Текст книги "Двадцать один год (СИ)"

Автор книги: Мелания Кинешемцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 37 страниц)

…Недельной отработкой дело не ограничилось. Джеймс, Сириус и несколько старших ребят с Гриффиндора однажды подстерегли Северуса и обезоружили. Сначала применили к нему то самое заклинание Мнимой Удавки, что он использовал на Джеймсе, а после долго и с упоением били – так, что после он три дня лежал в Больничном крыле. Об этом Лили узнала уже позднее.

========== Глава 10. Рождество ==========

Триместр закончился контрольными, вымотавшими Лили так, что она чувствовала себя полумертвой. Слишком много приходилось запоминать, слишком часто заставлять себя мыслить, тем более далеко не всегда о том, что приятно. Но результат того стоил.

Когда Лили утром, за день до отъезда на каникулы, спустилась вместе с Северусом к стоявшим в коридоре «песочным часам», показывавшим количество баллов каждого факультета, то узнала, что Гриффиндор по итогам триместра лидирует.

На их курсе, правда, первым по успеваемости был рейвенкловец, Бертрам Обри. Неприятный малый: слишком уж задирал нос, гордился своими вечными «превосходно» и язвил по поводу тех, чьи знания были чуть слабее, чем у него. Он редко подходил к большим компаниям и, пожалуй, о собственной победе не узнал бы до завтрака, а то и до обеда. Зато следом за ним был Северус.

Лили радостно взвизгнула, повисла у друга на шее и крепко, в обе щеки расцеловала его.

– Поздравляю! Ты обошел почти всех!

Северус раскраснелся, раздулся от гордости, как молодой петушок.

– Но ты тоже молодец, – довольно сказал он. – Ты четвертая, видишь? После Алисы Брокльхерст. Стоит подтянуть ЗоТИ, и… Но мы уже сейчас обогнали Поттера и Блэка!

И вправду: Джеймс Поттер был пятым на потоке, Сириус Блэк – шестым, Ремус Люпин – седьмым. Далее – Лили любопытства ради глянула – шли Летиция Гэмп, Мэрион Риверс, а замыкал первую десятку опять же мальчишка из Рейвенкло – Джон Долиш.

– Торжествуете, грязнокровки? – рядом выросла фигурка Эльзы Смит. Лили пробрало отвращение.

– Отвали, крыса помоечная! – вырвалось с неожиданной легкостью. Скулы Эльзы слабо вспыхнули, она собиралась ответить, но тут её с силой дернули за волосы. Подошедшие сзади Мери и Марлин услышали, видимо, что назревает ссора, и решили вмешаться.

– Что, Смит, сильно тебя высекут за то, что тебя обошли все гриффиндорки, в том числе две магглорожденные? – на сей раз инициативу взяла Марлин. – Долго сидеть не сможешь? Или тебя по спине?

Вертевшаяся рядом Пенни-Черри (к ней так и прилипло прозвище, данное Джеймсом) мелко захихикала. Эльза вздернула носик, но что она ответила, Лили уже не разобрала: Северус снова заставил её уйти. Лили подавила обиду от того, что друг, несмотря на обещания, в очередной раз не заступился за нее, и предпочла думать о первенстве своего факультета.

Правда, Гриффиндор был впереди еще и за счет успехов в квиддиче. Лили сладко зажмурилась, вспоминая пронизанный холодеющими лучами солнца день, когда состоялся первый в этом году матч.

Громадина Хагрид, когда Лили, Марлин и Мери попросили подсадить их повыше, поднял всех трех разом, как пушинки, и пристроил чуть ли не на самый верх. Обзор открывался великолепный, к тому же Марлин прихватила бинокль, и все трое по очереди к нему припадали.

Двумя рядами ниже второкурсницы во главе с Эммелиной пели:

– У воды ручья лесного,

Где трава густа,

Годрик Гриффиндор Ровену

Целовал в уста.

А вернувшись в замок, в залу,

Привезя трофей,

Хельгу нежно обнимал он,

Называл своей.

Славься, Годрик-победитель,

Предъявляй права!

Пусть тебя царем признают

Небо и молва!

Пусть запомнит враг минуту,

Как позор узнал!

Уползай в свои болота,

Мерзкий Салазар!

