – докладывал Сириус в своей неподражаемой небрежной манере. – Во-вторых, что головастику Обри придется провести в Больничном крыле все каникулы…

– Так ему и надо! – пискнула Нелли.

– Согласен, – снисходительно бросил ей Сириус. – Но Макгонагалл в ярости. Так что нам с тобой, брат Джеймс, не миновать розг и кандалов.

Поттер картинно всхлипнул, и они пожали друг другу руки. Марлин забросила голые длинные ноги (она успела переодеться в коротенький халатик) на колени Блэку и прожурчала:

– А если вас украсть? Твое состояние после розг и кандалов меня не устроит.

– Нас накажут все равно только после каникул, – легко возразил Блэк. – А до того у нас с тобой полторы недели, дорогая.

– Только при моих родителях, Маккиннон, тебе придется вести себя поскромнее, – вставил Джеймс.

– Не придется. Сириус, скажи ему.

– Мы хотели снять номер в “Дырявом котле”, – тон Блэка стал суховатым. – Так что, Джим, нынешнее Рождество – без меня. Если явятся Меда, дядя Альф или тетя Лу – передавай им привет.

На следующий день Лили чувствовала себя прекрасно – ну разве от чистого снега чуть-чуть побаливали глаза. Отлично получилось игнорировать неприязненные взгляды студентов других факультетов – достаточно сказать про себя: “Да они и веселиться-то не умеют, вот и завидуют!” “Ежедневный пророк” принес такие новости, что стало не до школьных дрязг.

Во-первых, Араминта Мелифлуа, этот монстр в юбке, снова проталкивала закон о лишении магглорожденных гражданских прав. (Будь Эммелина в Хогвартсе, непременно устроила бы Электре Мелифлуа “темную”). Беда в том, что на сей раз проект нашел куда больше сторонников – не в последнюю очередь, как доказывали за завтраком Алиса и Люпин, из-за тиранической политики Крауча. Именно с ним была связана вторая новость: он выдвинул против нынешнего министра магии обвинение в преступном бездействии и сношениях с темными магами. Всем было очевидно, что Крауч метит на его место.

– Такого человека нельзя допускать до высшей власти, – горячилась обычно спокойная Алиса. – Это прямой путь к тоталитарному государству. С ним мы будем, как немцы при Гитлере с Гриндевальдом. Или как русские при Сталине.

– А ты уверена, что это так уж плохо? – кривился Сириус. – Да, придется чем-то пожертвовать, чтобы прищучили всякую шушеру. Зато наступит порядок. Что ты предлагаешь, а? Альтернатива? Попробовать договориться с фанатиками вроде Мелифлуа? А если они потребуют, чтобы сначала показательно казнили магглорожденных?

Лили вспомнила, как косились на нее на заседаниях Клуба слизней Регулус Блэк и сын того самого Крауча. “Да уж, такие могут и потребовать”. Хотя какой смысл их бояться? С ними надо бороться, законным или – Лили ощутила себя словно снова едущей на плечах у парней: тот же дикий кураж – незаконным путем.

…Она пыталась следить взглядом за Джеймсом, но пришлось отвернуться еще на выходе из Хогвартса: к Поттеру подбежала Пенни-Черри, уцепилась за локоть и принялась отчитывать за что-то мерзким голоском. Он покорно слушал и успокаивал. Да, вот уж что погубит Джеймса, так это его доброе сердце. Лили улыбнулась. Она больше не ревновала, уверенная в его чувствах – удивлялась только, как долго не замечала в этом славном парне главное его достоинство: безотказную щедрость души. В самом деле, он же старается не обидеть, всякого готов пожалеть и утешить – если, конечно, человек достоин утешения и жалости, а не наказания. Ничего, пусть он только развяжется с Пенни-Черри (бедняжка, вот ведь влип). А там у них с Лили все будет хорошо.