– Не очень складно, но по теме, – выгнула бровь Марлин. – Сегодня и Рейвенкло, и тем более Хаффлпафф будут на нашей стороне.

– Да понятно, не за Слизерин же им болеть! – хохотнула Мери. – Особенно барсукам. Если бы не мы, змеи бы их совсем закусали.

Лили и сама успела отметить пренебрежительное отношение слизеринцев к хаффлпаффцам; у того же Северуса не раз проскакивали в отношении их высокомерные нотки, а часто приходилось наблюдать, как кто-нибудь со змеиного факультета походя обзывал тихоню-барсучка, толкал или насылал заклятие. А гриффиндорцы, из человеколюбия или из противоречия, частенько вступались.

Так что Лили не удивилась, когда увидела, как прыгают с красно-золотистыми флажками Пенни-Черри и сестры Эббот, как ребята постарше разворачивают плакаты с лозунгами в поддержку её факультета. Один даже успела прочитать: «Раздавите гадин!» Рейвенкло держался с куда большим безразличием.

А потом на поле вышли игроки с метлами, и для Лили началась настоящая сказка, целый праздник стремительных и изящных полетов. Спортивные мантии мелькали цветными искрами, смешивались в гомон речевки, выкрики и резкая трель свистка, которой Джеймс Поттер, видимо, пытался сбить слизеринцев с толку. Она довольно быстро спуталась, кто же ведет счет, но точно запомнила, как верткий гриффиндорский ловец Патрик Спиннет схватил горящий на солнце снитч. Трибуны радостно взревели. Первокурсниц сдернули со скамеек; кто-то мял их, тискал, обнимал, и они кого-то целовали в щеки, плача от счастья, что их команда взяла верх. Легкость победы слепила, и все, чего желала Лили – стать причиной такого же ликования, чтобы её качали так же, как Патрика Спиннета, чтобы она так же упивалась гордостью.

«Я буду ловцом!» – заорал где-то рядом Джеймс и, подскочив, чуть ли не сальто крутанул. «Шиш тебе, – улыбнулась по себя Лили. – Ловцом буду я».

Хогвартс-экспресс плавно отчалил от платформы. Лили и Северус, которым на сей раз посчастливилось найти пустое купе, прижались носами к стеклу, рассматривая заснеженные леса и откосы.

– Вон белка пробежала, – Лили указала подбородком. Печально вздохнув, склонила головку другу на плечо. – Я соскучилась по дому. По родителям соскучилась. И устала ужасно. Никогда не думала, что учиться так трудно.

– Ты жалеешь, что поехала? – тревожно спросил он.

– Наверное, нет, – она пожала плечами. – Тут предметы интереснее, и девчонки такие замечательные… – вгляделась в его лицо. – Хотя тебе они, кажется, не нравятся.

– Предметы или девчонки?

– Мои подруги, Сев.

Он помялся.

– Ну, тебе же надо с кем-то общаться. Я рад, что тебе с ними весело.

– А ты с кем общаешься на Слизерине? У вас там все такие противные

Он побормотал нечто невнятное.

– Что-что?

– Смотри-ка, еще одна! – Сев ткнул пальцем за окно. – Вон побежала, гляди! Ух ты, как перемахнула лихо!

– Кто?

– Да белка же!

…Лишь когда поезд прибыл на Кингс-Кросс, Лили стало немного страшно. Пришла на ум ссора с Петунией, и девочка поняла, что сестра давно все рассказала родителям, а они, разумеется, были не в восторге. Вряд ли прямо на вокзале устроят разборки, может быть, даже и дома речь о том, давнем проступке пойдет далеко не сразу. Но все же…

Лили встречали всей семьей, даже Петунию привели, хотя она упорно показывала, что сестру не видит. Вроде бы родители не сердились – на некоторое время, пока отец крепко целовал её, пока мама прижимала к груди, девочка и вовсе забыла, что её могут ждать неприятности.

Отец прихватил багаж младшей дочки, и семья уже направилась к выходу с платформы, когда Джордж вдруг обернулся.

– Молодой человек, а где же ваши родители? Вас никто не встречает?

Северус, одиноко озиравшийся вокруг, покраснел и посмотрел под ноги.

– Они… Они, наверное, не в курсе… То есть забыли…

– Садитесь к нам в машину, мы вас подвезем. Я оставлю кому-нибудь из служащих вокзала записку, в случае чего он передаст вашим родителям, что вы уже дома.

К Коукворту подъезжали со стороны Паучьего тупика, там и высадили Северуса. Отец проследил взглядом за одинокой фигуркой мальчика, волочащего увесистый чемодан, и обернулся к заднему сидению, к дочерям.

– Теперь вот что. Нам с матерью известно, что вы, – он посмотрел в глаза младшей дочери, – успели натворить в августе, перед поездкой. Поэтому твой приятель у нас дома больше не появится. На улице гуляйте, но дальше передней его приводить не смей.

Отец нажал на газ. Лили отвернулась, чтобы не видеть торжествующего блеска в глазах Петунии. Машина вывернула в «чистый» район, замелькали огоньки гирлянд, блестящими змейками расползшихся по дверям и заборам. У Лили стукнуло сердце, когда она увидела родной дом.

Весь вечер родители обращались с ней нежно, как с совсем маленьким ребенком, и постепенно неприятный осадок от сказанного в машине сгладился. На ледяное лицо сестры можно было не обращать внимания. Зато очутиться в своей комнатке, развалиться в любимом кресле, при свете лампы пролистать недочитанную перед отъездом книжку – вот это стало сущим блаженством. А впереди был целый ритуал украшения елки, пряди плюща по всему дому – невольно вспоминался увитый плющом мостик близ Хогвартса – рождественский ужин, поздравления близких и подарки от родителей… Эвансы никогда не лгали детям о Санта-Клаусе; подарки вручали сами, но всегда именно то, что хотели дочери, и прекрасно упакованное. Не забыть бы Северусу тоже открытку сделать. И день рождения у него уже скоро, придумать бы, что подарить. Придется, наверное, у родителей просить деньги, а они этого не одобрят. Кстати, интересно, почему это его не встречали? Писала ли вообще сухопарая миссис Снейп своему сыну?

Снег сыпал крупными мягкими хлопьями. Гирлянды мерцали сквозь кружево снегопада, и временами Лили казалось, что не нужно было никуда уезжать в поисках сказки, что настоящее чудо, подлинное волшебство – оно здесь, рядом с тобой, и оно знакомо тебе с детства. Белым тонким покрывалом укутаны фигуры около церкви. Служба, хор поет… В прошлом году и Лили пела вместе с ними, с девочками, некоторые из которых сегодня украдкой ей. Все-таки она подпевала шепотом, одновременно радуясь празднику, рождественской службе и тому, что вплела в волосы новенькие зеленые ленточки, узенькие и блестящие. И мама слегка шевелила губами, словно и не осознавая слов, которые произносит, а отец молчал, упорно глядя вверх, под потолок, сквозь потолок, и дочери отчего-то казалось, что он-то – может быть, один во всей церкви – действительно молился. Туни теребила шарф; у нее с утра болела голова, ей хотелось, чтобы служба быстрее закончилась, чтобы прийти домой и лечь.

А у выхода из церкви ждал Северус. Отец едва заметно кивнул, и Лили отделилась от толпы, причем ей показалось, что мать заговорила с идущей рядом знакомой, первой в округе сплетницей, чтобы отвлечь внимание от дочери.

– С Рождеством, – девочка взяла друга за руки. Охнула, вспомнив. – Ой, а я открытку для тебя дома оставила!

– Ничего, – он тихо поморгал. – Тебя тоже… С Рождеством.

«Да полно, веришь ли ты в то, с чем поздравляешь?» – подумалось вдруг Лили, и она невольно мотнула головой.

– Мне ваши соседи сказали, что вы в церковь пошли.

– И ты тут прождал? А что же внутрь не заходил?

Он лишь слабо дернул подбородком.

– А дома как тебя встретили? Все хорошо? Ты не показывался несколько дней, я соскучилась.

– Извини, – он слабо улыбался. Лили погрозила пальцем, живо наклонилась и слепила снежок, но Сев тут же присел рядом и слепил свой. Они метнули друг в друга снежками одновременно, потом еще, и еще, возились, бегали, кружились, пока, хохоча, не рухнули в снег.

========== Глава 11. Возвращение ==========

Каникулы с тихой комнаткой, праздничным угощением, удовольствием, когда мама говорит с тобой, а папа рядом листает газету, с ощущением причастности родному городу пролетели скорехонько. Впервые Лили поняла, как горько может быть ожидание расставания с родным домом, с каким чувством проводишь в его стенах последнюю перед долгими месяцами разлуки ночь. Не успела оглянуться – и вот снова, стоя на подножке поезда, машешь родителям, а друг уж тащит тебя внутрь, искать купе.

Еще на платформе Лили обратила внимание на странное поведение части старшекурсников: сбившись в кучу, они возбужденно переговаривались. Родители быстро повели её мимо, и она успела услышать лишь: «Дырявый котел».

Когда Лили и Северус шли по коридору, отыскивая свободное или хотя бы со сносными соседями купе, их окликнул взрослый хаффлпаффец со значком старосты, чернявый детина с пробивавшимися усиками.

– Первогодки, подите-ка сюда!

Северус нахохлился, привычно заведя руки за спину:

– Мы ничего не сделали. Мы ищем купе.

– Да знаю, – парень добродушно улыбнулся; его тон чем-то напоминал Хагрида. – Мы тут перед отъездом все посовещались и решили, что младшекурсники в эту поездку не должны оставаться одни. Так что заходите, – он распахнул дверь. Лили и Северусу ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

– Чарити, присмотришь за птенцами? – предложил парень сидящей в купе девушке с неровно подстриженными волосами песочного цвета; газета наполовину скрывала её лицо. – А я пока патрулировать буду.

– Птенцы разных гнезд? – усмехнулась она и добавила, перехватив взгляд Северуса. – Да не смотри ты таким волком. Знаю, что мы вам помешали, но так за вас спокойнее.

– А разве что-то случилось? – осторожно спросила Лили; чернявый тем временем исчез за дверью.

Девушка поколебалась, повертела в руках газету и передала детям. Северус принялся читать вслух: «Трагедия в баре «Дырявый котел». Сильное темное проклятие наложено на дверь. Три человека погибли».

– Скорей всего, дело рук Пожирателей смерти, – вздохнула Чарити. – «Дырявый котел» – не просто бар, для многих поколений это дверь в волшебный мир, куда может войти и чистокровный, и полукровка, и магглорожденный, и даже иногда просто маггл. Тому-Кого-Нельзя-Называть это непереносимо.

– Он велел своим слугам сделать это, чтобы убило маггла или магглорожденного? – тихо уточнила Лили; ей на секунду стало страшно.

– Нет, вероятность крайне мала. Но он символически закрыл для них дверь. Он хочет закрыть дверь на самом деле, – девушка сжала кулачки. – Нет ничего хуже, ничего отвратительнее, чем разделение людей по происхождению! Как будто война с Гриндевальдом ничему не научила нас!

Лили уже знала, что войной с Гриндевальдом волшебники называют Вторую мировую. Пожалуй, Чарити была права: именно привычка делить людей на сорта привела к строительству ужасных концлагерей.

Северус ковырял ботинком пол:

– А по другим признакам– не по происхождению – людей разделять можно?

– Нет, – твердо ответила девушка. – Ни по каким признакам нельзя отказывать кому-то в правах.

– Но ведь так делали. На протяжении всей истории.

– Да, и это вызывало кровавые восстания.

Лили вспомнила, как отец однажды рассказывал ей про революции в Англии, во Франции и в России. Она несмело ввернула:

– Но ведь восстаниями те, кого угнетали, пытались вернуть себе права.

Чарити покачала головой:

– В большинстве случаев права не возвращались, а погибало множество невиновных.

– Но что же еще было делать? Ведь человек не виноват, что родился, допустим, крестьянином, а не дворянином. А дворяне обращались с ним, как с животным, хотя он их кормил.

– Дворяне защищали его в случае войны, – заметил Северус.

– А вот и неправда! Вели на войну дворяне, но крестьяне просто превращались в солдат. А солдатам всегда тяжелее. О них меньше заботятся и их чаще всего не помнят. И вообще, – глаза Лили влажно заблестели. – Если человека не устраивает уклад, если ему он кажется несправедливым, надо попробовать что-то изменить! На это есть право!

– И ты думаешь, даже если победят те, кого угнетали раньше, настанет справедливость? – тихо и с оттенком язвительности спросил Сев. – По-моему, она вообще недостижима.

– Так оправдываются лентяи. Так оправдываются люди, которые боятся хоть что-то сделать.

– Этот страх тоже не появляется из ниоткуда, – задумчиво проговорила Чарити. – Сейчас Джордж придет, посидит с вами, а я патрулировать пойду.

– Ну, мы и сами за себя постоять можем, – ответил Северус важно.

…Чернявый Джордж принес два тыквенных пирожка:

– Ешьте, птенцы разных гнезд. Дорога длинная.

Высадившихся из поезда первокурсников на сей раз не отделили от остальных. Вместе со всеми они, сойдя с платформы, направились туда, где стояли старомодные повозки, почему-то без лошадей. Лили, впрочем, вспомнила, что Северус рассказывал ей о фестралах – волшебных лошадях, которых видит лишь тот, кто столкнулся со смертью и осознал её. Кажется, кому-то уже выпало подобное несчастье: девочка замечала, как оглядывались некоторые – даже второкурсники.

В одну повозку с Лили и Северусом набились Марлин, Мери и Эммелина. Лили почувствовала, что друг сразу напрягся и подобрался, будто готовый не то пуститься наутек, не то дать сдачи. Гриффиндорки покосились в его сторону крайне неприязненно, но ничего не сказали на этот счет. Разговор, разумеется, сразу завязался о происшествии в «Дырявом котле».

Мери и Марлин тоже пришлось ехать под охраной старшекурсников, причем вместе с Джеймсом Поттером и Сириусом Блэком.

– Так вот, Сириус считает, что в деле замешаны его родственники, – вальяжно, как всегда, объясняла Марлин. – Кузина Беллатриса, например… Или её муж…

– Не болтай при слизеринце, – оборвала Эммелина. – Еще подведешь Сириуса под неприятности. Мало ли, что на уме у этих змей.

Северус зло сощурился.

– По крайней мере, у нас вообще есть ум.

– О да, – Эммелина закатила глаза. – Достаточный, чтобы отнимать у людей жизни.

– А у нас есть сила, чтобы на ходу тебя вышвырнуть, – мрачно добавила Мери. – Так что не рыпайся давай.

Лили вскинула голову.

– Ну и вышвыривайте. Если что, я спрыгну с ним.

В холодной темноте повисло молчание, цокали невидимые копыта.

– Вот как? – негромко спросила Эммелина. – Хорошо, мы с тобой еще поговорим.

– Только попробуйте что-нибудь ей сделать, – прошипел Северус. – Только попробуйте!

– Да с чего ты взял, что мы хотим ей навредить? Лили наша подруга, правда, девочки?

– Что-то ты так за нее не заступаешься, когда её грязнокровкой дразнят, – напомнила Мери. – Страшно идти против своих, да? Лили вон не боится.

Северус уперся локтями в колени, сцепил пальцы в замок. Лили кожей чувствовала его ярость.

За ужином ни Эммелина, ни Мери, ни Марлин не разговаривали с девочкой. Алиса пыталась что-то спросить – на нее цыкнули. Гестия Джонс заметила неладное.

– По какому случаю бойкот?

– Она продолжает дружить со своим слизеринцем, – спокойно объяснила Эммелина. – Даже после «Дырявого котла» продолжает, представляете?

– В чем проблема? – встрял Поттер. – Давайте мы Нюнчика вместе так отделаем, чтобы ему было страшно к ней приближаться – и дело с концом.

Лили вскочила, швырнув об стол вилкой:

– Хватит! Почему вы решаете, с кем мне дружить?! Это не вашего ума дело!

Гестия подняла руку:

– Лили, успокойся и сядь. Никто не вмешивается в твою жизнь, и бойкоты я устраивать не позволю. Надеюсь, и другие старосты тоже, – она обвела взглядом старшекурсников. – Но и ты пойми ребят. Они волнуются за тебя. Дружба со слизеринцем может быть опасна. Такое бывало, что мальчишки оттуда становились перед выбором… Как правило, магглорожденная девочка в их глазах оказывалась менее ценной, чем карьера, влияние или определенный круг. Ты поймешь потом – надеюсь только, не поздно.

Лили изо всех сил давила дрожащий холодок в груди.

– В любом слизеринце живет предатель, – решила дополнить Эммелина. – И хорошо, если от предательства твоего друга тебе просто станет больно. А может случиться так, что из-за него окажется в опасности твоя жизнь…

Слушать это было непереносимо. Лили выбежала из-за стола, из залы, пустилась по коридору, ничего перед собой не видя, и едва не сорвалась вниз, угодив на меняющую направление лестницу. Отступила от края. Опомнилась. Над ней терялся в темноте высокий потолок, и в гулком коридоре она стояла одна-одинешенька. Портреты поглядывали сочувственно, а иные и злорадно, но не к кому было склониться на плечо, пожаловаться, ощутить защиту. Северус, как всегда, оставил её в беде одну – а ведь именно из-за него ей было плохо. Припав лицом к колонне, Лили залилась слезами. И вдруг услышала легкие шаги за спиной, кто-то тронул её за плечо. Лили обернулась – рядом стояла Алиса.

– Не плачь. Ну не надо плакать. Девочки не правы, ты гораздо больше гриффиндорка, чем они. Настоящие гриффиндорцы не бросают друзей, что бы им не говорили.

Лили судорожно вдохнула и вытерла мокрые ресницы.

– А твой друг побежал за тобой, но кто-то из своих наложил на него заклятие Ватных Ног.

Слышать о Северусе было больно, и Лили резко мотнула головой. Алиса поняла, что тему следует сменить.

– Мои родные, представляешь, в самом деле не сердятся, что я поступила на Гриффиндор. Просто забывали писать, им было некогда. Зато они подарили мне фамильяра. Полулазиля, котенка. Хочешь поглядеть?

…Котенок спал в стоящей у кровати хозяйки коробке, специально застеленной для него мягкой тканью. Он был уже довольно большой – как пояснила Алиса, шести месяцев от роду. Розоватые большие уши во сне дергались, нос морщился, кисточка на хвосте слегка вздрагивала.

– Его зовут Хиндли. Заводчица – любительница сестер Бронте, – пояснила Алиса.

«У родителей видела книжку. Надо летом почитать», – подумала Лили. Котенок проснулся, чихнул, потянулся, коротко и сердито мявкнул и уставился на хозяйку. Алиса почесала зверька за ушком.

– Фрэнк ему понравился. Теперь буду приводить вас по очереди, чтобы проверял, – пошутила девочка. – Говорят, они умеют распознавать существ, которые могут быть опасны.

Лили почесала Хиндли под подбородочком. Котенок лизнул ей руку влажным язычком.

– Значит, он распознает плохих людей? Боюсь, если наткнется на слизеринцев, у него начнется истерика.

Остаток вечера и несколько последующих дней прошли вроде бы ровно. Марлин и Мери не осмеливались больше игнорировать Лили и тем более не устраивали ей – как она опасалась – пакостей. Эммелина дулась, но не придиралась: Гестия в вечер возвращения, после того, как Лили покинула Большой зал, здорово припугнула Вэнс. Но все же сохранялся между ними тонкий холодок, словно так и не простили они друг другу слов, сказанных в вечер прибытия, а что до Алисы, она была слишком замкнута, чтобы Лили могла как следует отвести с ней душу.

Северус подходил как ни в чем не бывало, трепался о каких-то глупостях: мол, для занятий по астрономии, говорят, закупили новые телескопы, профессор Фенвик обещал дать почитать интересную книжку, а Поттер и Блэк умудрились на второй день получить отработку – подняли Левиосой завхозова кота Стаффа и заставили его описать полный круг над школьным двором.

– Вот ведь придурки! Настоящее лицо факультета!

Лили дернулась:

– Ты не забыл, что на том же факультете учусь и я? Или ты и меня считаешь?.. – она всхлипнула.

– Конечно, нет, – она заметила, что меж бровей у него залегла какая-то недетская складка. – Но как их еще назвать, если они вмешиваются в твою жизнь? Если пытаются за тебя выбирать, с кем тебе общаться?

– Они считают, что ты можешь быть для меня опасен.

– Но это же чушь! Что, если ты слизеринец, то обязательно проклянешь дверь в «Дырявом котле»? Ведь неизвестно даже, кто это сделал, а на нас уже смотрят, как на преступников.

У Лили задрожали ресницы.

– Они считают, что ты меня предашь однажды.

– Это и вовсе ерунда, – Северус сильно побледнел. – Ты ведь не веришь им, верно?

И тут к его ногам – Сев и Лили стояли под галереей третьего этажа – спланировал листок. Лили выгнулась, задрала голову и успела заметить мелькнувший меж колонн приметный изумрудный бант Летиции Гэмп.

– Что там такое, Северус? Что тебе подкинули?

Он напряженно и внимательно проглядел мелко написанный текст, скомкал листок и деланно улыбнулся.

– Да ничего. Глупости. Дразнилки.

«А может, показать его лазилю Алисы? – словно кто-то озорной шепнул Лили. – Чтобы уж никаких сомнений не было, а? Нужно же на что-то решиться. Старосты не будут вечно тебя защищать».

========== Глава 12. Примирение. Весна ==========

На следующий день Северус не явился на завтрак, и более того, другие мальчики-первокурсники со Слизерина тоже не пришли вовремя. Появились они к середине, помятые и подавленные, но Северуса среди них не было.

Явно что-то произошло, но как узнать? Сев, скорее всего, в Больничном крыле; можно его навестить после занятий, да ведь он такой скрытный – вряд ли расскажет. Значит, надо спрашивать у других слизеринцев. Лили почувствовала, что её слегка подташнивает.

В принципе, она знала, к кому могла бы обратиться. Летиция Гэмп, в отличие от однокурсников, никогда не задевала магглорожденных или полукровок. Но сам факт того, что гриффиндорка заговорила со слизеринкой… Лили не знала, от кого ей больше достанется: свои ли опять подымут вой, или змеи окружат и зашпыняют, не дав толком ничего выяснить. Вот если бы попросить поговорить с Летицией кого-то другого… Только кого? Из гриффиндорок никто не согласится – по тем же причинам, по которым не хочет заговаривать сама Лили. Рейвенкловки такие надменные, девочка до сих пор не познакомилась ни с одной из них. А если…

– Мэрион! – окликнула она проходившую мимо девочку. Риверс остановилась, поглядела в упор. Лили, смущаясь и путаясь в словах, кое-как объяснила ситуацию. Хаффлпаффка поджала губы, задумалась, но кивнула:

– Хорошо. У нас как раз травология в паре со Слизерином. Кстати, утром я видела, как Слизнорт и Люциус Малфой – помнишь его, белобрысый семикурсник? – шли по направлению к кабинету директора. А вообще, – Мэрион тяжело нахмурилась. – Неужели ты не замечала, что твоего приятеля на его факультете травят почем зря?

Лили отчего-то бросило в жар.

– Это не твое дело, замечала я или нет.

Коротко пожав плечами, Риверс развернулась и ушла. Лили боялась, что она обиделась и не выполнит просьбы, но перед обедом Мэрион остановила её:

– Значит, так. Твоему другу собирались устроить «ночную» на слизеринский лад. Гэмп подслушала разговор мальчишек и послала ему записку с предупреждением…

Лили вспомнила листок, упавший к ногам Северуса под галереей.

– И на всякий случай рассказала Нарциссе Блэк, чтобы та передала все Люциусу Малфою – они ведь, представляешь, уже обручены, – Мэрион слегка фыркнула. – Уж не знаю, почему Малфой замешкался, но появился он, только когда Снейпа уже серьезно помяли. Пришлось разбудить декана, сейчас идут разборки… Думаю, директор все-таки вмешается.

Лили задумчиво поправила волосы:

– Странно, да? Северус так хотел на Слизерин. И всегда заступается за свой факультет. Почему же к нему там так относятся?

– Ну… – Мэрион развела руками. – Он магглорожденный или полукровка? Я что-то не разберу.

– Полукровка. Рос среди магглов, в одном со мной городе.

– Видишь. Они полукровок не жалуют. Да и… – Риверс дернула штопанный рукав своей мантии, смутилась и явно пропустила то, что хотела сказать. – Хотя и это не главное. Но он дружит с тобой, а ты магглорожденная гриффиндорка. Все можно простить, но это простят вряд ли.

Лили опустила голову, теребя ремешок сумки. Северуса было очень жаль, невыносимо, и она боялась, что Риверс сейчас ударится в подробности того, что с ним делали – но хаффлпаффка выжидающе молчала. В то же время вскидывала голову злость, обида за собственный факультет: что же Северус попрекал гриффиндорцев, обзывал их, если его собратья-змеи творят то же самое, даже в худшей форме?

– Мэрион, спасибо. Я твоя должница, и если…

– Ты мне ничего не должна. Без тебя я вряд ли заговорила бы с Летицией Гэмп, а она человек, оказывается, интересный.

После обеда Лили, набрав вкусностей, побежала в Больничное крыло. У постели Северуса она застала профессора Фенвика, который суховатым тоном говорил:

– У вас были время и возможность обезоружить Шафика. Почему вы этого не сделали?

– Не знаю… Растерялся.

– Вам нужно тренировать реакцию и самообладание, и второе даже важнее первого. В вашем случае, – он принялся объяснять, как Северусу следовало обороняться, но тот уже не глядел на учителя: в дверях он заметил Лили.

– Почему вы меня не слушаете? – Фенвик обернулся, холодно посмотрел на девочку. Лили с неожиданным спокойствием выдержала его взгляд. – А, понятно. Вам уже не до серьезных вопросов. Ну что ж, продолжим в другой раз. Выздоравливайте.

Слегка проведя рукой по макушке ученика, учитель вышел. Лили, сразу почувствовав себя свободнее, присела на краешек кровати, накрыла ладонь Северуса своей ладонью. Выдавила улыбку:

– Подрался, да?

– Есть немного, – он машинально слегка сжимал её пальцы.

– Северус… – Лили почему-то стало не выдохнуть. Все время, пока длился обед, она обдумывала, что же им делать. Если уж нельзя дружить на виду у всех и вряд ли получится видеться потихоньку – можно вспомнить, что не сводится вся жизнь к Хогвартсу. В школе они могут не приближаться друг к другу, но дома, на каникулах, никто не посмеет мешать.

– Что?

– Знаешь, я тут подумала… Если уж и тебе, и мне так плохо от того, что мы дружим…

– Мне не плохо! – он вскинулся. – И тебя я не позволю обижать. Они опять к тебе придирались, да? – черные глаза, вспыхнув, как угольки, впились в лицо девочки.

– Нет. Со мной все в порядке, но ты…

– А со мной тоже все нормально. Я просто подрался. Не надо ничего выдумывать, ладно?

– Хорошо, – Лили скисла. В конце концов, он никогда бы не согласился на её план. Вот просто так не согласился бы, из чистого упрямства, чтобы показать, что его не сломить.

Видимо, Слизнорт действительно соизволил вмешаться в происходящее на его факультете. О стычках Северуса с другими слизеринцами Лили больше не слышала, и грязнокровками их с другом разом перестали дразнить. Что до самой девочки, примириться с подругами ей неожиданно помог Ремус Люпин.

Этот скромник, умудрявшийся оставаться в стороне от всех проделок своих безбашенных приятелей, привлек, однако, к себе внимание, когда в очередной раз по состоянию здоровья не смог явиться на занятия. Он болел очень часто, раз в месяц точно сваливался, причем цеплялось к нему нечто весьма противное и заразное: его укладывали в изолятор и никого из друзей не допускали. Потом он возвращался, но такой измученный и слабый, что по нескольку дней лежал в постели в спальне мальчиков.

И вот, когда в очередной раз Джеймс и Сириус под руки привели его из Больничного крыла и проводили в спальню, Мери, с болью посмотрев вслед, сделала знак подругам, и они сгрудились вокруг нее.

– Слушайте, девчонки, ведь жалко его. Мучается так, а ведь в чем душа держится. Надо его поддержать как-то, а то мальчишки, уж на что придурки, его не бросают, а мы сидим в сторонке.

– Надо принести сладостей. Выпросим у эльфов чего-нибудь этакого, – предложила Марлин. – Открытку напишем с пожеланиями.

– А отнесет пусть Лили, – вдруг предложила Алиса. – У нее вид такой… Внушающий оптимизм.

Мери, кажется, поколебалась, но Марлин идею поддержала. Алиса села готовить открытку, остальные отправились на кухню, и через час Лили, волнуясь и стесняясь, стучалась в спальню мальчиков. Дверь распахнул Сириус Блэк.